Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 25

Нэйси

 В просторном помещении было сухо и пыльно. Тускло горел свет. И призраки куда-то исчезли. Мы обошли стены кругом, но так и не обнаружили ничего интересного – стены как стены, обычные. Если не считать металла обшивки, который был вовсе не серебром, а каким-то серо-тусклым сплавом, походившим на сталь.

 В центре комнаты стоял огромный круглый агрегат неизвестного назначения. Мы с Алисой решили, что он не работает – хотя лампочки на пульте управления изредка перемигивались. В любом случае, лучше его не трогать, мы же не знаем, что это такое.

    — Нэйси, может быть, попробуем дверь открыть? – через некоторое время бесполезного кружения по комнате предложила Алиса. Она провела рукой по пыльному боку агрегата. Ей явно сделалось скучно. Ну, да, эта дура все ещё жаждет приключений. А я домой, между прочим, хочу!

    — Как? Как мы её, по-твоему, откроем?

 Алиса улыбнулась и пожала плечами.

    — Как-нибудь.

 Вот, стукнуть бы её разок, а... Нельзя. Ещё истерик мне тут не хватало. Я обречённо уселась на какой-то ящик. Хотелось есть и спать. И ещё помыться. А мы тут застряли как две идиотки. М-да.

 Алиса меж тем подошла к пульту и принялась его разглядывать, будто бы это могло нам что-то дать. Повертелась, потрогала, осторожно провела пальцем по одной из кнопок, даже вокруг обошла. Затем уселась рядом со мной. Мы долго молчали; я задумчиво возила сапогом по полу, а она просто сидела неподвижно, уставившись в пространство. Наконец, выдала:

    — Вот бы Дэннера сюда...

    — Да заткнись ты со своим Дэннером! – не выдержала я. – Надоело твоё нытье! Что ты заладила как магнитофон испорченный – «Дэннер-Дэннер-Дэннер» !.. Сама меня в эту авантюру втащила, а теперь ждёшь, что придёт твой обожаемый Дэннер и тебя вытаскивать будет?! А вот, фиг тебе!.. – Тут я выдохлась и замолчала. И, подумав, прибавила: – И вообще, он мой командир, а вовсе не твой. Ладно. – Я поднялась с ящика. – Подбери сопли и пошли отсюда.

 Алиса, к моему удивлению, молча встала и принялась ожидать дальнейших распоряжений. Я внимательно осмотрела участок стены, который раздвинулся, когда я вошла, а он, как назло, ничем не отличался от других.

    — Нэйси, – неожиданно произнесла Алиса. – Ты не расстраивайся. Ты просто завидуешь, что я его люблю, а ты никого не любишь. Это потому, что ты холодная как ледышка.

 Ни фига себе!

 Я мысленно сосчитала до пяти и сказала спокойно:

    — Ты чего, совсем дура, что ли?.. Ну, не нужна ты ему, неужели, неясно? Маленькая ты ещё, поняла?

 Алиса кивнула.

    — Я и говорю, ты завидуешь.

 Ну, все!

    — Да ты рехнулась! – Я от злости ухватила её за шиворот и встряхнула. – Достала ты меня! Нам выбираться отсюда надо – а ты лезешь со своей идиотской любовью! Да ты... ты... Ты командира и не любишь вовсе, ты все сама выдумала! Да тебе ли его любить, вообще, ты его не знаешь совсем! Ты даже не разговаривала с ним! А вся эта твоя «любовь» – не больше, чем...

    — А вот и разговаривала!! – в тон мне заорала Алиса, отчаянно вырываясь и пытаясь отцепить мои руки. – Разговаривала! Вчера!

    — Да ла-адно! Да ты в обморок хлопнешься, когда человека живого перед собой увидишь ближе, чем на пятнадцать метров! – Чтобы она перестала дёргаться, я двинула ей в живот, Алиса согнулась, но ухватила меня за волосы. А вот фиг тебе – волосы короткие. Пользуясь тем, что руки у неё оказались заняты моими волосами, я добавила в голень – и мы отлетели к стене – Алиса пошатнулась и нечаянно потянула меня за собой. Волосы у неё растрепались, щеки разгорелись, глаза сверкали как у кошки.

    — А вот и не хлопнусь! Ты меня совсем не знаешь!

    — ещё бы – ты же у нас привидение! Гляделка зазаборная!

    — А сама-то! Думаешь, тебя возьмут в патруль?! Да кому ты там...

    — Уже взяли! Я в рейде была, и мы с командиром вместе сражались с тварями, а потом с охотниками! И вообще... – Я задохнулась от подступивших к горлу слез, а Алиса, наконец, от волос отцепилась. Да что эта дура, вообще, понимает!.. – Я – патрульный! Ясно тебе?! А командир – он мой командир, не твой, и он мой друг! Он мне три года вместо отца, он мне жизнь спас! А ты – ты его близко-то не видела, а ещё смеешь говорить, будто бы я холодная и Дэннера не люблю! Я его люблю, ясно тебе?! И Лидию я люблю! И Лесли, и Лаэрри! И Аретейни я тоже люблю! И если ты ещё раз скажешь, что я их не люблю – я тебя так побью, что ты неделю не встанешь!! Ясно?!

 И в эту самую секунду, будто дождавшись, пока я закончу, вспыхнул свет.

 Мы с Алисой одновременно обернулись, моментально забыв обо всех наших разборках. Свет был ослепительно яркий и не менее ослепительно жёлтый, и исходил он от здоровенного экрана на стене. Хотя раньше никакого экрана там и в помине не было.

 Спустя несколько мгновений свет потускнел, и на экране появилось изображение. Мы увидели комнату с белыми стенами и человека в светло-бирюзовой униформе. У него были короткие черные волосы и умные серые глаза.

    — Если вы видите эту запись, – неожиданно зазвучал голос, – значит, то, чего мы опасались, все-таки свершилось. Человечества больше нет...

 Дэннер

 Я отрешённо созерцал бегающую туда-сюда по булыжнику крупную ползучку. Лесли зевала и с тихим скрежетом точила свой ножик, Обрез курил и пытался прицельно стряхнуть на ползучку пепел, но каждый раз промахивался, а Ласточка стояла посреди дороги, закрыв глаза и крепко сжимая в руках Нэйсину потрёпанную курточку. Вид у неё был спокойный и сосредоточенный. Мы же изо всех сил старались не шуметь, по её просьбе, но изображать из себя корпорацию гениев маскировки все равно не выходило – то Веррет чиркнет зажигалкой, то у Лесли точилка соскользнёт, или ещё чего-нибудь в этом ключе. Лично у меня то и дело звенела пряжка, поскольку я забыл застегнуть куртку. Апофеозом вышел громкий треск прогнивших досок, на которые мы с Лесли крайне легкомысленно уселись, с последующим падением на землю. Лесли, в отличие от меня, удержалась, а я триумфально плюхнулся на груду какой-то арматуры, треснувшись головой об обломок доски, и невольно выругался, приземляясь – лететь пришлось метра два, не меньше. Аретейни порывисто обернулась.

    — Дэннер!!

    — Ну, прости! – чуть менее возмущённо отозвался я, непроизвольно хватаясь одной рукой за затылок, другой за ногу. – Сколько можно уже стоять-то, а? Даже палетина, вон, не выдержала и сломалась нафиг.

    — Дэннер, с тобой все в порядке? – сочувственно отозвалась сверху Лесли, осторожненько склоняясь с остатков досок.

    — Нет! – мстительно отозвался я. – Слазь оттуда лучше.

 Лесли кошкой спрыгнула вниз. Обрез сдавленно захихикал, вследствие чего поперхнулся дымом и закашлялся.

    — Вы что, издеваетесь?! – осведомилась Аретейни с такой искренней обидой в глазах, что я немедленно раскаялся и честно постарался встать. Правда, при этом поскользнувшись. Ласточка кинулась ко мне. – Ой… ты как?

 Можно было нагло воспользоваться моментом и прикинуться тяжелораненым, но совесть тут же радостно приготовила вилку и плотоядно облизнулась, поэтому пришлось отвечать честно.

    — Нормально я. Так куда нам идти?

    — Точно? – Ласточка обеспокоенно разглядывала меня, игнорируя вопрос.

    — Угу, – буркнул я. Совесть разочарованно вздохнула и погрозила мне кулаком, а Ласточка рявкнула:

    — Идиот!

    — Не новость, – ехидно заметил Обрез. Я, не оборачиваясь, запустил в него обломком кирпича и поднялся.

    — Не смей меня так пугать, ясно?! – грозно повелела Ласточка, ткнув меня кулаком в бок. – Идёмте!

    — Куда? – уточнил Джонни, прекращая на меня материться и деловито поправляя портупею.

    — За мной! – совсем раздражённо рявкнула Аретейни, быстрым шагом спускаясь по тропинке к раскинувшемуся внизу пустырю. Вообще-то, я бы не рискнул вот так вот запросто туда соваться, да и не я один. Лесли с Обрезом переглянулись, и оба вопросительно обернулись ко мне. Черт, я им кто, навигатор? Ласточка тем временем успела скрыться за поворотом тропинки – и я соизволил очнуться. Туман!..

    — Стой!

 Метнувшись следом, я как-то упустил из виду, что теперь хромаю, и едва не улетел носом в притаившийся на обочине тропинки сизый морок, который разочарованно забулькал и отполз от греха подальше в сторонку. Но Аретейни, к счастью, остановилась и обернулась.

    — Чего? Опасно?

    — Какая сообразительность, – сквозь зубы процедил я, распрямляясь. Её поведение уже не задевало, а начинало откровенно злить. В конце концов, чем же это, с позволения узнать, я заслужил подобное отношение?! Что я ей плохого-то сделал, а? Не подскажете? Уж не замечал, простите великодушно, за собой ни единого прецедента – а её будто подменили! Ангел спрятал крылышки и обернулся волчонком, причём, для всех остальных оставаясь все тем же ангелом. Что ж, вывод здесь напрашивается только один. Да и боль начинала нервировать, и идиотский полет с досок, и не менее идиотское исчезновение чертовки Нэйси, и вечная манера остальных ждать от меня команд, ценных указаний и решения всех проблем – можно подумать, я им всем папочка! Сколько можно-то?!

 Одним словом, моя хвалёная начальством выдержка, собрав чемодан, хлопнула дверью и даже не попрощалась, а злость обрушилась на свою собственную первопричину, которая стояла сейчас в нескольких шагах от меня, сверкая глазами, словно дикая кошка. Только что не шипела и не мотала из стороны в сторону хвостом, за неимением такового… впрочем, беспокоясь о Ласточкиной репутации, не стану, пожалуй, вдаваться в подробности, описывая, что она мне устроила дома, пока мы собирались и чай пили… Я же, наплевав на все приличия, принялся хамить в ответ. Всем своим поведением. Надоело.

    — Тебе русским языком сказано – не отходи от остальных ни на шаг, – зло чеканя слова, зашипел ваш рассказчик. – Куда тебя несёт, позволь поинтересоваться?! Хочешь сдохнуть – вперёд, я тебя не держу, дело хозяйское. Но изволь вспомнить про ответственность. Если ты считаешь, что своей смертью принесёшь миру пользу – эта твоя единственная разумная мысль за все время нашего общения. К примеру, лично я буду несказанно счастлив, когда ты перестанешь спускать на меня всех собак. Скатертью дорожка. Но прежде повторяю для особо одарённых машинистов бронепоезда вопрос: в какой стороне искать эту чёртову дуру? Доступно излагаю, надеюсь?.. Ну? Молчишь. Наконец-то. Женщина с отключаемой речью – высшее чудо генной инженерии! Когда я закончу тут строить из себя радиоприёмник, будь так любезна, показать место на карте, или хотя бы направление, пока твари не отгрызли твои прекрасные пальчики. Хотя, чувствую, толку от этого не будет ровным счётом никакого.

 Я, разумеется, прекрасно осознаю, что здорово было воспользоваться человеком и вышвырнуть как мусор – но вовсе не обязательно при этом орать и огрызаться в круглосуточном режиме. Достаточно будет просто игнорировать. Или объяснить по-человечески. Ясно, что тебе плевать на все мои чувства вместе взятые, это я понял прекрасно, и прошу тебя дальше не стараться. Не нужно. А если я тебя так раздражаю – что же, потерпи немного, во имя того хорошего, – как мне показалось, – что между нами было, специально ради твоего душевного равновесия, постараюсь сдохнуть в следующем же рейде! Уж можешь не беспокоиться, тянуть не стану!

 Я вдруг обнаружил, что задыхаюсь, а последние слова перешли в громкую резкую чеканку. Я не видел, как Лесли за спиной рванулась было ко мне, как её остановил Обрез, жестом велев не вмешиваться, не видел, но почувствовал их движения. Я почти перестал замечать друзей, да и весь окружающий мир вместе с ними. Как самый последний эгоист. Меня, вообще, занимала исключительно собственная боль, лезвие, тяжело и медленно режущее душу. В жизни бы не подумал, что это так больно.

 В жизни бы не подумал, что смогу кого-нибудь любить!

 К чёрту эти проклятые чувства! Я не поддамся эмоциям! Я ни за что в жизни, никогда, ни на секунду больше не поддамся чёртовым проклятым эмоциям! Слышите – ни за что и никогда! Довольно!

 Уж лучше смерть.

 Все. Приехали. Конечная станция. Нет больше никаких чувств. Нет, и не будет.

 Привет, ребята, я вернулся. Скучали без меня?.. А я без вас – нет. Мне на вас плевать. Весело, правда?.. Нет?.. А мне, вот, весело. Увидите того ублюдка, что временно занял мой разум – не убивайте ни в коем случае. Я хочу сам его придушить. Медленно. Медленно и старательно, как вот этот вот нож. Он только что того парня из меня вырезал – больно, но что ж поделаешь.

 Ласточка – тьфу, то есть, Аретейни – молчала по-прежнему. И не двигалась. Взгляд остановился, кровь отхлынула от лица, сделав его совершенно белым, точно извёстка. Казалось, она даже не дышала. Я тоже молчал, отчего-то не отпуская её взгляда, Обрез с Лесли вообще по-прежнему не подавали признаков жизни. Нож, наконец, завершил свою работу, покромсав чокнутую птичку в мелкий фарш и возвращая на законное место привычную пустоту. Вязкую, чёрную и холодную, как болотная вода. Все встало на свои места.

 Только Ласточка – моя Ласточка – осталась. Но это уже неважно. Мне все равно.

 Вранье, скажете?.. А вот, молчали бы вы лучше, дорогие товарищи.

 Она медленно подняла руку, повернулась, указала в сторону завода. Рука не дрожала. Лицо оставалось бесстрастным. Затем поднялась обратно к городу, старательно обойдя меня стороной. Двигалась она будто бы с огромным трудом. Кивнула Лесли и Обрезу – и вдруг бросилась бегом, мгновенно растворившись в сумерках.

 Вот и все. Я закурил сигарету, прикидывая расстояние до завода. Как бы лучше пройти?..

 Прошуршали по камням шаги Обреза – он остановился прямо передо мной и несколько секунд просто смотрел.

 Затем вдруг двинул мне ногой в солнечное сплетение.

 Я будто очнулся.

 Удар был такой силы, что должен был, казалось, в щепки разнести ребра, я пролетел добрых несколько метров прежде, чем впечататься в ржавый остов троллейбуса, который с треском проломился. Захрипел, неосознанно пытаясь снова вдохнуть, перевернулся набок, задыхаясь и невольно царапая ржавый металл, едва не захлебнулся собственной кровью.

 Ты чего, Джонни?.. Почему я не успел среагировать вовремя?.. Я, как и Ласточка, отчего-то не мог двигаться…

 Когда я более-менее пришёл в себя и сумел выползти из троллейбуса, Обрез все так же курил, глядя на тёмные очертания Города впереди. Ага, а я теперь, видимо, брошу эту привычку…

    — Скажешь, я не прав, – проговорил он, не обернувшись. Я сполз на землю, снова закашлявшись. Сплюнул кровь.

    — Верно... – Голос звучал так, будто я вместо того, чтобы разговаривать, царапал бастардом троллейбус. – Почему ты меня не остановил?

 Джонни резко развернулся, глядя на меня с нескрываемым раздражением.

    — Да потому что тебе, кретину чёртову, надо было высказать ей все, показать, как ты её ненавидишь, устроить себе разрядку и послать её к тварям. Иначе твои мозги никогда бы не включились! – Он сплюнул и снова отвернулся. Прибавил тише: – Она же только потому на тебя орала, что старалась заткнуть пострадавшую гордость. Хотела скрыть настоящие чувства. А ты так ничего и не понял. Вот за что мне иногда хочется тебя прибить, Селиванов, так это за твой чёртов эгоцентризм. И ведь мозги-то у тебя работают. Почему они отказывают при первой же возможности кого-нибудь обидеть, если не секрет?

 Я обхватил колени руками, скорчившись в позе эмбриона – мне казалось, что так будет менее больно. А ведь он прав. Ну, теперь-то я обязан вернуться живым.

 Ради Города и любимой женщины.

 Лидия