Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 15

Аретейни

 

 Мысли путались. Сердце колотилось как бешеное. Дэннер лежал неподвижно, и дыхание его медленно угасало. Он и так был бледный, а в холодном синеватом свете фонаря казался уже мёртвым. И, судя по всему, страшной иллюзии пара шагов до правды.

 Он действительно умирает. И, более того, он знал об этом.

 Нет!! Только не он...

 Ну почему, почему мне никто ничего не объясняет?!!

 Лесли ревела и все трясла его за руку, Нэйси зачем-то все ещё щупала пульс. Глаза у неё были распахнуты в пол-лица и рыжие-рыжие, прям апельсины, а губы сделались совсем серыми.

    — Командир, вы же обещали!.. обещали!.. – словно заклинание, невнятно сквозь рыдания, повторяла Лесли.

 Так, соберись, Аретейни. Ты врач, ты должна ему помочь.

 Так я же не реаниматолог, да и чемодана у меня здесь нет... Что же делать...

    — Лесли! – рявкнула я. Девочка захлебнулась слезами, вздрогнула и рефлекторно вскинула на меня глаза. Я понизила голос. – Что с ним?

    — Ампула, – выдохнула Лесли, снова сморщивая нос и заливаясь слезами. – Это все ампула... Он какую-то гадость себе вколол... кра-асную-у...

 Я сообразила, что от Лесли сейчас толку мало. Обернулась к её сестре.

    — Что за ампула, Нэйси? Ты знаешь?

 Она медленно кивнула.

    — Догадываюсь. Их в патруле используют, когда совсем выхода нет... Они мобилизуют резервные силы организма, это такой наркотик, который стимулирует мощный выброс адреналина в кровь, чтобы раненый приобрёл силы и не чувствовал боли. Только это надо очень много сил, очень. Иначе человек умирает.

    — Ясно. – Я уселась на землю, стащив с себя плащ и укрыв им командира. Он по-прежнему не двигался. В глазах темнело, и я свалилась возле него. Протянула ладонь, положив пальцы на пульс на шее. Я его почти не чувствовала. – Значит, нам остаётся только сидеть тут и ждать, сможет он выбраться или нет. Хорошего мало.

 Лесли ревела. Нэйси потерянно сидела рядом, глядя в пространство.

    — Ты сможешь... ты выберешься... – шептала я, неосознанно поглаживая его по руке. – Ты сильный... ты сможешь, ты обязательно вернёшься... ты просто не можешь проиграть... ты же никогда не проигрываешь, я знаю...

 Слезы солёными дорожками сбегали на губы, а я все повторяла и повторяла эти слова, словно заклинание, и сама не заметила, как движения мои в какой-то момент сделались осознанными, а слова превратились в заговор. Даже в груди вспыхнуло – до такой степени я в него верила.

 А затем я уснула.

 Видимо, сказалась усталость и недавние ранения.

 

 Нэйси

 

 Командир не может умереть. Как же так?! Это же наш командир. Он всегда был сильным, всегда побеждал! Сам, без посторонней помощи. Как же он может умереть?! Правильно, это просто абсурд. Ампула, там, или не ампула.

 Лесли, кажется, совсем сбрендила. Она вдруг перестала реветь, полезла в карман и потащила наружу какую-то вонючую, мокрую, грязную тряпку – так это ещё полбеды.

 Она с ней разговаривать начала!

    — Проснись, – шептала Лесли, приблизив губы к сомкнутым лодочкой ладошкам с тряпкой. М-да. – Проснись, я хочу тебя кое о чём спросить, проснись, ну пожалуйста...

 Может, её твари зацепили? Да вроде, непохоже.

 И вдруг повеяло каким-то жутковатым холодком. Я обернулась и глазам своим не поверила – напротив Лесли стояла маленькая пухленькая девочка-призрак. Черноволосая, в белом пышном платьице. Стояла и тревожно смотрела не то на Дэннера, не то на Аретейни, не то на них обоих разом. Лесли шмыгнула носом.

    — Скажи, пожалуйста, как ему помочь?

 Я только рот открыла. И протёрла глаза.

 Не помогло.

 Девочка-призрак присела на корточки и погладила командира по щеке.

    — Он умирает, – зачем-то сообщила она. – Вы ему не поможете.

    — Как, совсем?! – не выдержала я. Вскочила, глаза защипало. Я смахнула дурацкие слезы кулаком. Ну, чего я реву как какая-нибудь малолетка! Девочка кивнула.

    — Вы – нет. Только я могу.

    — Так помоги! – рявкнула я. – Чего стоишь. А чем ты можешь ему помочь, кстати?

    — Я? – Она улыбнулась. – Я отдам ему свои силы, и он выживет.

    — А много у тебя их, сил-то? – засомневалась я. Девочка снова кивнула.

    — Для него – достаточно.

    — А ты? – задала умный вопрос Лесли, вытирая нос рукавом.

    — А меня не станет. – Девочка говорила легко, словно речь шла не о жизни и смерти, а о разновидностях кустовых роз. Голос её доносился будто откуда-то издалека.

    — Ой, – сказала Лесли.

    — А тебе не страшно? – удивилась я. Девочка пожала плечами.

    — Не очень. Только грустно немного. Это, наверное, как уснуть без сновидений. А он не боялся меня спасти. И я буду брать пример. Я буду такой же храброй, как и он. А ещё – я хочу его отблагодарить за его помощь.

 Лесли шмыгала носом. А у меня и слов-то не нашлось. Она же исчезнет. Совсем. Это же очень страшно – уйти в небытие. Девочка склонилась к командиру и будто бы поцеловала его в губы.

    — А платочек сожгите, – сказала она. – Только подождите, пока я исчезну.

 Я кивнула.

 И отчего-то снова разревелась.

 

 Эндра

 

Я сперва побаивалась Кондора – каждый раз мне казалось, что полковник проверяет, не пора ли меня застрелить. По его лицу всегда невозможно понять, о чём же он думает, а говорит он, и вовсе, мало. Но я читала в его глазах жалость – она и задевала, и одновременно с тем, давала слабую надежду. Несмотря ни на что, мне было страшно умирать, и полковник, кажется, прекрасно это понимал. А может быть, только она его и останавливала.

Поначалу он расспрашивал меня про подземных людей. Очень подробно и обстоятельно. Про людей я рассказала, что знала, а он все заходил и заходил почти каждый вечер. Как-то постепенно мы разговорились о всяком-разном. С ним было очень интересно. Но мне все не верилось, что полковник патрульной службы заходит только для того, чтобы справиться о самочувствии. А тем не менее, похоже, так оно и было. Может, ему одиноко? Во всяком случае, мне полюбились эти разговоры, и я часто ловила себя на мысли, что с нетерпением ожидаю его визита.  Покидать комнату я была не в силах, а сидеть целыми днями в одиночестве ужасно трудно и тяжело.

 Оказалось, что Кондор вовсе не такой суровый, как на первый взгляд. Ну, то есть, он, конечно, суровый… В общем, нормальный он мужик. И я к нему привыкла.

 Мне уже казалось, что жизнь налаживается. Вот, выздоровею, устроюсь на работу. Это раньше меня никто не брал, потому что боялись, что я оборотень, а теперь, раз уж сам Кондор не спешит меня убивать, значит, все нормально. Интересно, а как же этот их устав? Может, оборотни как-нибудь приручаются?

 Как выяснилось впоследствии, обрадовалась я рано. А вы думали, моя жизнь может наладиться? Что я не притяну к себе неприятности? Я тоже так думала. Зря. Все кончилось, как водится, внезапно. Ночью.

 Я лежала без сна и дожидалась Кондора. Вернее, надеялась, что сегодня он найдёт время зайти. За окном сыпал дождик, стуча в стёкла и стекая по ним извилистыми дорожками. Я представляла, что дорожки настоящие, и выбирала: по какой бы я пошла? Где-то в перекрытии тихо поскрипывал жук-древоточец. Внизу слышались голоса – все занимались своими делами. Я невольно прислушалась, но Кондора не было слышно. Тогда я села и спустила ноги на пол. В глазах ещё темнело от резкого движения, но раны уже не дёргали болью так немилосердно, а просто ныли. Надо же, выкарабкалась. Ай да я.

 Я встала и одёрнула рубашку (ура, на мне чистая рубашка!). Паркет холодил босые ступни, но мне это нравилось. Я подошла к окну и выглянула. Совсем стемнело. Створка окна было немного приоткрыта – без этого в комнате было очень душно. На лицо и грудь полетели прохладные капельки. Хотелось оказаться на улице, под дождём, выбраться, наконец, из этой могилы – четыре стены и койка. Раскинуть руки, и пусть мелкие колючие струйки бьют в лицо и спину… Вдохнуть в полную силу, закричать во весь голос, смотреть во все глаза, бежать изо всех сил, зная, что не свалишься через пару шагов от слабости…

 Я передёрнула плечами и отворила окно чуточку шире. И подскочила от неожиданности.

 В мокром тёмном прямоугольнике неожиданно возникла фигура. Она вскочила на подоконник и перекинула ноги внутрь. Я узнала одного из оборотней – волка, который меня едва не придушил в избушке, и отступила назад.

    — Вижу, помнишь меня, – расплылся он в улыбке, спрыгивая на пол.

 Я было раскрыла рот, но в горло тут же упёрлось лезвие ножа.

    — Молчать, – сказал волк. – Не вздумай орать. Прирежу. Что, сдала нас и радуешься?

 Оборотень шагнул вперёд и ухватил меня за руку. А так как я была ещё слабее котёнка, сопротивляться было бесполезно. Тем не менее, я дёрнулась, стараясь высвободиться из его стальных пальцев – не тут то было. Он ловко заломил мою руку назад так, что я охнула, и снова приставил к горлу нож.

    — Пойдёшь со мной.

 Я рванулась и, извернувшись, пнула Волчину в коленку. Он выругался. Я снова закрутилась, мы полетели на пол. В глазах немедленно потемнело, а раны, ещё не успевшие толком затянуться, полыхнули такой болью, что я невольно захрипела, как будто меня снова душили.

 Я барахталась, пытаясь выбраться из-под Волка, а он прижимал меня к полу. Затрещала ткань рубашки. Я вдохнула и закричала:

    — Трево…

 На лицо тут же легла тяжёлая ручища.

    — Молчать, я же сказал. – Он наклонился ко мне. – Что, спелась с людьми? Думаешь, ты теперь такая же, как они? Одно обращение – и все встанет на свои места. Людей нужно убивать… Черт!

 Последнее относилось к тому, что я, изловчившись, от души тяпнула Волка за руку. Оборотень, что с меня взять…

 Тут Волк, видимо, разозлился не на шутку. Он, коротко размахнувшись, ударил меня по лицу и зашипел. Я почувствовала, что ещё немножко – и я просто вырублюсь. Поэтому, я вырывалась, как могла, мешая ему связывать мне руки. А вот, кричать не вышло – Волк сразу же заткнул мне рот кляпом, так что мне оставалось только стискивать его зубами и материться. Мысленно.

 

 Волейнар.

 

 Я был прав: чертовски упрямая, глупая, взбалмошная. Она отбивалась так, словно я её пытать собрался, кусалась, даже пыталась верещать, пока рот не заткнули. Все же она была слабая, как щенок, и я скрутил её без усилий, для верности влепив подзатыльник. Тут, видимо, Лисице стало совсем худо, и она притихла. Я перекинул её через плечо и шагнул к окну.

 Можно не волноваться – она стала оборотнем совсем недавно, так что по своей воле обращаться пока не умеет – подтверждение тому я заметил ещё в прошлый раз.

 Спускаться с девкой на плече со второго этажа было бы тяжело, и я подумывал о том, чтобы просто скинуть эту чокнутую вниз, а потом подобрать. Небось, насмерть не убьётся, а остальное не существенно.

 Тут Лисица пришла в себя. Завертела головой и уставилась на меня. Я, не обращая внимания, протянул руку и открыл окно пошире, когда девка вдруг рванулась и скатилась с моего плеча. Полетела на пол. Я выругался и развернулся, чтобы её перехватить.

 Рыжая откатилась в сторону, попутно задев столик. Кувшин на нём опасно наклонился, качнулся туда-обратно и полетел на ковёр. Естественно, разбился вдребезги. Вот, дура, куда она от меня здесь денется? Но, видимо, я её недооценил. Она извернулась на полу и вдруг застонала сквозь кляп. Я подумал, что задела раны. Секундой позже понял, что девка обращается. Вот чего я не ожидал… В таком состоянии, в каком она находилась обращаться трудно – сил-то нет. Да она, к тому же, и не умеет этого делать. Короче, я никак не думал, что она обратится.

 Я метнулся вперёд, обхватывая её за горло и стискивая. Верёвки, естественно, слетели во время обращения. Лисица яростно тявкнула, выплёвывая кляп, и вцепилась мне в предплечье. Потом ещё раз. Я отнял одну руку, второй продолжая её стискивать, и рванул из-за пояса нож. Конечно, я бы мог обернуться, но тогда Лисицу пришлось бы убить, а она мне была нужна живой. Почувствовав, что я убрал одну руку, рыжая снова вцепилась мне в ладонь, дёрнулась и вырвалась. Я полоснул ножом, а она скакнула на подоконник и рванулась на улицу.

 Я обернулся мгновенно и прыгнул следом. Подоконник улетел из-под лап назад, и я мягко приземлился. Принюхался, пригнув голову, и метнулся за юркой тенью, которая уже успела добежать до ограды.

 

 Кондор.

 

 Когда я вернулся в кабинет, то достал бутылку коньяку. Мне не повредит. Любопытно, она испугалась смерти, или обманывала с самого начала, а теперь понесла своим сведения? Мозг работал привычно чётко. Об оборотнях она предупредила уже после того, как уложили шестерых. И уже после того, как они закончили свою охоту. Следовательно, уже тогда, когда угроза для них миновала. Во-вторых, странные рассказы о людях, живущих в подземельях. Не для того ли это придумано, чтобы заинтересовать меня? Правда, раны у неё настоящие. Но почему бы и нет – да, попалась патрульным, вот её и послали к нам. Как раз – юная, большеглазая, трогательная. Кто же тут невольно не задумается, прежде чем пристрелить. Мол, она вся такая несчастная и умирающая. Кстати, у оборотней высокая регенерация. Человек после таких ран не выжил бы, а, вот, оборотень... А я, старый дурак было поверил. Знал же, что оборотни хорошими не бывают. Ведь знал!

 Я отхлебнул коньяку. Сейчас она вряд ли сможет навредить, а завтра с утра необходимо дать распоряжение ребятам.

 Тут я отвлёкся от своих мыслей. Почудилась за окном сквозь шелест дождя какая-то возня. Потом что-то стукнуло в раму и послышалось негромкое поскуливание. Смутно знакомое. Я бы не обратил внимания – к утру наверняка улетит – но сейчас у меня было плохое настроение.

 Я отставил стакан, поднялся и подошёл к окну. Снаружи явственно завозилось и заскребло. Тварь. Некрупная, и, похоже, раненая – скулит.

 Я достал пистолет, щёлкнул предохранителем и открыл ставню. В лицо ударили дождевые капли, дохнуло ночным холодом. В комнату стремительно ворвался огненный вихрь. Он перелетел через подоконник и остановился. Лисица?!

 Она припала на лапы и, прижав уши, жалобно заскулила. Мокрая, с взъерошенной шерстью, лапы в крови. На спине длинный свежий порез. А глаза – большие, ярко-зелёные – глаза у неё были человеческие.

 

 Аретейни

 

 Когда я проснулась, почему-то было светло. Память возвращалась медленно. Плен, тёмная комната с наручниками, робот-куратор, умирающая девочка в коридоре... Образы всплывали в голове смутными обрывками, будто овощи в кастрюле с кипящим супом. Голова болела. И кто-то легонько гладил по волосам.

 Затем вспомнились последние мгновения.

 Дэннер!

 Я рванулась, но чьи-то руки удержали, сильно и бережно.

    — Тише, тише. Все хорошо.

 Я открыла глаза. Дэннер улыбался. Живой и невредимый. И гладил меня по волосам. Я лежала на расстеленном плаще, головой у него на коленях, на каком-то крыльце, а над головой ярко светила приделанная к стене лампочка.

    — Доброе утро, – влезла Лесли. – Ты проснулась? Тогда пойдём домой.

 Дэннер перестал улыбаться и поглядел куда-то прямо перед собой, хотя напротив, я это видела, была точно такая же голая стена из каменных плит.

    — Не все так просто, – сказал он. – Мне не хотелось бы вас расстраивать, но из города нас вряд ли кто-нибудь выпустит. Мы им нужны. И наше счастье, что они нас, пока что, не нашли, поскольку бойцы из нас сейчас никакие.

 Я помолчала, обдумывая полученную информацию.

    — А что с охотниками?

 Дэннер осторожно переменил позу, перестав гипнотизировать стенку, и ответил не сразу.

    — Я немного не рассчитал. Наверное, когда я разбил компьютер, кураторы их убили. Хотя я видел только Лауру, и об остальных мне неизвестно ничего. Может, и нет. Может, она только хотела нам помочь, этого я не знаю. Остаётся надеяться, что остальные все-таки живы.

 Я только сейчас заметила у него шрамы. Он был без рубахи, и здесь было светло, и сделались видны рубцы, рваными багрово-белёсыми полосами перехлёстывающие тугие жгуты мышц на смуглой коже. Будто били плетью, или огромными когтями. Чистой кожи практически не оставалось, и я с трудом различила в чудовищном переплетении рубцов следы от двух пуль охотников. Это твари его так отделали? Спрашивать было неловко, а в горле вдруг встал влажный ком. Это же нечестно! Нечестно... это же, должно быть, так больно...

    — Командир, а я домой хочу... – грустно вздохнула Лесли. – Тут страшно...

    — Все хотят, – ободряюще улыбнулся Дэннер. – Да только вернуться нам будет не так-то легко.

 И в этот самый момент послышалось шуршание шин, а через несколько секунд напротив мягко затормозил странный автомобиль. Он был широкий, с высокой посадкой, по форме напоминающий безумную помесь вездехода и бульдозера в миниатюре. На боку был нарисован неизвестный герб.

    — Ну вот, – спокойно констатировал Дэннер. – Что я вам говорил? Патруль.

 Из автомобиля вышли двое в форме и направились к нам.

 Дэннер поднял голову, разглядывая незнакомцев с чисто научным интересом в глазах.

    — Здрасьте, – сказала Лесли.

    — Только подойдите! – сверкнула глазами Нэйси.

    — Какими судьбами? – устало поинтересовалась я.

 Один из патрульных направил на Дэннера пистолет.

    — Сопротивляться не рекомендую, – предупредил второй, извлекая из висевшей на плече сумки четыре пары наручников. Мы переглянулись.

    — А кто сопротивляется? – риторически поинтересовался Дэннер.

 

 Дэннер

 

 Итак, нас повязали местные патрульные, и я даже догадываюсь, для чего. Приятного мало.

 Оказавшись втянутыми в местные интриги, мы и сами невольно следовали правилам чужой игры – а это все же заставляло нас задуматься о глубинах человеческой натуры и тому подобной философской ерунде, очень красивой на бумаге и крайне бесполезной в жизни. Сейчас нас везли по улицам города со связанными руками, и ничего другого нам, в сущности, не оставалось.

 Спустя несколько минут быстрой езды, машина затормозила у портала уже знакомого мне здания мэрии, где нас и препоручили с рук на руки местным стражам порядка. Конвоиры сменились, но оказались не менее обожающими игру в молчанку, чем предыдущие, и на все провокации Лесли, Нэйси и Аретейни реагировали как сытые коты на фантик. То есть, никак не реагировали. А я молчал. Знал, что совсем скоро мы все узнаем. Правда, угомонить друзей у меня не было никакой возможности – я и не пытался.

 Мы прошли по длинному коридору, свернули в центральный корпус, поднялись по лестнице. Я почти тащил Ласточку на руках – сама она идти не могла. Нэйси и Лесли все норовили мне помочь, чем – даже сами, похоже, не представляли. Но энтузиазма у них от этого не убавлялось.

 Кабинет, в который нас привели, оказался большим и просторным, упаднически-роскошным. У дальней стены солидно расположился тяжёлый мраморный стол, заваленный старыми бумагами. Откуда бумага под землёй? Из чего, интересно, её тут делают?.. Неплохо прижились, ничего не скажешь. Остаётся только восхищаться.

 Восхищаться в мои планы не входило. Вместо этого я перехватил Аретейни поудобнее и поглядел на сидящего на краешке стола человека. Человек был низенький и приземистый, полный, удачно вписывающийся в эллипс и одетый в добротный шерстяной костюм. Все в нём было очень аккуратно – и одежда, и сама поза с руками, сложенными на коленях, и тщательно начищенные туфли, и даже лысина. Правда, вот взгляд был цепкий и расчётливый, взгляд человека, привыкшего не задумываться о таких старомодных понятиях, как честь и совесть. У нас в городе таких людей не было. Он оглядел нас с ног до головы, каждого по очереди, будто лошадь покупал – только что не осмотрел зубы. Задержал взгляд на Аретейни.

    — Отпусти её, – коротко велел он. Я усмехнулся.

    — Сию секунду, господин. И по какому праву ты мной распоряжаешься, интересно?

 Человек лениво перекатился с одного бедра на другое и скрестил ноги.

    — А по такому, что ты сейчас выполнишь мой приказ. Или пожалеешь о своём глупом упрямстве.

    — Страшно. В обморок падать уже можно?

    — А ну, не гони на нашего командира! – выступила вперёд Нэйси, сверкая синими глазищами. – А то он те ща покажет, кто тут пожалеет!

    — Заткнись, дура. Она что, стоять не может?

    — А сам не видишь? – вопросом на вопрос ответил я. – Она ранена.

 Нэйси же от такой наглости даже примолкла и больше в нашу дружескую беседу не вмешивалась. Я ждал. Через некоторое время разговор все же возобновился.

    — Значит, вы живёте на поверхности. Отвечай!

    — Я не обязан перед тобой отчитываться. Уместнее было бы мне здесь задавать вопросы.

    — Ах, вот как. – Человек-эллипс обернулся, кивнул кому-то у двери во внутренние помещения – и перед нами, связанный и под конвоем, предстал Артур. – А вот этот вот молодой человек утверждает, что ты пришёл с поверхности.

 Артур дёрнулся, сверкая глазами. Ласточка тихонько возмущённо ахнула. Я неприязненно скривился.

    — Умеете вы допрашивать. И под какими пытками он об этом утверждал, интересно?

    — А вот это не твоего ума дело.

    — В самом деле? Ну, тогда я молчу, – согласился я, перехватывая Ласточку поудобнее и чувствуя, что меня ведёт куда-то вбок. В глазах от долгого стояния на одном месте потемнело.

    — Много людей у вас в городе?

    — Пошёл ты. – Я осторожненько перевёл дыхание и тряхнул головой.

    — Дэннер, прости! – неожиданно заорал Артур. – Мы не знали... мы думали, ты нас выведешь из этой тюрьмы! Не верь им! Они хотят вас убить!

 Удерживающий его солдат отвесил бывшему охотнику затрещину, и парень обмяк. Я заметил свежий шрам у него на груди, над вырезом рубашки. Куратора больше не было.

 Нет, ну объясните идиоту, я, что, особенный, что ли?! Неужто, до меня никто не догадался раздолбить компьютер к чёртовой бабушке – а тут пришёл умный я и освободил несчастных детишек?! Вот, не верю! Не верю – и все тут. И делайте со мной все, что захотите.

 Далее. И чего же это они мне никакого куратора не запихали, пока я в отключке валялся?.. Не хватило?.. Закончились?.. А может, я такой страшный, или, там, шкура у меня бронированная – хрен разрежешь?! Или меня защитила добрая Майя, не имевшая права меня защищать и находившаяся на стороне врага?.. Нет?.. Или я тут у них самый рыжий?..

 А, ну, да, самый рыжий. Вопросов больше не имею.

 А если серьёзно – кто-нибудь, хотя бы один раз, сказал мне правду в этом чёртовом городе?! Кто-нибудь – хотя бы на минутку! – не притворялся тем, кем он на самом деле не является?

 Ответ неожиданно вспыхнул яркой лампочкой – и он оказался настолько кристально ясным, что я невольно усмехнулся. Черт, неужто, у меня настолько мозги расплавились, что я сразу не догадался? Кровью тварей, ага.

 Ну, нафига им ставить куратор тому, кто их выведет на поверхность? Зачем лишний раз рисковать? Охотники-повстанцы, которые состоят... состояли из Артура и Лауры, знали, что робот – каким бы совершенным он ни был – не способен читать мысли. Он просто-напросто чувствует импульсы спинного мозга – а любая, даже самая незначительная, даже не успевшая оформиться в чёткую мысль ложь, вызывает нервные импульсы, особенные, ни на что непохожие нервные импульсы, обусловленные волнением человека, задумавшего обман. Элементарно, Ватсон! Охотнички...

 К слову, охотнички. Всего-то несогласные с местной властью, жалкое подобие своеобразных революционеров-подпольщиков. А Артур – Артур разведчик, своего рода, lux in tenebris. Шпионит для охотников за местной властью – только и всего... Шпионил. А сейчас его и рассекретили – а вот, нечего было куратор сразу же по поломке центра управления вытаскивать. Спалился, как говорит... в общем, выдал себя. Едем дальше. Так называемые, кирси и гомвели явно не считаются тут за людей – не то рабы, не то искусственно выведенные расы (других версий у меня не было – все же гуманоидов другого... подвида, что ли, да ещё и выполняющих за людей самую опасную и тяжёлую работу, на которую – и только на которую – у них хватает разума, с о-очень такой немножечко великоватой натяжкой можно назвать людьми). Рабочая сила. Их не жалко.

 Итак, Артур не мог себя выдать, Лаура надеялась, что я их обоих освобожу – и они смогут сбежать, но власть – заманчивая такая штука – необходима как воздух что охотникам, что вот этой вот мэрии. Прямо-таки, ну очень необходима. Власть – и возможность тем самым прибирать к рукам «наследие» от тех, кто некогда построил этот город и обеспечил его всеми необходимыми запасами на десятки лет автономного существования. Ведь если выпустить людей из зоны их контроля, если люди – тем более! – узнают, что они в этом мире вовсе не одни – власть удержать станет фактически невозможно. У меня, вот, только остаётся один вопрос – а что эти чудики намерены делать, когда закончатся запасы?.. Так, информация к размышлению. Развлекательная логическая задачка для ребят. Первый класс – вторая четверть! А вот вам и ответ на задачку – мы появились крайне своевременно. Ох, как своевременно. Точность прямо-таки аптечная! Спрашивай – не хочу где тут – а главное, у кого, пополнить отощавшие с годами запасы провианта. И насколько сильны хозяева сего счастья, ещё бы желательно узнать. И на поверхность мы не выйдем. Почему?.. Да потому что мы умрём аккурат перед выходом на поверхность. Все, привели, свою функцию выполнили – и лучше нас убить, ибо, как известно, мёртвые не кусаются, писем не пишут и тревогу не поднимают.

 Впрочем, подобные местным «хозяевам жизни» никогда здравомыслием не отличались. Может, есть лазейка... Наверняка ведь есть.

 ...А чего это вы на меня так смотрите? Я читал. И про власть, и про власть имущих.

 Дурак ты все-таки, Селиванов. Ох, дурак. Ну, и где тебя носило, когда б

боги раздава... так, это, кажется, уже где-то было. Каждую минуту моей жизни?.. Я угадал, да?..

 Ладно, сейчас подумаем, что со всем этим делать...

 Итак, охотники и в самом деле ничего плохого не замышляли, а я просто сходу не разобрался в ситуации. Настоящего врага следовало искать именно здесь – он и сейчас сидел передо мной, весь из себя правильный и аккуратненький, сидел, неприятно ухмыляясь и пытаясь меня допрашивать. Приятного мало. Надо было доверять охотникам, а я и не знал. Ещё бы, где мне разобраться в технологиях, которых у нас нет – да ещё и вот так вот, разом, отучить себя доверять людям, что за годы просто-напросто сделалось некоей аксиомой, своего рода жизненной установкой.

 И выхода отсюда нет. Плохо, что ж я могу ещё сказать.

 Человек на столе лениво достал сигару и закурил. И снова я удивился, откуда под землёй подобная роскошь. И снова никто не собирался мне что-либо объяснять. Это, вроде как, я должен объяснять. Да ну и ладно. Кому я должен – я все прощаю, и ступайте, граждане, в туман кружной дорожкой. Я не информбюро.

 Ласточка закашлялась и рефлекторно отмахнулась от дыма. Нэйси тихонько зашипела, словно разъярённая кошка. Я притянул её к себе свободной рукой – ещё глупостей ей сейчас наделать не хватало. Это моя прерогатива, между прочим. С самого начала наших подземных похождений. Только бы не свалиться снова в обморок посреди допроса – вот, весело будет. Да только не нам. Лесли всхлипнула, а Аретейни ухватила меня за руку.

    — Отпустите нас, – сказала она. – Пусть каждый идёт своей дорогой.

 Фраза-то красивая. Прям, эстетика.

 «Эллипс» усмехнулся.

    — Больше тебе ничего не надо? – саркастически уточнил он. – Вы так и не ответили на вопросы.

    — Вас там сожрут, – сказал тогда я. – Нечего вам там делать.

 Он вздохнул.

    — Вот что, Дэннер. Или ты мне сейчас рассказываешь все, что знаешь – и тогда умираешь быстро и легко – или поговорим серьёзно.

 Я пожал плечами.

    — Как хочешь. Мне-то какая разница – все равно убьёшь.

    — Не надо! – взвился Артур. – Они тебя точно так же в подземельях замучают как твою призрачную подружку.

    — Заткнись, – сказал солдат, но Артур, похоже, заупрямился.

    — И не подумаю! Вы превратили нас всех в своих рабов! Нам есть нечего! Пора признать, что запасы наших предков уже давным-давно закончились, и нам необходимо...

    — Закончились?! – не выдержал я. Парня было жалко – да что ж поделаешь. – Закончились?.. А сигары, по-твоему, откуда? Ни черта у них не закончилось.

    — Дэннер... – одёрнула Ласточка.

    — Что – Дэннер? Я был в городе, я видел, как живёт простой народ и как живут такие, как он. Это ложь, парень, ложь, ясно тебе? Все у них есть.

 После такой длинной тирады в глазах у меня потемнело окончательно, и я, наплевав на гордость, опустился прямо на пол, отчаянно тряся головой с целью хоть немного прийти в себя.

    — Так, ну все! – вскочил Эллипс. Артур изумлённо поднял голову. Я это видел, правда, все ещё смутно. – Взять их.

 Ласточку оттащили от меня, Нэйси и Лесли оказались посредством пинков под рёбра на полу, а мне сковали руки за спиной и, зачем-то вздёрнув на ноги, ткнули прикладом в солнечное сплетение. Тут я, видимо, ненадолго отключился, потому что, открыв глаза, обнаружил всю нашу компанию уже в совершенно другом месте.

 Здесь были каменные стены, сырой пол, высокий сводчатый потолок. Вокруг стояли здоровенные ржавые агрегатины неизвестного назначения.

    — Очнулся? – ласково уточнил знакомый голос. Я дёрнулся, но обнаружил, что накрепко прикован к скобам в стене. – А вот теперь ты мне расскажешь все. Как вы там живете, на поверхности, что у вас там есть, сколько людей, сколько оружия, сколько ресурсов. Расскажешь обстоятельно, толково и подробно.

 Я усмехнулся.

    — Да ты мечтатель.

    — Ты же не хочешь, чтобы тебе причинили боль, не правда ли?

    — Врагу не сдаётся наш гордый Варяг, – заявил я. – Придурка врагом не считаем! Не дорос ещё.

 Он отступил назад и, тщательно прицелившись, двинул мне в челюсть. Я тряхнул головой и сплюнул кровь из разбитых дёсен.

    — Давай, – говорю, – старайся, пока время есть.

 Не обязан я перед ним отчитываться.

 Били долго. Били тщательно, профессионально и со вкусом. Я окончательно потерял счёт времени и количеству ударов, но продолжал упрямо молчать. Боль оставляла где-то на грани сознания и беспамятства, но больше такой роскоши, как хлопнуться в обморок, я себе позволить не мог, поэтому стискивал зубы так, что в висках заныло. Знал, что, если я сейчас отключусь – мои дознаватели вначале попытаются меня оживить – и вряд ли им это удастся. Ну, а когда не удастся – перейдут к допросу остальных.

 А вот этого я допустить не мог.

    — ...И твои обожаемые охотники, – доносился как сквозь вату далекий голос, – пытающиеся подорвать законную власть, хотели тебя использовать. Ты все ещё на их стороне? Отвечай!

    — Бьёт набат, бьёт набат Интернационала, Пламя Октября в глазах бойца, – хрипло затянул я старую песенку, подслушанную в магнитофоне у фанатиков. Они жгли старые кассеты. – Есть у революции нача-ало –

 Нет у революции конца!

 И плевать, что я не понимал ни единого слова. Зато песня красивая. Интерес к истории возбуждает.

 Данной самодеятельностью я заработал очередную затрещину и послушно замолчал. В голове уже гудело, а я все издевался. Хотят, чтобы я замолчал – пожалуйста. Им приятно, мне нетрудно.

    — Ты меня достал! – взвыл голос Эллипса, после чего мне от души зарядили ниже пояса. – Будешь говорить, или нет?!

    — Жила-была маленькая собачка, – послушно затараторил я, упрямо распрямляясь и вскидывая на дознавателя абсолютно невинный взгляд. – Она очень любила розовые пионы... – Боги, бред-то какой. Ну да ладно.

    — Ну, все, – оборвал Эллипс. – Сейчас ты у меня заговоришь.

    — Давай закурим, товарищ по одно-ой! Давай закурим, товарищ мой!.. Слушайте, вам и так, и так плохо. Прям, не угодишь!

 Эллипс подошёл к стене и, взяв стоявшее там ведро с водой, плеснул мне на голову. Сделалось легче, даже в глазах прояснилось.

 И я увидел Аретейни.

    — Либо ты прекращаешь этот цирк – либо я начну кромсать твою подружку на кусочки. Начну с ушей.

 Я мысленно выругался. Орать песенки дальше не имело никакого смысла – уши Ласточки не доживут и до конца первой строфы. А он может, ему на нас фиолетово. Ему информация нужна.

    — Убью с-суку!.. – шипела Нэйси из какого-то угла. – Убью тварь... Отвали от командира! Ещё раз его тронешь – и будешь иметь дело со мной, понял!!

 Нет, ну смеяться тут или плакать?! Подскажите, а. Ну пожалуйста.

    — Дэннер, не слушай его! – заявила Ласточка. – Русские не сдаются!

    — Заткнись, дура, – очень оригинально выразился Эллипс, с каким-то даже наслаждением проводя лезвием ножа по её шее. Вот ведь, садист. Самый натуральный.

    — Пошёл в пень! – не менее оригинально отозвалась Аретейни. – Дегенерат. Контра охреневшая, совсем совесть потерял. Твои жалкие попытки запугать честных людей заведомо обречены на провал. Да мы таких, как ты, сволочей в семнадцатом году пачками мочили – чтоб я какой-то гниды буржуйской испугалась, ишь, чего захотел! Не бывать этому! Так и знай.

 Ого! Снимаю шляпу. Воображаемую, разумеется. Ай да Ласточка! А что такое контра, кстати, интересно?.. Уж, наверное, что-то плохое – но вот, что именно?

 Эллипс тоже ошалел. Не то от такой наглости, не то от изысканных ругательств Ласточки.

 Он медленно опустил руку с ножом и напряжённо уставился ей в лицо. Голос растерял всю былую грозность и уверенность. Я сообразил, что Аретейни, похоже, сказала что-то очень... важное. В воздухе повисло ощутимое почти физически напряжение. Даже Нэйси притихла.

    — Что ты сказала? – очень тихо переспросил Эллипс. Ласточка удивлённо обернулась – видимо, сама не ожидала подобной реакции. – В каком году? Как ты меня назвала?

    — В семнадцатом, – повторила Ласточка. – А что?

    — Та-ак. – Эллипс дёрнул её за связанные руки, подтаскивая к стене и приковывая к вделанным в неё скобам – благо, скоб от щедрой руки строителей хватало на всех. Мы оказались бок о бок. Затем вкрадчиво поинтересовался:

    — А сейчас, по-твоему, какой год?..

 Ласточка тряхнула головой, отбрасывая за спину волосы.

    — Сейчас – не знаю, – осторожненько ответила она. – Я не местная.

 Эллипс принялся возбуждённо носиться туда-сюда, заложив руки за спину. Мы изумлённо наблюдали за ним, ожидая, что он скажет. Сказал.

    — И где же ты живёшь, красавица? – ещё более приторно осведомился он, останавливаясь и глядя на Аретейни в упор. Ласточка помолчала.

    — Ну... в Москве. Это город такой, в Советском Союзе. Расположен...

    — Я знаю, где он расположен! – неожиданно рявкнул Эллипс – да так, что мы все невольно вздрогнули. – Я тебя спрашиваю, какой сейчас год!!

    — А я тебе говорю, что не знаю, какой сейчас год! – в тон ему рявкнула Ласточка. – Чего ты орёшь?! Ну, две тысячи восемьдесят шестой по христианскому летоисчислению у нас год, а у вас – у вас тут не знаю, какой!

    — Ой, – тихонько выдохнул Артур.

    — Так, – не выдержал я. – Стоять, товарищи.

    — Стоим, – смирненько согласилась Аретейни. Эллипс уставился на меня.

    — Теперь я ничего не понимаю. Будьте любезны расширить мой кругозор – все равно времени у нас достаточно.

    — Две тысячи восемьдесят шестой год, – тихо отозвался Артур, – это год конца света.

    — Слышал уже, – согласился я. Аретейни издала протяжный приглушенный стон и едва не сползла по стенке, да наручники удержали. Лицо её, и без того бледное, сравнялось цветом с извёсткой, глаза остекленели и расширились в пол-лица.

    — Г-год чего?.. – слабо вымолвила она. – К-какого ко-онца с-света?

    — Год, когда предатели в правящей верхушке решили уничтожить Советский Союз, – будто бы в школе отрапортовал Артур. – И случился конец света. Была война, и все погибли. Но предатели заблаговременно спрятались под землю. А эти вот, – он кивнул на Эллипса, – их дальние потомки.

 У меня, вообще, голова плохо работала после допроса, трёхдневной вынужденной голодовки, аммиака и общения с тварями. Поэтому информация воспринималась с трудом.

    — А мы, в таком случае, откуда взялись? – уточнил я. – Если все умерли?

    — Не знаю, – пожал плечами юный охотник. – Может, и не все.

 Ласточка подозрительно притихла. Я обернулся к ней и увидел, как по щекам у неё, прочерчивая в слое грязи и крови неровные дорожки, сбегают слезы. А на лице будто бы застыла каменная маска. Это было жутковато – человек плачет, а ни единая мышца не сокращается, и взгляд будто стеклянный. Словно плачет покойник.

    — Ты... – Боль ножом резанула по сердцу – и теперь мне было в тысячу раз больнее, чем за все мои ранения вместе взятые. Эллипс бы такого эффекта точно не добился. Я просто не мог видеть, как она плачет, казалось, что сердце разорвётся. – Ты не переживай... – Слова были настолько идиотские, что меня самого замутило. В самом деле, человек Родины лишился, все его близкие мертвы – а я ему – «не переживай»! Но что я ещё мог сказать? Как успокоить, поддержать? Чем помочь? Не знаю. – Все будет хорошо... – Нет, все, я молчу! Хорош позориться. И добивать несчастную Ласточку.

 Она выдохнула и зажмурилась, запрокинув голову, но слезы все равно сбегали из-под ресниц. Голос прозвучал полуслышно.

    — Спасибо, Дэннер.

 Я стиснул зубы. Принять благодарность за такое поведение было ещё более стыдно.

    — Как ты сюда попала? – спросил Эллипс. Ласточка вздрогнула.

    — Да не знаю я!! – не своим голосом заорала она и – разрыдалась, словно ребёнок, по-детски горько и безутешно. – Отвали!!

 Эллипс, не внимая просьбе отвалить, шагнул вперёд и дёрнул Ласточку за подбородок, заставляя поднять голову. Она высвободилась.

    — Отвечай! У вас есть машина времени?

    — Да будь ты человеком, а? – попросил я. – Не видишь, девке и без тебя плохо.

 И в этот момент дверь распахнулась – и в допросную влетела целая вооружённая толпа. Толпа орала, сшибала предметы и палила из огнестрельного направо и налево. Поднялся невообразимый шум, что-то зазвенело, что-то грохнуло, потолок брызнул каменной крошкой, одна из пуль рикошетом отскочила от плиты у меня под ногами. Их было несколько человек, я насчитал приблизительно восемь, хотя в такой ситуации было трудно что-либо толком разглядеть.

 Эллипса прошили сразу шесть пуль. Я видел, как он вздрогнул и неестественно выпрямился, как расширились глаза, невидяще глядя в пространство, как на шерстяной ткани костюма расцвели темно-карминовые жуткие астры. Он поднял руку, будто хотел что-то ещё сказать и – грузно повалился на пол лицом вниз. Снаружи тоже доносились крики, выстрелы, грохот и звон. Один из новоприбывших вскинул на меня ружье – но ожидаемого расстрела не последовало. Вместо этого парень метко отстрелил удерживающие меня наручники. Я благодарно улыбнулся ему и кинулся освобождать Ласточку.

    — На-аши-и!!!! – заорал Артур, радостно улыбаясь. Мне швырнули автомат, я поймал его на лету и повесил через плечо, привычно проверив предохранитель. Кое-как отвязав в суматохе Ласточку, Нэйси и Лесли, принялся пробираться к выходу.

    — Уходите! – крикнул Артур, помахав рукой. – Удачи вам!

 

 Аретейни

 

 На улицах города творилось нечто невообразимое. Это был настоящий погром – взрывались гранаты, стонали раненые, вдребезги разлетались стекла. Улицы залила кровь, неровными кляксами покрывая пол, лампы освещения, стены домов. Трупы лежали, раскинувшись, изогнувшись в немыслимых позах, люди носились туда-сюда, где-то кого-то били, где-то что-то ломали, кто-то стонал, кто-то хрипел, кто-то пытался куда-то ползти. Дэннер подхватил меня на руки – и мы понеслись перебежками, огибая людей и автомобили, на мгновение прячась за углами, машинами, скамейками, мусорными баками чтобы тут же броситься дальше. Мимо пробежал мужчина с мешком, полным консервных банок. Мешок тяжело позвякивал.

    — Сюда, – шепнул Дэннер, и я не сразу узнала уже знакомый мост через пропасть. Твари метались и орали, визжали, стрекотали в панике. Позади грохнуло. Сотряслись стены, сыпанул каменной крошкой потолок, в спину ударила раскалённая волна – и мы пролетели метра два, пропахав носом землю.

    — Все живы? – Дэннер потряс меня за плечо. Я кивнула, сплёвывая сгусток крови из разбитой при падении губы.

    — Живы, – сказала Лесли откуда-то сбоку. Свет вдруг мигнул и погас. Город настолько резко погрузился в непроницаемую тьму, что мне даже показалось, будто это я потеряла зрение от удара взрывной волны. За спиной слышались крики в темноте, вокруг хлопали крыльями, обдавая резким ветерком, и визжали летучие твари.

    — Вперёд! – выдохнул Дэннер – и движение возобновилось.

 ...Бежали долго. Я чувствовала себя ужасно оттого, что раненому Дэннеру приходилось не только бежать – но и тащить меня на руках. Я чувствовала, что он задыхается и вот-вот свалится на пол. Было очень-очень больно, и я сама не заметила, как снова разревелась и прижалась к нему, уткнувшись носом в шею. От него веяло таким родным, надёжным человеческим теплом, способным высушить любые слезы – но я все ревела, ревела, прижимаясь к нему, и мне казалось, будто с каждой минутой становится чуточку легче. Как в далёком детстве, когда я, испытав какое-нибудь несчастье, прижималась вот точно так же к отцу – такому сильному, родному, тёплому, способному ото всего защитить и уберечь. И все печали таяли, развеивались невесомой дымкой. Тогда отец был рядом, и он был самым-самым надёжным человеком на свете. Так и сейчас – ощущение было точно такое же.

 ...Вскоре мы, устав окончательно, просто-напросто сползли по стенке.

 Уже далеко за пределами подземного города. И долго не могли отдышаться.

 Было тихо. Я слышала частое прерывистое дыхание друзей да тихий перестук капель где-то невдалеке. Нэйси выключила фонарь – следовало экономить батарейки – и тоннель погрузился в чернильную темноту. Мне было страшно. До того страшно, что била частая крупная дрожь и казалось, будто темнота давит, и не хватает воздуха. Боль поселилась во всем теле, она пробегала волнами, словно рябь по воде, заставляя вздрагивать и корчиться.

 И снова вспыхнуло в памяти – две тысячи восемьдесят шестой год.

 Год конца света.

 Как же так? Почему? Почему люди это сделали?! Мне хотелось орать, кататься по полу и биться в истерике. Просто в голове не укладывалось, будто сознание из последних сил отказывалось признать, смириться, сдаться, потому что это было для него слишком тяжело. Они все мертвы. И мать, и отец, и товарищи из больницы, в которой я работала – да и самой больницы уже давным-давно нет. Все сгорело, все разрушено и уничтожено. А я сейчас в далёком-далёком будущем, где по лесам бегают мутанты, где все время темно и холодно, а люди даже к соседям в гости не ходят без оружия. Как так получилось, интересно?.. Почему я здесь оказалась?

 Мысли побежали дальше. Откуда Артуру-то знать о конце света? Может, это ещё и неправда. В самом деле, неувязок очень много. Скажем, как это люди сумели выжить на поверхности Земли – а если это Земля, значит, это и есть все же будущее. Ладно, под землёй ещё хоть как-то можно было – если напихать побольше запасов. Так это сколько ж лет надо готовиться – да ещё и так, чтобы об этом никто не знал. В большом городе. Ну, а город? Почему дома стоят и водопровод работает? Починили? Может быть – за столько-то лет. Только откуда люди спустя такое количество времени... да и сам город попросту не дожил бы. Нет, что-то здесь не так. Определённо.

    — Хороша версия, – вслух произнесла я. – Да не вяжется никак. Вы уверены, что это правда?

    — О чём? – удивился Дэннер, который все ещё обнимал меня одной рукой. Я устроилась поудобнее.

    — О конце света. Ну, ты, вот, откуда знаешь?

 Он пожал плечами.

    — Слышал от охотников.

    — Охотники могли соврать.

    — Могли, разумеется. Но в таком случае, откуда им знать названия ваших городов? – Он вдруг обернулся ко мне, хотя и не видел меня в темноте. Машинально. – Слушай, Ласточка, а ты-то, к слову, откуда тут взялась?

 Я открыла было рот и поняла, что мне нечего ответить. Вот, совершенно нечего. Ну, в самом деле, не рассказывать же ему про ночной поход до ларька, пруд и бешеную «девятку».

    — Вначале появилась рыжая, – ввернула Нэйси. – Затем Странник вернулся из тумана. Затем пришла ты, а теперь охотники нам рассказывают о конце света. Что все это значит?

    — Кроме меня и конца света я пока что, странностей из всего, тобою перечисленного, не вижу, – осторожно заметила я.

    — А я вижу. Ты не знаешь. Вне пределов города рыжей было взяться просто-напросто неоткуда. Оборотнем она стала совсем недавно – даже сущность свою ещё не освоила, а значит – версия с жизнью в лесу отпадает сама собой, – терпеливо растолковал Дэннер. – Странники никогда не возвращаются к месту своей прежней жизни. – Он помолчал немного и добавил:

    — У меня такое ощущение, что все это мне снится. Все страньше и страньше.

    — Ну вот, опять! – даже подпрыгнула я.

    — Что?

    — Ты все время цитируешь наши книги.

    — Ваши? Да нет же, эти книги в Храме лежат. Только не все их можно прочесть, далеко не все.

    — Дэннер, это наши книги. Я все их знаю. А на допросе ты пел песни, которые у нас каждый день по радио крутят, хотя они и старые.

    — В самом деле?.. А я их на старых кассетах слышал.

    — Да не может такого быть! – едва не заорала я. – Кассеты столько не живут! Плёнка размагничивается! А учитывая тот факт, что они даже для нас – прошлый век, и, если верить тому, что это – будущее – здесь просто-напросто неоткуда взяться кассетам!

    — Да, но они здесь есть, – мягко повторил Дэннер. – Что я, по-твоему, могу с этим поделать?

 Я запуталась окончательно.

 Помолчали. Неподалёку кто-то грузно возился и шуршал по камням в темноте.

    — Слушай, я не знаю, – сказал Дэннер. – И, если честно, на данный момент меня вообще не интересуют проблемы мироздания. Я спать хочу. – Он помолчал ещё немного и прибавил:

    — И есть.

    — Понимаю. – Я вздохнула. – Пойдёмте?

 И мы пошли наверх. Домой... Кажется, Город успел стать для меня родным – вместе с Дэннером. Странно?..

 Наверное...

 

 Дэннер

 

 Вернулись мы уже под утро. Ох, дорогие товарищи!.. Я никогда и не подозревал, что воздух может быть столь прекрасен. Мы все дышали и дышали – просто стоя на выходе из коллектора, полной грудью, жадно, взахлёб, пока голова не закружилась. Тут я свалился на траву, глядя в серое небо над городом сквозь чёрное резкое кружево ветвей, лежал вот так на траве, словно ребёнок, и все никак не мог наглядеться. Красотища-а... чудо... волшебство! Самый обычный воздух и самое обычное небо. Нэйси и Лесли, наверное, сейчас носились бы и смеялись – если бы так не устали. С полчаса прошло, не меньше, пока мы так радовались жизни. Казалось, будто мы умерли и вот теперь снова вернулись в мир живых людей, снова способны дышать, мыслить и чувствовать – не было больше душной холодной тьмы подземелья, не было тяжести густого стоячего воздуха, будто продиравшегося в лёгкие с боем сквозь плотную мокрую ткань. Это подумать только – вокруг все видно без света фонаря. Нет, вы не поняли – все видно. То есть, не маленький кусочек стены или потолка – а совсем все.

 Ох, ну что за глупость! Маленькие дети, честное слово. Это сейчас мне так кажется. А тогда нам всем казалось, будто мы попали в волшебную сказку. Воздух, свет и свободное пространство. Я и не подумал бы что человек может настолько отвыкнуть от привычной ему обстановки за каких-то три дня.

 Первым делом пришлось завернуть с отчётом к Кондору, которого на месте не оказалось. Тогда мы отправились по домам.

 ...Совместными усилиями, активно помогая друг дружке, мы с Ласточкой ухитрились помыться, перевязать раны и привести себя в порядок. Казалось, на большее сил уже не достанет – но тут или открылось пресловутое второе дыхание, или переутомление достигло того предела, когда человек это самое переутомление перестаёт замечать, или свежий воздух нас оживил. В общем, спать нам резко расхотелось. И тогда я устроил Аретейни на кровати, завернув в одеяло, и хотел было отправиться на кухню за алкоголем, но зачем-то задержался у комода. Комод как комод, казённый. А у меня было такое чувство, будто я встретил старого друга. Ласточка завозилась, устраиваясь поудобнее.

    — Ну? – с улыбкой обернулся я. – Где обещанный чай?

    — В шкафу, вестимо, – не осталась в долгу Ласточка. Я вдруг рассмеялся неизвестно, чему – должно быть, сказалось нервное напряжение. Она вначале изумлённо на меня уставилась, затем – рассмеялась следом. Смеялись мы так минут пять без передышки, даже слезы на глазах выступили. Я смахнул их рукавом и обнаружил, что все наши приключения под землёй как-то поблекли, отдалились. Будто дочитал до конца страшную и неприятную книгу и теперь возвращаешься в реальный мир. И даже не верилось, что все это происходило на самом деле.

 Я все-таки притащил бутылку виски и устроился возле Ласточки.

    — Вот тебе вместо чая. За победу!

 Она счастливо улыбнулась.

    — За победу, Дэннер. Как ты думаешь, наши уже вернулись?

 Я протянул ей тарелку с остатками бутербродов.

    — ещё бы. Тварей-то не видать. Всех, наверное, перебили.

 О погибших вспоминать не хотелось. Тем не менее, следующий тост был посвящён Ласточкой именно им.

 И тогда мне казалось, что ничего плохого уже больше быть не может. Есть день, есть вино и самое главное – её сияющие глаза.

 Жить надо все-таки сегодняшним днём. И немного завтрашним. А то жить не захочется вообще.

 Мы так и уснули в обнимку, не думая больше ни о чём и просто радуясь тому, что мы дома и все ещё живы.