Книга Глефы. Глава III (1)

ГЛАВА III.

ЯН ШИВЕКУ.

Проникнуть в особняк оказалось задачей трудной, но Ян справился. Тот, кто здесь жил, позаботился о своей безопасности со всей обстоятельностью и всерьез. Высокий забор, увенчанный хрупкой решеткой, покрытой шипами - только возьмись за такую, тотчас отломится и загремит, поднимая на ноги весь дом, да еще и руки изранишь - открытый двор, освещенный покачивающимся фонарем, удручающе редкие кусты и отсутствие всякой лепнины, выступающих карнизов и вьюшейся ерунды вроде какого-нибудь винограда на стенах. У крыльца пялились в ночь двое охранников. Но им-то как раз освещающий двор фонарь только мешал. Что происходит дальше, в тени, они вряд ли видели. Ну и хорошо. 

Луна - злыдень по отношению к таким, как он, но, благо, сейчас она на исходе, да, к тому же, небо заполонили тучки. Вот-вот заморосит. Это было бы некстати, не хватало еще оставить мокрые следы. Но пока обходилось без дождя. Ян перемахнул стену, стараясь вообще не касаться решетки, за высокой постройкой. Видать, это была конюшня, внутри фыркали кони. Проскользнул тенью вдоль стены к боковому фасаду особняка, выглядывая по окнам, что и где находится. Вон те спущенные шторы - наверняка спальня. 

Заговорили. Кто-то спустился по крыльцу, что-то сказал охранникам. Те похохатывали в ответ. Кто бы ты ни был, сверни куда-нибудь к конюшням... Ан нет, неведомого кого-то понесло направо от крыльца. Что тебе здесь делать ночью? Если к каким-нибудь хозяйственным постройкам, вышел бы через черный ход. Ян  юркнул глубже в тень, замер. Шаги приблизились, завернули за угол. А вот и ответ - любитель ночных шатаний оказался не слугой, а еще одним охранником. Прямо не особняк, а укрепленный замок. С другой стороны навстречу первому показался и второй. Ян  выругался - конечно, про себя - очень недобро помянув матерей обоих шатунов и пожелал обоим провалиться сквозь землю. Просто так, от досады, чтоб не отвлекали от дела. Шатуны - это нестрашно, бывало и хуже. Второй охранник был еще далековато, а вот первый приближался, вертя головой.

Шивеку прикрыл глаза, постарался отодвинуть ночные звуки, шорохи, голоса и шаги, услышал стук собственного сердца и отчетливо вообразил себя куском стекла. Старый Христофор, который его учил, говорил, что можно представить себя чем угодно прозраным, хоть пустой бутылкой, хоть каплей воды. Но Ян почему-то отчетливо видел заброшенный дом, желтоватые стены с потеками дождя, разбитое кем-то окно. Висящая на одной петле рама с торчащими мутными зубами стекол, осколки вокруг, на жухлой траве. И он - один из этих осколков, только, по какой-то неведомой причине, не мутный, а чистый и совершенно прозрачный, отражающий серое небо с тревожно бегущими по нему тучами. Поэтому его единственного не замечает случайно забредший к заброшенному дому прохожий. 

Тело будто онемело, но, вместе с тем, Ян чувствовал каждый свой кусочек кожи. Как-то издалека послышались шаги охранника, он почувствовал скользнувший по нему взгляд. И ночной шатун прошел дальше. Шаги удалились, потом приблизились другие - с противоположной стороны. А вот и второй. Этот глядел чуть дольше, но тоже прошел мимо, ничего не заметив. 

Ян подождал для верности еще немного, приоткрыл глаза, снова воображая себя тем, кем он и был на самом деле. Юркнул к стене и принялся карабкаться к окнам второго этажа. Не к спальне, это неудобно, а к окошку рядом. Здесь и занавесок не было, и щеколду на створке можно поддеть ножом, не рискуя разбудить спящего скрежетом и внезапной ночной прохладой. Шивеку ужом вполз внутрь и тут же прикрыл за собой окно. Сквозняки погубили не одного вора. Лет пять назад был у него приятель. Этот приятель умел пить и не пьянеть, ловко обращался с девками, но, главное, мог открывать любые замки - за это его и прозвали Пальцами. Может именно поэтому и бабы его любили... Пальцы прокололся глупейшим образом: сквозняк из окошка шевельнул огонек свечи, а обворовываемый прекрасно помнил, что все окна он лично закрыл и запер. И на следующий же день Пальцы висел вместе со своими чудесными руками, нелепо вывалив язык.

Бедняга вспомнился некстати, и Ян прогнал мысли прочь. Не дурной ли это знак, вспоминать о покойнике, да еще и о покойнике, попавшемся на воровстве? Шивеку был суеверным, но мысленно махнул рукой, мол, чего уж теперь. Прислушался, но все было тихо. Коридор был совершенно пуст. Вор шмыгнул к дверям, ведущим, вероятно, в спальню, тихонечко потянул. Створка подалась, видать, хозяин не запирался на ночь. Если, конечно, вообще, спал, хотя он спал, судя по опущенным занавескам. За дверью оказался небольшой коридорчик, еще одна дверь, на этот раз, приоткрытая, а за ней - спальня. 

В постели с незадернутым пологом мирно сопели, было темно. Рядом с кроватью торчал низенький столик, он-то и был нужен Яну. Вор вкрался в комнату, боком скользнув в дверную щель. На столике стояла шкатулка. Шивеку протянул руку, пощупал - так и есть, плоская крышка, вделанный в нее перламутр холодил пальцы. В этой шкатулке находились письма, которые и интересовали вора. 

Он потянул крышку. Странно, она не заперта. Окна закрыты, особняк обходят охранники, а шкатулка с важной перепиской - не заперта. Эта мысль уколола не хуже досадливой осы, мерзко засосало под ложечкой. Ян поднял крышку до конца и глупо уставился внутрь. Никаких писем там не было, там было что-то темное. Он вспомнил о каком-то восточном султане, который держал в ящичке с письмами ядовитого паука, отдернул руку, но додумать не успел.

- Неплохо, - сказали где-то почти над ухом. - Очень неплохо.

Одеяло откинулось, и в постели сел совершенно одетый тип. В руке он держал пистолет, дуло глядело прямо в лоб Яна. 

 

 ГЕРЦОГ МАРИНАРЕ. 

Все беды королевской династии начались с рождения нынешних их величеств. 

Произведя на свет эдакое чудовище, ее величество долго не прожила. Она умерла через четыре месяца. А вот почему - в этом придворные сплетники расходились. Кто-то говорил, что она так и не оправилась от родов, которые, кстати, продолжались почти трое  суток, кто-то считал, что ее прикончил его величество, в качестве "благодарности" за то, что родила такое страхолюдие. Так или иначе, но его веичество после этого как-то поплохел и пошел на убыль, как догорающая свечка, правда, медленно. Через шестнадцать лет на охоте оступился конь наследника престола. Принц был прекрасным наездником, никто так и не понял, почему он вылетел из седла. Прямо на некстати подвернувшийся камень. Головой. Так наследником и стало устрашающее шестнадцатилетнее нечто. Старый король совсем слег, а еще через год умер. Маринаре прекрасно помнил снежную ночь, застоявшиеся ароматы лекарств, бормотание кардинала, дымок благовоний, не скрывающий сладковатый запах смерти, шепот лекарей, бледных от бессонницы, метавшиеся огоньки свечей, вытянутое, синевато-восковое лицо короля, глаза, слезящиеся от слабого, неровного света. "Король умер, да здравствует король... короли". Никто и не думал, что чудовище взгромоздится на трон, поэтому королеве позволили назвать то, что родилось, по-своему, по-северному - Гельмутом и Гюнтером. 

Минуло три года, их величествам требуется королева. Точнее - наследник. Лекари уверяют, что короли способны иметь детей. Герцогу Маринаре было искренне жаль будущую королеву, которой придется лечь в постель с этим, но политика неумолима. Теодор Тагар по этому поводу пожал плечами и поинтересовался, почему бы королеве не прижить ребенка от кого-нибудь более симпатичного.  Он прав, но наследственность - дело тонкое, и у детей иногда внезапно меняется цвет волос и даже глаз. А тут промашки быть не должно.

Первый министр долго думал, выбирал, ломал голову, сверхсекретно обменивался письмами с братом, и епископ Марнерский благословил на брак с их величествами молодую графиню Сагетелли. Их с первым министром троюродную кузину. Изабелла Сагетелли прибыла в столицу двумя днями позже Ингрид Реггенкерт, епископ привез ее лично. Так что свадьба их величеств состоится быстро, а свадьба начальника тайной королевской службы - еще быстрее. 

Часы пробили без чертверти полночь, герцог Маринаре выгнал слуг, заперся и через потайную дверцу вышел в не менее потайной коридор, темный и узкий, как печная труба. Этим коридорчиком он прошел до следующей двери, за которой была лестница, ход, еще одна лестница и еще одна дверь. Министр нажал на известный ему кирпичик в стене, дверца, прищелкнув, отворилась, и Маринаре потушил фонарь. Разумеется, тоже потайной. 

Тайный ход вел в покои будущей королевы. Маринаре, конечно, уже виделся с дальней родственницей на официальном приеме, но наедине - еще нет. Королевская невеста его дожидалась. Она отослала дам и фрейлин, сообщив, что намеревается написать письмо домой. Секретная дверца находилась в спальне, так что Маринаре сразу увидел неразложенную постель, дурацкую картину, изображающую какую-то древнюю церемонию, небольшое бюро и Изабеллу. Свечи золотили темно-синий бархат платья и черные волосы будущей королевы. Она и в самом деле сидела за столом и что-то то ли писала, то ли рисовала. 

- Мадам, - герцог светски поцеловал Изабелле руку и сел напротив. - Вы пишете домой?

- Нет, - будущая королева пожала плечами, поглаживая белую кошку, устроившуюся на ее коленях. - Нет, герцог. Это гороскоп.

- Вот как? Чей же?

- Мой, - она вздохнула. 

А она красивая. На юге некрасивых женщин просто нет, и тем более, их нет в роду Маринаре. Черные кудри, черные глаза, смуглая кожа. Одно плохо, южная кровь сильна, наследник, скорее всего унаследует карие глаза матери, а не тускло-серые гляделки отцов. Как ни крутись, все равно будут сплетничать. Первый министр, например, не верил, что кмерец крутится в столице просто так. Кмера и раньше-то была небольшым государством, а потом и вовсе стала просто областью Бракассии, но господарь у них умен... 

- И что же говорят вам звезды, дитя мое? - поинтересовался Маринаре. На краю стола пристроился глазурованный кувшин, и он, протянув руку налил вина себе и пока еще графине Сагетелли. 

Она поблагодарила кивком, но пить не стала, повернула бокал на столе, ловя в хрустальные грани отсвет свечных огоньков. Блики, пройдя сквозь хрусталь, пали на девичью руку. Вино было красным, блики - тоже, отчего казалось, будто тонкие пальцы перепачканы в крови. Изабелла задумчиво созерцала это зрелище.

- Не знаю, - сказала она. - Не могу понять. Я вижу кровь, впрочем, я не очень искусна в этом. Я привезла с собой астролога, так что...

- И как это мой брат позволил вам взять с собой колдуна? - улыбнулся герцог.

- Он не знал. Да и какая разница? Мэтр Новиле считается моим лекарем. Да и он им и является.

- Значит, посоветуйтесь с ним, - Маринаре пригубил вина. - Вам не страшно выходить замуж?

- Страшно, - просто призналась Изабелла. - Очень страшно. Но кто-то должен принести наследника. 

И, к тому же, быть королевой приятнее, чем женой какого-нибудь южного графа. Ей восемнадцать, она умница, и она - Маринаре. А, значит, честолюбива. 

- Так и есть, - кивнул первый министр. - Я рад, что вы понимаете свой долг, дитя мое. 

Изабелла наконец налюбовалась алыми бликами на собственной смуглой коже и сделала глоток. Раз или два герцог видел ее, когда она была еще девочкой, в Сагетелле, на загородной вилле. Тогда он и подумать не мог, что любопытная девочка с красной лентой в кудряшках сядет на трон. И что он сам ее туда посадит. 

- Я понимаю, вы хотите, чтобы Маринаре породнились с королями, - она склонила голову набок, теперь вместо своей руки разглядывая огоньки свечей. Ей не по себе больше, чем она хочет показать. - Но я хотела спросить, а что, если... если я... если их величества не...

Любопытно, кроме его собственных шпионов есть здесь еще чьи-нибудь? И если да, то чьи? Тагара? К гадалке не ходи, да. Кмерца? Хотя, это вряд ли. Кардинала? Да кто его знает. У их величеств никаких шпионов нет, а вот их сестра, Маргарита, отнюдь не проста. Во дворце у стен есть уши, и, как ни досадно, эти уши принадлежали не только первому министру. 

- Лекари уверяют, что все в порядке, мадам. Еще вина?

- Нет, благодарю.

- Как вы нашли столицу? Не правда ли, архетектура прелестна?

- Да, - девица, казалось, все поняла. - Она иногда чем-то  напоминает южную. 

- Это из-за светлого камня. 

- Вероятно.    

- А общество пришлось вам по нраву?

Изабелла улыбнулась.

- Весьма. Здесь куда более оживленно, чем в Марнере. Ее высочество Маргарита ко мне очень любезна. 

- Говорят, - Маринаре залпом допил вино и тонко улыбнулся, - на юге самые красивые мужчины. Не верьте, здесь, в Сиреции тоже есть галантные кавалеры. 

- Я в этом не сомневаюсь, - заверила Изабелла, отодвигая свой гороскоп. - Южане всегда больше любят южан, но будущей королеве Бракассии прилично хвалить всех своих подданных. 

- Я очень рад это слышать, дитя мое, - четко ответил министр. 

Вот и славно. В случае чего одного такого подданного мы и пошлем в спальню ее величества. Маринаре надеялся, что девица поняла намек. Вот только как исхитриться, и подсунуть любовника королеве незаметно для чужих глаз? С этим проколоться нельзя, по крайней мере, до появления на свет наследника. Хотя, об этом думать откровенно рано.

Герцог Маринаре подлил вина в бокал троюродной кузины и светски сказал:

- Мадам, вы просто обязаны познакомить меня со своим замечательным астрологом. Я тоже хочу гороскоп.  

- Я непременно вас с ним познакомлю, герцог, - пообещала Изабелла. - Он очень искусный врач. И отменный астролог.

- В самом деле?

- По крайней мере, пока ни один его гороскоп не соврал. 

- Очень на это надеюсь. С вашей строны будет очень любезно его мне представить. 

- Если он не откажется, - улыбнулась будущая королева.

- Даже так? - приподнял бровь Маринаре.

Изабелла подперла щеку рукой и кивнула:

- Странный человек, очень странный... Герцог, могу я кое о чем вас попросить?

- Разумеется, мадам.

- Недалеко от столицы, в Клени, есть монастырь святого Якова. Там служит некто отец Иннокентий. Могу я попросить прислать его ко мне?

Уже любопытно. Что еще за Иннокентий, откуда он взялся? Надо узнать. 

- Разумеется, дитя мое, - заверил Маринаре. - Я завтра же за ним пошлю.