Ветер времени

                   Ветер времени

 

 

                              Часть 1

 

Теплый апрельский вечер мягко и незаметно опустился на потемневшие от легкого моросящего дождя городские улицы. Спешащие автомобили чуть слышно шелестели по мокрому асфальту, подмигивая друг другу огнями стоп-сигналов и окутываясь мельчайшей водяной пылью, уносились в переливающуюся разноцветными гирляндами светофоров сумеречную даль. Растворялись, растекаясь широкими потоками и медленно пробирались в наполненный яркими сполохами центр мегаполиса.

Витя Кочемазов, – молодой человек крепкого сложения и приятной наружности, бодро шагал по влажному тротуару, с упоением втягивая весенний сырой воздух и вглядываясь в сияющую панораму вечернего города. Хорошее настроение вливалось с запахом весны, с ласковым шепотом легкого ветра, с шорохом просыпающихся от зимней спячки деревьев, с улыбками молодых девушек, идущих ему навстречу и прячущих в озорных глазах шалые искры лукавого женского любопытства. Слегка покачивая большой спортивной сумкой, не смущаясь, смотрел в лица прохожих, дружелюбно кивая, если встречались взглядами. В голове крутился беззаботный назойливый мотив, и Виктор мысленно подпевал неведомому исполнителю, коверкая английскую речь и нарушая музыкальный ритм.

Казалось, совсем недавно, поздней осенью, вернулся он со службы, отдав Военно-морскому флоту три года жизни, находясь за Полярным кругом и охраняя рубежи Отечества. Три долгих года не видел родного города, родителей, младшей сестры, старых друзей…

Много чего случилось за это время. После окончания техникума встретил необыкновенную, как ему казалось, девушку. Чувства были сильными, и как-то незаметно получилось, что она оказалась в интересном положении. И хотя знал – осенью идти служить, но все же, поступил как благородный идальго. Привел ее к родителям и объявил своей невестой. Крику, конечно, было много, но в октябре сыграли свадьбу, а через месяц, оставив рыдающую, с уже заметно округлившимся животом жену, он с тяжелым сердцем, зажав в кулаке повестку, явился с вещами в военкомат…

Весной родился сын, и Виктор ходил радостный, показывая всем желающим фотографию любимой с младенцем на руках. По два-три раза в неделю получал он письма, сгорая от любви и нежности, считая тянущиеся дни. Время, хоть и медленно, но все же, шло. Срок службы увеличивался, а количество писем постепенно уменьшалось. Наконец, за полгода до демобилизации поток корреспонденции от обожаемой супруги иссяк окончательно. Витя в величайшем волнении забрасывал почтамт тревожными телеграммами, уходящими будто бы в неизвестность. Родители ничего вразумительного не отвечали, и он обо всем догадался сам. Горькое чувство измены надолго поселилось внутри, разъедая тоской душу и оскорбляя любовь, все еще томившуюся в разбитом сердце.

На суд Витя не пошел. Развели и без его присутствия. Зато состоялся долгий и бестолковый телефонный разговор. На вопрос «почему?» было сказано предельно откровенно:

- Потому, что Он взрослый обеспеченный человек. Потому, что у Него есть квартира, машина и дача. Потому, что Он без ума от нее. Потому, что Он хочет усыновить ребенка. Потому, что у тебя нет ничего, жить нам было бы негде. И к тому же, все твои мысли только о спорте. Человек ты, в общем-то, бесперспективный, и неизвестно, любишь ли меня так же сильно как Он? Ведь за три года все могло измениться…

Виктор понял, что говорить не о чем. Спасибо на алименты не подала, но за это, категорически запретила видеться с ребенком, мотивируя тем, что пусть, мол, сын считает будто Он – его родной отец.

Вите, конечно, все это было дико слышать. Но поразмыслив, подумал, что нет худа без добра. Зато теперь он свободен. Свобода заключалась в том, что по утрам ходил на работу, а вечерами пропадал в зале штанги, терзая себя железом и пытаясь запредельными нагрузками прогнать печальные мысли о неудавшейся семейной жизни.

Конечно, встречи с друзьями, вечеринки, редкие знакомства – все это было. Но как-то не особо радовало это. Не расслабляло. Он все думал о жене, о сыне… И вот сегодня, сейчас, вдруг, понял, что жить – хорошо, что все вокруг – твое, все – для тебя. А прошлое – лишь какой-то странный, никому не нужный сон. Морок…

Виктор свернул к своему микрорайону и весело, чуть не вприпрыжку, зашагал по пустынной темной пихтовой аллее ведущей прямо к его пятиэтажному дому. Все вокруг было родное и знакомое. Здесь он родился и рос, знал все закоулки наизусть. Шел, вспоминая школу, детство. Тихая радость переливалась внутри. Деревья и кустарники двигались навстречу, поблескивая в слабом свете фонарей каплями искрящейся влаги. Было таинственно и тихо. Одинокие прохожие попадались редко, кутались в капюшоны и скорым шагом терялись в темноте.

Уже подходя к своему подъезду, Витя заметил что-то необычное, какую-то тень, недвижно лежащую под мокрым кустом. Не думая ни о чем, подошел ближе. Наклонился, чтобы лучше рассмотреть – и в ужасе отпрянул назад. На земле распростерся лицом вниз мертвый человек. Одетый в старую телогрейку, ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги, он лежал на животе, неловко подвернув под себя руки и уронив голову прямо в грязь. Желтая вязаная шапочка сбилась на затылок, выделяясь светлым пятном на фоне столь мрачной трагедии. В спину несчастного с нечеловеческой силой был всажен по самую рукоятку огромный нож. Прохожий был повержен предательским ударом сзади внезапно, врасплох… Видимо, он не успел даже вскрикнуть, умерев мгновенно. Без сомнения нож пробил сердце, и бедняга даже вряд ли что-нибудь осознал.

Виктор понял это сразу, представив, как некто страшный замахивается, сжимая в руке смертельное оружие. Радостное настроение тут же испарилось, уступив место пугающей тревоге и томительной безысходности.

- Что же теперь делать? Бежать домой, звонить в милицию? А вдруг убийца где-то здесь, прячется за соседним кустом? Вон шевельнулись ветки…

Он стоял, беспомощно оглядываясь и оторопев от страха. А человек внизу лежал неживой, остывший. Пожилой, видимо, мужчина. Наверняка осталась семья, дети, может внуки…

- Вот как бывает… - думал про себя Витя, не замечая, что говорит вслух.

- Живет человек, детей воспитывает, жену любит… Деньги зарабатывает. Шел, вероятно, с работы домой, а тут тебе – нож в спину. Эх, бедняга ты, бедняга!

 Присел перед убитым, сокрушаясь, что ничем уже не может помочь.

- За что же тебя так?

За соседним кустом кто-то вскочил, раздался жизнерадостный детский смех. Несколько мальчишек выскочили, согнувшись, держась за животы, и хохотали без остановки, убегая с места происшествия.

Виктор понял, что его просто-напросто разыграли подростки. С досадой пнул ногой труп, и тот легко отлетел, набитый старым тряпьем. Наконец, до него дошел смысл немудреной шутки.  Долго смеялся, представляя себя со стороны. Настроение опять поднялось, и он с легким сердцем пошел домой.

 

Утром следующего дня Виктор в красках рассказывал коллегам по работе о случившемся казусе. Мужики-обвальщики добродушно смеялись, поражаясь находчивости и остроумию современного подрастающего поколения. Говорили, что в их годы шутки были гораздо скромнее. Больше всех веселился Серега Ильин, сам любитель всяческих розыгрышей и приколов – близкий друг и товарищ.

Познакомились они в спортивном зале. Только начался 1990 год, и Виктор метался в поисках работы. С завода, куда он устроился сразу после службы, его уволили по сокращению штатов. Не проработал и трех месяцев. В стране все более ухудшалась экономическая обстановка. Давно уже ввели талоны на продукты питания. Даже на спички, мыло и соль. Табак тоже выдавали по карточкам. Кроме того, говорун-президент задумал бороться с пьянством, объявив в стране чуть ли не сухой закон. Разрешалось лишь покупать по талонам литр водки или три бутылки дрянного вина в месяц. Магазины стояли с пустыми прилавками и если что-то привозили, то вмиг выстраивались километровые очереди и продукт расхватывали молниеносно. Несчастные, не успевшие отоварить свои талоны в текущем месяце, оставались ни с чем.

Зато разрешалось говорить о чем угодно, критиковать и возмущаться. Люди дружно ругали Советскую власть, коммунистическую партию, начальство, бюрократов. А по телевидению прямой трансляцией шли заседания съездов, партконференций, хозактивов… Разгорались нешуточные телевизионные баталии, где все осуждали всех. Появилось множество утешителей-экстрасенсов. Один чудак заряжал через телевизор воду, другой всего лишь взглядом лечил любые заболевания, собирая стадионы страждущих исцеления, третий чародей энергичными пассами рук, перед телекамерами, легко оживлял давно усопших. Зрелищ хватало, хлеба – нет. Народ в невиданных количествах гнал самогон, варил из голых костей борщ и перебивался в основном картофелем, изредка пытаясь разнообразить рацион мясопродуктами сомнительного качества. Денежная инфляция уже медленно раскручивала свою беспощадную спираль. Кое-где задерживали заработную плату. Люди помаленьку дичали, не видя внятных перспектив. Выходили на улицы, митинговали, поддерживая неизвестных ораторов.

В зале, где Виктор тренировался, появился высокий громила. До двух метров роста не хватало каких-то пустяков. Весил детина немало – восемь с половиной пудов. Но характер имел веселый и общительный, и очень быстро нашел со всеми общий язык. Сергея для удобства единодушно стали называть Малышом. Постепенно они сдружились, обнаружив множество общих интересов. Серега был чуть старше, женат, и работал на мясокомбинате обвальщиком. Несмотря на то, что родился и вырос в глухом рабочем поселке, далеко от цивилизации и больших городов, выражался вполне культурно и грамотно. Много читал и неплохо разбирался в истории. Помнил немало стихотворений из поэзии русских классиков, цитировал на память запомнившиеся строки из Омара Хайяма и Мольера, и вообще удивлял своими познаниями в самых различных областях. Признался, что в юности увлекался журналом «Наука и техника», и бывало, ставил неожиданными вопросами в тупик сельских учителей. На службе в пограничных войсках серьезно пытался изучать основы философии, мечтая со временем окончить какой-нибудь гуманитарный вуз. Впрочем, знания были поверхностными, но при случае Малыш мог вполне разумно и грамотно обсуждать практически любые темы, придавая лицу умный вид и многозначительно кивая головой. Вообще, неплохим актером был друг. Потребность в лицедействе обусловливал имеющийся у него пунктик, а может, это было такое хобби или неугомонная страсть…

Безобидное увлечение выражалось в виде необходимости фееричных побед над капризным женским полом. В ход шел весь разнообразный арсенал средств обольщения. От самых простых схем, до изысканно-артистичных постановок, особенно когда Сергей был в ударе. Будто матерый хищный паук плел он свои тенета, обволакивая липкой паутиной сладких, дурманящих неопытных дев, медоточивых слов. С небывалым пафосом произносились целые тирады. Восхитительные в своей образности сравнения туманили разум. Бесподобная музыка чуть хриплого вкрадчивого голоса, заставляла жертву трепетать в предчувствии необыкновенной, неземной развязки. Соблазнитель был очень галантен и нетороплив, выдерживая многозначительные паузы и тонко подводя катарсис. Искренне восхищаясь достоинствами очередной дуэньи, искуситель легкими невесомыми движениями пальцев разрешал себе небольшую разведку боем, и если не встречал сопротивления, или же оно было незначительным, постепенно переходил в наступление по всему фронту, не забывая устную артподготовку. Такова была основная диспозиция.

Но конечно не обходилось и без изящной импровизации, ибо не каждые дамы оказывались морально неустойчивыми. В таких случаях совратитель вставал на одно колено, изображая учтивого гусара. Медленно, с достоинством целовал барышне руку, прижимая ее к своему пылающему сердцу и склоняя в глубоком поклоне голову, замолкал, остро чувствуя момент. Затем с небывалой восторженностью и удивлением открывал для себя божественную красоту тонких пальцев, поражаясь хрупкой гармоничности кистей гибких рук и пропорциональности узоров папиллярных линий узких ладоней, вспоминая учения хиромантов и предсказывая даме необыкновенное будущее счастье. Осыпая поцелуями волнительные запястья, с выражением и страстностью цитировал «Евгения Онегина». Или «Бородино». Или, бывало, Маршака… В зависимости от интеллекта и развития испытуемой. Обычно срабатывало, и женщина, не выдержав поэтического накала, без дальнейших церемоний тащила ловеласа в постель.

Если же что-то шло не так, и весталка по какой-либо причине упрямилась, Малыш, не вставая с колен, закрывал лицо широкой ладонью, смахивая якобы набежавшую слезу, отворачивался и надолго умолкал, сутуля в оскорблении спину и делая вид, будто очень огорчен и его просто неправильно поняли. Дама с жалостью смотрела на это большое животное, совершенно потерявшее голову от ее обаяния и красоты. И, как правило, примирительно оправдывалась, уже готовая полностью подарить ему себя. Но Серега не спешил, отвечая из-под ладони глухим расстроенным голосом, заставляя женщину чувствовать себя виноватой. Отрывочными фразами давал понять, что не имел в виду ничего такого, а всего лишь открыл душу, искренне наслаждаясь радостью общения…

 - А тут… Недоверие… - в голосе обида, в горле спазм, губы дрожат. 

 - Как она могла такое подумать? – встает с колен, и согбенный, раздавленный, жалкий, идет в коридор…

- Что ж, пойду я… Не поминайте лихом… - жертва бросается на шею, покрывая небритое лицо страстными поцелуями и не пуская за порог. Серега молчит, прикрыв глаза и упиваясь ситуацией. Затем, изображая безудержное влечение, хватает распаленную девушку на руки и торопливо, как драгоценный трофей, несет в кровать, срывая по пути одежды…

Бывали, конечно, неудачи, но крайне редко, и с каждой победой опыт обольщения становился богаче. Секрет тут был простой. У любодея были свои принципы отбора кандидатур. Он никогда не знакомился с умными, красивыми, блистательными женщинами, так как вероятность неудачи в таком случае возрастала тысячекратно. К тому же, как правило, у них уже были неотразимые бойфренды. Серега выбирал девушек попроще внешностью, часто приезжих студенток, либо одиноких разведенных, мало на что претендующих дам, ценящих в мужчинах лишь животный магнетизм и необузданность грубой силы. Также поощрялись работницы сфер обслуживания и служительницы муз. Молодые учительницы, медсестры, воспитательницы детских садов тоже были в фаворе. Конечно, сильно полных и дев маленького роста Малыш старался игнорировать. Но остальные, а особенно высокие худощавые, напоминающие загадочных андрогинов, фемины, всегда были в почете.

Замужних женщин сознательно избегал и из мужской солидарности искренне осуждал измены жен. Один раз попал в очень неприятную ситуацию, о чем сильно сожалел и сокрушался, навсегда запретив себе подобные игрища.

Дебелая замужняя матрона, заманила его к себе в постель, уверив, что супруг в отъезде. В самый разгар любовных баталий Серега чутко уловил пронзительный скрежет ключа в замке.

- Муж вернулся! – задохнулась полнотелая нимфа. – Прячься! – но было уже поздно.

Малыш метался по спальне в одних семейных трусах, не зная куда бежать, торопливо хватая разбросанную одежду и с ужасом представляя, как разъяренный супруг разряжает в него из парабеллума всю обойму. С грохотом падали стулья, тревожно раскачивалась люстра, по полу катилась недопитая бутылка «Шардоне», высокие бокалы с остатками вина шатались и тонко дребезжали на ночном столике.

- Что происходит? – в спальню ворвался муж…

Немая сцена. Серега стоял, успев вдеть в штанину только одну ногу. Блудница лежала тихо, как мышь, притаившись и накрывшись с головой пуховым одеялом, оставив лишь щелочки для глаз, и с величайшим смятением следила за происходящими событиями.

Муж – невысокий лысеющий человек в костюме-двойке и фиолетовом галстуке, мгновенно оценил ситуацию. Он понял все. Шатнулся как от удара, но сориентировался быстро. Бесстрашно шагнул к раздетому сатиру. Малыш обреченно сжался, зажмурился, безвольно опустив руки… Он был в три раза больше и на полметра выше этого несчастного человека и мог бы без труда справиться с ним одним пальцем. Но стоял, покорно ожидая возмездия, ибо страшный груз вины и конфуз феерического провала не давали права даже взглянуть в глаза обманутого мужа. Но тот, неожиданно протянул руку:

- Владимир…

- Сергей… – Малыш машинально ответил рукопожатием.

- Я очень прошу Вас, Сергей, не ходите к нам больше… - человек грустно смотрел в лицо.

- Да… Да, конечно. – Серега опрометью кинулся из спальни…

С тех пор, как только он видел флиртующую замужнюю женщину, перед ним вставали полные боли, страдания и невыносимой муки, глаза опозоренного супруга. И Малыш дал себе слово никогда не иметь отношений с чужими женами.

 

Что же двигало желаниями этого человека? Виктор не раз задумывался об этом, неоднократно наблюдая удивительные воплощения талантливого друга. Малышу был просто необходим неглупый компаньон, потому как волшебные феи обычно попадались парами и во избежание недоразумений, а также для отвлекающего маневра, приятель оказывался весьма кстати.

Важна была завязка, прелюдия, дебют, когда раскрывались характеры, находились точки соприкосновения, возникали взаимные симпатии. Допускался легкий обман, невинные недомолвки, искрометный гротеск. Шутки, забавные смешные истории, двусмысленные анекдоты, сыпались, будто из рога изобилия, все более очаровывая и удивляя прелестниц. Те и не замечали, как попадали в лукавые путы. Им также хотелось нравиться и обольщать. Помаленьку втягивались в процесс, сами расставляя немудреные ловушки и сплетая прозрачную пелену обаяния, используя женские хитрости, сверкая глазами, смеясь непринужденно и искренно. Томно прикрывали веки, опуская взор долу, поправляли без надобности прическу, мило жеманились, придавая лицу выражение то суровой неприступности, то полного расслабления и удовольствия, по-кошачьи выгибали спину, закидывали ногу на ногу…

Тосты, спичи, прибаутки – Серега вел застолье. Когда все уже доходили до нужной кондиции, Малыш предлагал танцы. Обычно девушки с восторгом соглашались, и первые пускались в пляс, стараясь показать себя во всем великолепии. Витя танцевать не умел и скромно сидел себе где-нибудь в углу, глотая горький дым болгарских сигарет. А друг отрывался, выделывая немыслимые па, и грациозно владея собственным телом. Превращался в галантного испанского кабальеро, изображал отважного пикадора, притворялся сицилийским карбонарием, становился аристократом на графском балу; нацепив черные очки, преображался в осторожного шпиона…

Преотлично танцевал ламбаду, лезгинку и менуэт. Вальсы и танго давались без труда. Но апогеем был медленный танец. Дама доверчиво прижималась к могучему плечу и пара мягко плыла, повинуясь чарующему узору музыкального рисунка. Кавалер что-то загадочно шептал, прильнув к раскрасневшемуся лицу танцовщицы. Сильные руки обвивали хрупкий стан, крепко и бережно прижимая к груди податливое тело. Девушка двигалась, будто в трансе, послушная воле коварного инкуба, закрыв глаза и полностью отдавая себя во власть всепобеждающего Эроса…

 

Жена Малыша догадывалась о его похождениях и временами устраивала грандиозные скандалы. Но все же, была женщиной неревнивой. К тому же совсем недавно у них родился ребенок, и она полностью погрузилась в заботы о наследнике. Серега очень гордился сыном и часто возил семью к себе на малую родину к родственникам. Супруга жаловалась на него, но свекровь утешала ее тем, что у них мол, в роду все такие. И действительно, и отец и дед и прадед Малыша, были известные в деревне ходоки и за свою жизнь соблазнили немало сельских чаровниц.

- Это у них наследственное. Гены. Ничего с этим поделать нельзя. Природа. Так что уж смирись голубушка – свекровь устало прикрыла глаза. - Уж как я со своим ни билась – бесполезно. Все они Ильины такие – кобели.

 

Сергей и уговорил Виктора идти на мясокомбинат в колбасный цех, на обвалку. И теперь они работали вместе. С раннего утра, обрядившись в накрахмаленные колпаки и белые халаты, нацепив сетчатые фартуки, надев на левую руку кольчужную перчатку, наточив до бритвенной остроты обвалочные ножи – вставали за конвейер, готовые к бою. Охлажденную говядину выкатывали из просторных холодильников, и Генка Копейкин с небывалой яростью разделывал огромные туши, швыряя на ленту задки, коробки, лопатки, шейки… Стоящие по обеим сторонам конвейера обвальщики – мужчины и женщины, хватали каждый свою часть и быстрыми расчетливыми движениями отделяли мясо от костей. Очищенные кости бросали в деревянную тележку, а мясо сталкивали в большую дыру разделочного стола. Успев поправить мусатом нож, хватали подъезжавшую лопатку или задок, и все повторялось вновь. Через пару часов тяжелой работы устраивали перекур. Рядом работал такой же конвейер со свининой, и еще два стояли обесточенными, подключавшиеся, когда шел большой поток мяса, или использовались для практического обучения студентов училища мясоконсервного комбината. Платили неплохо, но самое главное – было снабжение мясными продуктами по самым низким ценам, практически по себестоимости. На фоне нехватки продовольствия в стране и пустых прилавков магазинов – это было очень и очень кстати.

 

Конечно, народ на комбинате подворовывал. Не без этого… И людей можно было понять – у всех дети, родственники, знакомые, друзья. При поимке несунов наказание было одно – увольнение. Люди рисковали, придумывали всякие схемы, и вообще проявляли немалую смекалку.

Вырезали длинные ленты свежего мяса, заворачивали в полиэтилен, и вставляли в самодельные пояса, специально сделанные для таких случаев. В нужных местах были пришиты полоски искусственного меха, чтобы не застудить организм. Оборачивали талию, застегивали специальные крючки или пуговицы. Второй заряженный пояс пропускался между ног и крепился спереди и сзади к ремню. Затем одевалась одежда, а сверху шуба или пальто. Женщины на обвалке были в основном немолодые и пышнотелые, и умудрялись выносить на себе изрядное количество продукции. Тетя Рая, например, могла незаметно спрятать на своем теле до двадцати пяти килограмм. А вот сухонькая баба Таня несла чаще, но совсем понемногу. Зимой она ходила в огромных валенках. Никому и в голову не могло прийти, что там двойные стельки, где уютно притаились килограммовые куски чистейшей вырезки. У нее было множество внуков и пьющий зять. Никто ее не осуждал.

Малыш делал проще. Заворачивал мясную ленту в шарф, одевал, и смело шел через проходную. Наглые бабки-вахтерши бессовестно ощупывали его мощное тело, но до шеи дотянуться попросту не могли.

Женщины пробирались друг за другом гуськом. Первая незаметно передавала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей, и тихо шептала: «три» или «пять». Вахтерша беспрепятственно пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала.

Так, совершенно случайно, по дикому недоразумению, был взят с поличным старейший работник комбината, обвальщик с сорокалетним стажем, передовик производства и ударник коммунистического труда – Васька Буторин, тихий малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности и вообще прекрасный отзывчивый человек. Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон терся между ног мешая идти. Дядя Вася шел, прихрамывая, чуть враскоряку, одетый в длинное пальто с каракулевым воротником, и недопустимо увеличил дистанцию между впереди идущей сообщницей. Возле самой проходной перед ним неожиданно втиснулся какой-то ханыга с бойни. Василий хотел выкинуть наглеца из очереди, но было уже поздно. Вахтерша, услышав магическое слово «три», преградила путь ветерану.

- Попался голубчик! – глаза радостно зажглись. – Не стыдно? Пожилой ведь человек…

Подошел второй охранник. Втолкнули задержанного, в пустую комнату, заперли на засов дверь и вызвали начальника караула. Тот прибежал минут через двадцать.

- Взяли с поличным, – доложила вахтерша. – Батон колбасы нес.

- Открывайте, – начальник с удовольствием потирал руки. – Сейчас мы этого расхитителя оформим!

Расхититель спокойно стоял посреди пустой комнаты и невинными глазами смотрел сквозь толстые стекла бинокулярных очков.

- Раздевайся!

 Пригласили понятых. Василий, начал молча расстегивать пальто…

- Штаны снимай! – начальник строго смотрел на задержанного.

Брюки опустились на пол. Колбасы нигде не было. Обыскали всю комнату, раздели его до трусов. Батон исчез бесследно.

- Неужели съел? – Бабка-вахтерша в изумлении смотрела на раздетого преступника. – Но там же, килограмма два было, не меньше! – оправдывалась она перед начальником. 

- Куда оболочку дел? – глаза командира побелели от бессильной ярости. Оболочка вареной колбасы была совершенно несъедобной. Еще раз тщательно осмотрели помещение, проверили Васькину одежду, вывернули все карманы, прощупали швы. Ничего не нашли. Ветеран смотрел на них с нескрываемой усмешкой и молчал. Он вообще был малоразговорчив и побывал за свою жизнь и не в таких переделках. Так ничего от него и не добились. Пришлось отпустить.

- Матерый волчище! – подумал начальник караула. – Надо будет за ним последить…

 

Случай с Василием прогремел на весь комбинат. Он в одночасье стал знаменитым и уважаемым человеком. Из других цехов подходили незнакомые люди, тепло пожимали руку и недоверчиво косились на Васькин живот. Юные, только после окончания училища жиловщицы, показывали на него, восхищаясь выдержкой и находчивостью героя. Мало того, людская молва приписывала ему те подвиги, которых он не совершал. Прошел слух, что на самом деле вареных батона было два, а жаропрочную оболочку можно безбоязненно съедать, не опасаясь последствий. Говорили также, будто бы ему ничего не стоит вынести через проходную любое количество мясопродуктов, и что якобы у него специальное двойное пальто с потайными карманами.

Эти слухи сыграли с дядей Васей злую шутку, так как теперь за ним следили все мастера и технологи, а на проходной обыскивали в обязательном порядке. Бабке-вахтерше объявили выговор за несообразительность, а начальник караула поклялся отомстить и все-таки взять хитрована с поличным.

 

В летнее время обвальщики поступали так. Работая во вторую смену, дожидались темноты. Разведчики следили за обстановкой, заранее проверяя, не прячется ли где охранник. Затем набивали мясом или колбасой крепкий мешок или старую фуфайку. Завязывали, и с четвертого этажа, где и находилась обвалка, выбрасывали в окно. До забора было метров десять-пятнадцать, и мешок, немного не долетая, падал возле высоких бетонных плит. Внизу уже ждали принимающие и сразу же перекидывали через забор.

Все происходило очень быстро. Пятнадцать секунд – и мешок уже на той стороне. С появлением в цехе спортсменов – Виктора и Малыша, дело пошло вообще замечательно. Обладая недюжинной силой, они, предварительно раскачав мешок, зашвыривали его сразу за забор в густые заросли акации. Внизу уже никто не дежурил, и риск снизился до самого минимума. После смены мужики обходили забор с той стороны и делили добычу. Иногда сразу шли домой, а похищенную продукцию забирали свои люди, платившие хорошие деньги. Так продолжалось довольно долго и все были довольны. Пока.

Пока с мясокомбината не исчез эшелон с копченой колбасой и тушенкой. Это казалось невероятным. Накладные на двести семьдесят тонн свежей продукции, еще не успели оформить в бухгалтерии, а уже в ночь на седьмое сентября, состав беспрепятственно выбрался с территории комбината и проследовал через сортировочный узел в западном направлении. Диспетчеры сопровождали его до станции Каргат, где простояв сутки, поезд двинулся дальше, имея конечной точкой Барабинск. Затем следы эшелона терялись. Тщательные поиски не давали результатов. Лишь через две недели обнаружили дизель-электровоз и семь пустых товарных вагонов, одиноко стоящих в забытом железнодорожном тупике под Убинкой.

Резонанса удалось избежать. Дело старались не раздувать, чтобы не волновать голодный народ. По-тихому разогнали охрану, нескольких заместителей директора, и для убедительности уволили главного инженера, который давно уже надоел всем своим нытьем о чудовищном положении с техникой безопасности и вероятности техногенной катастрофы в связи с периодическими утечками аммиака.

А руководитель предприятия, как ни странно, пошел в гору, и через несколько месяцев был избран в депутаты Верховного Совета.

 

На место непутевой охраны, из поселка Линево, примчался казачий эскадрон. Казачество набирало силу в сельской местности. По всей стране, как в старые добрые времена, из поселков и деревень вырастали станицы и курени. Появлялись атаманы Сибирского казачьего войска. Новоявленные казаки с гордостью носили белогвардейскую форму, именуя себя хорунжими и есаулами. Скакали на бешеных конях, размахивая нагайками, и гремели кавалерийскими саблями. Выпустив чубы из-под лохматых кубанок, независимо бродили по территории, засунув руки в карманы широких штанов с красными лампасами. Руководил казачьей братвой суровый подъесаул Хулахупов – багроволицый плотный мужик с неимоверной длины сивыми усами, очень напоминающими моржовые бивни. Он утверждал, что его предок – гетман Хулахуп, бил турка и лихо воевал с крымчанами, и вообще, будто бы в свое время без его одобрения не подписывалась ни одна бумага в Запорожье. В доказательство легитимности происхождения он показывал всем сомневающимся истлевшую от времени родословную с расплывшейся печатью и неразборчивыми подписями.

Казаки поселились в общежитии и быстро навели там армейский порядок, разогнав ухажеров, ужесточив пропускной режим, запретив ночные гулянки и посиделки. Пытались свести с ума местных красавиц, но те только смеялись над их малороссийской речью и деревенскими манерами и закрывали на ключ свои комнаты.

По периметру комбината объезжали дозором конные патрули, имея строгий приказ: хватать и не пущать. Всех тех, кто попадался навстречу, заставляли выворачивать карманы и расстегивать одежду. Несогласных доставляли к вахмистру Подшибякину, который проводил предварительное дознание, используя запрещенные методы психологического воздействия, и до смерти запугал добрую половину работников мясоконсервного комбината. Не было пощады ни старикам, ни женщинам.

Но особо лютовал урядник Гриня Недосекин – высокий худосочный казак, обладатель несоразмерного телосложению грубого баса. Остановив грозным рыком прохожего, звонко хлеща по хромовому голенищу плетью и горяча скакуна, беспрекословным тоном приказывал испуганному человеку предъявить похищенное или приготовиться к досмотру. Каурый рысак напирал грудью, вставая на задние ноги и грозя передним копытом выбить дух из несогласного. Человек в страхе пятился, пугаясь за свою жизнь, и покорно расстегивал пуговицы, с ужасом глядя в выпученные глаза Грини, очень напоминавшего в этот момент разъяренного кентавра.

Буквально за несколько недель воровство практически прекратилось. Люди притаились, выжидая дальнейшего развития событий. Акции с вышвыриванием мешков приостановили, ибо всадники контролировали и ту сторону забора, появляясь внезапно и непредсказуемо. Народ приуныл, не зная как теперь быть. Но Малыш проявил немалую находчивость, обнаружив, что другая сторона здания выходит окнами на родильный дом №2, огороженный глухим забором. Правда до него было метров тридцать пять, не меньше, и, конечно же, мешок нельзя было добросить. Серега объявил, что нужно сделать мощную баллисту и дело обязательно наладиться. На следующий же день без промедления приступили к изготовлению. Купили в аптеке десять пятиметровых рулонов бинтовой резины. Умельцы скрутили два тугих жгута по пять рулонов в каждом. Соединили их двойной кожанкой, вырезанной из старых сапог. С каждого конца привязали большие крючки, сделанные из металлического прутка. Крепили крючки к трубам отопления, проходящим по обе стороны оконного проема. Получалось что-то типа детской рогатки, только больших размеров. Малыш называл орудие – баллистой. Было принято решение - сегодня же вечером провести испытание. Послали своего человека дежурить на территорию роддома, и он там, слившись со счастливыми молодыми отцами, внимательно следил за сигналом.

Обвальщики сняли раму, закрепили крючки. Серега, завернув в кожанку палку сервелата, с большим трудом отходил назад, растягивая тугие жгуты. На помощь кинулись два добровольца. Схватившись, за спины друг друга, они, упираясь в пол скользящими подошвами, продвинулись еще на метр. Когда силы уже были на исходе, Малыш разжал непослушные пальцы. Снаряд кувыркаясь, с огромной скоростью устремился в ночное небо. Убойность баллисты была невероятная. Колбаса улетела метров за семьдесят, мягко приземлившись на крышу роддома. Чудом не попали в светящееся, закрытое плотными шторами окно, за которым наверняка лежали роженицы.

Вторая и третья попытка прошли очень успешно. Хватило и двух человек для натягивания резины. Серега, как опытный наводчик, быстро пристрелялся. Но был подан тревожный сигнал снизу о появлении неприятеля. Орудие сняли, раму приладили на место, и стали анализировать полученные данные. Скорострельность была небольшой, не более двух выстрелов в минуту, а на всю акцию нужно было не менее двадцати минут. Необходим был отвлекающий маневр.

Пожертвовать собой взялся дядя Вася Буторин, давно уже изнывающий без настоящего дела.

Операция началась через несколько дней, в 22.00, когда уже достаточно стемнело. За пять минут до начала, Василий вышел из цеха на территорию и принялся бесцельно болтаться туда-сюда. Он играл роль подсадной утки. Казаки увидели подозрительного человека и на рысях рванули вперед. Василий бросился бежать, уводя преследователей подальше от места проведения операции. Когда его уже стали настигать, он со всех ног кинулся в темневшие возле забора сплошные заросли бурьяна и лопухов. Юркнул в самую гущу и затаился. Казаки видели, что беглец сиганул в непролазные дебри, но ничего не могли рассмотреть.

- Ничего, не уйдет гад! – зазвучал октавой голос Грини Недосекина. – Скачи за подмогой и фонарем! – прорычал он напарнику.

Тот умчался, и через пять минут на место происшествия прибыл весь караул. Осветили фонарями лопухи. Василий осторожно следил, отражая стеклами очков слепящие лучи, и как мог, тянул время.

Сначала его просили по-хорошему покинуть убежище. Но он упорно молчал. Тогда Гриня предпринял попытку прорваться сквозь густые джунгли и силой вытащить нарушителя. Но дядя Вася, сжимая в руке брызгалку с водой, пустил плотную струю прямо в лицо уряднику.

- Брызгается, гад! – Гриня закрыл лицо руками.

- Это кислота. Серная… - отозвался Василий.

- Сволочь! – заревел казак, и все вокруг всполошились, отойдя на всякий случай подальше.

- Что у меня с лицом? – ревел испуганный Гриня.

На него смотрели с жалостью. Кто-то ляпнул:

- Врача надо! – и урядник забился в истерике. Через несколько минут он перестал биться и, размазывая по лицу счастливые слезы, обрадовано возопил:

- Да это же вода, братцы! Вода!

Всей гурьбой кинулись в бурьян, выволокли героя наружу, отобрали брызгалку. Обыскали и тщательно осмотрели все вокруг но, ни следа мясопродуктов не нашли. Заломили ветерану руки и потащили на дознание. Напоследок Гриня больно хлестнул его нагайкой чуть ниже спины. Василий оскалил в усмешке зубы и так сверкнул на урядника полными бешенства глазами, что Гриня здорово струхнул.

Операция прошла успешно. За двадцать минут в ускоренном темпе накидали на территорию роддома сорок семь палок сервелата. Посыльные собрали трофеи в рюкзаки и растворились в сумеречной мгле. Все прошло тихо и аккуратно.

Василия доставили в кабинет к Подшибякину. Он своим упорным молчанием и бесстрашными улыбочками довел вахмистра до нервного срыва. Недозволенные психологические приемы не работали. Полночи бился дознаватель, но Василий только презрительно улыбался и не проронил ни слова. Так и не удалось узнать, для чего он прятался в лопухах, а главное, зачем он брызнул водой в лицо Недосекину. Ничего не добившись, отпустили восвояси.

Утром доложили о происшествии директору комбината. В качестве вещественного доказательства предъявили пустую брызгалку. Директор долго и внимательно разглядывал оружие.

- Ну и что? – спросил он стоящего навытяжку Хулахупова.

- Вот!.. – объяснил казак.

- Вы что там, все с ума посходили, что ли? – директор разозлился.

- Никак нет.

- Идите... – устало махнул рукой начальник. – И заберите это…

 

Этот поступок поднял рейтинг Василия до небывалых высот. Все понимали, что он человек-кремень. Мужики удивлялись его бесшабашной лихости, а женщины закормили триумфатора домашней сдобой и приглашали его к себе за стол пить смородиновый чай, с уважением угощая карамелью. Ветеран довольно щурился от оказанного доверия и ни от чего не отказывался.

Обвальщики поклялись отомстить Грине и заодно провести новую акцию. Подговорили молодую бойкую жиловщицу Антонину, за которой долго и безрезультатно ухаживал бравый урядник. Объяснили, как нужно сделать, пообещав щедро рассчитаться после операции. Но девушка гордо пояснила, что ради дяди Васи она готова все сделать и без вознаграждения.

В один из дней, когда была вторая смена, на обеденном перерыве накрыли импровизированные столы.  Достали всякую снедь, домашнюю выпечку, немного вина, и дружным, небольшим коллективом принялись отмечать день рождения бригадира, не позабыв для маскировки усадить за стол дежурного мастера и технолога. Громко шумели, поздравляя именинника. Девчонки сидели на подоконнике у открытого окна и ждали, когда появиться Грицко со товарищи. Увидев конных казаков, девушки радостно замахали им руками, призывая подняться на минутку.

Бойцы недоверчиво поглядывали наверх, но юные жиловщицы так настойчиво уговаривали и многозначительно закатывали глаза, так волнительно смеялись и шутили, что Гриня принял решение спешиться. Привязали коней, поднялись на четвертый этаж. Там им на шею бросились, изображающие подвыпивших соблазнительниц, хитрые девицы и, не принимая никаких возражений, потащили за стол. Налили полные бокалы вина.

Малыш произносил длинный двусмысленный тост, отвлекая внимание. Пока казаки, открыв рот, пытались понять застольную речь оратора, девушки незаметно влили им в бокалы по полному пузырьку лекарства «Слабилен». Вообще-то, для достижения эффекта хватило бы и десяти-пятнадцати капель, но Серега, добывший препарат и придумавший всю постановку, велел для верности использовать снадобье полностью. Прижимаясь к охранникам и мило улыбаясь, проследили, чтобы все было выпито до дна. Кормили с ложечки незадачливых вояк, подкладывая самые лучшие куски. Все прошло гладко и незаметно. Перерыв подходил к концу.

Антонина сидела у Грини на коленях и счастливо смеялась, глядя в суровые глаза и предвкушая дальнейший исход. Затем впилась долгим поцелуем, окатив его холодные губы жаркой волной нетерпеливого желания. Гриня чуть с ума не сошел от неожиданной радости. В животе что-то громко булькнуло. Он вновь потянулся губами, но искусительница легко соскользнула и призывно смеясь, бросилась к выходу. Все одобрительно захлопали, поощряя влюбленных, и Гриня кинулся вслед.

Обед закончился, люди неторопливо потянулись к своим рабочим местам.

Казак пробирался крадучись, высматривая в темных закоулках коридора прятавшуюся беглянку. Неожиданно, сбоку, выскочила Антонина и с веселым криком:

- Не догонишь!.. – скрылась за поворотом.

Так, незаметно, она заманила Гриню в огромный холодильник, а сама, прикрываясь висевшими на крючках мясными тушами, выскользнула за дверь. Дежуривший у выхода дядя Вася с недоброй усмешкой закрыл автоматическую дверь, и выключил в холодильнике свет.

Какие муки, какую панику, какой ужас испытал Гриня, метаясь в кромешной тьме, ударяясь и беспрерывно наталкиваясь на мертвые замороженные туши животных, не находя выхода и ничего не видя вокруг, можно было только догадываться. Истошные душераздирающие вопли и жалобные призывы о помощи слабо раздавались из-за плотно закрытых дверей. Василий долго слушал, как мечется неприятель. Но вскоре крики стихли, и установилась мертвая тишина. Это начал свое коварное действие «Слабилен», интенсивно расслабляя организм.

Тем временем, оставшиеся два бойца, садились уже на коней, чтобы продолжить дозор, но почувствовали неладное. В животе непрерывно тянуло книзу, не давая и минуты на размышление. Неприятные ощущения усиливались с каждым мгновением, казалось, еще чуть-чуть и что-то лопнет внутри. Казаки стремглав бросились наверх, пытаясь не опоздать. Но мстительные обвальщики закрыли туалет на ключ. Тогда несчастные, позабыв обо всем, ворвались в женский санузел, и надолго заперлись в кабинках.

А в это время, используя мощь баллисты, было сделано девяносто восемь выстрелов. Такого богатого улова не было за всю историю мясокомбината. С лихвой хватило всем участникам операции.

Гриню выпустили только через полтора часа, совершенно окоченевшего, озябшего и раздавленного собственным ничтожеством. Он, конечно, догадался, что Антонина его обманула. Но отчего так сильно прихватило живот?

Следующим утром раздраженные увиденным зрелищем уборщицы, страшно ругались, убираясь в холодильнике…

 

Впрочем, казачья служба по охране государственной собственности закончилась так же неожиданно, как и начиналась. Совсем незаметно, сверхбдительные воины стали сами подворовывать. Продавали товар желающим, а излишки переправляли в свои станицы. На этом они и погорели.

Автоинспекторы за городом случайно остановили легковой фургон, набитый украденными мясопродуктами. Водителя быстро раскололи, и он рассказал все.

Сообщили кому следует, и решив не возбуждать дела, чтобы не волновать народ, просто тихо избавились от нахлебников.

И опять на проходной знакомые бабки-вахтерши шаловливыми руками обыскивали работников.

 

                               Часть 2

 

Напряженная атмосфера в стране ощущалась все сильнее. Предчувствие больших перемен накатывало тревожными волнами. Весь мир с замиранием следил за разоружением великих держав. Уже закончили войну в Афганистане, разрушили Берлинскую стену, начали вывод войск из Германии. Существенно сократили количество ядерных боеголовок. Наступил период политической разрядки, консенсуса. Но экономическое положение только ухудшалось. Народ туже затягивал пояса, проводя все свободное время в бесконечных очередях, и недовольно роптал, проклиная политиков, власть, капиталистов. В некоторых республиках тлели очаги национального недовольства, случались массовые выступления, переходящие в рукопашные схватки. В паровом котле государства все нарастало внутреннее давление, люди не знали, на что надеяться, пораженные итогами гласности. Оказалось, что в стране все очень плохо, все рушиться, а будущее совершенно не обнадеживает. Президент всех уговаривал, утешая, что это мол, такое ускорение и нужно немного потерпеть. Намекал, будто заграница нам обязательно поможет. Ему уже никто не доверял. Граждане вскапывали свои земельные участки, обрабатывали сады, сажали огороды. Дачи превратились в подсобные хозяйства. Наступили смутные времена, и люди выживали, как могли.

А у Виктора неизлечимо тяжело заболел отец. Пребывая в подавленном настроении, медленно, но неукротимо худел, терял аппетит, глубоко переживая за дальнейшую судьбу своей семьи. Родители работали на предприятиях военно-промышленного комплекса и с начинающимся развалом страны заводы просто остановились, не имея заказов и государственного финансирования. Многих отправляли в бессрочные отпуска, оставшиеся же для обслуживания оборудования люди, получали копейки. Сестра оканчивала школу, и ее будущее, как и будущее многих миллионов молодых людей, а также и всей огромной страны, представлялось весьма туманным.

Отец сильно сдал. Появились боли. После долгих хождений по врачам и сдачи всевозможных анализов, выяснился страшный диагноз – онкология. Предложили немедленную операцию, и он с надеждой согласился, веря в отечественную медицину и не видя другого выхода. Положили в городскую больницу, проводили обследования. Виктор с матерью, сестрой и близкими родственниками часто навещали его.

Теплыми майскими днями сидели на улице, разговаривали обо всем, шутили, улыбались. И хотя все знали о роковой безысходности, все же держали далеко в глубине души, слабый огонек надежды, уповая на чудо. Рядом, на скамьях сидело множество таких же онкологических больных со своими семьями, друзьями… Гуляли по асфальтовым дорожкам, наслаждаясь запахом молодых, распустившихся тонких листьев, любовались насыщенным ярко-желтым цветом первых весенних одуванчиков, осязали ласковое дуновение озорного ветерка, играющего искрящимися солнечными бликами, вслушивались в шорохи просыпающейся земли, набирающих силу высоких деревьев, созерцали нежно-бирюзовый ковер юных трав, раскинувшийся восхитительным пейзажем по всей территории. Навсегда запоминали исполненные жизни, любимые лица родственников, друзей, знакомых. Чутким взглядом ловили каждый жест, мимику, выражение глаз, смысл слов… Не хотели расставаться, отпускать дорогих, единственно близких людей, понимая, что с каждым мгновением заканчивается обратный отсчет. Их взгляды были грустны, мудры и мужественны. Их не пугало скорое свидание с вечностью. Они просто готовились к встрече с ней, мысленно прощаясь с земным великолепием. Всех их, одетых в синие халаты, не старых еще мужчин и женщин, объединяло одно. Печать. Печать смерти на страдающих ликах проступала явно, бескомпромиссно, проявляясь в скорбных морщинах, в прозрачной белизне истонченной кожи, в расширенных зрачках, таивших в себе неугасимый огонь жажды жизни, в слабости рук, в бесстрастности желаний. Это были уже другие существа…

Бывало, Виктор приходил с Сергеем, и после, они отправлялись в спортзал, ощущая непонятное, щемящее чувство вины перед этими людьми. Малыш, как обычно шутил, рассказывал отцу всякие удивительные истории выздоровления безнадежных больных, приводил примеры, внушал оптимизм. Но было видно, что он удручен и расстроен, и очень переживает.

Операция прошла успешно. Отца выписали, и он медленно ходил по квартире, опираясь на трость. Как будто начал поправляться, чуть окреп и уже самостоятельно выходил гулять на улицу. Но появились метастазы, и он стал быстро угасать.

Днем тринадцатого января началась агония. Разметавшись без сознания, громко, сдавленно хрипел и стонал, мотая головой. Принесли пенсию по инвалидности, и почтальонша требовала личной подписи больного. Виктор провел ее к постели умирающего, и удивительно, отец очнулся на мгновение, поставил подпись слабеющей рукой, обвел все вокруг внимательным, но уже невидящим взглядом, и тут же, окончательно впал в забытье.

Пришла с работы мама, вернулась сестра. Позвонили дядьке, попросили придти. Все собрались у смертного одра. Сидели, тихо вытирая горькие слезы, сжимая его тонкую руку. Отец не приходил в сознание, всхрапывая все реже и реже. И наконец, глубоко вздохнув в последний раз, вытянувшись и замерев, навсегда покинул бренную землю.

Что-то ударило в сердце, оглушило, взорвалось тысячами осколков, подхватило, понесло… Виктор вскочил на ноги, не помня себя от горя. В тумане видел, как рыдают родные, как дядька зачем-то снимает с петель межкомнатную дверь. Вытирая бегущие без остановки слезы, в сильнейшем смятении бросился на мороз, едва успев нацепить шапку и пуховик. Шел, куда глаза глядят, по вечернему городу, не видя дороги, не зная направления. Острое чувство несправедливости, какой-то обиды, жгло изнутри, разъедало сраженное бедой сердце. Отцу было всего сорок шесть…

Сам не упомнил, как оказался дома у Малыша. Сидели за столом, пили водку, поминали. Виктор заливал в себя алкоголь стаканами. Ничего не брало. Горькие воспоминания об отце разрывали душу.

В молодости, батя часто ходил в лес на лыжах, и привозил оттуда маленькому Вите «заячий хлеб». Он не знал, что обычный кусок белого хлеба ложился в карман куртки и за много часов, промерзал на холоде насквозь. Отец говорил, что встретил в лесу зайца, и тот просил передать сыну гостинец. Хлеб казался необычайно сладким и вкусным.

Когда Виктор немного подрос, отец научил его стоять на лыжах, и они надолго уходили в лес. На обратной дороге Витя уставал и сильно мерз. Отец грел ему своим дыханием окоченевшие пальцы и сильными руками растирал побелевшие уши и щеки. А он все хныкал, и отец быстро разводил костер. Они долго грелись возле огня. Затем отец скреплял несколько лыжных палок вместе, беря сына на прицеп, и с невероятной скоростью летел по искрящейся в солнечных лучах лыжне. С еловых ветвей осыпался пушистый снег, ветер свистел в ушах, клубилась снежная пыль. Витя смеялся от восторга, представляя, что они несутся по сказочному лесу и никакие волки и медведи ни за что не смогут их догнать…

Вите было лет пять, когда отец взял его кататься на теплоходе. Они сидели на верхней палубе и любовались широкой рекой. Остановились у какой-то пристани, и отец с дядькой, велев ждать их, ушли. Витя увидел, что они уже на берегу и куда-то уходят. Ему показалось, что его бросили. Он со всех ног кинулся вдогонку. Спрыгнув с шаткого трапа на песок, метался среди входящих и выходящих пассажиров, в панике хватая людей за рукава. Наконец, зарыдав, опустился на землю и закрыл лицо руками. Сквозь слезы видел, как отходит от пристани теплоход, как тревожно бегают по палубе отец с дядькой, разыскивая его. Он вскочил, закричал, замахал руками. Его заметили, но теплоход быстро удалялся и вскоре исчез в сияющей речной дали. Он остался совсем один.

Неподалеку загорала молодая семейная пара с ребенком. Они все видели. Пригласили мальчика Витю к себе, накормили, успокоили. Через несколько часов, на обратном пути, теплоход вернулся. Отец с виноватым видом очень просил ничего не рассказывать матери.

Эти эпизоды детства так ярко вспомнились Виктору. Он с невыносимой грустью и тоской рассказывал об этом тестю и жене Малыша, не забывая опрокидывать рюмку за рюмкой и вытирая бегущие слезы. Сергей слушал, стоя чуть в стороне, понурив голову и надолго замолчав. Внезапно схватил остро отточенный нож и с силой полоснул себе по пальцу, развалив мякоть до кости. Все вздрогнули от неожиданности. Жена вскрикнула, бросилась бинтовать рану. А он стоял, не зная чем помочь убитому горем другу, и алая кровь стекала на пол тонкой струей, а глаза остановились, полные слез…

После похорон, Виктор, чуть успокоившись и взяв себя в руки, с невероятным усердием погрузился в тренировочный процесс, стараясь спокойнее вспоминать о тяжелой утрате, и свято храня светлую память о безвременно ушедшем отце.

Поступок Малыша, исполненный беззаветной жертвенности, навсегда впечатался в душу Виктора.

 

 

                                * * * * *

 

Вскоре, в тренажерном зале появились три сногсшибательные молодые красавицы. Иногда вместе с ними занималась обаятельная зрелая женщина с приятным округлым интеллигентным лицом. Девушки вели себя очень независимо, делая вид, что их ничего кроме собственной персоны не интересует. Часто смеялись, и не отводили критических взглядов от многочисленных зеркал, внимательно разглядывая себя со всевозможных ракурсов, будто бы готовились к важным фотосъемкам. Потрясающие стройные фигуры в обтягивающих длинные, безупречной формы, тонкие, но сильные ноги, черных трико. В коротких, тугих майках-топах, открывающих волнующую белизну плеч и линию груди. С сияющими золотыми волосами, прихваченными в узел голубыми и красными лентами, и спадающими сзади наподобие хвоста. С прямой величественной осанкой, тонкой талией и притягивающим заинтересованные мужские взгляды плоским животом, производили на неискушенных любопытных физкультурников неизгладимое впечатление. Изображая равнодушие, они бросали частые, быстрые взгляды, украдкой, как будто бы невзначай. Но девушки были, несомненно, опытными в таких играх, и без малейшего труда просчитывали немудреные мужские хитрости. Спортсмены смущались, краснели, уводили в стороны, бегающие от непонятного стеснения глаза. Иногда, зазевавшийся не успевал отвести взгляд и сидел, открыв рот, остановив зачарованный взор, наблюдая, как девицы тренируют внутреннюю поверхность бедер. Рассерженные дамы одновременно устремляли на любознательного огнепалящие яростные взгляды, и недалекий ценитель мгновенно покрывался испариной, исходил малиновыми пятнами, и в смятении кидался то к одному спортивному снаряду, то к другому, мечтая провалиться сквозь землю от прожигающих флюидов. Девушки внимательно следили за мечущимся недотепой, и когда тот, не находя себе места, в состоянии легкой паники покидал зал, они очень громко и весело смеялись вслед. Это очень отрезвляло неосторожных донжуанов. Никому не хотелось оказаться в неловкой ситуации, все боялись оскорбить свою чувствительную гордость. Насмешницы, подобно античным богиням, грациозно передвигались, иногда чуть пританцовывая под негромкую музыку, льющуюся из колонок кассетной стереосистемы, и совершенно игнорируя окружающих.

И Виктор, и Сергей, здорово приуныли. Уровень красавиц был совершенно недосягаем. Другие девушки в спортзале, абсолютно поблекли на фоне столь блистательного триумвирата. Возмутительницы спокойствия интересовали всех.

Андрея Колобко – старшего тренера клуба, который по должности показывал и объяснял им различные упражнения, забросали вопросами. Но он лишь таинственно улыбался и уводил разговор в сторону. Тренер без сомнения знал многое, но по какой-то причине предпочитал помалкивать.

Несколько недель неизвестности только раззадорили интерес занимающихся. Нимфы тренировались старательно, по-прежнему взирая на всех свысока, временами окатывая особо ретивых презрительными усмешками.

Зато их подруга, – вполне симпатичная пышнотелая наяда, улыбалась приветливо и открыто, заинтересованно оглядывая пытающихся произвести на нее неизгладимое впечатление мужчин. Те, в свою очередь, упруго пружинили на вдохе грудь, принимали глубокомысленные позы, неприметно напрягали мускулы, позировали, сами того не замечая. Рассуждали о чем-то друг с другом и вообще, старались казаться гораздо  умнее, чем на самом деле.

Иногда подруги не скрываясь, шептались о чем-то, видимо обсуждая какие-то важные вопросы. Загадочные дискуссии заканчивались веселым смехом, что ставило мужскую часть коллектива в состояние полнейшего недоумения. Делались различные предположения, выдвигались невероятные гипотезы, возникали споры. Небольшая часть физкультурников стояла за то, что это заезжие стриптизерши из Москвы, совершенно случайно задержавшиеся в городе после гастролей. Им возражали, говорили, что не может того быть, ибо с  такой физической подготовкой и осанкой они являются не кем иным, кроме как ведущими программы ритмической гимнастики и аэробики, и даже кто-то точно видел их по телевидению. Но Малыш, по каким-то лишь одному ему ведомым приметам, утверждал, что прелестницы, скорее всего из балетных, и что якобы одна из девушек исполняла на сцене Академического театра роль Офелии в прошлом году. Приятель Виктора, Эдик Разуваев - молодой перспективный спортсмен, и вообще неплохой парень, был категорически не согласен, заявив, что, скорее всего это дамы полусвета, богема, не имеющая к театру никакого отношения, а вращающаяся в дипломатических кругах, посещая многочисленные приемы и рауты в иностранных посольствах, и по заданию спецслужб, сводящие с ума иноземцев. Ему объяснили, что он еще слишком юн, неопытен, и видимо насмотрелся в видеосалоне американских боевиков.

Загадочные дивы долго не давали покоя, но вскоре наконец-то все выяснилось.

После тренировки Андрей попросил Малыша, Виктора и Эдуарда, задержаться. Оделись, вышли на улицу, и направились в молодежный клуб «Отдых», находящийся неподалеку. Надо сказать, что «Отдых» по тем временам был единственным фешенебельным дискоклубом в городе. В основном молодежь собиралась в многочисленных Домах культуры и на танцплощадках при общежитиях. Билетов на танцевальный вечер в «Отдых» было не достать. Самые красивые девушки, «золотая молодежь», представительные мужчины и женщины, богатые гости и люди в «авторитете», составляли основную публику. Конечно, устраивались новогодние вечера и для заводчан, гремели летние балы для выпускников, регулярно проводились детские спектакли и утренники для школьников.

Вот туда и направлялись любопытные спортсмены. В холле их встретила Екатерина Карловна, – та самая приятная дама, подруга таинственных обольстительниц. Но она оказалась никакая не подруга, а режиссер, художественный руководитель клуба.

Красавицы наверху, в гримерке, пили кофе и встретили парней приветливыми улыбками, пригласив за стол. Ребята, кроме Андрея, очень смутились, побледнели от неожиданности. Плюхнулись в низкие кресла, чуть не опрокинув на себя кофеварку. Малыш по неосторожности уронил стул. Тот, падая, зацепил стоящего манекена, который в свою очередь обрушил вешалку с верхней одеждой, упавшей прямо на сконфуженного Эдика, тонко вскрикнувшего от испуга. Всем стало смешно и обстановка разрядилась.

Девушки оказались артистками и танцовщицами кордебалета, и были основной ударной силой в труппе Екатерины Карловны, участвуя во многих художественных мероприятиях. Познакомились. Балетным феям было лет по двадцать пять. Режиссеру чуть за тридцать. Ольга и Елена были замужем, Марина – нет. Она подозрительно долго останавливала взгляд на Эдуарде, и тот, не зная куда прятать руки, вел себя очень напряженно. Андрей общался непринужденно, он всех хорошо знал, а Сергей с Виктором не ведали как себя вести и помалкивали. Малыш пробовал было пошутить, прочитав несколько строк из Ходасевича, но его никто не понял, и он стушевался в растерянности. Это был не его контингент и Серега терялся, волнуясь, чтобы не показаться обескураженным.

Но девушки весело щебетали, смотрели, не смущаясь в глаза, и угощали пирожными. От неожиданности Малыш съел три штуки, оставив Екатерину Карловну с пустым блюдцем. Та поблагодарила его от всего сердца, заявив, что давно уже мечтает похудеть. Серега от стыда чуть не провалился. Опустив глаза, с легкой обидой в голосе, пообещал в следующий раз принести аж шесть тортов и чай с бергамотом. Девушки смеялись от души, гладили его по голове и всячески утешали, уговаривая не стесняться и подчеркивая, что у них тут все запросто, без церемоний.

В двери с любопытством заглядывали какие-то разбитные, в невероятных театральных нарядах, личности. Обводили шальными глазами присутствующих и, спросив что-то у режиссера, стремительно исчезали прочь. Особенно запомнился один беззаботный артист, изображающий отвратительного пятипалого моллюска, и похожего лицом на сказочного Конька-Горбунка. Это был известный в городе диджей, ведущий всех дискотек в «Отдыхе». Он улыбнулся таинственно, и произнеся загадочную фразу: - Быть или не быть, вот в чем вопрос! – моментально испарился, оставив ошарашенных парней в состоянии необъяснимого конфуза.

Вскоре к пирующим присоединилась еще одна очень приятная девушка – Евгения.

Екатерина Карловна, оглядев всех внимательно, объявила, что теперь все в сборе, и она хочет объяснить цель собрания. Оказалось, она давно уже мечтает создать серьезную постановку – грандиозную эзотерическую мистерию, где под эгидой вечно актуальной темы отношений между мужчиной и женщиной, будет разыграна фантастическая феерия из различных известных эпизодов народного эпоса и мировой истории. Из Москвы пришло «добро» на реализацию проекта с использованием местного финансирования.

Принимать будет высокая комиссия из министерства культуры, и от результатов будет зависеть дальнейшая судьба не только художественного руководителя, но и всего творческого коллектива. Артисты подобраны замечательные. Но основной фишкой музыкальной мистерии станет великолепный номер с участием четырех прекрасных девушек и мускулистых юношей. Именно поэтому долго и скрупулезно отбирали и обсуждали кандидатуры. Остановились на самых достойных. Если ребята не возражают, то с завтрашнего вечера начнутся репетиции.

Парни заколебались было в нерешительности, но обольстительницы, подойдя очень близко к каждому из них, прижавшись телом и заглянув в глаза, радостно сообщили режиссеру:

- Они согласны!..

Екатерина Карловна обаятельно улыбнулась, и пообещала, что ребята не пожалеют. Только нужно очень постараться, чтобы шоу-программа засветилась красками, заиграла радужными огнями, заискрилась блеском исполнительского мастерства. Поразила бы зрителей глубиной смысла и философской аллегорией.

Вместе с раздавшимися аплодисментами на столе появилось шампанское. Андрей громко хлопнул вылетевшей пробкой и наполнил высокие бокалы…

 

Начались изматывающие репетиции. Художественный руководитель была требовательной чрезвычайно, заставляя много раз повторять неудавшиеся дубли, вновь и вновь отрабатывая каждое движение до автоматизма. Даже опытные участники роптали и жаловались на суровую бессердечность требований. Екатерина Карловна оказалась женщиной очень жесткой и властной, не терпела никаких возражений и слез. Но все понимали предстоящую серьезность музыкальной постановки и держали себя в руках. Впрочем скоро все пошло хорошо, участники быстро понимали свою задачу и проявляли таланты не жалея себя. Было задействовано немало народа. Кроме самих актеров, в спектакле также принимали участие осветители, звукооператоры, художники-оформители, костюмерши и гримерши. Хватало работы и рабочим сцены, беспрестанно тягавшим туда-сюда тяжелые декорации.

Репетировали целыми днями, питаясь как попало и выкуривая безумное количество сигарет. Парни подключались ближе к вечеру, когда основная часть умаявшихся артистов уже неважно соображала. Девушкам доставалось больше всех, они участвовали в каждом номере. На них лежала огромная ответственность за судьбу феерической мистерии. Ходили усталые, осунувшиеся, злые, но все такие же красивые и блистательные, появляясь то в одном, то в другом театральном наряде. Яркие, соблазнительные, недосягаемые… Ребята понимали, что обречены быть всего лишь оруженосцами при прекрасных дамах, хотя у Эдика теплилась еще какая-то надежда. Марина благоволила ему, но от нее как от более опытной партнерши, он получал немало затрещин и оплеух, путая шаг и сбивая общий ритм, отчего всем приходилось начинать танец сначала. Виктору определили Ольгу, Сереге – Лену, а Андрея поставили с Женей. Они были добрее, да и парни все же постарше и серьезнее. А Эдик огребал в полной мере, виновато улыбаясь и пряча глаза, но кажется, ему это очень даже нравилось.

В выходные и в среду в клубе шли дискотеки, и ребята в эти дни отчаянно тренировались, набирая форму, так как хотелось выглядеть внушительно.

Отношения в труппе были весьма доброжелательными. Часто после репетиций устраивали импровизированные капустники, читали стихи, в лицах изображали всякие смешные миниатюры из жизни. Серега упивался общением с актерской братией. Это была его стихия, его ареал, его среда обитания. Оказалось, что таких талантливых престидижитаторов здесь немало, и он будто расправлял крылья, перенимая опыт и оттачивая свое актерское мастерство. Конечно, все дамы в труппе были искушенными, и весело смеялись его шуткам, понимая с полуслова все неумело завуалированные желания искусителя, но соблазнить себя совсем не спешили, изящно отшучиваясь и уходя от двусмысленных тем. Это не касалось четырех красавиц. Думать об этом считалось крамолой, хотя девушки были со всеми очень приветливы. Неугомонный Малыш решился было попытать счастья у костюмерш, но как-то не сложилось. Он пугался, жалуясь Виктору, что теряет квалификацию, но друг справедливо замечал, что народ тут непростой, более высокого уровня, и рассчитывать на что-либо можно только при желании серьезности отношений. А разбрасывать себя по пустякам никакая девушка здесь не будет, ибо не обделена мужским вниманием. Про античных богинь нужно забыть вообще, так как в круг их интересов спортсмены совершенно не входят.

 

Премьера приближалась. После генеральной репетиции и легкого безалкогольного застолья, засидевшись за интересными разговорами в клубе допоздна, Екатерина Карловна попросила Виктора проводить ее домой. Он оробел, но не подал вида. Медленно шли по ночному городу. Женщина говорила о своей работе, о предстоящем спектакле. Потом незаметно перешла на разговор о нем. Виктор подробно рассказывал о себе. Она слушала внимательно, сочувственно кивая и задавая иногда уточняющие вопросы. Ему было приятно, что интересуются его жизнью, и он, не таясь, открывал душу. Когда подошли к ее подъезду, она предложила зайти в гости выпить чаю. И Витя не смог отказаться. Вообще чудилось, будто бы между ними установилась невесомая связь, что-то нематериальное и бестелесное, какая-то энергетическая близость.

Долго беседовали в ее однокомнатной квартире. Когда он уже собрался уходить, она сказала:

- Подожди Виктор, мне нужно с тобой поговорить, – посмотрела на него внимательно, и вдруг выпалила:

- А ведь я ведьма!..

У Вити от изумления открылся рот.

- Как?

- А что тебя удивляет, я с четырнадцати лет ведьма – она спокойно и весело, наслаждаясь эффектом, смотрела в глаза. – Может, ты думаешь, что все ведьмы – старые противные бабки?

- Н-нет… Не знаю, – пролепетал он от неожиданности. – Но ведь Вы же, добрая…

- Добрая? Да, я добрая. И хотя знаю многие заклятья, обряды и ритуалы, могу навести и порчу и сглаз, болезнь и саму смерть наслать, но могу и исцелить, убрать проклятье, в делах помочь… Еще ни разу не использовала я свои знания во зло.

Витю взяла оторопь, он как-то сразу забоялся.

- Я специально позвала тебя. Хочу погадать. Прошлое твое расскажу, а о будущем умолчу, будущее буду знать только я.

- Давай посмотрим ладонь, – она взяла его левую руку.

- Ну вот, все очень хорошо видно, – легко поворачивала кисть.

- Здоровье у тебя отличное, но ты должен за ним ухаживать. Проживешь долго, даже очень. Жизнь получиться насыщенной событиями.

- А вот, вот, вижу, но промолчу… - колдунья с улыбкой смотрела в лицо.

- Что там? - Витя смутился. Он очень заинтересовался, но она молчала. Долго водила острым лакированным ногтем по линиям.

- Был у тебя недавно удар.

- Да, отец…

- Умер, – продолжила она. – Я вижу. Вижу твою сестру, маму, их судьбы, но тебе не скажу. Передавай матери, чтобы она не волновалась и не жила прошлым.

Взяла его правую руку и стала с интересом изучать.

- А это что? Ну-ка, не может быть! – удивленно качала головой. - Ну, дорогой… Я, конечно, знала, но не думала, что настолько…

- А что? – испугался он.

- Не пугайся. Все нормально… - она ласково смотрела на него. – Давай, я пока кофе сварю покрепче, – и ушла в кухню.

Витя сидел ошарашенный, ничего не понимая. Екатерина Карловна вернулась, неся на черном подносе две дымящиеся чашки кофе и горсть сухих бобов.

- А ну-ка, давай бобы раскинем, – улыбнулась обаятельно.

Виктор долго тряс в руках сухие, твердые как камень, плоды. Разжал ладони, и бобы упали, образовав некий узор. Женщина склонила голову, изучая получившийся рисунок. Он долго смотрел на ее рыжие крашеные волосы и думал, что не такая уж она и взрослая, и не особо полная. И если…

И сам ужаснулся своим мыслям. Екатерина Карловна резко подняла лицо и внимательно вглядывалась в его ускользающие глаза.

- Я знаю, о чем ты сейчас подумал! Отвечу тебе очень коротко – нет!

Витя в смущении пожал плечами, не зная, куда спрятать взгляд. – Как она догадалась? И правда, настоящая ведьма!

Она весело рассмеялась.

- Ладно. Будь проще, зови меня Катей, не такая уж у нас и разница в возрасте, лет семь-восемь, не больше. Но на людях я для тебя Екатерина Карловна. А об этом со мной – забудь.

- Извините… - Витя покраснел.

- Ничего, ничего, мы же друзья. Мне очень приятно, что ты увидел во мне женщину, а не упитанную тетку.

- Что Вы… - Виктор зарделся.

- Давай кофе пить, – Катерина уселась удобнее напротив, не сводя с него темно-серых глаз. Неторопливо повела удивительный рассказ:

- Когда-то, очень давно, девятилетней девочкой, я с матерью гостила у бабушки. Она заболела, и мы ухаживали за ней, помогали по хозяйству, смотрели за скотиной. Однажды вечером, сразу после захода солнца, поднялся сильный ветер, и началась настоящая пыльная буря. Мы смотрели из окна, как по двору гуляют крутящиеся смерчи, поднимая в воздух всякий сор, щепки, обрывки бумаги… Весь этот кружащийся вихрь полностью закрыл небо. Все село едва виднелось, окутанное пыльной пеленой. Проскакивали ломаные линии ослепительных молний, раскаты грома не умолкали, раздаваясь сплошной канонадой, но дождя не было. В оконные стекла, будто кто-то стучал, умоляя впустить, электрическая лампочка часто мигала, раскачиваясь.

Вдруг раздался громкий жалобный стон, и мы с мамой, испуганные, побежали в спальню бабушки. Она сидела на кровати, схватив себя за горло. Худая, косматая, очень страшная.

- Уйди… - сдавленно захрипела она матери, бешено вращая белками глаз и непрерывно задыхаясь. – Уйди сейчас же! – и указала черной костлявой рукой на дверь. Мать в страхе попятилась. – А ты детка, обожди – вцепилась в меня пальцами, будто клещами.

Я стояла полумертвая от ужаса. Мама вышла, и мне стало очень, очень страшно. За окном бесилась пыльная вьюга, в трубе пронзительно ревел ветер, лампа погасла, и мы находились в темном сумраке озаряемые лишь частыми вспышками молний.

- Я умираю, ухожу… - бабушка говорила с большим трудом. Лицо заметно осунулось и на глазах быстро чернело. Нижняя челюсть уже почти не закрывалась, и я в ужасе увидела леденящий оскал черепа. Ноги онемели, я была будто в оцепенении. Лишь боль от сжимающей руки не давала мне потерять сознание.

- Внучка! Я все, все передаю тебе – слова давались с трудом, с долгими паузами. – Придет… - раздался страшный удар грома, дом задрожал. Синие вспышки мерцали не переставая. Бабушка закрыла истлевающее лицо свободной рукой.

- Придет… - оглушительный удар выбил окно, стекло разлетелось вдребезги, бабушка страшно закричала. Ворвалась мать, кинулась разжимать коченеющие бабушкины пальцы, освобождая мою руку. Я чувствовала, зримо осязала, как в меня вливается тягучая холодная волна, как меня будто поднимают танцующие по комнате пыльные воронки, и все слышала, ясно слышала душераздирающий бабушкин вопль:

- Придет… Жди… Жди…

Кое-как мама вырвала меня из цепенеющей бабушкиной руки. Унесла, громко плача и причитая, положила в кровать, обняла крепко. За окном медленно затихала пыльная буря, а дверь в бабушкину комнату ходила ходуном. Вскоре все успокоилось, и я уснула.

Помню, хоронили бабушку в закрытом гробу. На ее лице почти уже не было кожи…

 

Виктор слушал внимательно, ужасаясь услышанному.

- Страшно тебе? – Катерина горько усмехнулась. – А как было мне, ребенку?

Вите стало очень жаль ее. Он представил маленькую девочку, пережившую этот невероятный кошмар.

- Что же было потом?

- Я расскажу, позже. А пока давай посмотрим в твою чашку. Опрокинь левой рукой.

Виктор опрокинул чашку, и кофейная гуща расползлась по подносу.

- Ну-у… – протянула гадальщица, все прямо сходится во многих подробностях – она удовлетворенно и весело потирала руки.

- А теперь ты должен заплатить мне за работу. Только не жалей денег. И это должна быть одна купюра – Катя иронично смотрела на него, а в глазах прыгали лукавые бесенята. Достала откуда-то игральные карты…

Витя вышел в коридор, вытащил из кармана деньги. Долго думал, какую купюру взять. Взял пятидесятирублевую, больше у него не было. На то время самая крупная купюра в стране была достоинством в сто рублей.

- Да, парень ты не скупой, – одобрила Екатерина Карловна. – Это хорошо. 

Она заглянула в свою дамскую сумочку, достала бумажник.

- А я тебе сейчас разменяю, –  веером разложила на столе деньги. Двадцать пять, десять, пять, трехрублевую, и шесть рублевых банкнот.

- Вот тебе сдача, рубль я забираю себе. Теперь слушай внимательно. Когда у тебя будут неприятности, выбрось рублевую купюру за дверь. Если будут проблемы с женщиной, никак не сможешь забыть ее, хотя очень бы этого хотел – тогда подари, или потрать на нее трехрублевую купюру. Возникнут проблемы со здоровьем - какая-то болезнь или травма - на эти пять рублей купи необходимых лекарств, и все быстро пройдет. Если вдруг тяжело заболеют твои близкие или дорогие тебе родственники, ты должен пойти к церкви и подать десятирублевую купюру первому же попавшемуся нищему. А последнюю двадцатипятирублевую банкноту используй лишь в самом крайнем случае, когда возникнет смертельная опасность или крайне безвыходное положение. Ты должен сжечь купюру. И в ближайшее же время все наладится.

Катерина сказала это серьезным тоном и принялась тасовать колоду.

- Посмотрим, что нам карты скажут…

Виктор присел на диван, и стал смотреть, как она раскладывает пасьянс.

- Ну, вот и друг твой Малыш, – червовый король. Хороший парень, тонкий, чувствительный, но никак со своими грехами справиться не может, оттого и кажется ему, будто он сильно несчастлив. Ищет забвения, добиваясь женского внимания на стороне, и тем обманывает себя. Его счастье – в собственной семье, в семейных хлопотах, в жене, сыне. Не понимает этого. Катерина вздохнула. - И видимо не поймет.

- А вот и жена твоя бывшая – дама крестовая. Брюнетка?

Витя согласно кивнул.

– Брюнетка. И глаза черные. Ух, и глаза у нее… Нехорошие глаза.

 Катя долго смотрела на него.

– Повезло тебе Виктор. Отпустила она тебя. Твое счастье впереди. А у нее, вижу, проблемы.

-Что? – напрягся он. Витя ничего не слышал о бывшей семье уже около года.

- То, о чем мечтала, не сбылось. А то, к чему стремилась, уплывает из рук. И другого человека делает очень несчастным.

- Повезло тебе, – повторила она. – Это бионегативная личность. Энергетический вампир. Разрушитель. Просто у нее заряд отрицательный. Таких немало кстати. Она еще появиться в твоей жизни, но без особых последствий.

- Пойдем дальше, – она быстро переворачивала карты.

- Ты, оказывается однолюб! И все не можешь забыть ее? Ай-яй-яй! Забудь уже! – она внезапно остановилась и, подняв веки, долго и загадочно смотрела на него.

– Вообще, я скажу тебе Виктор… Совершенно не твой это тип женщины. Я не имею в виду внешнюю красоту. Ты личность открытая, трепетная, возвышенная. Много в тебе романтики, мечтательности, откровенности. Отсюда и обидчивость, ранимость, мнительность. Душу свою не бережешь, прикрывать ее не умеешь. Из-за доверчивости боль сильную испытываешь, муки принимаешь, обидой упиваешься. И не можешь простить от этого. Страдаешь, ропщешь, жалуешься сам себе. Поэтому неспокойно тебе. Некомфортно. Постоянно в напряжении. Постоянно натянуты нервы. Расслабляться не умеешь. Мечтаешь об идеальной женщине. Но нет идеала, как ты понимаешь. Могу лишь сказать, какой женский тип необходим именно тебе.

- Скажите… – он, с вниманием ловил каждое слово.

- Твой тип – мягкая, добрая, серьезная девушка, обаятельная, жизнерадостно-оптимистичная, без намека на фатализм. Порядочная, умная, интеллигентная и интересная. Внешность – светлые волосы, синие, серые, или голубые глаза, свежие губы, аккуратный нос, округлое лицо и чуть округлые соблазнительные формы тела. В ней должен быть солнечный свет. Это самый главный ориентир – загадочно закончила она.

Витя сидел, задумавшись, мысленно повторяя приметы и перебирая в уме всех знакомых девушек. Подходящих не было. Он вдруг спросил:

- А Ваши танцовщицы – тоже ведьмы?

У Екатерины Карловны аж брови поднялись от изумления. Она весело расхохоталась, оставив его в состоянии смущения от собственного вопроса.

- Ах вот, оказывается о ком ты думаешь! И в кого же ты влюблен?

- Не знаю, они все такие… - Виктору стало неудобно. – Я конечно понимаю…

Катя рассмеялась. Потом вдруг посерьезнела.

- Девочки очень хорошие. Мы близкие подруги. Но у всех свои проблемы. Лена и Ольга несчастливы в замужестве. У одной муж сильно пьет и изменяет. А она все пытается вернуть его, и любит так, что ни на кого другого и смотреть не хочет. Каждый день плачет. А Ольга напротив, мужа совсем не любит, но по кое-каким причинам бросить не может, всю любовь свою маленькой дочке отдает. На мужчин обида у нее, не верит она им больше. Марина развелась. Муж бил ее, унижал. А она любила его, потом возненавидела. Теперь в каждом мужчине своего бывшего супруга видит. Могла бы, говорит, всех мужиков поубивала бы.

- Не повезло Эдику, – подумал Витя.

- У Жени трагедия – врачи сказали, не будет детей никогда. А она семью хотела. Детей любит сильно.

Катерина загрустила.

- Красивые эффектные девушки, а счастья нет. Хорошие, добрые, притягательные… С ума свести любого могут. Люблю я их сильно, помогаю, чем могу. Везде за собой тащить буду. Карьера у них на взлете – настоящие таланты. Это я как режиссер говорю. Многого добиться сможем. А личное счастье – оно ведь далеко не всем дано. И если нет его – надо идти другой дорогой, а не биться в закрытую дверь.

- А они колдуньи? – еще раз спросил Виктор.

Катя опять засмеялась.

- Не дают они тебе покоя! Да Витя, колдуньи. Не такие как я, конечно. Но тебя, Счастливчика, любая из них так околдовать может, так закружить и обольстить, что забудешь обо всем на свете. У ног валяться будешь, следы целовать, взгляд ловить, желание любое исполнить рад будешь, жизнь отдать… Хочешь этого? – ее глаза сверкали, тело напряглось, лицо посветлело, сделалось прекрасным.

Витя с испугом смотрел на нее, поражаясь не столько словам, сколько переменам, произошедшим с ней.

- Не шути с этим Виктор. Красота – страшное оружие. Или с ума сойдешь, или рабом станешь. Себя потеряешь. Будешь жить ради другого человека. Душу отдашь ему. А он над твоей светлой душой смеяться, издеваться станет. Разорвет, растопчет ее, и оставит внутри тебя выжженное пепелище. Никто не спасет тебя. Нечего спасать будет. Будешь медленно, как уголек от костра, угасать. Безжизненный, безучастный ко всему, равнодушный и разочарованный. И муку смертную примешь в одиночестве, сокрушаясь о потерянных днях и загубленных годах. Не надо этого. Не надо…

Ее слова, как тяжелые камни падали ему на голову. Он сидел, опустив шею, не смея поднять глаза.

- Эй! – она похлопала его по щеке. Я наверно резко с тобой. Прости… - Катерина с дьявольским обаянием смотрела в глаза. Ее лицо было необычно красиво и привлекательно. Взгляд сверкал и искрился глубокой синевой, ямочки на щеках играли волнительно, яркий овал губ призывно манил…

Витя потряс головой, отгоняя наваждение. Катя смеялась, довольная произведенным впечатлением.

- Ого! – спохватилась. - Четвертый час ночи. Давай укладываться.

- Я домой пойду, – Виктор встал.

- С ума сошел? Я тебя никуда не отпущу! Останешься со мной.

Ему стало очень неудобно. Однако спорить было бесполезно.

Катерина постелила себе на диване, а ему на полу.

- Ложись! – сказала. – Будешь моим верным рыцарем и телохранителем – пошутила она. – Крепко храни мое тело сегодня ночью, а то украдут – добавила серьезно. И ушла в ванную комнату.

Витя выключил свет, лежал в полутьме, наблюдая как по освещенной уличным фонарем полоске окна, с не задернутыми до конца шторами, стекают капли первого весеннего дождя, чуть слышно барабаня по стеклу. Слушал, как Катя принимает душ, как легко скользит по ее телу вода, и это его непостижимо волновало. Не мог объяснить себе причину, да и тысячи других мыслей метались в голове. Слишком много он узнал за сегодняшний вечер. Это все надо было переосмыслить.

Шум воды прекратился. В сумраке возникла Катерина в ночной сорочке до колен. Больше на ней не было ничего. Витя видел ее и не верил своим глазам.

 Возле светлого окна стояла к нему спиной прелестная женская фигура с тонкой талией и выразительным плавным изгибом волнительных бедер. Повернулась, и он усмотрел тяжелую высокую грудь и длинные, отливающие серебром волосы.

- Красивая я сегодня? – в голосе ирония.

- Да… Красивая…

- Нравлюсь тебе?

        - Конечно, нравитесь… – Витя привстал на локте, испугавшись. – Но Вы же, сказали…

- Знаю… - светящимся гребнем, она неторопливо расчесывала свои густые, блестящие мелкими каплями влаги, волосы, соблазнительно поднимая вверх руки и аккуратно закалывая искрящиеся пряди шпильками. Грудь заметно двигалась под тонкой прозрачной тканью, и Вите стало не по себе от невыносимого вожделения.

- Я все вижу, – она шутила. - Дыши Витя ровнее… Видишь как тебя легко соблазнить – негромко смеялась, медленно покачивая бедрами и неуловимо двигаясь из стороны в сторону.

- Слушай, – вдруг посерьезнела она. Слушай, что было дальше.

Со временем я стала забывать о бабушке. Воспоминания отдалились, у меня было полно своих детских забот. Когда мне исполнилось четырнадцать, и я начала с интересом поглядывать на парней, то обнаружила в себе такую закономерность. Стоило мне посмотреть на понравившегося старшеклассника, и он тут же готов был повиноваться мне, выполняя любые желания. Ох, и многим же я вскружила головы! Они ссорились, дрались из-за меня, лучшие друзья становились врагами, лишь бы услужить мне. Но случилось непредсказуемое – я влюбилась. В десятиклассника, семнадцатилетнего юношу. Мне он казался красивым как греческий бог. Я сходила с ума, но он будто не замечал меня. Наконец, на школьном вечере я пригласила его на танец, и объяснилась в любви. Оказалось, что он тоже давно наблюдает за мной, и я ему очень нравлюсь. Мы вышли вместе и долго целовались в подъезде. Любовь, казалось тогда, была сумасшедшей. Конечно ничего серьезного, ведь мы были совсем еще юными, но чувствовали, что все идет к этому, хотя и не знали, что это такое.

И вот однажды ночью появился Он. Стоял у моей постели – великолепный, блистательный, взрослый мужчина. От него шел такой яркий свет, такие мощные магнитные волны, такая возбудительная энергия, что я, крепко зажмурившись, прикрывала глаза ладонями. Тихий, но властный ласковый голос проникал в меня словно теплая нега, горяча кровь и будоража мысли. Находясь в полном оцепенении, я тихо сидела, поджав под себя ноги, и с благоговением внимала Его пылким зажигательным речам. Я знала Кто это. Я прекрасно помнила последние слова бабушки. Я ждала Его. Он сказал, что давно уже выбрал меня своей невестой и теперь я всегда буду с Ним, принадлежать только Ему одному, и никому больше. Он научит меня всему, что знает сам, подарит мне все, чего я только ни пожелаю, совершенно ничего не требуя взамен. Ничего. Лишь одной только верности.

Он обнимал, целовал, гладил меня, Он сводил меня с ума своими мягкими, нежными прикосновениями. Разжег, разбудил во мне такой чудовищный огонь, такое мучительное пламя, что я побоялась сама сгореть в нем. Я была будто в забытьи, сердце отчаянно пылало внутри, пульсировало резкими толчками, яростно рвалось наружу. Я не находила себе места, мои ноги сводила блаженная судорога, тело совсем ослабло, живя лишь удивительными ощущениями, а он все гладил, все шептал что-то, все изматывал меня. Я не могла думать, я задыхалась, я выбивалась из сил, я стонала, кричала, в исступлении умоляла Его взять меня…

Катерина замолчала, предаваясь сладостным воспоминаниям. Стояла порочная, соблазнительная, нагая, в тонкой обтягивающей сорочке.

Виктор зачарованно смотрел на нее, робея, и в то же время не имея возможности бороться с дьявольскими чарами этой необыкновенной женщины.

- А потом? – хрипло прошептал он пересохшими губами.

- Потом мы долго, очень, очень долго были вместе. Я не помнила себя. Безумные волны несли меня по воздуху. Сильнейшее вожделение билось во мне, тело растворилось, подчиняясь необузданной воле, я плыла, я летела, я парила, я ощущала Его каждой своей клеточкой, каждой частицей. Я возносилась в такие дали, что не ведала, смогу ли когда-нибудь вернутся оттуда. Я осязала Время, Пространство, Вечность, я трогала небеса, я падала в глубокие ущелья, я разбивалась в куски и взрывалась огненными брызгами. Мне было больно, очень больно, невыносимо, ярко. Я с благодарностью принимала, терпела эту боль, я ждала эту боль, я жила ради нее, я жаждала, умоляла о ней…

Невероятно долгие, ослепительные, неудержимые, жаркие конвульсии сотрясали мое тело. Я рвалась, выгибалась, кричала от безумной радости. Крупная дрожь и сладостные спазмы пробегали внутри безостановочными импульсами.

Когда я открыла глаза, в спальне никого не было. Лишь измятая влажная постель и тянущая боль внизу, напоминали, что это не было сном.

- А что было дальше? – Витя, обезумев, смотрел на нее.

- Дальше было вот что. Он приходит ко мне в каждую ночь равноденствия, в ночь на Ивана Купала, и в ночь перед Рождеством. У меня никогда не было и не будет мужчин, но я уверена, что, ни один из них не смог бы мне дать и тысячной доли того, что дает Он. Я жду. Жду Его каждый день, каждую ночь готовлю себя к встрече. Каждое мгновение я чувствую, что Он рядом, со мной, во мне, в моих мыслях, поступках, желаниях… Ты видишь сам, я могу быть любой.

Она подошла к Вите, опустилась рядом. Он задохнулся от раскаленных волн, идущих от ее тела. Затрепетал, пугаясь ее близости, закрылся одеялом. Катя долго смотрела на него. Вдруг привлекла к себе, прижала крепко, и долгим пронзительным поцелуем заставила его потерять на мгновение сознание.

- Охраняй меня! – встала, перешагнула через него, легла на диван. - Спокойной ночи!

- Спокойной ночи… - не сразу отозвался Виктор. Лежал ошалевший, ловя какую-то ускользающую мысль, какую-то недосказанность. Вспомнил.

- А что с тем парнем, десятиклассником?

В наполненной плотной звенящей тишиной комнате приглушенно раздавалось лишь тиканье настенных часов. Катя долго молчала. Наконец, он услышал негромкий ответ:

- Через несколько дней его сбил автомобиль. Насмерть… – она уже засыпала. – Не думай об этом…

 

Было уже светло, когда он проснулся. Катерина еще спала. Одеяло немного сползло, и Витя видел открывшуюся белизну чуть полноватых обнаженных бедер, разметавшиеся по подушке рыжие локоны…

Встал, попытался легко проскользнуть в коридор. Она открыла глаза, увидела его, испуганно прикрылась одеялом.

- Уходишь? – спросила усталым голосом. – Крепко спал?

- Крепко.

- И ничего не слышал? – у нее было очень изнуренное лицо.

- Нет, не слышал…

- Что же ты Витя, тело мое не устерег? – смотрела с укором.

- Как? – опешил он.

- Ладно, ладно, иди… – она говорила с трудом. – Дверь сам закрой. – Катя со слезами в голосе отвернулась к стене.

Виктор ехал домой и все время думал о ней, о таинственном чаепитии, об удивительной ночи, о странных разговорах. Уже подходя к своему дому, ему в голову шарахнула простая и сумасшедшая мысль – сегодня двадцать первое марта – день весеннего равноденствия…

 

                                 * * * * *

Наконец, наступил день долгожданной премьеры. Мистерия проходила под кодовым названием «Домострой». Все участники за три часа до начала собрались в клубе. Еще раз мысленно репетировали свои роли, примеряли костюмы. Волновались.

 Екатерина Карловна много суетилась, и бледная, подтянувшаяся после тревожных бессонных ночей, еще и еще раз проверяла готовность коллектива. Артистки гримировались не спеша, сосредоточенные, решительные, собранные. Спортсмены шатались без дела, не зная, куда приткнутся, пока Андрей не достал из кармана бутылку коньяка. Выпили по полрюмки – стало легче. Режиссер увидела, возмутилась, начала ругаться, потом махнула рукой и сделала два хороших глотка.

- Идите, готовьтесь… – сказала строго, унося коньяк с собой.

Показ был закрытым. Посмотреть грандиозную музыкальную феерию собрались лучшие люди города и все высокое начальство. Такое шоу проходило в Новосибирске впервые. Прибыла представительная комиссия из Москвы, приехал губернатор и мэр. Для всех, по периметру огромного зала и на втором этаже, поставили столы с конфетами, фруктами и шампанским. Нарядная публика неторопливо занимала места. После почти полуторачасового спектакля вечер продолжал весенний бал-карнавал, и многие гости были одеты в необычные наряды и полумаски. Дамы опахивались веерами и ревниво наблюдали за соперницами. Было очень торжественно и значительно. Зрители переговаривались вполголоса, ожидая начала. Все места были уже заняты, в воздухе висело напряженное ожидание…

 

Свет медленно погас, разлилась тихая легкая музыка. По всему залу неторопливо скользили разноцветные лучи прожекторов, выхватывая из тьмы лица сидящих. Вдруг, оглушительно взревели фанфары, забила барабанная дробь, и на середину танцпола выскочил ведущий в блестящем смокинге и цилиндре. Раздались аплодисменты. Ведущий, откланявшись, произнес короткую вступительную речь, и со словами:

- Если звезды зажигают, то это кому-нибудь нужно… - исчез, окутавшись клубами дыма.

Опустилась плотная тьма. Лишь на сцене горела голубым фоном подсветка декораций в виде морского дна, поросшего извивающимися ламинариями и прочими водорослями. Чуть в стороне виднелись ветвистые коралловые рифы.

Глухим, замогильным голосом зазвучали слова:

- Когда-то, очень давно, когда еще не было человека, а планету делили между собой драконы и рыбы, на земле появилась любовь…

Тихая музыка журчала, навевая романтический настрой. Луч света обнимал одинокий хрупкий силуэт, парящий в морской бездне и грациозно плывущий под водой. Слышался приглушенный плеск волн, далекий шум прибоя… Фигурка, в виде морской звезды будто искала кого-то. Вдалеке зажглось еще одно световое пятно, выхватив из мрака красивую рыбку-клоуна, плывущего по своим делам. Они двигались не замечая друг друга, и внезапно встретились взглядом. Вверху что-то громыхнуло, видимо символизируя начало любви. Эти два обитателя морских глубин очень долго кружились, музыка делалась сильнее, громче, они сходились все ближе, ближе, ближе… Вдруг, из мрачного темного небытия, выполз омерзительный пятипалый моллюск и начал беспрерывно носиться между ними, не давая влюбленным встретиться. Те метались в панике, рыба заламывала плавники, звезда плакала, но скользкое чудовище не давало им возможности приблизиться. Наконец, обессиленные, они стали отдаляться, описывая концентрические круги, и вскоре исчезли. Моллюск ликующе взревел сатанинским смехом, и все погрузилось во мрак.

Гром аплодисментов покрывает зал. Публике понравилось начало.

Декорации те же, только на дне моря покоятся многочисленные останки кораблекрушений. Плывет безобразная, с всклокоченными волосами медуза Горгона. Начинает медленные движения, призывая чудовищную бурю. Ветер свистит, огромные волны с громким шумом перекатываются вверху. Это продолжается довольно долго. Медуза в исступлении нагоняет шторм, музыка все громче. Слышны крики погибающих людей, треск ломающихся мачт, хлопки разорванной парусины. Где-то ухнула ядром пушка, призывая немедленную помощь. Со дна поднимается могучий бородатый гусляр и, не обращая никакого внимания на Горгону, ударяет по серебряным струнам гуслей-самогудов.

Медуза движется быстрее, направляя подводные течения прямо на храбреца. Тот стоит, покачиваясь, упираясь изо всех сил, но не выпускает волшебный инструмент. Со всех сторон к нему устремляются пираньи, пытаясь выбить или порвать струну. Лучи прожекторов мечутся, тревожная музыка достигает апогея. Вот-вот смельчак опрокинется или выпустит гусли. Но на заднем плане вдруг появляется второй гусляр, затем третий, четвертый… Они играют известную балладу, и злые пираньи исчезают, а медуза уплывает прочь. Буря утихает, наступает штиль.

 Гости в восторге. Ободряющие крики со всех сторон. Гусляры с достоинством кланяются и уходят.

Свет приглушается. Появляется ведущий. Произнеся несколько ничего не значащих фраз, заканчивает монолог неожиданным откровением:

- Если Бог хочет наказать человека, он исполняет его желания.

Удаляется, одев цилиндр.

Декорации меняются. Теперь возникает берег синего моря. Старик-рыбак забрасывает невод. Бабка, в отвратительном деревянном корыте, стирает ему портки. Сеть приносит из темноты маленькую золотую рыбку. Она бьется, неслышно кричит, опутанная, взывает к человечности старого деда. Тот, добрый человек, отпускает ее на волю. Но она возвращается и обещает исполнить любое его желание. Старик обращается к бабке, и та указывает ему на древнее корыто. Дед показывает рыбке, и корыто волшебным образом превращается в оцинкованное. Старуха довольна.

Взмахом руки она подзывает к себе незадачливого супруга, крутит пальцем у его виска, и обращает его внимание на свое сморщенное лицо и ветхую одежду, более похожую на рубище. Согбенный от непосильной тяжести прожитых лет, старец, шаркающей походкой, заметно приволакивая правую ногу, возвращается к берегу и, приставив рупором ладони, зовет золотую рыбу. Та появляется вскоре, и старче, со слезами на глазах, объясняет свою просьбу. Спускается тьма, музыка ускоряет ритм, переходя на мажорный лад. Вспыхивает красный свет и на месте противной старухи возникает прекрасная молодая боярыня в сверкающих дорогих одеждах и высоком кокошнике. Она исполняет долгий завораживающий танец, благодарная судьбе за столь невероятное воплощение.

Увидев стоящего с открытым ртом старого деда, подбегает к нему и, начиная жестикулировать руками, настоятельно требует чего-то. Старик опять призывает рыбу и плача, умоляет ее о чем-то. Та соглашается, и появляется новая декорация – высокий терем-дворец. Молодая жена без ума от счастья и исполняет зажигательный танец-джигу. Рядом с ней из-за темных кулис возникает моложавая фигура длинноногого жигало. Они, обнявшись, радостно танцуют вместе. Дед смотрит на все это с немым изумлением. Музыка немного стихает. Парочка, взявшись за руки, подбегает к рыбаку, и поясняет ему новую задачу. Молодая красавица объясняет, показывая на кокошник, что там должна быть царская корона и нетерпеливо толкает старика к воде. Тот долго кричит, призывая золотую рыбку. Поднимаются волны, свистит ветер.

– Чего тебе надобно, старче? – как бы спрашивает рыба.

Дед падает перед ней на колени и, размазывая слезы, хнычет, и просит о помощи. Ничего не отвечает ему рыбка. Поворачивается и, махнув презрительно хвостом, уплывает прочь.

Свет гаснет, играет орган. Потом медленно разгораются софиты.

Берег синего моря. Старик с сетью, а поодаль бабка у разбитого корыта.

Публика в восторге встает, ликуя и рукоплеща. Раздаются крики «браво!». Высокая комиссия с каменными лицами смотрит на происходящее. Они оценивают не только содержание спектакля, но и художественное оформление, работу звукорежиссеров и осветителей, а главное – хореографию, игру и танцевальную пластичность участников, умение языком телодвижений донести заложенную мысль, эмоции, страсть. Но, кажется, они довольны.

Главные роли исполняют бесподобные танцовщицы – Ольга, Елена, Марина, Женя… Видно, что своей игрой, изяществом и грацией они пленяют публику.

Следующий номер. Бал во дворце. Придворные аристократы в шикарных нарядах и завитых париках с небывалой радостью танцуют сумасшедшую кадриль. Между парами мечется высокая фигура, одетая в офицерский мундир с золотыми эполетами. Некоторым зрителям почему-то кажется, что это поручик Ржевский. Но это не так. На плечах офицера королевская мантия, а на голове маленькая корона, и становиться понятно, что это принц. Он словно кого-то ждет. И вот, в ослепительном белом платье появляется прекрасная незнакомка в черной полумаске. Это Золушка. Все с интересом смотрят на нее и не могут узнать. Но принц уже у ее ног. Он галантно, встав на одно колено, предлагает ей руку для танца, и они кружатся, влюбленные друг в друга. Кадриль сменяет венский вальс. Пары порхают, еле касаясь пола, передвигаются будто в полусне, очарованные волшебной музыкой. Принц со своей дамой вне конкуренции. Они неотразимы. Но вдруг по декорациям плывет зловещая тень гигантской крысы, и Золушка с тревогой видит, что до полуночи остаются мгновения. Она вырывается из объятий партнера и никому ничего не сказав, убегает, теряя на ходу туфельку. Юноша бросается вслед, подхватывает слетевшую обувь, и в отчаянии протягивая руки, мечется среди танцующих гостей, но не может нигде отыскать любимой. Наконец, выбегает на двор и видит большую тыкву.

Свет гаснет полностью, печальная мелодия тихо льется с небес. Свет разгорается. Декорации сменены.

Крестьянская изба. Тучная хозяйка с толстой дочуркой едят ложками варенье. За столом стоит самовар. В стороне бедно одетая девушка на коленях перебирает фасоль. Входит принц с маленькой туфелькой и с недоумением смотрит по сторонам. К нему подбегает мама с дочкой. Они протягивают свои толстые ноги. Но принц качает отрицательно головой и поворачивается, чтобы уйти. Но случайно видит Золушку в рваных отрепьях. Ради любопытства подходит к ней. Та смущена, не смеет поднять глаз. Но принц очень настойчив и требует примерить обувь. Золушка качает головой, утверждая, что это не ее размер и показывает на свои деревянные башмаки. Но принц неумолим. Он своими руками снимает с нее старые чеботы, стягивает дырявые шерстяные носки. Примеряет туфельку… На заднем плане мачеха с дочей ведут себя вызывающе, показывая на принца пальцами и смеясь над бедной падчерицей. Но туфелька пришлась впору, и посрамленные родственники застывают, открыв рты от удивления.

Принц, убедившись, что не ошибся, в учтивом поклоне склоняет голову, галантно преклонив колено, целует избраннице руку, приглашая пожаловать во дворец. Раздается торжественный грохот медных литавр, сменяющийся веселой полькой, и они стремительно несутся, кружась в вихре разноцветных лучей. Непостижимым образом Золушка остается в сверкающем бальном платье, теряя свои лохмотья. На голове девушки сияет хрустальная корона.

Зал рукоплещет, дамы кричат от восторга, комиссия с непроницаемыми лицами вяло аплодирует.

Появляется ведущий и по секрету рассказывает зрителям, что оказывается, в древние времена жила такая женщина, которая за ночь любви требовала человеческую жизнь. И находились безумцы. И немало. И стоя на следующее утро на эшафоте, ни о чем не жалели. Ибо это была прекраснейшая из живущих, восхитительнейшая из смертных, обольстительная, ослепительная царица - Клеопатра.

Страшно заревели геликоны, заметались яркие лучи, задрожали от барабанного боя стены, сменяясь оглушительной ближневосточной музыкой. Свет вспыхнул, и из-за кулис появляется торжественная процессия. Впереди в прозрачных невесомых нарядах горделиво выступают три сногсшибательные весталки. Лишь узкие лоскуты материи прикрывают их изумительные тела. Высокие прически забраны в тугие, играющие бликами хвосты, одетые сверху диадемы сверкают хрустальными камнями. Двигаются легко, грациозно покачивая телом в такт безудержного ритма, легкие шифоновые туники обтягивают стройные бедра.

Позади, четыре полуголых раба бережно несут богато расшитый паланкин, в котором величественно восседает сама египетская царица. Могучие босоногие рабы-эфиопы вышагивают, твердо печатая шаг и имея непроницаемые лица. Они несут свою госпожу Клеопатру и готовы на все. На их поясах висят широкие боевые мечи. Замыкает процессию обритый наголо худощавый чернокожий арап с огромным опахалом из страусиных перьев. Он беспрерывно, плавными движениями обмахивает кортеж. Шествие медленно двигается и, описав полукруг, останавливается перед балконом, на котором затаилась высокая комиссия.

Эфиопы преклоняют колена, паланкин плавно опускается, и Клеопатра легко соскальзывает на пол. Но что это за женщина! Одетая в одни лишь воздушные шаровары и сверкающий лиф, она выходит на передний план и начинает головокружительный эротический танец живота. Изящными, извивающимися движениями она напоминает смертельно жалящую королевскую кобру, которая распустив свой завораживающий капюшон, в виде бриллиантового венца украшает ее голову, ослепительно сверкая россыпью разноцветных огней. Елена, а именно она играет египетскую царицу, непередаваемо хороша, и мужчины в передних рядах не сводят с нее очарованных горящих глаз, ерзают по мягким диванам, позабыв о своих дамах. Зовущее, отливающее матовым переливом тело Клеопатры живет неукротимой страстью, сумасшедшей любовной игрой, призывает, забыв все на свете окунуться в океан безумных наслаждений, невозможных желаний, броситься в сети безудержного порока и навеки остаться рабом греховной плотской любви. А наутро умереть…

Между тем эфиопы стоят на заднем плане, преклонив колена и опустив головы, не смея поднять недостойного взора на божественную особу, не смея даже бросить быстрого плотоядного взгляда на танцующих совсем рядом, прелестных в своей соблазнительности весталок-наложниц. Несчастные, опустив мускулистые руки, покорно ждут.

Постепенно девушки смещаются и, оказавшись каждая возле своего раба, не прекращая зажигательного танца, грациозно присаживаются, элегантно закинув ногу на ногу, на мощное плечо эфиопа. Те одновременно встают, и бережно придерживая драгоценную ношу одной рукой, другой показывая зрителям бицепс, неторопливо проходят круг. Сидящие на их плечах девушки продолжают танец одними лишь движениями обнаженных рук. Возвратившись на место, эфиопы опять преклоняют колена, и красавицы продолжают номер.

Вдруг, откуда-то сбоку, из кромешного мрака появляются двое японских ниндзя, одетых в черные кимоно и в завязанных наглухо лицах. Начинают неистово биться и показывать руками и ногами какие-то неведомые приемы. Эфиопы дружно поднимаются, выхватывая бутафорские мечи из-за пояса. Но ниндзя вытаскивают из-за спины, деревянные нунчаки и, пытаясь устрашить ничтожных рабов, начинают очень ловко крутить этими палками и крутиться сами. Но рабы не сробели. Они показывают могучие мускулы, как бы намекая, что с ними не так-то легко справиться. Затем поднимают мечи и делают одновременные рубящие и колющие движения, говоря тем самым, что они в любом случае смогут защитить своих повелительниц. Ниндзя, помахав еще немного нунчаками, бесследно исчезают. Эфиопы, вложив в ножны еще не остывшее от схватки оружие, поднимают с пола паланкин и безропотно стоя на коленях, послушно ждут. Человек с опахалом все это время стоит в стороне и ни во что не вмешивается, внимательно следя за происходящим. Все девушки, продолжая танец, медленно подходят к защитникам, находящимся в позе совершенного смирения. Клеопатра садиться на трон, рабы встают с колен, и вся процессия торжественно удаляется. Чернокожий арап с опахалом замыкает шествие.

Музыка медленно утихает, яркий свет становиться нейтральным. Какое-то мгновение держится тишина, затем публика бурно рукоплещет, зал взрывается криками одобрения. Овации долго не смолкают. Все поражены красотой наложниц и величественностью Клеопатры. Да и эфиопы с японскими бойцами видимо понравились.

Зрители никак не могут успокоиться, но уже вновь гаснет свет и начинается финальный номер, ошеломивший всех.

Ярко горят декорации, изображая берег лебединого озера, поросшего густым камышом и рогозой. Марина в великолепном белом одеянии и балетной пачке, невесомо скользит по зеркальной поверхности воды. Она – прекрасная птица-лебедь, символ бесконечной любви, олицетворение счастья, воплощение девственной чистоты, одухотворенное небесное создание, подарок богов. Ее движения полны таинственной, загадочной, притягательной силы. Ее танец – легчайшие взмахи белоснежных крыльев, ее изящная поступь – сама нежность и целомудрие, ее тело наполнено ласки и неги, ее лицо очаровательно… Она величаво плывет, она выныривает из хрустальной глубины, она купается в лучах заходящего солнца. Она бесподобна, она неповторима, она совершенна, она и есть сама Любовь. Марина безукоризненно исполняет лебединый танец. Глаза горят синевой, отражая пляшущие лучи, обаятельная улыбка играет на невинных устах, она будто светиться изнутри, находясь в состоянии полнейшей безмятежности.

Звучит музыка из одноименного балета. Слышится легкий плеск волн, пение птиц, стрекотание цикад. На берегу все тихо и спокойно.

 Но чуть шелохнулись камыши, и возникает крадущаяся тень в шляпе с пером и заряженной двустволкой. Это охотник. Он высовывает голову и долго наблюдает, как резвится прекрасная птица-лебедь.

Она, словно почуяв что-то, в испуге оглядывается по сторонам. Охотник прячется, но его уже заметили. Лебедь взмахивает крылами, разбегается по воде пытаясь подняться ввысь. Охотник безжалостно прицеливается. Птица почти отрывается от воды, встречный ветер уже наполняет тугие крылья, еще немного, еще чуть-чуть высоты, взмахи все чаще, сильней… Но громогласный хлопок выстрела настигает ее на самом взлете. Лебедь падает, но трепещущая, еще живая, пытается уплыть в спасительные заросли осоки. Злодей опять нажимает на спусковой крючок, и птица, пораженная второй пулей, замертво падает, накрывая голову перебитым крылом.

Звучит напряженная тревожная музыка. Охотник плывет в лодке за добычей. Но лебедь-Любовь еще жива. В отчаянии, из последних сил, смертельно раненная, она поднимается навстречу своему убийце. Обессиленная, исполненная беспощадного гнева, надвигается на охотника. Тот в состоянии полнейшего смятения, пораженный ее испепеляющим взглядом, падает на колени и закрывает лицо руками, изображая полнейшее раскаяние и о чем-то умоляя птицу. Не добравшись всего лишь нескольких метров до лодки, обескровленный лебедь падает и умирает. Звучит долгая траурная мелодия. Охотник в диком исступлении рвет на себе волосы, только теперь понимая, что своими руками он убил Любовь.

Свет гаснет полностью и на фоне печального реквиема, откуда-то сверху, громовым раскатом грозно гремят слова:

- Не убивайте!.. Не убивайте Любовь!

Еще громче:

- Любите!.. Любите друг друга!..

Музыка резко обрывается. Зажигается свет. 

Многочисленная стая ослепительно белоснежных голубей с шумом вылетает из-за декораций и в стремительном полете, то поднимаясь, то резко пикируя вниз, кружится и летает по  просторному залу.

Публика сидит в оцепенении, пораженная глубиной смысла и околдованная безупречной игрой. Многие дамы плачут. Но тут же, все приходит в движение. Несмолкаемые овации волнами перекатываются по залу. Испуганные птицы быстрыми вихрями носятся под потолком. В горячке рукоплесканий никто и не заметил, как один голубь неосторожно капнул на новый пиджак мэра, стоявшего на балконе и с благодарностью кричавшего что-то одобрительное.

 Вся актерская труппа выходит на поклон публике. Зал взрывается аплодисментами, женщины бросают цветы. Счастливые артисты двигаются по периметру, хлопая вместе со всеми. Девушки посылают зрителям воздушные поцелуи, мужчины приветствуют взмахом ладони. Затем, взявшись за руки, исполняют общий поклон, потом еще один, еще…

 Двухметровый громила-эфиоп внезапно подхватывает купающуюся в лучах восторга сияющую Екатерину Карловну, сильным движением сажает себе на левое плечо, и огромный, перевитый тугими узлами мышц, легко шагает, крепко, но осторожно, как бесценный дар, как хрупкую вазу, придерживая ее могучей рукой.

Фантастическое представление произвело небывалый фурор. С благодарной речью выступил губернатор, взял слово мэр. Потом говорил председатель столичной комиссии. Объявил, что постановка заслуживает самой высокой оценки, и он от имени руководства имеет честь сердечно поздравить всех участников мистерии, а режиссера и ведущих артистов, он уверен, несомненно, ждет блистательное будущее. Зал реагировал бурными криками. Никто не хотел отпускать талантливых исполнителей. И под шум аплодисментов, на бис, повторили великолепный выход Клеопатры.

Поздно вечером в клубе прошел банкет. Пили и веселились всю ночь. Радовались успеху и ни в чем себя не ограничивали. Первыми, как наименее опытные, свалились спортсмены, ни за что не пожелавшие снять свои костюмы рабов-эфиопов. Коварное действие алкоголя настигло их внезапно, врасплох, и они дружно храпели, уронив головы на стол, пока рабочие сцены не оттащили их в гримерку, а сердобольные костюмерши накрыли пледом. Остальные зажигали до самого рассвета, танцуя и дурачась от радости. 

 

 

 

                              Часть 3

 

 А в городе появился беглый литовский олигарх Закарявичюс. Бывший заместитель начальника политотдела гвардейской танковой дивизии, Группы советских войск в Германии, он еще в 1988 году понял, куда дует начинающийся ветер перемен. Сориентировавшись в обстановке, он с командой надежных товарищей - особистов, организовывал поначалу небольшие, но позже все более объемные, нелегальные продажи за рубеж списанной бронетехники и боеприпасов, воинского обмундирования и горюче-смазочных материалов, приборов ночного видения, военной электроники…

Армейское имущество, едва подходя к границе, начинало непостижимым образом передвигаться по дальним железнодорожным станциям. Неделями простаивало на старых, забытых всеми тупиках, надолго задерживалось на перегонах. После пересечения границы вагоны бесследно исчезали. На место назначения приходил совершенно другой состав, который перенаправляли по написанному в накладных документах адресу. Он приходил туда, но оказывалось, что это тоже не та станция, вернее станция была та, но номер воинской части был абсолютно другой. Путаница в грузовой документации была невообразимая. В итоге, спустя длительный срок, пустые вагоны возвращались домой, но куда девался груз, не мог ответить никто. Ходили слухи, что контролировали, руководили и прикрывали подобные операции люди из Министерства обороны.

Неизвестные посредники платили огромные деньги и открывали на доверенных лиц тайные счета в швейцарских банках и европейских оффшорах, сообщая клиентам шестизначные суммы в долларовом эквиваленте. Немало оборотистых офицеров, главным образом политработников и командиров частей, сделали себе состояние. С падением Берлинской стены и началом вывода войск никто уже не стеснялся. На утилизации вооружения делались заоблачные сделки, склады пустели с невероятной быстротой. Круговой порукой была повязана и военная прокуратура, а высшему руководству страны было совершенно не до того. Торопились, разоружались, показывали всему миру готовность к политическому диалогу, перестраивались…

Закарявичюс уволился из армии после того как их дивизию вывели в Союз. Напоследок умыкнул с друзьями на продажу целый эшелон бронебойных танковых снарядов кумулятивного действия, и добавил себе на счета в банке на Каймановых островах еще четверть миллиона долларов. Но кое-кто из его окружения забыл поделиться с некоторыми влиятельными товарищами. И тогда эти товарищи поклялись отомстить, разыскивая их по всей стране.

На родине, через подставных лиц была создана огромная сеть кооперативов и взят в долгосрочную аренду небольшой целлюлозно-бумажный комбинат и одно из предприятий пищевой промышленности. Все это приносило приличный доход, и предприниматель решил параллельно делать политическую карьеру, вложив немалые средства в свою предвыборную кампанию. Он стал депутатом парламента республики, установив нужные связи и влившись в оппозиционную группировку. Но начавшийся передел собственности в Литве и громкие заказные убийства коммерсантов, заставили его на время покинуть родные края. Отправив многочисленную семью к родственникам в Белоруссию, сам, запутывая следы, курьерским поездом укатил в Новосибирск, к своему доверенному лицу и сослуживцу, бывшему прапорщику Санькову, работавшему в свое время в канцелярии политотдела и участвовавшему во многих лихих махинациях. Прапорщик был расторопным и сообразительным парнем, а главное преданным и многим обязанным своему начальнику.

Петя Саньков – старый друг и однокашник Виктора, появился совершенно случайно. Витя с Малышом возвращались с репетиции, и шли, спокойно беседуя, когда путь им преградила черная «Волга». Улыбающийся Петька выскочил, как черт из табакерки. Обнялись, обрадованные. Осенью 86-го призывались вместе. Петр оказался в Германии, где прослужив при штабе дивизии писарем, остался, получив звание прапорщика, так как имел техническое образование. Уволился совсем недавно, прикатив домой на новенькой машине. Вообще видно было, что человек при деньгах и излучает жизнерадостный оптимизм. Витя познакомил его с Сергеем, и они, сев в автомобиль, долго вспоминали старые времена, знакомых… Решили заехать в гости, отметить встречу. Малыш не возражал, и вскоре они сидели за небольшим дружным столом и весело поднимали бокалы. Поддерживал компанию высокий седоватый мужчина с открытым располагающим лицом. Он доброжелательно улыбался и с удовольствием принимал участие в разговоре. Совсем через небольшое время уже казался своим человеком, старым хорошим знакомым, очень приятным в общении. Петр представил своего бывшего командира.

- Антанас, – отрекомендовался беглый олигарх.

В общем, посидели неплохо, и спортсмены вернулись домой за полночь.

Через несколько дней позвонил Петр, и они той же компанией опять собрались за столом. Но разговор на этот раз был серьезным. Не вдаваясь в подробности, Антанас поинтересовался, нет ли у них надежного убежища на неопределенный срок. У Вити была дача в Репьево и литовец, обрадовавшись, сказал, что это то, что надо. Чтобы парни не волновались, описал вкратце сложившуюся обстановку и пообещал, что не забудет добра.

Следующим утром, загрузив машину провизией, отвезли олигарха на дачу. Место было хорошее, тихое, есть печка, телевизор, резиновая лодка, рядом река. Стояло начало апреля, и можно было не бояться холодов.

На обратном пути Петр сообщил, что улетает в Вильнюс, присматривать за коммерческими делами командира, и чтобы оценить степень напряженности ситуации. Вернется через месяц-другой, не раньше. Очень просил не забывать Антанаса и хотя бы раз в неделю привозить ему продуктов и сигарет. Договорились, что будут держать связь через Виктора. Напоследок отвалил кучу денег и сердечно простившись, умчался в аэропорт.

Сначала беглый олигарх от скуки удил рыбу, уплывая на лодке на много километров вниз по течению. Потом ему это жутко надоело, и он постепенно вскопал весь огород, покрыв все шесть соток земли аккуратными грядками. Выпросил у соседей семена и посадил овощи и укроп. Энергии этого человека не было предела. Перезнакомившись со многими садоводами, он организовал дачников на прокладку нового водопровода. Отыскал где-то опытных электриков, они отремонтировали трансформаторную подстанцию, и свет перестал гаснуть. Он ходил по приусадебным участкам и собирал средства для желающих купить и удобрить свои огороды новыми калийно-фосфатными удобрениями. И все желающие в полном объеме получали продукт. Его видели в соседнем товариществе, где он помогал восстанавливать сломавшуюся семь лет назад водонапорную башню. В ближней деревне мобилизовал безработных старушек, они приносили садоводам домашнее молоко, масло и сыр, и неплохо зарабатывали. Наконец, собрав бригаду рабочих, взялся реконструировать подвесной мост через реку.

Его популярность росла с каждым днем, люди доверяли ему и заслуженно уважали. Предлагали даже возглавить общество садоводов и огородников и, завершив объединение дачных кооперативов, стать их бессменным председателем.

Своей неукротимой энергией и обаянием он совершенно разбил одинокое сердце сорокалетней дачнице – заведующей трестом ресторанов, столовых и кафе. Женщина будто обрела вторую молодость, окружив предпринимателя бесконечной заботой и вниманием. Бурными ночами выматывала уставшего за день общественного деятеля, а утром не хотела отпускать. Но олигарх был непреклонен, и она с нетерпением ждала его к  ужину, уезжая до вечера на свою ответственную работу. Познакомила со своим родным братом – командиром авиационного полка дислоцирующегося за соседним лесом. Они сразу же нашли общий язык, подружились. А девятого мая Антанас, в числе приглашенных гостей принимал военный парад.

Виктор с Сергеем раз в неделю обязательно наведывались к нему. Привозили продукты, часто не имея возможности застать его на месте. Он тепло благодарил за заботу, но вскоре сообщил, что пока привозить ничего не надо. Пока он будет жить у своей возлюбленной и раз в три дня звонить парням, чтобы не пропустить известий от Петра.

 

                               * * * * *

Прошло несколько недель. Феерическая мистерия была утверждена. В сокращенном варианте, в субботу и среду, проходила отдельной программой на танцевальных вечерах в «Отдыхе». Через час после начала дискотеки погасал свет и на сцене появлялись артисты. Феерию сократили до трех номеров, и безусловным апогеем являлась пространственная инсталляция с Клеопатрой.

Молодежь радовалась чрезвычайно. Торжествующие крики, свист и гром аплодисментов, провожали участников. Девушки блистали, упиваясь лучами восхищения. Потом вечер продолжался и, разгоряченная зрелищем публика танцевала до упада, веселясь до самого закрытия.

А труппа собиралась в гримерке дружным коллективом за большим столом. Эфиопам, как нештатным сотрудникам, за каждый выход платили по пятьдесят рублей каждому. Остальные актеры получали больше в несколько раз – это была их работа.

Малыш безуспешно ухаживал за костюмершами. Эдик влюбился в Марину и совсем потерял голову. Смотрел не нее преданными глазами и обреченно вздыхал. Екатерина Карловна ни разу больше не вспоминала ту ночь. Витя тоже помалкивал, не рассказывая об этом никому.

Однажды, за праздничным столом, он увидел симпатичную незнакомую девушку. Светло-русые вьющиеся волосы подчеркивали темный матовый загар. Яркие голубые глаза таинственно мерцали в приглушенном свете. Девушка о чем-то весело говорила с прекрасными баядерками, и они все вместе смеялись, не обращая ни на кого внимания. Было видно, что она со всеми хорошо знакома.

- Красивая!.. – подумал Виктор. Все интересные девушки здесь были недоступны. К девчонкам подсела Катерина и долго слушала разговор, временами поглядывая в его сторону. Потом стала о чем-то шептать на ухо незнакомке. Вскоре, Витя с необъяснимым волнением увидел, что они вдвоем направляются к нему. Глаза тревожно забегали, в горле пересохло от неожиданности. Он поспешно встал, чувствуя легкую оторопь.

- Это Виктор, – Екатерина Карловна представила его девушке.

- Ирина, – улыбнулась она.

Витя стоял в смущении, не зная, что сказать.

- Ира – моя младшая сестра и я давно хотела вас познакомить, – Катерина с лукавой улыбкой смотрела на него. – Пообщайтесь, потанцуйте… - и растворилась в полумраке гримерной комнаты.

Девушка села рядом. Витя чувствовал запах ее духов, и у него немного кружилась голова. Собравшись, предложил бокал вина. Выпили молча.

- Может быть, спустимся вниз, потанцуем? – Ирина с иронией смотрела в его побледневшее лицо.

На первом этаже вовсю громыхала дискотека. Но объявили белый танец, и Ира, глядя прямо в его растерявшиеся глаза, повела легко и свободно. Она очень хорошо танцевала, и Витя все боялся неосторожно сбиться с ритма, чересчур крепко прижимая ее к себе.

- Сильный мужчина… – она смеялась одними уголками ярких свежих губ, и Витя, застеснявшись, ослабил хватку.

Медленная музыка мягко несла их на невесомых волнах, темный зал куда-то отодвинулся, плотный звук вибрировал, то приближаясь, то удаляясь. Сияние светомузыкальных софитов напоминало волшебную иллюзию, близость красивой женщины волновала сердце. Снизу стали вырываться свистящие струи белого тумана и он, клубясь и оседая, будто кучевыми облаками укрывал танцующие пары до колен. Зрители радостно аплодировали, и вскоре ритм стал ускоряться.

Они опустились на низкий диван и пытались, перекрикивая оглушительную музыку, сказать что-то друг другу. Но ничего не было слышно. Тогда поднялись на второй этаж и, заказав шампанского, сели за свободный столик.

Долго говорили, глядя прямо в глаза, не замечая бегущего времени. Когда музыка стихла, и публика уже разошлась, поднялись и они. Оделись и вышли на свежий воздух.

Шли, взявшись за руки по сверкающему огнями вечернему городу. Мягкий майский бриз приносил ощущение праздника. Освещенные уличными фонарями темные аллеи молчали таинственно, уже отряхнувшиеся от зимней спячки и вот-вот готовые взорваться девственной чистоты бирюзовым нарядом. Свежий аромат распускающихся клейких почек кружил в сумеречном воздухе, проникал в приоткрытые окна, окутывал невесомыми туманами дворы, отражался мерцающими бликами в глазах прохожих. Плыл над ночными проспектами, и далеко-далеко за окраинами сливался с первозданными запахами лиственных и сосновых лесов, луговых, только еще пробивающихся сквозь согретую солнцем землю, совсем еще юных зеленеющих трав.

Просыпающаяся природа незримо несла необъяснимую радость близкого счастья, неизъяснимого чувства совершенной новизны. Этот дурманящий призрачными грезами, весь переливающийся радужными оттенками, безостановочный яркий поток, вливался в самую душу, переполняя взволнованное сердце глубокой восторженностью.

Спешащие автомобили обгоняли друг друга, скользя ревущими тенями и отражаясь светом фар в стеклянных витринах.

Ирина шла, чуть прижавшись к его руке, и он явственно ощущал тепло ее тела. Она только вернулась из отпуска, от раскаленного песка, от жарких степей, от бесконечных водных далей, и вся была будто пропитана солнечным светом, криками чаек, свежими морскими зефирами, прохладным дыханием горных вершин, яркостью близких созвездий. Сколь угодно долго готов был он слушать ее журчащий, словно хрустальные родники, голос. Было хорошо вдвоем, и они долго гуляли, пока не подошли к ее дому.

Обменявшись телефонами и тепло попрощавшись, Витя на крыльях летел домой. Ему чудилось, что, наконец, он встретил девушку своих снов. Хотелось не расставаться ни на мгновение.

Созванивались каждый день, часами разговаривая по телефону. Часто встречались. Ирину невероятно забавлял танец Клеопатры. Особенно ее веселили чумазые рабы-эфиопы, перед каждым выступлением гримирующие себя чем-то очень похожим на сапожный крем.

Малыш, увидев Иру, начал было роптать и клянчить себе такую же эффектную амазонку. Он измучил Екатерину Карловну вопросом:

- Нет ли у нее еще какой-нибудь сестры, может двоюродной? Или, еще какой симпатичной родственницы?

Катерина лишь улыбалась в ответ и умоляла Серегу быть осторожнее с костюмершами, ибо девушки они горячие и очень ревнивые. Но Малыш храбрился и отвечал, что давно уже, будто легкокрылый мотылек, готов погибнуть в бушующем пламени обжигающей страсти. Все смеялись, но никто ему конечно не верил.

С появлением Ирины жизнь Виктора наполнилась новыми красками. Никак не удавалось остаться наедине, но он не торопил события, полагая, что время для более тесных отношений еще наступит.

Катерина бросала на него долгие испытующие взгляды, но Витя не понимал их значения.

Ей предложили хорошую должность в Москве. Осенью планировала перебраться туда и перевести, со временем, ведущих артисток. Она уже писала очередной, колоссальный по динамике и смыслу, музыкальный шоу-спектакль, надеясь провести постановку уже на новом месте.

А пока готовила труппу к выступлению на праздновании Дня города, где актерам клуба отдавалась центральная роль.

Однажды после выступлений Марина предложила Ирине, захватив Эдика и Виктора, закатится на всю ночь к ней в гости. Когда Ира сообщила Вите об этом, у него екнуло сердце. Он побоялся, что она передумает, но девушка безо всякого сомнения приняла приглашение. Взяли в баре вина, шампанского, и вчетвером отправились продолжать банкет. По пути Эдик оживленно дурачился, рассказывал всякие небылицы и рассмешил всех. Он счастливо улыбался и полдороги пронес Марину на руках, совсем не уставая. Та весело смеялась, иногда останавливая на его лице выразительный взгляд. Витя вспомнил, что ему рассказывала Катерина…

Марина с шестилетней дочерью жила в уютной двухкомнатной квартире. Ребенок гостил у бабушки. Гости расположились в просторной кухне. Поднимали бокалы, много шутили, смеялись. Настроение у всех было отличное. Хозяйка сидела у Эдика на коленях и своею рукой поила плейбоя игристым вином, обнимая другой его крепкую шею. Тот захлебывался, поперхнувшись, но продолжал радостно улыбаться.

Витя не сводил с Ирины глаз и не верил, что сегодня они будут вместе. У него и так-то в жизни немного было женщин. Последнее время вообще попадались подруги Серегиных пассий, малоприятные и очень строптивые. Общение с ними часто вообще ничем не заканчивалось, но Витя, ради друга, шел на эти жертвы, совершенно ни на чем не настаивая, и сидел в одиночестве, слушая музыку и потягивая из фужера через соломинку тягучий сладкий ликер. Девицы смотрели на него с подозрением и затаенной неприязнью и делали вид, будто они недоступны, а сидят здесь лишь по воле случая, пока подруга в спальне развлекается с сатиром. Иногда попадались интересные неглупые девушки, и за умными разговорами незаметно пролетала ночь. Витю интересовали судьбы, характеры, суждения случайных попутчиц, он учился чему-то, сам того не замечая.

Но такой как Ира никогда еще не встречал. В ней было все – и красота, и интеллект, и чувство юмора. Она была очень многогранна и в то же время весьма загадочна. Была в ней недосказанность, какая-то тайна. Может быть, она тоже была ведьмой.

- Какие все ведьмы привлекательные! – вспомнил Катерину. Внешне Ира была совсем не похожа на сестру, хотя общие черты, несомненно, присутствовали.

Уже давно перевалило за полночь, когда Эдик забеспокоился:

- А где мы будем спать?

Гости встревожено переглянулись.

- Мальчики отдельно, девочки отдельно… - Марина шутливо, но в то же время крепко, взяла его за ухо.

– Пойдешь со мной мой верный раб!

Эдик, дурачась, на четвереньках пополз за ней.

- Всем спокойной ночи! – Марина со значением посмотрела на Виктора и, покачивая бедрами, грациозно удалилась в спальню.

Они посидели немного, наполнили бокалы, со смехом вспоминая, как забавлялся Эдик, прикидываясь невольником. Потом возникла неловкая пауза. Оба молча, чего-то ждали. Витя старался вспомнить, как в таких случаях поступает Малыш. Он, было, уже встал на одно колено, попытался поцеловать ее руку…

Ира с немым удивлением и оторопью смотрела на него, потом закатилась в неистовом хохоте, закрывая лицо руками и не обращая никакого внимания на кусавшего от смущения губы нерасторопного ловеласа. Было почему-то обидно, и Витя не знал, что делать дальше, позабыв подняться с колен. Наконец, тяжело вздохнув, опрокинул в себя полный бокал.

Ира вытирала выступившие от смеха слезы.

- Не делай так больше. У тебя не получается… 

Витя расстроенный, ушел в комнату и лег на диван. Ее долго не было, но он слышал, как в ванной журчит вода.

Она появилась внезапно, вдруг, и он еле различал в темноте ее силуэт. Сильно забилось сердце. Подошла и села рядом, ласково поглаживая его руку. У него заискрилось в глазах, по телу бежала мелкая дрожь, дыхание участилось. Рядом находилась необыкновенная женщина, его идеал, которую он ждал всю жизнь. Близкий жар ее тела, осязаемый запах чистой кожи, мерцание широко открытых в темноте глаз, прикосновение нежных пальцев, предчувствие чего-то небывалого, пьянило и дурманило голову, возносило из далеких глубин подсознания потаенные инстинкты. Обжигающая энергия страсти растворяла, парализуя волю, растревоженные эмоции раскаленной магмой взрывались внутри, отнимая способность мышления. Все казалось нереальным. Он вдруг увидел Ирину и себя со стороны. Что-то будто подняло в воздух. С неистовой жадностью бросился целовать ее лицо, губы, грудь… Она вела себя сдержанно, не разжимая мягких губ, но чувствовалось, как в ней клокочет яростное, с трудом сдерживаемое пламя. Лишь один раз разомкнула она уста, и Витя унесся в облака, позабыв обо всем на свете. Не помня себя, опустил руки…

- Нет! – она неожиданно сильно оттолкнула его.

Он ошеломленный, тяжело дыша, смотрел, не понимая.

- Но почему нет? – он не хотел верить услышанному. – Почему?

- Пойми… Я не могу… Не сегодня. Потом… - Ирина с трудом переводила дыхание, сильно взволнованная.

Витя расстроился. Внутри кипели не остывшие эмоции. Хотел, как делает Малыш, низко опустить голову, отвернуться, прикрыть ладонью лицо и смахнуть набежавшую слезу. Но не смог. Его всего лихорадило от обиды.

- Почему не можешь? Наверное, тоже Его ждешь? – спросил с ехидцей.

- Кого это Его?.. – Ира смотрела удивленно…  – Его? – вдруг до нее стал доходить смысл Витиных слов.

- Витя! Ты что! Я же не Катя!.. – она весело рассмеялась

Виктор резко поднялся, отбросил одеяло и ушел в кухню. Дрожащими руками наполнил высокий бокал крепким темно-бордовым вином, выпил залпом. Закурил сигарету. Сидел один, размышляя…

Вдруг дикий, душераздирающий крик боли разорвал зыбкую тишину, раздавшись за закрытой дверью спальни. Буквально через мгновение неодетый Эдик с окровавленным ртом и обезумевшим взглядом, торопливо бросился к умывальнику. Витя вздрогнул от неожиданности и вскочил на ноги.

- Что случилось? – он с жалостью и тревогой смотрел, как незадачливый повеса старается остановить кровь холодной водой.

Умывшись и чуть успокоившись, Эдик со слезами на глазах и обидой в голосе рассказал, что случилось.

Когда они вошли в спальню, Марина заставила его раздеться и лечь в постель. Он лежал, расслабившись, а она легкими скользящими движениями пальцев массировала ему спину. Эдику очень нравилось и он, исполненный сладостного томления, предавался мечтательным грезам, уплывая мыслями в мир вечного блаженства. Совсем незаметно, постепенно, нажим становился сильней. Он чувствовал, как острые коготки нежно впиваются в его кожу. Ощущения были необыкновенно приятными, и Эдик слегка постанывал от непередаваемого удовольствия. Но с каждой минутой движения становились все резче, ногти как раскаленные шипы все глубже врезались в его плоть. Он долго, молча, терпел, думая, что это так надо. Но боль становилась уже невыносимой. Марина будто почувствовала грань, и тут же прекратила столь своеобразное массирование.

Эдик видел в темноте, как она встала, потянувшись руками, будто хищная кошка, и ее одежда медленно сползла на пол. У него зашлось дыхание от видения во всем блеске наготы обнаженного тела недосягаемой богини. Богиня наступила на него левой ногой и приказала лежать тихо. Он затаился в безмолвии, предвкушая недоступную никому из смертных, полную невообразимого блаженства усладу. И не ошибся.

Марина взяла в руку хлыст и стала неторопливо водить им по его мускулистому телу. Эдик закрыл глаза. Спину ожег резкий звонкий удар, потом еще один, еще, еще, еще… без роздыха, без перерыва… Он катался по кровати пытаясь увернуться от разящих ударов, но она, как разъяренная укротительница доставала его всюду. Эдик просил, умолял ее остановиться, но это ее только распаляло. Желто-зеленые глаза фосфоресцировали в полумраке, улыбка блуждала на прекрасном лице. Она была восхитительна в гневе, и он поневоле любовался ею, терпя сильную боль и закрываясь.

 Наконец, не выдержав, кинулся к ней, выхватил хлыст и крепко вцепился, пытаясь губами поймать ее губы. Как рассерженная тигрица бешено рвалась она на волю, вырывалась, сильная в своей неудержимости, жаркая, желанная до исступления. Все же ему удалось поймать ее обжигающие уста, и она с небывалой страстностью впивалась в его губы и совсем не давала возможности перевести дух. Когда он уже готов был окончательно потерять сознание от буйного возбуждения, она позволяла ему чуть-чуть глотнуть кислорода, и крепко прижимая его голову, повторяла все вновь и вновь, неистовая, необузданная, неукротимая, вся будто светящаяся рубиновыми звездами. Задыхающийся, находящийся в полуобморочном состоянии Эдик больше не мог терпеть. Неосторожно опустил руки и ощутил своими влажными ладонями упругую крепость двух раскаленных полусфер. В глазах помутилось, ноги задрожали, спальня взорвалась мириадами разноцветных огней. Он внезапно ощутил страшную пронзительную боль, и рот наполнился кипящей кровью. Марина, не простив ему вольности, отреагировала мгновенно, прокусив ему губу.

Витя слушал, веря и не веря. Было жалко Эдика и в то же время было во всем этом что-то комичное. Он вспомнил, как Катерина говорила, что Марина ненавидит мужчин… Эдик сидел весь в красных кровоподтеках, с исцарапанной спиной. Нижняя губа сильно опухла.

Вошла Марина, закутанная в простыню. Ее глаза искрились, настроение было отличное. Села рядом, наполнила бокал игристым вином, и с материнской любовью поглаживая Эдика по стриженой макушке, утешала его:

- Ах бедняга, пострадал от неосторожности… Я ведь тебе говорила, что меня нужно слушаться. Раскатал мальчик губу, вот ее и прокусили, – весело, со смехом глянула ему в глаза. Он нахмурился, отвернулся обидевшись. Замолчал.

- Ну что ты, Эдик? Не горюй так. Все еще впереди…

- Правда? – он с надеждой смотрел на нее. – А ты не будешь больше кусаться?

Витя и Марина покатились от хохота. В дверях появилась Ирина, и ничего не понимая, тоже стала смеяться. Эдик насупился и ушел одеваться.

Марина чуть не плакала от смеха.

- Ну а вы-то как?

Витя огорченно махнул рукой, и хозяйка снова схватилась за живот. Долго не могла успокоиться, все не веря, что у них ничего не было.

- Ну что же вы ребята? Это ведь меня Катя попросила… Я и этого оболтуса для компании взяла.

Посидели еще немного, вспоминая события сегодняшней ночи. В окна уже пробивался робкий рассвет. Девушки планировали еще поспать.

Витя с Эдиком, попрощавшись, тронулись домой. Шли по пустынным сонным улицам, и Эдик все не мог успокоиться:

- Ну как же так? Зачем она это сделала?

Но Витя объяснил ему, что это такая игра, прелюдия. И если бы он не сопротивлялся, а потерпел еще немного, то все закончилось бы невероятным наслаждением.

- А у тебя когда-нибудь было что-то подобное? – Эдик смотрел недоверчиво.

- Не было – вздохнул Виктор.

Эдик зная, что Витя тоже потерпел фиаско, все же заявил, пытаясь ободрить друга:

- Тебе хотя бы губу не прокусили…

 

                                 * * * * *

         В последнее воскресенье июня в Новосибирске праздновали День Города. Всю центральную площадь украсили рвущиеся в небо гирлянды разноцветных воздушных шаров, красочно обрамлявшие фасады высотных зданий. В городских скверах и парках полыхали алыми сполохами огненно-красные тюльпаны. Темно-зеленый ковер сочных трав покрывал многочисленные газоны. Деревья шелестели густыми кронами, а высокие тополя лениво отдавали невесомый светлый пух, легчайшей тенью кружащийся в ослепительных солнечных лучах. Флаги и транспаранты колыхались над широкими проспектами, создавая атмосферу летнего торжества.

Во всех микрорайонах открылись площадки художественной самодеятельности, а в центре, всего лишь за одну ночь, собрали огромную сцену-помост, где с раннего утра гремела грандиозная шоу-программа-марафон с участием многих коллективов культуры. Здесь было все – и детские театрализованные кружки-студии, и народно-эпические танцы, и выступления баянистов и балалаечников.

Из провинции в полном составе прибыл знаменитый хоровой ансамбль «Коромысло» и, взревев густыми басами солистов, величаво и мощно грянул «Дубинушку». Самородки-плясуны из Колывани выделывали такие невообразимые коленца и прыжки, что сразу же покорили сердца доверчивых пенсионеров, с восторгом взирающих на перепляс, барыню и трепака. Скрипачи и виолончелисты из Государственной филармонии сводили с ума творческую интеллигенцию, виртуозно исполняя «Лунную сонату» и увертюры Антонио Вивальди.

Артисты Госцирка удивили всех блестящей миниатюрой с участием акробатов, четырех обезьян-павианов, и огромного пятнистого удава, все время свивающегося в тугие шевелящиеся кольца и едва не задавившего в своих объятиях ведущего - Городовичка.

Небольшая дружная бригада лесорубов показывала искусство владения топорами и бензопилой. Опилки и острые щепки брызгами летели в близко стоявших зрителей. Но люди, затаив дыхание, напряженно следили, как в мгновение ока дровосеки расправляются с огромными стволами.

Чуть в стороне молодецки мерялись силой рабочие-металлурги, отчаянно пытаясь разорвать толстый канат и свирепым уханьем пугая любопытных прохожих.

С полудня сцена переходила во владение артистов клуба «Отдых».

Накануне вечером Виктор и Малыш встречали в аэропорту Толмачево возвращающегося Петра. Командировка прошла успешно, и помощник привез Антанасу небольшой чемодан денег и множество всяких новостей. Обстановка в республике разрядилась, но ближе к осени ожидались какие-то события. Бизнес успешно функционировал, компаньоны крепко держали управление в своих руках, не забывая олигарха в изгнании и строго ведя бухгалтерскую отчетность. Конкуренты вроде успокоились и не претендовали на передел рынка. Но друзья все же, советовали Закарявичюсу выждать еще несколько месяцев, намекая на скорый политический перелом.

На следующий день все собрались на празднике и ждали выхода Клеопатры. Екатерина Карловна без труда очаровала Антанаса, лишь один раз взглянув в его сторону. Тот забеспокоился, засуетился чего-то, и стал настойчиво упрашивать Малыша о знакомстве со знаменитым режиссером. Сергей официально представил его Катерине и предприниматель, почтительно поцеловав даме наманикюренные пальцы, склонился в подобострастном поклоне. Катя смеялась, но олигарх с серьезным лицом произносил комплименты и, всюду следуя за ней, помогал проверять готовность актеров и сценического антуража.

После выступления иллюзиона с надуванием огромных мыльных пузырей, начинался выход труппы.

За кулисы пробралась небольшая делегация во главе с мэром. Он долго не отпускал руку Екатерины Карловны, просительно глядя в глаза и ласково упрашивая о чем-то. Оказалось, он приглашал ее и всех желающих участников кататься до ночи на пароходе, а потом дружной компанией отправиться на остров Кораблик, где специально для гостей разожгут чудовищные костры, и до самого утра будет греметь карнавал. Антанас стоял рядом и внимательно слушал. Катя представила олигарха. Предприниматель вежливо поклонился и твердо пообещал доставить личный состав к пристани. Мэр обрадовано тряс ему ладонь и просил не опаздывать. Катерина только улыбалась и пожимала плечами, изображая полнейшее равнодушие.

Наконец компиляция с гигантскими мыльными шарами закончилась. Один переливающийся радужным цветом пузырь, более похожий на батисферу, долго плавал над головами удивленных зрителей и почему-то не хотел улетать. Люди прыгали вверх, тянули руки к небесам, но никак не могли достать медленно вращающийся объект. Все же один ловкач, исхитрившись, древком знамени, будто копьем, проткнул его. Пузырь с легким треском лопнул, обрызгав плечи стоявших зевак шипящей пеной. Знаменосцу попало прямо в глаза, и он, уронив красное знамя, что-то громко и с обидой кричал, растирая слезы по испачканным щекам.

Эфиопы, измазавшись темным гримом, отжимались от пола, усиливая кровообращение и разогревая мышцы. Оба ниндзя делали невообразимую растяжку. Лихо садились на поперечный шпагат, и одновременно, на шумном выдохе, наносили резкие, разящие удары по воздуху. Баядерки взирали на все это с выражением абсолютного презрения.

Объявили их выход, и рабы суетливо подхватили роскошный паланкин.

Яркое солнце ослепительными лучами прожигало сгустившийся воздух. Внизу шевелилось безликое человеческое марево. Лица сливались блеклыми невыразительными пятнами. Совсем близко от сцены стояли Петька, Антанас, Ирина…

Из разогретой массы народа выглядывали знакомые лица друзей, коллег-обвальщиков, спортсменов… Привиделся раскрасневшийся от жары, круглый анфас тети Раи. Окуляры Васьки Буторина интенсивно отсвечивали солнечными бликами.

Малыш неосторожно скосил взгляд и неожиданно увидел родное лицо супруги. На его плече уютно устроилась Елена-Клеопатра, и жена, сердито сдвинув брови, пригрозила ему увесистым кулаком. От испуга, Сергей сбился с ритма, сбавил шаг и тут же наступил босой пяткой на не до конца забитую шляпку гвоздя. Ногу пронзила острая боль, громадный эфиоп сильно захромал, чуть не уронив египетскую царицу, но сразу взял себя в руки и с блеском закончил выступление.

Публика громко ревела, рукоплеща и выкрикивая что-то одобряющее. Все слилось в безумной какофонии. Зрители подкидывали в воздух свои панамы, кепки, бейсболки… Какой-то благообразный, седовласый ветеран войны, весь усыпанный звенящими орденами и медалями, в отчаянии метнул на сцену огромный патиссон, который уже давно устал держать подмышкой. Добровольцы-дружинники тут же заботливо отвели разволновавшегося старого бойца в тень и аккуратно усадили на пенек.

После выступления Малыш, переодевшись, хотел было незаметно ускользнуть, слившись с ликующей массой, но был крепко схвачен за руку недовольной женой.

- Быстро домой! Бесстыдник…

- Но мы едем на остров!..

- Остров?!. – глаза метали молнии. - Вот и живи на острове тогда! А я подаю на развод!.. – и она быстро зашагала прочь.

Жить Сереге было негде. Ссориться с грозной супругой нельзя. И он, подавленный, удрученно подворачивая ступни вовнутрь и опустив голову, покорно поплелся вослед.

Антанас пригласил всех в ресторан и артисты радостно согласились. Заказали шампанского, клубнику со сливками, черного шоколада и много-много мороженого. Олигарх был щедр. Подкупил оркестр, и музыканты два часа без перерыва исполняли популярные баллады.

Весело поднимали бокалы за успешного хореографа Екатерину Карловну. Литовец, расчувствовавшись, объявил, что даже Симона де Бовуар, с которой он знаком лично, не может сравниться по экспрессии и творческому потенциалу с художественным вкусом и безграничной фантазией талантливого сибирского режиссера. И что эта прекрасная женщина достойна мужского поклонения. С этими словами предприниматель, чуть склонив голову, элегантно приник губами к пленительной руке.

Катерина, смущенная, с прелестным пунцовым румянцем на щеках, слушала восхищенные эскапады. Антанас шептал на ухо как змей-искуситель. Говорил, что если она не поедет на остров, то он поедет туда один. И надев власяницу, опоясав вервием чресла и уподобившись проклятым всеми отшельникам, питаясь лишь скользкими акридами и диким медом, собирая на каменистых отмелях улиток и речных моллюсков, будет в исступлении беспрестанно повторять заветное имя.

Катя только смеялась и совсем не верила велеречивому олигарху.

Петр не сводил глаз с Марины. Та сразу заметила его интерес, и легкими, быстрыми взглядами распаляла бывшего прапорщика, незаметно опутывая колдовскими чарами женского обаяния.

Витя с Ириной сидели рядом и слушали веселый гомон. Время незаметно шло, и организатор торжества спохватился, что пароход ждать никого не будет. Проголосовали – кто за продолжение праздника? Антанас, Петька с Мариной, и еще четверо участников застолья, готовы были ехать немедленно.

Екатерина Карловна чуть засомневалась, но встретившись с младшей сестрой глазами, с обаятельной улыбкой дала согласие. Тут же вызвали такси, и шумной гурьбой укатили на речной вокзал.

Остальные гуляки, посидев немного и послушав, как музыканты исполняют попурри из хитов итальянской эстрады, стали потихоньку расходиться.

Виктор с Ириной прогулочным шагом неторопливо шли по праздничному городу. Везде играла бравурная музыка. Народные гулянья продолжались до самой темноты.

- Не жалеешь, что не поехала с Катей? – он влюблено смотрел на нее.  - Наверное, весело там будет.

- Нет, не жалею. Нам тоже не будет скучно. – Ира загадочно улыбнулась.  – Ведь их не будет до завтрашнего утра…

- Ира?!.

- Да, мы едем к Кате! – и показала ключ. – Только домой позвоню, чтобы не теряли меня.

Она подошла к телефону-автомату, набрала номер, и долго в чем-то убеждала родителей. Наконец вышла, вся сияющая.

- Все в порядке. Едем!

Витя схватил ее на руки и закружил по тротуару. Летний вечер всеми звуками, красками, запахами, вливался в молодые сердца. Все вокруг расцвело восторженными мерцающими оттенками ослепительной акварели. Взяли такси и стрелой помчались по зажигающим яркие огни улицам. Остановились на секунду, и он забежал в кафе-ресторан. Взял большой бисквитный торт и бутылку армянского коньяка.

Не успев закрыть двери и бросив на пол покупки, со страстным нетерпением бросился целовать девушку. Ирина еле отбилась от него, заметив, что торопиться теперь некуда. У Вити в душе разливалось романтичное ликование. Он смотрел, как она разливает чай, режет ножом торт…

За окном уже совсем стемнело. Неяркий приглушенный свет создавал атмосферу таинственной иллюзии, волшебной сказки, в которой живет прекрасная принцесса. Наполнили рюмки до краев и молча, глядя друг другу в глаза, медленно выпили душистый напиток. Внутри разливалось приятное тепло, голова чуть кружилась… Слились в безбрежном поцелуе, и долго, очень долго не могли оторваться.

Неожиданно в прихожей раздался тревожный звонок в дверь.

- Кто это? – Виктор озадаченно смотрел на нее.

Ира удивленно пожала плечами и пошла открывать.

Как будто буря, сметающий шквал, кружащийся вихрь ворвался в темный коридор и завертелся, забился, заблажил нечеловеческим криком, запричитал речитативом, залил все вокруг безудержными слезами. Это оказалась близкая подруга, которую вот только что, полчаса назад, бросил муж. Навсегда.

Она буквально висела на шее Ирины, заливая ее платье солеными потоками, с обезумевшим взглядом и перекошенным от невыносимого горя лицом, безнадежным, трагическим голосом повторяла и повторяла одну и ту же фразу:

- Он бросил меня. Бросил… Что делать? Что?.. – и все сжимала подругу в крепких объятиях, требуя немедленного ответа.

Кое-как успокоили девушку. Усадили за стол, налили коньяк. Выпила залпом и начала с небывалым аппетитом налегать на торт. Потом отшвырнула ложку и вновь залилась слезами:

- Зачем вы меня сладким кормите? Я и так толстая…

Витя внимательно разглядывал удивительную подругу. Она была, конечно, полновата, но, в общем-то, миловидна. Растрепанные волосы торчали во все стороны.

- Кто это? – спросила незнакомка.

- Да, знакомьтесь, это Виктор.

- Алена, – отрекомендовалась брошенная кем-то девица, с подозрением глядя на Витю.

- А ты уверена, что он тебя не бросит?

Ирина весело рассмеялась.

- Он не бросит. Он не такой.

- Я тоже так думала, – опять заревела подруга. – А он подлец оказался. Изменял мне с буфетчицей! Представляешь?..

Она долго плакала, потом выпив полную рюмку, принялась за торт.

Из обрывочных фраз Витя узнал, что ее муж Никанор – помощник шеф-повара ресторана «Садко», спутался с буфетчицей Нинкой, у которой кожа да кости и никакого высшего образования. Она уже давно и планомерно пыталась разлучить любящих супругов. Наводила на Алену порчу, подсыпала Никанору приворотного зелья в томатный сок, одновременно соблазняя его всякими своими хитростями. Муж крепился, боролся, не хотел этого, но все же, не устоял. Бросился в грешную любовь как в омут. А ведь она ему говорила! Предупреждала. Ах, он такой доверчивый…

Витя внимательно слушал, наблюдая, с какой скоростью исчезает бисквит.

И вот сегодня вечером, возвратившись с приусадебного участка, где она с родителями весь день на жаре пропалывала капусту и морковь, обнаружила записку:

- Не ищи меня больше. Я люблю другую женщину!

Всю одежду и стереомагнитолу забрал с собой. Алена не могла оставаться со своим горем наедине, и сразу позвонила Ире. Мама сказала, что она ночует у Кати, и несчастная бросилась сюда, надеясь найти сочувствие и утешение. А Ирина оказывается не одна. Подруга с неприязнью смотрела на Виктора, и тому стало очень неловко.

- Опять ничего не получилось! – расстраивался он. – Почему так?

А Алена все плакала, убивалась, кляня судьбу и сокрушаясь. Ира, не зная как утешить дорогую подругу, мягко гладила ее голову и с сожалением смотрела на Виктора. Тот вздохнул горько, поднялся и, пожелав всем спокойной ночи, вышел на ночной проспект.

 

Следующим вечером собрались у Петра. Со смехом возвращались к  вчерашнему празднику. Антанас был искренне ошеломлен обаянием Екатерины Карловны. Говорил, что это необыкновенная женщина, и хотя, по-видимому, у него нет никаких шансов на умопомрачительный роман, все же он рад знакомству и готов быть рядом с ней и безо всяких упований. Вспоминал, что в старые времена из-за таких женщин-вамп офицеры лишали себя жизни, или теряли все свое состояние и богатство, ничуть не жалея об этом. Уж Витя-то знал, как Катерина умеет обольщать.

Петр не на шутку увлекся Мариной. Губы у него были целы, но левое ухо покраснело, заметно увеличившись в размере. Он позволил себе всего лишь небольшую вольность во время медленного танца, и тут же поплатился за это. Тем не менее, Петя считает, что у него неплохие шансы, и вообще, пора бы уже подумать о серьезных отношениях.

На острове превосходно провели время. Сначала долго плыли на большом белом пароходе по широкой реке, любуясь открывающейся чудесной панорамой речных просторов. Дамы отдыхали в комфортабельных каютах и готовились к ночному карнавалу. Мужчины, в основном люди серьезные -  городская элита, руководители предприятий, бизнесмены, неторопливо прогуливались по палубе и вели светские и деловые беседы. Антанас не терял времени и наводил дружеские мосты, знакомясь с нужными людьми. Представлялся литовским депутатом и крупным предпринимателем из Вильнюса. Намекал, что хочет открыть в городе небольшой, но очень прибыльный бизнес. Какой – пока секрет. Его понимали, угощали джином и виски, и надавали множество визитных карточек.

Уже зажглись крупные звезды, река потемнела, летние сумерки опустились бархатным покрывалом, завершая чудесный жаркий день. Причалили к колоритному, лежащему в черной тени, загадочному острову, утонувшему в зелени кустарников и высоких раскидистых сосен. На берегу уже пылали костры. В теплом воздухе носились запахи горящих березовых поленьев, на множестве мангалов готовился вкуснейший шашлык и аппетитный люля-кебаб.

Дружно сошли по трапу и стали, дурачась и веселясь как школьники, бегать друг за другом и всячески шалить и смеяться. Затем подкинули дров, и пламя взметнулось до небес. Водили хороводы вокруг костров, пели все вместе «в лесу родилась елочка», забавлялись и шутили. В небе взрывались петарды, яркие фейерверки, потешные огни и шутихи. Огненная забава продолжалась довольно долго, разноцветными вспышками освещая уснувший остров. С парохода беспрерывно лилась танцевальная музыка, призрачный берег мягко трогала речная волна. Восторженные крики, разлетаясь гулким эхом, далеко раздавались окрест.

На рассвете утомленные участники благополучно сошли на пристани, где их ждали пустые автобусы и служебные автомобили.

 

 

                                 * * * * *

Боевой вертолет, едва не задевая несущиеся навстречу на огромной скорости верхушки вековых сосен, шел на малой высоте, держа направление на северо-запад. Огромный винт с шипением резал разогретый воздух, весь пропитанный лесными ароматами и испарениями небольших бесчисленных озер, зеркальными осколками блестевшими внизу. Ми-28 устремлялся в гиблый край коварных трясин и непроходимых болот. Васюганская низменность расстилалась до самого горизонта, открываясь бесконечными таежными далями. Смешанные леса зеленели таинственным покровом, обнажаясь иногда островками палого леса. Хрустальными нитями серебрились многочисленные ручьи и речушки, иногда сливаясь друг с другом сверкающими протоками. За штурвалом геликоптера восседал дюжий полковник Степан Салоед – командир авиационного истребительно-бомбардировочного полка и родной брат дачной возлюбленной Антанаса.

Олигарх сидел на месте второго пилота в солнцезащитных очках и шлемофоне, пытаясь по топографической карте сориентироваться на местности. Но Салоед шел строго по навигационным приборам, зная нужную широту и долготу. Сзади, на жестких сиденьях устроились Виктор, Малыш и дядя Вася Буторин, весь белый от ужаса головокружительного полета, но все же, держащийся молодцом.

Впереди, справа по борту, открылась лесная прогалина со стоящими крестьянскими избами. Вертолет, заложив крутой вираж, резко пошел на посадку, и вскоре благополучно приземлился за околицей. Заглушили ревущий двигатель, открыли дверь и будто окунулись в насыщенный запахами мир лесных цветов и сочных трав, симфонию птичьих голосов, разбавленных жужжанием бесчисленных насекомых, в палитру ярких летних красок распустившейся сибирской природы.

Чуть поодаль стояла большая группа сельских жителей и встречала прибывших хлебом-солью. Подошли ближе. Навстречу шагнул пожилой человек, видимо старший. Антанас принял рапорт и радушно поприветствовал селян. Ему ответили нестройно, но с искренней теплотой. Высокая статная молодица в расшитом платке и длинном белом сарафане, с поклоном поднесла аппетитный каравай. Предприниматель отломил горбушку, посолил из солонки, и с благодарностью принял дары, не забыв сердечно расцеловать русскую красавицу.

 

Неделю назад олигарх связался со своим старым сослуживцем - особистом советской военно-воздушной базы под Гдыней в Польше. Народ в Европе был страшно напуган Чернобыльской катастрофой. Все опасались радиации, носили с собой карманные дозиметры и готовы были платить огромные деньги за любые средства профилактики лучевой болезни. Лучшим лекарством для выведения радиотоксинов считались грибы – лисички. Цены выросли неимоверно, но собранные на Украине, Белоруссии и даже в Прибалтике, успеха не имели, так как радиационное облако накрыло всю Восточную Европу и западную часть СССР. Радионуклиды находили даже в почвах Скандинавии и Гренландии. Поэтому особым спросом пользовалась продукция из Китая, Сибири и Дальнего Востока. За стокилограммовую бочку соленых лисичек перекупщики платили десять тысяч долларов, и готовы были принять любое количество.

Олигарх собрал военный совет и поделился соображениями. Витя с Сергеем разузнали обстановку и оказалось, что у дяди Васи родной брат Шурка председателем на хуторе Старые Плывуны, где Василий родился и вырос.

Грибов и ягод там такое изобилие, что на лисички никто и внимания не обращает, а собирают в основном обабки и подосиновики. Сушат на зиму, а на засолку идут рыжики и грузди. Леса там девственные, щедрые, густые. В еловых зарослях пасутся дикие кабаны, а по таежному бурелому бродят осторожные лоси. Зайцев и куропаток не счесть, медведи и волки ведут себя спокойно. Вот только хитрые лисицы пошаливают иногда, воруя по ночам домашнюю птицу. Эти отрывочные сведения с трудом удалось вытянуть из немногословного дяди Васи.

На мясокомбинате становилось все меньше работы. Не подвозили сырья, животноводческие хозяйства все реже привозили на бойню скот. Резко сократился выпуск продукции. Работали по два-три часа в день. Народ отправляли в бессрочные отпуска, зарплаты сократились. Льготное отоваривание прекратилось вообще. Ситуация в стране ухудшалась с каждым днем. Цены взлетали, магазины пугали пустыми полками, и купить что-либо можно было только на рынках. После разорительной павловской реформы, когда миллионы сограждан потеряли все свои сбережения, возник дефицит наличных денег. Очень часто предприятия рассчитывались с работниками и между собой бартером, собственной продукцией или еще какими-нибудь непрофильными товарами. Серега и Виктор давно уже подумывали об увольнении, но податься было некуда – везде царил развал и неразбериха.

Идея с заготовкой грибов показалась заманчивой. Уговорили Василия съездить с ними на свою родину, написали заявления об отпуске.

Дядя Вася покинул Старые Плывуны пятнадцатилетним подростком более сорока лет назад. Освоился в большом городе, женился, и раз в три года обязательно приезжал к брату. Добираться туда было непросто. До Пихтовки еще ходил междугородный автобус, а потом приходилось почти девяносто километров трястись по бездорожью на попутках.

Тем не менее, встретились с Антанасом, позвонили брату, объяснили перспективный замысел-прожект. Тот обещал всячески содействовать и мобилизовать жителей. Сообщили дату прилета и отправились на комбинат. Там, в отделе снабжения, закупили семьдесят килограмм свежего сервелата и десять ящиков говяжьей тушенки. Предприниматель рассчитался живыми деньгами, и начальник отдела с благодарностью долго жал ему руку, заискивающе глядя в глаза, и предлагая купить еще полтонны субпродуктов.

Следующим утром Петр отвез всех в воинскую часть под Репьево, и командир полка лично сел за штурвал. Он тоже был в доле.

Сельчане с восторгом приветствовали прибывших. Обнимали Василия, помогали выгружать вещи. Село было совсем небольшое – тридцать семь дворов, и Антанас с председателем быстро осмотрели хозяйство. Затем объявили людям задачу, хотя все уже все знали. Желающих помочь в заготовке грибов разделили на две бригады. Одна, большая группа собирает непосредственно лисички. Другая часть готовит грибы и инвентарь к засолке. Всего набралось девятнадцать добровольцев, в основном женщин. Они готовы были с завтрашнего утра приступать к работе. Олигарх объявил, что труд заготовителей будет щедро вознагражден деньгами и мясопродуктами. Напомнил, что целебные грибы с нетерпением ждет зараженная радионуклидами Европа, Украина и Белоруссия, до сих пор не оправившиеся от последствий Чернобыльской трагедии.

В амбаре нашлось множество растрескавшихся деревянных бочек, и умельцы сразу же принялись очищать, перебирать и заново собирать тару, подгоняя металлические обручи и прокладывая швы паклей.

Население Старых Плывунов состояло из немолодых людей. Молодежь сразу после окончания восьмилетки уезжала кто куда. На данный период на хуторе проживало семьдесят шесть человек, включая маленьких детей, которых молодые родители привозили к бабушкам и дедушкам и потом долго не хотели забирать.

Председатель – дядя Шура Буторин, был одинокий бобыль и обитал в небольшом пятистенке. Василий поселился у младшего брата. Витю определили к бабке Маланье – старой и очень сердитой. Вдовая Наталья – высокая полнотелая молодка, которая встречала хлебом-солью дорогих гостей, вцепилась обеими руками в Малыша и забрала ошарашенного сатира на постой в свою хату.

Когда все устроились по квартирам, Антанас сердечно простился с деревенскими жителями. Сельчане подарили Степану Салоеду на память небольшой бочонок гречишного меда, и полковник, растрогавшись, перецеловал всех бабок на прощанье. Договорились держать связь через командира. Вертолет взревел винтами, и легко оторвавшись от земли, гудящим шмелем растворился в сияющем небе.

 

Вечером, немного отдохнув после жаркой раскаленной бани, выпив полведра пенящегося душистого кваса, устроили в честь прибытия пиршество.

В горнице у Натальи длинные столы были накрыты нехитрой крестьянской снедью. Особое место в самом центре, занимало огромное блюдо с тонко нарезанной копченой колбасой, и ведерный чугунок с мятой картошкой и тушенкой. Сервелат в Старых Плывунах был большой редкостью, и глаза жителей горели нетерпеливым интересом. Гости привезли с собой несколько бутылок «Столичной», а сельчане выставили ядреный, забористый самогон.

Малыш с хозяйкой торжественно, будто новобрачные, восседали во главе стола. Чуть ли не весь хутор собрался поглазеть и пообщаться с городскими заготовителями и Василием, который, судя по всему, стал большим человеком, раз прилетел с начальством на вертолете.

Деревня одиноко стояла, окруженная глухими лесами и болотами, далеко от больших караванных путей и асфальтовых дорог. Ближайшее село находилось в пятнадцати верстах. Раз в неделю приезжала машина-будка-магазин из райцентра. Привозили свежий хлеб, крупы, сахар, рыбные консервы, муку. Почту и пенсии выдавал уполномоченный из района. Зимой немногочисленный отряд охотников-зверобоев уходил в тайгу на промысел. Добывали шкуры зайцев, лисиц, белок, и прочего пушного зверя, и сдавали государству. Летом занимались своим хозяйством. Кто помоложе, уезжал на заработки в город.

Натали, – а именно так теперь Серега стал называть свою хозяйку, счастливыми глазами смотрела, как заезжий молодец с хрустом поедает квашеную капусту с клюквой. Она будто сошла с кустодиевских полотен, поражая обилием соблазнительных форм и яркого девического румянца. Крутобокая лесная наяда имела двенадцатилетнего сынишку и шестнадцатилетнюю дочь, которая прошлой осенью поступила в ветеринарный техникум и жила теперь в Искитиме. Пять лет прошло, как на охоте случайно провалился в полынью и навсегда ушел под лед муж Тимофей. С тех пор вдова ни о чем и не помышляла, как вдруг судьба подарила ей такого видного мужчину, который к тому же утверждал, что не женат и без ума от высоких дам.

После первого тоста вмиг опустело блюдо с сервелатом. Загорелые дочерна морщинистые руки, с въевшимся навечно земляным налетом, торопливо тянулись, хватая заскорузлыми пальцами сочащиеся прозрачной слезой янтарные копченые ломти. Нарезали еще порцию, которая исчезла сразу же после второго тоста. Селяне закусывали, нахваливая продукт и закатывая к потолку посветлевшие глаза. Вскоре после третьего тоста чугунок стоял совершенно опустевший, а захмелевшие обитатели Старых Плывунов заметно повеселели. Очки Василия яркими бликами отражали льющийся сверху электрический свет. По правую руку ветерана сидел брат-председатель. Слева примостился друг его босоногой юности, а ныне школьный учитель Дымка. Вообще-то звали его Дмитрий Сергеевич, но селяне не любили длинных имен. Удивительно, но во всей деревне имелись лишь две фамилии. Два клана-династии. Буторины и Шмидты. Все находились в близкой и дальней родственной связи друг к другу и жили одной дружной семьей. На хуторе была школа-четырехлетка. Потом школьники доучивались в районе, в интернате.

Должности директора, преподавателя и завхоза совмещал Дымка – неунывающий худосочный мужик интеллигентной наружности. У него одного в деревне был мотоцикл с коляской, да у председателя служебный уазик. Больше техники, кроме велосипедов, на хуторе не было. Любознательный педагог устроил на чердаке своего дома небольшую обсерваторию. Четыре года копил деньги на телескоп, и вот уже много лет изучал ночами звездное небо, надеясь первым увидеть в космических далях инопланетные корабли. Увлекаясь уфологией, он убедил почти всех обывателей в существовании внеземного разума. Даже старые верующие бабки и то заколебались, настолько убедительно и аргументировано доказывал Дымка присутствие гуманоидов и скорое прибытие здравомыслящих пришельцев. Бывая в городе по школьным делам, учитель привозил домой огромное количество научно-популярной литературы по астрономии, учебников по астрофизике, а также самиздатовские книжки по астрологии, и все свободное время изучал эту сомнительную науку. По каким-то невероятным признакам составил пожизненные гороскопы на всех жителей хутора, пугая их таинственными предсказаниями и подтверждая теорию загадочными графиками звездных домов.

Рядом с главой села, поставив под ноги маленькую табуретку, выглядывала крупная голова необычного человека. Это был Павел Андреевич – бухгалтер и делопроизводитель, а по совместительству еще и электрик-высоковольтник. Он был лилипутом-карликом, менее полутора метра ростом, не выросшим по неизвестной причине, хотя родители и родственники были вполне приличной высоты. Окончил в городе два курса электротехнического института и в совершенстве знал бухучет и складское дело. Вернулся домой с молодой женой, тоже небольшого роста, но все же, чуть выше его, а через несколько лет по деревне бегали три проворных чумазых гнома, и целыми днями, непослушные, играли в прятки с родителями. Павла Андреевича все уважали, ибо только он мог правильно составить нужную бумагу, написать письмо и рассчитать зарплату.

Витя сидел на скамье, зажатый с обеих сторон двумя дюжими старухами в черных платках, которые, радуясь чему-то, беспрестанно подливали ему самогон.

- Выпей, милок. Чистый нектар, – нахваливали, цокая языком.

Виктор мелкими глотками пил мутный, невероятной крепости нектар, а потом долго не мог отдышаться, приходя в себя. Бабки радушно угощали его, накалывая ему на вилку то редиску, то соленый огурец, то кусок крупно порезанного сала, и он покорно жевал, с интересом разглядывая присутствующих. Не было ни одного молодого парня или девушки. Только вездесущая детвора носилась по хате, залезала под стол, прыгала по скамьям и вообще обрадовалась приехавшим чрезвычайно. Немолодые мужики и женщины с аппетитом закусывали и с удовольствием наполняли бокалы, слушая витиеватые тосты приезжего тамады.

Малыш был в ударе. Произнес застольную здравицу за хозяйку дома. Народ зашумел одобрительно. Наталья зарделась, опустив глаза, и вдруг, крепко стиснув в сильных объятиях, звонко расцеловала смутившегося кавалера. Села, не сводя с него горящего василькового взгляда, со счастливой блуждающей улыбкой на раскрасневшемся лице, и все подкладывала ему на тарелку соленые рыжики и крупные куски зажаренного в печи индейского петуха. Сатир упивался вниманием общества и с серьезным видом отвечал на вопросы незадачливых селян.

- Сергей Борисыч, что же это в стране-то деется? – вопрошала его обеспокоенная старушка. – Потоп будет ли?

- Потоп будет. Потом. А сейчас пришло царство антихриста и вершитель дел его Лель, правит страной. – Малыш умышленно нагонял страх.

- Покайтесь миряне, ибо сказано у Иеремии – велики грехи рода человеческого!

Бабки испуганно крестились. Мужики не верили. Седобородые старцы, рядком сидящие сбоку на широкой лавке, прикладывали ладонь к слабослышащему уху.

- Ась? – белоголовый как лунь старик прошамкал беззубым ртом. – В сорок первом тоже антихрист являлся, еле землю отстояли.

- Сейчас хуже, деда, – Серега хитро блестел глазом. - Ядерный век. Дикие нравы. Никто не спасется в безумии мира сего.

- Да что за времена такие? Пенсию задерживают, магазин-будка уже три недели не едет… - бабки возмущенно шептались друг с другом.

Незаметно за разговорами люди пьянели, и разгоряченные, красные, потребовали от гармонистов грянуть чего-нибудь зажигательного, чтоб душа зашлась… Музыканты, растянув меха тальянок, лихо завели «барыню». Народ сразу же повеселел и тотчас пустился в пляс, безудержно топая каблуками и выбивая громкую дробь. Женщины важно плыли сизокрылыми утицами, мужики суетливо крутились вокруг них, изображая распаленных селезней. Хлестко били себя ладонями по груди, коленям, пяткам, громко притопывая и прихлопывая. Некоторые по-разбойничьи свистели и лихо шли вприсядку, ловко выбрасывая вперед одетые в начищенные сапоги ноги.

Одна плясунья, сложив перед собой руки, бойко исполняла чечетку, тонко повизгивая и игриво сверкая глазами в сторону Василия. Тот громко хлопал в ладоши и благодушно улыбался. Недолго думая, шалунья тут же подскочила к нему, выдернула из-за стола, и увлекла в круг. Дядя Вася по-молодецки тряхнул стариной, выдав сумасшедшего «казачка». В молодости он был, видимо, отличным танцором и имел немалый успех у деревенских барышень. Очки слегка запотели, волосы взмокли, грудь бурно вздымалась от торопливого дыхания. Он с честью принял вызов, не уступая спутнице в исполнительском мастерстве. Но дама не собиралась останавливаться и решила утомить Василия переплясом. Ветеран и не подумал сдаваться, выдав целый ряд таких залихватских оборотов, что изба загудела от бурных рукоплесканий. Гармонисты наяривали во всю мочь, и не первой молодости танцовщица, стянув с себя красный платок и громко пристукнув сапожком оземь, подняла вверх обнаженные руки и выдала будоражащим движением крутых бедер такие умопомрачительные пируэты, что зрители восторженно заревели, вспоминая далекую молодость. У Василия от изумления упали с носа бинокулярные очки, и он еле успел выхватить их из-под каблуков разгорячившейся озорницы. Пал на колени, признавая свое поражение, и с благодарностью протянул ладонь победительнице. Женщина, взяв поверженного исполнителя за руку, торжествующе плыла вокруг лебедушкой.

 Музыканты, поиграв еще немного, стихли, утомленные.

Ветеран, обняв разрумянившуюся партнершу за талию, степенно разливал «Столичную». Чокнулись, и выпили на брудершафт, долго глядя в глаза друг другу.

Витя сидел в приятной истоме и с удовольствием наблюдал за простосердечными селянами. Ему здесь нравилось. Люди открытые, душевные, а главное бесхитростные и добродушные. Он хотел было, вместе со всеми пуститься в пляс, но вскочив на ноги, почувствовал опасное головокружение и слабость в коленях от выпитого самогона, и предпочел остаться наблюдателем. Бабки-соседки не давали ему скучать и строго следили, чтобы его бокал не оставался пустым, беспрестанно подливая из графина огненный нектар и угощая свежим крыжовником.

Гармонисты ухнули «русскую», и неостывшие танцоры разом вскочили на ноги, готовые пуститься в яростный перепляс. Один край длинной скамьи резко освободился и подпрыгнул вверх. Витя, сидящий с бабками на другом конце, почувствовал, будто он низвергается в бездонную пропасть, падая и медленно заваливаясь набок. Струганный пол внезапно ударил в спину. Сверху сыпались не удержавшиеся спутницы-старухи. Приземлялись прямо на него и, с выражением полнейшего недоумения и легкого испуга, протягивали вперед когтистые пальцы. Рядом бухнулась опрокинувшаяся скамья. Музыка остановилась, вся хата сотрясалась от дикого хохота. Нерасторопные гуляки долго ползали на четвереньках, ощупывая себя со всех сторон, и громко охали, взволнованно хватая друг друга за руки.

Кое-как успокоились, установили скамью, сели и наполнили кубки. Выпили залпом. Музыканты вновь растянули меха заливистым перебором. Все одновременно поднялись, и Витя опять летел в бездну, ударяясь боками и зажав в кулаке скатерть, за которую в отчаянии схватился, теряя равновесие. Тарелки, чашки, кружки, недоеденные куски ржаного хлеба летели следом. Опытные бабки на этот раз устояли на ногах и весело смеялись беззубыми ртами, глядя, как падает и разбивается вдребезги посуда. Он с горем пополам поднялся, отряхнулся и сел в темный уголок на табуретку, скромно улыбаясь и нетрезвыми глазами наблюдая, как хуторяне помелом сгребают осколки.

Быстро постелили свежую скатерку, поставили уцелевшие приборы, опять наполнили чары. В третий раз рванули меха гармонисты, и пошла, поехала, загудела, зашумела, заколобродила деревенская потеха. То ли самогон давал такой заряд бодрости, то ли сами жители истосковались по гуляньям. Самоотреченно плясали все. Только Витя да седобородые старцы аплодировали сидя. Всех увлекал безудержный мотив. Взявшись за руки, прыгали как кузнечики малые дети. Василий мелким бесом крутился вокруг дуэньи-партнерши, блестя очками и радостно улыбаясь. Дымка дробным шагом шел вприсядку, держа руки за спиной. Лилипут Павел Андреевич метался на коротких ногах, пытаясь не отставать от раззадоренных пляской сельчан и отталкиваясь от пола, вихрем взлетал на пустые скамьи. Пробежав с безумными глазами всю длину, стремительно оттолкнувшись и растопырив как крылья руки, будто подгулявшая белка-летяга плавно и мягко приземлялся на широкую кровать, покрытую пуховой периной и застланную белоснежным льняным полотном.

Высокая чернобровая Натали выступала с молчаливым достоинством, тая в глубине наполненного сокрушительной страстью тела, обжигающие огненные потоки, готовые вот-вот взорваться неуправляемым, разбуженным вулканом и в прах испепелить любого, дерзнувшего расшевелить стихию. Расширившиеся зрачки бездонных глаз, яркий румянец, играющий на матовых ланитах, притягательность алых губ, с трудом сдерживаемое, рвущееся наружу прерывистое дыхание – все это готово было смутить и повергнуть в трепет неуверенные сердца.

Но не робкого десятка был загорелый мускулистый авгур. Показывая неуемную удаль, одетый лишь в огромные джинсы-пирамиды, полуголый хмельной фавн сводил с ума лесную дриаду, исполняя невероятно экспрессивный фантастический танец – гремучую смесь латиноамериканских стилей и европейского канкана, культов и обрядов африканских племен и изящного греческого сиртаки. И все никак не мог оторвать зачарованного взгляда от налитых спелых боков прелестницы.

Остальной народ резвился, не отставая и не желая ни в чем уступать. Женщины, разметав по плечам седеющие волосы, бойко перебирали ногами и били каблуками в пол, помогая себе выразительными взвизгиваниями, и в упоении танца взмахивая разноцветными платками. Пожилые деревенские мужики самозабвенно бросали кепки, кричали что-то непереводимое и громко топали сапогами.

Наконец народ утомленно потянулся к столу. Произнесли тост за здоровье председателя. Бабки звонкими голосами затянули песню «Хасбулат удалой». Им вторили хриплые мужские басы, и слаженное хоровое пение широкой рекой полилось по затихшему хутору. В окна и двери заглядывали любопытные, которым не хватило места за общим столом.

На улице стемнело, и тучи мошкары и таежного гнуса вертелись возле зажженных фонарей и электрических ламп, звонко гудя бесчисленными крылами и ведя хаотичный хоровод.

Малыш с Натальей неторопливо скользили по избе в медленном томном танце. Истосковавшаяся женщина бурно сжимала в страстном объятии плечи нежданного обольстителя. Высокая грудь заметно поднималась и опускалась, не в силах сдерживать рвущееся наружу пламя сладостного томления. Демон-искуситель что-то горячо шептал на ухо, касался губами пахнущие сосновой хвоей волосы, прижимался к ее кипящему блаженной негой телу, и все тянул, все ждал чего-то, вводя переполненную темпераментными ощущениями хозяйку в состояние бешеного исступления. Натали, не выдержав, вонзила острые ногти в обнаженную спину увлекшегося ухажера, чуть осела на подогнувшихся ногах, и вдруг, с силой вцепившись в кожаный ремень, утащила оторопевшего от неожиданности соблазнителя в спальню и громко захлопнула дверь.

Народ загудел доброжелательно, голоса взревели «Ой мороз, мороз…». Многие уже сидели, уронив головы и громко храпя. Две бабули подхватили совсем захмелевшего Витю с обеих сторон, и он, на непослушных ногах, в состоянии полнейшего изумления, покорно следовал за ними, с удивлением осматриваясь по сторонам. Его отвели на сеновал и опустили в душистую сухую траву. Чистое ночное небо, усеянное россыпью крупных мерцающих звезд, взорвалось на множество мельчайших молекул, звуки куда-то отодвинулись, запахи прекратились, и Витя крепко уснул, провалившись в темную вязкую глубину.

 

Солнечное утро переливалось звонким пением лесных птиц, ревом домашней скотины и утробным курлыканьем индейских петухов и индюшек, гордо расхаживающих по двору. Виктор открыл тяжелые веки и долго не мог сообразить, где он находится, пока крупный овод не ужалил его в пятку. Голова болела, во рту все пересохло, тело ломило с жестокого похмелья. Кое-как добрался до колодца. Поднял полную бадью студеной воды и жадно приник губами. Долго, до ломоты в зубах пил живительную влагу. Затем скинул одежду и разом опрокинул на себя. Будто обожгло всего. Мысли мгновенно прояснились, тело пронзили тысячи раскаленных игл. Сразу стало легче, и он, подбирая одежду, бодро зашагал в дом.

В горнице помолодевшая, свежая как утренняя роса Наталья, радостно летала от печки к столу. Румяные ноздреватые, обильно политые маслом блины, горкой возвышались на блюде. Дядя Вася в одиночестве завтракал, макая очередной блин в густую сметану и запивая крепким чаем из широкого блюдечка.

- Кушать садитесь, – глаза хозяйки сияли ультрамарином. – Отведайте блинчиков, – пригласила она Виктора.

Он сел, почувствовав сильный голод. С наслаждением наливал из блестевшего самовара чай. За короткий срок внушительная горка блинов уменьшилась на две трети.

- А друг мой где? – вопросил с намеком.

- Сергей Борисович еще отдыхают. Утомились за ночь… - Наталья скромно опустила густые ресницы, прикрыв счастливо сверкнувшие глаза.

- Жив, здоров молодец?

- Здоров… - она озорно фыркнула и кинулась снимать блин.

Вышел из спальни заспанный Малыш, оглядел удивленным взглядом хату. Хозяйка набросила ему на шею вышитый рушник и повела умываться. Поливала из ковша водой, с любовью глядя в небритое лицо удалого молодца. Тот обтерся полотенцем, внезапно крепко прижал к себе взвизгнувшую от радости молодку.

Пока неутомимый сатир утолял разыгравшийся аппетит, Наталья рассказала, что в амбаре устроили засолочный цех. Шурка с мужиками готовит тару и большие чаны-емкости для вымачивания грибов. А десять женщин сделали уже пару заходов и принесли по два ведра каждая, отборных лисичек. Бабка Маланья – единственная в деревне целительница, с утра собирает в лесу какую-то особую, лишь ей одной ведомую траву, чтобы использовать как приправу при засолке. Собранная на рассвете, эта чудо-трава гонит брюшную хворь, а при добавлении в соленья дает терпкий незабываемый вкус и тонкий аромат только что скошенного клевера.

В импровизированном цеху уже вовсю кипела работа. Возле стены приличной горкой навалены крупные лисички. Все сборщицы уже вернулись и сидели на перевернутых ведрах, разрезая наполовину и тщательно промывая каждый гриб. Павел Андреевич топил березовыми поленьями печь, на которой кипел огромный бак с водой.

Чистые разрезанные грибы опускали партиями в кипяток, варили пятнадцать минут и дуршлагом отбрасывали в большую ванну с чистой водой, где лисички вымачивались два дня. Воду меняли утром и вечером. Затем грибы укладывали в бочку ровными слоями, пересыпали крупной солью, прокладывали специями. Использовали смородиновый лист, лист хрена, немного молотой гвоздики и эстрагона. Обязательно сыпали пригоршню заветной травы от бабы Маланьи. Добавляли немного свежайшей родниковой воды, для чего приходилось углубляться на полкилометра в лес, немного уксуса. Сверху клали гнет – тяжеленный камень. Работы было немало.

Сергей с Виктором целыми днями таскали воду, кололи дрова. Василий с бригадой, с раннего утра уходил в лес, принося до обеда огромное количество грибов. После обеда все дружно мыли, чистили лисички. Лилипут топил печь, отваривал продукт. Мужики подготавливали тару. Собрали тридцать первоклассных бочек, выскоблив со всех сторон до белизны. Наталья кормила и готовила на всю артель. Председатель осуществлял общее руководство. Через неделю кропотливой работы уже готовыми стояли три пузатые бочки. Для полной готовности должно было пройти не менее полутора месяцев, поэтому на каждой бочке в обязательном порядке выжигалось раскаленными клещами клеймо-дата.

Длинными, летними вечерами заниматься было нечем. Старые Плывуны принимали лишь два телевизионных канала, и то с сильными помехами. Местные жители все свободное время тратили на подсобное хозяйство, пасли и ухаживали за домашней скотиной, заготавливали сено на зиму. Целыми днями трудились на огородах, выращивая и обрабатывая овощи и картофель. Вите было скучно, хотя немного и помогал бабке Маланье наводить порядок в усадьбе. Сидел со стариками на завалинках, слушая воспоминания о прошлой жизни и обсуждая всякие политические события и безостановочные новости, обильно льющиеся с телеэкрана и радиоэфира. Курил крепчайший табак-самосад, которым его щедро угощали селяне.

После собирались тесной компанией у Натальи, и под стопку-другую жгучего самогона, резались в карты, закусывая разносолами и рассказывая друг другу всякие побасенки и небылицы. Хозяйка сидела подле Малыша, не спуская восторженных глаз с часто проигрывающего любвеобильного постояльца. Она все не могла нарадоваться негаданному счастью, понимая всю скоротечность момента. Еще более похорошела, расцвела, распустилась как чудесная лесная фиалка, как благоухающая хризантема сияла светлым ореолом, окружая любезного ухажера беззаветной лаской и бесконечной заботой. Как только за окном зажигались первые звезды, Наталья крепко обнимала кавалера и горячо шептала ему что-то. Энергичный селадон делал вид, будто занят игрой, но, как правило, доиграв партию, хватал обольстительницу на руки, и чуть покружив по избе, уносил до утра в спальню. Признавался, что такой горячей, искренней и преданной женщины никогда не встречал в своей жизни.

Остальные игроки до ночи сидели за столом, играя в покер или шестьдесят шесть. Ставки были небольшими, и хитрый карлик Павел Андреевич обычно снимал банк. Сгребал короткими пальцами мелочь и предлагал удвоить разыгрываемую сумму. Все это быстро надоедало.

Учитель-звездочет, в ночь, уезжал куда-то на своем мотоцикле и возвращался только к рассвету. Он показывал гостям свою астрономическую обсерваторию. Витя, Василий, Малыш, часами сидели и слушали фантастические предположения о скором инопланетном пришествии. Долго смотрели в двадцатичетырехкратный телескоп, наблюдая множество не видимых простому глазу звезд и далеких галактик. Где-то на невообразимой высоте вспыхивали светящиеся хвосты метеоров и огненные трассеры астероидов, сгорающих в верхних слоях атмосферы. Часто были видны крупные зеленоватые блики от двигающихся по своим орбитам космических спутников. Дымка рассказывал как совсем недавно, проводя мониторинг ночного неба, он узрел еле заметно двигающуюся со стороны созвездия Гончих Псов крошечную, горящую необычным красно-фиолетовым светом, точку. За трое суток она сдвинулась совсем на небольшое расстояние. Потом резко начала увеличиваться в размерах, входя в границы Солнечной системы. На пятую ночь астроном увидел, что это крупная хвостатая комета, стремительно приближающаяся к Земле. При входе в атмосферу она превратилась в огненный шар о шести лучах. Дмитрий Сергеевич понял тогда, что это никакая не комета, а заходящий на посадку инопланетный корабль. В телескоп уже невозможно было смотреть на ослепительное сияние, и он выбежал на улицу.

Хутор спал, погруженный в ночь, тишина поглотила все вокруг. Высоко в черном небе, в серебристом мерцании, ниспадающем из туманных высот, разгоралось приближающееся искрящимся бенгальским огнем, ярчайшее, блистающее свечение. Дымка отчетливо видел, как раскаленный добела неопознанный летающий объект, оставляя за собой вытянувшийся шипящий след, опускается прямо на хутор, озаряя мертвенным голубоватым светом все вокруг до самого горизонта. Все происходило очень быстро, в полнейшем безмолвии. Вдруг раздался негромкий хлопок, и объект разлетелся на множество мелких сверкающих осколков, горячими брызгами, осыпавшими окрестные леса. Один, самый крупный, упал недалеко от села, и учитель видел, как за окоемом темного леса поднимается тонкая струйка желтого дыма.

Он вскочил на свой мотоцикл и помчался на поиски. Долго пробирался, петлял лесными тропами. Наконец, на вершине небольшого холма поросшего редким кустарником и елками, увидел проблески затухающего пожара. С рассветом, уфолог поднялся на вершину и обследовал дымящееся пепелище, но ничего интересного не обнаружил. Видимо, осколок инопланетного корабля ушел глубоко в землю. Никто из селян ничего не видел и не слышал в ту ночь.

А Дымка несколько раз замечал в небе над местом падения четыре огненных шара, идущих уступом со стороны востока на большой высоте и тонкими светящимися лучами ощупывающих земную поверхность. Казалось, будто они ищут следы разбившегося космолета и никак не могут обнаружить место катастрофы. Школьный учитель решил своими силами помочь инопланетному разуму. И вот уже вторую неделю, он каждый день отправляется к месту крушения и зажигает костры в форме устремившейся стрелы, указывающей прямо на холм. В том, что в нескольких километрах от земли взорвался по неизвестной причине корабль пришельцев, он нисколько не сомневался.

В глубокую, до сих пор еще не остывшую воронку он опустил металлическую капсулу с посланием к неземным цивилизациям на русском, английском и немецком языках, и схему расположения в нашей Галактике Млечного Пути, с подробным описанием всех ближайших созвездий и координат Земли и Солнца. Одновременно, астроном отметил подозрительную активность солнечной плазмы и связанное с этим явлением существенное усиление магнитных бурь, которое зафиксировали приборы в его обсерватории.

Никто ему не верил, но слушать было интересно. Рассказы об искривлении пространства, «черной материи», из которой якобы состоит вселенная, о непостижимых «червоточинах», ведущих в места находящиеся вне нашей вселенной, о «черных дырах», являющихся мостами между мирами, звучали весьма убедительно. Чувствовалась теоретическая подготовка по астрофизике. Еще учитель доказывал, что именно на Алтайской геомагнитной плите, в пределах которой и стоят Старые Плывуны, находится один из основных центров земной силы. Энергетическая воронка, которая и засасывает из космоса астероиды, метеориты, проносящиеся мимо кометы и прочую звездную пыль. И пришельцы обязательно высадятся где-то в этом регионе, ибо магнитные поля здесь имеют форму выпуклого пластероида, что очень облегчает задачу пилотирования и посадки. А разбившийся корабль, скорее всего, был сбит боевым лазером с американского спутника. По радио Дымка слышал, как совсем недавно такая новейшая система была выведена на стационарную орбиту в рамках осуществления американцами программы противоракетной космической обороны, этакого контролируемого зонтика, способного противостоять ядерной угрозе любого государства. Чем это кончится неизвестно, но мы, люди доброй воли, должны показать инопланетному разуму, что у нас мирные намерения, и что мы готовы к сотрудничеству с посланниками Вселенной.

Виктор с Василием от скуки часто ездили с учителем жечь костры и подавать сигналы пришельцам. Делать было все равно нечего. Так, за увлекательными разговорами и любопытными спорами незаметно пролетала ночь. На рассвете, затушив угли, возвращались на хутор.

Стояла самая середина жаркого сухого августа. Летний зной раскалял звенящий, насыщенный густыми ароматами, воздух нагретого солнечным светом леса. Струящиеся запахи созревших лесных ягод, цветущих растений, источающих смоляной дух хвойных деревьев, наполняли все вокруг атмосферой восторженности и умиротворения. Не успевающая остыть за короткую ночь земля, укрытая пестрым ковром высоких трав, блаженно исходила серебристой росой, таинственно блестевшей в бледно-желтых лучах лунного света.

Сонный покой разрывал треск мотора, оглушительный в тишине спящего леса. Мотоцикл пробирался по узкой тропе, гремя коляской и прыгая колесами по корневищам высоких деревьев, протянувших близко под землей свои длинные лапы. Одинокий луч света метался по тесно стоящим стволам, выхватывая из тьмы лишь небольшой участок дороги. За рулем, в синем гермошлеме и длинных мотоциклетных перчатках-крагах, будто опытный наездник на горячившемся скакуне, восседал Дымка. В люльке, в позе впередсмотрящего, находился Василий, а позади водителя на жестком сиденье примостился Виктор.

Они возвращались на хутор, успев подать сигнал гуманоидам. Сегодня снова появились яркие крутящиеся шары, и показалось, что они все-таки заметили огненную стрелу. Покружились недолго над холмом и будто растаяли. Учитель ликовал, радуясь, что его система сработала.

Уже подъезжая к Старым Плывунам увидели, как взметающиеся высоко вверх колеблющиеся языки пламени охватывают чью-то избу, освещая мерцающим огненным заревом все вокруг. Резко прибавили скорость и, оставляя за собой серый пыльный шлейф, быстро помчались на хутор.

 

Сергей с Натальей крепко спали, утомленные долгими бурными ласками, не видя прыгающих по темным стеклам кроваво-красных, зловеще мигающих  сполохов. По улице метались неодетые люди, встревожено крича что-то друг другу и громко звеня пустыми ведрами. В окно сильно застучали:

- Вставайте! Пожар!.. Пожар!..

Малыш вскочил первым, кинулся к растворенному окну. Совсем рядом горел дом бухгалтера Павла Андреевича. Чуть сбоку разгоралась крыша коровника, и несколько сельчан распахнув настежь ворота, в спешке спасали, уводя подальше, домашнюю скотину. Наталья молча, с испуганными расширившимися глазами, быстро одевалась. Он бросился в сени, на бегу надевая пирамиды и впрыгивая в кирзовые сапоги сорок восьмого размера. Торопливо накинув на плечи джинсовую куртку, выбежал на двор.

Изба карлика полыхала гудящей стеной пламени. Горели чердак и крыша. Куски шифера взрывались, разлетаясь вокруг дымящимися осколками. Уже занимались багровым тлением стены, и жители, набирая из колодца воду, в отчаянии поливали раскаленные бревна. Входная дверь была заперта, из-под узких щелей валил светлый, растекающийся веером плотный дым. Подъехал мотоцикл, из него выскочили и заметались, не зная за что хвататься, ночные гуляки. Председатель, громко крича и ругаясь во весь голос, выстроил людей в цепочку. Начали быстро передавать полные ведра от колодца. Кто-то крикнул:

- А хозяин-то где?..

Сильно заголосили женщины, истошно рыдая и ужасаясь страшной догадке. Лилипут вместе с семьей не успел выбраться и находился в охваченном огнем доме. Было понятно, что уже невозможно остановить бушующую стихию. К дому нельзя было подойти из-за нестерпимого жара. Все понимали тщетность усилий и в растерянности продолжали плескать из ведер, видя как вода, попав на раскаленные бревна, тут же исчезает, превращаясь в пар.

Остановив взгляд на брошенном мотоцикле, в лице Малыша вдруг мелькнула безумная рискованная идея.

- Лей! – не медля ни секунды, что есть силы, заорал он и, выхватив ведро, опрокинул на себя.

 – Лей! – кричал стоявшим, не сразу понимающим хуторянам. Но подчинились громовому голосу и облили всего студеной водой. Серега подбежал к мотоциклу, схватил висящий на руле гермошлем, быстро надел на голову. Натянул длинные, с широкими обшлагами кожаные краги. Опустил, будто рыцарское забрало, стекло на шлеме. И бросился к пылающему дому.

Чудовищной силы ударом вышиб входную дверь и весь скрылся в клубах едкого дыма, густо повалившего из разбитого проема. Чуть рассеялось внизу, и все увидели лежащего у самого порога Павла Андреевича. Сергей тут же подхватил его на руки и бегом вынес на безопасное место.

- Лей! – кричал из-под стекла. На него вылили два ведра, и он сразу помчался в трещавший, готовый вот-вот рассыпаться дом. Навстречу ему огромными скачками из горящего дверного проема, выпрыгнула большая черная кошка, сжимающая в зубах жалобно пищащего, совсем крошечного, слепого еще, котенка. Бросила под забор и кинулась обратно. Но не в силах из-за обжигающего жара приблизиться, страшно звала, мяукала и визжала, высматривая оставшихся в объятом со всех сторон огнем доме, всего лишь неделю назад родившихся котят.

Малыш ворвался в горницу и сразу увидел лежащих на кровати трех маленьких гномов и златовласую миниатюрную женщину, находящихся без сознания. Казалось, они мирно спали, не подозревая об опасности. Балки опасно трещали, с потолка сыпались горящие куски дранки, вверху все было наполнено густым смрадным дымом. Невозможно было стоять. Он опустился на колени и быстро поволок за собой, ползя на четвереньках скрежещущую по парящему деревянному полу, металлическую кровать. Взгляд случайно упал на лежащую рядом подстилку со сбившимися в шевелящийся комок, громко мяукавшими котятами. Вокруг них уже бушевало пламя.

Добравшись до выхода, схватив вместе с дымящимся матрасом всех четверых лилипутов, на шатающихся ногах, угоревший, вынес подальше и мягко опустил на землю. Подбежавшие люди обливали их водой, хлопали по щекам. Сергей стоял с кружащейся головой, вокруг все раскачивалось и плыло перед глазами. Подлетела Наталья, выхватила полное ведро, опрокинула на прогоревшую тлеющую одежду, стянула обуглившийся шлем, обняла, прижалась крепко. Гигант стоял на подгибающихся ногах, ощущая во рту горький вкус едкого, чадного дыма, глубоко проникшего внутрь. Мозг плохо соображал, хотелось упасть на землю и долго лежать без движения. Остановившимся взглядом, в оцепенении смотрел, как огненные языки пожирают крышу, как полыхает уже весь объятый пламенем дом.

Вдруг что-то сверкнуло блеснувшей ослепительной точкой, мысль, будто молния, взорвалась в закипающей голове.

- Лей! – заорал он подбежавшему мужику. – Лей! – напугал второго, отстраняя, отрывая от себя взволнованную Наталью. Мужики плеснули на мокрого до нитки спасателя полные ведра, окатили ледяной водой широкую спину. Малыш натянул обратно шлем, наглухо опустив стекло, и кинулся в разваливающуюся на глазах избу.

- Нет!.. – умоляюще закричала Наталья, в смертельном предчувствии протягивая вслед руки.

– Сережа-а… Нет!.. Вернись… - забегала, заметалась вместе с обезумевшей кошкой, возле пожирающего все беспощадного пожарища.

Серега скрылся в лижущих сухую древесину красно-голубых высоких языках пламени. Дом пронзительно затрещал, угрожающе прогибаясь. Кровля, обрушаясь, горящими кусками проваливалась вниз, пылающие стены, сильно качаясь, начали заваливаться набок. Народ страшно закричал истошным воем, заголосил жалобными стонами, запричитал предчувствием неотвратимой беды. Наталья обреченно упала на колени и с тяжелым мучительным криком в безысходном отчаянии закрыла лицо руками.

На пороге внезапно возникла высокая фигура в обожженном мотоциклетном шлеме, имеющая вместо лица закопченное дочерна стекло. Руки в огромных перчатках осторожно прижимали к груди пищавший тонкими голосами, шевелящийся комочек. Спустя мгновение дом окончательно рухнул, обрушаясь с оглушительным грохотом, окутываясь непроницаемым туманом горячей пыли и разбрасывая далеко вокруг сверкающие брызги искрящейся золы. Пылающая потолочная балка скользнула по шлему, всей тяжестью ударила в спину и, разлетевшись облаком искр, рассыпалась на багряные тлеющие уголья. Малыш сделал по инерции несколько широких шагов, уходя прочь от невыносимого жара, и весь дымящийся, грузный, большой, повалился в беспамятстве как подкошенный, запнувшись подогнувшимися обессиленными ногами. Маленькие черные котята, слепо тычась во все стороны, робко вылезали из-под поверженного спасителя, и тут же в страхе заползали обратно. Вокруг носилась ошалевшая кошка и, выхватывая по одному, крепко зажав в зубах, стремительно уносила детенышей.

Подскочила перепуганная Наталья. Обжигаясь, с трудом стащила с него горячий шлем и, поспешно схватив руками стриженую голову, заливаясь безудержными слезами, торопливо всхлипывая и причитая, неистово целовала и тут же, пытаясь привести в чувство, что есть силы, хлестала по небритым, измазанным сажей щекам бездыханного, находящегося в глубоком забытьи возлюбленного.

 

                                * * * * *

По всем телевизионным каналам нескончаемо транслировался легендарный балет «Лебединое озеро». Его показывали всегда, когда в стране происходили какие-то важные события. Каждый час прерывался выпуском новостей. Из Кремля передавали заявления только что созданного Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению. Высокопоставленные консервативные чиновники из правительства и Коммунистической партии беспрерывно заседали, пытаясь донести до советского народа всю гибельность выбранного Президентом курса. Сообщалось, что начатая перестройка потерпела крах, что воспользовавшись предоставленными свободами, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой. Отстранили от выполнения своих обязанностей и изолировали Верховного Главнокомандующего, ввели несколько танковых дивизий в волнующуюся столицу. На случай вооруженного мятежа приведены в боевую готовность внутренние войска по всей стране. Силовые структуры должны были поддерживать режим чрезвычайного положения. Вице-президент, министр обороны, председатель КГБ СССР и еще несколько партийных деятелей, искренне желали повернуть время вспять и возродить былое могущество великой империи. Введением жестких мер и военного положения обуздать недовольное, совершенно распоясавшееся от гласности население, свернуть предательскую программу ядерного разоружения, навести строгий порядок внутри страны и доказать Западу неуязвимость социалистического строя.

Сотнями тысяч, а может уже и миллионами, уезжали бывшие советские граждане на постоянное место жительства за рубеж. Хотя бы ради детей, для внуков, обеспечить им светлое будущее, а не это прозябание в «тюрьме народов», где наступал элементарный голод. Никто не верил, что когда-нибудь сможет вернуться назад за железный занавес. Навсегда прощались с родителями, родственниками, уезжая в неизвестность, оставляя здесь свою молодость, здоровье, несбывшиеся мечты, и будто легкокрылые бабочки летели к дивному, обещающему все блага мира, сияющему свету свободы и независимости, здравого смысла и совести, к возможностям перспективы, роста, материального благополучия, наконец.

Как крысы с тонущего корабля бежали офицеры спецслужб и генералы внешней разведки. Секретные агенты переходили на другую сторону ни о чем не жалея и устраивая свое благосостояние продажей государственных тайн. Соединенные Штаты сокращали ядерные боеголовки вместе с Советским Союзом, но одновременно вводили в действие грандиозную программу противоракетной обороны. Запускались десятки космических спутников слежения, и благодаря новейшей навигационной системе GPS, все участки земной поверхности были под неусыпным контролем сверхбдительной техники. В Пентагоне в любое время дня и ночи знали, что творится в самых отдаленных местах планеты, наблюдая через сильную оптику, тщательно изучая и анализируя фотоснимки.

Некоторые спутники были оснащены боевыми лазерами, способными, в случае необходимости, выводить из строя электронное оборудование и системы наведения стоящих в стационарных шахтах советских межконтинентальных баллистических ракет дальнего радиуса действия, и тем самым устранять внезапную угрозу превентивного ядерного удара. Центральное разведывательное управление, благодаря перебежчикам – офицерам ГРУ, знало координаты многих сверхсекретных ракетных частей, рассыпанных по всей территории Союза. Их постоянно держали под прицелом. Но оставшиеся не рассекреченными месторасположения еще немалого количества ракетных точек, тщательно охранялись и держались в особом секрете. Были еще скрытные расчеты, передвигающиеся на железнодорожных платформах под видом мирных вагонов-рефрижераторов, а также мощные автомобильные поезда. Но они представляли опасность в основном для военных баз НАТО в Европе и на Ближнем Востоке.

Стационарные же шахты с ракетами «Воевода» и «Сатана», предназначались и были нацелены для удара по крупным городам и промышленным центрам Америки, и несли основную угрозу для США.

 

Антанас сидел в кабинете Степана Салоеда и с интересом смотрел последние новости по телевизору. Вошел секретчик, и передал командиру шифрограмму из Генерального штаба. Полковник прочел приказ, насупил густые брови. В предписании говорилось о прибытии завтрашним утром группы специального назначения ГРУ, под командой капитана Чижова. Предлагалось обеспечить полную поддержку и выделить в распоряжение группы любую требующуюся технику. После выполнения боевого задания отправить обратно и доложить Главкому Военно-Воздушных сил. Отряд выполняет приказ министра обороны.

- Понятно… - с неприязнью протянул Салоед.

- Что там? – отозвался бывший полковник Закарявичюс.

- А-а, – махнул рукой командир. – Будем выполнять приказ путчистов…

Следующим утром встречали военный транспорт из Подмосковной базы подготовки спецназа. Вооруженная группа из десяти человек сошла по трапу самолета, построилась на аэродроме. Высокий капитан доложил о прибытии. Сказал, что нужен вертолет. Время выполнения задания – сутки. Вылет через два часа по секретному маршруту.

Полковник отрядил в его распоряжение одного из своих лучших пилотов. Предоставил боевую винтокрылую машину. Ровно в десять часов утра, вертолет оторвался от земли и на огромной скорости взял курс на северо-запад.

 

На вытянутой в длину узкой лесной поляне светились ярким пламенем разложенные в виде огненной стрелы, небольшие костры. Учитель Дымка бегал, подкладывая в огонь хворост и сухие ветки из недалекого бурелома, загодя приготовленные и сваленные в большую кучу. Дядя Вася, Малыш и Виктор лежали вокруг одного из костров, и внимательно всматриваясь в чистое звездное небо, рассказывали друг другу всякие удивительные истории.

Два дня прошло, как сгорел дотла дом бухгалтера Павла Андреевича. Слава Богу, все лилипуты остались живыми. Жена и дети вообще ничего не помнили, угорели во сне, незаметно наглотавшись чадного дыма. Отец-карлик успел проснуться, но сделав несколько шагов к двери, упал без чувств. Если бы не Сергей, погибли, сгорели бы или задохнулись всей семьей. Невозможно описать какую благодарность испытывали к нему эти маленькие, отзывчивые, добрые люди.

Малыш купался в лучах героической славы. Долго не мог прийти в себя. Кое-как Наталья привела его в сознание, чуть не задушив своего любезного постояльца в крепких порывистых объятиях. Следующий день он провел в постели, выпивая лишь чудодейственные отвары, которые ему готовила бабка Маланья. Беспрестанно кружилась от угара голова, во рту стоял дымный привкус, все тело ломило и лихорадило, спина сильно болела от удара упавшей горящей потолочной балки. Всю ночь глубоко спал, а наутро ощутил существенное улучшение самочувствия. Проснулся аппетит, и появилось желание двигаться. Но строгая целительница не велела пока подниматься, лишь к ночи он умолил ее разрешить отправиться с Дымкой и подышать свежим лесным воздухом.

Тишина спящих деревьев и трав действовали умиротворяюще. На свет костра прилетали тучи мошкары и таежного гнуса и легким вихрем кружили вокруг пляшущих языков пламени. Вокруг стояла плотная густая тьма. Мерцающие отблески озаряли неверным светом погруженные во мрак невысокие кустарники, таинственно, будто притаившиеся вурдалаки, стоящие в безмолвии и чутко стерегущие хрупкий покой спящего леса. Ласковая ночная прохлада опустилась на истомленную дневным зноем землю. Стрекотание сверчков и далекие, редкие крики неведомых ночных птиц, разбавляли безупречную идиллию отдыхающей природы. В черном небе стоял узкий серп лунного полумесяца, окруженный серебристым ореолом туманного свечения. Россыпи далеких созвездий терялись в невообразимой дали, еле заметно перемигиваясь друг с другом зеленоватым сиянием и медленно сдвигаясь в восточном направлении. Иногда, где-то в плотных слоях стратосферы, проскакивали тонкими искрящимися росчерками, в одно мгновение сгорающие метеориты, оставляя за собой дымящиеся в вышине длинные, тут же исчезающие хвосты. Явственно ощущалось необычное чувство величественности и бесконечности окружающего мироздания, понимание бренности перед Вечностью, Природой и Космосом, невероятной величины галактических расстояний, измеряемых миллионами световых лет. Было страшно представить, что мы одни во Вселенной, поневоле хотелось верить в присутствие на далеких планетах тождественной нам, но все же, более разумной инопланетной цивилизации.

Уфолог горячо уверял парней в скором контакте с пришельцами, с нетерпением ожидая повторного появления огненных шаров и уповая на миролюбие и бесстрашие проницательных гуманоидов. Его слушали рассеянно, сомневаясь в правдоподобности существования инопланетян. Высоко вверху уже слегка начинали белеть небеса. Внизу же тьма еще более сгущалась. Вязкий мрак непроглядной стеной опоясывал тлеющие угли костров. Воздух заметно похолодел, и высокая трава покрылась мельчайшими, невесомыми каплями сверкающей росы, искрами переливающейся в слабом лунном свете. Показалось, будто стоящие вокруг кустарники придвинулись, окружили загадочными тенями, затаились в беспросветной тьме. Какое-то напряжение, тревожное предчувствие неожиданно повисло в воздухе, что-то давило, угнетало, атмосфера безысходности и непонятного страха разливалась вокруг.

Малыш привстал на локте, пошевелил палкой затухающий костер…

- Лежать! Всем лежать!.. – яростная команда раздалась вместе с оглушительным грохотом множества автоматных очередей. Из-за кустов стремительно выскочили черные призраки и сразу сшибли на землю ничего не понимающих, вскочивших было в панике на ноги, незадачливых контактеров с инопланетным разумом. Заломили за спину руки, защелкнули наручники, заткнули рты плотными кляпами.

Жуткий грохот разорвал ночную тишину – это совсем рядом опускался вертолет, вмиг разметавший уже чуть теплящиеся слабым огнем костры. Несколько бойцов кинулись затаптывать краснеющие малиновым отсветом головешки, размалывая их тяжелыми бутсами в золу. Остальные, подхватив скованных Василия, Дымку, Виктора и Малыша, в мгновение ока погрузились в вертолет, и тяжелая боевая машина, натужно ревя на предельных оборотах, сразу оторвалась от земли и, держась чуть выше верхушек темного леса, быстро набирая скорость, устремилась к светлеющему вдали горизонту.

 

                                 * * * * *

 Они лежали вниз лицом на тонко вибрировавшем тряском железном полу, не имея возможности пошевелиться и уже не чувствуя заведенных за спину обездвиженных, затекших рук. Из-за плотного кляпа было трудно дышать, колотящееся сердце билось бешеными толчками, готовое вот-вот разорваться. Но помаленьку приходили в себя от неожиданного шока. Незаметно скосив взгляд, осматривались. Прямо перед глазами, совсем близко, стояли тяжелые, на литой толстой подошве, шнурованные ботинки сидящих на металлических сиденьях-скамьях крепких, рослых парней, одетых в зеленый камуфляж и бронежилеты. В руках они держали короткие автоматы, рядом стояли военные аттестаты и подсумки с запасными магазинами.

Сергей чуть пошевелился и тут же получил увесистый удар бутсой под ребра.

- Лежать! – склонившийся боец нанес еще несколько болезненных ударов. – Тихо сказал!..

Малыш крутился от боли, дергаясь и сотрясаясь большим телом.

- Полегче, военный!.. – ухитрился выплюнуть кляп.

- Что?.. – рассвирепел спецназовец. – Молчать! – грубо ткнул массивным ботинком прямо в лицо, разбив губы в кровь.

Серега выплюнул выбитый зуб вместе с алой густой кровью прямо на ненавистный ботинок.

 - Сука!.. – прошамкал разбитым ртом, с ожесточением глядя в наполненные беспричинной злобой глаза обидчика.

- Что сказал? – боец вскочил на ноги.

- Чмель, оставь его, – раздались со всех сторон голоса.

- Лейтенант Чмелев! Сядь на место! Здесь тебе не Афган! – голос командира гремел, перекрикивая оглушительный гул вертолетного двигателя.

- Сволочь! – бешено вращал зрачками лейтенант. С силой пнул скованного Малыша в живот. – Всем лежать! Касается всех! – разъяренный, подходил к каждому.

- И тебя!.. – И тебя!.. – И тебя!.. – и все бил ногами пленников по ребрам.

- Лейтенант! Успокойся, сказал! – командир решительно подскочил к обезумевшему от гнева бойцу. – На место! Сядь!

- Все капитан… - Чмель устало опустился на сиденье. – Сволочь! - последний раз пнул тяжелой бутсой Малыша.

 

Полковник Салоед встречал прибывающий борт. Вертолет мягко коснулся бетонного покрытия, заглушил ревущие двигатели.

Из открытой двери выскакивали спецназовцы, вытаскивая из дверного проема задержанных, с трудом передвигающих негнущиеся ноги. Брали с двух сторон под руки и бегом тащили к казармам. Степан с удивлением узнавал в пленниках своих знакомых грибников-заготовителей. Подошел капитан, доложил о выполнении боевого задания. Салоед слушал рапорт, и внутри прохладной волной разливалось неприязненное чувство. Но он не подал вида.

- Задержанных на гауптвахту, – распорядился, обращаясь к дежурному по части.

- Что они там натворили? – командир полка с недоверием смотрел на капитана.

- Извините товарищ полковник… Приказ!..

- Вы не ошиблись?

- Никак нет!

       - Понятно. Через час жду Вас в своем кабинете, – командир козырнул небрежно и быстро пошел прочь.

Надо было что-то предпринимать. Обилие новостей совершенно сбивало с толку. Государственный переворот, миллионные митинги по всей стране, неопределенное положение армии и флота, нерешительность высшего руководства – все это ставило командира полка в патовое положение. Лучшим решением было бы, не торопя события выждать, чем все кончиться. Но привезли людей Антанаса, явно, ни в чем не виноватых, и по какому-то дикому недоразумению обративших на себя внимание разведки Генерального штаба.

Он ворвался в помещение гауптвахты. Подскочил с докладом начальник караула.

- Проводите к задержанным!

- Товарищ полковник… - офицер просительным голосом пытался что-то объяснить.

- Что? – нахмурил брови командир. – Выполнять! – и старший лейтенант бросился открывать камеру.

- Закройте дверь! – рявкнул полковник, входя в мрачное зарешеченное помещение, озаряемое лишь тусклым светом мутного фонаря.

- Что случилось? – он смотрел на окровавленного Малыша. Тот кивнул в сторону Дымки.

Степан вытащил кляп и учитель, захлебываясь словами, торопливо перескакивая с одного события на другое, с жаром и обидой рассказывал всю историю их неудавшегося контакта с инопланетной цивилизацией. Полковник слушал сначала недоверчиво, потом внимательней, а под конец расхохотался так, что задрожали стены.

Вошел начальник караула.

- Значит так! – командир принял решение. - Караул в ружье! Пойдете со мной. Вызвать дежурного по полку!

- Есть! – офицер умчался выполнять приказание.

Салоед вышел и широким шагом двинулся к зданию штаба. Подбежал дежурный.

- Где бойцы?

- Чистят оружие, – доложил майор.

- Капитан Чижов?

- В канцелярии. Пишет рапорт и радиодонесение для шифровки.

- Идете со мной! Приготовить оружие! – голос командира гремел решительными аккордами. – Готовность номер один!

Поднялись на второй этаж, вошли всем скопом в комнату. Чижов поднялся из-за стола, удивленно глядя на вошедших.

- Вы арестованы капитан! – полковник твердо глядел в глаза. – Сдать оружие! Документы на стол!

- Что случилось? - спецназовец с недоумением смотрел в наведенные на него стволы автоматов и взведенные пистолеты начальника караула и дежурного майора.

- Вы обвиняетесь в пособничестве изменникам, устроившим государственный переворот! Министр обороны и все участники ГКЧП арестованы!

- Сдать оружие! – еще раз повторил командир.

Капитан расстегнул кобуру, медленно положил пистолет на стол. Достал из нагрудного кармана военный билет и командировочное предписание. Устало сел на стул, обхватил голову руками. Дежурный забрал оружие и документы.

- Всем выйти! Ждать за дверью! – распорядился полковник. Все вышли, прикрыв плотно дверь.

- Рассказывай капитан! Говори, если хочешь избежать трибунала!

- Но товарищ командир… - Чижов умоляюще смотрел в жесткое лицо Салоеда.

- Я знаю этих людей! И знаю, чем они там занимались! Вы там, в Генштабе все напутали, а тебя капитан просто ввели в заблуждение! Нашли тоже диверсантов! Обвальщики с мясокомбината, и сумасшедший, помешанный на инопланетянах школьный учитель. Шпионы? Выкладывай, иначе я тебе гарантирую срок за измену Родине.

Капитан сидел, низко опустив голову. Разные мысли веером метались в утомленном тяжелыми сутками мозгу. Наконец решился, рассказал, что ему было известно.

Оказалось, советский разведывательный спутник засек огненную стрелу, разложенную из костров. Аналитики и фотодешифровщики ГРУ определили -  острие стрелы точно указывает на находящийся в восемнадцати километрах секретный ракетный расчет с несколькими шахтными пусковыми установками, в которых находятся межконтинентальные баллистические ракеты Р-36М «Сатана». Не было сомнений, что диверсанты, таким образом, дают сигналы американским спутникам слежения о координатах и месторасположении стратегической ракетной точки. Было принято решение о захвате шпионов, подписанное лично министром обороны.

- Все ясно! – командир поднялся на ноги. – Сидите здесь до моего прихода – полковник вышел.

Возле двери остались стоять два автоматчика и начальник караула.

- Отвечаете головой! – пригрозил командир.

Из здания гауптвахты гуськом, растирая затекшие руки, выходили освобожденные - Виктор, Малыш, дядя Вася и Дымка. Замыкал шествие командир полка. Они шли неровным строем на летное поле. Уже наступило раннее утро. Солнце еще не взошло, но было совсем светло. Казармы отсвечивали темными сонными окнами. Личный состав спал, лишь со стороны аэродрома раздавался приглушенный расстоянием рев прогреваемых авиационных двигателей. Пустынные асфальтовые дорожки и растущие по обочинам кустарники влажно блестели утренней росой.

В курилке, обступив высокую красную бочку наполненную песком, шутя и улыбаясь, стояли бойцы спецназа, закончившие чистку оружия и, приведя себя в порядок, умывшись и освежившись, спокойно курили, дожидаясь своего командира. Через плечо висели разряженные, без магазинов, короткие автоматы. Все с удивлением смотрели, как приближаются освобожденные пленники. Никто ничего не понимал.

- Подожди-ка Степан Сергеевич! – Малыш круто повернул, направляясь прямо к курильщикам. Витя направился за ним. Следом шел, прихрамывая, сверкая разбитыми очками Василий. Полковник Салоед остановился, с интересом наблюдая за происходящим.

- Здорово Чмель! – Сергей приближался навстречу оторопевшему лейтенанту, улыбаясь разбитыми окровавленными губами и щербатым ртом.

- Здор… - не успел закончить фразу боец.

Скрытный, почти без замаха, чудовищной силы удар, в который была вложена вся мощь и огромная масса восьмипудового тренированного тела, чуть приподнял и далеко отбросил недальновидного бойца. Он упал, грузно ударившись об асфальт, и затих, потеряв сознание. Стоящий рядом старший сержант стремительно бросился на выручку товарищу. Но Виктор ждал этого движения. Что есть силы, пробил справа, целясь сопернику в грудь. Тот, уворачиваясь и думая, что удар придется в лицо, чуть присел на пружинящих ногах, как их учили инструктора рукопашного боя. И напоролся на страшный апперкот, пришедшийся прямо по адамову яблоку. Кадык громко хрустнул, и рухнувший боец, схватившись обеими руками за горло, сдавленно хрипел, катаясь в исступлении по земле.

- Кто-нибудь еще хочет? – Виктор в гневе сжимал кулаки.

Спецназовцы смотрели на корчившегося внизу товарища и подавленно молчали.

Никто не обратил внимания, как Василий тихонько подошел к очнувшемуся, стоящему на четвереньках и мотающему во все стороны головой лейтенанту Чмелеву. У него было сильное сотрясение мозга и закрытый перелом челюсти. Кровь жидкой струйкой стекала с разбитого подбородка и опускалась в густую пыль. Дядя Вася подобрал отлетевший автомат. Снял с бойца подсумок с боеприпасами, вытащил полный боевыми патронами магазин. Вставил в автомат, неторопливо передернул затвор, снял предохранитель с одиночного огня…

Выпрямился и, направив на оцепеневших бойцов ствол, от бедра, напоминая собой рассерженного гитлеровского полицая, выпустил поверх голов изумленных спецназовцев короткую очередь. Бойцы упали как подкошенные, в отчаянии закрывая головы руками.

- Всем лежать! – заорал Василий, поливая раскаленным свинцом. Пули рикошетили об кирпичную стену и воя, на излете, отскакивали в разные стороны. Куски красного кирпича дождем сыпались на лежащих, покрывая все вокруг мельчайшей розовой пылью. Грохочущий автомат быстро захлебнулся, магазин опустел.

- Спецназ ГРУ!.. – презрительно произнес хладнокровный ветеран и швырнул дымящееся оружие в бочку с окурками.

Обвальщики, дружно обняли друг друга за плечи и, повернувшись, вразвалку, неторопливо побрели прочь от поверженного противника.

Полковник за все время не проронил ни слова, продемонстрировав железную выдержку. Со всех сторон неслись разбуженные выстрелами солдаты и офицеры-летчики.

- Слушать мою команду! – грянул рассвирепевший вдруг командир.

- Группа спецназа немедленно выдвигается к самолету! Через двадцать минут – вылет!

– Выполнять! – бросил дежурному по части. Тот уже строил обескураженных бойцов.

Полковник поднялся к встревоженному капитану Чижову.

- Все капитан! Вот твои документы и оружие. И чтобы духа твоего через пять минут здесь не было! Оправдывайся там у себя как хочешь. Но если опасаешься трибунала – лучше молчи! И своим скажи… И это… Там двоим вашим медицинская помощь понадобится…

Через пятнадцать минут военно-транспортный самолет оторвался от земли, унося помятую группу специального назначения, и будто растворившись, скрылся в звенящем хрустальной синевой небе.

Следом поднялся вертолет, взявший знакомый курс на хутор Старые Плывуны.

 

 

                                 * * * * *

К середине октября удалось наполнить тридцать бочек первоклассными солеными лисичками. Помогали собирать все жители хутора, уходя далеко за окрестности деревни. Селяне договорились с олигархом, чтобы вместо положенной им зарплаты, он прислал несколько машин леса для постройки нового дома для Павла Андреевича с семьей. Антанас обеспечил два лесовоза с кедровыми бревнами и машину сухого соснового теса. В знак благодарности премировал каждого из жителей двумя палками так им понравившегося сервелата.

Огромный вертолет забрал все бочки и через несколько дней военный транспорт доставил груз на базу под Гдыней. Перекупщики рассчитались наличными сразу же, и друг-особист, взяв себе процент за посредничество, обратным бортом выслал небольшой саквояж, наполненный американскими долларами.

Степан и Антанас, взяв в долю мэра и губернатора, тут же приступили к организации первого в городе казино, которое и было с торжественной помпой открыто через несколько месяцев. Назвали казино – «Клеопатра».

Олигарх половину своей доли отдал Малышу и Виктору, введя их в состав учредителей.

Полковник Салоед вскоре уволился из армии. Объединив усилия со спортсменами, сколотил приличную бригаду и успешно осваивал игровой, охранный и шоу-бизнес, открывая по всему городу сеть ночных клубов и дорогих ресторанов. Построили платный стрелковый тир и поставили руководителем дядю Васю Буторина - легендарного ветерана.

Малыш три раза в год, на неделю, приезжал в Старые Плывуны, где его встречали как настоящего героя и спасителя. Для Натальи эти визиты были единственной усладой. Вскоре у нее родился крупный темноволосый мальчик, очень похожий лицом на заезжего сатира. Серега разрывался между двумя сыновьями, но видимо все же был очень счастлив, не оставляя впрочем своего увлекательного хобби.

Антанас уехал к себе, на независимую уже теперь родину, и успешно расширял свой бизнес, переводя часть активов в Москву, где ими управлял Петр, все же, после долгих ухаживаний и отчаянных мольб, женившийся на Марине.

Екатерина Карловна блистала художественным талантом на столичных сценах ночных клубов, создавая невиданные по размаху шоу-программы и всюду появляясь со своими подругами-баядерками, без которых не проходил ни один созданный ею музыкальный спектакль.

Ирина часто уезжала в долгие командировки, и Вите все никак не удавалось с ней встретиться. Как-то исподволь, незаметно, она вышла замуж и уехала в другой город.

                                 * * * * *                         

Неудержимый вихрь глобальных перемен играючи опрокинул огромную страну, низвергнул последнюю империю, разбросал оставшиеся осколки по географической карте мира. Появились новые страны, новые президенты, новые народы. Открылись границы, пали запреты, яростный воздух свободы ворвался, словно в закупоренный сосуд, все переворачивая, перемешивая, поднимая одних и опуская других. Принес свежую, омывающую, чистую волну, выметая прочь обломки безумной пропаганды и, очищая напуганные, живущие прошлыми тревогами, смущенные души. Прозрачные, звенящие высокими мечтами, льющиеся с недосягаемых небес хрустальные потоки сильно, быстро, нескончаемо вливались в этот неповторимый, удивительный, волшебный мир, совпадая с вечным биением пульса Вселенной. Это и был ветер…

…ВЕТЕР ВРЕМЕНИ…

 

          Февраль 2012г.

 

 

 

 

 

 

Виктор Кочетков

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        Ветер времени

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                   

                                    2011

                   Ветер времени

 

 

                              Часть 1

 

Теплый апрельский вечер мягко и незаметно опустился на потемневшие от легкого моросящего дождя городские улицы. Спешащие автомобили чуть слышно шелестели по мокрому асфальту, подмигивая друг другу огнями стоп-сигналов и окутываясь мельчайшей водяной пылью, уносились в переливающуюся разноцветными гирляндами светофоров сумеречную даль. Растворялись, растекаясь широкими потоками и медленно пробирались в наполненный яркими сполохами центр мегаполиса.

Витя Кочемазов, – молодой человек крепкого сложения и приятной наружности, бодро шагал по влажному тротуару, с упоением втягивая весенний сырой воздух и вглядываясь в сияющую панораму вечернего города. Хорошее настроение вливалось с запахом весны, с ласковым шепотом легкого ветра, с шорохом просыпающихся от зимней спячки деревьев, с улыбками молодых девушек, идущих ему навстречу и прячущих в озорных глазах шалые искры лукавого женского любопытства. Слегка покачивая большой спортивной сумкой, не смущаясь, смотрел в лица прохожих, дружелюбно кивая, если встречались взглядами. В голове крутился беззаботный назойливый мотив, и Виктор мысленно подпевал неведомому исполнителю, коверкая английскую речь и нарушая музыкальный ритм.

Казалось, совсем недавно, поздней осенью, вернулся он со службы, отдав Военно-морскому флоту три года жизни, находясь за Полярным кругом и охраняя рубежи Отечества. Три долгих года не видел родного города, родителей, младшей сестры, старых друзей…

Много чего случилось за это время. После окончания техникума встретил необыкновенную, как ему казалось, девушку. Чувства были сильными, и как-то незаметно получилось, что она оказалась в интересном положении. И хотя знал – осенью идти служить, но все же, поступил как благородный идальго. Привел ее к родителям и объявил своей невестой. Крику, конечно, было много, но в октябре сыграли свадьбу, а через месяц, оставив рыдающую, с уже заметно округлившимся животом жену, он с тяжелым сердцем, зажав в кулаке повестку, явился с вещами в военкомат…

Весной родился сын, и Виктор ходил радостный, показывая всем желающим фотографию любимой с младенцем на руках. По два-три раза в неделю получал он письма, сгорая от любви и нежности, считая тянущиеся дни. Время, хоть и медленно, но все же, шло. Срок службы увеличивался, а количество писем постепенно уменьшалось. Наконец, за полгода до демобилизации поток корреспонденции от обожаемой супруги иссяк окончательно. Витя в величайшем волнении забрасывал почтамт тревожными телеграммами, уходящими будто бы в неизвестность. Родители ничего вразумительного не отвечали, и он обо всем догадался сам. Горькое чувство измены надолго поселилось внутри, разъедая тоской душу и оскорбляя любовь, все еще томившуюся в разбитом сердце.

На суд Витя не пошел. Развели и без его присутствия. Зато состоялся долгий и бестолковый телефонный разговор. На вопрос «почему?» было сказано предельно откровенно:

- Потому, что Он взрослый обеспеченный человек. Потому, что у Него есть квартира, машина и дача. Потому, что Он без ума от нее. Потому, что Он хочет усыновить ребенка. Потому, что у тебя нет ничего, жить нам было бы негде. И к тому же, все твои мысли только о спорте. Человек ты, в общем-то, бесперспективный, и неизвестно, любишь ли меня так же сильно как Он? Ведь за три года все могло измениться…

Виктор понял, что говорить не о чем. Спасибо на алименты не подала, но за это, категорически запретила видеться с ребенком, мотивируя тем, что пусть, мол, сын считает будто Он – его родной отец.

Вите, конечно, все это было дико слышать. Но поразмыслив, подумал, что нет худа без добра. Зато теперь он свободен. Свобода заключалась в том, что по утрам ходил на работу, а вечерами пропадал в зале штанги, терзая себя железом и пытаясь запредельными нагрузками прогнать печальные мысли о неудавшейся семейной жизни.

Конечно, встречи с друзьями, вечеринки, редкие знакомства – все это было. Но как-то не особо радовало это. Не расслабляло. Он все думал о жене, о сыне… И вот сегодня, сейчас, вдруг, понял, что жить – хорошо, что все вокруг – твое, все – для тебя. А прошлое – лишь какой-то странный, никому не нужный сон. Морок…

Виктор свернул к своему микрорайону и весело, чуть не вприпрыжку, зашагал по пустынной темной пихтовой аллее ведущей прямо к его пятиэтажному дому. Все вокруг было родное и знакомое. Здесь он родился и рос, знал все закоулки наизусть. Шел, вспоминая школу, детство. Тихая радость переливалась внутри. Деревья и кустарники двигались навстречу, поблескивая в слабом свете фонарей каплями искрящейся влаги. Было таинственно и тихо. Одинокие прохожие попадались редко, кутались в капюшоны и скорым шагом терялись в темноте.

Уже подходя к своему подъезду, Витя заметил что-то необычное, какую-то тень, недвижно лежащую под мокрым кустом. Не думая ни о чем, подошел ближе. Наклонился, чтобы лучше рассмотреть – и в ужасе отпрянул назад. На земле распростерся лицом вниз мертвый человек. Одетый в старую телогрейку, ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги, он лежал на животе, неловко подвернув под себя руки и уронив голову прямо в грязь. Желтая вязаная шапочка сбилась на затылок, выделяясь светлым пятном на фоне столь мрачной трагедии. В спину несчастного с нечеловеческой силой был всажен по самую рукоятку огромный нож. Прохожий был повержен предательским ударом сзади внезапно, врасплох… Видимо, он не успел даже вскрикнуть, умерев мгновенно. Без сомнения нож пробил сердце, и бедняга даже вряд ли что-нибудь осознал.

Виктор понял это сразу, представив, как некто страшный замахивается, сжимая в руке смертельное оружие. Радостное настроение тут же испарилось, уступив место пугающей тревоге и томительной безысходности.

- Что же теперь делать? Бежать домой, звонить в милицию? А вдруг убийца где-то здесь, прячется за соседним кустом? Вон шевельнулись ветки…

Он стоял, беспомощно оглядываясь и оторопев от страха. А человек внизу лежал неживой, остывший. Пожилой, видимо, мужчина. Наверняка осталась семья, дети, может внуки…

- Вот как бывает… - думал про себя Витя, не замечая, что говорит вслух.

- Живет человек, детей воспитывает, жену любит… Деньги зарабатывает. Шел, вероятно, с работы домой, а тут тебе – нож в спину. Эх, бедняга ты, бедняга!

 Присел перед убитым, сокрушаясь, что ничем уже не может помочь.

- За что же тебя так?

За соседним кустом кто-то вскочил, раздался жизнерадостный детский смех. Несколько мальчишек выскочили, согнувшись, держась за животы, и хохотали без остановки, убегая с места происшествия.

Виктор понял, что его просто-напросто разыграли подростки. С досадой пнул ногой труп, и тот легко отлетел, набитый старым тряпьем. Наконец, до него дошел смысл немудреной шутки.  Долго смеялся, представляя себя со стороны. Настроение опять поднялось, и он с легким сердцем пошел домой.

 

Утром следующего дня Виктор в красках рассказывал коллегам по работе о случившемся казусе. Мужики-обвальщики добродушно смеялись, поражаясь находчивости и остроумию современного подрастающего поколения. Говорили, что в их годы шутки были гораздо скромнее. Больше всех веселился Серега Ильин, сам любитель всяческих розыгрышей и приколов – близкий друг и товарищ.

Познакомились они в спортивном зале. Только начался 1990 год, и Виктор метался в поисках работы. С завода, куда он устроился сразу после службы, его уволили по сокращению штатов. Не проработал и трех месяцев. В стране все более ухудшалась экономическая обстановка. Давно уже ввели талоны на продукты питания. Даже на спички, мыло и соль. Табак тоже выдавали по карточкам. Кроме того, говорун-президент задумал бороться с пьянством, объявив в стране чуть ли не сухой закон. Разрешалось лишь покупать по талонам литр водки или три бутылки дрянного вина в месяц. Магазины стояли с пустыми прилавками и если что-то привозили, то вмиг выстраивались километровые очереди и продукт расхватывали молниеносно. Несчастные, не успевшие отоварить свои талоны в текущем месяце, оставались ни с чем.

Зато разрешалось говорить о чем угодно, критиковать и возмущаться. Люди дружно ругали Советскую власть, коммунистическую партию, начальство, бюрократов. А по телевидению прямой трансляцией шли заседания съездов, партконференций, хозактивов… Разгорались нешуточные телевизионные баталии, где все осуждали всех. Появилось множество утешителей-экстрасенсов. Один чудак заряжал через телевизор воду, другой всего лишь взглядом лечил любые заболевания, собирая стадионы страждущих исцеления, третий чародей энергичными пассами рук, перед телекамерами, легко оживлял давно усопших. Зрелищ хватало, хлеба – нет. Народ в невиданных количествах гнал самогон, варил из голых костей борщ и перебивался в основном картофелем, изредка пытаясь разнообразить рацион мясопродуктами сомнительного качества. Денежная инфляция уже медленно раскручивала свою беспощадную спираль. Кое-где задерживали заработную плату. Люди помаленьку дичали, не видя внятных перспектив. Выходили на улицы, митинговали, поддерживая неизвестных ораторов.

В зале, где Виктор тренировался, появился высокий громила. До двух метров роста не хватало каких-то пустяков. Весил детина немало – восемь с половиной пудов. Но характер имел веселый и общительный, и очень быстро нашел со всеми общий язык. Сергея для удобства единодушно стали называть Малышом. Постепенно они сдружились, обнаружив множество общих интересов. Серега был чуть старше, женат, и работал на мясокомбинате обвальщиком. Несмотря на то, что родился и вырос в глухом рабочем поселке, далеко от цивилизации и больших городов, выражался вполне культурно и грамотно. Много читал и неплохо разбирался в истории. Помнил немало стихотворений из поэзии русских классиков, цитировал на память запомнившиеся строки из Омара Хайяма и Мольера, и вообще удивлял своими познаниями в самых различных областях. Признался, что в юности увлекался журналом «Наука и техника», и бывало, ставил неожиданными вопросами в тупик сельских учителей. На службе в пограничных войсках серьезно пытался изучать основы философии, мечтая со временем окончить какой-нибудь гуманитарный вуз. Впрочем, знания были поверхностными, но при случае Малыш мог вполне разумно и грамотно обсуждать практически любые темы, придавая лицу умный вид и многозначительно кивая головой. Вообще, неплохим актером был друг. Потребность в лицедействе обусловливал имеющийся у него пунктик, а может, это было такое хобби или неугомонная страсть…

Безобидное увлечение выражалось в виде необходимости фееричных побед над капризным женским полом. В ход шел весь разнообразный арсенал средств обольщения. От самых простых схем, до изысканно-артистичных постановок, особенно когда Сергей был в ударе. Будто матерый хищный паук плел он свои тенета, обволакивая липкой паутиной сладких, дурманящих неопытных дев, медоточивых слов. С небывалым пафосом произносились целые тирады. Восхитительные в своей образности сравнения туманили разум. Бесподобная музыка чуть хриплого вкрадчивого голоса, заставляла жертву трепетать в предчувствии необыкновенной, неземной развязки. Соблазнитель был очень галантен и нетороплив, выдерживая многозначительные паузы и тонко подводя катарсис. Искренне восхищаясь достоинствами очередной дуэньи, искуситель легкими невесомыми движениями пальцев разрешал себе небольшую разведку боем, и если не встречал сопротивления, или же оно было незначительным, постепенно переходил в наступление по всему фронту, не забывая устную артподготовку. Такова была основная диспозиция.

Но конечно не обходилось и без изящной импровизации, ибо не каждые дамы оказывались морально неустойчивыми. В таких случаях совратитель вставал на одно колено, изображая учтивого гусара. Медленно, с достоинством целовал барышне руку, прижимая ее к своему пылающему сердцу и склоняя в глубоком поклоне голову, замолкал, остро чувствуя момент. Затем с небывалой восторженностью и удивлением открывал для себя божественную красоту тонких пальцев, поражаясь хрупкой гармоничности кистей гибких рук и пропорциональности узоров папиллярных линий узких ладоней, вспоминая учения хиромантов и предсказывая даме необыкновенное будущее счастье. Осыпая поцелуями волнительные запястья, с выражением и страстностью цитировал «Евгения Онегина». Или «Бородино». Или, бывало, Маршака… В зависимости от интеллекта и развития испытуемой. Обычно срабатывало, и женщина, не выдержав поэтического накала, без дальнейших церемоний тащила ловеласа в постель.

Если же что-то шло не так, и весталка по какой-либо причине упрямилась, Малыш, не вставая с колен, закрывал лицо широкой ладонью, смахивая якобы набежавшую слезу, отворачивался и надолго умолкал, сутуля в оскорблении спину и делая вид, будто очень огорчен и его просто неправильно поняли. Дама с жалостью смотрела на это большое животное, совершенно потерявшее голову от ее обаяния и красоты. И, как правило, примирительно оправдывалась, уже готовая полностью подарить ему себя. Но Серега не спешил, отвечая из-под ладони глухим расстроенным голосом, заставляя женщину чувствовать себя виноватой. Отрывочными фразами давал понять, что не имел в виду ничего такого, а всего лишь открыл душу, искренне наслаждаясь радостью общения…

 - А тут… Недоверие… - в голосе обида, в горле спазм, губы дрожат. 

 - Как она могла такое подумать? – встает с колен, и согбенный, раздавленный, жалкий, идет в коридор…

- Что ж, пойду я… Не поминайте лихом… - жертва бросается на шею, покрывая небритое лицо страстными поцелуями и не пуская за порог. Серега молчит, прикрыв глаза и упиваясь ситуацией. Затем, изображая безудержное влечение, хватает распаленную девушку на руки и торопливо, как драгоценный трофей, несет в кровать, срывая по пути одежды…

Бывали, конечно, неудачи, но крайне редко, и с каждой победой опыт обольщения становился богаче. Секрет тут был простой. У любодея были свои принципы отбора кандидатур. Он никогда не знакомился с умными, красивыми, блистательными женщинами, так как вероятность неудачи в таком случае возрастала тысячекратно. К тому же, как правило, у них уже были неотразимые бойфренды. Серега выбирал девушек попроще внешностью, часто приезжих студенток, либо одиноких разведенных, мало на что претендующих дам, ценящих в мужчинах лишь животный магнетизм и необузданность грубой силы. Также поощрялись работницы сфер обслуживания и служительницы муз. Молодые учительницы, медсестры, воспитательницы детских садов тоже были в фаворе. Конечно, сильно полных и дев маленького роста Малыш старался игнорировать. Но остальные, а особенно высокие худощавые, напоминающие загадочных андрогинов, фемины, всегда были в почете.

Замужних женщин сознательно избегал и из мужской солидарности искренне осуждал измены жен. Один раз попал в очень неприятную ситуацию, о чем сильно сожалел и сокрушался, навсегда запретив себе подобные игрища.

Дебелая замужняя матрона, заманила его к себе в постель, уверив, что супруг в отъезде. В самый разгар любовных баталий Серега чутко уловил пронзительный скрежет ключа в замке.

- Муж вернулся! – задохнулась полнотелая нимфа. – Прячься! – но было уже поздно.

Малыш метался по спальне в одних семейных трусах, не зная куда бежать, торопливо хватая разбросанную одежду и с ужасом представляя, как разъяренный супруг разряжает в него из парабеллума всю обойму. С грохотом падали стулья, тревожно раскачивалась люстра, по полу катилась недопитая бутылка «Шардоне», высокие бокалы с остатками вина шатались и тонко дребезжали на ночном столике.

- Что происходит? – в спальню ворвался муж…

Немая сцена. Серега стоял, успев вдеть в штанину только одну ногу. Блудница лежала тихо, как мышь, притаившись и накрывшись с головой пуховым одеялом, оставив лишь щелочки для глаз, и с величайшим смятением следила за происходящими событиями.

Муж – невысокий лысеющий человек в костюме-двойке и фиолетовом галстуке, мгновенно оценил ситуацию. Он понял все. Шатнулся как от удара, но сориентировался быстро. Бесстрашно шагнул к раздетому сатиру. Малыш обреченно сжался, зажмурился, безвольно опустив руки… Он был в три раза больше и на полметра выше этого несчастного человека и мог бы без труда справиться с ним одним пальцем. Но стоял, покорно ожидая возмездия, ибо страшный груз вины и конфуз феерического провала не давали права даже взглянуть в глаза обманутого мужа. Но тот, неожиданно протянул руку:

- Владимир…

- Сергей… – Малыш машинально ответил рукопожатием.

- Я очень прошу Вас, Сергей, не ходите к нам больше… - человек грустно смотрел в лицо.

- Да… Да, конечно. – Серега опрометью кинулся из спальни…

С тех пор, как только он видел флиртующую замужнюю женщину, перед ним вставали полные боли, страдания и невыносимой муки, глаза опозоренного супруга. И Малыш дал себе слово никогда не иметь отношений с чужими женами.

 

Что же двигало желаниями этого человека? Виктор не раз задумывался об этом, неоднократно наблюдая удивительные воплощения талантливого друга. Малышу был просто необходим неглупый компаньон, потому как волшебные феи обычно попадались парами и во избежание недоразумений, а также для отвлекающего маневра, приятель оказывался весьма кстати.

Важна была завязка, прелюдия, дебют, когда раскрывались характеры, находились точки соприкосновения, возникали взаимные симпатии. Допускался легкий обман, невинные недомолвки, искрометный гротеск. Шутки, забавные смешные истории, двусмысленные анекдоты, сыпались, будто из рога изобилия, все более очаровывая и удивляя прелестниц. Те и не замечали, как попадали в лукавые путы. Им также хотелось нравиться и обольщать. Помаленьку втягивались в процесс, сами расставляя немудреные ловушки и сплетая прозрачную пелену обаяния, используя женские хитрости, сверкая глазами, смеясь непринужденно и искренно. Томно прикрывали веки, опуская взор долу, поправляли без надобности прическу, мило жеманились, придавая лицу выражение то суровой неприступности, то полного расслабления и удовольствия, по-кошачьи выгибали спину, закидывали ногу на ногу…

Тосты, спичи, прибаутки – Серега вел застолье. Когда все уже доходили до нужной кондиции, Малыш предлагал танцы. Обычно девушки с восторгом соглашались, и первые пускались в пляс, стараясь показать себя во всем великолепии. Витя танцевать не умел и скромно сидел себе где-нибудь в углу, глотая горький дым болгарских сигарет. А друг отрывался, выделывая немыслимые па, и грациозно владея собственным телом. Превращался в галантного испанского кабальеро, изображал отважного пикадора, притворялся сицилийским карбонарием, становился аристократом на графском балу; нацепив черные очки, преображался в осторожного шпиона…

Преотлично танцевал ламбаду, лезгинку и менуэт. Вальсы и танго давались без труда. Но апогеем был медленный танец. Дама доверчиво прижималась к могучему плечу и пара мягко плыла, повинуясь чарующему узору музыкального рисунка. Кавалер что-то загадочно шептал, прильнув к раскрасневшемуся лицу танцовщицы. Сильные руки обвивали хрупкий стан, крепко и бережно прижимая к груди податливое тело. Девушка двигалась, будто в трансе, послушная воле коварного инкуба, закрыв глаза и полностью отдавая себя во власть всепобеждающего Эроса…

 

Жена Малыша догадывалась о его похождениях и временами устраивала грандиозные скандалы. Но все же, была женщиной неревнивой. К тому же совсем недавно у них родился ребенок, и она полностью погрузилась в заботы о наследнике. Серега очень гордился сыном и часто возил семью к себе на малую родину к родственникам. Супруга жаловалась на него, но свекровь утешала ее тем, что у них мол, в роду все такие. И действительно, и отец и дед и прадед Малыша, были известные в деревне ходоки и за свою жизнь соблазнили немало сельских чаровниц.

- Это у них наследственное. Гены. Ничего с этим поделать нельзя. Природа. Так что уж смирись голубушка – свекровь устало прикрыла глаза. - Уж как я со своим ни билась – бесполезно. Все они Ильины такие – кобели.

 

Сергей и уговорил Виктора идти на мясокомбинат в колбасный цех, на обвалку. И теперь они работали вместе. С раннего утра, обрядившись в накрахмаленные колпаки и белые халаты, нацепив сетчатые фартуки, надев на левую руку кольчужную перчатку, наточив до бритвенной остроты обвалочные ножи – вставали за конвейер, готовые к бою. Охлажденную говядину выкатывали из просторных холодильников, и Генка Копейкин с небывалой яростью разделывал огромные туши, швыряя на ленту задки, коробки, лопатки, шейки… Стоящие по обеим сторонам конвейера обвальщики – мужчины и женщины, хватали каждый свою часть и быстрыми расчетливыми движениями отделяли мясо от костей. Очищенные кости бросали в деревянную тележку, а мясо сталкивали в большую дыру разделочного стола. Успев поправить мусатом нож, хватали подъезжавшую лопатку или задок, и все повторялось вновь. Через пару часов тяжелой работы устраивали перекур. Рядом работал такой же конвейер со свининой, и еще два стояли обесточенными, подключавшиеся, когда шел большой поток мяса, или использовались для практического обучения студентов училища мясоконсервного комбината. Платили неплохо, но самое главное – было снабжение мясными продуктами по самым низким ценам, практически по себестоимости. На фоне нехватки продовольствия в стране и пустых прилавков магазинов – это было очень и очень кстати.

 

Конечно, народ на комбинате подворовывал. Не без этого… И людей можно было понять – у всех дети, родственники, знакомые, друзья. При поимке несунов наказание было одно – увольнение. Люди рисковали, придумывали всякие схемы, и вообще проявляли немалую смекалку.

Вырезали длинные ленты свежего мяса, заворачивали в полиэтилен, и вставляли в самодельные пояса, специально сделанные для таких случаев. В нужных местах были пришиты полоски искусственного меха, чтобы не застудить организм. Оборачивали талию, застегивали специальные крючки или пуговицы. Второй заряженный пояс пропускался между ног и крепился спереди и сзади к ремню. Затем одевалась одежда, а сверху шуба или пальто. Женщины на обвалке были в основном немолодые и пышнотелые, и умудрялись выносить на себе изрядное количество продукции. Тетя Рая, например, могла незаметно спрятать на своем теле до двадцати пяти килограмм. А вот сухонькая баба Таня несла чаще, но совсем понемногу. Зимой она ходила в огромных валенках. Никому и в голову не могло прийти, что там двойные стельки, где уютно притаились килограммовые куски чистейшей вырезки. У нее было множество внуков и пьющий зять. Никто ее не осуждал.

Малыш делал проще. Заворачивал мясную ленту в шарф, одевал, и смело шел через проходную. Наглые бабки-вахтерши бессовестно ощупывали его мощное тело, но до шеи дотянуться попросту не могли.

Женщины пробирались друг за другом гуськом. Первая незаметно передавала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей, и тихо шептала: «три» или «пять». Вахтерша беспрепятственно пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала.

Так, совершенно случайно, по дикому недоразумению, был взят с поличным старейший работник комбината, обвальщик с сорокалетним стажем, передовик производства и ударник коммунистического труда – Васька Буторин, тихий малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности и вообще прекрасный отзывчивый человек. Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон терся между ног мешая идти. Дядя Вася шел, прихрамывая, чуть враскоряку, одетый в длинное пальто с каракулевым воротником, и недопустимо увеличил дистанцию между впереди идущей сообщницей. Возле самой проходной перед ним неожиданно втиснулся какой-то ханыга с бойни. Василий хотел выкинуть наглеца из очереди, но было уже поздно. Вахтерша, услышав магическое слово «три», преградила путь ветерану.

- Попался голубчик! – глаза радостно зажглись. – Не стыдно? Пожилой ведь человек…

Подошел второй охранник. Втолкнули задержанного, в пустую комнату, заперли на засов дверь и вызвали начальника караула. Тот прибежал минут через двадцать.

- Взяли с поличным, – доложила вахтерша. – Батон колбасы нес.

- Открывайте, – начальник с удовольствием потирал руки. – Сейчас мы этого расхитителя оформим!

Расхититель спокойно стоял посреди пустой комнаты и невинными глазами смотрел сквозь толстые стекла бинокулярных очков.

- Раздевайся!

 Пригласили понятых. Василий, начал молча расстегивать пальто…

- Штаны снимай! – начальник строго смотрел на задержанного.

Брюки опустились на пол. Колбасы нигде не было. Обыскали всю комнату, раздели его до трусов. Батон исчез бесследно.

- Неужели съел? – Бабка-вахтерша в изумлении смотрела на раздетого преступника. – Но там же, килограмма два было, не меньше! – оправдывалась она перед начальником. 

- Куда оболочку дел? – глаза командира побелели от бессильной ярости. Оболочка вареной колбасы была совершенно несъедобной. Еще раз тщательно осмотрели помещение, проверили Васькину одежду, вывернули все карманы, прощупали швы. Ничего не нашли. Ветеран смотрел на них с нескрываемой усмешкой и молчал. Он вообще был малоразговорчив и побывал за свою жизнь и не в таких переделках. Так ничего от него и не добились. Пришлось отпустить.

- Матерый волчище! – подумал начальник караула. – Надо будет за ним последить…

 

Случай с Василием прогремел на весь комбинат. Он в одночасье стал знаменитым и уважаемым человеком. Из других цехов подходили незнакомые люди, тепло пожимали руку и недоверчиво косились на Васькин живот. Юные, только после окончания училища жиловщицы, показывали на него, восхищаясь выдержкой и находчивостью героя. Мало того, людская молва приписывала ему те подвиги, которых он не совершал. Прошел слух, что на самом деле вареных батона было два, а жаропрочную оболочку можно безбоязненно съедать, не опасаясь последствий. Говорили также, будто бы ему ничего не стоит вынести через проходную любое количество мясопродуктов, и что якобы у него специальное двойное пальто с потайными карманами.

Эти слухи сыграли с дядей Васей злую шутку, так как теперь за ним следили все мастера и технологи, а на проходной обыскивали в обязательном порядке. Бабке-вахтерше объявили выговор за несообразительность, а начальник караула поклялся отомстить и все-таки взять хитрована с поличным.

 

В летнее время обвальщики поступали так. Работая во вторую смену, дожидались темноты. Разведчики следили за обстановкой, заранее проверяя, не прячется ли где охранник. Затем набивали мясом или колбасой крепкий мешок или старую фуфайку. Завязывали, и с четвертого этажа, где и находилась обвалка, выбрасывали в окно. До забора было метров десять-пятнадцать, и мешок, немного не долетая, падал возле высоких бетонных плит. Внизу уже ждали принимающие и сразу же перекидывали через забор.

Все происходило очень быстро. Пятнадцать секунд – и мешок уже на той стороне. С появлением в цехе спортсменов – Виктора и Малыша, дело пошло вообще замечательно. Обладая недюжинной силой, они, предварительно раскачав мешок, зашвыривали его сразу за забор в густые заросли акации. Внизу уже никто не дежурил, и риск снизился до самого минимума. После смены мужики обходили забор с той стороны и делили добычу. Иногда сразу шли домой, а похищенную продукцию забирали свои люди, платившие хорошие деньги. Так продолжалось довольно долго и все были довольны. Пока.

Пока с мясокомбината не исчез эшелон с копченой колбасой и тушенкой. Это казалось невероятным. Накладные на двести семьдесят тонн свежей продукции, еще не успели оформить в бухгалтерии, а уже в ночь на седьмое сентября, состав беспрепятственно выбрался с территории комбината и проследовал через сортировочный узел в западном направлении. Диспетчеры сопровождали его до станции Каргат, где простояв сутки, поезд двинулся дальше, имея конечной точкой Барабинск. Затем следы эшелона терялись. Тщательные поиски не давали результатов. Лишь через две недели обнаружили дизель-электровоз и семь пустых товарных вагонов, одиноко стоящих в забытом железнодорожном тупике под Убинкой.

Резонанса удалось избежать. Дело старались не раздувать, чтобы не волновать голодный народ. По-тихому разогнали охрану, нескольких заместителей директора, и для убедительности уволили главного инженера, который давно уже надоел всем своим нытьем о чудовищном положении с техникой безопасности и вероятности техногенной катастрофы в связи с периодическими утечками аммиака.

А руководитель предприятия, как ни странно, пошел в гору, и через несколько месяцев был избран в депутаты Верховного Совета.

 

На место непутевой охраны, из поселка Линево, примчался казачий эскадрон. Казачество набирало силу в сельской местности. По всей стране, как в старые добрые времена, из поселков и деревень вырастали станицы и курени. Появлялись атаманы Сибирского казачьего войска. Новоявленные казаки с гордостью носили белогвардейскую форму, именуя себя хорунжими и есаулами. Скакали на бешеных конях, размахивая нагайками, и гремели кавалерийскими саблями. Выпустив чубы из-под лохматых кубанок, независимо бродили по территории, засунув руки в карманы широких штанов с красными лампасами. Руководил казачьей братвой суровый подъесаул Хулахупов – багроволицый плотный мужик с неимоверной длины сивыми усами, очень напоминающими моржовые бивни. Он утверждал, что его предок – гетман Хулахуп, бил турка и лихо воевал с крымчанами, и вообще, будто бы в свое время без его одобрения не подписывалась ни одна бумага в Запорожье. В доказательство легитимности происхождения он показывал всем сомневающимся истлевшую от времени родословную с расплывшейся печатью и неразборчивыми подписями.

Казаки поселились в общежитии и быстро навели там армейский порядок, разогнав ухажеров, ужесточив пропускной режим, запретив ночные гулянки и посиделки. Пытались свести с ума местных красавиц, но те только смеялись над их малороссийской речью и деревенскими манерами и закрывали на ключ свои комнаты.

По периметру комбината объезжали дозором конные патрули, имея строгий приказ: хватать и не пущать. Всех тех, кто попадался навстречу, заставляли выворачивать карманы и расстегивать одежду. Несогласных доставляли к вахмистру Подшибякину, который проводил предварительное дознание, используя запрещенные методы психологического воздействия, и до смерти запугал добрую половину работников мясоконсервного комбината. Не было пощады ни старикам, ни женщинам.

Но особо лютовал урядник Гриня Недосекин – высокий худосочный казак, обладатель несоразмерного телосложению грубого баса. Остановив грозным рыком прохожего, звонко хлеща по хромовому голенищу плетью и горяча скакуна, беспрекословным тоном приказывал испуганному человеку предъявить похищенное или приготовиться к досмотру. Каурый рысак напирал грудью, вставая на задние ноги и грозя передним копытом выбить дух из несогласного. Человек в страхе пятился, пугаясь за свою жизнь, и покорно расстегивал пуговицы, с ужасом глядя в выпученные глаза Грини, очень напоминавшего в этот момент разъяренного кентавра.

Буквально за несколько недель воровство практически прекратилось. Люди притаились, выжидая дальнейшего развития событий. Акции с вышвыриванием мешков приостановили, ибо всадники контролировали и ту сторону забора, появляясь внезапно и непредсказуемо. Народ приуныл, не зная как теперь быть. Но Малыш проявил немалую находчивость, обнаружив, что другая сторона здания выходит окнами на родильный дом №2, огороженный глухим забором. Правда до него было метров тридцать пять, не меньше, и, конечно же, мешок нельзя было добросить. Серега объявил, что нужно сделать мощную баллисту и дело обязательно наладиться. На следующий же день без промедления приступили к изготовлению. Купили в аптеке десять пятиметровых рулонов бинтовой резины. Умельцы скрутили два тугих жгута по пять рулонов в каждом. Соединили их двойной кожанкой, вырезанной из старых сапог. С каждого конца привязали большие крючки, сделанные из металлического прутка. Крепили крючки к трубам отопления, проходящим по обе стороны оконного проема. Получалось что-то типа детской рогатки, только больших размеров. Малыш называл орудие – баллистой. Было принято решение - сегодня же вечером провести испытание. Послали своего человека дежурить на территорию роддома, и он там, слившись со счастливыми молодыми отцами, внимательно следил за сигналом.

Обвальщики сняли раму, закрепили крючки. Серега, завернув в кожанку палку сервелата, с большим трудом отходил назад, растягивая тугие жгуты. На помощь кинулись два добровольца. Схватившись, за спины друг друга, они, упираясь в пол скользящими подошвами, продвинулись еще на метр. Когда силы уже были на исходе, Малыш разжал непослушные пальцы. Снаряд кувыркаясь, с огромной скоростью устремился в ночное небо. Убойность баллисты была невероятная. Колбаса улетела метров за семьдесят, мягко приземлившись на крышу роддома. Чудом не попали в светящееся, закрытое плотными шторами окно, за которым наверняка лежали роженицы.

Вторая и третья попытка прошли очень успешно. Хватило и двух человек для натягивания резины. Серега, как опытный наводчик, быстро пристрелялся. Но был подан тревожный сигнал снизу о появлении неприятеля. Орудие сняли, раму приладили на место, и стали анализировать полученные данные. Скорострельность была небольшой, не более двух выстрелов в минуту, а на всю акцию нужно было не менее двадцати минут. Необходим был отвлекающий маневр.

Пожертвовать собой взялся дядя Вася Буторин, давно уже изнывающий без настоящего дела.

Операция началась через несколько дней, в 22.00, когда уже достаточно стемнело. За пять минут до начала, Василий вышел из цеха на территорию и принялся бесцельно болтаться туда-сюда. Он играл роль подсадной утки. Казаки увидели подозрительного человека и на рысях рванули вперед. Василий бросился бежать, уводя преследователей подальше от места проведения операции. Когда его уже стали настигать, он со всех ног кинулся в темневшие возле забора сплошные заросли бурьяна и лопухов. Юркнул в самую гущу и затаился. Казаки видели, что беглец сиганул в непролазные дебри, но ничего не могли рассмотреть.

- Ничего, не уйдет гад! – зазвучал октавой голос Грини Недосекина. – Скачи за подмогой и фонарем! – прорычал он напарнику.

Тот умчался, и через пять минут на место происшествия прибыл весь караул. Осветили фонарями лопухи. Василий осторожно следил, отражая стеклами очков слепящие лучи, и как мог, тянул время.

Сначала его просили по-хорошему покинуть убежище. Но он упорно молчал. Тогда Гриня предпринял попытку прорваться сквозь густые джунгли и силой вытащить нарушителя. Но дядя Вася, сжимая в руке брызгалку с водой, пустил плотную струю прямо в лицо уряднику.

- Брызгается, гад! – Гриня закрыл лицо руками.

- Это кислота. Серная… - отозвался Василий.

- Сволочь! – заревел казак, и все вокруг всполошились, отойдя на всякий случай подальше.

- Что у меня с лицом? – ревел испуганный Гриня.

На него смотрели с жалостью. Кто-то ляпнул:

- Врача надо! – и урядник забился в истерике. Через несколько минут он перестал биться и, размазывая по лицу счастливые слезы, обрадовано возопил:

- Да это же вода, братцы! Вода!

Всей гурьбой кинулись в бурьян, выволокли героя наружу, отобрали брызгалку. Обыскали и тщательно осмотрели все вокруг но, ни следа мясопродуктов не нашли. Заломили ветерану руки и потащили на дознание. Напоследок Гриня больно хлестнул его нагайкой чуть ниже спины. Василий оскалил в усмешке зубы и так сверкнул на урядника полными бешенства глазами, что Гриня здорово струхнул.

Операция прошла успешно. За двадцать минут в ускоренном темпе накидали на территорию роддома сорок семь палок сервелата. Посыльные собрали трофеи в рюкзаки и растворились в сумеречной мгле. Все прошло тихо и аккуратно.

Василия доставили в кабинет к Подшибякину. Он своим упорным молчанием и бесстрашными улыбочками довел вахмистра до нервного срыва. Недозволенные психологические приемы не работали. Полночи бился дознаватель, но Василий только презрительно улыбался и не проронил ни слова. Так и не удалось узнать, для чего он прятался в лопухах, а главное, зачем он брызнул водой в лицо Недосекину. Ничего не добившись, отпустили восвояси.

Утром доложили о происшествии директору комбината. В качестве вещественного доказательства предъявили пустую брызгалку. Директор долго и внимательно разглядывал оружие.

- Ну и что? – спросил он стоящего навытяжку Хулахупова.

- Вот!.. – объяснил казак.

- Вы что там, все с ума посходили, что ли? – директор разозлился.

- Никак нет.

- Идите... – устало махнул рукой начальник. – И заберите это…

 

Этот поступок поднял рейтинг Василия до небывалых высот. Все понимали, что он человек-кремень. Мужики удивлялись его бесшабашной лихости, а женщины закормили триумфатора домашней сдобой и приглашали его к себе за стол пить смородиновый чай, с уважением угощая карамелью. Ветеран довольно щурился от оказанного доверия и ни от чего не отказывался.

Обвальщики поклялись отомстить Грине и заодно провести новую акцию. Подговорили молодую бойкую жиловщицу Антонину, за которой долго и безрезультатно ухаживал бравый урядник. Объяснили, как нужно сделать, пообещав щедро рассчитаться после операции. Но девушка гордо пояснила, что ради дяди Васи она готова все сделать и без вознаграждения.

В один из дней, когда была вторая смена, на обеденном перерыве накрыли импровизированные столы.  Достали всякую снедь, домашнюю выпечку, немного вина, и дружным, небольшим коллективом принялись отмечать день рождения бригадира, не позабыв для маскировки усадить за стол дежурного мастера и технолога. Громко шумели, поздравляя именинника. Девчонки сидели на подоконнике у открытого окна и ждали, когда появиться Грицко со товарищи. Увидев конных казаков, девушки радостно замахали им руками, призывая подняться на минутку.

Бойцы недоверчиво поглядывали наверх, но юные жиловщицы так настойчиво уговаривали и многозначительно закатывали глаза, так волнительно смеялись и шутили, что Гриня принял решение спешиться. Привязали коней, поднялись на четвертый этаж. Там им на шею бросились, изображающие подвыпивших соблазнительниц, хитрые девицы и, не принимая никаких возражений, потащили за стол. Налили полные бокалы вина.

Малыш произносил длинный двусмысленный тост, отвлекая внимание. Пока казаки, открыв рот, пытались понять застольную речь оратора, девушки незаметно влили им в бокалы по полному пузырьку лекарства «Слабилен». Вообще-то, для достижения эффекта хватило бы и десяти-пятнадцати капель, но Серега, добывший препарат и придумавший всю постановку, велел для верности использовать снадобье полностью. Прижимаясь к охранникам и мило улыбаясь, проследили, чтобы все было выпито до дна. Кормили с ложечки незадачливых вояк, подкладывая самые лучшие куски. Все прошло гладко и незаметно. Перерыв подходил к концу.

Антонина сидела у Грини на коленях и счастливо смеялась, глядя в суровые глаза и предвкушая дальнейший исход. Затем впилась долгим поцелуем, окатив его холодные губы жаркой волной нетерпеливого желания. Гриня чуть с ума не сошел от неожиданной радости. В животе что-то громко булькнуло. Он вновь потянулся губами, но искусительница легко соскользнула и призывно смеясь, бросилась к выходу. Все одобрительно захлопали, поощряя влюбленных, и Гриня кинулся вслед.

Обед закончился, люди неторопливо потянулись к своим рабочим местам.

Казак пробирался крадучись, высматривая в темных закоулках коридора прятавшуюся беглянку. Неожиданно, сбоку, выскочила Антонина и с веселым криком:

- Не догонишь!.. – скрылась за поворотом.

Так, незаметно, она заманила Гриню в огромный холодильник, а сама, прикрываясь висевшими на крючках мясными тушами, выскользнула за дверь. Дежуривший у выхода дядя Вася с недоброй усмешкой закрыл автоматическую дверь, и выключил в холодильнике свет.

Какие муки, какую панику, какой ужас испытал Гриня, метаясь в кромешной тьме, ударяясь и беспрерывно наталкиваясь на мертвые замороженные туши животных, не находя выхода и ничего не видя вокруг, можно было только догадываться. Истошные душераздирающие вопли и жалобные призывы о помощи слабо раздавались из-за плотно закрытых дверей. Василий долго слушал, как мечется неприятель. Но вскоре крики стихли, и установилась мертвая тишина. Это начал свое коварное действие «Слабилен», интенсивно расслабляя организм.

Тем временем, оставшиеся два бойца, садились уже на коней, чтобы продолжить дозор, но почувствовали неладное. В животе непрерывно тянуло книзу, не давая и минуты на размышление. Неприятные ощущения усиливались с каждым мгновением, казалось, еще чуть-чуть и что-то лопнет внутри. Казаки стремглав бросились наверх, пытаясь не опоздать. Но мстительные обвальщики закрыли туалет на ключ. Тогда несчастные, позабыв обо всем, ворвались в женский санузел, и надолго заперлись в кабинках.

А в это время, используя мощь баллисты, было сделано девяносто восемь выстрелов. Такого богатого улова не было за всю историю мясокомбината. С лихвой хватило всем участникам операции.

Гриню выпустили только через полтора часа, совершенно окоченевшего, озябшего и раздавленного собственным ничтожеством. Он, конечно, догадался, что Антонина его обманула. Но отчего так сильно прихватило живот?

Следующим утром раздраженные увиденным зрелищем уборщицы, страшно ругались, убираясь в холодильнике…

 

Впрочем, казачья служба по охране государственной собственности закончилась так же неожиданно, как и начиналась. Совсем незаметно, сверхбдительные воины стали сами подворовывать. Продавали товар желающим, а излишки переправляли в свои станицы. На этом они и погорели.

Автоинспекторы за городом случайно остановили легковой фургон, набитый украденными мясопродуктами. Водителя быстро раскололи, и он рассказал все.

Сообщили кому следует, и решив не возбуждать дела, чтобы не волновать народ, просто тихо избавились от нахлебников.

И опять на проходной знакомые бабки-вахтерши шаловливыми руками обыскивали работников.

 

                               Часть 2

 

Напряженная атмосфера в стране ощущалась все сильнее. Предчувствие больших перемен накатывало тревожными волнами. Весь мир с замиранием следил за разоружением великих держав. Уже закончили войну в Афганистане, разрушили Берлинскую стену, начали вывод войск из Германии. Существенно сократили количество ядерных боеголовок. Наступил период политической разрядки, консенсуса. Но экономическое положение только ухудшалось. Народ туже затягивал пояса, проводя все свободное время в бесконечных очередях, и недовольно роптал, проклиная политиков, власть, капиталистов. В некоторых республиках тлели очаги национального недовольства, случались массовые выступления, переходящие в рукопашные схватки. В паровом котле государства все нарастало внутреннее давление, люди не знали, на что надеяться, пораженные итогами гласности. Оказалось, что в стране все очень плохо, все рушиться, а будущее совершенно не обнадеживает. Президент всех уговаривал, утешая, что это мол, такое ускорение и нужно немного потерпеть. Намекал, будто заграница нам обязательно поможет. Ему уже никто не доверял. Граждане вскапывали свои земельные участки, обрабатывали сады, сажали огороды. Дачи превратились в подсобные хозяйства. Наступили смутные времена, и люди выживали, как могли.

А у Виктора неизлечимо тяжело заболел отец. Пребывая в подавленном настроении, медленно, но неукротимо худел, терял аппетит, глубоко переживая за дальнейшую судьбу своей семьи. Родители работали на предприятиях военно-промышленного комплекса и с начинающимся развалом страны заводы просто остановились, не имея заказов и государственного финансирования. Многих отправляли в бессрочные отпуска, оставшиеся же для обслуживания оборудования люди, получали копейки. Сестра оканчивала школу, и ее будущее, как и будущее многих миллионов молодых людей, а также и всей огромной страны, представлялось весьма туманным.

Отец сильно сдал. Появились боли. После долгих хождений по врачам и сдачи всевозможных анализов, выяснился страшный диагноз – онкология. Предложили немедленную операцию, и он с надеждой согласился, веря в отечественную медицину и не видя другого выхода. Положили в городскую больницу, проводили обследования. Виктор с матерью, сестрой и близкими родственниками часто навещали его.

Теплыми майскими днями сидели на улице, разговаривали обо всем, шутили, улыбались. И хотя все знали о роковой безысходности, все же держали далеко в глубине души, слабый огонек надежды, уповая на чудо. Рядом, на скамьях сидело множество таких же онкологических больных со своими семьями, друзьями… Гуляли по асфальтовым дорожкам, наслаждаясь запахом молодых, распустившихся тонких листьев, любовались насыщенным ярко-желтым цветом первых весенних одуванчиков, осязали ласковое дуновение озорного ветерка, играющего искрящимися солнечными бликами, вслушивались в шорохи просыпающейся земли, набирающих силу высоких деревьев, созерцали нежно-бирюзовый ковер юных трав, раскинувшийся восхитительным пейзажем по всей территории. Навсегда запоминали исполненные жизни, любимые лица родственников, друзей, знакомых. Чутким взглядом ловили каждый жест, мимику, выражение глаз, смысл слов… Не хотели расставаться, отпускать дорогих, единственно близких людей, понимая, что с каждым мгновением заканчивается обратный отсчет. Их взгляды были грустны, мудры и мужественны. Их не пугало скорое свидание с вечностью. Они просто готовились к встрече с ней, мысленно прощаясь с земным великолепием. Всех их, одетых в синие халаты, не старых еще мужчин и женщин, объединяло одно. Печать. Печать смерти на страдающих ликах проступала явно, бескомпромиссно, проявляясь в скорбных морщинах, в прозрачной белизне истонченной кожи, в расширенных зрачках, таивших в себе неугасимый огонь жажды жизни, в слабости рук, в бесстрастности желаний. Это были уже другие существа…

Бывало, Виктор приходил с Сергеем, и после, они отправлялись в спортзал, ощущая непонятное, щемящее чувство вины перед этими людьми. Малыш, как обычно шутил, рассказывал отцу всякие удивительные истории выздоровления безнадежных больных, приводил примеры, внушал оптимизм. Но было видно, что он удручен и расстроен, и очень переживает.

Операция прошла успешно. Отца выписали, и он медленно ходил по квартире, опираясь на трость. Как будто начал поправляться, чуть окреп и уже самостоятельно выходил гулять на улицу. Но появились метастазы, и он стал быстро угасать.

Днем тринадцатого января началась агония. Разметавшись без сознания, громко, сдавленно хрипел и стонал, мотая головой. Принесли пенсию по инвалидности, и почтальонша требовала личной подписи больного. Виктор провел ее к постели умирающего, и удивительно, отец очнулся на мгновение, поставил подпись слабеющей рукой, обвел все вокруг внимательным, но уже невидящим взглядом, и тут же, окончательно впал в забытье.

Пришла с работы мама, вернулась сестра. Позвонили дядьке, попросили придти. Все собрались у смертного одра. Сидели, тихо вытирая горькие слезы, сжимая его тонкую руку. Отец не приходил в сознание, всхрапывая все реже и реже. И наконец, глубоко вздохнув в последний раз, вытянувшись и замерев, навсегда покинул бренную землю.

Что-то ударило в сердце, оглушило, взорвалось тысячами осколков, подхватило, понесло… Виктор вскочил на ноги, не помня себя от горя. В тумане видел, как рыдают родные, как дядька зачем-то снимает с петель межкомнатную дверь. Вытирая бегущие без остановки слезы, в сильнейшем смятении бросился на мороз, едва успев нацепить шапку и пуховик. Шел, куда глаза глядят, по вечернему городу, не видя дороги, не зная направления. Острое чувство несправедливости, какой-то обиды, жгло изнутри, разъедало сраженное бедой сердце. Отцу было всего сорок шесть…

Сам не упомнил, как оказался дома у Малыша. Сидели за столом, пили водку, поминали. Виктор заливал в себя алкоголь стаканами. Ничего не брало. Горькие воспоминания об отце разрывали душу.

В молодости, батя часто ходил в лес на лыжах, и привозил оттуда маленькому Вите «заячий хлеб». Он не знал, что обычный кусок белого хлеба ложился в карман куртки и за много часов, промерзал на холоде насквозь. Отец говорил, что встретил в лесу зайца, и тот просил передать сыну гостинец. Хлеб казался необычайно сладким и вкусным.

Когда Виктор немного подрос, отец научил его стоять на лыжах, и они надолго уходили в лес. На обратной дороге Витя уставал и сильно мерз. Отец грел ему своим дыханием окоченевшие пальцы и сильными руками растирал побелевшие уши и щеки. А он все хныкал, и отец быстро разводил костер. Они долго грелись возле огня. Затем отец скреплял несколько лыжных палок вместе, беря сына на прицеп, и с невероятной скоростью летел по искрящейся в солнечных лучах лыжне. С еловых ветвей осыпался пушистый снег, ветер свистел в ушах, клубилась снежная пыль. Витя смеялся от восторга, представляя, что они несутся по сказочному лесу и никакие волки и медведи ни за что не смогут их догнать…

Вите было лет пять, когда отец взял его кататься на теплоходе. Они сидели на верхней палубе и любовались широкой рекой. Остановились у какой-то пристани, и отец с дядькой, велев ждать их, ушли. Витя увидел, что они уже на берегу и куда-то уходят. Ему показалось, что его бросили. Он со всех ног кинулся вдогонку. Спрыгнув с шаткого трапа на песок, метался среди входящих и выходящих пассажиров, в панике хватая людей за рукава. Наконец, зарыдав, опустился на землю и закрыл лицо руками. Сквозь слезы видел, как отходит от пристани теплоход, как тревожно бегают по палубе отец с дядькой, разыскивая его. Он вскочил, закричал, замахал руками. Его заметили, но теплоход быстро удалялся и вскоре исчез в сияющей речной дали. Он остался совсем один.

Неподалеку загорала молодая семейная пара с ребенком. Они все видели. Пригласили мальчика Витю к себе, накормили, успокоили. Через несколько часов, на обратном пути, теплоход вернулся. Отец с виноватым видом очень просил ничего не рассказывать матери.

Эти эпизоды детства так ярко вспомнились Виктору. Он с невыносимой грустью и тоской рассказывал об этом тестю и жене Малыша, не забывая опрокидывать рюмку за рюмкой и вытирая бегущие слезы. Сергей слушал, стоя чуть в стороне, понурив голову и надолго замолчав. Внезапно схватил остро отточенный нож и с силой полоснул себе по пальцу, развалив мякоть до кости. Все вздрогнули от неожиданности. Жена вскрикнула, бросилась бинтовать рану. А он стоял, не зная чем помочь убитому горем другу, и алая кровь стекала на пол тонкой струей, а глаза остановились, полные слез…

После похорон, Виктор, чуть успокоившись и взяв себя в руки, с невероятным усердием погрузился в тренировочный процесс, стараясь спокойнее вспоминать о тяжелой утрате, и свято храня светлую память о безвременно ушедшем отце.

Поступок Малыша, исполненный беззаветной жертвенности, навсегда впечатался в душу Виктора.

 

 

                                * * * * *

 

Вскоре, в тренажерном зале появились три сногсшибательные молодые красавицы. Иногда вместе с ними занималась обаятельная зрелая женщина с приятным округлым интеллигентным лицом. Девушки вели себя очень независимо, делая вид, что их ничего кроме собственной персоны не интересует. Часто смеялись, и не отводили критических взглядов от многочисленных зеркал, внимательно разглядывая себя со всевозможных ракурсов, будто бы готовились к важным фотосъемкам. Потрясающие стройные фигуры в обтягивающих длинные, безупречной формы, тонкие, но сильные ноги, черных трико. В коротких, тугих майках-топах, открывающих волнующую белизну плеч и линию груди. С сияющими золотыми волосами, прихваченными в узел голубыми и красными лентами, и спадающими сзади наподобие хвоста. С прямой величественной осанкой, тонкой талией и притягивающим заинтересованные мужские взгляды плоским животом, производили на неискушенных любопытных физкультурников неизгладимое впечатление. Изображая равнодушие, они бросали частые, быстрые взгляды, украдкой, как будто бы невзначай. Но девушки были, несомненно, опытными в таких играх, и без малейшего труда просчитывали немудреные мужские хитрости. Спортсмены смущались, краснели, уводили в стороны, бегающие от непонятного стеснения глаза. Иногда, зазевавшийся не успевал отвести взгляд и сидел, открыв рот, остановив зачарованный взор, наблюдая, как девицы тренируют внутреннюю поверхность бедер. Рассерженные дамы одновременно устремляли на любознательного огнепалящие яростные взгляды, и недалекий ценитель мгновенно покрывался испариной, исходил малиновыми пятнами, и в смятении кидался то к одному спортивному снаряду, то к другому, мечтая провалиться сквозь землю от прожигающих флюидов. Девушки внимательно следили за мечущимся недотепой, и когда тот, не находя себе места, в состоянии легкой паники покидал зал, они очень громко и весело смеялись вслед. Это очень отрезвляло неосторожных донжуанов. Никому не хотелось оказаться в неловкой ситуации, все боялись оскорбить свою чувствительную гордость. Насмешницы, подобно античным богиням, грациозно передвигались, иногда чуть пританцовывая под негромкую музыку, льющуюся из колонок кассетной стереосистемы, и совершенно игнорируя окружающих.

И Виктор, и Сергей, здорово приуныли. Уровень красавиц был совершенно недосягаем. Другие девушки в спортзале, абсолютно поблекли на фоне столь блистательного триумвирата. Возмутительницы спокойствия интересовали всех.

Андрея Колобко – старшего тренера клуба, который по должности показывал и объяснял им различные упражнения, забросали вопросами. Но он лишь таинственно улыбался и уводил разговор в сторону. Тренер без сомнения знал многое, но по какой-то причине предпочитал помалкивать.

Несколько недель неизвестности только раззадорили интерес занимающихся. Нимфы тренировались старательно, по-прежнему взирая на всех свысока, временами окатывая особо ретивых презрительными усмешками.

Зато их подруга, – вполне симпатичная пышнотелая наяда, улыбалась приветливо и открыто, заинтересованно оглядывая пытающихся произвести на нее неизгладимое впечатление мужчин. Те, в свою очередь, упруго пружинили на вдохе грудь, принимали глубокомысленные позы, неприметно напрягали мускулы, позировали, сами того не замечая. Рассуждали о чем-то друг с другом и вообще, старались казаться гораздо  умнее, чем на самом деле.

Иногда подруги не скрываясь, шептались о чем-то, видимо обсуждая какие-то важные вопросы. Загадочные дискуссии заканчивались веселым смехом, что ставило мужскую часть коллектива в состояние полнейшего недоумения. Делались различные предположения, выдвигались невероятные гипотезы, возникали споры. Небольшая часть физкультурников стояла за то, что это заезжие стриптизерши из Москвы, совершенно случайно задержавшиеся в городе после гастролей. Им возражали, говорили, что не может того быть, ибо с  такой физической подготовкой и осанкой они являются не кем иным, кроме как ведущими программы ритмической гимнастики и аэробики, и даже кто-то точно видел их по телевидению. Но Малыш, по каким-то лишь одному ему ведомым приметам, утверждал, что прелестницы, скорее всего из балетных, и что якобы одна из девушек исполняла на сцене Академического театра роль Офелии в прошлом году. Приятель Виктора, Эдик Разуваев - молодой перспективный спортсмен, и вообще неплохой парень, был категорически не согласен, заявив, что, скорее всего это дамы полусвета, богема, не имеющая к театру никакого отношения, а вращающаяся в дипломатических кругах, посещая многочисленные приемы и рауты в иностранных посольствах, и по заданию спецслужб, сводящие с ума иноземцев. Ему объяснили, что он еще слишком юн, неопытен, и видимо насмотрелся в видеосалоне американских боевиков.

Загадочные дивы долго не давали покоя, но вскоре наконец-то все выяснилось.

После тренировки Андрей попросил Малыша, Виктора и Эдуарда, задержаться. Оделись, вышли на улицу, и направились в молодежный клуб «Отдых», находящийся неподалеку. Надо сказать, что «Отдых» по тем временам был единственным фешенебельным дискоклубом в городе. В основном молодежь собиралась в многочисленных Домах культуры и на танцплощадках при общежитиях. Билетов на танцевальный вечер в «Отдых» было не достать. Самые красивые девушки, «золотая молодежь», представительные мужчины и женщины, богатые гости и люди в «авторитете», составляли основную публику. Конечно, устраивались новогодние вечера и для заводчан, гремели летние балы для выпускников, регулярно проводились детские спектакли и утренники для школьников.

Вот туда и направлялись любопытные спортсмены. В холле их встретила Екатерина Карловна, – та самая приятная дама, подруга таинственных обольстительниц. Но она оказалась никакая не подруга, а режиссер, художественный руководитель клуба.

Красавицы наверху, в гримерке, пили кофе и встретили парней приветливыми улыбками, пригласив за стол. Ребята, кроме Андрея, очень смутились, побледнели от неожиданности. Плюхнулись в низкие кресла, чуть не опрокинув на себя кофеварку. Малыш по неосторожности уронил стул. Тот, падая, зацепил стоящего манекена, который в свою очередь обрушил вешалку с верхней одеждой, упавшей прямо на сконфуженного Эдика, тонко вскрикнувшего от испуга. Всем стало смешно и обстановка разрядилась.

Девушки оказались артистками и танцовщицами кордебалета, и были основной ударной силой в труппе Екатерины Карловны, участвуя во многих художественных мероприятиях. Познакомились. Балетным феям было лет по двадцать пять. Режиссеру чуть за тридцать. Ольга и Елена были замужем, Марина – нет. Она подозрительно долго останавливала взгляд на Эдуарде, и тот, не зная куда прятать руки, вел себя очень напряженно. Андрей общался непринужденно, он всех хорошо знал, а Сергей с Виктором не ведали как себя вести и помалкивали. Малыш пробовал было пошутить, прочитав несколько строк из Ходасевича, но его никто не понял, и он стушевался в растерянности. Это был не его контингент и Серега терялся, волнуясь, чтобы не показаться обескураженным.

Но девушки весело щебетали, смотрели, не смущаясь в глаза, и угощали пирожными. От неожиданности Малыш съел три штуки, оставив Екатерину Карловну с пустым блюдцем. Та поблагодарила его от всего сердца, заявив, что давно уже мечтает похудеть. Серега от стыда чуть не провалился. Опустив глаза, с легкой обидой в голосе, пообещал в следующий раз принести аж шесть тортов и чай с бергамотом. Девушки смеялись от души, гладили его по голове и всячески утешали, уговаривая не стесняться и подчеркивая, что у них тут все запросто, без церемоний.

В двери с любопытством заглядывали какие-то разбитные, в невероятных театральных нарядах, личности. Обводили шальными глазами присутствующих и, спросив что-то у режиссера, стремительно исчезали прочь. Особенно запомнился один беззаботный артист, изображающий отвратительного пятипалого моллюска, и похожего лицом на сказочного Конька-Горбунка. Это был известный в городе диджей, ведущий всех дискотек в «Отдыхе». Он улыбнулся таинственно, и произнеся загадочную фразу: - Быть или не быть, вот в чем вопрос! – моментально испарился, оставив ошарашенных парней в состоянии необъяснимого конфуза.

Вскоре к пирующим присоединилась еще одна очень приятная девушка – Евгения.

Екатерина Карловна, оглядев всех внимательно, объявила, что теперь все в сборе, и она хочет объяснить цель собрания. Оказалось, она давно уже мечтает создать серьезную постановку – грандиозную эзотерическую мистерию, где под эгидой вечно актуальной темы отношений между мужчиной и женщиной, будет разыграна фантастическая феерия из различных известных эпизодов народного эпоса и мировой истории. Из Москвы пришло «добро» на реализацию проекта с использованием местного финансирования.

Принимать будет высокая комиссия из министерства культуры, и от результатов будет зависеть дальнейшая судьба не только художественного руководителя, но и всего творческого коллектива. Артисты подобраны замечательные. Но основной фишкой музыкальной мистерии станет великолепный номер с участием четырех прекрасных девушек и мускулистых юношей. Именно поэтому долго и скрупулезно отбирали и обсуждали кандидатуры. Остановились на самых достойных. Если ребята не возражают, то с завтрашнего вечера начнутся репетиции.

Парни заколебались было в нерешительности, но обольстительницы, подойдя очень близко к каждому из них, прижавшись телом и заглянув в глаза, радостно сообщили режиссеру:

- Они согласны!..

Екатерина Карловна обаятельно улыбнулась, и пообещала, что ребята не пожалеют. Только нужно очень постараться, чтобы шоу-программа засветилась красками, заиграла радужными огнями, заискрилась блеском исполнительского мастерства. Поразила бы зрителей глубиной смысла и философской аллегорией.

Вместе с раздавшимися аплодисментами на столе появилось шампанское. Андрей громко хлопнул вылетевшей пробкой и наполнил высокие бокалы…

 

Начались изматывающие репетиции. Художественный руководитель была требовательной чрезвычайно, заставляя много раз повторять неудавшиеся дубли, вновь и вновь отрабатывая каждое движение до автоматизма. Даже опытные участники роптали и жаловались на суровую бессердечность требований. Екатерина Карловна оказалась женщиной очень жесткой и властной, не терпела никаких возражений и слез. Но все понимали предстоящую серьезность музыкальной постановки и держали себя в руках. Впрочем скоро все пошло хорошо, участники быстро понимали свою задачу и проявляли таланты не жалея себя. Было задействовано немало народа. Кроме самих актеров, в спектакле также принимали участие осветители, звукооператоры, художники-оформители, костюмерши и гримерши. Хватало работы и рабочим сцены, беспрестанно тягавшим туда-сюда тяжелые декорации.

Репетировали целыми днями, питаясь как попало и выкуривая безумное количество сигарет. Парни подключались ближе к вечеру, когда основная часть умаявшихся артистов уже неважно соображала. Девушкам доставалось больше всех, они участвовали в каждом номере. На них лежала огромная ответственность за судьбу феерической мистерии. Ходили усталые, осунувшиеся, злые, но все такие же красивые и блистательные, появляясь то в одном, то в другом театральном наряде. Яркие, соблазнительные, недосягаемые… Ребята понимали, что обречены быть всего лишь оруженосцами при прекрасных дамах, хотя у Эдика теплилась еще какая-то надежда. Марина благоволила ему, но от нее как от более опытной партнерши, он получал немало затрещин и оплеух, путая шаг и сбивая общий ритм, отчего всем приходилось начинать танец сначала. Виктору определили Ольгу, Сереге – Лену, а Андрея поставили с Женей. Они были добрее, да и парни все же постарше и серьезнее. А Эдик огребал в полной мере, виновато улыбаясь и пряча глаза, но кажется, ему это очень даже нравилось.

В выходные и в среду в клубе шли дискотеки, и ребята в эти дни отчаянно тренировались, набирая форму, так как хотелось выглядеть внушительно.

Отношения в труппе были весьма доброжелательными. Часто после репетиций устраивали импровизированные капустники, читали стихи, в лицах изображали всякие смешные миниатюры из жизни. Серега упивался общением с актерской братией. Это была его стихия, его ареал, его среда обитания. Оказалось, что таких талантливых престидижитаторов здесь немало, и он будто расправлял крылья, перенимая опыт и оттачивая свое актерское мастерство. Конечно, все дамы в труппе были искушенными, и весело смеялись его шуткам, понимая с полуслова все неумело завуалированные желания искусителя, но соблазнить себя совсем не спешили, изящно отшучиваясь и уходя от двусмысленных тем. Это не касалось четырех красавиц. Думать об этом считалось крамолой, хотя девушки были со всеми очень приветливы. Неугомонный Малыш решился было попытать счастья у костюмерш, но как-то не сложилось. Он пугался, жалуясь Виктору, что теряет квалификацию, но друг справедливо замечал, что народ тут непростой, более высокого уровня, и рассчитывать на что-либо можно только при желании серьезности отношений. А разбрасывать себя по пустякам никакая девушка здесь не будет, ибо не обделена мужским вниманием. Про античных богинь нужно забыть вообще, так как в круг их интересов спортсмены совершенно не входят.

 

Премьера приближалась. После генеральной репетиции и легкого безалкогольного застолья, засидевшись за интересными разговорами в клубе допоздна, Екатерина Карловна попросила Виктора проводить ее домой. Он оробел, но не подал вида. Медленно шли по ночному городу. Женщина говорила о своей работе, о предстоящем спектакле. Потом незаметно перешла на разговор о нем. Виктор подробно рассказывал о себе. Она слушала внимательно, сочувственно кивая и задавая иногда уточняющие вопросы. Ему было приятно, что интересуются его жизнью, и он, не таясь, открывал душу. Когда подошли к ее подъезду, она предложила зайти в гости выпить чаю. И Витя не смог отказаться. Вообще чудилось, будто бы между ними установилась невесомая связь, что-то нематериальное и бестелесное, какая-то энергетическая близость.

Долго беседовали в ее однокомнатной квартире. Когда он уже собрался уходить, она сказала:

- Подожди Виктор, мне нужно с тобой поговорить, – посмотрела на него внимательно, и вдруг выпалила:

- А ведь я ведьма!..

У Вити от изумления открылся рот.

- Как?

- А что тебя удивляет, я с четырнадцати лет ведьма – она спокойно и весело, наслаждаясь эффектом, смотрела в глаза. – Может, ты думаешь, что все ведьмы – старые противные бабки?

- Н-нет… Не знаю, – пролепетал он от неожиданности. – Но ведь Вы же, добрая…

- Добрая? Да, я добрая. И хотя знаю многие заклятья, обряды и ритуалы, могу навести и порчу и сглаз, болезнь и саму смерть наслать, но могу и исцелить, убрать проклятье, в делах помочь… Еще ни разу не использовала я свои знания во зло.

Витю взяла оторопь, он как-то сразу забоялся.

- Я специально позвала тебя. Хочу погадать. Прошлое твое расскажу, а о будущем умолчу, будущее буду знать только я.

- Давай посмотрим ладонь, – она взяла его левую руку.

- Ну вот, все очень хорошо видно, – легко поворачивала кисть.

- Здоровье у тебя отличное, но ты должен за ним ухаживать. Проживешь долго, даже очень. Жизнь получиться насыщенной событиями.

- А вот, вот, вижу, но промолчу… - колдунья с улыбкой смотрела в лицо.

- Что там? - Витя смутился. Он очень заинтересовался, но она молчала. Долго водила острым лакированным ногтем по линиям.

- Был у тебя недавно удар.

- Да, отец…

- Умер, – продолжила она. – Я вижу. Вижу твою сестру, маму, их судьбы, но тебе не скажу. Передавай матери, чтобы она не волновалась и не жила прошлым.

Взяла его правую руку и стала с интересом изучать.

- А это что? Ну-ка, не может быть! – удивленно качала головой. - Ну, дорогой… Я, конечно, знала, но не думала, что настолько…

- А что? – испугался он.

- Не пугайся. Все нормально… - она ласково смотрела на него. – Давай, я пока кофе сварю покрепче, – и ушла в кухню.

Витя сидел ошарашенный, ничего не понимая. Екатерина Карловна вернулась, неся на черном подносе две дымящиеся чашки кофе и горсть сухих бобов.

- А ну-ка, давай бобы раскинем, – улыбнулась обаятельно.

Виктор долго тряс в руках сухие, твердые как камень, плоды. Разжал ладони, и бобы упали, образовав некий узор. Женщина склонила голову, изучая получившийся рисунок. Он долго смотрел на ее рыжие крашеные волосы и думал, что не такая уж она и взрослая, и не особо полная. И если…

И сам ужаснулся своим мыслям. Екатерина Карловна резко подняла лицо и внимательно вглядывалась в его ускользающие глаза.

- Я знаю, о чем ты сейчас подумал! Отвечу тебе очень коротко – нет!

Витя в смущении пожал плечами, не зная, куда спрятать взгляд. – Как она догадалась? И правда, настоящая ведьма!

Она весело рассмеялась.

- Ладно. Будь проще, зови меня Катей, не такая уж у нас и разница в возрасте, лет семь-восемь, не больше. Но на людях я для тебя Екатерина Карловна. А об этом со мной – забудь.

- Извините… - Витя покраснел.

- Ничего, ничего, мы же друзья. Мне очень приятно, что ты увидел во мне женщину, а не упитанную тетку.

- Что Вы… - Виктор зарделся.

- Давай кофе пить, – Катерина уселась удобнее напротив, не сводя с него темно-серых глаз. Неторопливо повела удивительный рассказ:

- Когда-то, очень давно, девятилетней девочкой, я с матерью гостила у бабушки. Она заболела, и мы ухаживали за ней, помогали по хозяйству, смотрели за скотиной. Однажды вечером, сразу после захода солнца, поднялся сильный ветер, и началась настоящая пыльная буря. Мы смотрели из окна, как по двору гуляют крутящиеся смерчи, поднимая в воздух всякий сор, щепки, обрывки бумаги… Весь этот кружащийся вихрь полностью закрыл небо. Все село едва виднелось, окутанное пыльной пеленой. Проскакивали ломаные линии ослепительных молний, раскаты грома не умолкали, раздаваясь сплошной канонадой, но дождя не было. В оконные стекла, будто кто-то стучал, умоляя впустить, электрическая лампочка часто мигала, раскачиваясь.

Вдруг раздался громкий жалобный стон, и мы с мамой, испуганные, побежали в спальню бабушки. Она сидела на кровати, схватив себя за горло. Худая, косматая, очень страшная.

- Уйди… - сдавленно захрипела она матери, бешено вращая белками глаз и непрерывно задыхаясь. – Уйди сейчас же! – и указала черной костлявой рукой на дверь. Мать в страхе попятилась. – А ты детка, обожди – вцепилась в меня пальцами, будто клещами.

Я стояла полумертвая от ужаса. Мама вышла, и мне стало очень, очень страшно. За окном бесилась пыльная вьюга, в трубе пронзительно ревел ветер, лампа погасла, и мы находились в темном сумраке озаряемые лишь частыми вспышками молний.

- Я умираю, ухожу… - бабушка говорила с большим трудом. Лицо заметно осунулось и на глазах быстро чернело. Нижняя челюсть уже почти не закрывалась, и я в ужасе увидела леденящий оскал черепа. Ноги онемели, я была будто в оцепенении. Лишь боль от сжимающей руки не давала мне потерять сознание.

- Внучка! Я все, все передаю тебе – слова давались с трудом, с долгими паузами. – Придет… - раздался страшный удар грома, дом задрожал. Синие вспышки мерцали не переставая. Бабушка закрыла истлевающее лицо свободной рукой.

- Придет… - оглушительный удар выбил окно, стекло разлетелось вдребезги, бабушка страшно закричала. Ворвалась мать, кинулась разжимать коченеющие бабушкины пальцы, освобождая мою руку. Я чувствовала, зримо осязала, как в меня вливается тягучая холодная волна, как меня будто поднимают танцующие по комнате пыльные воронки, и все слышала, ясно слышала душераздирающий бабушкин вопль:

- Придет… Жди… Жди…

Кое-как мама вырвала меня из цепенеющей бабушкиной руки. Унесла, громко плача и причитая, положила в кровать, обняла крепко. За окном медленно затихала пыльная буря, а дверь в бабушкину комнату ходила ходуном. Вскоре все успокоилось, и я уснула.

Помню, хоронили бабушку в закрытом гробу. На ее лице почти уже не было кожи…

 

Виктор слушал внимательно, ужасаясь услышанному.

- Страшно тебе? – Катерина горько усмехнулась. – А как было мне, ребенку?

Вите стало очень жаль ее. Он представил маленькую девочку, пережившую этот невероятный кошмар.

- Что же было потом?

- Я расскажу, позже. А пока давай посмотрим в твою чашку. Опрокинь левой рукой.

Виктор опрокинул чашку, и кофейная гуща расползлась по подносу.

- Ну-у… – протянула гадальщица, все прямо сходится во многих подробностях – она удовлетворенно и весело потирала руки.

- А теперь ты должен заплатить мне за работу. Только не жалей денег. И это должна быть одна купюра – Катя иронично смотрела на него, а в глазах прыгали лукавые бесенята. Достала откуда-то игральные карты…

Витя вышел в коридор, вытащил из кармана деньги. Долго думал, какую купюру взять. Взял пятидесятирублевую, больше у него не было. На то время самая крупная купюра в стране была достоинством в сто рублей.

- Да, парень ты не скупой, – одобрила Екатерина Карловна. – Это хорошо. 

Она заглянула в свою дамскую сумочку, достала бумажник.

- А я тебе сейчас разменяю, –  веером разложила на столе деньги. Двадцать пять, десять, пять, трехрублевую, и шесть рублевых банкнот.

- Вот тебе сдача, рубль я забираю себе. Теперь слушай внимательно. Когда у тебя будут неприятности, выбрось рублевую купюру за дверь. Если будут проблемы с женщиной, никак не сможешь забыть ее, хотя очень бы этого хотел – тогда подари, или потрать на нее трехрублевую купюру. Возникнут проблемы со здоровьем - какая-то болезнь или травма - на эти пять рублей купи необходимых лекарств, и все быстро пройдет. Если вдруг тяжело заболеют твои близкие или дорогие тебе родственники, ты должен пойти к церкви и подать десятирублевую купюру первому же попавшемуся нищему. А последнюю двадцатипятирублевую банкноту используй лишь в самом крайнем случае, когда возникнет смертельная опасность или крайне безвыходное положение. Ты должен сжечь купюру. И в ближайшее же время все наладится.

Катерина сказала это серьезным тоном и принялась тасовать колоду.

- Посмотрим, что нам карты скажут…

Виктор присел на диван, и стал смотреть, как она раскладывает пасьянс.

- Ну, вот и друг твой Малыш, – червовый король. Хороший парень, тонкий, чувствительный, но никак со своими грехами справиться не может, оттого и кажется ему, будто он сильно несчастлив. Ищет забвения, добиваясь женского внимания на стороне, и тем обманывает себя. Его счастье – в собственной семье, в семейных хлопотах, в жене, сыне. Не понимает этого. Катерина вздохнула. - И видимо не поймет.

- А вот и жена твоя бывшая – дама крестовая. Брюнетка?

Витя согласно кивнул.

– Брюнетка. И глаза черные. Ух, и глаза у нее… Нехорошие глаза.

 Катя долго смотрела на него.

– Повезло тебе Виктор. Отпустила она тебя. Твое счастье впереди. А у нее, вижу, проблемы.

-Что? – напрягся он. Витя ничего не слышал о бывшей семье уже около года.

- То, о чем мечтала, не сбылось. А то, к чему стремилась, уплывает из рук. И другого человека делает очень несчастным.

- Повезло тебе, – повторила она. – Это бионегативная личность. Энергетический вампир. Разрушитель. Просто у нее заряд отрицательный. Таких немало кстати. Она еще появиться в твоей жизни, но без особых последствий.

- Пойдем дальше, – она быстро переворачивала карты.

- Ты, оказывается однолюб! И все не можешь забыть ее? Ай-яй-яй! Забудь уже! – она внезапно остановилась и, подняв веки, долго и загадочно смотрела на него.

– Вообще, я скажу тебе Виктор… Совершенно не твой это тип женщины. Я не имею в виду внешнюю красоту. Ты личность открытая, трепетная, возвышенная. Много в тебе романтики, мечтательности, откровенности. Отсюда и обидчивость, ранимость, мнительность. Душу свою не бережешь, прикрывать ее не умеешь. Из-за доверчивости боль сильную испытываешь, муки принимаешь, обидой упиваешься. И не можешь простить от этого. Страдаешь, ропщешь, жалуешься сам себе. Поэтому неспокойно тебе. Некомфортно. Постоянно в напряжении. Постоянно натянуты нервы. Расслабляться не умеешь. Мечтаешь об идеальной женщине. Но нет идеала, как ты понимаешь. Могу лишь сказать, какой женский тип необходим именно тебе.

- Скажите… – он, с вниманием ловил каждое слово.

- Твой тип – мягкая, добрая, серьезная девушка, обаятельная, жизнерадостно-оптимистичная, без намека на фатализм. Порядочная, умная, интеллигентная и интересная. Внешность – светлые волосы, синие, серые, или голубые глаза, свежие губы, аккуратный нос, округлое лицо и чуть округлые соблазнительные формы тела. В ней должен быть солнечный свет. Это самый главный ориентир – загадочно закончила она.

Витя сидел, задумавшись, мысленно повторяя приметы и перебирая в уме всех знакомых девушек. Подходящих не было. Он вдруг спросил:

- А Ваши танцовщицы – тоже ведьмы?

У Екатерины Карловны аж брови поднялись от изумления. Она весело расхохоталась, оставив его в состоянии смущения от собственного вопроса.

- Ах вот, оказывается о ком ты думаешь! И в кого же ты влюблен?

- Не знаю, они все такие… - Виктору стало неудобно. – Я конечно понимаю…

Катя рассмеялась. Потом вдруг посерьезнела.

- Девочки очень хорошие. Мы близкие подруги. Но у всех свои проблемы. Лена и Ольга несчастливы в замужестве. У одной муж сильно пьет и изменяет. А она все пытается вернуть его, и любит так, что ни на кого другого и смотреть не хочет. Каждый день плачет. А Ольга напротив, мужа совсем не любит, но по кое-каким причинам бросить не может, всю любовь свою маленькой дочке отдает. На мужчин обида у нее, не верит она им больше. Марина развелась. Муж бил ее, унижал. А она любила его, потом возненавидела. Теперь в каждом мужчине своего бывшего супруга видит. Могла бы, говорит, всех мужиков поубивала бы.

- Не повезло Эдику, – подумал Витя.

- У Жени трагедия – врачи сказали, не будет детей никогда. А она семью хотела. Детей любит сильно.

Катерина загрустила.

- Красивые эффектные девушки, а счастья нет. Хорошие, добрые, притягательные… С ума свести любого могут. Люблю я их сильно, помогаю, чем могу. Везде за собой тащить буду. Карьера у них на взлете – настоящие таланты. Это я как режиссер говорю. Многого добиться сможем. А личное счастье – оно ведь далеко не всем дано. И если нет его – надо идти другой дорогой, а не биться в закрытую дверь.

- А они колдуньи? – еще раз спросил Виктор.

Катя опять засмеялась.

- Не дают они тебе покоя! Да Витя, колдуньи. Не такие как я, конечно. Но тебя, Счастливчика, любая из них так околдовать может, так закружить и обольстить, что забудешь обо всем на свете. У ног валяться будешь, следы целовать, взгляд ловить, желание любое исполнить рад будешь, жизнь отдать… Хочешь этого? – ее глаза сверкали, тело напряглось, лицо посветлело, сделалось прекрасным.

Витя с испугом смотрел на нее, поражаясь не столько словам, сколько переменам, произошедшим с ней.

- Не шути с этим Виктор. Красота – страшное оружие. Или с ума сойдешь, или рабом станешь. Себя потеряешь. Будешь жить ради другого человека. Душу отдашь ему. А он над твоей светлой душой смеяться, издеваться станет. Разорвет, растопчет ее, и оставит внутри тебя выжженное пепелище. Никто не спасет тебя. Нечего спасать будет. Будешь медленно, как уголек от костра, угасать. Безжизненный, безучастный ко всему, равнодушный и разочарованный. И муку смертную примешь в одиночестве, сокрушаясь о потерянных днях и загубленных годах. Не надо этого. Не надо…

Ее слова, как тяжелые камни падали ему на голову. Он сидел, опустив шею, не смея поднять глаза.

- Эй! – она похлопала его по щеке. Я наверно резко с тобой. Прости… - Катерина с дьявольским обаянием смотрела в глаза. Ее лицо было необычно красиво и привлекательно. Взгляд сверкал и искрился глубокой синевой, ямочки на щеках играли волнительно, яркий овал губ призывно манил…

Витя потряс головой, отгоняя наваждение. Катя смеялась, довольная произведенным впечатлением.

- Ого! – спохватилась. - Четвертый час ночи. Давай укладываться.

- Я домой пойду, – Виктор встал.

- С ума сошел? Я тебя никуда не отпущу! Останешься со мной.

Ему стало очень неудобно. Однако спорить было бесполезно.

Катерина постелила себе на диване, а ему на полу.

- Ложись! – сказала. – Будешь моим верным рыцарем и телохранителем – пошутила она. – Крепко храни мое тело сегодня ночью, а то украдут – добавила серьезно. И ушла в ванную комнату.

Витя выключил свет, лежал в полутьме, наблюдая как по освещенной уличным фонарем полоске окна, с не задернутыми до конца шторами, стекают капли первого весеннего дождя, чуть слышно барабаня по стеклу. Слушал, как Катя принимает душ, как легко скользит по ее телу вода, и это его непостижимо волновало. Не мог объяснить себе причину, да и тысячи других мыслей метались в голове. Слишком много он узнал за сегодняшний вечер. Это все надо было переосмыслить.

Шум воды прекратился. В сумраке возникла Катерина в ночной сорочке до колен. Больше на ней не было ничего. Витя видел ее и не верил своим глазам.

 Возле светлого окна стояла к нему спиной прелестная женская фигура с тонкой талией и выразительным плавным изгибом волнительных бедер. Повернулась, и он усмотрел тяжелую высокую грудь и длинные, отливающие серебром волосы.

- Красивая я сегодня? – в голосе ирония.

- Да… Красивая…

- Нравлюсь тебе?

        - Конечно, нравитесь… – Витя привстал на локте, испугавшись. – Но Вы же, сказали…

- Знаю… - светящимся гребнем, она неторопливо расчесывала свои густые, блестящие мелкими каплями влаги, волосы, соблазнительно поднимая вверх руки и аккуратно закалывая искрящиеся пряди шпильками. Грудь заметно двигалась под тонкой прозрачной тканью, и Вите стало не по себе от невыносимого вожделения.

- Я все вижу, – она шутила. - Дыши Витя ровнее… Видишь как тебя легко соблазнить – негромко смеялась, медленно покачивая бедрами и неуловимо двигаясь из стороны в сторону.

- Слушай, – вдруг посерьезнела она. Слушай, что было дальше.

Со временем я стала забывать о бабушке. Воспоминания отдалились, у меня было полно своих детских забот. Когда мне исполнилось четырнадцать, и я начала с интересом поглядывать на парней, то обнаружила в себе такую закономерность. Стоило мне посмотреть на понравившегося старшеклассника, и он тут же готов был повиноваться мне, выполняя любые желания. Ох, и многим же я вскружила головы! Они ссорились, дрались из-за меня, лучшие друзья становились врагами, лишь бы услужить мне. Но случилось непредсказуемое – я влюбилась. В десятиклассника, семнадцатилетнего юношу. Мне он казался красивым как греческий бог. Я сходила с ума, но он будто не замечал меня. Наконец, на школьном вечере я пригласила его на танец, и объяснилась в любви. Оказалось, что он тоже давно наблюдает за мной, и я ему очень нравлюсь. Мы вышли вместе и долго целовались в подъезде. Любовь, казалось тогда, была сумасшедшей. Конечно ничего серьезного, ведь мы были совсем еще юными, но чувствовали, что все идет к этому, хотя и не знали, что это такое.

И вот однажды ночью появился Он. Стоял у моей постели – великолепный, блистательный, взрослый мужчина. От него шел такой яркий свет, такие мощные магнитные волны, такая возбудительная энергия, что я, крепко зажмурившись, прикрывала глаза ладонями. Тихий, но властный ласковый голос проникал в меня словно теплая нега, горяча кровь и будоража мысли. Находясь в полном оцепенении, я тихо сидела, поджав под себя ноги, и с благоговением внимала Его пылким зажигательным речам. Я знала Кто это. Я прекрасно помнила последние слова бабушки. Я ждала Его. Он сказал, что давно уже выбрал меня своей невестой и теперь я всегда буду с Ним, принадлежать только Ему одному, и никому больше. Он научит меня всему, что знает сам, подарит мне все, чего я только ни пожелаю, совершенно ничего не требуя взамен. Ничего. Лишь одной только верности.

Он обнимал, целовал, гладил меня, Он сводил меня с ума своими мягкими, нежными прикосновениями. Разжег, разбудил во мне такой чудовищный огонь, такое мучительное пламя, что я побоялась сама сгореть в нем. Я была будто в забытьи, сердце отчаянно пылало внутри, пульсировало резкими толчками, яростно рвалось наружу. Я не находила себе места, мои ноги сводила блаженная судорога, тело совсем ослабло, живя лишь удивительными ощущениями, а он все гладил, все шептал что-то, все изматывал меня. Я не могла думать, я задыхалась, я выбивалась из сил, я стонала, кричала, в исступлении умоляла Его взять меня…

Катерина замолчала, предаваясь сладостным воспоминаниям. Стояла порочная, соблазнительная, нагая, в тонкой обтягивающей сорочке.

Виктор зачарованно смотрел на нее, робея, и в то же время не имея возможности бороться с дьявольскими чарами этой необыкновенной женщины.

- А потом? – хрипло прошептал он пересохшими губами.

- Потом мы долго, очень, очень долго были вместе. Я не помнила себя. Безумные волны несли меня по воздуху. Сильнейшее вожделение билось во мне, тело растворилось, подчиняясь необузданной воле, я плыла, я летела, я парила, я ощущала Его каждой своей клеточкой, каждой частицей. Я возносилась в такие дали, что не ведала, смогу ли когда-нибудь вернутся оттуда. Я осязала Время, Пространство, Вечность, я трогала небеса, я падала в глубокие ущелья, я разбивалась в куски и взрывалась огненными брызгами. Мне было больно, очень больно, невыносимо, ярко. Я с благодарностью принимала, терпела эту боль, я ждала эту боль, я жила ради нее, я жаждала, умоляла о ней…

Невероятно долгие, ослепительные, неудержимые, жаркие конвульсии сотрясали мое тело. Я рвалась, выгибалась, кричала от безумной радости. Крупная дрожь и сладостные спазмы пробегали внутри безостановочными импульсами.

Когда я открыла глаза, в спальне никого не было. Лишь измятая влажная постель и тянущая боль внизу, напоминали, что это не было сном.

- А что было дальше? – Витя, обезумев, смотрел на нее.

- Дальше было вот что. Он приходит ко мне в каждую ночь равноденствия, в ночь на Ивана Купала, и в ночь перед Рождеством. У меня никогда не было и не будет мужчин, но я уверена, что, ни один из них не смог бы мне дать и тысячной доли того, что дает Он. Я жду. Жду Его каждый день, каждую ночь готовлю себя к встрече. Каждое мгновение я чувствую, что Он рядом, со мной, во мне, в моих мыслях, поступках, желаниях… Ты видишь сам, я могу быть любой.

Она подошла к Вите, опустилась рядом. Он задохнулся от раскаленных волн, идущих от ее тела. Затрепетал, пугаясь ее близости, закрылся одеялом. Катя долго смотрела на него. Вдруг привлекла к себе, прижала крепко, и долгим пронзительным поцелуем заставила его потерять на мгновение сознание.

- Охраняй меня! – встала, перешагнула через него, легла на диван. - Спокойной ночи!

- Спокойной ночи… - не сразу отозвался Виктор. Лежал ошалевший, ловя какую-то ускользающую мысль, какую-то недосказанность. Вспомнил.

- А что с тем парнем, десятиклассником?

В наполненной плотной звенящей тишиной комнате приглушенно раздавалось лишь тиканье настенных часов. Катя долго молчала. Наконец, он услышал негромкий ответ:

- Через несколько дней его сбил автомобиль. Насмерть… – она уже засыпала. – Не думай об этом…

 

Было уже светло, когда он проснулся. Катерина еще спала. Одеяло немного сползло, и Витя видел открывшуюся белизну чуть полноватых обнаженных бедер, разметавшиеся по подушке рыжие локоны…

Встал, попытался легко проскользнуть в коридор. Она открыла глаза, увидела его, испуганно прикрылась одеялом.

- Уходишь? – спросила усталым голосом. – Крепко спал?

- Крепко.

- И ничего не слышал? – у нее было очень изнуренное лицо.

- Нет, не слышал…

- Что же ты Витя, тело мое не устерег? – смотрела с укором.

- Как? – опешил он.

- Ладно, ладно, иди… – она говорила с трудом. – Дверь сам закрой. – Катя со слезами в голосе отвернулась к стене.

Виктор ехал домой и все время думал о ней, о таинственном чаепитии, об удивительной ночи, о странных разговорах. Уже подходя к своему дому, ему в голову шарахнула простая и сумасшедшая мысль – сегодня двадцать первое марта – день весеннего равноденствия…

 

                                 * * * * *

Наконец, наступил день долгожданной премьеры. Мистерия проходила под кодовым названием «Домострой». Все участники за три часа до начала собрались в клубе. Еще раз мысленно репетировали свои роли, примеряли костюмы. Волновались.

 Екатерина Карловна много суетилась, и бледная, подтянувшаяся после тревожных бессонных ночей, еще и еще раз проверяла готовность коллектива. Артистки гримировались не спеша, сосредоточенные, решительные, собранные. Спортсмены шатались без дела, не зная, куда приткнутся, пока Андрей не достал из кармана бутылку коньяка. Выпили по полрюмки – стало легче. Режиссер увидела, возмутилась, начала ругаться, потом махнула рукой и сделала два хороших глотка.

- Идите, готовьтесь… – сказала строго, унося коньяк с собой.

Показ был закрытым. Посмотреть грандиозную музыкальную феерию собрались лучшие люди города и все высокое начальство. Такое шоу проходило в Новосибирске впервые. Прибыла представительная комиссия из Москвы, приехал губернатор и мэр. Для всех, по периметру огромного зала и на втором этаже, поставили столы с конфетами, фруктами и шампанским. Нарядная публика неторопливо занимала места. После почти полуторачасового спектакля вечер продолжал весенний бал-карнавал, и многие гости были одеты в необычные наряды и полумаски. Дамы опахивались веерами и ревниво наблюдали за соперницами. Было очень торжественно и значительно. Зрители переговаривались вполголоса, ожидая начала. Все места были уже заняты, в воздухе висело напряженное ожидание…

 

Свет медленно погас, разлилась тихая легкая музыка. По всему залу неторопливо скользили разноцветные лучи прожекторов, выхватывая из тьмы лица сидящих. Вдруг, оглушительно взревели фанфары, забила барабанная дробь, и на середину танцпола выскочил ведущий в блестящем смокинге и цилиндре. Раздались аплодисменты. Ведущий, откланявшись, произнес короткую вступительную речь, и со словами:

- Если звезды зажигают, то это кому-нибудь нужно… - исчез, окутавшись клубами дыма.

Опустилась плотная тьма. Лишь на сцене горела голубым фоном подсветка декораций в виде морского дна, поросшего извивающимися ламинариями и прочими водорослями. Чуть в стороне виднелись ветвистые коралловые рифы.

Глухим, замогильным голосом зазвучали слова:

- Когда-то, очень давно, когда еще не было человека, а планету делили между собой драконы и рыбы, на земле появилась любовь…

Тихая музыка журчала, навевая романтический настрой. Луч света обнимал одинокий хрупкий силуэт, парящий в морской бездне и грациозно плывущий под водой. Слышался приглушенный плеск волн, далекий шум прибоя… Фигурка, в виде морской звезды будто искала кого-то. Вдалеке зажглось еще одно световое пятно, выхватив из мрака красивую рыбку-клоуна, плывущего по своим делам. Они двигались не замечая друг друга, и внезапно встретились взглядом. Вверху что-то громыхнуло, видимо символизируя начало любви. Эти два обитателя морских глубин очень долго кружились, музыка делалась сильнее, громче, они сходились все ближе, ближе, ближе… Вдруг, из мрачного темного небытия, выполз омерзительный пятипалый моллюск и начал беспрерывно носиться между ними, не давая влюбленным встретиться. Те метались в панике, рыба заламывала плавники, звезда плакала, но скользкое чудовище не давало им возможности приблизиться. Наконец, обессиленные, они стали отдаляться, описывая концентрические круги, и вскоре исчезли. Моллюск ликующе взревел сатанинским смехом, и все погрузилось во мрак.

Гром аплодисментов покрывает зал. Публике понравилось начало.

Декорации те же, только на дне моря покоятся многочисленные останки кораблекрушений. Плывет безобразная, с всклокоченными волосами медуза Горгона. Начинает медленные движения, призывая чудовищную бурю. Ветер свистит, огромные волны с громким шумом перекатываются вверху. Это продолжается довольно долго. Медуза в исступлении нагоняет шторм, музыка все громче. Слышны крики погибающих людей, треск ломающихся мачт, хлопки разорванной парусины. Где-то ухнула ядром пушка, призывая немедленную помощь. Со дна поднимается могучий бородатый гусляр и, не обращая никакого внимания на Горгону, ударяет по серебряным струнам гуслей-самогудов.

Медуза движется быстрее, направляя подводные течения прямо на храбреца. Тот стоит, покачиваясь, упираясь изо всех сил, но не выпускает волшебный инструмент. Со всех сторон к нему устремляются пираньи, пытаясь выбить или порвать струну. Лучи прожекторов мечутся, тревожная музыка достигает апогея. Вот-вот смельчак опрокинется или выпустит гусли. Но на заднем плане вдруг появляется второй гусляр, затем третий, четвертый… Они играют известную балладу, и злые пираньи исчезают, а медуза уплывает прочь. Буря утихает, наступает штиль.

 Гости в восторге. Ободряющие крики со всех сторон. Гусляры с достоинством кланяются и уходят.

Свет приглушается. Появляется ведущий. Произнеся несколько ничего не значащих фраз, заканчивает монолог неожиданным откровением:

- Если Бог хочет наказать человека, он исполняет его желания.

Удаляется, одев цилиндр.

Декорации меняются. Теперь возникает берег синего моря. Старик-рыбак забрасывает невод. Бабка, в отвратительном деревянном корыте, стирает ему портки. Сеть приносит из темноты маленькую золотую рыбку. Она бьется, неслышно кричит, опутанная, взывает к человечности старого деда. Тот, добрый человек, отпускает ее на волю. Но она возвращается и обещает исполнить любое его желание. Старик обращается к бабке, и та указывает ему на древнее корыто. Дед показывает рыбке, и корыто волшебным образом превращается в оцинкованное. Старуха довольна.

Взмахом руки она подзывает к себе незадачливого супруга, крутит пальцем у его виска, и обращает его внимание на свое сморщенное лицо и ветхую одежду, более похожую на рубище. Согбенный от непосильной тяжести прожитых лет, старец, шаркающей походкой, заметно приволакивая правую ногу, возвращается к берегу и, приставив рупором ладони, зовет золотую рыбу. Та появляется вскоре, и старче, со слезами на глазах, объясняет свою просьбу. Спускается тьма, музыка ускоряет ритм, переходя на мажорный лад. Вспыхивает красный свет и на месте противной старухи возникает прекрасная молодая боярыня в сверкающих дорогих одеждах и высоком кокошнике. Она исполняет долгий завораживающий танец, благодарная судьбе за столь невероятное воплощение.

Увидев стоящего с открытым ртом старого деда, подбегает к нему и, начиная жестикулировать руками, настоятельно требует чего-то. Старик опять призывает рыбу и плача, умоляет ее о чем-то. Та соглашается, и появляется новая декорация – высокий терем-дворец. Молодая жена без ума от счастья и исполняет зажигательный танец-джигу. Рядом с ней из-за темных кулис возникает моложавая фигура длинноногого жигало. Они, обнявшись, радостно танцуют вместе. Дед смотрит на все это с немым изумлением. Музыка немного стихает. Парочка, взявшись за руки, подбегает к рыбаку, и поясняет ему новую задачу. Молодая красавица объясняет, показывая на кокошник, что там должна быть царская корона и нетерпеливо толкает старика к воде. Тот долго кричит, призывая золотую рыбку. Поднимаются волны, свистит ветер.

– Чего тебе надобно, старче? – как бы спрашивает рыба.

Дед падает перед ней на колени и, размазывая слезы, хнычет, и просит о помощи. Ничего не отвечает ему рыбка. Поворачивается и, махнув презрительно хвостом, уплывает прочь.

Свет гаснет, играет орган. Потом медленно разгораются софиты.

Берег синего моря. Старик с сетью, а поодаль бабка у разбитого корыта.

Публика в восторге встает, ликуя и рукоплеща. Раздаются крики «браво!». Высокая комиссия с каменными лицами смотрит на происходящее. Они оценивают не только содержание спектакля, но и художественное оформление, работу звукорежиссеров и осветителей, а главное – хореографию, игру и танцевальную пластичность участников, умение языком телодвижений донести заложенную мысль, эмоции, страсть. Но, кажется, они довольны.

Главные роли исполняют бесподобные танцовщицы – Ольга, Елена, Марина, Женя… Видно, что своей игрой, изяществом и грацией они пленяют публику.

Следующий номер. Бал во дворце. Придворные аристократы в шикарных нарядах и завитых париках с небывалой радостью танцуют сумасшедшую кадриль. Между парами мечется высокая фигура, одетая в офицерский мундир с золотыми эполетами. Некоторым зрителям почему-то кажется, что это поручик Ржевский. Но это не так. На плечах офицера королевская мантия, а на голове маленькая корона, и становиться понятно, что это принц. Он словно кого-то ждет. И вот, в ослепительном белом платье появляется прекрасная незнакомка в черной полумаске. Это Золушка. Все с интересом смотрят на нее и не могут узнать. Но принц уже у ее ног. Он галантно, встав на одно колено, предлагает ей руку для танца, и они кружатся, влюбленные друг в друга. Кадриль сменяет венский вальс. Пары порхают, еле касаясь пола, передвигаются будто в полусне, очарованные волшебной музыкой. Принц со своей дамой вне конкуренции. Они неотразимы. Но вдруг по декорациям плывет зловещая тень гигантской крысы, и Золушка с тревогой видит, что до полуночи остаются мгновения. Она вырывается из объятий партнера и никому ничего не сказав, убегает, теряя на ходу туфельку. Юноша бросается вслед, подхватывает слетевшую обувь, и в отчаянии протягивая руки, мечется среди танцующих гостей, но не может нигде отыскать любимой. Наконец, выбегает на двор и видит большую тыкву.

Свет гаснет полностью, печальная мелодия тихо льется с небес. Свет разгорается. Декорации сменены.

Крестьянская изба. Тучная хозяйка с толстой дочуркой едят ложками варенье. За столом стоит самовар. В стороне бедно одетая девушка на коленях перебирает фасоль. Входит принц с маленькой туфелькой и с недоумением смотрит по сторонам. К нему подбегает мама с дочкой. Они протягивают свои толстые ноги. Но принц качает отрицательно головой и поворачивается, чтобы уйти. Но случайно видит Золушку в рваных отрепьях. Ради любопытства подходит к ней. Та смущена, не смеет поднять глаз. Но принц очень настойчив и требует примерить обувь. Золушка качает головой, утверждая, что это не ее размер и показывает на свои деревянные башмаки. Но принц неумолим. Он своими руками снимает с нее старые чеботы, стягивает дырявые шерстяные носки. Примеряет туфельку… На заднем плане мачеха с дочей ведут себя вызывающе, показывая на принца пальцами и смеясь над бедной падчерицей. Но туфелька пришлась впору, и посрамленные родственники застывают, открыв рты от удивления.

Принц, убедившись, что не ошибся, в учтивом поклоне склоняет голову, галантно преклонив колено, целует избраннице руку, приглашая пожаловать во дворец. Раздается торжественный грохот медных литавр, сменяющийся веселой полькой, и они стремительно несутся, кружась в вихре разноцветных лучей. Непостижимым образом Золушка остается в сверкающем бальном платье, теряя свои лохмотья. На голове девушки сияет хрустальная корона.

Зал рукоплещет, дамы кричат от восторга, комиссия с непроницаемыми лицами вяло аплодирует.

Появляется ведущий и по секрету рассказывает зрителям, что оказывается, в древние времена жила такая женщина, которая за ночь любви требовала человеческую жизнь. И находились безумцы. И немало. И стоя на следующее утро на эшафоте, ни о чем не жалели. Ибо это была прекраснейшая из живущих, восхитительнейшая из смертных, обольстительная, ослепительная царица - Клеопатра.

Страшно заревели геликоны, заметались яркие лучи, задрожали от барабанного боя стены, сменяясь оглушительной ближневосточной музыкой. Свет вспыхнул, и из-за кулис появляется торжественная процессия. Впереди в прозрачных невесомых нарядах горделиво выступают три сногсшибательные весталки. Лишь узкие лоскуты материи прикрывают их изумительные тела. Высокие прически забраны в тугие, играющие бликами хвосты, одетые сверху диадемы сверкают хрустальными камнями. Двигаются легко, грациозно покачивая телом в такт безудержного ритма, легкие шифоновые туники обтягивают стройные бедра.

Позади, четыре полуголых раба бережно несут богато расшитый паланкин, в котором величественно восседает сама египетская царица. Могучие босоногие рабы-эфиопы вышагивают, твердо печатая шаг и имея непроницаемые лица. Они несут свою госпожу Клеопатру и готовы на все. На их поясах висят широкие боевые мечи. Замыкает процессию обритый наголо худощавый чернокожий арап с огромным опахалом из страусиных перьев. Он беспрерывно, плавными движениями обмахивает кортеж. Шествие медленно двигается и, описав полукруг, останавливается перед балконом, на котором затаилась высокая комиссия.

Эфиопы преклоняют колена, паланкин плавно опускается, и Клеопатра легко соскальзывает на пол. Но что это за женщина! Одетая в одни лишь воздушные шаровары и сверкающий лиф, она выходит на передний план и начинает головокружительный эротический танец живота. Изящными, извивающимися движениями она напоминает смертельно жалящую королевскую кобру, которая распустив свой завораживающий капюшон, в виде бриллиантового венца украшает ее голову, ослепительно сверкая россыпью разноцветных огней. Елена, а именно она играет египетскую царицу, непередаваемо хороша, и мужчины в передних рядах не сводят с нее очарованных горящих глаз, ерзают по мягким диванам, позабыв о своих дамах. Зовущее, отливающее матовым переливом тело Клеопатры живет неукротимой страстью, сумасшедшей любовной игрой, призывает, забыв все на свете окунуться в океан безумных наслаждений, невозможных желаний, броситься в сети безудержного порока и навеки остаться рабом греховной плотской любви. А наутро умереть…

Между тем эфиопы стоят на заднем плане, преклонив колена и опустив головы, не смея поднять недостойного взора на божественную особу, не смея даже бросить быстрого плотоядного взгляда на танцующих совсем рядом, прелестных в своей соблазнительности весталок-наложниц. Несчастные, опустив мускулистые руки, покорно ждут.

Постепенно девушки смещаются и, оказавшись каждая возле своего раба, не прекращая зажигательного танца, грациозно присаживаются, элегантно закинув ногу на ногу, на мощное плечо эфиопа. Те одновременно встают, и бережно придерживая драгоценную ношу одной рукой, другой показывая зрителям бицепс, неторопливо проходят круг. Сидящие на их плечах девушки продолжают танец одними лишь движениями обнаженных рук. Возвратившись на место, эфиопы опять преклоняют колена, и красавицы продолжают номер.

Вдруг, откуда-то сбоку, из кромешного мрака появляются двое японских ниндзя, одетых в черные кимоно и в завязанных наглухо лицах. Начинают неистово биться и показывать руками и ногами какие-то неведомые приемы. Эфиопы дружно поднимаются, выхватывая бутафорские мечи из-за пояса. Но ниндзя вытаскивают из-за спины, деревянные нунчаки и, пытаясь устрашить ничтожных рабов, начинают очень ловко крутить этими палками и крутиться сами. Но рабы не сробели. Они показывают могучие мускулы, как бы намекая, что с ними не так-то легко справиться. Затем поднимают мечи и делают одновременные рубящие и колющие движения, говоря тем самым, что они в любом случае смогут защитить своих повелительниц. Ниндзя, помахав еще немного нунчаками, бесследно исчезают. Эфиопы, вложив в ножны еще не остывшее от схватки оружие, поднимают с пола паланкин и безропотно стоя на коленях, послушно ждут. Человек с опахалом все это время стоит в стороне и ни во что не вмешивается, внимательно следя за происходящим. Все девушки, продолжая танец, медленно подходят к защитникам, находящимся в позе совершенного смирения. Клеопатра садиться на трон, рабы встают с колен, и вся процессия торжественно удаляется. Чернокожий арап с опахалом замыкает шествие.

Музыка медленно утихает, яркий свет становиться нейтральным. Какое-то мгновение держится тишина, затем публика бурно рукоплещет, зал взрывается криками одобрения. Овации долго не смолкают. Все поражены красотой наложниц и величественностью Клеопатры. Да и эфиопы с японскими бойцами видимо понравились.

Зрители никак не могут успокоиться, но уже вновь гаснет свет и начинается финальный номер, ошеломивший всех.

Ярко горят декорации, изображая берег лебединого озера, поросшего густым камышом и рогозой. Марина в великолепном белом одеянии и балетной пачке, невесомо скользит по зеркальной поверхности воды. Она – прекрасная птица-лебедь, символ бесконечной любви, олицетворение счастья, воплощение девственной чистоты, одухотворенное небесное создание, подарок богов. Ее движения полны таинственной, загадочной, притягательной силы. Ее танец – легчайшие взмахи белоснежных крыльев, ее изящная поступь – сама нежность и целомудрие, ее тело наполнено ласки и неги, ее лицо очаровательно… Она величаво плывет, она выныривает из хрустальной глубины, она купается в лучах заходящего солнца. Она бесподобна, она неповторима, она совершенна, она и есть сама Любовь. Марина безукоризненно исполняет лебединый танец. Глаза горят синевой, отражая пляшущие лучи, обаятельная улыбка играет на невинных устах, она будто светиться изнутри, находясь в состоянии полнейшей безмятежности.

Звучит музыка из одноименного балета. Слышится легкий плеск волн, пение птиц, стрекотание цикад. На берегу все тихо и спокойно.

 Но чуть шелохнулись камыши, и возникает крадущаяся тень в шляпе с пером и заряженной двустволкой. Это охотник. Он высовывает голову и долго наблюдает, как резвится прекрасная птица-лебедь.

Она, словно почуяв что-то, в испуге оглядывается по сторонам. Охотник прячется, но его уже заметили. Лебедь взмахивает крылами, разбегается по воде пытаясь подняться ввысь. Охотник безжалостно прицеливается. Птица почти отрывается от воды, встречный ветер уже наполняет тугие крылья, еще немного, еще чуть-чуть высоты, взмахи все чаще, сильней… Но громогласный хлопок выстрела настигает ее на самом взлете. Лебедь падает, но трепещущая, еще живая, пытается уплыть в спасительные заросли осоки. Злодей опять нажимает на спусковой крючок, и птица, пораженная второй пулей, замертво падает, накрывая голову перебитым крылом.

Звучит напряженная тревожная музыка. Охотник плывет в лодке за добычей. Но лебедь-Любовь еще жива. В отчаянии, из последних сил, смертельно раненная, она поднимается навстречу своему убийце. Обессиленная, исполненная беспощадного гнева, надвигается на охотника. Тот в состоянии полнейшего смятения, пораженный ее испепеляющим взглядом, падает на колени и закрывает лицо руками, изображая полнейшее раскаяние и о чем-то умоляя птицу. Не добравшись всего лишь нескольких метров до лодки, обескровленный лебедь падает и умирает. Звучит долгая траурная мелодия. Охотник в диком исступлении рвет на себе волосы, только теперь понимая, что своими руками он убил Любовь.

Свет гаснет полностью и на фоне печального реквиема, откуда-то сверху, громовым раскатом грозно гремят слова:

- Не убивайте!.. Не убивайте Любовь!

Еще громче:

- Любите!.. Любите друг друга!..

Музыка резко обрывается. Зажигается свет. 

Многочисленная стая ослепительно белоснежных голубей с шумом вылетает из-за декораций и в стремительном полете, то поднимаясь, то резко пикируя вниз, кружится и летает по  просторному залу.

Публика сидит в оцепенении, пораженная глубиной смысла и околдованная безупречной игрой. Многие дамы плачут. Но тут же, все приходит в движение. Несмолкаемые овации волнами перекатываются по залу. Испуганные птицы быстрыми вихрями носятся под потолком. В горячке рукоплесканий никто и не заметил, как один голубь неосторожно капнул на новый пиджак мэра, стоявшего на балконе и с благодарностью кричавшего что-то одобрительное.

 Вся актерская труппа выходит на поклон публике. Зал взрывается аплодисментами, женщины бросают цветы. Счастливые артисты двигаются по периметру, хлопая вместе со всеми. Девушки посылают зрителям воздушные поцелуи, мужчины приветствуют взмахом ладони. Затем, взявшись за руки, исполняют общий поклон, потом еще один, еще…

 Двухметровый громила-эфиоп внезапно подхватывает купающуюся в лучах восторга сияющую Екатерину Карловну, сильным движением сажает себе на левое плечо, и огромный, перевитый тугими узлами мышц, легко шагает, крепко, но осторожно, как бесценный дар, как хрупкую вазу, придерживая ее могучей рукой.

Фантастическое представление произвело небывалый фурор. С благодарной речью выступил губернатор, взял слово мэр. Потом говорил председатель столичной комиссии. Объявил, что постановка заслуживает самой высокой оценки, и он от имени руководства имеет честь сердечно поздравить всех участников мистерии, а режиссера и ведущих артистов, он уверен, несомненно, ждет блистательное будущее. Зал реагировал бурными криками. Никто не хотел отпускать талантливых исполнителей. И под шум аплодисментов, на бис, повторили великолепный выход Клеопатры.

Поздно вечером в клубе прошел банкет. Пили и веселились всю ночь. Радовались успеху и ни в чем себя не ограничивали. Первыми, как наименее опытные, свалились спортсмены, ни за что не пожелавшие снять свои костюмы рабов-эфиопов. Коварное действие алкоголя настигло их внезапно, врасплох, и они дружно храпели, уронив головы на стол, пока рабочие сцены не оттащили их в гримерку, а сердобольные костюмерши накрыли пледом. Остальные зажигали до самого рассвета, танцуя и дурачась от радости. 

 

 

 

                              Часть 3

 

 А в городе появился беглый литовский олигарх Закарявичюс. Бывший заместитель начальника политотдела гвардейской танковой дивизии, Группы советских войск в Германии, он еще в 1988 году понял, куда дует начинающийся ветер перемен. Сориентировавшись в обстановке, он с командой надежных товарищей - особистов, организовывал поначалу небольшие, но позже все более объемные, нелегальные продажи за рубеж списанной бронетехники и боеприпасов, воинского обмундирования и горюче-смазочных материалов, приборов ночного видения, военной электроники…

Армейское имущество, едва подходя к границе, начинало непостижимым образом передвигаться по дальним железнодорожным станциям. Неделями простаивало на старых, забытых всеми тупиках, надолго задерживалось на перегонах. После пересечения границы вагоны бесследно исчезали. На место назначения приходил совершенно другой состав, который перенаправляли по написанному в накладных документах адресу. Он приходил туда, но оказывалось, что это тоже не та станция, вернее станция была та, но номер воинской части был абсолютно другой. Путаница в грузовой документации была невообразимая. В итоге, спустя длительный срок, пустые вагоны возвращались домой, но куда девался груз, не мог ответить никто. Ходили слухи, что контролировали, руководили и прикрывали подобные операции люди из Министерства обороны.

Неизвестные посредники платили огромные деньги и открывали на доверенных лиц тайные счета в швейцарских банках и европейских оффшорах, сообщая клиентам шестизначные суммы в долларовом эквиваленте. Немало оборотистых офицеров, главным образом политработников и командиров частей, сделали себе состояние. С падением Берлинской стены и началом вывода войск никто уже не стеснялся. На утилизации вооружения делались заоблачные сделки, склады пустели с невероятной быстротой. Круговой порукой была повязана и военная прокуратура, а высшему руководству страны было совершенно не до того. Торопились, разоружались, показывали всему миру готовность к политическому диалогу, перестраивались…

Закарявичюс уволился из армии после того как их дивизию вывели в Союз. Напоследок умыкнул с друзьями на продажу целый эшелон бронебойных танковых снарядов кумулятивного действия, и добавил себе на счета в банке на Каймановых островах еще четверть миллиона долларов. Но кое-кто из его окружения забыл поделиться с некоторыми влиятельными товарищами. И тогда эти товарищи поклялись отомстить, разыскивая их по всей стране.

На родине, через подставных лиц была создана огромная сеть кооперативов и взят в долгосрочную аренду небольшой целлюлозно-бумажный комбинат и одно из предприятий пищевой промышленности. Все это приносило приличный доход, и предприниматель решил параллельно делать политическую карьеру, вложив немалые средства в свою предвыборную кампанию. Он стал депутатом парламента республики, установив нужные связи и влившись в оппозиционную группировку. Но начавшийся передел собственности в Литве и громкие заказные убийства коммерсантов, заставили его на время покинуть родные края. Отправив многочисленную семью к родственникам в Белоруссию, сам, запутывая следы, курьерским поездом укатил в Новосибирск, к своему доверенному лицу и сослуживцу, бывшему прапорщику Санькову, работавшему в свое время в канцелярии политотдела и участвовавшему во многих лихих махинациях. Прапорщик был расторопным и сообразительным парнем, а главное преданным и многим обязанным своему начальнику.

Петя Саньков – старый друг и однокашник Виктора, появился совершенно случайно. Витя с Малышом возвращались с репетиции, и шли, спокойно беседуя, когда путь им преградила черная «Волга». Улыбающийся Петька выскочил, как черт из табакерки. Обнялись, обрадованные. Осенью 86-го призывались вместе. Петр оказался в Германии, где прослужив при штабе дивизии писарем, остался, получив звание прапорщика, так как имел техническое образование. Уволился совсем недавно, прикатив домой на новенькой машине. Вообще видно было, что человек при деньгах и излучает жизнерадостный оптимизм. Витя познакомил его с Сергеем, и они, сев в автомобиль, долго вспоминали старые времена, знакомых… Решили заехать в гости, отметить встречу. Малыш не возражал, и вскоре они сидели за небольшим дружным столом и весело поднимали бокалы. Поддерживал компанию высокий седоватый мужчина с открытым располагающим лицом. Он доброжелательно улыбался и с удовольствием принимал участие в разговоре. Совсем через небольшое время уже казался своим человеком, старым хорошим знакомым, очень приятным в общении. Петр представил своего бывшего командира.

- Антанас, – отрекомендовался беглый олигарх.

В общем, посидели неплохо, и спортсмены вернулись домой за полночь.

Через несколько дней позвонил Петр, и они той же компанией опять собрались за столом. Но разговор на этот раз был серьезным. Не вдаваясь в подробности, Антанас поинтересовался, нет ли у них надежного убежища на неопределенный срок. У Вити была дача в Репьево и литовец, обрадовавшись, сказал, что это то, что надо. Чтобы парни не волновались, описал вкратце сложившуюся обстановку и пообещал, что не забудет добра.

Следующим утром, загрузив машину провизией, отвезли олигарха на дачу. Место было хорошее, тихое, есть печка, телевизор, резиновая лодка, рядом река. Стояло начало апреля, и можно было не бояться холодов.

На обратном пути Петр сообщил, что улетает в Вильнюс, присматривать за коммерческими делами командира, и чтобы оценить степень напряженности ситуации. Вернется через месяц-другой, не раньше. Очень просил не забывать Антанаса и хотя бы раз в неделю привозить ему продуктов и сигарет. Договорились, что будут держать связь через Виктора. Напоследок отвалил кучу денег и сердечно простившись, умчался в аэропорт.

Сначала беглый олигарх от скуки удил рыбу, уплывая на лодке на много километров вниз по течению. Потом ему это жутко надоело, и он постепенно вскопал весь огород, покрыв все шесть соток земли аккуратными грядками. Выпросил у соседей семена и посадил овощи и укроп. Энергии этого человека не было предела. Перезнакомившись со многими садоводами, он организовал дачников на прокладку нового водопровода. Отыскал где-то опытных электриков, они отремонтировали трансформаторную подстанцию, и свет перестал гаснуть. Он ходил по приусадебным участкам и собирал средства для желающих купить и удобрить свои огороды новыми калийно-фосфатными удобрениями. И все желающие в полном объеме получали продукт. Его видели в соседнем товариществе, где он помогал восстанавливать сломавшуюся семь лет назад водонапорную башню. В ближней деревне мобилизовал безработных старушек, они приносили садоводам домашнее молоко, масло и сыр, и неплохо зарабатывали. Наконец, собрав бригаду рабочих, взялся реконструировать подвесной мост через реку.

Его популярность росла с каждым днем, люди доверяли ему и заслуженно уважали. Предлагали даже возглавить общество садоводов и огородников и, завершив объединение дачных кооперативов, стать их бессменным председателем.

Своей неукротимой энергией и обаянием он совершенно разбил одинокое сердце сорокалетней дачнице – заведующей трестом ресторанов, столовых и кафе. Женщина будто обрела вторую молодость, окружив предпринимателя бесконечной заботой и вниманием. Бурными ночами выматывала уставшего за день общественного деятеля, а утром не хотела отпускать. Но олигарх был непреклонен, и она с нетерпением ждала его к  ужину, уезжая до вечера на свою ответственную работу. Познакомила со своим родным братом – командиром авиационного полка дислоцирующегося за соседним лесом. Они сразу же нашли общий язык, подружились. А девятого мая Антанас, в числе приглашенных гостей принимал военный парад.

Виктор с Сергеем раз в неделю обязательно наведывались к нему. Привозили продукты, часто не имея возможности застать его на месте. Он тепло благодарил за заботу, но вскоре сообщил, что пока привозить ничего не надо. Пока он будет жить у своей возлюбленной и раз в три дня звонить парням, чтобы не пропустить известий от Петра.

 

                               * * * * *

Прошло несколько недель. Феерическая мистерия была утверждена. В сокращенном варианте, в субботу и среду, проходила отдельной программой на танцевальных вечерах в «Отдыхе». Через час после начала дискотеки погасал свет и на сцене появлялись артисты. Феерию сократили до трех номеров, и безусловным апогеем являлась пространственная инсталляция с Клеопатрой.

Молодежь радовалась чрезвычайно. Торжествующие крики, свист и гром аплодисментов, провожали участников. Девушки блистали, упиваясь лучами восхищения. Потом вечер продолжался и, разгоряченная зрелищем публика танцевала до упада, веселясь до самого закрытия.

А труппа собиралась в гримерке дружным коллективом за большим столом. Эфиопам, как нештатным сотрудникам, за каждый выход платили по пятьдесят рублей каждому. Остальные актеры получали больше в несколько раз – это была их работа.

Малыш безуспешно ухаживал за костюмершами. Эдик влюбился в Марину и совсем потерял голову. Смотрел не нее преданными глазами и обреченно вздыхал. Екатерина Карловна ни разу больше не вспоминала ту ночь. Витя тоже помалкивал, не рассказывая об этом никому.

Однажды, за праздничным столом, он увидел симпатичную незнакомую девушку. Светло-русые вьющиеся волосы подчеркивали темный матовый загар. Яркие голубые глаза таинственно мерцали в приглушенном свете. Девушка о чем-то весело говорила с прекрасными баядерками, и они все вместе смеялись, не обращая ни на кого внимания. Было видно, что она со всеми хорошо знакома.

- Красивая!.. – подумал Виктор. Все интересные девушки здесь были недоступны. К девчонкам подсела Катерина и долго слушала разговор, временами поглядывая в его сторону. Потом стала о чем-то шептать на ухо незнакомке. Вскоре, Витя с необъяснимым волнением увидел, что они вдвоем направляются к нему. Глаза тревожно забегали, в горле пересохло от неожиданности. Он поспешно встал, чувствуя легкую оторопь.

- Это Виктор, – Екатерина Карловна представила его девушке.

- Ирина, – улыбнулась она.

Витя стоял в смущении, не зная, что сказать.

- Ира – моя младшая сестра и я давно хотела вас познакомить, – Катерина с лукавой улыбкой смотрела на него. – Пообщайтесь, потанцуйте… - и растворилась в полумраке гримерной комнаты.

Девушка села рядом. Витя чувствовал запах ее духов, и у него немного кружилась голова. Собравшись, предложил бокал вина. Выпили молча.

- Может быть, спустимся вниз, потанцуем? – Ирина с иронией смотрела в его побледневшее лицо.

На первом этаже вовсю громыхала дискотека. Но объявили белый танец, и Ира, глядя прямо в его растерявшиеся глаза, повела легко и свободно. Она очень хорошо танцевала, и Витя все боялся неосторожно сбиться с ритма, чересчур крепко прижимая ее к себе.

- Сильный мужчина… – она смеялась одними уголками ярких свежих губ, и Витя, застеснявшись, ослабил хватку.

Медленная музыка мягко несла их на невесомых волнах, темный зал куда-то отодвинулся, плотный звук вибрировал, то приближаясь, то удаляясь. Сияние светомузыкальных софитов напоминало волшебную иллюзию, близость красивой женщины волновала сердце. Снизу стали вырываться свистящие струи белого тумана и он, клубясь и оседая, будто кучевыми облаками укрывал танцующие пары до колен. Зрители радостно аплодировали, и вскоре ритм стал ускоряться.

Они опустились на низкий диван и пытались, перекрикивая оглушительную музыку, сказать что-то друг другу. Но ничего не было слышно. Тогда поднялись на второй этаж и, заказав шампанского, сели за свободный столик.

Долго говорили, глядя прямо в глаза, не замечая бегущего времени. Когда музыка стихла, и публика уже разошлась, поднялись и они. Оделись и вышли на свежий воздух.

Шли, взявшись за руки по сверкающему огнями вечернему городу. Мягкий майский бриз приносил ощущение праздника. Освещенные уличными фонарями темные аллеи молчали таинственно, уже отряхнувшиеся от зимней спячки и вот-вот готовые взорваться девственной чистоты бирюзовым нарядом. Свежий аромат распускающихся клейких почек кружил в сумеречном воздухе, проникал в приоткрытые окна, окутывал невесомыми туманами дворы, отражался мерцающими бликами в глазах прохожих. Плыл над ночными проспектами, и далеко-далеко за окраинами сливался с первозданными запахами лиственных и сосновых лесов, луговых, только еще пробивающихся сквозь согретую солнцем землю, совсем еще юных зеленеющих трав.

Просыпающаяся природа незримо несла необъяснимую радость близкого счастья, неизъяснимого чувства совершенной новизны. Этот дурманящий призрачными грезами, весь переливающийся радужными оттенками, безостановочный яркий поток, вливался в самую душу, переполняя взволнованное сердце глубокой восторженностью.

Спешащие автомобили обгоняли друг друга, скользя ревущими тенями и отражаясь светом фар в стеклянных витринах.

Ирина шла, чуть прижавшись к его руке, и он явственно ощущал тепло ее тела. Она только вернулась из отпуска, от раскаленного песка, от жарких степей, от бесконечных водных далей, и вся была будто пропитана солнечным светом, криками чаек, свежими морскими зефирами, прохладным дыханием горных вершин, яркостью близких созвездий. Сколь угодно долго готов был он слушать ее журчащий, словно хрустальные родники, голос. Было хорошо вдвоем, и они долго гуляли, пока не подошли к ее дому.

Обменявшись телефонами и тепло попрощавшись, Витя на крыльях летел домой. Ему чудилось, что, наконец, он встретил девушку своих снов. Хотелось не расставаться ни на мгновение.

Созванивались каждый день, часами разговаривая по телефону. Часто встречались. Ирину невероятно забавлял танец Клеопатры. Особенно ее веселили чумазые рабы-эфиопы, перед каждым выступлением гримирующие себя чем-то очень похожим на сапожный крем.

Малыш, увидев Иру, начал было роптать и клянчить себе такую же эффектную амазонку. Он измучил Екатерину Карловну вопросом:

- Нет ли у нее еще какой-нибудь сестры, может двоюродной? Или, еще какой симпатичной родственницы?

Катерина лишь улыбалась в ответ и умоляла Серегу быть осторожнее с костюмершами, ибо девушки они горячие и очень ревнивые. Но Малыш храбрился и отвечал, что давно уже, будто легкокрылый мотылек, готов погибнуть в бушующем пламени обжигающей страсти. Все смеялись, но никто ему конечно не верил.

С появлением Ирины жизнь Виктора наполнилась новыми красками. Никак не удавалось остаться наедине, но он не торопил события, полагая, что время для более тесных отношений еще наступит.

Катерина бросала на него долгие испытующие взгляды, но Витя не понимал их значения.

Ей предложили хорошую должность в Москве. Осенью планировала перебраться туда и перевести, со временем, ведущих артисток. Она уже писала очередной, колоссальный по динамике и смыслу, музыкальный шоу-спектакль, надеясь провести постановку уже на новом месте.

А пока готовила труппу к выступлению на праздновании Дня города, где актерам клуба отдавалась центральная роль.

Однажды после выступлений Марина предложила Ирине, захватив Эдика и Виктора, закатится на всю ночь к ней в гости. Когда Ира сообщила Вите об этом, у него екнуло сердце. Он побоялся, что она передумает, но девушка безо всякого сомнения приняла приглашение. Взяли в баре вина, шампанского, и вчетвером отправились продолжать банкет. По пути Эдик оживленно дурачился, рассказывал всякие небылицы и рассмешил всех. Он счастливо улыбался и полдороги пронес Марину на руках, совсем не уставая. Та весело смеялась, иногда останавливая на его лице выразительный взгляд. Витя вспомнил, что ему рассказывала Катерина…

Марина с шестилетней дочерью жила в уютной двухкомнатной квартире. Ребенок гостил у бабушки. Гости расположились в просторной кухне. Поднимали бокалы, много шутили, смеялись. Настроение у всех было отличное. Хозяйка сидела у Эдика на коленях и своею рукой поила плейбоя игристым вином, обнимая другой его крепкую шею. Тот захлебывался, поперхнувшись, но продолжал радостно улыбаться.

Витя не сводил с Ирины глаз и не верил, что сегодня они будут вместе. У него и так-то в жизни немного было женщин. Последнее время вообще попадались подруги Серегиных пассий, малоприятные и очень строптивые. Общение с ними часто вообще ничем не заканчивалось, но Витя, ради друга, шел на эти жертвы, совершенно ни на чем не настаивая, и сидел в одиночестве, слушая музыку и потягивая из фужера через соломинку тягучий сладкий ликер. Девицы смотрели на него с подозрением и затаенной неприязнью и делали вид, будто они недоступны, а сидят здесь лишь по воле случая, пока подруга в спальне развлекается с сатиром. Иногда попадались интересные неглупые девушки, и за умными разговорами незаметно пролетала ночь. Витю интересовали судьбы, характеры, суждения случайных попутчиц, он учился чему-то, сам того не замечая.

Но такой как Ира никогда еще не встречал. В ней было все – и красота, и интеллект, и чувство юмора. Она была очень многогранна и в то же время весьма загадочна. Была в ней недосказанность, какая-то тайна. Может быть, она тоже была ведьмой.

- Какие все ведьмы привлекательные! – вспомнил Катерину. Внешне Ира была совсем не похожа на сестру, хотя общие черты, несомненно, присутствовали.

Уже давно перевалило за полночь, когда Эдик забеспокоился:

- А где мы будем спать?

Гости встревожено переглянулись.

- Мальчики отдельно, девочки отдельно… - Марина шутливо, но в то же время крепко, взяла его за ухо.

– Пойдешь со мной мой верный раб!

Эдик, дурачась, на четвереньках пополз за ней.

- Всем спокойной ночи! – Марина со значением посмотрела на Виктора и, покачивая бедрами, грациозно удалилась в спальню.

Они посидели немного, наполнили бокалы, со смехом вспоминая, как забавлялся Эдик, прикидываясь невольником. Потом возникла неловкая пауза. Оба молча, чего-то ждали. Витя старался вспомнить, как в таких случаях поступает Малыш. Он, было, уже встал на одно колено, попытался поцеловать ее руку…

Ира с немым удивлением и оторопью смотрела на него, потом закатилась в неистовом хохоте, закрывая лицо руками и не обращая никакого внимания на кусавшего от смущения губы нерасторопного ловеласа. Было почему-то обидно, и Витя не знал, что делать дальше, позабыв подняться с колен. Наконец, тяжело вздохнув, опрокинул в себя полный бокал.

Ира вытирала выступившие от смеха слезы.

- Не делай так больше. У тебя не получается… 

Витя расстроенный, ушел в комнату и лег на диван. Ее долго не было, но он слышал, как в ванной журчит вода.

Она появилась внезапно, вдруг, и он еле различал в темноте ее силуэт. Сильно забилось сердце. Подошла и села рядом, ласково поглаживая его руку. У него заискрилось в глазах, по телу бежала мелкая дрожь, дыхание участилось. Рядом находилась необыкновенная женщина, его идеал, которую он ждал всю жизнь. Близкий жар ее тела, осязаемый запах чистой кожи, мерцание широко открытых в темноте глаз, прикосновение нежных пальцев, предчувствие чего-то небывалого, пьянило и дурманило голову, возносило из далеких глубин подсознания потаенные инстинкты. Обжигающая энергия страсти растворяла, парализуя волю, растревоженные эмоции раскаленной магмой взрывались внутри, отнимая способность мышления. Все казалось нереальным. Он вдруг увидел Ирину и себя со стороны. Что-то будто подняло в воздух. С неистовой жадностью бросился целовать ее лицо, губы, грудь… Она вела себя сдержанно, не разжимая мягких губ, но чувствовалось, как в ней клокочет яростное, с трудом сдерживаемое пламя. Лишь один раз разомкнула она уста, и Витя унесся в облака, позабыв обо всем на свете. Не помня себя, опустил руки…

- Нет! – она неожиданно сильно оттолкнула его.

Он ошеломленный, тяжело дыша, смотрел, не понимая.

- Но почему нет? – он не хотел верить услышанному. – Почему?

- Пойми… Я не могу… Не сегодня. Потом… - Ирина с трудом переводила дыхание, сильно взволнованная.

Витя расстроился. Внутри кипели не остывшие эмоции. Хотел, как делает Малыш, низко опустить голову, отвернуться, прикрыть ладонью лицо и смахнуть набежавшую слезу. Но не смог. Его всего лихорадило от обиды.

- Почему не можешь? Наверное, тоже Его ждешь? – спросил с ехидцей.

- Кого это Его?.. – Ира смотрела удивленно…  – Его? – вдруг до нее стал доходить смысл Витиных слов.

- Витя! Ты что! Я же не Катя!.. – она весело рассмеялась

Виктор резко поднялся, отбросил одеяло и ушел в кухню. Дрожащими руками наполнил высокий бокал крепким темно-бордовым вином, выпил залпом. Закурил сигарету. Сидел один, размышляя…

Вдруг дикий, душераздирающий крик боли разорвал зыбкую тишину, раздавшись за закрытой дверью спальни. Буквально через мгновение неодетый Эдик с окровавленным ртом и обезумевшим взглядом, торопливо бросился к умывальнику. Витя вздрогнул от неожиданности и вскочил на ноги.

- Что случилось? – он с жалостью и тревогой смотрел, как незадачливый повеса старается остановить кровь холодной водой.

Умывшись и чуть успокоившись, Эдик со слезами на глазах и обидой в голосе рассказал, что случилось.

Когда они вошли в спальню, Марина заставила его раздеться и лечь в постель. Он лежал, расслабившись, а она легкими скользящими движениями пальцев массировала ему спину. Эдику очень нравилось и он, исполненный сладостного томления, предавался мечтательным грезам, уплывая мыслями в мир вечного блаженства. Совсем незаметно, постепенно, нажим становился сильней. Он чувствовал, как острые коготки нежно впиваются в его кожу. Ощущения были необыкновенно приятными, и Эдик слегка постанывал от непередаваемого удовольствия. Но с каждой минутой движения становились все резче, ногти как раскаленные шипы все глубже врезались в его плоть. Он долго, молча, терпел, думая, что это так надо. Но боль становилась уже невыносимой. Марина будто почувствовала грань, и тут же прекратила столь своеобразное массирование.

Эдик видел в темноте, как она встала, потянувшись руками, будто хищная кошка, и ее одежда медленно сползла на пол. У него зашлось дыхание от видения во всем блеске наготы обнаженного тела недосягаемой богини. Богиня наступила на него левой ногой и приказала лежать тихо. Он затаился в безмолвии, предвкушая недоступную никому из смертных, полную невообразимого блаженства усладу. И не ошибся.

Марина взяла в руку хлыст и стала неторопливо водить им по его мускулистому телу. Эдик закрыл глаза. Спину ожег резкий звонкий удар, потом еще один, еще, еще, еще… без роздыха, без перерыва… Он катался по кровати пытаясь увернуться от разящих ударов, но она, как разъяренная укротительница доставала его всюду. Эдик просил, умолял ее остановиться, но это ее только распаляло. Желто-зеленые глаза фосфоресцировали в полумраке, улыбка блуждала на прекрасном лице. Она была восхитительна в гневе, и он поневоле любовался ею, терпя сильную боль и закрываясь.

 Наконец, не выдержав, кинулся к ней, выхватил хлыст и крепко вцепился, пытаясь губами поймать ее губы. Как рассерженная тигрица бешено рвалась она на волю, вырывалась, сильная в своей неудержимости, жаркая, желанная до исступления. Все же ему удалось поймать ее обжигающие уста, и она с небывалой страстностью впивалась в его губы и совсем не давала возможности перевести дух. Когда он уже готов был окончательно потерять сознание от буйного возбуждения, она позволяла ему чуть-чуть глотнуть кислорода, и крепко прижимая его голову, повторяла все вновь и вновь, неистовая, необузданная, неукротимая, вся будто светящаяся рубиновыми звездами. Задыхающийся, находящийся в полуобморочном состоянии Эдик больше не мог терпеть. Неосторожно опустил руки и ощутил своими влажными ладонями упругую крепость двух раскаленных полусфер. В глазах помутилось, ноги задрожали, спальня взорвалась мириадами разноцветных огней. Он внезапно ощутил страшную пронзительную боль, и рот наполнился кипящей кровью. Марина, не простив ему вольности, отреагировала мгновенно, прокусив ему губу.

Витя слушал, веря и не веря. Было жалко Эдика и в то же время было во всем этом что-то комичное. Он вспомнил, как Катерина говорила, что Марина ненавидит мужчин… Эдик сидел весь в красных кровоподтеках, с исцарапанной спиной. Нижняя губа сильно опухла.

Вошла Марина, закутанная в простыню. Ее глаза искрились, настроение было отличное. Села рядом, наполнила бокал игристым вином, и с материнской любовью поглаживая Эдика по стриженой макушке, утешала его:

- Ах бедняга, пострадал от неосторожности… Я ведь тебе говорила, что меня нужно слушаться. Раскатал мальчик губу, вот ее и прокусили, – весело, со смехом глянула ему в глаза. Он нахмурился, отвернулся обидевшись. Замолчал.

- Ну что ты, Эдик? Не горюй так. Все еще впереди…

- Правда? – он с надеждой смотрел на нее. – А ты не будешь больше кусаться?

Витя и Марина покатились от хохота. В дверях появилась Ирина, и ничего не понимая, тоже стала смеяться. Эдик насупился и ушел одеваться.

Марина чуть не плакала от смеха.

- Ну а вы-то как?

Витя огорченно махнул рукой, и хозяйка снова схватилась за живот. Долго не могла успокоиться, все не веря, что у них ничего не было.

- Ну что же вы ребята? Это ведь меня Катя попросила… Я и этого оболтуса для компании взяла.

Посидели еще немного, вспоминая события сегодняшней ночи. В окна уже пробивался робкий рассвет. Девушки планировали еще поспать.

Витя с Эдиком, попрощавшись, тронулись домой. Шли по пустынным сонным улицам, и Эдик все не мог успокоиться:

- Ну как же так? Зачем она это сделала?

Но Витя объяснил ему, что это такая игра, прелюдия. И если бы он не сопротивлялся, а потерпел еще немного, то все закончилось бы невероятным наслаждением.

- А у тебя когда-нибудь было что-то подобное? – Эдик смотрел недоверчиво.

- Не было – вздохнул Виктор.

Эдик зная, что Витя тоже потерпел фиаско, все же заявил, пытаясь ободрить друга:

- Тебе хотя бы губу не прокусили…

 

                                 * * * * *

         В последнее воскресенье июня в Новосибирске праздновали День Города. Всю центральную площадь украсили рвущиеся в небо гирлянды разноцветных воздушных шаров, красочно обрамлявшие фасады высотных зданий. В городских скверах и парках полыхали алыми сполохами огненно-красные тюльпаны. Темно-зеленый ковер сочных трав покрывал многочисленные газоны. Деревья шелестели густыми кронами, а высокие тополя лениво отдавали невесомый светлый пух, легчайшей тенью кружащийся в ослепительных солнечных лучах. Флаги и транспаранты колыхались над широкими проспектами, создавая атмосферу летнего торжества.

Во всех микрорайонах открылись площадки художественной самодеятельности, а в центре, всего лишь за одну ночь, собрали огромную сцену-помост, где с раннего утра гремела грандиозная шоу-программа-марафон с участием многих коллективов культуры. Здесь было все – и детские театрализованные кружки-студии, и народно-эпические танцы, и выступления баянистов и балалаечников.

Из провинции в полном составе прибыл знаменитый хоровой ансамбль «Коромысло» и, взревев густыми басами солистов, величаво и мощно грянул «Дубинушку». Самородки-плясуны из Колывани выделывали такие невообразимые коленца и прыжки, что сразу же покорили сердца доверчивых пенсионеров, с восторгом взирающих на перепляс, барыню и трепака. Скрипачи и виолончелисты из Государственной филармонии сводили с ума творческую интеллигенцию, виртуозно исполняя «Лунную сонату» и увертюры Антонио Вивальди.

Артисты Госцирка удивили всех блестящей миниатюрой с участием акробатов, четырех обезьян-павианов, и огромного пятнистого удава, все время свивающегося в тугие шевелящиеся кольца и едва не задавившего в своих объятиях ведущего - Городовичка.

Небольшая дружная бригада лесорубов показывала искусство владения топорами и бензопилой. Опилки и острые щепки брызгами летели в близко стоявших зрителей. Но люди, затаив дыхание, напряженно следили, как в мгновение ока дровосеки расправляются с огромными стволами.

Чуть в стороне молодецки мерялись силой рабочие-металлурги, отчаянно пытаясь разорвать толстый канат и свирепым уханьем пугая любопытных прохожих.

С полудня сцена переходила во владение артистов клуба «Отдых».

Накануне вечером Виктор и Малыш встречали в аэропорту Толмачево возвращающегося Петра. Командировка прошла успешно, и помощник привез Антанасу небольшой чемодан денег и множество всяких новостей. Обстановка в республике разрядилась, но ближе к осени ожидались какие-то события. Бизнес успешно функционировал, компаньоны крепко держали управление в своих руках, не забывая олигарха в изгнании и строго ведя бухгалтерскую отчетность. Конкуренты вроде успокоились и не претендовали на передел рынка. Но друзья все же, советовали Закарявичюсу выждать еще несколько месяцев, намекая на скорый политический перелом.

На следующий день все собрались на празднике и ждали выхода Клеопатры. Екатерина Карловна без труда очаровала Антанаса, лишь один раз взглянув в его сторону. Тот забеспокоился, засуетился чего-то, и стал настойчиво упрашивать Малыша о знакомстве со знаменитым режиссером. Сергей официально представил его Катерине и предприниматель, почтительно поцеловав даме наманикюренные пальцы, склонился в подобострастном поклоне. Катя смеялась, но олигарх с серьезным лицом произносил комплименты и, всюду следуя за ней, помогал проверять готовность актеров и сценического антуража.

После выступления иллюзиона с надуванием огромных мыльных пузырей, начинался выход труппы.

За кулисы пробралась небольшая делегация во главе с мэром. Он долго не отпускал руку Екатерины Карловны, просительно глядя в глаза и ласково упрашивая о чем-то. Оказалось, он приглашал ее и всех желающих участников кататься до ночи на пароходе, а потом дружной компанией отправиться на остров Кораблик, где специально для гостей разожгут чудовищные костры, и до самого утра будет греметь карнавал. Антанас стоял рядом и внимательно слушал. Катя представила олигарха. Предприниматель вежливо поклонился и твердо пообещал доставить личный состав к пристани. Мэр обрадовано тряс ему ладонь и просил не опаздывать. Катерина только улыбалась и пожимала плечами, изображая полнейшее равнодушие.

Наконец компиляция с гигантскими мыльными шарами закончилась. Один переливающийся радужным цветом пузырь, более похожий на батисферу, долго плавал над головами удивленных зрителей и почему-то не хотел улетать. Люди прыгали вверх, тянули руки к небесам, но никак не могли достать медленно вращающийся объект. Все же один ловкач, исхитрившись, древком знамени, будто копьем, проткнул его. Пузырь с легким треском лопнул, обрызгав плечи стоявших зевак шипящей пеной. Знаменосцу попало прямо в глаза, и он, уронив красное знамя, что-то громко и с обидой кричал, растирая слезы по испачканным щекам.

Эфиопы, измазавшись темным гримом, отжимались от пола, усиливая кровообращение и разогревая мышцы. Оба ниндзя делали невообразимую растяжку. Лихо садились на поперечный шпагат, и одновременно, на шумном выдохе, наносили резкие, разящие удары по воздуху. Баядерки взирали на все это с выражением абсолютного презрения.

Объявили их выход, и рабы суетливо подхватили роскошный паланкин.

Яркое солнце ослепительными лучами прожигало сгустившийся воздух. Внизу шевелилось безликое человеческое марево. Лица сливались блеклыми невыразительными пятнами. Совсем близко от сцены стояли Петька, Антанас, Ирина…

Из разогретой массы народа выглядывали знакомые лица друзей, коллег-обвальщиков, спортсменов… Привиделся раскрасневшийся от жары, круглый анфас тети Раи. Окуляры Васьки Буторина интенсивно отсвечивали солнечными бликами.

Малыш неосторожно скосил взгляд и неожиданно увидел родное лицо супруги. На его плече уютно устроилась Елена-Клеопатра, и жена, сердито сдвинув брови, пригрозила ему увесистым кулаком. От испуга, Сергей сбился с ритма, сбавил шаг и тут же наступил босой пяткой на не до конца забитую шляпку гвоздя. Ногу пронзила острая боль, громадный эфиоп сильно захромал, чуть не уронив египетскую царицу, но сразу взял себя в руки и с блеском закончил выступление.

Публика громко ревела, рукоплеща и выкрикивая что-то одобряющее. Все слилось в безумной какофонии. Зрители подкидывали в воздух свои панамы, кепки, бейсболки… Какой-то благообразный, седовласый ветеран войны, весь усыпанный звенящими орденами и медалями, в отчаянии метнул на сцену огромный патиссон, который уже давно устал держать подмышкой. Добровольцы-дружинники тут же заботливо отвели разволновавшегося старого бойца в тень и аккуратно усадили на пенек.

После выступления Малыш, переодевшись, хотел было незаметно ускользнуть, слившись с ликующей массой, но был крепко схвачен за руку недовольной женой.

- Быстро домой! Бесстыдник…

- Но мы едем на остров!..

- Остров?!. – глаза метали молнии. - Вот и живи на острове тогда! А я подаю на развод!.. – и она быстро зашагала прочь.

Жить Сереге было негде. Ссориться с грозной супругой нельзя. И он, подавленный, удрученно подворачивая ступни вовнутрь и опустив голову, покорно поплелся вослед.

Антанас пригласил всех в ресторан и артисты радостно согласились. Заказали шампанского, клубнику со сливками, черного шоколада и много-много мороженого. Олигарх был щедр. Подкупил оркестр, и музыканты два часа без перерыва исполняли популярные баллады.

Весело поднимали бокалы за успешного хореографа Екатерину Карловну. Литовец, расчувствовавшись, объявил, что даже Симона де Бовуар, с которой он знаком лично, не может сравниться по экспрессии и творческому потенциалу с художественным вкусом и безграничной фантазией талантливого сибирского режиссера. И что эта прекрасная женщина достойна мужского поклонения. С этими словами предприниматель, чуть склонив голову, элегантно приник губами к пленительной руке.

Катерина, смущенная, с прелестным пунцовым румянцем на щеках, слушала восхищенные эскапады. Антанас шептал на ухо как змей-искуситель. Говорил, что если она не поедет на остров, то он поедет туда один. И надев власяницу, опоясав вервием чресла и уподобившись проклятым всеми отшельникам, питаясь лишь скользкими акридами и диким медом, собирая на каменистых отмелях улиток и речных моллюсков, будет в исступлении беспрестанно повторять заветное имя.

Катя только смеялась и совсем не верила велеречивому олигарху.

Петр не сводил глаз с Марины. Та сразу заметила его интерес, и легкими, быстрыми взглядами распаляла бывшего прапорщика, незаметно опутывая колдовскими чарами женского обаяния.

Витя с Ириной сидели рядом и слушали веселый гомон. Время незаметно шло, и организатор торжества спохватился, что пароход ждать никого не будет. Проголосовали – кто за продолжение праздника? Антанас, Петька с Мариной, и еще четверо участников застолья, готовы были ехать немедленно.

Екатерина Карловна чуть засомневалась, но встретившись с младшей сестрой глазами, с обаятельной улыбкой дала согласие. Тут же вызвали такси, и шумной гурьбой укатили на речной вокзал.

Остальные гуляки, посидев немного и послушав, как музыканты исполняют попурри из хитов итальянской эстрады, стали потихоньку расходиться.

Виктор с Ириной прогулочным шагом неторопливо шли по праздничному городу. Везде играла бравурная музыка. Народные гулянья продолжались до самой темноты.

- Не жалеешь, что не поехала с Катей? – он влюблено смотрел на нее.  - Наверное, весело там будет.

- Нет, не жалею. Нам тоже не будет скучно. – Ира загадочно улыбнулась.  – Ведь их не будет до завтрашнего утра…

- Ира?!.

- Да, мы едем к Кате! – и показала ключ. – Только домой позвоню, чтобы не теряли меня.

Она подошла к телефону-автомату, набрала номер, и долго в чем-то убеждала родителей. Наконец вышла, вся сияющая.

- Все в порядке. Едем!

Витя схватил ее на руки и закружил по тротуару. Летний вечер всеми звуками, красками, запахами, вливался в молодые сердца. Все вокруг расцвело восторженными мерцающими оттенками ослепительной акварели. Взяли такси и стрелой помчались по зажигающим яркие огни улицам. Остановились на секунду, и он забежал в кафе-ресторан. Взял большой бисквитный торт и бутылку армянского коньяка.

Не успев закрыть двери и бросив на пол покупки, со страстным нетерпением бросился целовать девушку. Ирина еле отбилась от него, заметив, что торопиться теперь некуда. У Вити в душе разливалось романтичное ликование. Он смотрел, как она разливает чай, режет ножом торт…

За окном уже совсем стемнело. Неяркий приглушенный свет создавал атмосферу таинственной иллюзии, волшебной сказки, в которой живет прекрасная принцесса. Наполнили рюмки до краев и молча, глядя друг другу в глаза, медленно выпили душистый напиток. Внутри разливалось приятное тепло, голова чуть кружилась… Слились в безбрежном поцелуе, и долго, очень долго не могли оторваться.

Неожиданно в прихожей раздался тревожный звонок в дверь.

- Кто это? – Виктор озадаченно смотрел на нее.

Ира удивленно пожала плечами и пошла открывать.

Как будто буря, сметающий шквал, кружащийся вихрь ворвался в темный коридор и завертелся, забился, заблажил нечеловеческим криком, запричитал речитативом, залил все вокруг безудержными слезами. Это оказалась близкая подруга, которую вот только что, полчаса назад, бросил муж. Навсегда.

Она буквально висела на шее Ирины, заливая ее платье солеными потоками, с обезумевшим взглядом и перекошенным от невыносимого горя лицом, безнадежным, трагическим голосом повторяла и повторяла одну и ту же фразу:

- Он бросил меня. Бросил… Что делать? Что?.. – и все сжимала подругу в крепких объятиях, требуя немедленного ответа.

Кое-как успокоили девушку. Усадили за стол, налили коньяк. Выпила залпом и начала с небывалым аппетитом налегать на торт. Потом отшвырнула ложку и вновь залилась слезами:

- Зачем вы меня сладким кормите? Я и так толстая…

Витя внимательно разглядывал удивительную подругу. Она была, конечно, полновата, но, в общем-то, миловидна. Растрепанные волосы торчали во все стороны.

- Кто это? – спросила незнакомка.

- Да, знакомьтесь, это Виктор.

- Алена, – отрекомендовалась брошенная кем-то девица, с подозрением глядя на Витю.

- А ты уверена, что он тебя не бросит?

Ирина весело рассмеялась.

- Он не бросит. Он не такой.

- Я тоже так думала, – опять заревела подруга. – А он подлец оказался. Изменял мне с буфетчицей! Представляешь?..

Она долго плакала, потом выпив полную рюмку, принялась за торт.

Из обрывочных фраз Витя узнал, что ее муж Никанор – помощник шеф-повара ресторана «Садко», спутался с буфетчицей Нинкой, у которой кожа да кости и никакого высшего образования. Она уже давно и планомерно пыталась разлучить любящих супругов. Наводила на Алену порчу, подсыпала Никанору приворотного зелья в томатный сок, одновременно соблазняя его всякими своими хитростями. Муж крепился, боролся, не хотел этого, но все же, не устоял. Бросился в грешную любовь как в омут. А ведь она ему говорила! Предупреждала. Ах, он такой доверчивый…

Витя внимательно слушал, наблюдая, с какой скоростью исчезает бисквит.

И вот сегодня вечером, возвратившись с приусадебного участка, где она с родителями весь день на жаре пропалывала капусту и морковь, обнаружила записку:

- Не ищи меня больше. Я люблю другую женщину!

Всю одежду и стереомагнитолу забрал с собой. Алена не могла оставаться со своим горем наедине, и сразу позвонила Ире. Мама сказала, что она ночует у Кати, и несчастная бросилась сюда, надеясь найти сочувствие и утешение. А Ирина оказывается не одна. Подруга с неприязнью смотрела на Виктора, и тому стало очень неловко.

- Опять ничего не получилось! – расстраивался он. – Почему так?

А Алена все плакала, убивалась, кляня судьбу и сокрушаясь. Ира, не зная как утешить дорогую подругу, мягко гладила ее голову и с сожалением смотрела на Виктора. Тот вздохнул горько, поднялся и, пожелав всем спокойной ночи, вышел на ночной проспект.

 

Следующим вечером собрались у Петра. Со смехом возвращались к  вчерашнему празднику. Антанас был искренне ошеломлен обаянием Екатерины Карловны. Говорил, что это необыкновенная женщина, и хотя, по-видимому, у него нет никаких шансов на умопомрачительный роман, все же он рад знакомству и готов быть рядом с ней и безо всяких упований. Вспоминал, что в старые времена из-за таких женщин-вамп офицеры лишали себя жизни, или теряли все свое состояние и богатство, ничуть не жалея об этом. Уж Витя-то знал, как Катерина умеет обольщать.

Петр не на шутку увлекся Мариной. Губы у него были целы, но левое ухо покраснело, заметно увеличившись в размере. Он позволил себе всего лишь небольшую вольность во время медленного танца, и тут же поплатился за это. Тем не менее, Петя считает, что у него неплохие шансы, и вообще, пора бы уже подумать о серьезных отношениях.

На острове превосходно провели время. Сначала долго плыли на большом белом пароходе по широкой реке, любуясь открывающейся чудесной панорамой речных просторов. Дамы отдыхали в комфортабельных каютах и готовились к ночному карнавалу. Мужчины, в основном люди серьезные -  городская элита, руководители предприятий, бизнесмены, неторопливо прогуливались по палубе и вели светские и деловые беседы. Антанас не терял времени и наводил дружеские мосты, знакомясь с нужными людьми. Представлялся литовским депутатом и крупным предпринимателем из Вильнюса. Намекал, что хочет открыть в городе небольшой, но очень прибыльный бизнес. Какой – пока секрет. Его понимали, угощали джином и виски, и надавали множество визитных карточек.

Уже зажглись крупные звезды, река потемнела, летние сумерки опустились бархатным покрывалом, завершая чудесный жаркий день. Причалили к колоритному, лежащему в черной тени, загадочному острову, утонувшему в зелени кустарников и высоких раскидистых сосен. На берегу уже пылали костры. В теплом воздухе носились запахи горящих березовых поленьев, на множестве мангалов готовился вкуснейший шашлык и аппетитный люля-кебаб.

Дружно сошли по трапу и стали, дурачась и веселясь как школьники, бегать друг за другом и всячески шалить и смеяться. Затем подкинули дров, и пламя взметнулось до небес. Водили хороводы вокруг костров, пели все вместе «в лесу родилась елочка», забавлялись и шутили. В небе взрывались петарды, яркие фейерверки, потешные огни и шутихи. Огненная забава продолжалась довольно долго, разноцветными вспышками освещая уснувший остров. С парохода беспрерывно лилась танцевальная музыка, призрачный берег мягко трогала речная волна. Восторженные крики, разлетаясь гулким эхом, далеко раздавались окрест.

На рассвете утомленные участники благополучно сошли на пристани, где их ждали пустые автобусы и служебные автомобили.

 

 

                                 * * * * *

Боевой вертолет, едва не задевая несущиеся навстречу на огромной скорости верхушки вековых сосен, шел на малой высоте, держа направление на северо-запад. Огромный винт с шипением резал разогретый воздух, весь пропитанный лесными ароматами и испарениями небольших бесчисленных озер, зеркальными осколками блестевшими внизу. Ми-28 устремлялся в гиблый край коварных трясин и непроходимых болот. Васюганская низменность расстилалась до самого горизонта, открываясь бесконечными таежными далями. Смешанные леса зеленели таинственным покровом, обнажаясь иногда островками палого леса. Хрустальными нитями серебрились многочисленные ручьи и речушки, иногда сливаясь друг с другом сверкающими протоками. За штурвалом геликоптера восседал дюжий полковник Степан Салоед – командир авиационного истребительно-бомбардировочного полка и родной брат дачной возлюбленной Антанаса.

Олигарх сидел на месте второго пилота в солнцезащитных очках и шлемофоне, пытаясь по топографической карте сориентироваться на местности. Но Салоед шел строго по навигационным приборам, зная нужную широту и долготу. Сзади, на жестких сиденьях устроились Виктор, Малыш и дядя Вася Буторин, весь белый от ужаса головокружительного полета, но все же, держащийся молодцом.

Впереди, справа по борту, открылась лесная прогалина со стоящими крестьянскими избами. Вертолет, заложив крутой вираж, резко пошел на посадку, и вскоре благополучно приземлился за околицей. Заглушили ревущий двигатель, открыли дверь и будто окунулись в насыщенный запахами мир лесных цветов и сочных трав, симфонию птичьих голосов, разбавленных жужжанием бесчисленных насекомых, в палитру ярких летних красок распустившейся сибирской природы.

Чуть поодаль стояла большая группа сельских жителей и встречала прибывших хлебом-солью. Подошли ближе. Навстречу шагнул пожилой человек, видимо старший. Антанас принял рапорт и радушно поприветствовал селян. Ему ответили нестройно, но с искренней теплотой. Высокая статная молодица в расшитом платке и длинном белом сарафане, с поклоном поднесла аппетитный каравай. Предприниматель отломил горбушку, посолил из солонки, и с благодарностью принял дары, не забыв сердечно расцеловать русскую красавицу.

 

Неделю назад олигарх связался со своим старым сослуживцем - особистом советской военно-воздушной базы под Гдыней в Польше. Народ в Европе был страшно напуган Чернобыльской катастрофой. Все опасались радиации, носили с собой карманные дозиметры и готовы были платить огромные деньги за любые средства профилактики лучевой болезни. Лучшим лекарством для выведения радиотоксинов считались грибы – лисички. Цены выросли неимоверно, но собранные на Украине, Белоруссии и даже в Прибалтике, успеха не имели, так как радиационное облако накрыло всю Восточную Европу и западную часть СССР. Радионуклиды находили даже в почвах Скандинавии и Гренландии. Поэтому особым спросом пользовалась продукция из Китая, Сибири и Дальнего Востока. За стокилограммовую бочку соленых лисичек перекупщики платили десять тысяч долларов, и готовы были принять любое количество.

Олигарх собрал военный совет и поделился соображениями. Витя с Сергеем разузнали обстановку и оказалось, что у дяди Васи родной брат Шурка председателем на хуторе Старые Плывуны, где Василий родился и вырос.

Грибов и ягод там такое изобилие, что на лисички никто и внимания не обращает, а собирают в основном обабки и подосиновики. Сушат на зиму, а на засолку идут рыжики и грузди. Леса там девственные, щедрые, густые. В еловых зарослях пасутся дикие кабаны, а по таежному бурелому бродят осторожные лоси. Зайцев и куропаток не счесть, медведи и волки ведут себя спокойно. Вот только хитрые лисицы пошаливают иногда, воруя по ночам домашнюю птицу. Эти отрывочные сведения с трудом удалось вытянуть из немногословного дяди Васи.

На мясокомбинате становилось все меньше работы. Не подвозили сырья, животноводческие хозяйства все реже привозили на бойню скот. Резко сократился выпуск продукции. Работали по два-три часа в день. Народ отправляли в бессрочные отпуска, зарплаты сократились. Льготное отоваривание прекратилось вообще. Ситуация в стране ухудшалась с каждым днем. Цены взлетали, магазины пугали пустыми полками, и купить что-либо можно было только на рынках. После разорительной павловской реформы, когда миллионы сограждан потеряли все свои сбережения, возник дефицит наличных денег. Очень часто предприятия рассчитывались с работниками и между собой бартером, собственной продукцией или еще какими-нибудь непрофильными товарами. Серега и Виктор давно уже подумывали об увольнении, но податься было некуда – везде царил развал и неразбериха.

Идея с заготовкой грибов показалась заманчивой. Уговорили Василия съездить с ними на свою родину, написали заявления об отпуске.

Дядя Вася покинул Старые Плывуны пятнадцатилетним подростком более сорока лет назад. Освоился в большом городе, женился, и раз в три года обязательно приезжал к брату. Добираться туда было непросто. До Пихтовки еще ходил междугородный автобус, а потом приходилось почти девяносто километров трястись по бездорожью на попутках.

Тем не менее, встретились с Антанасом, позвонили брату, объяснили перспективный замысел-прожект. Тот обещал всячески содействовать и мобилизовать жителей. Сообщили дату прилета и отправились на комбинат. Там, в отделе снабжения, закупили семьдесят килограмм свежего сервелата и десять ящиков говяжьей тушенки. Предприниматель рассчитался живыми деньгами, и начальник отдела с благодарностью долго жал ему руку, заискивающе глядя в глаза, и предлагая купить еще полтонны субпродуктов.

Следующим утром Петр отвез всех в воинскую часть под Репьево, и командир полка лично сел за штурвал. Он тоже был в доле.

Сельчане с восторгом приветствовали прибывших. Обнимали Василия, помогали выгружать вещи. Село было совсем небольшое – тридцать семь дворов, и Антанас с председателем быстро осмотрели хозяйство. Затем объявили людям задачу, хотя все уже все знали. Желающих помочь в заготовке грибов разделили на две бригады. Одна, большая группа собирает непосредственно лисички. Другая часть готовит грибы и инвентарь к засолке. Всего набралось девятнадцать добровольцев, в основном женщин. Они готовы были с завтрашнего утра приступать к работе. Олигарх объявил, что труд заготовителей будет щедро вознагражден деньгами и мясопродуктами. Напомнил, что целебные грибы с нетерпением ждет зараженная радионуклидами Европа, Украина и Белоруссия, до сих пор не оправившиеся от последствий Чернобыльской трагедии.

В амбаре нашлось множество растрескавшихся деревянных бочек, и умельцы сразу же принялись очищать, перебирать и заново собирать тару, подгоняя металлические обручи и прокладывая швы паклей.

Население Старых Плывунов состояло из немолодых людей. Молодежь сразу после окончания восьмилетки уезжала кто куда. На данный период на хуторе проживало семьдесят шесть человек, включая маленьких детей, которых молодые родители привозили к бабушкам и дедушкам и потом долго не хотели забирать.

Председатель – дядя Шура Буторин, был одинокий бобыль и обитал в небольшом пятистенке. Василий поселился у младшего брата. Витю определили к бабке Маланье – старой и очень сердитой. Вдовая Наталья – высокая полнотелая молодка, которая встречала хлебом-солью дорогих гостей, вцепилась обеими руками в Малыша и забрала ошарашенного сатира на постой в свою хату.

Когда все устроились по квартирам, Антанас сердечно простился с деревенскими жителями. Сельчане подарили Степану Салоеду на память небольшой бочонок гречишного меда, и полковник, растрогавшись, перецеловал всех бабок на прощанье. Договорились держать связь через командира. Вертолет взревел винтами, и легко оторвавшись от земли, гудящим шмелем растворился в сияющем небе.

 

Вечером, немного отдохнув после жаркой раскаленной бани, выпив полведра пенящегося душистого кваса, устроили в честь прибытия пиршество.

В горнице у Натальи длинные столы были накрыты нехитрой крестьянской снедью. Особое место в самом центре, занимало огромное блюдо с тонко нарезанной копченой колбасой, и ведерный чугунок с мятой картошкой и тушенкой. Сервелат в Старых Плывунах был большой редкостью, и глаза жителей горели нетерпеливым интересом. Гости привезли с собой несколько бутылок «Столичной», а сельчане выставили ядреный, забористый самогон.

Малыш с хозяйкой торжественно, будто новобрачные, восседали во главе стола. Чуть ли не весь хутор собрался поглазеть и пообщаться с городскими заготовителями и Василием, который, судя по всему, стал большим человеком, раз прилетел с начальством на вертолете.

Деревня одиноко стояла, окруженная глухими лесами и болотами, далеко от больших караванных путей и асфальтовых дорог. Ближайшее село находилось в пятнадцати верстах. Раз в неделю приезжала машина-будка-магазин из райцентра. Привозили свежий хлеб, крупы, сахар, рыбные консервы, муку. Почту и пенсии выдавал уполномоченный из района. Зимой немногочисленный отряд охотников-зверобоев уходил в тайгу на промысел. Добывали шкуры зайцев, лисиц, белок, и прочего пушного зверя, и сдавали государству. Летом занимались своим хозяйством. Кто помоложе, уезжал на заработки в город.

Натали, – а именно так теперь Серега стал называть свою хозяйку, счастливыми глазами смотрела, как заезжий молодец с хрустом поедает квашеную капусту с клюквой. Она будто сошла с кустодиевских полотен, поражая обилием соблазнительных форм и яркого девического румянца. Крутобокая лесная наяда имела двенадцатилетнего сынишку и шестнадцатилетнюю дочь, которая прошлой осенью поступила в ветеринарный техникум и жила теперь в Искитиме. Пять лет прошло, как на охоте случайно провалился в полынью и навсегда ушел под лед муж Тимофей. С тех пор вдова ни о чем и не помышляла, как вдруг судьба подарила ей такого видного мужчину, который к тому же утверждал, что не женат и без ума от высоких дам.

После первого тоста вмиг опустело блюдо с сервелатом. Загорелые дочерна морщинистые руки, с въевшимся навечно земляным налетом, торопливо тянулись, хватая заскорузлыми пальцами сочащиеся прозрачной слезой янтарные копченые ломти. Нарезали еще порцию, которая исчезла сразу же после второго тоста. Селяне закусывали, нахваливая продукт и закатывая к потолку посветлевшие глаза. Вскоре после третьего тоста чугунок стоял совершенно опустевший, а захмелевшие обитатели Старых Плывунов заметно повеселели. Очки Василия яркими бликами отражали льющийся сверху электрический свет. По правую руку ветерана сидел брат-председатель. Слева примостился друг его босоногой юности, а ныне школьный учитель Дымка. Вообще-то звали его Дмитрий Сергеевич, но селяне не любили длинных имен. Удивительно, но во всей деревне имелись лишь две фамилии. Два клана-династии. Буторины и Шмидты. Все находились в близкой и дальней родственной связи друг к другу и жили одной дружной семьей. На хуторе была школа-четырехлетка. Потом школьники доучивались в районе, в интернате.

Должности директора, преподавателя и завхоза совмещал Дымка – неунывающий худосочный мужик интеллигентной наружности. У него одного в деревне был мотоцикл с коляской, да у председателя служебный уазик. Больше техники, кроме велосипедов, на хуторе не было. Любознательный педагог устроил на чердаке своего дома небольшую обсерваторию. Четыре года копил деньги на телескоп, и вот уже много лет изучал ночами звездное небо, надеясь первым увидеть в космических далях инопланетные корабли. Увлекаясь уфологией, он убедил почти всех обывателей в существовании внеземного разума. Даже старые верующие бабки и то заколебались, настолько убедительно и аргументировано доказывал Дымка присутствие гуманоидов и скорое прибытие здравомыслящих пришельцев. Бывая в городе по школьным делам, учитель привозил домой огромное количество научно-популярной литературы по астрономии, учебников по астрофизике, а также самиздатовские книжки по астрологии, и все свободное время изучал эту сомнительную науку. По каким-то невероятным признакам составил пожизненные гороскопы на всех жителей хутора, пугая их таинственными предсказаниями и подтверждая теорию загадочными графиками звездных домов.

Рядом с главой села, поставив под ноги маленькую табуретку, выглядывала крупная голова необычного человека. Это был Павел Андреевич – бухгалтер и делопроизводитель, а по совместительству еще и электрик-высоковольтник. Он был лилипутом-карликом, менее полутора метра ростом, не выросшим по неизвестной причине, хотя родители и родственники были вполне приличной высоты. Окончил в городе два курса электротехнического института и в совершенстве знал бухучет и складское дело. Вернулся домой с молодой женой, тоже небольшого роста, но все же, чуть выше его, а через несколько лет по деревне бегали три проворных чумазых гнома, и целыми днями, непослушные, играли в прятки с родителями. Павла Андреевича все уважали, ибо только он мог правильно составить нужную бумагу, написать письмо и рассчитать зарплату.

Витя сидел на скамье, зажатый с обеих сторон двумя дюжими старухами в черных платках, которые, радуясь чему-то, беспрестанно подливали ему самогон.

- Выпей, милок. Чистый нектар, – нахваливали, цокая языком.

Виктор мелкими глотками пил мутный, невероятной крепости нектар, а потом долго не мог отдышаться, приходя в себя. Бабки радушно угощали его, накалывая ему на вилку то редиску, то соленый огурец, то кусок крупно порезанного сала, и он покорно жевал, с интересом разглядывая присутствующих. Не было ни одного молодого парня или девушки. Только вездесущая детвора носилась по хате, залезала под стол, прыгала по скамьям и вообще обрадовалась приехавшим чрезвычайно. Немолодые мужики и женщины с аппетитом закусывали и с удовольствием наполняли бокалы, слушая витиеватые тосты приезжего тамады.

Малыш был в ударе. Произнес застольную здравицу за хозяйку дома. Народ зашумел одобрительно. Наталья зарделась, опустив глаза, и вдруг, крепко стиснув в сильных объятиях, звонко расцеловала смутившегося кавалера. Села, не сводя с него горящего василькового взгляда, со счастливой блуждающей улыбкой на раскрасневшемся лице, и все подкладывала ему на тарелку соленые рыжики и крупные куски зажаренного в печи индейского петуха. Сатир упивался вниманием общества и с серьезным видом отвечал на вопросы незадачливых селян.

- Сергей Борисыч, что же это в стране-то деется? – вопрошала его обеспокоенная старушка. – Потоп будет ли?

- Потоп будет. Потом. А сейчас пришло царство антихриста и вершитель дел его Лель, правит страной. – Малыш умышленно нагонял страх.

- Покайтесь миряне, ибо сказано у Иеремии – велики грехи рода человеческого!

Бабки испуганно крестились. Мужики не верили. Седобородые старцы, рядком сидящие сбоку на широкой лавке, прикладывали ладонь к слабослышащему уху.

- Ась? – белоголовый как лунь старик прошамкал беззубым ртом. – В сорок первом тоже антихрист являлся, еле землю отстояли.

- Сейчас хуже, деда, – Серега хитро блестел глазом. - Ядерный век. Дикие нравы. Никто не спасется в безумии мира сего.

- Да что за времена такие? Пенсию задерживают, магазин-будка уже три недели не едет… - бабки возмущенно шептались друг с другом.

Незаметно за разговорами люди пьянели, и разгоряченные, красные, потребовали от гармонистов грянуть чего-нибудь зажигательного, чтоб душа зашлась… Музыканты, растянув меха тальянок, лихо завели «барыню». Народ сразу же повеселел и тотчас пустился в пляс, безудержно топая каблуками и выбивая громкую дробь. Женщины важно плыли сизокрылыми утицами, мужики суетливо крутились вокруг них, изображая распаленных селезней. Хлестко били себя ладонями по груди, коленям, пяткам, громко притопывая и прихлопывая. Некоторые по-разбойничьи свистели и лихо шли вприсядку, ловко выбрасывая вперед одетые в начищенные сапоги ноги.

Одна плясунья, сложив перед собой руки, бойко исполняла чечетку, тонко повизгивая и игриво сверкая глазами в сторону Василия. Тот громко хлопал в ладоши и благодушно улыбался. Недолго думая, шалунья тут же подскочила к нему, выдернула из-за стола, и увлекла в круг. Дядя Вася по-молодецки тряхнул стариной, выдав сумасшедшего «казачка». В молодости он был, видимо, отличным танцором и имел немалый успех у деревенских барышень. Очки слегка запотели, волосы взмокли, грудь бурно вздымалась от торопливого дыхания. Он с честью принял вызов, не уступая спутнице в исполнительском мастерстве. Но дама не собиралась останавливаться и решила утомить Василия переплясом. Ветеран и не подумал сдаваться, выдав целый ряд таких залихватских оборотов, что изба загудела от бурных рукоплесканий. Гармонисты наяривали во всю мочь, и не первой молодости танцовщица, стянув с себя красный платок и громко пристукнув сапожком оземь, подняла вверх обнаженные руки и выдала будоражащим движением крутых бедер такие умопомрачительные пируэты, что зрители восторженно заревели, вспоминая далекую молодость. У Василия от изумления упали с носа бинокулярные очки, и он еле успел выхватить их из-под каблуков разгорячившейся озорницы. Пал на колени, признавая свое поражение, и с благодарностью протянул ладонь победительнице. Женщина, взяв поверженного исполнителя за руку, торжествующе плыла вокруг лебедушкой.

 Музыканты, поиграв еще немного, стихли, утомленные.

Ветеран, обняв разрумянившуюся партнершу за талию, степенно разливал «Столичную». Чокнулись, и выпили на брудершафт, долго глядя в глаза друг другу.

Витя сидел в приятной истоме и с удовольствием наблюдал за простосердечными селянами. Ему здесь нравилось. Люди открытые, душевные, а главное бесхитростные и добродушные. Он хотел было, вместе со всеми пуститься в пляс, но вскочив на ноги, почувствовал опасное головокружение и слабость в коленях от выпитого самогона, и предпочел остаться наблюдателем. Бабки-соседки не давали ему скучать и строго следили, чтобы его бокал не оставался пустым, беспрестанно подливая из графина огненный нектар и угощая свежим крыжовником.

Гармонисты ухнули «русскую», и неостывшие танцоры разом вскочили на ноги, готовые пуститься в яростный перепляс. Один край длинной скамьи резко освободился и подпрыгнул вверх. Витя, сидящий с бабками на другом конце, почувствовал, будто он низвергается в бездонную пропасть, падая и медленно заваливаясь набок. Струганный пол внезапно ударил в спину. Сверху сыпались не удержавшиеся спутницы-старухи. Приземлялись прямо на него и, с выражением полнейшего недоумения и легкого испуга, протягивали вперед когтистые пальцы. Рядом бухнулась опрокинувшаяся скамья. Музыка остановилась, вся хата сотрясалась от дикого хохота. Нерасторопные гуляки долго ползали на четвереньках, ощупывая себя со всех сторон, и громко охали, взволнованно хватая друг друга за руки.

Кое-как успокоились, установили скамью, сели и наполнили кубки. Выпили залпом. Музыканты вновь растянули меха заливистым перебором. Все одновременно поднялись, и Витя опять летел в бездну, ударяясь боками и зажав в кулаке скатерть, за которую в отчаянии схватился, теряя равновесие. Тарелки, чашки, кружки, недоеденные куски ржаного хлеба летели следом. Опытные бабки на этот раз устояли на ногах и весело смеялись беззубыми ртами, глядя, как падает и разбивается вдребезги посуда. Он с горем пополам поднялся, отряхнулся и сел в темный уголок на табуретку, скромно улыбаясь и нетрезвыми глазами наблюдая, как хуторяне помелом сгребают осколки.

Быстро постелили свежую скатерку, поставили уцелевшие приборы, опять наполнили чары. В третий раз рванули меха гармонисты, и пошла, поехала, загудела, зашумела, заколобродила деревенская потеха. То ли самогон давал такой заряд бодрости, то ли сами жители истосковались по гуляньям. Самоотреченно плясали все. Только Витя да седобородые старцы аплодировали сидя. Всех увлекал безудержный мотив. Взявшись за руки, прыгали как кузнечики малые дети. Василий мелким бесом крутился вокруг дуэньи-партнерши, блестя очками и радостно улыбаясь. Дымка дробным шагом шел вприсядку, держа руки за спиной. Лилипут Павел Андреевич метался на коротких ногах, пытаясь не отставать от раззадоренных пляской сельчан и отталкиваясь от пола, вихрем взлетал на пустые скамьи. Пробежав с безумными глазами всю длину, стремительно оттолкнувшись и растопырив как крылья руки, будто подгулявшая белка-летяга плавно и мягко приземлялся на широкую кровать, покрытую пуховой периной и застланную белоснежным льняным полотном.

Высокая чернобровая Натали выступала с молчаливым достоинством, тая в глубине наполненного сокрушительной страстью тела, обжигающие огненные потоки, готовые вот-вот взорваться неуправляемым, разбуженным вулканом и в прах испепелить любого, дерзнувшего расшевелить стихию. Расширившиеся зрачки бездонных глаз, яркий румянец, играющий на матовых ланитах, притягательность алых губ, с трудом сдерживаемое, рвущееся наружу прерывистое дыхание – все это готово было смутить и повергнуть в трепет неуверенные сердца.

Но не робкого десятка был загорелый мускулистый авгур. Показывая неуемную удаль, одетый лишь в огромные джинсы-пирамиды, полуголый хмельной фавн сводил с ума лесную дриаду, исполняя невероятно экспрессивный фантастический танец – гремучую смесь латиноамериканских стилей и европейского канкана, культов и обрядов африканских племен и изящного греческого сиртаки. И все никак не мог оторвать зачарованного взгляда от налитых спелых боков прелестницы.

Остальной народ резвился, не отставая и не желая ни в чем уступать. Женщины, разметав по плечам седеющие волосы, бойко перебирали ногами и били каблуками в пол, помогая себе выразительными взвизгиваниями, и в упоении танца взмахивая разноцветными платками. Пожилые деревенские мужики самозабвенно бросали кепки, кричали что-то непереводимое и громко топали сапогами.

Наконец народ утомленно потянулся к столу. Произнесли тост за здоровье председателя. Бабки звонкими голосами затянули песню «Хасбулат удалой». Им вторили хриплые мужские басы, и слаженное хоровое пение широкой рекой полилось по затихшему хутору. В окна и двери заглядывали любопытные, которым не хватило места за общим столом.

На улице стемнело, и тучи мошкары и таежного гнуса вертелись возле зажженных фонарей и электрических ламп, звонко гудя бесчисленными крылами и ведя хаотичный хоровод.

Малыш с Натальей неторопливо скользили по избе в медленном томном танце. Истосковавшаяся женщина бурно сжимала в страстном объятии плечи нежданного обольстителя. Высокая грудь заметно поднималась и опускалась, не в силах сдерживать рвущееся наружу пламя сладостного томления. Демон-искуситель что-то горячо шептал на ухо, касался губами пахнущие сосновой хвоей волосы, прижимался к ее кипящему блаженной негой телу, и все тянул, все ждал чего-то, вводя переполненную темпераментными ощущениями хозяйку в состояние бешеного исступления. Натали, не выдержав, вонзила острые ногти в обнаженную спину увлекшегося ухажера, чуть осела на подогнувшихся ногах, и вдруг, с силой вцепившись в кожаный ремень, утащила оторопевшего от неожиданности соблазнителя в спальню и громко захлопнула дверь.

Народ загудел доброжелательно, голоса взревели «Ой мороз, мороз…». Многие уже сидели, уронив головы и громко храпя. Две бабули подхватили совсем захмелевшего Витю с обеих сторон, и он, на непослушных ногах, в состоянии полнейшего изумления, покорно следовал за ними, с удивлением осматриваясь по сторонам. Его отвели на сеновал и опустили в душистую сухую траву. Чистое ночное небо, усеянное россыпью крупных мерцающих звезд, взорвалось на множество мельчайших молекул, звуки куда-то отодвинулись, запахи прекратились, и Витя крепко уснул, провалившись в темную вязкую глубину.

 

Солнечное утро переливалось звонким пением лесных птиц, ревом домашней скотины и утробным курлыканьем индейских петухов и индюшек, гордо расхаживающих по двору. Виктор открыл тяжелые веки и долго не мог сообразить, где он находится, пока крупный овод не ужалил его в пятку. Голова болела, во рту все пересохло, тело ломило с жестокого похмелья. Кое-как добрался до колодца. Поднял полную бадью студеной воды и жадно приник губами. Долго, до ломоты в зубах пил живительную влагу. Затем скинул одежду и разом опрокинул на себя. Будто обожгло всего. Мысли мгновенно прояснились, тело пронзили тысячи раскаленных игл. Сразу стало легче, и он, подбирая одежду, бодро зашагал в дом.

В горнице помолодевшая, свежая как утренняя роса Наталья, радостно летала от печки к столу. Румяные ноздреватые, обильно политые маслом блины, горкой возвышались на блюде. Дядя Вася в одиночестве завтракал, макая очередной блин в густую сметану и запивая крепким чаем из широкого блюдечка.

- Кушать садитесь, – глаза хозяйки сияли ультрамарином. – Отведайте блинчиков, – пригласила она Виктора.

Он сел, почувствовав сильный голод. С наслаждением наливал из блестевшего самовара чай. За короткий срок внушительная горка блинов уменьшилась на две трети.

- А друг мой где? – вопросил с намеком.

- Сергей Борисович еще отдыхают. Утомились за ночь… - Наталья скромно опустила густые ресницы, прикрыв счастливо сверкнувшие глаза.

- Жив, здоров молодец?

- Здоров… - она озорно фыркнула и кинулась снимать блин.

Вышел из спальни заспанный Малыш, оглядел удивленным взглядом хату. Хозяйка набросила ему на шею вышитый рушник и повела умываться. Поливала из ковша водой, с любовью глядя в небритое лицо удалого молодца. Тот обтерся полотенцем, внезапно крепко прижал к себе взвизгнувшую от радости молодку.

Пока неутомимый сатир утолял разыгравшийся аппетит, Наталья рассказала, что в амбаре устроили засолочный цех. Шурка с мужиками готовит тару и большие чаны-емкости для вымачивания грибов. А десять женщин сделали уже пару заходов и принесли по два ведра каждая, отборных лисичек. Бабка Маланья – единственная в деревне целительница, с утра собирает в лесу какую-то особую, лишь ей одной ведомую траву, чтобы использовать как приправу при засолке. Собранная на рассвете, эта чудо-трава гонит брюшную хворь, а при добавлении в соленья дает терпкий незабываемый вкус и тонкий аромат только что скошенного клевера.

В импровизированном цеху уже вовсю кипела работа. Возле стены приличной горкой навалены крупные лисички. Все сборщицы уже вернулись и сидели на перевернутых ведрах, разрезая наполовину и тщательно промывая каждый гриб. Павел Андреевич топил березовыми поленьями печь, на которой кипел огромный бак с водой.

Чистые разрезанные грибы опускали партиями в кипяток, варили пятнадцать минут и дуршлагом отбрасывали в большую ванну с чистой водой, где лисички вымачивались два дня. Воду меняли утром и вечером. Затем грибы укладывали в бочку ровными слоями, пересыпали крупной солью, прокладывали специями. Использовали смородиновый лист, лист хрена, немного молотой гвоздики и эстрагона. Обязательно сыпали пригоршню заветной травы от бабы Маланьи. Добавляли немного свежайшей родниковой воды, для чего приходилось углубляться на полкилометра в лес, немного уксуса. Сверху клали гнет – тяжеленный камень. Работы было немало.

Сергей с Виктором целыми днями таскали воду, кололи дрова. Василий с бригадой, с раннего утра уходил в лес, принося до обеда огромное количество грибов. После обеда все дружно мыли, чистили лисички. Лилипут топил печь, отваривал продукт. Мужики подготавливали тару. Собрали тридцать первоклассных бочек, выскоблив со всех сторон до белизны. Наталья кормила и готовила на всю артель. Председатель осуществлял общее руководство. Через неделю кропотливой работы уже готовыми стояли три пузатые бочки. Для полной готовности должно было пройти не менее полутора месяцев, поэтому на каждой бочке в обязательном порядке выжигалось раскаленными клещами клеймо-дата.

Длинными, летними вечерами заниматься было нечем. Старые Плывуны принимали лишь два телевизионных канала, и то с сильными помехами. Местные жители все свободное время тратили на подсобное хозяйство, пасли и ухаживали за домашней скотиной, заготавливали сено на зиму. Целыми днями трудились на огородах, выращивая и обрабатывая овощи и картофель. Вите было скучно, хотя немного и помогал бабке Маланье наводить порядок в усадьбе. Сидел со стариками на завалинках, слушая воспоминания о прошлой жизни и обсуждая всякие политические события и безостановочные новости, обильно льющиеся с телеэкрана и радиоэфира. Курил крепчайший табак-самосад, которым его щедро угощали селяне.

После собирались тесной компанией у Натальи, и под стопку-другую жгучего самогона, резались в карты, закусывая разносолами и рассказывая друг другу всякие побасенки и небылицы. Хозяйка сидела подле Малыша, не спуская восторженных глаз с часто проигрывающего любвеобильного постояльца. Она все не могла нарадоваться негаданному счастью, понимая всю скоротечность момента. Еще более похорошела, расцвела, распустилась как чудесная лесная фиалка, как благоухающая хризантема сияла светлым ореолом, окружая любезного ухажера беззаветной лаской и бесконечной заботой. Как только за окном зажигались первые звезды, Наталья крепко обнимала кавалера и горячо шептала ему что-то. Энергичный селадон делал вид, будто занят игрой, но, как правило, доиграв партию, хватал обольстительницу на руки, и чуть покружив по избе, уносил до утра в спальню. Признавался, что такой горячей, искренней и преданной женщины никогда не встречал в своей жизни.

Остальные игроки до ночи сидели за столом, играя в покер или шестьдесят шесть. Ставки были небольшими, и хитрый карлик Павел Андреевич обычно снимал банк. Сгребал короткими пальцами мелочь и предлагал удвоить разыгрываемую сумму. Все это быстро надоедало.

Учитель-звездочет, в ночь, уезжал куда-то на своем мотоцикле и возвращался только к рассвету. Он показывал гостям свою астрономическую обсерваторию. Витя, Василий, Малыш, часами сидели и слушали фантастические предположения о скором инопланетном пришествии. Долго смотрели в двадцатичетырехкратный телескоп, наблюдая множество не видимых простому глазу звезд и далеких галактик. Где-то на невообразимой высоте вспыхивали светящиеся хвосты метеоров и огненные трассеры астероидов, сгорающих в верхних слоях атмосферы. Часто были видны крупные зеленоватые блики от двигающихся по своим орбитам космических спутников. Дымка рассказывал как совсем недавно, проводя мониторинг ночного неба, он узрел еле заметно двигающуюся со стороны созвездия Гончих Псов крошечную, горящую необычным красно-фиолетовым светом, точку. За трое суток она сдвинулась совсем на небольшое расстояние. Потом резко начала увеличиваться в размерах, входя в границы Солнечной системы. На пятую ночь астроном увидел, что это крупная хвостатая комета, стремительно приближающаяся к Земле. При входе в атмосферу она превратилась в огненный шар о шести лучах. Дмитрий Сергеевич понял тогда, что это никакая не комета, а заходящий на посадку инопланетный корабль. В телескоп уже невозможно было смотреть на ослепительное сияние, и он выбежал на улицу.

Хутор спал, погруженный в ночь, тишина поглотила все вокруг. Высоко в черном небе, в серебристом мерцании, ниспадающем из туманных высот, разгоралось приближающееся искрящимся бенгальским огнем, ярчайшее, блистающее свечение. Дымка отчетливо видел, как раскаленный добела неопознанный летающий объект, оставляя за собой вытянувшийся шипящий след, опускается прямо на хутор, озаряя мертвенным голубоватым светом все вокруг до самого горизонта. Все происходило очень быстро, в полнейшем безмолвии. Вдруг раздался негромкий хлопок, и объект разлетелся на множество мелких сверкающих осколков, горячими брызгами, осыпавшими окрестные леса. Один, самый крупный, упал недалеко от села, и учитель видел, как за окоемом темного леса поднимается тонкая струйка желтого дыма.

Он вскочил на свой мотоцикл и помчался на поиски. Долго пробирался, петлял лесными тропами. Наконец, на вершине небольшого холма поросшего редким кустарником и елками, увидел проблески затухающего пожара. С рассветом, уфолог поднялся на вершину и обследовал дымящееся пепелище, но ничего интересного не обнаружил. Видимо, осколок инопланетного корабля ушел глубоко в землю. Никто из селян ничего не видел и не слышал в ту ночь.

А Дымка несколько раз замечал в небе над местом падения четыре огненных шара, идущих уступом со стороны востока на большой высоте и тонкими светящимися лучами ощупывающих земную поверхность. Казалось, будто они ищут следы разбившегося космолета и никак не могут обнаружить место катастрофы. Школьный учитель решил своими силами помочь инопланетному разуму. И вот уже вторую неделю, он каждый день отправляется к месту крушения и зажигает костры в форме устремившейся стрелы, указывающей прямо на холм. В том, что в нескольких километрах от земли взорвался по неизвестной причине корабль пришельцев, он нисколько не сомневался.

В глубокую, до сих пор еще не остывшую воронку он опустил металлическую капсулу с посланием к неземным цивилизациям на русском, английском и немецком языках, и схему расположения в нашей Галактике Млечного Пути, с подробным описанием всех ближайших созвездий и координат Земли и Солнца. Одновременно, астроном отметил подозрительную активность солнечной плазмы и связанное с этим явлением существенное усиление магнитных бурь, которое зафиксировали приборы в его обсерватории.

Никто ему не верил, но слушать было интересно. Рассказы об искривлении пространства, «черной материи», из которой якобы состоит вселенная, о непостижимых «червоточинах», ведущих в места находящиеся вне нашей вселенной, о «черных дырах», являющихся мостами между мирами, звучали весьма убедительно. Чувствовалась теоретическая подготовка по астрофизике. Еще учитель доказывал, что именно на Алтайской геомагнитной плите, в пределах которой и стоят Старые Плывуны, находится один из основных центров земной силы. Энергетическая воронка, которая и засасывает из космоса астероиды, метеориты, проносящиеся мимо кометы и прочую звездную пыль. И пришельцы обязательно высадятся где-то в этом регионе, ибо магнитные поля здесь имеют форму выпуклого пластероида, что очень облегчает задачу пилотирования и посадки. А разбившийся корабль, скорее всего, был сбит боевым лазером с американского спутника. По радио Дымка слышал, как совсем недавно такая новейшая система была выведена на стационарную орбиту в рамках осуществления американцами программы противоракетной космической обороны, этакого контролируемого зонтика, способного противостоять ядерной угрозе любого государства. Чем это кончится неизвестно, но мы, люди доброй воли, должны показать инопланетному разуму, что у нас мирные намерения, и что мы готовы к сотрудничеству с посланниками Вселенной.

Виктор с Василием от скуки часто ездили с учителем жечь костры и подавать сигналы пришельцам. Делать было все равно нечего. Так, за увлекательными разговорами и любопытными спорами незаметно пролетала ночь. На рассвете, затушив угли, возвращались на хутор.

Стояла самая середина жаркого сухого августа. Летний зной раскалял звенящий, насыщенный густыми ароматами, воздух нагретого солнечным светом леса. Струящиеся запахи созревших лесных ягод, цветущих растений, источающих смоляной дух хвойных деревьев, наполняли все вокруг атмосферой восторженности и умиротворения. Не успевающая остыть за короткую ночь земля, укрытая пестрым ковром высоких трав, блаженно исходила серебристой росой, таинственно блестевшей в бледно-желтых лучах лунного света.

Сонный покой разрывал треск мотора, оглушительный в тишине спящего леса. Мотоцикл пробирался по узкой тропе, гремя коляской и прыгая колесами по корневищам высоких деревьев, протянувших близко под землей свои длинные лапы. Одинокий луч света метался по тесно стоящим стволам, выхватывая из тьмы лишь небольшой участок дороги. За рулем, в синем гермошлеме и длинных мотоциклетных перчатках-крагах, будто опытный наездник на горячившемся скакуне, восседал Дымка. В люльке, в позе впередсмотрящего, находился Василий, а позади водителя на жестком сиденье примостился Виктор.

Они возвращались на хутор, успев подать сигнал гуманоидам. Сегодня снова появились яркие крутящиеся шары, и показалось, что они все-таки заметили огненную стрелу. Покружились недолго над холмом и будто растаяли. Учитель ликовал, радуясь, что его система сработала.

Уже подъезжая к Старым Плывунам увидели, как взметающиеся высоко вверх колеблющиеся языки пламени охватывают чью-то избу, освещая мерцающим огненным заревом все вокруг. Резко прибавили скорость и, оставляя за собой серый пыльный шлейф, быстро помчались на хутор.

 

Сергей с Натальей крепко спали, утомленные долгими бурными ласками, не видя прыгающих по темным стеклам кроваво-красных, зловеще мигающих  сполохов. По улице метались неодетые люди, встревожено крича что-то друг другу и громко звеня пустыми ведрами. В окно сильно застучали:

- Вставайте! Пожар!.. Пожар!..

Малыш вскочил первым, кинулся к растворенному окну. Совсем рядом горел дом бухгалтера Павла Андреевича. Чуть сбоку разгоралась крыша коровника, и несколько сельчан распахнув настежь ворота, в спешке спасали, уводя подальше, домашнюю скотину. Наталья молча, с испуганными расширившимися глазами, быстро одевалась. Он бросился в сени, на бегу надевая пирамиды и впрыгивая в кирзовые сапоги сорок восьмого размера. Торопливо накинув на плечи джинсовую куртку, выбежал на двор.

Изба карлика полыхала гудящей стеной пламени. Горели чердак и крыша. Куски шифера взрывались, разлетаясь вокруг дымящимися осколками. Уже занимались багровым тлением стены, и жители, набирая из колодца воду, в отчаянии поливали раскаленные бревна. Входная дверь была заперта, из-под узких щелей валил светлый, растекающийся веером плотный дым. Подъехал мотоцикл, из него выскочили и заметались, не зная за что хвататься, ночные гуляки. Председатель, громко крича и ругаясь во весь голос, выстроил людей в цепочку. Начали быстро передавать полные ведра от колодца. Кто-то крикнул:

- А хозяин-то где?..

Сильно заголосили женщины, истошно рыдая и ужасаясь страшной догадке. Лилипут вместе с семьей не успел выбраться и находился в охваченном огнем доме. Было понятно, что уже невозможно остановить бушующую стихию. К дому нельзя было подойти из-за нестерпимого жара. Все понимали тщетность усилий и в растерянности продолжали плескать из ведер, видя как вода, попав на раскаленные бревна, тут же исчезает, превращаясь в пар.

Остановив взгляд на брошенном мотоцикле, в лице Малыша вдруг мелькнула безумная рискованная идея.

- Лей! – не медля ни секунды, что есть силы, заорал он и, выхватив ведро, опрокинул на себя.

 – Лей! – кричал стоявшим, не сразу понимающим хуторянам. Но подчинились громовому голосу и облили всего студеной водой. Серега подбежал к мотоциклу, схватил висящий на руле гермошлем, быстро надел на голову. Натянул длинные, с широкими обшлагами кожаные краги. Опустил, будто рыцарское забрало, стекло на шлеме. И бросился к пылающему дому.

Чудовищной силы ударом вышиб входную дверь и весь скрылся в клубах едкого дыма, густо повалившего из разбитого проема. Чуть рассеялось внизу, и все увидели лежащего у самого порога Павла Андреевича. Сергей тут же подхватил его на руки и бегом вынес на безопасное место.

- Лей! – кричал из-под стекла. На него вылили два ведра, и он сразу помчался в трещавший, готовый вот-вот рассыпаться дом. Навстречу ему огромными скачками из горящего дверного проема, выпрыгнула большая черная кошка, сжимающая в зубах жалобно пищащего, совсем крошечного, слепого еще, котенка. Бросила под забор и кинулась обратно. Но не в силах из-за обжигающего жара приблизиться, страшно звала, мяукала и визжала, высматривая оставшихся в объятом со всех сторон огнем доме, всего лишь неделю назад родившихся котят.

Малыш ворвался в горницу и сразу увидел лежащих на кровати трех маленьких гномов и златовласую миниатюрную женщину, находящихся без сознания. Казалось, они мирно спали, не подозревая об опасности. Балки опасно трещали, с потолка сыпались горящие куски дранки, вверху все было наполнено густым смрадным дымом. Невозможно было стоять. Он опустился на колени и быстро поволок за собой, ползя на четвереньках скрежещущую по парящему деревянному полу, металлическую кровать. Взгляд случайно упал на лежащую рядом подстилку со сбившимися в шевелящийся комок, громко мяукавшими котятами. Вокруг них уже бушевало пламя.

Добравшись до выхода, схватив вместе с дымящимся матрасом всех четверых лилипутов, на шатающихся ногах, угоревший, вынес подальше и мягко опустил на землю. Подбежавшие люди обливали их водой, хлопали по щекам. Сергей стоял с кружащейся головой, вокруг все раскачивалось и плыло перед глазами. Подлетела Наталья, выхватила полное ведро, опрокинула на прогоревшую тлеющую одежду, стянула обуглившийся шлем, обняла, прижалась крепко. Гигант стоял на подгибающихся ногах, ощущая во рту горький вкус едкого, чадного дыма, глубоко проникшего внутрь. Мозг плохо соображал, хотелось упасть на землю и долго лежать без движения. Остановившимся взглядом, в оцепенении смотрел, как огненные языки пожирают крышу, как полыхает уже весь объятый пламенем дом.

Вдруг что-то сверкнуло блеснувшей ослепительной точкой, мысль, будто молния, взорвалась в закипающей голове.

- Лей! – заорал он подбежавшему мужику. – Лей! – напугал второго, отстраняя, отрывая от себя взволнованную Наталью. Мужики плеснули на мокрого до нитки спасателя полные ведра, окатили ледяной водой широкую спину. Малыш натянул обратно шлем, наглухо опустив стекло, и кинулся в разваливающуюся на глазах избу.

- Нет!.. – умоляюще закричала Наталья, в смертельном предчувствии протягивая вслед руки.

– Сережа-а… Нет!.. Вернись… - забегала, заметалась вместе с обезумевшей кошкой, возле пожирающего все беспощадного пожарища.

Серега скрылся в лижущих сухую древесину красно-голубых высоких языках пламени. Дом пронзительно затрещал, угрожающе прогибаясь. Кровля, обрушаясь, горящими кусками проваливалась вниз, пылающие стены, сильно качаясь, начали заваливаться набок. Народ страшно закричал истошным воем, заголосил жалобными стонами, запричитал предчувствием неотвратимой беды. Наталья обреченно упала на колени и с тяжелым мучительным криком в безысходном отчаянии закрыла лицо руками.

На пороге внезапно возникла высокая фигура в обожженном мотоциклетном шлеме, имеющая вместо лица закопченное дочерна стекло. Руки в огромных перчатках осторожно прижимали к груди пищавший тонкими голосами, шевелящийся комочек. Спустя мгновение дом окончательно рухнул, обрушаясь с оглушительным грохотом, окутываясь непроницаемым туманом горячей пыли и разбрасывая далеко вокруг сверкающие брызги искрящейся золы. Пылающая потолочная балка скользнула по шлему, всей тяжестью ударила в спину и, разлетевшись облаком искр, рассыпалась на багряные тлеющие уголья. Малыш сделал по инерции несколько широких шагов, уходя прочь от невыносимого жара, и весь дымящийся, грузный, большой, повалился в беспамятстве как подкошенный, запнувшись подогнувшимися обессиленными ногами. Маленькие черные котята, слепо тычась во все стороны, робко вылезали из-под поверженного спасителя, и тут же в страхе заползали обратно. Вокруг носилась ошалевшая кошка и, выхватывая по одному, крепко зажав в зубах, стремительно уносила детенышей.

Подскочила перепуганная Наталья. Обжигаясь, с трудом стащила с него горячий шлем и, поспешно схватив руками стриженую голову, заливаясь безудержными слезами, торопливо всхлипывая и причитая, неистово целовала и тут же, пытаясь привести в чувство, что есть силы, хлестала по небритым, измазанным сажей щекам бездыханного, находящегося в глубоком забытьи возлюбленного.

 

                                * * * * *

По всем телевизионным каналам нескончаемо транслировался легендарный балет «Лебединое озеро». Его показывали всегда, когда в стране происходили какие-то важные события. Каждый час прерывался выпуском новостей. Из Кремля передавали заявления только что созданного Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению. Высокопоставленные консервативные чиновники из правительства и Коммунистической партии беспрерывно заседали, пытаясь донести до советского народа всю гибельность выбранного Президентом курса. Сообщалось, что начатая перестройка потерпела крах, что воспользовавшись предоставленными свободами, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой. Отстранили от выполнения своих обязанностей и изолировали Верховного Главнокомандующего, ввели несколько танковых дивизий в волнующуюся столицу. На случай вооруженного мятежа приведены в боевую готовность внутренние войска по всей стране. Силовые структуры должны были поддерживать режим чрезвычайного положения. Вице-президент, министр обороны, председатель КГБ СССР и еще несколько партийных деятелей, искренне желали повернуть время вспять и возродить былое могущество великой империи. Введением жестких мер и военного положения обуздать недовольное, совершенно распоясавшееся от гласности население, свернуть предательскую программу ядерного разоружения, навести строгий порядок внутри страны и доказать Западу неуязвимость социалистического строя.

Сотнями тысяч, а может уже и миллионами, уезжали бывшие советские граждане на постоянное место жительства за рубеж. Хотя бы ради детей, для внуков, обеспечить им светлое будущее, а не это прозябание в «тюрьме народов», где наступал элементарный голод. Никто не верил, что когда-нибудь сможет вернуться назад за железный занавес. Навсегда прощались с родителями, родственниками, уезжая в неизвестность, оставляя здесь свою молодость, здоровье, несбывшиеся мечты, и будто легкокрылые бабочки летели к дивному, обещающему все блага мира, сияющему свету свободы и независимости, здравого смысла и совести, к возможностям перспективы, роста, материального благополучия, наконец.

Как крысы с тонущего корабля бежали офицеры спецслужб и генералы внешней разведки. Секретные агенты переходили на другую сторону ни о чем не жалея и устраивая свое благосостояние продажей государственных тайн. Соединенные Штаты сокращали ядерные боеголовки вместе с Советским Союзом, но одновременно вводили в действие грандиозную программу противоракетной обороны. Запускались десятки космических спутников слежения, и благодаря новейшей навигационной системе GPS, все участки земной поверхности были под неусыпным контролем сверхбдительной техники. В Пентагоне в любое время дня и ночи знали, что творится в самых отдаленных местах планеты, наблюдая через сильную оптику, тщательно изучая и анализируя фотоснимки.

Некоторые спутники были оснащены боевыми лазерами, способными, в случае необходимости, выводить из строя электронное оборудование и системы наведения стоящих в стационарных шахтах советских межконтинентальных баллистических ракет дальнего радиуса действия, и тем самым устранять внезапную угрозу превентивного ядерного удара. Центральное разведывательное управление, благодаря перебежчикам – офицерам ГРУ, знало координаты многих сверхсекретных ракетных частей, рассыпанных по всей территории Союза. Их постоянно держали под прицелом. Но оставшиеся не рассекреченными месторасположения еще немалого количества ракетных точек, тщательно охранялись и держались в особом секрете. Были еще скрытные расчеты, передвигающиеся на железнодорожных платформах под видом мирных вагонов-рефрижераторов, а также мощные автомобильные поезда. Но они представляли опасность в основном для военных баз НАТО в Европе и на Ближнем Востоке.

Стационарные же шахты с ракетами «Воевода» и «Сатана», предназначались и были нацелены для удара по крупным городам и промышленным центрам Америки, и несли основную угрозу для США.

 

Антанас сидел в кабинете Степана Салоеда и с интересом смотрел последние новости по телевизору. Вошел секретчик, и передал командиру шифрограмму из Генерального штаба. Полковник прочел приказ, насупил густые брови. В предписании говорилось о прибытии завтрашним утром группы специального назначения ГРУ, под командой капитана Чижова. Предлагалось обеспечить полную поддержку и выделить в распоряжение группы любую требующуюся технику. После выполнения боевого задания отправить обратно и доложить Главкому Военно-Воздушных сил. Отряд выполняет приказ министра обороны.

- Понятно… - с неприязнью протянул Салоед.

- Что там? – отозвался бывший полковник Закарявичюс.

- А-а, – махнул рукой командир. – Будем выполнять приказ путчистов…

Следующим утром встречали военный транспорт из Подмосковной базы подготовки спецназа. Вооруженная группа из десяти человек сошла по трапу самолета, построилась на аэродроме. Высокий капитан доложил о прибытии. Сказал, что нужен вертолет. Время выполнения задания – сутки. Вылет через два часа по секретному маршруту.

Полковник отрядил в его распоряжение одного из своих лучших пилотов. Предоставил боевую винтокрылую машину. Ровно в десять часов утра, вертолет оторвался от земли и на огромной скорости взял курс на северо-запад.

 

На вытянутой в длину узкой лесной поляне светились ярким пламенем разложенные в виде огненной стрелы, небольшие костры. Учитель Дымка бегал, подкладывая в огонь хворост и сухие ветки из недалекого бурелома, загодя приготовленные и сваленные в большую кучу. Дядя Вася, Малыш и Виктор лежали вокруг одного из костров, и внимательно всматриваясь в чистое звездное небо, рассказывали друг другу всякие удивительные истории.

Два дня прошло, как сгорел дотла дом бухгалтера Павла Андреевича. Слава Богу, все лилипуты остались живыми. Жена и дети вообще ничего не помнили, угорели во сне, незаметно наглотавшись чадного дыма. Отец-карлик успел проснуться, но сделав несколько шагов к двери, упал без чувств. Если бы не Сергей, погибли, сгорели бы или задохнулись всей семьей. Невозможно описать какую благодарность испытывали к нему эти маленькие, отзывчивые, добрые люди.

Малыш купался в лучах героической славы. Долго не мог прийти в себя. Кое-как Наталья привела его в сознание, чуть не задушив своего любезного постояльца в крепких порывистых объятиях. Следующий день он провел в постели, выпивая лишь чудодейственные отвары, которые ему готовила бабка Маланья. Беспрестанно кружилась от угара голова, во рту стоял дымный привкус, все тело ломило и лихорадило, спина сильно болела от удара упавшей горящей потолочной балки. Всю ночь глубоко спал, а наутро ощутил существенное улучшение самочувствия. Проснулся аппетит, и появилось желание двигаться. Но строгая целительница не велела пока подниматься, лишь к ночи он умолил ее разрешить отправиться с Дымкой и подышать свежим лесным воздухом.

Тишина спящих деревьев и трав действовали умиротворяюще. На свет костра прилетали тучи мошкары и таежного гнуса и легким вихрем кружили вокруг пляшущих языков пламени. Вокруг стояла плотная густая тьма. Мерцающие отблески озаряли неверным светом погруженные во мрак невысокие кустарники, таинственно, будто притаившиеся вурдалаки, стоящие в безмолвии и чутко стерегущие хрупкий покой спящего леса. Ласковая ночная прохлада опустилась на истомленную дневным зноем землю. Стрекотание сверчков и далекие, редкие крики неведомых ночных птиц, разбавляли безупречную идиллию отдыхающей природы. В черном небе стоял узкий серп лунного полумесяца, окруженный серебристым ореолом туманного свечения. Россыпи далеких созвездий терялись в невообразимой дали, еле заметно перемигиваясь друг с другом зеленоватым сиянием и медленно сдвигаясь в восточном направлении. Иногда, где-то в плотных слоях стратосферы, проскакивали тонкими искрящимися росчерками, в одно мгновение сгорающие метеориты, оставляя за собой дымящиеся в вышине длинные, тут же исчезающие хвосты. Явственно ощущалось необычное чувство величественности и бесконечности окружающего мироздания, понимание бренности перед Вечностью, Природой и Космосом, невероятной величины галактических расстояний, измеряемых миллионами световых лет. Было страшно представить, что мы одни во Вселенной, поневоле хотелось верить в присутствие на далеких планетах тождественной нам, но все же, более разумной инопланетной цивилизации.

Уфолог горячо уверял парней в скором контакте с пришельцами, с нетерпением ожидая повторного появления огненных шаров и уповая на миролюбие и бесстрашие проницательных гуманоидов. Его слушали рассеянно, сомневаясь в правдоподобности существования инопланетян. Высоко вверху уже слегка начинали белеть небеса. Внизу же тьма еще более сгущалась. Вязкий мрак непроглядной стеной опоясывал тлеющие угли костров. Воздух заметно похолодел, и высокая трава покрылась мельчайшими, невесомыми каплями сверкающей росы, искрами переливающейся в слабом лунном свете. Показалось, будто стоящие вокруг кустарники придвинулись, окружили загадочными тенями, затаились в беспросветной тьме. Какое-то напряжение, тревожное предчувствие неожиданно повисло в воздухе, что-то давило, угнетало, атмосфера безысходности и непонятного страха разливалась вокруг.

Малыш привстал на локте, пошевелил палкой затухающий костер…

- Лежать! Всем лежать!.. – яростная команда раздалась вместе с оглушительным грохотом множества автоматных очередей. Из-за кустов стремительно выскочили черные призраки и сразу сшибли на землю ничего не понимающих, вскочивших было в панике на ноги, незадачливых контактеров с инопланетным разумом. Заломили за спину руки, защелкнули наручники, заткнули рты плотными кляпами.

Жуткий грохот разорвал ночную тишину – это совсем рядом опускался вертолет, вмиг разметавший уже чуть теплящиеся слабым огнем костры. Несколько бойцов кинулись затаптывать краснеющие малиновым отсветом головешки, размалывая их тяжелыми бутсами в золу. Остальные, подхватив скованных Василия, Дымку, Виктора и Малыша, в мгновение ока погрузились в вертолет, и тяжелая боевая машина, натужно ревя на предельных оборотах, сразу оторвалась от земли и, держась чуть выше верхушек темного леса, быстро набирая скорость, устремилась к светлеющему вдали горизонту.

 

                                 * * * * *

 Они лежали вниз лицом на тонко вибрировавшем тряском железном полу, не имея возможности пошевелиться и уже не чувствуя заведенных за спину обездвиженных, затекших рук. Из-за плотного кляпа было трудно дышать, колотящееся сердце билось бешеными толчками, готовое вот-вот разорваться. Но помаленьку приходили в себя от неожиданного шока. Незаметно скосив взгляд, осматривались. Прямо перед глазами, совсем близко, стояли тяжелые, на литой толстой подошве, шнурованные ботинки сидящих на металлических сиденьях-скамьях крепких, рослых парней, одетых в зеленый камуфляж и бронежилеты. В руках они держали короткие автоматы, рядом стояли военные аттестаты и подсумки с запасными магазинами.

Сергей чуть пошевелился и тут же получил увесистый удар бутсой под ребра.

- Лежать! – склонившийся боец нанес еще несколько болезненных ударов. – Тихо сказал!..

Малыш крутился от боли, дергаясь и сотрясаясь большим телом.

- Полегче, военный!.. – ухитрился выплюнуть кляп.

- Что?.. – рассвирепел спецназовец. – Молчать! – грубо ткнул массивным ботинком прямо в лицо, разбив губы в кровь.

Серега выплюнул выбитый зуб вместе с алой густой кровью прямо на ненавистный ботинок.

 - Сука!.. – прошамкал разбитым ртом, с ожесточением глядя в наполненные беспричинной злобой глаза обидчика.

- Что сказал? – боец вскочил на ноги.

- Чмель, оставь его, – раздались со всех сторон голоса.

- Лейтенант Чмелев! Сядь на место! Здесь тебе не Афган! – голос командира гремел, перекрикивая оглушительный гул вертолетного двигателя.

- Сволочь! – бешено вращал зрачками лейтенант. С силой пнул скованного Малыша в живот. – Всем лежать! Касается всех! – разъяренный, подходил к каждому.

- И тебя!.. – И тебя!.. – И тебя!.. – и все бил ногами пленников по ребрам.

- Лейтенант! Успокойся, сказал! – командир решительно подскочил к обезумевшему от гнева бойцу. – На место! Сядь!

- Все капитан… - Чмель устало опустился на сиденье. – Сволочь! - последний раз пнул тяжелой бутсой Малыша.

 

Полковник Салоед встречал прибывающий борт. Вертолет мягко коснулся бетонного покрытия, заглушил ревущие двигатели.

Из открытой двери выскакивали спецназовцы, вытаскивая из дверного проема задержанных, с трудом передвигающих негнущиеся ноги. Брали с двух сторон под руки и бегом тащили к казармам. Степан с удивлением узнавал в пленниках своих знакомых грибников-заготовителей. Подошел капитан, доложил о выполнении боевого задания. Салоед слушал рапорт, и внутри прохладной волной разливалось неприязненное чувство. Но он не подал вида.

- Задержанных на гауптвахту, – распорядился, обращаясь к дежурному по части.

- Что они там натворили? – командир полка с недоверием смотрел на капитана.

- Извините товарищ полковник… Приказ!..

- Вы не ошиблись?

- Никак нет!

       - Понятно. Через час жду Вас в своем кабинете, – командир козырнул небрежно и быстро пошел прочь.

Надо было что-то предпринимать. Обилие новостей совершенно сбивало с толку. Государственный переворот, миллионные митинги по всей стране, неопределенное положение армии и флота, нерешительность высшего руководства – все это ставило командира полка в патовое положение. Лучшим решением было бы, не торопя события выждать, чем все кончиться. Но привезли людей Антанаса, явно, ни в чем не виноватых, и по какому-то дикому недоразумению обративших на себя внимание разведки Генерального штаба.

Он ворвался в помещение гауптвахты. Подскочил с докладом начальник караула.

- Проводите к задержанным!

- Товарищ полковник… - офицер просительным голосом пытался что-то объяснить.

- Что? – нахмурил брови командир. – Выполнять! – и старший лейтенант бросился открывать камеру.

- Закройте дверь! – рявкнул полковник, входя в мрачное зарешеченное помещение, озаряемое лишь тусклым светом мутного фонаря.

- Что случилось? – он смотрел на окровавленного Малыша. Тот кивнул в сторону Дымки.

Степан вытащил кляп и учитель, захлебываясь словами, торопливо перескакивая с одного события на другое, с жаром и обидой рассказывал всю историю их неудавшегося контакта с инопланетной цивилизацией. Полковник слушал сначала недоверчиво, потом внимательней, а под конец расхохотался так, что задрожали стены.

Вошел начальник караула.

- Значит так! – командир принял решение. - Караул в ружье! Пойдете со мной. Вызвать дежурного по полку!

- Есть! – офицер умчался выполнять приказание.

Салоед вышел и широким шагом двинулся к зданию штаба. Подбежал дежурный.

- Где бойцы?

- Чистят оружие, – доложил майор.

- Капитан Чижов?

- В канцелярии. Пишет рапорт и радиодонесение для шифровки.

- Идете со мной! Приготовить оружие! – голос командира гремел решительными аккордами. – Готовность номер один!

Поднялись на второй этаж, вошли всем скопом в комнату. Чижов поднялся из-за стола, удивленно глядя на вошедших.

- Вы арестованы капитан! – полковник твердо глядел в глаза. – Сдать оружие! Документы на стол!

- Что случилось? - спецназовец с недоумением смотрел в наведенные на него стволы автоматов и взведенные пистолеты начальника караула и дежурного майора.

- Вы обвиняетесь в пособничестве изменникам, устроившим государственный переворот! Министр обороны и все участники ГКЧП арестованы!

- Сдать оружие! – еще раз повторил командир.

Капитан расстегнул кобуру, медленно положил пистолет на стол. Достал из нагрудного кармана военный билет и командировочное предписание. Устало сел на стул, обхватил голову руками. Дежурный забрал оружие и документы.

- Всем выйти! Ждать за дверью! – распорядился полковник. Все вышли, прикрыв плотно дверь.

- Рассказывай капитан! Говори, если хочешь избежать трибунала!

- Но товарищ командир… - Чижов умоляюще смотрел в жесткое лицо Салоеда.

- Я знаю этих людей! И знаю, чем они там занимались! Вы там, в Генштабе все напутали, а тебя капитан просто ввели в заблуждение! Нашли тоже диверсантов! Обвальщики с мясокомбината, и сумасшедший, помешанный на инопланетянах школьный учитель. Шпионы? Выкладывай, иначе я тебе гарантирую срок за измену Родине.

Капитан сидел, низко опустив голову. Разные мысли веером метались в утомленном тяжелыми сутками мозгу. Наконец решился, рассказал, что ему было известно.

Оказалось, советский разведывательный спутник засек огненную стрелу, разложенную из костров. Аналитики и фотодешифровщики ГРУ определили -  острие стрелы точно указывает на находящийся в восемнадцати километрах секретный ракетный расчет с несколькими шахтными пусковыми установками, в которых находятся межконтинентальные баллистические ракеты Р-36М «Сатана». Не было сомнений, что диверсанты, таким образом, дают сигналы американским спутникам слежения о координатах и месторасположении стратегической ракетной точки. Было принято решение о захвате шпионов, подписанное лично министром обороны.

- Все ясно! – командир поднялся на ноги. – Сидите здесь до моего прихода – полковник вышел.

Возле двери остались стоять два автоматчика и начальник караула.

- Отвечаете головой! – пригрозил командир.

Из здания гауптвахты гуськом, растирая затекшие руки, выходили освобожденные - Виктор, Малыш, дядя Вася и Дымка. Замыкал шествие командир полка. Они шли неровным строем на летное поле. Уже наступило раннее утро. Солнце еще не взошло, но было совсем светло. Казармы отсвечивали темными сонными окнами. Личный состав спал, лишь со стороны аэродрома раздавался приглушенный расстоянием рев прогреваемых авиационных двигателей. Пустынные асфальтовые дорожки и растущие по обочинам кустарники влажно блестели утренней росой.

В курилке, обступив высокую красную бочку наполненную песком, шутя и улыбаясь, стояли бойцы спецназа, закончившие чистку оружия и, приведя себя в порядок, умывшись и освежившись, спокойно курили, дожидаясь своего командира. Через плечо висели разряженные, без магазинов, короткие автоматы. Все с удивлением смотрели, как приближаются освобожденные пленники. Никто ничего не понимал.

- Подожди-ка Степан Сергеевич! – Малыш круто повернул, направляясь прямо к курильщикам. Витя направился за ним. Следом шел, прихрамывая, сверкая разбитыми очками Василий. Полковник Салоед остановился, с интересом наблюдая за происходящим.

- Здорово Чмель! – Сергей приближался навстречу оторопевшему лейтенанту, улыбаясь разбитыми окровавленными губами и щербатым ртом.

- Здор… - не успел закончить фразу боец.

Скрытный, почти без замаха, чудовищной силы удар, в который была вложена вся мощь и огромная масса восьмипудового тренированного тела, чуть приподнял и далеко отбросил недальновидного бойца. Он упал, грузно ударившись об асфальт, и затих, потеряв сознание. Стоящий рядом старший сержант стремительно бросился на выручку товарищу. Но Виктор ждал этого движения. Что есть силы, пробил справа, целясь сопернику в грудь. Тот, уворачиваясь и думая, что удар придется в лицо, чуть присел на пружинящих ногах, как их учили инструктора рукопашного боя. И напоролся на страшный апперкот, пришедшийся прямо по адамову яблоку. Кадык громко хрустнул, и рухнувший боец, схватившись обеими руками за горло, сдавленно хрипел, катаясь в исступлении по земле.

- Кто-нибудь еще хочет? – Виктор в гневе сжимал кулаки.

Спецназовцы смотрели на корчившегося внизу товарища и подавленно молчали.

Никто не обратил внимания, как Василий тихонько подошел к очнувшемуся, стоящему на четвереньках и мотающему во все стороны головой лейтенанту Чмелеву. У него было сильное сотрясение мозга и закрытый перелом челюсти. Кровь жидкой струйкой стекала с разбитого подбородка и опускалась в густую пыль. Дядя Вася подобрал отлетевший автомат. Снял с бойца подсумок с боеприпасами, вытащил полный боевыми патронами магазин. Вставил в автомат, неторопливо передернул затвор, снял предохранитель с одиночного огня…

Выпрямился и, направив на оцепеневших бойцов ствол, от бедра, напоминая собой рассерженного гитлеровского полицая, выпустил поверх голов изумленных спецназовцев короткую очередь. Бойцы упали как подкошенные, в отчаянии закрывая головы руками.

- Всем лежать! – заорал Василий, поливая раскаленным свинцом. Пули рикошетили об кирпичную стену и воя, на излете, отскакивали в разные стороны. Куски красного кирпича дождем сыпались на лежащих, покрывая все вокруг мельчайшей розовой пылью. Грохочущий автомат быстро захлебнулся, магазин опустел.

- Спецназ ГРУ!.. – презрительно произнес хладнокровный ветеран и швырнул дымящееся оружие в бочку с окурками.

Обвальщики, дружно обняли друг друга за плечи и, повернувшись, вразвалку, неторопливо побрели прочь от поверженного противника.

Полковник за все время не проронил ни слова, продемонстрировав железную выдержку. Со всех сторон неслись разбуженные выстрелами солдаты и офицеры-летчики.

- Слушать мою команду! – грянул рассвирепевший вдруг командир.

- Группа спецназа немедленно выдвигается к самолету! Через двадцать минут – вылет!

– Выполнять! – бросил дежурному по части. Тот уже строил обескураженных бойцов.

Полковник поднялся к встревоженному капитану Чижову.

- Все капитан! Вот твои документы и оружие. И чтобы духа твоего через пять минут здесь не было! Оправдывайся там у себя как хочешь. Но если опасаешься трибунала – лучше молчи! И своим скажи… И это… Там двоим вашим медицинская помощь понадобится…

Через пятнадцать минут военно-транспортный самолет оторвался от земли, унося помятую группу специального назначения, и будто растворившись, скрылся в звенящем хрустальной синевой небе.

Следом поднялся вертолет, взявший знакомый курс на хутор Старые Плывуны.

 

 

                                 * * * * *

К середине октября удалось наполнить тридцать бочек первоклассными солеными лисичками. Помогали собирать все жители хутора, уходя далеко за окрестности деревни. Селяне договорились с олигархом, чтобы вместо положенной им зарплаты, он прислал несколько машин леса для постройки нового дома для Павла Андреевича с семьей. Антанас обеспечил два лесовоза с кедровыми бревнами и машину сухого соснового теса. В знак благодарности премировал каждого из жителей двумя палками так им понравившегося сервелата.

Огромный вертолет забрал все бочки и через несколько дней военный транспорт доставил груз на базу под Гдыней. Перекупщики рассчитались наличными сразу же, и друг-особист, взяв себе процент за посредничество, обратным бортом выслал небольшой саквояж, наполненный американскими долларами.

Степан и Антанас, взяв в долю мэра и губернатора, тут же приступили к организации первого в городе казино, которое и было с торжественной помпой открыто через несколько месяцев. Назвали казино – «Клеопатра».

Олигарх половину своей доли отдал Малышу и Виктору, введя их в состав учредителей.

Полковник Салоед вскоре уволился из армии. Объединив усилия со спортсменами, сколотил приличную бригаду и успешно осваивал игровой, охранный и шоу-бизнес, открывая по всему городу сеть ночных клубов и дорогих ресторанов. Построили платный стрелковый тир и поставили руководителем дядю Васю Буторина - легендарного ветерана.

Малыш три раза в год, на неделю, приезжал в Старые Плывуны, где его встречали как настоящего героя и спасителя. Для Натальи эти визиты были единственной усладой. Вскоре у нее родился крупный темноволосый мальчик, очень похожий лицом на заезжего сатира. Серега разрывался между двумя сыновьями, но видимо все же был очень счастлив, не оставляя впрочем своего увлекательного хобби.

Антанас уехал к себе, на независимую уже теперь родину, и успешно расширял свой бизнес, переводя часть активов в Москву, где ими управлял Петр, все же, после долгих ухаживаний и отчаянных мольб, женившийся на Марине.

Екатерина Карловна блистала художественным талантом на столичных сценах ночных клубов, создавая невиданные по размаху шоу-программы и всюду появляясь со своими подругами-баядерками, без которых не проходил ни один созданный ею музыкальный спектакль.

Ирина часто уезжала в долгие командировки, и Вите все никак не удавалось с ней встретиться. Как-то исподволь, незаметно, она вышла замуж и уехала в другой город.

                                 * * * * *                         

Неудержимый вихрь глобальных перемен играючи опрокинул огромную страну, низвергнул последнюю империю, разбросал оставшиеся осколки по географической карте мира. Появились новые страны, новые президенты, новые народы. Открылись границы, пали запреты, яростный воздух свободы ворвался, словно в закупоренный сосуд, все переворачивая, перемешивая, поднимая одних и опуская других. Принес свежую, омывающую, чистую волну, выметая прочь обломки безумной пропаганды и, очищая напуганные, живущие прошлыми тревогами, смущенные души. Прозрачные, звенящие высокими мечтами, льющиеся с недосягаемых небес хрустальные потоки сильно, быстро, нескончаемо вливались в этот неповторимый, удивительный, волшебный мир, совпадая с вечным биением пульса Вселенной. Это и был ветер…

…ВЕТЕР ВРЕМЕНИ…

 

          Февраль 2012г.

 

 

 

 

 

 

 

Другие произведения автора:

Цветы ненастья

Пост

Серафим