Сказ о том, как ПОРА на Русь пришла (гл. 4)

ГЛАВА IV

 

Прием Натана Иванова в революционеры. Встреча Тынанто

с Такамадой. Злоключения Джона. Митинг КПРФ на Сенатской

площади. Рапорт Президенту США.

 

10.01.20…

Второй день московские газеты пестрели крупными заголовками, расположенными на первых полосах: «Предвидение Глобы сбылось!», «Третий день идёт молебен во всех церквях», «Марафон-молебен о спасении России».

Редкий автор писал очерк на волнующую тему, пытаясь преподнести картину московских событий, не отклоняясь ни на йоту от реальности: «Странного вида люди натягивают луки, пускают стрелы без наконечников, обмазанные собачьим… в сторону Кремля и злятся. А злятся так, что, кажется, они готовы перекусить горло нашим защитникам правопорядка, которые, несмотря на свою многочисленность, стали незаметными, растворившись среди неизвестно откуда появившейся дикой неисчислимой орды», «Получив отказ о сдаче Кремля, революционеры начали на площади возводить странные сооружения, с каждым новым часом, приобретавшие форму древних катапульт».

 

В основном, журналисты «размыливали» тему, нисколько не заботясь о том, чтобы ввести читателя в курс происходящих событий. Ни одного слова не было сказано о целях, или причинах, побудивших выходцев Севера и Сибири решиться на такой отчаянный шаг. Очевидно, цензура тоже внесла немалую лепту, и, как следствие этого, в прессе не появилось ни одного стоящего экзотического фото людей, осаждающих Кремль, лишь небольшие фрагменты соломенной стены, возведённой вокруг лагеря революционеров. Стоит заметить – слово «революция» вообще игнорировалось СМИ. Статьи изобиловали высказываниями, скорее похожими на оправдания, чем на новости с горячей точки: «То, что вы сейчас наблюдаете на площади – полнейшее безобразие, а их требования абсолютно беспочвенны, и, по своей наивности, просто смешны», «Пришельцы отравили вокруг воздух. Районный врач санэпидстанции предупреждает Правительство Москвы о возможных эпидемиях», «Ссылаются на «волю неба» лишь бы не соблюдать государственных законов», «Подходя к площади, на глаза навернулись искренние слезы – солнце стояло в зените. Наступил исключительный погожий день».

 

Блекло, примитивно и, главное дело, неожиданно для собственного читателя заработали отечественные журналисты – на редкость неумело; создалось впечатление, как будто на первых полосах уважаемых изданий начали печатать неудачные пробы студентов-первокурсников, которых некому направить на истинный путь.

В отличие от отечественной прессы, на Западе машина пропаганды заработала на всю мощность, очевидно, подготавливая общественное мнение к возможному политическому переустройству своего давнего оппонента. Центральные телевизионные каналы всех европейских столиц извлекли из архивов материалы о России. К удивлению, в новых передачах основной акцент делался на негативные процессы (больше внутреннего, и до сих пор – спорного характера) довоенной поры, совершенно игнорируя победу СССР над нацизмом, или мощнейший рывок разрушенной аграрной России в экономическом развитии, не говоря уже о стремительном прорыве в Космос.

Мир, затаив дыхание, готовился к событиям, пугающими своей неопределенностью, за которой может оказаться все, что угодно…

Казалось, лук со стрелами и термоядерная реакция – понятия несовместимые, но на Западе внезапным спросом вновь начали пользоваться индивидуальные противоатомные убежища. Некто начал неумолимо подводить черту под мыслью о самой возможности существования жизни на Земле…

 

* * *

 

Вдоль тротуаров, на пересечении пешеходных маршрутов, оставив самые доходные места – столичные рынки и паперти соборов, стояли в два ряда нищие, почуяв в воздухе запах халявы. Работа просто закипела, в отличие от старых мест. Если раньше хватало пожертвований, чтобы с голоду не умереть, ну, по праздникам перепадало на хороший хлеб с маслом, то теперь можно было и на черный день кое-что отложить. В первые дни, новизна грядущих перемен – бескровная революция, передавалась шепотом, впрочем, как и всегда ходили слухи на Руси. Но потом «продвинутые» бомжи, из тех, кто имел диплом, или два, не стесняясь, и не боясь, ни Бога, ни черта, достали из словарных запасников все мыслимые синонимы слова «революция», а некоторые даже ежеминутно повторяли на иностранных языках:

- Oui zdravstvuet Révolution Krasnoy carrés¹²!

- Ja zdravstvuet Revolution Krasnoy Plätze¹³!

 

Да здравствует революция на Красной площади! Немного осталось ждать: скоро наша революция зашагает по Европе, и, добравшись до Америки, захлестнёт ее девятым валом. Подайте, господа, внуку старой революционной гвардии, потерявшему работу из-за политического кризиса!

Иностранцы душевно откликались на подобные просьбы, и стали хорошо подавать, как и прочие зеваки, слетевшиеся отовсюду посмотреть на невидаль, или новую беду России.

Революционеры-профессионалы всех мастей оттирались многочисленными толпами у новоявленного Майдана, но все их попытки вступить в контакт с «Порой» были тщетны, несмотря на клятвенные заверения в сочувствии, и принадлежность к оппозиционным партиям. На заставах специальные комитеты рассматривали в индивидуальном порядке каждого желающего поучаствовать в революции века – так горячие головы уже поспешили окрестить это выступление северян. Комитетчики очень подозрительно относились к каждой личности. Основным приоритетом для них являлось место рождения претендента на роль будущего революционера.

 

Дождавшись очереди, перед светлыми очами комитета появился житель столицы, и начал настойчиво требовать разрешения для участия в революции.

- Ты кто? - с напускной строгостью спросил его начальник комитета.

- Я? Натан Иванов! - гордо ответил кандидат в борцы за свободу.

- Где живёшь?

- Здесь недалеко, в центре.

- Не подходишь.

- Постойте, постойте, как это я не подхожу? Почему вы игнорируете моё давнее желание служить трудовому народу? - спрашивал он, хмуря брови, и беспрестанно оглядываясь, словно человек, чувствующий за собой слежку, но никак не могущий её обнаружить.

- В Москве одни чиновники живут – это совсем плохо.

Но Иванов был человеком предусмотрительным, поэтому ходил всегда с паспортом. Он показал им штамп, выглядевший, правда, совсем новым. Оказалось – он родился в Сибири, и, таким образом, заставил ответственных революционеров задуматься перед предъявленным фактом.

 

- А что ты сделал для общего дела революции? - задали ему коварный вопрос, в надежде, что он сам от них отстанет.

- Я в гостинице (тут неподалеку) кран водопроводный закрыл, - при этих словах, Натан гордо выпрямился, и стал на голову выше окружающей его толпы. - И теперь пять тысяч человек сидят без воды, потому как никто не знает, где этот кран находится.

- Пять тысяч человек без воды?! - удивились члены комиссии. - Отлично! Хорошая операция, и, главное дело, бескровная! Тогда ты подходишь нам. Будешь полковником – полевым командиром по снабжению.

 

- Спасибо за доверие! Буду служить верой и правдой, ради торжества демократических ценностей, - обрадовался он. И начал Натан Иванов во имя светлых идей революции, исправно смотреть за кострами, помогать кормить оленей, следить за биотуалетами. Увидев, и оценив его преданность идеалам «святого дела», ему потом доверили относить (после трапезы шаманов) на заставы кости собакам – главным сторожам революционного лагеря. Между прочим, подержать кости, побывавшие в руках младшего брата бога – это (во все века) считалось очень почётной обязанностью. Натан несколько раз ловил себя на мысли, что однажды он не справится со своим внутренним чувством почтения к новым богам, и сам обгрызёт эти кости – так велико было желание прикоснуться к источнику святости.

Надо отметить – Иванов оказался для дела революции совершенно незаменимым человеком. И однажды даже сам Тугулук у своего покровителя попросил Натану милостей, затем дал поцеловать ему руку, и сказал: «Служение революции, на всех её ступенях, есть благое намерение, и в жизни будет Тэнантомгыном благословлен тот, кто понимает это».

 

* * *

 

Тынанто смотрел на снующую взад-вперед, перед заставой, толпу любопытных зевак, иногда подходивших совсем близко к границе, и пытавшихся вызвать революционеров на откровения. Неожиданно его зоркий глаз охотника выхватил из этого сборища милое женское лицо. После первой встречи уже прошло два восхода солнца, и он ловил себя на мысли, что все чаще и чаще вспоминает чукчанку, замеченную им среди многочисленных городских бездельников. Она была лицом похожа на Мать-богиню из рассказов старых людей о богах северян, сохранившихся в его памяти. И вот, сегодня он, наконец, дождался свою богиню, шедшую под ручку с каким-то невозмутимо спокойным стариком, казалось, не обращающим малейшего внимания на окружающих его людей. Судя по возрасту, а его довольно явственно отражало морщинистое лицо, носившее следы ухоженности и подчеркнутой холености, это был ее отец. По крайней мере, так рассудил Тынанто, отметивший, в движениях его спутницы, внимательность и дань уважения старшему.

 

- Какая заботливая дочь у него! - восхищенно подумал Тынанто, завидуя этому мужчине. - Только, очевидно, она похожа не на него, а на маму.

Впервые она подошла к заставе, после возведения лагеря, за несколько минут перед визитом русского депутата со своими нукерами. Тынанто глянул на чужеземку, и опешил: разрез глаз, умный взгляд, лоб и губы, все свидетельствовало – перед ним стояла настоящая уроженка Заполярья. Правда, носик подсказывал, что свою кровь, с родом этой красивой женщины, помешал кто-то из-за границы.

- Можно предположить, что отец у нее был европейцем, а у мамы взяла черты коренной сибирячки, - подумал Тынанто. - Хорошенькая, смуглая, с тонким нежным лицом. Совсем, как наша женщина, только красивее и… ароматная, в отличие от наших хозяек. А когда она спросила: «Что у вас здесь творится?», сомнений быть не могло – в голосе, зазвучавшем божественной мелодией, слышался и шум пурги, и клёкот полярной совы, и дыхание весны.

 

Но в этом нет ничего отвратительного, или предосудительного. После революции, любому европейцу будет за честь смешать свою кровь с чукчами; и, возможно, их животное желание даст толчок возрождению новой нации, в недалёком будущем, могущей поглотить весь Евразийский континент, от Берингова пролива до Ла-Манша.

От нахлынувших эмоций, Тынанто на мгновение закрыл глаза: революция, далекий Уэлен, каменный город – всё смешалось в единый ком, и незаметно отодвинулось на второй план. Остался только он и горожанка, стоящая в метре от него…

Нежный голос волшебной флейты привел его в чувство: «Мне можно пройти на площадь?». Открыв глаза, увидел – она сделала еще шаг, и уже стояла в полуметре от него. Посмотрев  в чарующие глаза, через секунду оказался на дне бездонного колодца. Воля начала покидать его, колени ослабли, ноги подкашивались, а откуда-то, из тайников души, поднималась тревожная обжигающая волна. Сердце Тынанто рвалось на части. Он был готов пропустить ее, но шум бурлящего лагеря напомнил ему о приказе, запрещающем нахождение посторонних лиц на его территории. К революционерам можно было причислять только достойных, но из числа мужчин, прошедших специальную комиссию.

 

Тынанто снял рукавицу и нежно провёл пальцем по ее левой щеке, удивляясь необыкновенной красоте женского лица, обитающего среди этих каменных мешков. Она сделала незаметное движение навстречу его руке, слегка прижимаясь к пальцу, и повторила свой вопрос:

- Мне можно пройти на площадь?

- Ты откуда? Ты же наша!

Она махнула рукой в сторону Спасской башни.

- Наших земляков там нет, не обманывай, женщина.

- Я – не женщина, я – Такамада.

- Завтра приходи, но приводи своего мужа. Я постараюсь провести вас.

- Мне, как настоящей революционерке, некогда думать о семье!

Ему захотелось взять ее имя в ладони и прижаться к нему губами... Но тут подошёл русский депутат, настороженно посмотрел на незнакомку, поздоровался с ней, словно со старой знакомой, затем кивнул в сторону революционного лагеря, и спросил: «Как ты находишь все это?».

В ответ она лишь пожала плечами, и коротко отрезала: «Судьба России всегда была в руках ее народа!».

 

- Ты не права! Это судьба Европы всегда зависела от русского народа, который, проявляя жертвенность, спасал ее от нашествий Востока, да мало ли от кого он ее спасал, не давая, с виду, могущественным и воинственным, странам Запада погрузиться во тьму и мрак после нашествия злобных завоевателей! Сегодня же твои земляки внушают почти жалость.

Сердце Тынанто, внимательно следившего за чужой беседой, при этих словах, чуть было не выскочило из груди от радости: «Она – чукчанка!».

- Кто  знает – вдруг граница между Востоком и Западом пройдет по меридиану Москвы? - нежный голос прозвучал дерзко, и вызвал раздражение у главного коммуниста.

- Так размышлять может только варвар!

- Действия ортодоксов от марксизма, одержимых навязчивой идеей, можно предсказать на несколько шагов вперед, но мир, увы, заполнили проворные дилетанты, поэтому мы и имеем, то, что имеем.

 

Депутат глянул зло на Такамаду, и неопределенно протянул:

- Ну да, конечно, - затем, вздохнув, добавил, - поле неплохое, но засеяно непотребными идеями.

Тынанто чуть было не схватил землячку за рукав, и не втащил её за границу лагеря, под свою защиту. Но Такамада, не проронив ни слова в ответ, вспыхнула загадочной улыбкой, повернулась, и, подняв воротник, начала удаляться.

Непонятная сила вытолкнула Тынанто за линию заставы, и он чуть было не кинулся навстречу Такамаде и ее отцу. Обрадовано выкинув вверх правую руку, он начал отчаянно ею махать, пытаясь привлечь внимание землячки. Попытался позвать ее, но от волнения незаметно перешел на родной язык, и полетели гортанные звуки пасынка революции, пугая, мимо идущих, беззаботных гуляк. Такамада, словно, услышав крик души Тынанто, посмотрела в его сторону, и…

 

О, чудо! Она узнала его. Он попытался подпрыгнуть, чтобы она смогла лучше рассмотреть его, при этом, радостно продолжал размахивать рукой. Такамада улыбнулась ему, как старому знакомому, помахала в ответ рукой, остановилась, и начала что-то горячо доказывать своему спутнику. Тот равнодушно показал рукой в сторону площади, повернулся, и увлек ее за собой, удаляясь от заставы. Его богиня повернулась, сделала прощальный жест, и, приветливо улыбнувшись, растаяла в толпе горожан. Тынанто долго не мог успокоиться, вспоминая божественную улыбку, полную неподдельного очарования, искристые глаза, похожие на редкий самоцвет, и ее угрюмого отца.

- Как у такого злого человека могла родиться прекрасная дочь? - возмущаясь, он подвел черту под сегодняшней короткой встречей.

 

* * *

 

Два дня тому назад, решив досконально осмотреть место, где будут делать революцию, Джон потерял Тынанто и Дао. Обследовал площадь, посмотрел на реку, проследил, как стройная колонна людей, разделилась на два рукава: один повернул налево, другой – направо, и они отправились вдоль каменной стены навстречу друг другу. За это время, пока он занимался исследованиями, возвели стену, и Джон не смог попасть обратно на площадь. Никакие ссылки на Тынанто, тем более уговоры, не действовали на пришлых собак. Он громко возмущался, пытаясь доказать свою правоту, взывал к совести, а под конец дня, в сердцах, обозвал их контрреволюционерами, удивляясь их тупости, к сожалению, неотъемлемой спутницы любой революции. После переполоха, вызванного подобным оскорблением, ему пришлось срочно ретироваться. Затем, дождавшись темноты, когда псы-революционеры успокоились, он несколько раз пытался взять барьер, но стена из соломы была гораздо выше тренажеров на собачьей площадке, поэтому с этой идеей пришлось быстро распрощаться.

 

Набегавшись вдоль возведённой стены, Джон нашёл всё-таки маленькую брешь, на уровне головы, достаточную, чтобы посмотреть, хоть одним глазом, на площадь. Нисколько не церемонясь, он надёргал соломы из тюков и сделал подобие лежки, перед этим предусмотрительно вокруг пометил территорию. От северного ветра его лежбище было надежно защищено стеной лагеря. Он провел здесь уже две, не слишком комфортные, ночи, но терпеть можно было, правда, голодный желудок всё чаще и чаще напоминал о себе.

Словно издеваясь над его революционными чувствами, сегодня рано утром у него мелькнула предательская мысль: «Может быть, революция пока подождет, а мне сбегать домой – подкрепиться, и сразу вернуться?». Но житейский опыт подсказывал – перейдя порог своего жилища, он больше не сможет помочь революции…

 

Сейчас, подойдя к своему месту, он осмотрелся – вокруг ничего подозрительного, и не изменилось – широкой пестрой лентой, вдоль крепостной стены, стояли люди-революционеры. Вчера кто-то из них сжалился над Джоном, и, заступая на пост, принёс ему из лагеря немного костей. Кости, безусловно, – не каша, но пустой желудок перебирать не стал. А вот хозяин раньше никогда не давал таких вкусных костей, при удобном случае, любил поговаривать: «Нечего зубы портить». Увидел бы он сегодня своего питомца…

Подойдя к проходу на площадь, где колонна, с которой он пришёл сюда, расположилась лагерем, в очередной раз Джон попросил сторожевых собак позвать Дао, и вновь пришлось ему спасаться бегством от этих озверевших революционеров, почувствовавших себя хозяевами положения. Убежав на порядочное расстояние от заставы, Джон вздохнул, и, перейдя на шаг, неторопливо прошёл вдоль соломенной ограды, тыкая носом под нарты, в тщетной надежде пытаясь (а вдруг!) обнаружить лазейку на площадь, откуда вновь потянуло жареным мясом, звериным жиром и рыбой.

 

Не найдя хода, Джон вернулся на свою лежку, улегшись, начал наблюдать за местностью, за людьми, вдалеке снующими взад-вперёд у реки. В отличие от него, городские бродячие псы не осмеливались приближаться к новой ограде. Раньше, когда площадь была, не так многолюдна, они боялись только людей в особой одинаковой одежде, синего цвета. Большинство собак узнавало их не по одежде, а по странному запаху, идущему от этих злых людей. Полкан (с проспекта Мира) учил, что они сами не ловили собак, но, увидев нашего брата, сразу начинали кричать, куда-то себе под левую переднюю лапу. Вскоре приезжала машина, из неё вылезали здоровенные краснорожие мужики в белых халатах, и начинали ловить бездомных псов огромными сачками. Редкое животное могло избежать подобной участи. Полкана, разумеется, можно простить за такое пояснение – у него медали над ковриком не висят.

Джон посмотрел в бок заставы – оттуда выскочили несколько собак, и неторопливо засеменили в сторону реки.

 

- Отожрались оккупанты, - с тоской подумал он. - Хотя какие они оккупанты? Они – бюрократы, не смотря на то, что их считают революционерами. Но я, между прочим, тоже пришёл сражаться за свободу. А этим чужакам во время революции всё позволили – даже на набережную бегают гадить без контрамарок. Загадят наш город, потом уберутся восвояси, а красномордые будут на нас зло сгонять! За два дня не раз наблюдал, как собаки-революционеры, оправившись, безучастными глазами смотрели на толпу любопытствующих, и зевали сытыми зевками. Резкую перемену в их поведении Джон сразу заметил. Если раньше они, чувствуя намерение москвичей подойти к заставе, сразу вскакивали, и с безудержным лаем выбегали за шлагбаум, набрасываясь на непрошенных гостей, отпугивая, таким образом, чрезмерно любопытных, то теперь их движения стали вялы и неторопливы, а разноголосый вой уже не отдаёт былой злобой. Отожрались! А тут, - Джон тихо вздохнул.

 

По ту сторону ограды кто-то зашуршал соломой. Джон приподнялся, посмотрел в отверстие. Сразу потянуло знакомым запахом – Дао! Он радостно воскликнул:

- Привет, Дао!

- Ты где шлялся эти дни?

- Да, пока осмотрелся, а потом стену быстро возвели, и не смог попасть – ваши сторожа не пускают. Я про тебя рассказывал – ничего не помогает, какие-то они дикие.

- А ты, как думал? В любом деле, прежде всего, обязана присутствовать дисциплина. Тебе нужно было только лишь перейти на другую сторону лагеря – там наше подразделение стоит на охране второй заставы.

- Я не знал.

- Хорошо. Беги к входу, я сейчас подойду.

 

Спустя несколько минут, Дао вышел за шлагбаум и кивнул – пошли. На линии границы Джон настороженно посмотрел по сторонам, но охранные псы равнодушно скользнули по нему взглядом, и отвернулись с деланным пренебрежением. По пути на свою заставу, Дао объяснял Джону: куда и где можно ходить, от кого и чего желательно сторониться – здоровее будешь.

- Сторожевых собак в лагере мало, а ездовых можешь не бояться – они – все кастраты. Дорога у нас была дальняя – сам должен понимать. Вот, их, по рекомендации Совета шаманов, и почикали, чтобы лишних скандалов избежать, тем более у хозяев здесь очень важное мероприятие осуществляется.

- А ты как же?

- Я из охраны. Мы – офицеры! - с гордостью произнёс Дао. - Знаешь, кто это такие?

Джон вздохнул, вспоминая, как однажды офицерский лакированный туфель участкового прошёлся по левому боку.

 

- Будь особенно бдителен, когда смена начнет выходить из лагеря. Могут шутки ради заарканить.

- Зачем? - удивился Джон варварскому обращению старших братьев.

- Во-первых, ты в лагере похож на белую ворону, а во-вторых, тренируются, опасаются навык растерять.

- Как бы они всех нас здесь не растеряли, - разочарованно подумал Джон. - Не нравится мне это место. Суеты много – видно, так сказать, невооруженным глазом (как любил говаривать мой хозяин), а вот будет ли толк? Они тут все на одно лицо, только по запаху и различить.

- Почти пришли. Сейчас познакомлю со своей командой. На этой половине стойбища тебя никто не тронет. Если вновь забредешь туда, откуда пришли, то обязательно скажи, что вожак Хитрое Слово разрешил находиться на площади. Кормиться будешь с нами, об этом я договорюсь с начальником караула. Корм будешь отрабатывать ночной службой на шлагбауме. И смотри – не подведи меня.

 

Они подошли к заставе, возле которой расположились десятка полтора собак. Дао пролаял:

- Знакомьтесь, и не вздумайте обижать. Он с нами будет до конца. Есть хочешь? - Дао спросил, потом посмотрел, на Джона, подавившегося слюной, после такого предложения. - Ещё бы… Сейчас принесу.

Собаки подошли к новобранцу, поочерёдно обнюхались, знакомясь. Джон не заметил ни у кого в глазах даже намёка на недоброжелательность, и сравнил их с псами на другой заставе.

- Небо и земля, - подумал он о разнице в характерах собак.

- А ошейник, зачем тебе? - полюбопытствовал один пёс.

- Он – тонкий, поэтому считается скорее декоративным, то есть для красоты. Не посчитайте, друзья, меня нескромным, но, правильнее всего, это моя московская прописка, там написаны имя и номер, по которому можно найти мой дом, - Джон повернул шею, чтобы собаки смогли рассмотреть надписи.

 

- Да, - подтвердила стая, - московская прописка – это хорошо, но свободы она не заменит.

- В столице мало нашего брата имеют настоящую свободу, - Джон согласился с ними. - А какая она – настоящая свобода? - широко улыбнувшись, он про себя добавил. - Они ведь не понимают – здесь, на площади, даже воздух другой, и дышится легче. Вот что такое – настоящая свобода!

Сзади раздался шум. Джон резко обернулся – это вернулся Дао, волоча по земле оленью берцовую кость, с сохранившимися жилами на мослаках, приличными красными кусками мяса, и, естественно, разговоры о свободе отошли на второй план.

Два самых молодых пса, попытались присвистнуть от профессиональной зависти, что-то невнятно пробормотали, и было двинулись к вожаку, видимо, с целью полакомиться, однако, услышав его глухое рычание, тяжело вздыхая, вернулись на место.

 

Джон выразил благодарность Дао, взял кость, и, отойдя от стаи, принялся за еду. Быстро справившись с неожиданным подарком судьбы – мясом, с сожалением посмотрев на белую кость, он подумал: «Ну, Сибирь! Оленину сырой едят, что ли? Кость погрызть бы, а вдруг простыну? Тем более зима – не лето, и вообще в чужой монастырь…». Затем подошёл к вожаку, и, не без тени иронии, поблагодарил:

- Благодарствую, барин!

Дао в ответ только осклабился, а пёс, один из тех, кто пытался второй раз позавтракать за счет Джона, вскочил, и горделиво сказав: «Да, какой барин?! Политические мы», посмотрел куда-то в пространство между Дао и Джоном, потом на кость. Джон сделал вид, что не заметил взволнованного взгляда, символизирующего вечный голод революционного пса.

- Поправил здоровье? - тепло спросил вожак у Джона. - Пошли к Тынанто – пора на службу определяться. Наверное, в любимчика превратишься. Он дважды заглядывал мне в глаза и просил тебя привести.

 

Подходя к Тынанто, Джон спросил у Дао: «Скажи, только честно, друг, корейцы есть в вашем лагере?». Хитрое Слово упал на спину, и начал кататься по земле, повизгивая от смеха.

- Что боишься? А с тебя получилось бы нежное жаркое – в упряжке не ходил. Ой, не могу!

Джон сконфузился, не зная, что ответить. В это время, на шум обернулся Тынанто, и, увидев, кого привёл Дао, воскликнул: «Какомэй! - потом добавил. - Молодец, Дао!». Затем поднял правую руку, отдавая команду «Сидеть». Джон сел, дрожа от нетерпения, что человеческая рука вот-вот коснётся его головы. Дао посмотрел на Тынанто, затем на Джона, ничего не понимая в жестах хозяина, вздохнул, дёрнул лопатками, словно человек в недоумении пожал плечами, развернулся и пошёл к своей стае.

 

* * *

 

Подходя к трибуне, Тюханов отдавал последние распоряжения своему помощнику:

- Сейчас же назначь специальную группу лиц для проверки трибуны. А с завтрашнего дня, за полчаса перед нашим приходом, они обязаны проверять трибуну на предмет провокаций, в том числе: минирование, и чтобы опоры не были подпилены. Потому как я чувствую – нам придётся здесь долго бороться за спасение России, а это слишком многим не нравится.

Поднявшись на трибуну, Тюханов отметил, что сегодня число желающих избавить Россию от революционеров, под флагом компартии, значительно выросло. Взяв привычным движением мегафон, он открыл митинг.

- Товарищи! Друзья! Правительство Москвы выписало спецпропуска для наших монгольских товарищей, и лично мне доверило запасной комплект ключей от Мавзолея. Слишком скудны сведения о том, что на самом деле затевается на историческом месте, рядом с нашей святыней, куда никак не могут попасть наши монгольские товарищи. Но в одном мы уверены – сейчас на Красной площади наблюдается духовная импотенция злодеев из Васюганских болот.

 

Мы с вами здесь собрались уже во второй раз, и видим, что эти наймиты капитализма каждый день едят мясо. Ни мы, ни наши товарищи из Монголии,  не можем себе ничего подобного позволить. И они, - тут оратор энергично выкинул правую руку в сторону площади, потрясая указательным пальцем, - ещё смеют утверждать, что социализм не принёс им духовной свободы.

Лидер коммунистов на несколько секунд замолчал, было видно, как его кадык судорожно дёрнулся, глотая слюну, пару раз глубоко вздохнув, продолжил:

- Рождённые с рабской психологией в крови, и наслушавшись сказок о красивой жизни, они идут по жизни с закрытыми глазами. У этих революционеров есть всё для создания истинно справедливого общества: удобный транспорт, разборные дома с потрясающим дизайном и радио, но, самое главное, они всегда сыты и тепло одеты. А ведь среди каких красот они живут – нам такие пейзажи даже присниться не могут!

 

Я лично присутствовал на многочисленных фестивалях народного творчества, и был свидетелем, как они спорят до хрипоты, у кого красивее одежда, или орнамент на ней. Наше поколение за такой романтикой отправлялось строить ГЭС на сибирских реках. А они вторглись к нам, и творят безобразия, в отличие от наших монгольских товарищей, которые бросили все силы республики на создание общечеловеческой шкалы ценностей.

На заре создания  своего государства, старшие товарищи наших монгольских товарищей, глубоко овладев теорией социалистической революции, и, применив её к конкретно-историческим условиям своей страны, теоретически обосновали возможность построения социализма даже на песках пустыни Гоби, что и продемонстрировал фильм, привезённый нашими монгольскими товарищами.

Задачи, накопленные многими десятилетиями монгольским обществом, начали решаться только на современном этапе развития социалистической Монголии. Уже сегодня на краю Гоби, недалеко от Даланзадгаде, жизнь начинает бить ключом – открыты еще две школы-десятилетки  в юртах № 8 и № 11. И скоро возле этих юрт разобьют гостиничные комплексы для многочисленных делегаций, приезжающих под эгидой ООН учиться у наших монгольских товарищей, - тут он повернул голову к посланцам далекой Монголии. - Я правильно говорю, товарищи?

 

Товарищи дружно закивали головами. Тюханов продолжил выступление:

- Мы, коммунисты России, ни на минуту не сомневаемся в том, что природа находится в постоянном изменении и развитии. Последними же научными достижениями наших монгольских товарищей доказано – Материя сама создаёт и изменяет форму вещей. Но кто изменил мышление тех, кто сегодня творит безобразия на наших глазах?! Это похоже на международный заговор сверхъестественных сил. Куда смотрит правительство? Наши монгольские товарищи…

Последние слова Тюханова  тонут в шуме оваций.

Раздаются крики:

- Освободим Мавзолей! Вперёд! За святое дело! Да здравствуют наши монгольские товарищи!

- Товарищи! Я с этого места взываю через средства массовой информации ко всем людям на Земле. Смотрите, что творится на русской земле: пришлые «меховые» революционеры сами все ходят в шубах, а у русского мужика, просят им вернуть, якобы награбленное у них веками нашим народом. У нас самих ничего нет. Коммунисты были бы рады помочь товарищам, но наша партийная касса пуста, и мы, как весь наш многострадальный народ, терпим нужду и лишения.

 

 «Меховщики», устроившие беспорядок в самом сердце мировой революции, наставили идолов, это подтверждение того, что за всю свою историю в составе России, они так и не смогли очистить разум своих народов от заблуждений. И на наших глазах демоны зла, или родовые боги удачи, превратились в говорящих истуканов очередного театра импровизации. Сегодня перед нашими глазами развивается грандиозное «шоу» по отработанному сценарию, подчинившему умы малых народов ошибочным мировоззрениям.

Вопреки обещаниям шаманов, эти народы в будущем ждёт вымирание, как результат действий сегодняшнего дня. Однажды, оперевшись на воображение, они стали на путь деградации, потеряв способность к собственному мышлению, в отличие от наших монгольских товарищей, стремящихся идти по пути развития и прогресса, и уже заложивших фундамент для третьей школы, на переднем краю борьбы с песками Гоби. И именно этот факт является доказательством успешного строительства социализма в отдельно взятой стране.

 

Мы наблюдали сплошные подделки и фальсификации исторических событий, в виде грамот, и прочих вроде бы древних бумаг. Сомнение в подлинности этих текстов выражается уже только в том, что вся эта демонстрация провокационных заявлений началась в то время, когда наши монгольские товарищи приехали выполнить свой интернациональный долг.

Всё это: красивая имитация, разыгранная нашими извечными врагами – американским империализмом, которую теперь наблюдают наши монгольские товарищи на прародине своих революционных идей.

В заключение своего выступления, я хочу напомнить: долг каждого пролетария и селянина, какой бы он национальности не был, долг каждого честного человека – прийти в Мавзолей, и взглянуть на нашего вождя, на тело, давшее бессмертные идеи и надежду всем трудящимся мира, в том числе, нашим монгольским товарищам.

 

 

 

* * *

 

Ритмично ударяя в бубен, Тугулук посмотрел на зубцы крепостной стены, затем обвёл взглядом окружавшее его живое кольцо из переодетых шаманов, напоминавших диковинных зверей, птиц, а то и вовсе фантастических животных. На головы служителей культа были надеты устрашающие маски, искусно сделанные из звериных шкур и перьев птиц, явно не северных широт.

Верховный шаман закрыл глаза, отложил Тахоэр в сторону, давая понять своим подчинённым – он только что перестал разговаривать со своим старшим братом, и поднял руку – все обратились во внимание.

- Нужно помнить, что Белое Солнце воевало с нами 150 лет, пытаясь подчинить. И вдруг нежданно-негаданно потомки чукчей, сражавшихся за свою свободу, осадили лучшую крепость в мире. Мы могли бы, конечно, взять её приступом, - неожиданно для себя рассудил Верховный шаман, - но такой исход не входил в наши планы.

Что потом делать с властью, с государством?

Правда, среди кочевников есть много умных чукчей, но кто потом вернётся к своим семьям, кто будет смотреть за стадами оленей? Опустеет тундра, умрёт Чукотка без настоящих мужчин. И тогда нас не простит Тэнантомгын! Хорошо, что мы не планировали занимать русский Кремль! Хорошо, однако!

 

Вдруг шум громко закричавших людей нарушил спокойный ход его мыслей. Тугулук прервал пересказ своего разговора с богом, поднял руку с бубном, и всё это разноцветное, беспорядочно оравшее на разных языках скопище революционных шаманов притихло, как будто один человек, сливаясь в одном всепоглощающем порыве. Но каждый из них, развернувшись в сторону крепости, смотрел с жадным любопытством на действия, разворачивающиеся на стене, примыкающей к лагерю. Оттуда слышались короткие, отрывистые звуки ударов,  и резкий крик голосов, потом что-то щёлкало и трещало, точно ломали сухие прутья или хлопали бичом. Оказывается, по предложению Кудасова, решили для устрашения революционного лагеря поставить на стенах котлы со смолой, неизвестно для каких целей, хранившихся в одной из кремлёвских башен. Котлы установили на листы железа, и разожгли небольшие костры под ними для пущего эффекта. Теми днями, некоторые, разумеется, расторопные режиссёры «Мосфильма» воспользовались бесплатной сценой, запечатлев множество бесценных кадров для своих будущих фильмов на историческую тему.

В полсилы ударила рука Тугулука в священный бубен. И вновь, на середине площади, кого только не видевшей на своём веку, вызывающе застучали многочисленные бубны молодых шаманов – хранителей святилища Тэнантомгына. Звук главного бубна раздавался реже, но он возвышался над остальными своим голосом.

 

* * *

 

В два часа пополудни, в виду важности московских событий, Президенту США было передано обращение с просьбой к нему и Сенату о безотлагательном выделении добавочного финансирования на программу развития средств космической разведки BASIC, подписанное начальником Национального разведывательного управления. Обращение сопровождалось заявлением главного аналитика Директората разведки, потому как подобные документы, включая ежедневные сводки этих ведомств, попадают на стол Президента исключительно через каналы ЦРУ.

 

                                           Уважаемый господин Президент!

 

Наша страна стоит на пороге катастрофы. Паника захлестнула фондовые биржи, провоцируя начало кризиса. Акции, практически, всех крупных компаний, упали до самого низкого уровня за последние двадцать лет. Евро ползёт вверх, за ним семимильными шагами, несмотря на революционные потрясения, шагает рубль, с каждым днём сокращая разрыв. Вопреки логике, Брайтон-Бич разрастается с необыкновенной скоростью. Русские скупают недвижимость, выдвинув во главу угла лозунг: «Даёшь Россию от Невы до Юкона!». Мы на глазах теряем национальную независимость. У русских на эту тему даже есть поговорка: «Пора бить в колокола!». А в это время, в Москве по-прежнему горят костры на Красной площади, лжепатриоты засели в Кремле, держа лжеоборону. Нам кажется, что «меховая» революция в России – это сценарий, чётко спланированный службами ФСБ. Доказательством чему является недавнее представление большой группы сотрудников различных военных ведомств к правительственным наградам.

После первого известия о событиях в Москве, оптимизм наших генералов забил ключом, не знавшим границ. Им не терпелось помочь «меховой» революции извне. Но они определённо не учли проблем контрмер, могущих возникнуть после осуществления «Плана стратегического наступления на Россию».

 

Мы ожидали, что в России, и в частности, именно в Москве, возникнет психологический кризис. Но прошёл день, второй, третий, и мы наблюдаем полную противоположность расчётам наших главных специалистов.

Сотрудниками Центрального разведывательного управления проделана кропотливая, всеобъемлющая работа по выявлению ряда деструктивных сил здесь, в сердце мира, т. е. в Вашингтоне. Создаётся впечатление, что эти силы смирились с пошатнувшейся позицией Америки в западном мире. И теперь предпринимаются открытые попытки склонить нас к обороне, создав иллюзию стабильности в экономике и военно-промышленном комплексе.

Мы не можем более обходиться простой пропагандой. В сложившихся отношениях с Востоком, этот метод уже не оказывает эффективного влияния на умы славян.

Вы, господин Президент, как никто, должны понимать – спутниковая разведка является основным элементом нашей безопасности, и поступите очень мудро, если окажете давление на определенные круги, с целью финансирования из резервного фонда срочного запуска пяти военных спутников.

Справка. Вчера, утром с космодрома «Байконур», стартовала российская ракета-носитель c космическим аппаратом военного назначения серии «Космос».

 

Президент откинулся в кресле, кинул взгляд на окно, потом встал, походил по кабинету, достал из «хитрого» холодильника бутылку кока-колы, налил стаканчик, и –  выпил. Подошёл к окну, снова обозрел чистое небо, словно пытаясь, что-то там рассмотреть. Постоял. Подумал. С кислым выражением лица, вернувшись за стол, на злосчастном листе бумаги, ниже штампа «Секретно», и также на сопутствующем документе, наложил резолюцию: «Срочно, к исполнению!».

 

(Продолжение следует)

Другие произведения автора:

Русалка

Ошибка Ванги, или Возлюби ближнего

Дочки-матери