Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 22

Нэйси

    — Нэйси, гляди-и...

 Я глядела. Глядела и глазам своим не верила, но что было – то было, честное слово. Вот, не сойти мне с этого места – станки работали. Станки работали, а свет горел. Не все станки, разумеется, но многие.

 Но самое интересное происходило впереди.

 Это был, наверное, морок, потому что впереди, за пыльным стеклом, стояли люди. Их было несколько, и двое о чём-то спорили, склонившись над столом и глядя вниз, на отделявший нас от окна конвейер, ещё двое стояли перед большим пультом, поблёскивающим огоньками диодов, и один что-то пил из кружки, облокотившись о стену.

    — Нэйси, ты тоже их видишь?

    — Вижу...

    — А они нас?

    — Не знаю... нет, вроде.

    — Нэйси, пойдём к ним.

 Я так растерялась, что даже позволила Алисе протащить себя за руку несколько метров, до тех пор, пока не очнулась уже перед скрипучей ржавой лентой конвейера. Алиса запрыгнула вверх. Конвейер двигался, но на нём ничего не лежало. Лента была ветхая, во многих местах протёртая, и широкая. Я даже вздрогнула.

    — Не лезь на конвейер! Дура, не вздумай лезть на конвейер!

    — Ничего, – отозвалась Алиса, делая шаг вперёд. Нет, ну и безмозглая же... твою ж дивизию!

 Я попыталась стащить Алису обратно на пол, но не успела – как раз в тот момент, когда мои пальцы почти сомкнулись на её рукаве, она, как и следовало ожидать, поскользнулась и плюхнулась на полотно. Я чертыхнулась, догнала дурёху и сдёрнула-таки вниз, а она взвизгнула – прядь волос зацепилась за лохмотья прорехи на проржавевшем металле. Алиса уселась на пол и принялась тереть голову, а видение растаяло, будто его и не было вовсе. Но свет по-прежнему горел.

    — Нэйси, – всхлипнула Алиса, – извини...

    — Не лезь напролом, – буркнула я, поправляя перевязь с оружием. – Обойди сторонкой. И не гоняйся за миражами...

    — Не буду, – серьёзно пообещала она, поднимаясь.

 Стекло было мутным и пыльным, стол покосился, диоды не горели. Не было там никаких людей. А что было – не знаю.

 Мы направились дальше.

 Дэннер

 Паук спружинил на лапах, готовясь к атаке. Проголодался, наверное, бедняга. Такие не ловят на паутину. Они ею плюются. Прицельно и, как правило, очень метко. Вообще-то, они не совсем пауки, а вязкая, похожая на клей, штука – не паутина, но с виду эти твари похожи на красных тарантулов, и потому их так и называют пауками. Название, к слову, в шутку выдумал я, когда заменял преподавателя у нас в академии... давно было дело... а Кондор и остальные подхватили. «Ржавый Паук» – а что, звучит! Пусть и не гордо, зато какой простор для фантазии!

 Я рыбкой нырнул в кусты, спасаясь от плевка – не люблю, знаете ли, когда в меня плюются, ибо невежливо это, а «паутина» большущей белёсой кляксой повисла на дереве. Запоздало припомнил, что броню моего «паука» из пистолета не пробить, и оперативно вскинул к плечу автомат – хорошо, что заблаговременно заряженный. Развернувшись, паук получил в морду короткую очередь и с шипением завертелся на месте, с треском ломая кусты и заливая землю вязкой кровью. А вот нечего было в меня плеваться. Я, может, пообщаться хочу. Что, нельзя, скажете? Ну и все тогда, я обиделся. Теперь держись.

 На перезарядку времени не остаётся, придётся бегать. Покинув уютную вяженку и увернувшись от её же плетей, я перемахнул бревно и, плюхнувшись на землю, вытащил следующий магазин. Паук явно потерял ориентацию, а вяженка лениво потащилась за мной, перебирая по земле корешками. Ещё её мне тут не хватало. Правильно, растревожил хищника – теперь не отвяжется. На то и вяженка...

 Усмехнувшись собственной шутке, я устроился поудобнее и продолжил расстрел паука. И тут случилось непредвиденное.

 Вот, правду говорят – век живи – век учись. Когда б ты старших слушал, Селиванов. Для начала, хотя бы старших по званию.

 ...Лапы у моего паука подкосились, и он начал крениться вбок. Он был уже убит, только ещё не успел сообразить, что умирает, и до сих пор упрямо пытался подняться, скользя по залитой собственной кровью земле.

    — Прости, подруга, – сказал я, опуская оружие. – Закон. Я защищался. Я бы не убил тебя, не будь тебе необходимо убить меня, правда? Пищевая цепь...

 её было жалко. Все же, она была единственным живым существом в мёртвом городе. И она не сдалась на милость победителя.

 А я и не знал, что у них есть иголки...

 Иголочка выстрелила откуда-то из-за её нижней челюсти и воткнулась в бедро. Я успел удивлённо поглядеть в последний раз на паука, хотел было вытащить её – но пальцы отчего-то не слушались. В следующее мгновение картинка поплыла перед глазами, и я свалился на землю рядом с уже затихшим пауком.

    — Лидия, не спи на ходу!..

    — Она мой лук сломала, скажите ей!..

    — А потому что нечего тратить время на игрушечную ерунду, балда! Я тебе настоящий сделаю! Не ябедничай! Товарищ командир, он меня не слушается совсем!..

    — Ласточка, у меня каша пригорела! Вот...

 Лесли протягивает кастрюльку. Аретейни мельком оборачивается, не прекращая что-то стирать в тазике.

    — С солью прокипяти, или с содой – она и отмоется.

    — Спасибо! А завтрак скоро будет?

    — Так вам уже и завтрак! – Ласточка брызгает в Лесли водой, и её смех звенит колокольчиком в такт мелодичной перекличке птиц. Ветер тихонько шумит в листве, шевеля тёмные тени ветвей на зелено-золотом. Вдалеке медленно ползёт красный трактор по золотому полю пшеницы. Плеснула рыба в пруду, и какая-то девочка кинулась к берегу, склонившись над водой и полоща в ней смоляными косами. Берёза трепещет листочками, качает плакучими ветвями. Ласточка смеётся, Нэйси что-то втолковывает крепкому загорелому мальчишке в кепке.

 Это моя картинка?.. Её же нет, она же была во сне. Образ, созданный описаниями прочитанных книг. Красивый, несуществующий образ...

    — Дэннер, не спи!..

    — Товарищ командир!

 Чья-то рука сильно тряхнула за плечо, и я увидел Аретейни. Рука была мокрая и тёплая. Ласточка улыбнулась.

    — Ты как, нормально?

 Я резко поднялся. Аретейни обхватила меня за плечи и снова засмеялась. Это сон такой?.. Нет?.. Я хотел было обнять её в ответ, но она отстранилась и сильно толкнула меня обеими руками, вследствие чего я снова полетел в траву. От прикосновения почему-то пронзила резкая боль, будто в ладонях у Ласточки были спрятаны лезвия. Кровь пропитала рубаху, небо потемнело, хлынул ливень – чёрный. Аретейни больше не улыбалась. На ней была моя рубаха с погонами.

    — Вставай, – сказала она. – Нечего сопли распускать. Вставай.

 Лучик солнца золотил мохнатую шерсть паука. Я попытался повернуться, но тело не слушалось.

 Надо бы записать в учебник, что они и отстреливаться умеют. Если выживу...

 Ч-черт... верните меня обратно... жарко же...

 Кровь паука сделалась за время моего триумфального обморока вязкой и настолько сильно пахнущей, что немедленно замутило. Голова раскалывалась, я чувствовал себя, будто с похмелья. Рядом валялась обожравшаяся вяженка и страдальчески подрагивала листочками.

    — Так-то, – наставительно произнес я. – Нечего паучью кровь сосать, дурья твоя сердцевина.

 Чего-чего – а хорошенькое похмелье я ей гарантирую.

 Так, надо вставать. Повернувшись на спину, я ухитрился непослушными руками вытащить ампулу и «пистолет», закатать рукав и сделать инъекцию. Сейчас... отпустит... как же мне хреново-то...

    — Дэннер!!.

 Мне почудилось, что я все ещё сплю.

 Ласточка – живая и настоящая, клянусь! – вихрем вылетела из-за деревьев и бросилась на колени. В следующее мгновение я захрипел. Не знал, что у неё настолько сильные руки.

    — Живой!.. – сбивчиво шептала она, ухитряясь гладить меня по слипшимся от паучьей крови волосам и целуя, куда придётся. – Живой, твою мать... боги милосердные...

    — Можно просто Дэннер... – простонал я, не делая ни малейших попыток высвободиться. Вот она, компенсация всех моих приключений, и умереть теперь не жалко. Эгоист я бездушный, убейте меня! Она переживала, беспокоилась – а я счастлив, словно ребёнок, что она за меня беспокоилась.

    — Командир! – Даклер. Вот ведь, вурдалачий хрен, весь момент испортил.

 Нэйси

 В ярком электрическом свете жёлтые лучики были плохо видны, и мы то и дело нечаянно задевали их, или проходили насквозь, но ничего не происходило. Только колебалось энергетическое поле, да появлялись миражи, на которые мы вскоре перестали обращать внимание.

 Мы уже облазили весь огромный цех вдоль и поперёк, так и не сумели догадаться, что же в нём делали, и зачем тут большой конвейер. Не знаю, что мы тут искали, но хотя бы тварей в цеху не было. А выбираться через лес и Белую Черту – самое настоящее самоубийство. Наконец, Алиса выдала первую за всю ночь разумную мысль – чему я несказанно удивилась.

    — Нэйси, – сказала она, останавливаясь и присаживаясь на пыльную трухлявую скамейку и вытягивая ноги, – мы должны найти какую-нибудь еду, а то с голоду помрём.

 Я плюхнулась рядом. Настроение было паршивое.

    — Где мы её найдём-то? Тут вон... – я постучала по пыльному дерматину скамейки, отчего он вместе с поролоном немедленно рассыпался липкой трухой, – даже скамейки сгнили. Представляешь, что тогда осталось от еды?

    — Что?

    — Ничего.

    — Ничего?..

    — Ничегошеньки! – Туман, она издевается, что ли?!

 Но Алиса глядела такими удивлёнными глазами, что было ясно – эта дурёха говорит серьёзно. Вот, нашла спутницу на свою голову... И чего я с ней попёрлась?

    — Ладно, – говорю, – ты как хочешь – а я спать хочу. Пока я не посплю, мы вряд ли сможем чего-то решить, а утром поглядим, что да как. Может быть, оружие какое найдём, или патроны. Или химзащиту. Посмотрим.

 Алиса грустно кивнула. Мы устроились в какой-то маленькой комнатке – должно быть, проходная, посерёдке сохранилась маленькая будка и ряд ржавых покосившихся турникетов. В будке лежали какие-то бумаги и карандаш, только, стоило нам открыть дверь, все это рассыпалось прахом. Подумав немного, мы забрались в будку и тщательно закрыли за собой дверь – мало ли, что. Кое-как завернувшись в куртки и прижавшись друг к другу для тепла, уснули мгновенно.

 Мне снилась какая-то белиберда, где мы с Алисой носились по странному месту, в котором было очень светло и жарко, и свет слепил и резал глаза, а вокруг было много людей. Мы наблюдали какой-то военный парад, там по большой широкой улице ехали танки, шли солдаты и реяли на ветру алые знамёна, и радостно кричали люди, но мы не различали слов. Затем мы увидели Дэннера и Аретейни, они прошли мимо нас, не оглядываясь, и о чём-то оживлённо разговаривали, мы попытались догнать их, но толпа оттеснила. После мы стояли рядом с какой-то огромной машиной, она мигала лампочками, напоминая тот пульт из миража, и вокруг нас были люди в светло-бирюзовой униформе. И грянул взрыв.

 Я проснулась в темной будке, вскочила от совершенно неожиданного здесь звука. Звонил телефон.

 Лидия

 Это было невероятно. Я думала, что он погиб в тумане, но он был здесь – живой и невредимый. Он даже ничуть не изменился за два года своего отсутствия – та же мягкость, те же сильные руки, те же тёмные волосы топорщились на голове коротким жёстким ёжиком. А Витька спал. Спал и, наверное, видел сны, потому что иногда шевелился, вздрагивал и что-то невнятно говорил.

 Он уже видел дочерей?.. Наверное, нет. Он ушёл тогда на этот странный, вечно работающий завод у Белой Черты, после долгого разговора с одним из Странников, а мы решили, что он погиб. Нэйси думает, что он тоже Странник, и она не простила ему этого. Она считает, что он их нарочно бросил. Девочку можно понять – ведь они остались тогда совсем одни, и мы с Дэннером взялись им помогать. Но они, конечно же, все равно скучали по родителям. А мы не могли в полной мере дать им то, что необходимо каждому ребёнку – защиту и любовь. Семью. Девочки понимали это и были нам благодарны хотя бы за попытку.

 Я присела на его кровать. Как он вернулся?.. Вот, балда, дался ему этот завод. Неужто, дети не дороже? Были бы у меня свои – я бы ни за что не ушла от них, но я бесплодная, и детей у меня нет. После того случая, когда погибли мои сыновья, а меня ранили твари, я осталась совсем одна. Если бы не Дэннер, я бы, наверное, с ума сошла... все, все друг другу помогают... Потому что одному в нашем городе нельзя. Одинокие умирают быстро.

 Рыжая заворочалась и повернулась ко мне.

    — Вы его знаете? – спросила она. Я кивнула.

    — Да. Знаю.

    — И я знаю, – подал голос Кондор. Он оторвался, наконец, от своих бумаг и теперь тоже смотрел на нас. – Он учёный.

    — Учёный?

 Кондор усмехнулся.

    — Квантовая физика. Все книги из Храма таскал, как наш Дэннер. Только Дэннер их из интереса читает, а этот все думал, что сможет изменить мир при помощи науки. Как видишь, не получилось.

    — Может, ещё получится, – возразила Эндра, не отрывая задумчивого взгляда от спящего. – Не спешите с выводами. Это хорошо, когда у человека есть цель.

    — Достойная цель? – Кондор прищурился. Рыжая упрямо встряхнула головой и тут же поморщилась от боли.

    — Достойная, – уверенно ответила она.

    — А достижимая?

    — Если достойная – то в любом случае достижимая.

    — Ну и логика.

 Эндра пожала плечами.

    — Да хоть какая-то есть.

 Я улыбнулась. Упрямая девчонка эта оборотница. Далеко пойдёт.

 Дверь приоткрылась, впуская санитарочку с тележкой.

    — Обед, – устало сообщила она, вталкивая тележку в палату и придерживая при этом тяжёлую дверь плечом. – Суп все будут?

 Присутствующие оживились, Кондор обернулся и поднялся с кровати, а лично меня и без еды мутило. Только когда полковник поставил на мою тумбочку поднос, я сообразила, что от обеда мне не отвертеться. Рыжая тоже. Кондор на правах самого дееспособного, взялся осваивать нелёгкую профессию официанта.

    — Я не хочу, – слабо запротестовала рыжая, но санитарочка с тележкой уже ушла.

    — А придётся, – непререкаемым тоном оборвал полковник, пихая ей в рот ложку. Эндра дёрнулась было, но деваться ей было некуда, и пришлось глотать. Я, сообразив, что индивидуальная кормёжка неизбежна, поспешно схватилась за ложку. Суп был куриный и очень вкусный. Разговор продолжился. Кондор при этом кормил рыжую, физик спал, а я быстро расправилась с супом и взялась за второе. Жизнь, определённо, налаживается.

    — А что это за Храм? – поинтересовалась оборотница, улучив паузу между двумя ложками – Кондор в связи с уменьшением количества супа, наклонил тарелку и потому немного задержался. – Там есть книги?

 Я невольно фыркнула.

    — Психи там есть.

    — Ага. – Кондор улыбнулся. – Вроде нашего Дэннера.

 Рыжая нахмурилась, припоминая, будто бы имя было ей знакомо. Так и оказалось.

    — Дэннер?.. Комвзвода? Рыжий?

    — Он капитан, – исправил Кондор, неумолимо затыкая ей рот ложкой. – Подразделение для особо опасных боевых задач. Ты ешь.

 Рыжая ела. Но неприязненно скривилась.

    — Ну, ясно, – буркнула она. Кондор удивился. Я прекратила трапезу, глядя на неё.

    — Чего тебе ясно?

    — Ничего. – Рыжая надулась окончательно. И явно в целях конспирации даже ухватилась за чай. Кондор внимательно изучал её лицо.

    — Что же вы с ним не поделили?

 Рыжая, видать, сообразила, что от неё не отстанут, или просто не считала нужным молчать и далее.

    — Это он меня подстрелил, – неохотно буркнула она, и, подумав немного, прибавила: – В первый раз.

 Кондор серьёзно кивнул.

    — Неприятно, – согласился он. – А Дэннер и в самом деле нарушил устав.

    — Нарушил? – искренне удивилась Эндра.

    — Он должен был тебя убить, – сообщил полковник. – А он все жалеет. Всех ему жалко. Я его понимаю, но техника безопасности есть техника безопасности. Дэннер спас тебе жизнь, прекрасно осознавая при этом, что ему самому за подобное безрассудство грозит трибунал.

    — Ого... – пробормотала рыжая, затем снова сверкнула глазами и упрямо тряхнула головой. – Ага. Спас. Серебряными пулями...

    — Серебро помогает тебе сохранять разум. – Кондор неожиданно нахмурился. – Но это ненадолго. Скоро твоя трансформация завершится, и ты перестанешь быть человеком. Можно, разумеется, в тебя ещё стрельнуть, и тем самым ты протянешь пару дней – но тогда ты просто-напросто умрёшь.

 Рыжая вдруг грохнула кружку о стену – хорошо, что кружка металлическая – задыхаясь, упёрлась обеими руками и села на кровати, не обратив никакого внимания на свежие алые пятна, проступившие на повязках. Глаза у неё зло заблестели.

    — Я не оборотень!! Я – ЧЕЛОВЕК!! Ясно вам?!!

 Кондор осторожно положил ей руку на плечо – плечо было такое хрупкое, что казалось, полковник может обхватить его и ещё место останется – и девчонка разревелась, спрятав лицо в ладонях.

 Аретейни