"История продолжается": 8

15 октября 2013 — Татьяна Аредова

Глава 8.

В привычную жизнь неумолимо вторгается мистика. Что это – сон, галлюцинация?.. Или сама реальность и есть всего лишь чей-то сон?.. Держись, Владимир, ты можешь с этим справиться. Если вспомнишь, кто ты на самом деле, зачем ты здесь, и что, в конце концов, так нужно от тебя Маркову.

Мир каждый видит в облике ином, и каждый прав: так много смысла в нем.

Иоганн Гёте

В доме, к которому подъехали Владимир с Таней, за последние несколько лет явно не появлялось никого, кроме бомжей, наркоманов, бродячих собак да романтично настроенных подростков. Здание тянулось соединенными корпусами через огромный заросший пустырь, бывший некогда парком, белея сквозь заросли ясеня и слепо глядя черными провалами окон.

— Опять заброшенный дом, – негромко отметила Таня, когда мотоцикл остановился. – Любишь ты их, что ли?

Владимир прищурился, глядя на здание поверх ее головы, затем отрешенно кивнул.

— Люблю, – согласился он. – Есть в них что-то... философское. К тому же, это самое подходящее место для секретных разговоров и бандитских разборок. Спокойно, просторно, и никто не помешает.

— Хм. Тогда чем тебя кладбища не устраивают? То же самое.

— Сторожами. – Владимир выдернул ключ и сунул в карман. – Но мы тут не поэтому. Я хочу тебе кое-что показать. Только для этого нам нужно поговорить. Это покажется странным, но я прошу тебя только об одном: выслушай и иди за мной. А затем можешь хоть сразу сдать меня в психушку, я не обижусь.

— Зачем же, – немного опешила Таня. Шагнула к Владимиру и обхватила его за пояс. Простая черная рубаха из плотной джинсовой ткани, которую он носил, похоже, постоянно, наглухо застегнутая, закрывала грудь, а намеренно растрепанные длинные волосы прятали шею. Ласточка догадывалась, что скрывают они шрамы. Шрамы покрывали спину, плечи и грудь, они были и на руках, на пальцах, на шее, один – на щеке. Она оттянула воротник и погладила пальцами неровную изувеченную кожу. Владимир вздрогнул и отстранился. – Слушай... можно тебя спросить? Только обещай мне, что не будешь сильно злиться.

Владимир поглядел ей в глаза.

— Обещаю.

— Откуда шрамы? Только не злись, хорошо?

— Ты уже просила.

— Я знаю.

Владимир достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Огонек не загорелся, и он убрал зажигалку обратно в карман.

— Закончилась... Откуда шрамы? Ответ «не помню» тебя устроит?

Таня протянула ему свою.

— Устроит, если он честный.

Владимир благодарно улыбнулся и задумчиво поглядел на огонек.

— Это было еще во время войны, – негромко произнес он. – Мы в разведку ходили и нарвались на растяжку. Меня отшвырнуло на груду арматуры, ребята рассказывали, я отключился на несколько секунд. Помню яркую вспышку, грохот и осыпавшиеся кирпичи, я так и не сообразил, откуда они взялись. Затем появился отряд – несколько человек, я отстреливался, да зацепило из пулемета. Несколько месяцев провалялся в коме в лазарете, а затем... В общем, когда я очнулся, шрамы уже были. Никто ничего мне не рассказывал, и при расспросах как-то растерянно отводили глаза. Подозреваю, с чем это может быть связано. Во всяком случае, это дает хоть какое-то логическое обоснование случившемуся. Помнишь видеокассету, которую я вам в больнице передал? На ней запись из лаборатории. Генерал Марков проводил эксперименты над людьми, жестокие эксперименты. Они старались создать биологическое оружие. И после того, как я очнулся, все и началось. – Он глубоко затянулся, глядя на черные окна, и продолжил. – Я вижу сны странные. Цветные, яркие и детальные, и настолько... сюжетные, что иногда кажется, будто это не здесь, в реальности, а там, во сне – настоящая жизнь. Но это могло бы быть чем угодно – безумием, контузией, следствием приема запрещенных препаратов, которыми ученые пичкали подопытных, да хоть следствием сильного удара головой при падении. Если бы не одна деталь. Раны, если я получаю таковые во сне, остаются и наяву. События, произошедшие там, перекликаются с реальными событиями. Все это настолько тесно переплелось, что прочно вошло в мою жизнь, и иногда мне кажется, что стоит только сделать шаг, как окажешься там. Протянуть руку, прикоснувшись к сверхъестественному. – Он обернулся и поглядел ей в глаза. – Но это еще не все. То, что я сейчас скажу, дает тебе полное право обозвать меня психом, развернуться и уйти. Но ничего с этим поделать не могу.

Таня молчала, ожидая продолжения рассказа, и медленно курила, глядя вниз. Взгляд у нее был отрешенным, но было видно, что она целиком и полностью погружена не в собственные мысли, а в его слова. Владимир вновь отвернулся к брошенному зданию.

— Я слышу мысли людей. Это сложно объяснить, но легко сделать. Стоит только вызвать образ в сознании, сосредоточиться на человеке и... тридцать восемь... тридцать девять... не надо меня, пожалуйста, проверять. Я говорю правду. Сорок два... пятьдесят восемь... Двести тысяч триста семнадцать! Я же сказал, прекрати.

Таня даже сигарету выронила.

— Ты... Брысь из моей головы! – только и выговорила она. Владимир усмехнулся и пожал плечами.

— В самом деле? А для кого же ты тогда в уме считаешь? Ладно, все, ушел.

У Ласточки совершенно непонятно, почему нелепая обида пересилила удивление.

— А зачем читал тогда?

— Я знал, что ты невольно начнешь меня проверять. Ну все, не обижайся. Эй!.. – он протянул руку и коснулся ее плеча. Ласточка поежилась – ее все еще немного лихорадило – и прижалась к нему. Молчали долго.

— Я тоже могу тебе кое-что рассказать. Но я... пока что, морально не готова. Я тебе доверяю, но... – Она виновато улыбнулась и поймала его взгляд. – Знаешь, такая суматоха в голове от всего этого. Так что ты хотел мне показать?

Владимир, усмехнувшись, развернулся и направился в сторону заброшенного дома. Таня поспешила за ним.

Продравшись через буйные заросли чертополоха и крапивы, они оказались перед облицованной кафелем стеной корпуса. Перед ними было широкое окно первого этажа, выделяясь на белой стене слепым черным провалом. Изнутри тянуло затхлым сквозняком, в который непередаваемой смесью запахов вкрадывались нотки бетонной и кирпичной крошки, торфа, мха и плесени, пустой свежести, собачьей мочи, гниющего мусора, ржавчины и воды. Владимир легко подтянулся на руках, конечно же, растревожив рану, и невольно согнулся, сидя на пыльном подоконнике и обхватив себя одной рукой за пояс. Таня наградила его укоризненным взглядом и принялась размышлять, как ей влезть через окно с больной ногой. И не нашла ничего лучше, как забраться по узенькому карнизу под окном, придерживаясь за подоконник. Владимир перехватил ее и втащил внутрь.

— Добро пожаловать, – сказал байкер. Он сильно побледнел, но улыбался. Таня развернулась и ухватила его за рукав.

— Дай, рану погляжу.

— Нет. Идем дальше. Чего ты, ласточка?

Таня яростно выдохнула и отбросила за спину волосы.

— Наверняка ведь разорвал...

— Тогда бы я орал и хватался за бок. – Владимир нетерпеливо обернулся. – Идем уже. Иначе оно уйдет.

— Кто уйдет? – удивилась Таня.

— Увидишь. – Владимир, дотянувшись, взял ее за руку. – Не отходи от меня, пожалуйста. Я понимаю, что тебе интересно... ага, я в твоих глазах читаю желание влезть в шахту лифта. Ласточка, слышишь меня! – Таня недоуменно обернулась. – Никаких подвигов. Сейчас у нас с тобой на это нет ни времени, ни здоровья. Да идем уже.

Таня с сожалением подчинилась. Они вышли из просторной комнаты, где на полу с мусором перемешался песок, и прямо из подоконника рос изумрудный мох, через дверной проем вышли в темный коридор. Владимир извлек из кармана фонарик и щелкнул выключателем. Луч ударил, прошивая влажную темноту коридора и растворяясь в ней, выхватывая груды битого кирпича, пыльный кафель стен, или широкие лоскуты тускло-зеленой краски, свисающие, будто листы неведомого растения, серую облезлую штукатурку, червячки труб с тускло блестящими бочкАми, и длинные хвосты выдернутой проводки. Ласточка с любопытством озиралась по сторонам.

— А что здесь раньше было?

— Больница, – отозвался Владимир, осторожно перешагивая дырку в полу, на дне которой поблескивала вода.

— А почему ее бросили?

— А потому же, почему и все остальные. В девяностых новая власть не пожелала продолжать финансирование такого абсурда, как социальное учреждение. Осторожно, здесь труба.

Таня перепрыгнула трубу и грустно вздохнула.

— Жа-алко, – протянула она. – Большая была больница.

— А нахрена она кому сдалась-то? – зло фыркнул Владимир. – Кому, вообще, нужно беспокоиться о жизни и здоровье народа? Это тебе не олигархи!

— Да уж! – поддержала Таня. – А люди старались, делали, строили. А теперь все это гниет.

— Видишь лестницу?

Лестница вырисовывалась в темноте светлым прямоугольником, вот только первый ее пролет обвалился и лежал проросшей лебедой и подорожником серой грудой, в которой еще угадывались обломки ступеней.

Владимир свернул вправо, к другой лестнице, ведущей вниз, узенькой и стиснутой с обеих сторон некогда оштукатуренными стенами. Проход перекрывала покрытая рыжей ржавчиной решетчатая дверь, запертая на не менее ржавый амбарный замок.

Владимир, как ни в чем не бывало, потянул замок за дужку – и он вдруг щелкнул, раскрываясь. Дверь отворилась со скрипом и скрежетом, открывая дорогу вниз.

— Нам в подвал? – зачем-то уточнила Таня.

— В подвал. Только прошу тебя, родная, будь осторожнее и особо не прыгай. Там, внизу, еще несколько уровней вниз, а воздух здесь влажный, что для бетона отнюдь не полезно.

— Поняла, – нетерпеливо отмахнулась Таня, спускаясь вслед за ним по обкрошившимся скользким ступеням и стараясь не очень хромать. – Перекрытие провалится. Кого ты учишь, а? Я тоже люблю заброшенные дома.

— Все, все, молчу, – примирительно сказал Владимир, беря ее за руку и помогая спуститься.

Они двинулись по коридору. Под ногами захлюпала вода, с потолка капало. По обе стороны тянулись голые бетонные стены, на одной висел стенд, за пыльным стеклом которого луч фонаря выхватил большую красную надпись «Санпросветбюллетень». И картинки внизу, подписанные мелким шрифтом. Сюда, видимо, шпана все же не добралась, и стекло было целым, а под ногами не валялись банки из-под пива. Владимир уверенно провел Таню по подвальным коридорам, так, будто бывал здесь уже не один раз и, через два поворота, остановился перед дверью. Дверь еще хранила лохмотья потрескавшейся, некогда белой краски. Тут Владимир передал Тане фонарик.

— Подержи, – попросил он, принимаясь искать что-то по карманам, и вскоре выудил ключ. К немалому удивлению Тани, ключ послушно и почти без скрипа провернулся в замке, будто он только вчера был смазан.

И дверь открылась.

Таня отшатнулась и зажмурилась – настолько резким был контраст между волглой темнотой подвала и... ослепительно-ярким солнцем, расплавленным золотом затопившим гнилой бетонный пол. Дохнуло ароматом хвои, свежим морским ветром, теплом солнечных лучей.

За дверью уносились ввысь стройные корабельные сосны. А сквозь частокол красноватых древесных стволов, сквозь малахитовую зелень ветвей ослепительно сверкало на солнце синее-синее море. И к нему тянулась усыпанная ковром сосновых иголочек белая песчаная полоса.

Таня тряхнула головой и отчаянно протерла глаза. Не помогло. Будто на экране телевизора, который неизвестно откуда взялся в подвале заброшенной больницы, сосны шелестели, чистые волны с мерным шумом накатывали на белый песок, а в ветвях перекликались переливчатым разноголосьем птицы.

Тане показалось, будто она попала в странный сон.

— Это... – Она протянула руку в дверной проем, осторожно, будто опасаясь, что сказочное видение исчезнет, и они вновь окажутся в темном промозглом подвале. Собственно, оба так и стояли на пороге, не решаясь шагнуть вперед. – Это как так... не понимаю... – Ласточка обернулась к Владимиру, глядя на него широко распахнутыми не то от удивления, не то от восторга, серыми глазами. Владимир, дотянувшись, подобрал с земли сосновую веточку и вручил ей. Веточка была совсем настоящая – она шершавилась под пальцами теплой, нагретой солнцем корой и пронзительно пахла хвоей. Морской ветер кружил голову.

— Так, значит, ты тоже его видишь.

Таня вдруг по-детски подпрыгнула и рассмеялась.

— Да его захочешь – не пропустишь! Это... Это чудо, Владимир! Это же чудо!

Владимир придержал волосы, порывом ветра отброшенные на лицо, и солнце сверкнуло на них расплавленной медью.

— Значит, чудо. И значит, я не сумасшедший, – задумчиво произнес он. – Ну, если только чуть-чуть. – Владимир улыбнулся и обернулся к замершей от восторга Тане. – Только оно не всегда здесь бывает. Иногда открываешь дверь – а там просто комната. Оно как-то по луне появляется, и не в любое время суток.

Таня ухватила его за руку.

— Пошли посмотрим! Я никогда в жизни не видела такого красивого моря! Владимир, пошли!

— Нет уж. Я же говорю, эта дверь не всегда открыта. Вот так вот уйдем и не вернемся.

— Вернемся! – взмолилась Таня. – Мы ненадолго! Ну, нельзя же просто так стоять и смотреть! Ну, пожалуйста!

Владимир осторожно обхватил ее за плечи.

— Я же сказал, нет. Были бы мы с тобой во всем мире одни – тогда запросто. А у нас ребята дома остались, ждут нас. Представляешь, что будет, если мы вдруг исчезнем? Не грусти, ласточка. Я тебя понимаю, мне же тоже очень интересно.

Таня сникла и грустно подставила ладонь солнечному лучу.

— А вдруг ничего не случится? Вдруг успеем?

— Не успеем. Осталось несколько минут. Он скоро закроется.

— Тогда... Тогда в следующий раз придем пораньше, а? И поглядим. Ну, хоть чуть-чуть! Пару шажков. – Таня трогательно заглядывала в глаза. – А?.. Придем?.. Ну, Владимир, ну, придем?.. Скажи!

— Придем... Ну вот и все. Немножко я не рассчитал. Зато успели.

Видение растаяло, растворилось, поблекло, будто кто-то медленно заливал картину черными чернилами. Изнутри потянуло затхлым холодом. Комната чернела дверным проемом, и только в воздухе едва уловимо витал еще запах хвои, солнца и соленого ветра. Но вскоре и он исчез. Тане сделалось тоскливо и отчего-то страшно.

— Морг, – сказал Владимир. – Нечего здесь больше делать.

— Оно не вернется сегодня?

— Сегодня уже не вернется. Идем.

Таня со вздохом обернулась, еще смутно надеясь, что вновь вспыхнет солнце, но заброшенный морг оставался заброшенным моргом. Владимир, не отпуская ее руки, закрыл дверь на ключ.

Они молча поднялись наверх, аккуратно прикрыли за собой решетку и выбрались на пустырь. Стемнело. Таня удивилась еще больше.

— Стой-ка, – сказала она. – Когда мы сюда вошли было часа два пополудни. Внутри мы находились с полчаса, не более. А теперь ночь.

Владимир пожал плечами, закуривая сигарету.

— Там что-то со временем творится, если дверь открыть. Не знаю, как так получается, но наличие моря за дверью морга я также не могу объяснить. Знаний не хватает.

Таня прижалась к его плечу.

— Поехали домой, – устало попросила она. – А потом еще вернемся, когда оно там появится.

Порыв ветра взметнул волосы, осыпав моросью осеннего дождя. А кожаная куртка Владимира еще хранила солнечное тепло, и его темно-медные волосы едва уловимо пахли солнцем и лесом.

— Гуляете? – вдруг насмешливо поинтересовался кто-то, причем, откуда-то сверху.

Владимир с Таней обернулись.

На узком подоконнике сидела девочка-подросток в старой кожаной куртке и вертела в пальцах зажигалку.

— А курить не будет?

— А тебе не вредно? – вопросом ответил Владимир.

Тане вдруг показалось, что присутствие грубоватой девчонки разрушает волшебство сосен и солнца. Похоже на то, как рвется тонкая серебристая паутинка, если задеть ее пальцами.

— И ты воспитывать будешь, – с сожалением вывела девушка, усаживаясь поудобнее. Песок и бетонная крошка скрипнули под высокими шнурованными ботинками.

— Всю жизнь мечтал. – Владимир протянул ей пачку. – Я поддерживаю светскую беседу.

— Вот за это мерси, – обрадовалась девчонка, прикуривая и с наслаждением затягиваясь. – А можно одну про запас, а?

— Можно.

Девушка вытащила еще одну сигарету, сунула ее за ухо и вернула пачку.

— А вы нормальные, – заметила она. – А то тут дофига психов ходит. Надоели уже. На той неделе два идиота каких-то клад искали, прикиньте. Ну, и бордель регулярно, это как водится.

Она выпустила облачко дыма, смутно белеющего в сумерках.

— А гулять по заброшенным домам с твоей точки зрения, нормально, – улыбнулся Владимир. – Впрочем, все же нормальней, чем по ночным клубам. Ну, счастливо. – Он помахал рукой, и вскоре мотоцикл уже летел по пустым в поздний вечер улицам.

Фонари отражались оранжевыми пятнами на темном асфальте. Мерно шумел двигатель. Таня, обхватив Владимира за пояс, прижималась к его плечу. В городе он значительно сбавил скорость и дома и деревья на обочине уже не мелькали, а важно плыли навстречу.

— А мы где? – спросила Таня.

— К дому подъезжаем. Устала, Ласточка?

— Не-а, – помотала головой Таня.

Минут через десять они остановились около дома Владимира.

Байкер аккуратно поставил мотоцикл и сунул ключи в карман.

— Привет. – Мимо прошагала знакомая фигурка.

— Привет, – отозвался Владимир и лишь секунду спустя узнал девочку из заброшенной больницы. Но она уже скрылась за углом.

— Вы что, соседи? – оглянулась ей вслед Таня. – Я подумала, ты ее не знаешь.

— Немного, – отозвался байкер.