Без времени... (Окончание)

                                               - 16 -

- Я хочу, что бы ты устроил меня в клинику к своему другу.

- Нет, - коротко и зло бросил он ей. Арина уже несколько раз повторяла эту просьбу, но он неумолимо произносил свое “нет”, как будто в нем заключался какой-то смысл. Жестко и зло снова и снова.

- Но какой в этом смысл? – в отчаянии воскликнула она. Тысячи и тысячи людей находятся в больницах. Они лечатся, принимают таблетки, делают какие-то процедуры. Ты не можешь лишить меня элементарного медицинского обслуживания. В конце концов, я имею на это право…

- Нет, - снова ответил он. - Тысячи и тысячи лежат там, но не все…

- Что? – устало спросила она.

- Ничего, - отмахнулся он. – Пойми, ты не больна! Ты совершенно здорова! Это мне сказал врач. Просто живешь немного быстрее, чем остальные, но у тебя нет болезни…

- Хватит! – остановила его она. – Давай спокойно поговорим. Я не хочу оставаться здесь. Я не могу больше видеть эти стены, зашторенные занавески, чертовы зеркала. Я хочу, чтобы ты отвез меня в больницу.

- Я тебе кое-что объясню, - произнес он. – Есть лекарство. Врач, тот самый, от которого мы уехали месяц назад, мне о нем рассказывал. Все просто. Это лекарство в тебе, в каждом из нас…

- Чушь какая-то, - перебила она.

- Нет, не чушь! Почему ты не хочешь мне поверить? Ты должна просто поверить и все вернется… Это же так просто.

- Я хочу в клинику.

- Ты хочешь в этой клинике…, - и он замолчал.

- Да, я хочу! – не выдержала она, - я имею на это право, в конце концов, мне распоряжаться своей жизнью. – Потом тихо добавила: - Я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой!

Потом замолчала и села на диван, отвернувшись. Он тоже молчал, наконец, произнес:

- Я не отпущу тебя. Я тебя не отдам. Ты не бездомная дворняга, чтобы в подворотне заканчивать свои дни. Тысячи сердобольных родственничков отправляют своих близких в больницы, зная, что они оттуда не вернутся! Неужели ты думаешь, что я способен на это? За кого ты меня принимаешь?

И теперь уже громко продолжал:

- Ты должна помочь себе сама! Ты можешь хотя бы попробовать! Ты имеешь на это право! Не возиться со мной, как с  мальчишкой, не уходить навсегда в эту чертову клинику, а подумать о себе!

- Я пробовала… Я пыталась…

- А теперь сделай это. Все просто. Какая-то невероятная штука заключена в одном слове, в четырех буквах, в таблетке по имени “Вера”. Сделай это для меня, в конце концов! Так тебя устраивает? Так ты согласна?

- Да, да, конечно, - тихо и как-то просто ответила она, - для тебя я сделаю все.

Он изумленно посмотрел на нее, не ожидая такого скорого простого ответа.

Она взяла в руки свою сумку, достала оттуда несчастный флакон и проглотила пилюлю.  На дне оставалось еще пять таких же маленьких таблеток. Флакон дрогнул в ее руке, и те с грохотом, ударившись друг о друга, зазвенели. Звук напомнил какой-то музыкальный инструмент. Только с каждым днем его звучание будет становиться все тише и тише, пока не умолкнет совсем. И лишь пустой стеклянный предмет останется в руке.

- Нет, этого не будет! – мелькнуло в его сознании. – Этого быть не должно! Не должно и все!...

         На следующее утро Петр быстрыми шагами шел по улице, не выбирая маршрута, и только цель путешествия неумолимо приковывала его внимание. Там, вдалеке, золотыми куполами на зимнем солнце светился маленький Храм. Маленький или большой – сейчас это не имело значения. Главное – что это был Храм. Туда и держал он свой путь, туда и понесли ноги, стоило только проснуться и выскочить на улицу. Под ногами скрипел декабрьский снег, он укутывал собой надоевшую серость тротуаров и дорог, скрывал мрачность этого города. Наступало короткое время в году, когда все вокруг замирало в ожидании скорого праздника, лица людей отражали нетерпение и радость в преддверии длинных каникул. Они оставляли свои ежедневные дела, надоевшие, словно вязкая грязь под ногами, в которых вязнут ноги. Но вот уже первый снег, замерзшие белые улицы и надежды на будущее. На небольшой площади кто-то наряжал высокую елку, город готовился встретить очередной Новый год, а потом еще один и еще…

         А у них оставалось всего несколько таблеток. И на празднике этом он чувствовал себя чужим. Впервые в жизни его не интересовал снег, наряженные елки, праздник и веселье, подарки к Новому году. И только глаза смотрели вдаль, где стояла маленькая церквушка.

         Он вошел внутрь и ощутил себя в каком-то необычном месте. Горели свечи, пахло воском, отовсюду на него смотрели лики святых. В сумеречной темноте их глаза светились особенным блеском, и на мгновение он почувствовал себя необычайно спокойно. Только сейчас понял, как устал за последние дни. Эти глаза были неравнодушны, они с каким-то пониманием и участием взирали на него, и теперь он с трепетом вдыхал аромат этого намоленного места. Суета города осталась за каменными стенами, а здесь - умиротворение и покой. Посмотрел наверх. Церквушка снаружи казалась совсем маленькой, но здесь, стоя внутри, в самом ее центре, он подивился высоте стен и куполу, который нависал над  ним. Это было словно другое измерение. Пространство расширялось к самому верху, устремляясь высоко в небо, оно уходило на недосягаемую высоту, и сейчас Петр ощущал себя частичкой неведомого, незнакомого ему мира, частицей вселенной, которая каким-то чудесным образом поместилась здесь, в конце улочки, внутри церквушки. Но теперь это был не маленький игрушечный мир, нарисованный детской рукой, не придуманный, а самый настоящий, и он поражал своими размерами. Его тело замерло и растворилось в удивительной атмосфере неведомой планеты, где воздух был другим, и даже притяжение не давило, пригибая к земле, а эти глаза, смотрящие с икон, не тревожили покой, не принижали, только с пониманием смотрели, зная, зачем он пришел. Он словно был в невесомости, тело стало легким, мысли другими. И на мгновение время снова остановилось. Он чувствовал это, знал, что оставил это время за стенами Храма, на улицах, занесенных снегом, на тротуарах и шоссе, по которым торопливо шли люди  и проносились машины. Но здесь все было совсем по-другому… И уже пожалел, что не взял Арину с собой. Но, всему было свое время…

         Подошел к месту, где продавались свечи, спросил у служительницы, где находится расписание, и когда проходит венчание. Та ответила, что служба недавно закончилась, а поэтому можно подойти к батюшке и договориться о времени. Потом достала небольшой листик бумаги – это был прейскурант цен. Крещение младенца, крещение взрослого, отпевание и так далее… Глазами пробежав этот длинный список, наконец нашел то, что искал - венчание. Посмотрел на цену. Посмотрел на остальные цены в этом списке. Крещение стоило дороже, чем отпевание, а венчание дороже, чем крещение. В голову пришла мысль, что явиться на этот свет стоило дороже, чем из него уйти. А если ты решил соединить свою судьбу с кем-то, придется заплатить еще дороже. Нет, ему не было жалко этих денег. Не видел бы этих цен, заплатил бы намного больше. Это было естественно для него - пожертвовать на церковь. Но когда ему показали эти цифры, напечатанные на листке бумаги, все стало обыденно и просто. Словно оказался не в святом месте, а в суетном мире, где все измерялось деньгами. И еще промелькнуло в голове – там, в Иерусалиме, в стенах Храма гроба Господнего он не видел никаких прилавков и тем более ценников. Крестики можно было купить лишь на улице, за его пределами, а свечку за здравие он взял бесплатно, та лежала в аккуратной стопочке рядом с иконкой на Голгофе, где и нужно было поставить ее. А здесь прейскуранты и цены… Может, просто нужно быть ближе к Богу, к гробу его Сына, к первоисточникам, тогда и деньги перестанут иметь значение. Вспомнил людей, бегущих с крестами паломников под мышкой и фотоаппаратами на шеях, их безудержное веселье, их топот по древним булыжным мостовым, по которым когда-то шел Он… Впрочем, все эти мысли мгновенно промелькнули в его голове, и он не придал им большого значения. Главным сейчас для него были эти стены, иконы на стенах, высокий купол над головой и вера, которая тогда у стен Старого города помимо его воли, как само собой разумеющееся, пробудилась в нем.

         Спустя пару минут, он уже уточнял у священника, когда можно будет прийти на венчание, и тот назначил время - через 2 недели.

- Слишком много пар записалось, - сказал он, - раньше никак.

Тогда Петр посмотрел на батюшку и неожиданно для себя произнес:

- Через две недели моей жены не будет в живых.

Услышав эти простые слова, которые сам только что сказал, подумал, что сошел с ума. Нельзя так просто говорить об этом. Нельзя не верить в иной исход. Но он почему-то так сказал. Сделал это просто, и теперь в ужасе замер, ожидая ответа.

Священник спокойно посмотрел на него понимающим взглядом. Этот человек словно стоял у врат, откуда приходят в этот мир или возвращаются обратно. Он давно привык к такой работе (вернее служению). В этом месте подобные слова для него прозвучали естественно и очевидно, даже обыденно. Немного подумав, батюшка произнес:

- Тогда, завтра!

Он назвал время, объяснив, что нужно сделать перед венчанием, и они попрощались.

         Оставалось 5 таблеток. Нет, уже  четыре. Утром Арина выпила одну из них и посмотрела на флакон. Он тоже взглянул, потом перевел взгляд на нее. Петр понимал, чего стоит ей скрывать свои чувства, сейчас он словно находился на ее месте. Вдруг в голове промелькнуло: - Как бы он хотел оказаться на этом месте. Он знал, он был уверен, что справился бы с этим проклятием за оставшиеся четыре дня. Просто у нее не хватало сил бороться. Она очень устала за последний месяц и от жизни, которую прожила за эти дни.

         Новость о венчании Арина встретила спокойно. Как будто ей было все равно, и целиком доверилась его воле. И сейчас он чувствовал, что теперь только он может ей помочь. Как помочь? Как ей передать те невероятные силы и сделать чудо? Он стремился подарить ей последние земные радости и верил, что они помогут задержать ее здесь. Только хватит ли у нее сил?... “Просто, нужно верить, и случится чудо”, - вспомнил он слова врача. - Все просто…

         Снова скрипучий снег под ногами и дорога по нарядной улице, украшенной гирляндами, с елочными базарами, пестрыми витринами, холодной зимой и скорым праздником, затаившимся в глазах прохожих. Оставалась какая-то неделя, и для них наступит Новый год. Как это тяжело быть в гостях у времени, заглядывая в чужие окна и дома, где идет шумная предпраздничная суета, где люди думают о завтрашнем дне, не замечая дня сегодняшнего. Он для них мимолетен – пролетит, и те позабудут о нем, вступив в новый свой день, в новый год. Только в жизнь другую так просто не переступить. Как это тяжело листать страницу за страницей чужое время, ненароком заглядывая туда, не в силах оторваться. Но это был не их праздник, и поэтому Петр хотел сократить путь и торопил Арину, а та и сама была рада не смотреть по сторонам, только вперед, в конец улицы, где отсвечивали ярким заревом золотые купола.

         В церкви служащая попросила несколько минут подождать. Они пришли раньше, и батюшка еще не закончил венчание другой пары. Они встали у входа и теперь смотрели на юных молодоженов, которые проходили обряд венчания. Невеста была в белоснежном платье, и белая вуаль скрывала ее нежное лицо и прическу. Жених был в черном костюме, он тоже выглядел очень молодо, и эти двое представляли собой удивительно красивую пару.

- Почему они десять лет назад не пришли сюда? – подумал он.

- Ходили каждый день мимо. Проходили, пробегали…

Посмотрел на Арину. На голове ее была темная вуаль, которая, закрывая лицо, спадая на темное платье. Ей было всего тридцать лет – совсем девчонка! Юное, дорогое ему существо… Хотя, придти в такое место никогда не поздно, - подумал он.

Какая-то пожилая женщина, услышав последние слова служительницы, и поняв, что они пришли венчаться, перекрестилась и тихо пробормотала.

- Совсем люди стыд потеряли, прости Господи… Такой молодой парень и эта… Все проклятые деньги…

Петр вздрогнул и посмотрел на Арину. Та, по-видимому, не услышала этих слов, и он с облегчением перевел дух. Сейчас для него было важно повести ее к алтарю, дать ей кусочек жизни, дать ей веру в эту жизнь, пробудить ее, вернуть сюда. А где еще это можно было сделать, как не в таком месте…

Арина неожиданно отошла, бросив ему на ходу:

- Пойду, поставлю свечку.

Он хотел было идти за ней, но она жестом остановила его и улыбнулась.

- Я сейчас, ты оставайся здесь.

И уже шла к месту, где знакомая служительница продавала свечи. Петр посмотрел на церемонию венчания. Новобрачных уже вели к алтарю, им надели кольца и теперь освящали их брак, несли короны над головами, а те за батюшкой двигались по церкви. Они шли в свою маленькую жизнь, в семью, которая рождалась у него на глазах, и на мгновение Петр залюбовался. Потом огляделся и уже с беспокойством начал выискивать Арину. Он не видел ее. Потом подошел к служительнице, но снова ее не нашел. Оглядел это маленькое помещение…

         Ее нигде не было! Она исчезла! Он снова вспомнил то ужасное ощущение, когда она скрылась с его глаз на ледяной черной горе. И сейчас он снова ее терял. Опять огляделся. Арины нигде не было. Выскочил на улицу. Люди в шумной толчее сновали в разные стороны, машины пролетали мимо. На мгновение показалось, что похожая фигурка скрылась в такси неподалеку, дверца захлопнулась и машина исчезла, она растворилась в городском хаосе, в белом снегу, который засыпал улицы, в праздной толчее. И Арина пропала вместе с ней.

         Потом долго носился по улицам, забегая в магазины и подворотни, снова возвращался к церкви, но нигде ее не находил. Она исчезла из его жизни, и теперь, кажется, навсегда.

         Дома, на своем рабочем столе, Петр увидел коротенькое письмо. Он заметил его, стоя в дверях, издалека узнавая ее почерк, но подойти не решался. Это было ее письмо. И написала она его, по-видимому, вчера или сегодня, пока они собирались. А оставила его здесь до ухода в церковь. Утром он не видел его - он это помнил точно. Это был ее приговор. Последнее слово, которое Арина оставила ему, и строки светились в сумраке комнаты.

“Я ухожу, как любимая, верная собака. Хозяин не должен видеть, как умирает его пес. Хозяин должен жить,  завести себе нового друга и позабыть о прошлом своем питомце. Может быть, иногда вспоминать. Такова жизнь. В этом нет ничего страшного. Если веришь… А о вере ты задумался в последнее время, значит, ты знаешь, что когда-то мы увидимся снова. Только случится это позже и совсем в другом месте. Я люблю тебя. И помни, что ты мне обещал. Ты поклялся, дал мне слово. Ты должен дорисовать мою картину сам… Не грусти, мой Петр... У тебя такое красивое имя…

Твоя Арина.”

         Он схватил письмо и ринулся из дома. Она не могла так поступить. Он должен был ее найти. Эти четыре дня - последнее, что у них оставалось. За четыре дня можно прожить целую жизнь, четыре жизни. Он должен быть рядом с ней.

         В отделении милиции его встречал молодой вежливый лейтенант. Он неторопливо выяснил причину его прихода и попросил написать заявление. Пока Петр сочинял свой короткий текст, тот без интереса на него смотрел. За свою короткую службу он принял сотни таких заявлений. И вот сейчас сидит перед ним совсем молодой мужчина, от которого ушла жена. Как всегда одна и та же история. Ушла – вернется. Не ребенок, не престарелая женщина, выжившая из ума.

- К заявлению необходимо приложить фотографию, - сказал он.

- Фотографию? – переспросил Петр.

- Да, и желательно свежую.

Петр подумал, что такой фотографии у него нет. Приносить старые  было бессмысленно. Только, как это объяснить?

- Как нет? - удивился лейтенант. – Вы кем ей приходитесь?

- Мужем, - ответил он.

- Странно, - вздохнул лейтенант. – Фотографии нет.

- Но, есть письмо, - зачем-то произнес Петр и достал сокровенный листок бумаги, протянув его собеседнику. Тот взял его, долго изучал, потом спросил:

- Я не понимаю, вы ищете жену или собаку?

Петр задохнулся, но, сдержав себя, коротко ответил:

- Жену! Я ищу жену…

Тот снова перечитал письмо.

- Здесь же ясно сказано, собаку...

Петр выхватил письмо из его рук и уже громче произнес:

- Я ищу жену! Что я должен еще сообщить?

- Когда она пропала? – спросил тот.

- Сегодня! Только что! Полчаса назад!

Лейтенант устало посмотрел на него, потом грустно уставился на заявление и вернул его Петру:

- Заявления о пропаже взрослого человека принимаются спустя трое суток.

Петр подумал, что эти три дня равняются 3 годам жизни. Целой вечности. А их оставалось...

Он сидел в оцепенении и смотрел сквозь лейтенанта. Он не мог вымолвить ни слова, не мог пошевелиться. Вдруг услышал спокойный, рассудительный и даже дружеский голос лейтенанта:

- Да не заморачивайся ты так. Нагуляется - вернется. У нас таких случаев знаешь сколько?

Потом посмотрел на него и серьезно добавил:

- Вот только, когда придет - порешайте все полюбовно... Без нас... А то знаешь, как бывает… Чаще всего, тогда нас и вызывают. Только уже бывает поздно. Бытовуха, - произнес он и осклабился.

Петр в ужасе выскочил из отделения и окунулся в огромный город, кишащий со всех сторон людьми, и тот в предпраздничной суете с нетерпением встретил его… Холодный и колючий снег сыпал со всех сторон. Он напоминал белый песок, который водопадом струился с небес и бил ему прямо в лицо.

- 17 -

         Наступили долгие часы кошмара. Они неумолимо отсчитывали время, секунда за секундой, стуча в висках, а в голове билась одна и та же мысль: – Время уходит, он должен найти ее, должен быть рядом.

Он не звонил в больницы и морги, почему-то чувствуя, что она находится где-то рядом в этой пестрой толпе, и в безумии своем метался по городу и его холодным улицам. Как будто снова летел с той ледяной горы, не глядя под ноги. Он переступал через дома и кварталы, ощущая невероятную силу и желание найти ее, догнать, вернуть, просеять этот город, каждую песчинку снега, каждую улицу, выхватывая из толпы все новые и новые лица прохожих, и мчался стремительно, безоглядно с этой черной ледяной горы.

Поздно вечером остановился, поняв, что ее нигде нет. Все время неотступно преследовала мысль: - Она где-то рядом, он смотрит на нее, но не видит, не замечает.

Словно взгляд его был устремлен сквозь нее, но все это время ощущал ее незримое присутствие. А люди равнодушно проходили мимо,  пробегали, проносились, падали на скользком льду, поднимались, и, смеясь, неслись дальше. Секунды наматывались на минуты, минуты - на длинные часы, превращаясь в один гигантский клубок времени, который летел в корзину.

         Дома он долго ходил по комнатам, отсчитывая шаги, что-то бормоча себе под нос. Казалось, сходит с ума. Его лишили жизненно важно органа, у него отобрали часть тела, кусочек его души, и шаг за шагом ему казалось, что он проваливается в какую-то пустоту, бездну. Неожиданно взгляд его упал на рулон бумаги, свернутый в трубку, торчащий из угла комнаты. По приезде он засунул его туда, не желая видеть, даже помнить о нем не хотел, но теперь достал и развернул. Это была ее картина.

Сразу же бросились в глаза фигурки людей на скале. Потом этот овал лица женщины, которая не смотрела на него своими красивыми глазами - не было глаз, лица тоже не было, только хрупкий стан незнакомки и все. Первым желанием было разорвать полотно, сжечь его, уничтожить, словно картина была виновата в чем-то. Как будто она и отбирала Арину у него. Но это серое пятно не давало ему покоя, притягивало всецело его внимание и в сознании промелькнуло:

- Ты обещал! Ты давал мне клятву!… Как в детстве!…

- Действительно, детство какое-то, бред какой-то! - подумал он.

– Чем он сейчас занимается, Арина где-то одна в этом холодном городе, а он…

Но почему-то продолжал всматриваться в этот простой сюжет. Сейчас он мучительно заставлял себя разглядеть в этом сером пустом овале очертание любимого человека. Уже гипнотизировал картину. Может быть, это она гипнотически действовала на него, но оторвать взгляд уже не мог. И не хотел…

         В какой-то момент вдруг увидел ее глаза. Они смотрели на него. Лицо оживало, женщина улыбалась! Ему улыбалась! Это была Арина! Он ясно различил ее курносый нос, улыбку, глаза. Сейчас она не смотрела на прочих, там, на скале, держалась за перила и неотрывно следила за ним! Он сделал шаг в сторону – женщина повела глазами и снова улыбнулась, снова глаза их встретились! Она была где-то рядом! Нет, он не сходил с ума. Все происходило на самом деле! Это была Арина, живая, такая юная! Она стала еще моложе, смотрела на него, была настоящей, не придуманной или нарисованной красками. Смотрела и улыбалась. Он перевел взгляд на свое изображение и обомлел. Лицо мужчины, то самое, которое Арина так скрупулезно рисовала, передавая абсолютное сходство, исчезло. На его месте теперь находилось серое пятно. Лицо выглядело, как  пустая глазница. Он снова посмотрел на женщину и уже ничего не понимал  - теперь исчезало лицо Арины, но в тот же момент появлялось его лицо. Это был словно мираж. Картина оживала. Она забирала одного человека, но в тот же миг, словно взамен, возвращала другого. Лица появлялись одно за другим в строгой очередности, но никогда вместе. Картина пыталась о чем-то ему сказать, он мучительно думал, старался разгадать эту тайну, разглядеть лучше черты этих людей. Теперь захотел увидеть их одновременно на картине или хотя бы в своем воображении… Но, все было тщетно! И тут он понял!!!

         Все предопределено! Просто, они истратили то время, которое им было дано свыше - те десять лет, которые могли быть вместе, но были только рядом. И теперь за это придется платить, и за последний месяц то же. “За любовь неминуемо нужно платить… Выплачивать немыслимые проценты”, - вспомнил он мысль, непонятно откуда родившуюся в его сознании не так давно. За любовь и за “нелюбовь” тоже. А вторая стала намного дороже.  Если вспомнить, сколько лет она отобрала? Как они могли потерять столько времени? Безумие какое-то! Нужно было взвешивать каждый день и час на весах времени, а они слонялись по разным комнатам и коридорам… Жили не вчера и не сегодня, только ждали какого-то призрачного “завтра”. И вот это “завтра” наступило… И теперь оно невидимой призрачной краской стирало их лица, отбирая жизнь, серым песком рисовало по картине, отбирая цвета, оставляя лишь мертвенную пустоту…..

- Впрочем, - подумал он, - “нужно было” – так говорить удел женщины, а ему оставалось только одно -  думать о будущем. Сколько бы его еще не отмерено…

Он отвернулся от картины. Он не понимал, что ему делать, только знал одно - Арина где-то недалеко, она жива, она рядом, и он должен ее найти.

         Он не спал всю ночь. На следующий день снова безуспешно скитался по городу. Иногда казалось, видел глаза ее в толпе, но Арина исчезала, и он оставался один на этой заснеженной улице…, в городе, в мире, где сыпал снег, так похожий на белый песок…

         В какой-то момент заметил странную парочку, которая совсем не походила на прочих людей. Он остановился и теперь неотрывно следил за ними. Эти двое были словно с другой планеты. Они шли по скверу, неподалеку от его дома, и о чем-то разговаривали. Они напоминали собой пару голубков, которых никто не интересовал, словно в этом городе были только они вдвоем. Зачем он сейчас разглядывал их – не понимал, и все же смотрел, не отрываясь. Это была пара пожилых интеллигентных людей. Мужчина галантно поддерживал свою спутницу под локоть, а в другой руке держал книгу и увлеченно ей что-то читал. Женщина внимательно слушала, смотрела на мужчину с неподдельным интересом, что-то говорила. Тот отрывался от своего чтения и отвечал ей. Чем-то эти двое поражали его. Они не принадлежали этому миру, не мчались привычными маршрутами, никуда не торопились, просто неспешно плелись своей дорогой, читали и разговаривали. Вдруг Петра осенило - эти два пожилых человека были очень похожи друг на друга. Абсолютно похожи! У них одинаковые повадки, манеры, даже лицами они похожи. Нет, это не были близнецы, он почему-то был уверен в этом. Скорее всего, перед ним - пожилая супружеская пара. Поражало одно – с каким интересом и восторгом смотрели они друг на друга! Такое невозможно себе представить сегодня! Скорее всего, они были знакомы многие годы – многие десятки, или даже сотни лет - судя по тому, как за эту долгую жизнь их лица изменились и стали походить друг на друга. Они не бились в агонии последних дней своей жизни,  а потому не могли оторваться друг от друга, не покупали себе этот интерес, заполняя жизнь праздником и безумием, не ходили по шикарным ресторанам и не плавали на белом корабле. Судя по их скромным одеждам, никогда не были на той далекой горе и не встречали удивительный рассвет. Просто шли по улице и разговаривали! Им было этого достаточно! Смотреть друг на друга, читать,  разговаривать и все!… И еще держать друг друга за руку. И делали они это многие годы, всю свою долгую жизнь, изо дня в день, но интерес, который не померк в их глазах, поражал.

Вдруг у Петра промелькнуло в голове:

- В один день и час… Уйдут они из этого мира в один день и час.

Он знал это точно, он видел это, чувствовал. И еще знал,  если бы каждый день жизни у этих двоих равнялся году – вместе они прожили бы уже миллионы лет! И спустя столько времени, проведенного вместе, снова шли и просто читали свою книгу.

         Петр вспомнил этих людей. Они жили в соседнем доме. Каждый день он проходил мимо них, не обращая внимания. Временами они даже казались ему сумасшедшими. Они не тащили тяжелые сумки из магазинов, не сидели немощно на скамейках, от скуки считая голубей, жалуясь на судьбу, никогда не ходили поодиночке – всегда только вместе… Читали, разговаривали и  поддерживали друг друга под руку. И все это происходило в его городе, на его улице, его глазах. Раньше он их не замечал, но теперь был поражен видом этой странной пожилой четы. И снова промелькнуло в сознании:

- В один день и час.

И острое чувство зависти судорогой пробежало по спине и всему телу…

         Те подошли к нему вплотную, и Петр, неожиданно для себя, поздоровался. Они всего на мгновение оторвались друг от друга и изумленно на него посмотрели. Он вторгался в их жизненное пространство. Он нарушал этот трогательный столетний союз, ритуал их прогулки, стоя перед ними и заслоняя дорогу. Ему стало неловко, но почему-то нестерпимо захотелось узнать, о чем они говорят, что это за книга, которая так объединяла их. Только никто не собирался посвящать его в это таинство, в священный орден, в союз двух разных, но таких похожих людей. Хотел уже отойти, загладив свою бестактность. Вдруг пожилой мужчина улыбнулся и то же поздоровался, а глаза его супруги засияли, и лицо озарилось лучезарной улыбкой. Она приветливо кивнула ему, и Петр снова удивился – их улыбки были поразительно схожи. Улыбки, глаза и морщинки вокруг них… Словно он здоровался и смотрел сейчас на одного человека. И единство это поражало…

         Он не спал вторую ночь. Выбегал из дома, шатался по улицам, но скоро возвращался, в надежде, что она пришла. Пришла, а его нет, но снова натыкался на пустую квартиру. Арина была в этом городе – он чувствовал это. Она была где-то рядом, но ему не дано было найти ее, и он опять сходил с ума. В своем стремительном скитании внезапно почувствовал, что играет в какую-то запретную игру. Только чудом в огромном городе можно было разыскать человека, слоняясь по улицам. Только чудо могло ему помочь! Но совсем недавно он хотел этого чуда от нее! Даже требовал этого! А теперь сам сделай простую вещь – найди ее! – изводил он себя.

- Все просто!

Километры дорог и тротуаров, районы и кварталы, скелеты домов и магазинов – казалось, все объединились против него – все скрывали Арину, но она была где-то рядом. Понимал только одно - должен что-то сделать.  Безумие продолжалось. Вот уже забрезжил поздний рассвет, уже холодный день наваливался сугробами снега на тротуары, вечер зажигал фонари и иллюминацию в витринах магазинов и офисов, но для него время это превратилось в один бесконечный день, и только часы неумолимо отсчитывали свое время.

         В своих мыслях он снова и снова возвращался к картине. В ней таился какой-то секрет, он знал это и должен был его разгадать. А еще он давал ту чертову клятву. Арина обманула его, но теперь эта картина была ключом. Снова подумал: на картине, которую оставила Арина, может находиться только один из них – это предопределено, это написано рукой неизвестного художника, который и помогал ей накладывать краски. Но если это так – картина теряет свой смысл. Он не хотел видеть другое лицо в образе этой недорисованной женщины, и рисовать картину тоже не собирался... Стоп!

Он замер на ходу, задумался, и теперь какая-то странная мысль чудесным образом рождалась в его голове. Она была где-то рядом, лежала на этом, запорошенном снегом, тротуаре или витала в воздухе вместе со снежинками. Оставалось только протянуть руку, поймать ее на лету или подобрать.

- Рисовать не собирался?… Почему? – подумал он. - Но как это сделать? Он никогда не брал кисть в руки. Да и зачем?...

Потом пришел в себя. Понял, что зашел слишком далеко. Какой-то идиотизм. Он просто сходит с ума!

Сделал несколько шагов, несколько ледяных шагов, поймал на лету горсть снежинок… и тут понял, почувствовал это каждой клеткой своего воспаленного мозга:  он должен нарисовать ее! Сделать это именно своей рукой! Замазать серое пятно и вернуть Арину. Он давал клятву и обязан выполнить ее! Все просто! Только вдвоем когда-то могли они прожить эту жизнь, но раз уж так случилось, сейчас они вместе справятся с этим проклятием, с кошмаром. Арина свою часть картины уже нарисовала, оставалась его роль. Если он поможет ей и нарисует ее лицо, он нарисует их жизнь! Вместе они смогут все! И теперь был уверен, что потом найдет Арину, и та снова будет молодой и здоровой, как прежде! В своем безумном порыве он чувствовал это и повторял: – если он своей неумелой рукой дорисует эту картину – он вернет Арину и вернет их будущее. Все просто! Всего несколько мазков, несколько штрихов…Сейчас он был абсолютно уверен в этом, и никакая сила не могла бы его переубедить! И плевать на это предопределение, суеверие, на линии жизни – теперь он нарисует их сам!

Вдруг в голове промелькнуло: - Ты с кем играешь?

Задумался, усмехнулся, так и не понял, откуда взялась эта мысль, но теперь ему было все равно.

Он вскочил с места, к которому почти примерз и чуть не сбил на ходу каких-то людей. Хотел было мчаться дальше, не обращая внимания на них, но вдруг остановился. Перед ним возникли  знакомые лица, такие похожие друг на друга глаза, их удивительные улыбки. Снова эти двое. Они улыбаются ему с какой-то теплотой, как знакомому родному человеку. Мужчина держит под руку свою даму, в другой руке неизменно какую-то книгу и смотрит на него, и жена его тоже смотрит с интересом  и

тоже улыбается. Они поздоровались. Петр почему-то невероятно обрадовался им и тоже ответил поклоном. Сейчас эта встреча была для него каким-то чудом, наваждением, хорошим знаком и доброй вестью. На мгновение он почувствовал себя третьим в этом “чудесном ордене”, в этой маленькой семье, и сейчас ему не было так одиноко на ледяной улице. Его, словно принимали в таинственное братство, где люди улыбаются, держат друг друга под руку и… умирают в один день и час, - внезапно подумал он.

- Нужно бежать, - воскликнул он, - Мне срочно нужно бежать!

- Да-да, конечно! – понимающе ответила женщина, а голос ее был словно у феи из детской сказки.

- Удачи вам, - мудро заметил ее спутник и посмотрел на него так, словно все знал и понимал. Откуда знал?... А может быть это было написано в его книге?...

Но Петр уже мчался по улице, и остаток пути его согревала та, улыбка, которой на прощанье одарили его эти удивительные люди, у которых был свой город и улица, свой сквер, и долгая жизнь на двоих, где прожили они миллионы лет.

         Он не спал третьи сутки. У Арины кончались таблетки. Она забрала свой флакон. Он не смог его найти, и был совершенно уверен в том, что она принимает их, где бы ни находилась. Теперь дело было за ним. И только невероятная слепая вера толкала его на это странное, необъяснимое действие – взять в руки кисть и нарисовать ее. ЕЁ!

На кого он сейчас был похож? На безумца, фанатика, уставшего параноика? Чью картину он хотел изменить, над кем смеялся, с кем играл, во что играл? Теперь ему было совершенно все равно! И только лихорадочно смотрел на картину, на тюбики с красками, палитру и принимал решение, снова и снова вглядываясь в пустой овал лица, повторяя: - Он должен нарисовать ее! Это невозможно? Но он требовал от нее невозможного – теперь настал его черед!

         То, что он делал дальше, не поддавалось никакому описанию. Он не помнил, что творил. Сначала долго смотрел на серое пятно, узнавая в нем Арину. Потом развел краски. Сделал это как-то просто. Сейчас все было настолько очевидным, что он ни капли не сомневался в своих действиях. Лишь раздражало это серое пятно, похожее на кляксу песка, за которой скрывался любимый образ. Были ли у него сомнения – нет! Мог ли он сомневаться, когда рисовал ее? Это было прозрение. Он знал каждую клеточку ее лица, чувствовал мысли ее, когда она там, на крыльце стояла и смотрела на него, смотрела на детей. Ее детей. Он слышал эти мысли, оставалось только передать красками. Как это оказалось просто! Какое-то великое и естественное умение было заложено природой в нем самом, в его руках, голове, и он уже смело накладывал первые мазки. Мог ли он ошибиться, когда рисовал любимого человека? Он внезапно почувствовал в себе какое-то великое знание или умение – и сейчас передавал его простыми движениями кисти, и маленькое серое пятно оживало. Знание находилось где-то рядом. Оно было в нем самом. Неожиданно услышал музыку, которая зазвучала в голове. Случись положить ее портрет на ноты – сделал бы это с легкостью. Его пальцы уже мяли податливую мягкую глину, из которой рождались черты ее лица. Он чертил в воздухе формулы, и те объясняли на неизвестном языке неведомой науки ее чувства, переживания, мысли и слова, которые она готова была произнести в это мгновение. Буквы складывались в слова, слова в строки, строфы. Рифмы наполняли воздух своим причудливым звучанием, удивительные стихи и оды рождались в сознании, они пели о любви и красоте, о жизни и о времени, и время это стало бесконечным. Оно застыло, замерло и сейчас снова принадлежало ему. Эти строки готовы были перенестись сквозь столетия и предстать перед пораженными потомками. И те преклонили бы колени свои перед музыкой этой и чудесными звуками далеких неземных инструментов, перед стихами, рожденными в горячке любви, и написаны они были без времени...

Без неумолимого истечения минут и столетий.

Родились они на далекой планете.

И теперь согревали сердца…

Это было откровение!

Просто, где-то рядом находилась маленькая кладовая, которая сейчас распахнула перед ним свои дверцы или врата, и сейчас он оттуда доставал все знания и умения, какой-то невиданный дар, который дан ему был свыше!... Но мимо которого в жизни своей он так умело проходил.

Но он не знал ничего об этом, он не замечал! Он не умел этого делать!... Умел! Посмотри на ее лицо – это она! Ты нарисовал Ее! Ты просто протянул руку и вынул из-за пазухи краски, которыми сейчас творил чудеса. А может, ты и рожден был для того, чтобы написать эту картину и другую то же, написать Арину, ее маленьких детей, а еще написать любовь. Ту самую, которая открывала сейчас перед тобой заветную дверцу. Он чувствовал, что находился в удивительном мире, где время замерло, остановилось, оно просто не существовало. Здесь были собраны все знания, все богатства вселенной, и сейчас он легким движением руки смело распоряжался ими - водил своей кистью.

         Возвращаться не хотелось… Не хотелось!!! Но, его ждала она… В усталости, оцепенело  отошел от картины. Отбросил кисть и посмотрел на полотно. На мгновение ему стало страшно. На картине появилась Она. Арина была настоящей, совершенной копией той живой и такой молодой женщины, которую он искал, но не находил так долго. И сейчас он не верил, что сделал это. А в углу картины сидел на парапете человечек, которые безумно был похож на него, и на этих детей. Человек не исчез, он не был стерт краской времени, замазан серым цветом или засыпан песком. Сидел и улыбался. Все эти люди занимали свои места, и краски совсем не поблекли. Он замазал последнее серое пятно, и картина заиграла, обретая смысл. Он вернул маленькую жизнь и поместил ее на этой скале. Он выполнил обещание. Выполнил клятву! Он был счастлив! И теперь был абсолютно уверен, что, выйдя на улицу, сразу же найдет ее, и Арина снова будет молодой, такой, как и прежде! Он знал это. Он был абсолютно уверен! Все просто!!!

         И еще он чувствовал невероятную усталость. В последний раз мысленно оглянулся на то место, где сверкали, переливаясь, потаенные чудеса и знания, звучала волшебная музыка, сверкали формулы, мелькали строки стихов. Но их звучание становилось все тише и тише. Маленькая кладовая закрывалась. И тогда он понял – если есть Бог, он обитает в этом месте, он в каждом из нас, без прейскурантов и ценников, в той кладовой, которую ты открываешь для себя или проходишь мимо походя. В той искре, которая дарована каждому, дарована судьбой, нужно только ее заметить и тогда она засверкает яркой звездой.

Но сейчас он очень устал, он не спал три дня, он пропустил три таблетки, которые где-то далеко от него Арина выпила. Сделала это без него. Но сейчас уже знал точно - она ждет его. И теперь, не раздумывая, снова бросился в этот город, навстречу празднику и безумию, гирляндам и елочным базарам, подаркам, которые теперь сумеет подарить ей…

- Ты с кем играешь? - неслось ему вдогонку, но этих слов он уже не слышал. Или не хотел слышать…

         Он легко несся по утреннему городу, скользя по пушистому снегу, который теперь радовал его. Он шел своим коротким маршрутом, и почему-то знал,  куда идти. Он был абсолютно уверен в этом. Неподалеку на скамейке заметил миниатюрную фигурку женщины. Вспомнил, что каждый день проходил мимо нее, проходил, не замечая, но сейчас неотрывно смотрел на нее, сокращая ненавистное расстояние. А женщина сидела и тоже смотрела на него. Она ждала его. Это была Арина. Он узнал ее. Она была такая же, как и прежде, какой он только что ее нарисовал. Нарисовал в своем воображении и на картине. А картина эта ждала их дома. Он выполнил свое обещание…

Подошел ближе, сел на скамейке рядом, взял ее за руку, и родное тепло передалось из ее рук.

- Я не смогла уйти от тебя, - прошептала она, - я пыталась, но не смогла.

- Здравствуй, моя собака, - сказал он ей и обнял. Потом посмотрел ей в лицо. На него смотрели синие, бездонные глаза, которые он так любил когда-то, а вокруг них…

Он не верил своим глазам! Он был потрясен! Этого не могло быть! Вокруг глаз виднелись маленькие морщинки, волосы ее были совершенно седыми, взгляд был усталым, потерянным, и только где-то в глубине его затаилась маленькая искорка счастья и горечи, которая все перевернула в его душе. Он не сумел ей помочь! Он лишь сумел найти ее, но уже снова терял, и откуда-то шепотом, словно эхом, донеслись страшные слова:

– Ты с кем играешь?...

                                               - 18 –

         Так получилось, что жизнь отобрала у них эти три дня. Три года или три жизни, это уже было не важно. Они медленно шли по дороге домой и молчали. Навстречу им попались два человека. Два крошечных существа. Один поддерживал другого под руку. Они шли и о чем-то разговаривали, спорили, не замечая никого. Потом неожиданно замерли и посмотрели на Петра, потом на Арину, снова на Петра. Им было хорошо вдвоем, но теперь они смотрели своими удивительными одинаковыми глазами и как будто все понимали. Им было нечего сказать - есть вещи, которые преодолеть невозможно, и объяснить то же, только понять, а они понимали. Но, наверное, это не мало. Они молча кивнули им, и пошли своей дорогой. А какой длины будет у них этот путь, и сколько им еще держаться за руки, этого не знал никто. Оставалось лишь уповать на время: “И чтобы в один день и час”…

         Арина увидела картину и была поражена. Долго стояла, смотрела на нее и не понимала, смотрела и молчала. Он только видел ее спину, но показалось, что она плачет, а с картины смотрели на них молодые люди и их дети - все они сидели на своей горе, и маленький кораблик в нетерпении раздувал паруса, а уютный белый домик приглашал зайти и остаться там навсегда.

Наконец, Арина вымолвила:

- Прости меня, - больше не произнесла ни слова, а во флаконе оставалась последняя таблетка. Она спокойно открыла стеклянный флакон, задумалась на секунду, достала ее оттуда и выпила. Теперь они могли надеяться только на себя…

         Они знали, что сегодня что-то произойдет, оба чувствовали это и вечером снова легли в одну постель, как и прежде. Просто держали друг друга за руку и молчали. Как это удивительно - чувствовать родное существо, ощущать его так близко, не мчаться по дорогам или крутым склонам, заполняя или покупая жизнь, не плыть в бесконечности океана, оглядываясь на чужие страны и города. Не ходить на чужие праздники, не сидеть в ресторанах или на верхушке вулкана, а просто, взявшись за руки, слушать, как рядом бьется чье-то сердце. Разве бывают минуты близости, которые могут заменить такое простое занятие - держать кого-то за руку и думать о нем. О ней… Все оказалось просто! И ничего больше не нужно…

- Как хочется уйти с ней в один день и час. Стать таким же, как и она и добавить эти годы. Повзрослеть, постареть и уйти вместе с ней, - думал он и вспоминал ту сокровенную комнату, где побывал сегодня. Там, где исполнялись все желания, где все тайны мира были разложены по полочкам, стоило только протянуть руку. А так хотелось ее протянуть…

Арина была рядом. На мгновение ей передалось это неуловимое чувство и она как будто прозрела, она почувствовала это прикосновение и трепетала от неожиданной волны, захлестнувшей все ее существо. Она впервые в своей жизни почувствовала это “время”, и теперь растворялась в нем. И время остановилось. Время стало послушным и отдавало, дарило ей себя, как то солнце над верхушкой горы, которое так любило ее, как черная гора, по которой неслась она без оглядки, как картина, которую нарисовала по мановению или чудесному прозрению. В этот миг словно двери или врата открывались перед ней, а там… Оставалось только протянуть руку…

- Как хочется вернуться к нему, проснуться, снова быть молодой и подарить эту длинную жизнь ему, - думала она, возвращаясь оттуда, словно ухватив с собой частицу маленькой звезды. Может быть не звезды, но искры. Только очень и очень яркой…

         Кровь разливалась по телу. Он держал ее за руку, и вены их словно превратились в сообщающиеся сосуды. Тепло передавалось от руки к руке, крепко сжимавшей другую. Кровь переливалась по их телам… Сейчас они стали единым целым. Они ощущали друг друга каждой клеточкой, биением сердца, каждым вздохом. Линии на их ладонях разгладились и готовились нарисовать новый рисунок в их судьбе. И только мысли у каждого были свои…

                                               - 19 –

         Она проснулась и почувствовала невероятный прилив энергии. Легко вскочила с кровати и бросилась к большому зеркалу. Заглянула в него и остолбенела! Молодое лицо, юное тело, черные волосы. Сейчас она была какой-то необычной, воздушной и призрачной. Она совсем не походила на людей в этом замерзшем, заснеженном городе, ее словно легким ветерком занесло сюда. Ее присутствие отличала какая-то мимолетность и нереальность. Она была из другого времени, другой жизни, планеты, другого измерения. Кожа ее была загорелой, а глаза светились теплой улыбкой. Она повернулась и с восторгом посмотрела на него. Ее глаза с какой-то пронзительной нежностью смотрели на этого зимнего человека, и он не мог оторвать от нее своего взгляда. Он любовался ею, отдаваясь всецело созерцанию юного существа, и временами казалось, что это мираж, сказка - сейчас она вспорхнет и улетит, растворится в зимнем дне. И поэтому он, не отрываясь, вглядывался в ее удивительные синие глаза цвета морской волны. Волны, когда предгрозовое море становится черным, иссиня черным, и уже готовится нетерпеливо накатить на берег, снося и низвергая все на своем пути. Но, пока оно только готовилось к буре, и частичка лета мерцала, улыбаясь в ее волшебном взгляде. Жаркого, сумасшедшего лета, которое хотелось удержать, продлить на всю долгую жизнь и раствориться, оставшись там навсегда …

         Он сидел у изголовья кровати и смотрел на нее, а из глаз  катились слезы. Они текли по морщинистым щекам, падали на одеяло, на руки, украшенные старческими жилками и прозрачной кожей. Он издал тихий стон. Его длинные волосы были абсолютно седыми. Она в ужасе отшатнулась, но вдруг в сознании ее промелькнуло:

– Боже Мой! Как он красив! Так может быть красив только старец с  юными глазами, мокрыми от слез.

Он долго любовался ею, а она им, они смотрели друг на друга не в силах вымолвить ни слова. Потом он собрал остатки сил и тихо произнес:

- Прости меня, мы снова немножко разминулись, - прошептал и снова улыбнулся. Больше не сказал ни слова…

                                               ***

         А в это время на картине, стоящей в углу поблекли краски. Еще вчера они были так выразительны и светились улыбками маленьких людей, забравшихся на свою скалу, на верхушку горы, на вершину своей мечты, но теперь осыпались. И вот уже желтый песок заструился, наносимый чьей-то безжалостной кистью. Снова серый фон, словно желтый туман.

         Но вот замелькали картинки какой-то далекой жизни. Они сменяли друг друга, они были красочны, но мимолетны. Словно кинолента листала кадры далекой-далекой жизни, а песок все сыпался и сыпался, сменяя одну картинку другой:

Вот автобусы везли сонных туристов к стенам Старого Города, те лениво потягивались, смотрели в окна, но постепенно просыпались – сегодня они будут Там. Они прикоснутся, они увидят! Им будет, о чем рассказать!

И снова кисточка нежно и ласково наносила серый песок…

Море плескалось, разбивая волны о скалы и широкие пляжи. Старый еврей уже вышел из своего домика и, потягиваясь, смотрел на солнце, подставляя ему загорелое, сморщенное лицо, на волны, на кафе, куда скоро заглянут редкие туристы выпить чашечку утреннего кофе, и он, как и прежде, будет обслуживать их, готовить еду, зарабатывая на хлеб свой нехитрый.

И снова только размеренное шуршание… Снова сыпался серый песок…

Где-то высоко в горах неслись горнолыжники, рассекая черные трассы, покрытые толстым слоем снега. На высоком вулкане ослепительным факелом засияла верхушка горы, встречая одинокий рассвет в океане.

А где-то  далеко-далеко плыл маленький белый кораблик. Ветер трепал его паруса, штурвал указывал направление в бесконечной водной стихии, нос его уверенно разрезал беспокойные волны океана. И только палуба его была пуста…

                                                                  Май 2012

Другие произведения автора:

Франсуа Винсент

Столик на троих. Книга 2-я, часть 3-я

Без времени... (Часть 2)

Это произведение понравилось:

Ирина Луцкая

Лина Сидорчук