Среди жестокого молчанья...

14 августа 2024 — KᗩᗰEᖇᑎY TEᗩTᖇ

Настоятельно рекомендую включать сопроводительную мелодию. Поверьте, такое чтение расширит эмоциональный фон и поможет понять идею автора, её глубину.

...Кто-то проходит сквозь стены немые,
Садится с краю на мою постель,
И мотыльки в окне видны ночные,
Они кружáт и вьются, как метель.
А потом чьи-то властные руки
Так нежно гладят волосы мои.
И вот в моей груди стихают стуки,
И я лечу, внизу – дома, огни.
Верхушки сосен еле-еле видно,
И так легко высотами дышать.
Но как же за мечту мою обидно –
Её приходится на место возвращать.
Но знаю точно и могу сказать я:
Настанет ночь, не будет больше снов,
И в облаченьи траурного платья,
Я стану частью чёрных мотыльков.*

***

— Смерть — мать красоты.
— А что же тогда красота?
— Ужас.
/ Донна Тартт. «Тайная история» /

***

Дикая сила насытилась буйством — гроза, которой, казалось, нет ни конца, ни края, сдалась и всё затихло, будто и не было ничего.

Часы опомнились и старательно пытались восстановить строй созвучий, издавая размеренный ход.

«...Бессонница — расплата мне за впечатлительность.

Сейчас не поздний вечер и не раннее утро, а что-то между. Но в этом времени особенная странность: если в течение дня не обращала я внимания на то, что видела перед собой, не сосредотачивалась на том, что находится вокруг меня в обнажённом виде, натурально, как есть, то теперь, когда детали спрятались в потёмках, а мельтешение исчезло напрочь, мнимое заполнило собой пространство. Ловлю: за кадром кадр плющами стали расползаться тени... и голос шёпотом из темноты остерегает: подслушивает кто-то твои мысли...»

Леся вздрогнула.

«Взгляд!!! Я упустила этот взгляд!»

И тут же в памяти восстановилось выраженье глаз за нею наблюдавшей отвратительной старухи из окна напротив, когда та возвращалась вечером одна домой.

«Нет-нет, такого не бывает у живых людей... Глаза тусклые, мутные... могильные! Почему я забыла об этом? Но зачем же вспомнила сейчас некстати!»

На улице резко и с новой силой взвыла, загрохотала круговертью матадора мгла. Дрожали стены, двигались... Качели ржаво по двору скрипели... Ребёнок где-то плакал вдалеке... Крылатые комья, похожие на чёрных мотыльков, остервенело хлопали в стекло, словно хотели ворваться роем в поисках родства в жилище, но с треском злобно-плотоядным разрывались, стекая книзу вязким бурым месивом...

Озноб сдавил корсетом грудь... Сковало губы ледяными метастазами...

В испуге Леся потянула одеяло на себя и замерла, вдохнув истошно дрожь, — в ногах сидела согбенно старуха... та самая! скребла обтянутую лоскутами сгнившей кожи пасть, и смертным духом от неё разило.

Взирала в Лесю пустотой, похожей на тоннель безмерный... таксидермистом* хищно-быстро нутро ей потрошила — живое отрывая, заменяя мёртвым.

Беспомощно смотрела Леся на чужую, цепенея...

«Не вырваться из плена! Я пропала...»

— Не вырваться, — болотной жижей в глотке пожиравшей клокотало. — В покорности изящна ты, красотка.

И, сбросив покрывало, пришедшая погладила рукой колено девушки — как будто глыбой ледяной прошлась...

По жилам колкий иней загулял...

Стал меркнуть свет в глазах у Леси... Кричать хотелось ей...

— Кричать не нужно, бесполезно — с улыбкой вежливого палача незваная сказала. — Я вижу всё и слышу шелест вздыбленных волос твоих... Дозволь?

Поправила причёску нежно лапой.

— Поверь, никто уже не внемлет твоё расплывчатое «Отче». Ты обезболена и без того. Ты в саркофаге! Да!

Сильнее ногу незнакомка сжала... Шевро, натянутое ей на кости, хрустнуло...

— Я с приглашением... в полёт... Сквозь гйворонья* кашель, помчишь за чернью катафалка вслед... Ждала? Ты думала об этом, знаю... Твой день настал! Обитель зла в предчувствии диковин. За траурными зеркалами, в вуали чёрной, в платье, что не носят, почувствуешь уют другого мира. Взамен... отдашь мне свою кожу... изрядной свежести... Довольно благородства в сакральном шёлке. Ты — мой фасон! Я мысленно примéряла тебя и... раскроила. А крапинками по спине Созвездие Весов оставлю, менять не буду на тату персидской вязи... Не хмурься, Леся! Без надобности мне тряпка смятая, морщин не нужно!

Старуха выпрямилась.

Встала.

Походкой лёгкой семеня, прошлась по спальне... Вернулась к месту королевской статью.

— Как много во мне яда! Коктейль фалернского и мандрагоры* выпей... я сцежу! Уснув с открытыми глазами, улыбнись, в объятьях постигая акониту*...

— Слова твои, как мокрый в пятнах крови нож, ввергают в кому... Тебя узнала я теперь, ты — Маргарита! Вернее, что осталось...

— Тс-с-ссс, девочка моя, молчи... Печальным призраком я в черепе твоём стихами муровалась, я в кровотоках твоих записей пригоршней крови есть. Сыграй меня, а я тобой побуду! Я — óстов, манекен, а ты — виссон тончайший. Суть в этом. Соглашайся! Окно откроем, впустим мотыльковый треск...

Краями рваных губ пыталась улыбнуться визитёрша...

***

...Сквозь золотистые лучи восхода солнца на землю тихо капал дождь. За горизонт отчётливо граница дрёмы потянулась — ни ссадины, ни боли, ни следа...

«Другая ты, чужая я тебе...» — блуждала фраза в покаяньи, среди жестокого молчанья...

*Леся Александрова. Из цикла Готические Сны. «Я стану частью...» (отрывок);

*Таксидермист изготавливает из шкур животных красивые чучела;

*Гйворонье — вороньё, чернь;

*Мандрагора — роль растения в мифопоэтических представлениях объясняется наличием у него определённых снотворных и возбуждающих свойств;

*Аконита — род ядовитых многолетних травянистых растений.