ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 28

    Замена Коледы на следователя молодого, учтивого и , казалось, более объективного поначалу  вселили  в Анастасию надежду на скорое завершение дела и освобождение.
Вадим Сергеевич Котин, среднего роста и сложения брюнет  с карими глазами и спокойным взглядом вёл допрос скорее как радушный хозяин, нежели официальное лицо. На столе у него стоял миниатюрный  самовар, из которого он периодически подливал обоим чаю и придвигал банку варенья Насте со словами "Не стесняйтесь, угощайтесь, мама  варила".
  Он ни словом не обмолвился о Кауфмане, операции и симуляции слепоты, из чего Настя сделала вывод, что следствие осознало глупость  и необоснованность ареста и прежде чем отпустить пытается ласковым обхождением умилостивить её.
  На самом деле, Котину передали подследственную с отсутствием даже намёка на состав преступления, поскольку, по распоряжению  Михаила, возглавлявшего АЕК, из дела срочно изъяли всё касающееся Кауфмана со всеми прилегающими обстоятельствами.
  - Выходит, мы просто так её держим? - с трудом скрывая досаду, произнёс Котин. -  Мне допрашивать её о чём?
- Поговори  по душам, - ответил зам. - А материал скоро подкинем.  Распоряжусь, чтобы интендант выдал тебе варенье, печенье и чай.
  Увидев "подследственную", Котин, к удивлению конвоира Натальи, встал и потребовал у неё ключи от наручников. Сняв оковы с Насти и усадив её на стул, Котин вернулся на своё место.
 - Подождите за дверью, - приказал он конвоиру, и та вышла.
- Как ваше самочувствие? - спросил Котин.
Настя молча смотрела на следователя.
- Поверьте, я искренне сочувствую вам и осуждаю действия Коледы.  Закрыть милую интеллигентную девушку в карцере на двое суток!  И  в нашей системе попадаются подонки, но как видите, мы очищаем свои ряды.  Я надеюсь, по крайней мере, вам оказали достойный уход в лазарете. - Котин выключил засвистевший самовар. -  Мы побеседуем неофициально, откровенно и ... - он чуть было не сказал "по душам", но вдруг запнулся и принялся наливать чай из самовара, - и чайковского погоняем. - Он придвинул чашку Насте и подул на свою.- Есть какие нибудь жалобы?
- Жаловаться мне в общем не на что, - с саркастической улыбкой произнесла Настя. - Разве что не понятно на каком основании меня держат, словно дикого зверя, в клетке и не позволяют свиданий с близкими.
- Да, да, - несколько смутился следователь, - мы скоро в этом разберёмся. Угощайтесь печеньем, вареньем. Парикмахер и маникюрша ходят к вам?
Настя, взглянув на свои ухоженные ногти, сказала:
- Да.
- Питание нормальное?
- Ничего, я здесь стала даже стройнее.
 - Почему отказались от телевизора? - спросил Котин, подливая себе чаю.
- Отчим с детства приучил меня к книгам и вселил недоверие к ширпотребу.
-  Почему же он, - Котин замялся, -  не предостерёг вас от столь пагубного заблуждения относительно лояльности осин?
- Что вы имеете в виду?
- Выступая на презентации книги профессора Белкина, вы сказали что, дескать,
  осины ничем не хуже тополей, и дали понять, что, может, в некотором смысле, даже лучше.
- Такого я не говорила.
-  Вы сказали, что гордитесь вашим отцом, который был из осин, а это косвенно принижает тополей.
-  Я не подразумевала этого, и вообще не понимаю, как гордясь кем то, можно кого либо унизить.
- Ещё более удивительно то, что ваш отчим не приучил вас к исполнению священных обрядов.
 - Он желал, чтобы я сделалась учёным. Либо знания, либо обряды.
- Но вы не пошли ни по той, ни  по этой стезе.
- Я приобрела достаточно знаний, чтобы не жалеть об усилиях отчима.
- Вам не приходило в голову, что Владыка, создавший всё, чем вы пользуетесь, в праве рассчитывать на искреннее, если не благоговение, то хотя бы  почтение?
-  Полагаю, что большинство предметов, которыми я привыкла пользоваться, сделали люди.
- Вы шутите? - тонкие брови Котина взметнулись вверх, на  белом высоком лбу прорезалась морщина, а в глазах обозначилось неподдельное изумление. - Этот стол, стул, одежду, самовар, машины, дома и прочее сделали люди?  Вы когда-нибудь видели человека, который сделал хоть одну из существующих в мире вещей?
- Нет.
- И я нет, - Котин подавился печеньем, прокашлялся, поставил чашку и продолжал с каким то внезапным неистовством: - никогда в жизни я не видел такого человека, и мои друзья, родственники, сослуживцы и знакомые, никто и никогда их не видел. И если все эти вещи есть, а тех, кто их сделал, нет, то зачем мудрствовать и не принять на веру очень простое объяснение, что они созданы Владыкой, как это делают добропорядочные  тополя.
- Я знаю, что большинству по душе упрощённые взгляды на жизнь, - спокойно ответила Анастасия. -  Но я убеждена в том, что  существуют люди, создающие и производящие, которых  я когда нибудь, несмотря на то, что их тщательно скрывают, увижу.
 Следователь пристально посмотрел на девушку и покачал головой: - Я ни сколько не желаю вам зла, и, напротив, очень к вам расположен, но вы говорите такие вещи!  Поскольку  наша беседа носит не официальный характер, я воздержусь давать законный ход делу, но в следующий раз буду вынужден как то отреагировать, и лучше впредь воздержитесь от подобных речей. - Он долил Насте чай и придвинул печенье. - Вы совсем не едите! Угощайтесь!  Это правда , что вы свободно владеете пятью языками?
Настя кивнула.
- Какая удача! - воскликнул с улыбкой следователь. - Мне как раз требуется репетитор для дочери. Ей девять, и в школе она не успевает по Аукосперио; вы ведь его знаете?   Не против, если я буду привозить её на пару часов, скажем, через день, чтобы вы её подтянули.
- Пожалуй, - сказала Анастасия, но лицо её и взгляд  помрачнели.
"Что то не то я сказал, - подумал Котин, с беззаботным видом отправляя ложку варенья в рот. - Э, да она ждёт решение об освобождении, а я вместо этого ей бессрочное репетиторство навешиваю."
"Значит, и этот меня долго мурыжить собирается. Знает про моё выступление на презентации, изучал мою биографию, и стало быть, несмотря на чаёк и вежливость, настроен весьма серьёзно," - подумала Настя и сказала:
- Согласна, но взамен хотела бы получить некоторые поблажки, например, избавить меня от наручников, разрешить пользование телефоном, свидание с отчимом и женихом.
- Совершенно разумно, - кивнул Котин, взглянул на часы и нажал на кнопку.
 В кабинет вошла конвоир.
- Впредь водите её без наручников, - сказал Котин, убирая стальные браслеты в ящик стола. - С этого момента разрешаю пользоваться телефоном. Насчёт свидания решим вопрос позже.  Можете увести!
  Настя в сопровождении Натальи вышла.  Когда они шли по коридору Наталья сказала: - Поздравляю.
- Спасибо, но если бы мне ещё вернули мои телефоны.
- Навряд ли. Говорят, в сейфе Коледы их не обнаружили. Но можешь поговорить прямо сейчас. - Наталья открыла дверь в туалет, мимо которого они проходили, и предварительно осмотрев, впустила Анастасию. Когда обе оказались внутри, Наталья закрыла дверь и протянула Насте телефон: - Дарю. Бери смело, у меня таких конфискованных десяток. Зарядку потом принесу.  Не свети. Особенно перед парикмахером и маникюршей - штатные стукачи. Если всё таки найдут, тверди тупо, мол, в камере за унитазом нашла. Такое иногда случается.
Настя поговорила с Евгением и с отчимом и вернулась в камеру воодушевлённая возможностью общения с близкими.
  На следующий день к ней пришёл зам главы АЕК в сопровождении трёх мужчин в штатском, один из коих был на редкость опухший, помятый и небритый.  Последний остался у входа в камеру снаружи, двое, пропустив зама, застыли в проёме двери.
- Анастасия Павловна, - тихо произнёс зам. - Чтобы не подвергать вас обыску, прошу выдать имеющийся у вас телефон.
Настя вынула его из под матраса и вручила заму.
- Следователь разрешил, - сказала Настя,  наивно полагая, что зам этого не знает.
Тот передал мобильный понятым, а те - помятому господину, который, едва взяв его в руки, заголосил:
- Конечно, мой!
- Уверены? - спросил зам.
- Стопудово! - воскликнул  неопрятный господин, и его тусклые глаза вспыхнули.  - Присягну на коре тополя!
 Однако, когда один из мужчин забрал телефон, огонь потух в глазах хозяина. Он  растерянно взглянул на зама.
- Не волнуйтесь, - сказал тот, - мы временно удержим его в качестве улики, и обязательно вернём по окончании следствия.
- Следствия?! - воскликнула ошеломлённая Анастасия.
- Гражданин написал заявление по факту кражи у него мобильного телефона, - скучным тоном произнёс зам. - Мы обязаны разобраться.
- У меня изъяли  три дорогих мобильных  при  задержании!  И вы  обвиняете меня в краже этой допотопной модели?
- Можете объяснить, откуда он у вас? - холодно спросил зам.
- Нашла здесь, -  Настя ткнула пальцем за стояк унитаза.
- Хорошо, - кивнул зам. - Следователь снимет с вас показания.   Подумайте перед тем как их давать: чистосердечное содействие всегда учитывается.
   Посетители вышли. Лязгнул запор.  Настя легла на кровать и зарыдала.
                Кауфману не пришлось долго удивляться, отчего шумиха в связи с пересадкой донорского органа его дочери, так же внезапно прекратилась, как и началась.
  Ему позвонили из АЕК и объявили, что обвинение в убийстве несовершеннолетней с него снято, и его подписка о не выезде аннулируется.
 "Дело в том, - любезно объяснил сотрудник, - что пострадавшей  не хватило донорской почки вовсе не потому, что вы пересадили её своей дочери, а, как оказалось, в результате хищения и перепродажи огромной партии донорских органов медперсоналом больницы."
"Это невозможно!" - воскликнул Кауфман.
" Отчего же, господин Кауфман? - с некоторой обидой в голосе произнёс сотрудник. - Ведь если не они причина гибели ребёнка - остаётесь только вы!"
   Кауфман не мог не признать неумолимость этой подлой логики и повесил трубку.
  " Что взамен? - злобно размышлял он, бесцельно бродя по квартире. - Эти никогда ничего  не делают из побуждений совести и справедливости. Чую,  предложат какую-нибудь гадость."
  Когда зазвонил телефон, Кауфман сел в кресло и ответил.
 - Добрый день, Эрнест Самуилович! - донёсся из трубки мягкий, и вместе с тем  энергичный голос. - Демура Клим Тимофеевич.
- Здравствуйте, господин трибун,  простите, что не поздравил вас с назначением, то есть я хотел сказать с избранием.
- Сказать по правде, мне осточертели эти поздравления настолько, что у меня разыгралась мигрень. Вы, можно сказать, пощадили моё здоровье. Я желал бы встретиться с вами и кое что обсудить приватно. Сегодня в три за вами заедут. До встречи!
  Положив трубку, Кауфман взглянул на часы: стрелки указывали  час дня.
   Когда пришла домработница, он попросил её прибраться в кабинете во время его отсутствия, а пока приготовить ему кофе. " В три будут звонить, так откройте!" -  чуть поморщившись,  добавил он.
" Значит, это будет не гадость, - думал Кауфман. - Подлости Демура заказывает через других, якобы не имеющих к нему  никакого отношения персонажей. И чаще они предугадывают его желания и предпочтения.  В случае  болезни, требующей сложной операции, его лечащий врач  пригласил бы на консилиум. По поводу дочери  несчастного Плетнёва  звонил бы следователь, да и дело то решили прикрыть."
 Кауфман пытался отвлечься чтением, но взгляд его блуждал по строкам в полном оцепенении. В бесплодных размышлениях он провёл два часа, когда в дверь позвонили.
   На пороге кабинета появился Михаил, Кауфман встал, и они поехали на встречу.
 - Не знаете дорогу во Дворец? - удивился Кауфман, заметив, что Михаил сверяется с навигатором.
- У трибуна двадцать с лишним резиденций, - буркнул тот. - В этой я ещё не был.
 Они въехали на территорию окружённого глубоким рвом замка по подъёмному мосту, и Михаил, проведя Кауфмана через анфиладу залов, ввёл его в небольшое освещённое многочисленными люстрами помещение.
     Клим Тимофеевич, одетый в белую тогу, пригласил Кауфмана присесть за  круглый обильно накрытый столик. В кабинете, изящно отделанном и обставленным  старинного стиля мебелью из редких пород древесины, никого, кроме гостя и хозяина, не было, и трибун сам подливал вино Кауфману и рекомендовал закуски.
 - Эрнест Самуилович, - ласково говорил трибун. - Вы личность известная во всём мире своими познаниями в медицине.  Многие ваши  операции вошли в учебники. Вам присудили Кастильонскую премию, которую вы до сих пор не удосужились получить. Вас приглашает преподавать добрая половина мировых университетов. Известнейшие клиники мира предлагают вам невероятные условия, стремясь привлечь к сотрудничеству. Однако вы отказываетесь, несмотря на все соблазны, и не взирая на то что ... - Клим  не спускал цепкого взгляда с Кауфмана, - на тот факт, что осин у нас не очень любят.   Почему?
- Почему не любят осин?
- Почему не уехали?
- Я здесь родился, - пожал плечами Кауфман. - А что касается ненависти к осинам, то вам как трибуну и флаг в руки, не военный, конечно, а мирный.
- Я ничего против осин не имею, - сказал Клим и вытер губы салфеткой. - Но один мой  заслуженный консультант говорит, что народу в целом, как и отдельному индивиду, для психологического баланса необходимо кого то любить и кого то ненавидеть.
- Я знаком с этой теорией, - кивнул Кауфман. - В ней есть, конечно, спорные моменты, но мне почему то кажется, что вы пригласили меня не для их обсуждения.
Клим Тимофеевич поставил бокал, положил руки на стол, сцепив пальцы, и в упор посмотрел на Кауфмана.  Последний отодвинул прибор и сдёрнул с груди салфетку.
- Вы когда то серьёзно занимались проблемами бессмертия.
- Да, - вздохнул Кауфман. - Добрый кусок жизни псу под хвост.
- Отчего же?  Я читал ваши работы, и они впечатлили меня.
- По молодости я умел пускать пыль в глаза, но теперь отношусь к науке серьёзнее.
- Вы не верите в возможность бессмертия?
- К науке не применима категория веры. Мы либо располагаем фактами и данными, либо нет.
- Ладно, - кивнул Клим, и глаза его заблестели. - Удалось ли вам добыть какие либо данные о возможности вечной жизни?
- Нет, как и всем остальным кто пытался.
-  Это, я думаю, оттого, что плохо искали! - воскликнул Клим, вздев указательный перст. - Такие вещи случайно не происходят. Чтобы такое открытие состоялось, нужно очень сильно этого захотеть!   
- Может, вы и правы, - пожал плечами Кауфман, - но в действительности, есть куда более неразрешимые и насущные задачи, чем достижение бессмертия.
- Что может быть насущнее желания преодолеть смерть?! - Клим уставился в академика изумлённым взглядом.
- К примеру, вторую половину моей жизни меня более занимал вопрос: кто я?
- В каком смысле? - в глазах трибуна застыло недоумение.
- Конечно, не в том, что вот это моя рука или не моя, а в смысле метафизическом, трансцендентном: как соотносится кто я  с тем что я вообще, почему я это именно я.
 По лицу трибуна проскользнула тень досады. В пытливом  взгляде его читалось желание определить, всё ли в порядке у Кауфмана с головой, шутит он, желает порисоваться или ведёт очень тонкую игру.
- К какому выводу вы пришли? -  спросил трибун.   
- К самому неутешительному: я - самая иллюзорная, ненадёжная и непознаваемая философская категория.
- А как же теория самопознания?
- Чепуха, - усмехнулся Кауфман. - Сознание не способно изучать самоё себя, точно так же как зеркало может отображать всё , кроме собственной амальгамы. Конечно, человек осознаёт себя как сознающего, но этот последний является лишь проекцией. И только её, эту идеальную картинку,  сознание может изучать.  Вот если бы этот идеальный образ мог изучать само сознание! Но это, увы, невозможно.
- Словесная паутина, Эрнест Самуилович, - улыбнулся Клим. - Прикажи  я сейчас отправить вас в следственный изолятор АЕК, вы бы сразу убедились, что я существует и определяет всё ваше поведение! Однако, не за тем пригласил вас, а для дела более основательного, чем умственное кокетство с собственным я.   Вы знаете, что под моим особым покровительством находится Кесаревская больница, и мне известно, что вам довелось там несколько раз делать операцию. Мне говорили, случаи были настолько сложны, что без вашего участия, больные бы не выжили.  Предлагаю вам возглавить секретную лабораторию и приступить немедленно к разработке средства для бессмертия.
Минуту Кауфман молчал, склонив голову.
 "Уж не заснул ли он?" - подумал трибун и несколько раз кашлянул.
 Кауфман вздрогнул, поднял голову и с задумчивым взглядом спросил:
- Представляете сколько понадобится...
- В вашем распоряжении будут столько средств, сколько нужно, - холодно отчеканил Клим.
-  Дело не только в деньгах , - Кауфман прочистил горло, -  Я имел в виду время.
- Сколько вам понадобится?
- Может, лет триста, а то и больше.
-  Готов ждать не более пяти лет!  - сказал Клим.  - В случае успеха, станете миллиардером.  Итак, ваш ответ?
- Предложение настолько серьёзное, что я хотел бы подумать!
- Вы разочаровываете меня. Я на блюдце преподношу вам возможность осуществить мечту вашей юности, а вы - "подумать"?  Грустно видеть, что даже у самых лучших и достойных осин холодное, равнодушное сердце. Один из моих  юных помощников, руководитель Кесаревской больницы Артур, тополь, красавец, умница, талантливый поэт,  увидев, что я порезался во время ужина в ресторане, схватил тот нож и полоснул по своей руке.
"Зачем? " - спросил я его.
" Я, - он отвечает, - счастлив тем, что поранился тем же лезвием, что и вы, Клим Тимофеевич, и  горд тем, что испытываю такую же боль."  Вызывает метрдотеля и показывает ему нож: - "Разве, - кричит он, - сервировочный нож должен быть таким острым? Его наверняка подложил кто нибудь из осин. А может, ты и есть осина?" И хвать его ножом по бабочке! Насилу охрана моя его уняла.  Вот великодушие! Широкое, горячее сердце! Это тополь!  - Клим вздохнул.  - Ладно, Эрнест Самуилович, подумайте. Через сутки  вам позвонят.
  Клим поднялся. Кауфман встал, попрощался без рукопожатия, и охранник проводил его до выхода из Дворца, где, сидя в машине, его ждал Михаил.

Другие произведения автора:

Закон Хаммурапи

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 38

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ.10