Ты зовёшься моим... Глава II

23 мая 2024 — Val — SVVVVLD
 
Уважаемые гости, настоятельно рекомендую включать сопроводительную мелодию. Поверьте, такое чтение расширит эмоциональный фон и поможет понять идею автора, её глубину.
 
 
Глава II

Вечер, как сама жизнь...




«Днём я встретилась у портного с Дианой. Конечно же, та первым делом накинулась с расспросами о моём вчерашнем исчезновении. Уж чьё-чьё, а любопытство Дианы невозможно удержать в узде! Но в салоне кутюрье посекретничать не удалось, и я пригласила подругу к себе на вечер. С Дианой интересно, у неё талант — она как-то ухитряется услышать то, о чём я даже не успеваю высказаться. Это происходит, наверное, из-за того, что Диана хорошо узнала меня, хотя подружились мы всего год назад.
Она умница, много читает и я ей доверяю.
Я не люблю, когда отнимают попусту моё время, но с Дианой такого не случалось ни разу...»



«Вот сердце моё вновь перевернулось... Уже в который раз за сегодняшний день, после сердечного кульбита, я переживаю чувство, сопровождаемое внутренним ознобом, словно в мою кровь вливается музыка. С одной стороны — это приятно, с другой — мешает. Пару часов назад я хотела закончить «Фауста» Гёте, но скоро поняла, что это невозможно, я не смогла справиться с разбегающимися строчками, на которых остановилась в прошлый раз:
 
...Свечи, факелы, лампады
Точно снятся наяву.
Я бежать отсюда б рада,
Только цепи не порву...*

Остановилась, когда осознала, что перечитываю одно и то же в который раз, ничего не осмыслив.
Книгу пришлось отложить.
Догадалась — что-то Иное влияет на мою реальность и не считаться с предчувствиями поздно, я ничего поменять не смогу, а приближающийся вечер всё более и более обостряет возможности вкравшегося наваждения. Я смирилась: наступает неизбежное... Может, я знаю причину, но боюсь назвать её?»


В унисон сумятицы в мыслях Алессы, во дворе залаял сторожевой пёс.
«Но Диану он знает... Значит, пришёл кто-то чужой...»



— Герман? Кто это с ним? Нери?! Ко мне?! Да, свернули к моему дому...



— Боже, что со мной? Всё тело в лихорадке... Душа в смятении... Стану говорить с гостями, задрожит мой голос, а это хуже всего! Вот, что получается, когда живёшь не полной жизнью, а лишь её половиной! Я будто приспособилась на берегу, потому что плавать не умею, и плескаюсь на мели, воображая, что это и есть море. А настоящее — там, где неисследованная глубина!
Как жаль, что Диана не успела подойти, мне было бы не так страшно...
Я настолько беспомощна...



— Так, спокойно! У меня есть полминуты и я должна собраться! Это не я дрожу, это отголосок моих предчувствий и это они в замешательстве... А я не должна и не стану поддаваться стеснению! Зачем мне знать, что из чего получится и что может принести встреча?..
Но разве не этого трепета я желала накануне?

***

В дверь постучали...



— Герман?
— Я не один.


— Добрый вечер, Алесса! Не помешали? — Герман часто очень шумный и разговорчивый. — Как поживаешь? А мы тут с другом мимо прогуливались и решили зайти к тебе... Впрочем, знакомься: Амадеус, художник и скульптор из Неаполя.



— Здравствуйте. Амадеус Нери, — представился гость, пытаясь оставаться сдержанным, но его выдавали глаза: он был рад новой встрече, он сиял изнутри.
— Алесса, — назвала себя девушка, прислушиваясь к вибрациям своего голоса — нет, всё в порядке, отметила она. — Я много слышала о Вас, синьор Нери. А сейчас весь Бергамо в ожидании выставки Ваших скульптур и картин. Сами будете представлять?
— Выставка продлится несколько дней, но я буду только на открытии. Знаете, о картинах, о скульптуре, да и вообще, об искусстве говорить и писать, я думаю, не стоит.
— Но людям же интересно знать...
— Поймите меня правильно и поверьте, Алесса, те, кто пишет об этом, совершенно не разбираются ни в картинах, ни в скульптурах. Я об этом догадался давно. Возможно, у них цель — просвещать невежд. Не более. Искусство можно лишь почувствовать душой.



«Он не выставляет свой ум, он знает, о чём говорит...»


— Синьоры, могу я предложить вам по чашечке горячего шоколада? — приободрилась Алесса, она поняла, что самообладание полностью вернулось к ней.
Рядом с диваном, на небольшом овальном столике, высился фарфоровый кофейник с тонким носиком, из которого исходил пар и душистый запах шоколада (Алесса поджидала гостью).



— Что до меня, то я с удовольствием выпью бодрящего напитка. Амадеус, не вздумай отказываться. То, что у Алессы необычайно ароматный шоколад, ты уже, надеюсь, понял. Но он, к тому же, и самый вкусный в округе, поверь мне!


— Герман, я доверяю тебе и нисколько не сомневаюсь в умении хозяйки готовить аппетитный шоколад!



— Скажите, синьор Нери...
— Алесса, прошу Вас, без всяких церемоний, зовите меня просто по имени. Буду признателен весьма.



— Хорошо. Амадеус... — голос, всё-таки, дрогнул. — Простите, я без привычки... Скажите... Я не о тех знатоках искусства, что собирают бомонд и рассуждают вслух о форме, жанрах, о некоем тайном смысле в структуре картин, который туда зачем-то специально или подсознательно вкладывают мастера кисти, решившие, что в этот раз им просто необходимо «раскодировать припрятанное», но я о вас, о художниках. О чём вы говорите, встречаясь?



— Когда происходит такая встреча, то говорим мы о простых и будничных вещах. Правда. Или о том, в какой лавке продаются хорошие кисти, краски, холст или багет.
Что же касается потайного смысла, то отвечу так: я никогда не стану писать картину о своих непонятных или кошмарных снах, потому что мне интереснее творить собственную, осязаемую реальность. А она такова: в ней моё стремление показывать не то, что вижу я, а то, что будет замечено вами, что увидите вы, созерцающие, на полотне. Если, допустим, понравится ветка, изображённая мною, то хочется, чтобы вы смогли осязать и дыхание ветра, и услышали шелест листвы. Картины звучат, уверяю Вас.


— Вот Вы сказали, Амадеус, что творите собственную, осязаемую реальность, а я хочу добавить здесь немного о духовности. Вы пишите картины, а божественное начало находится у Вас внутри, на подсознании, и оно передаётся через Ваш взор, через руки на холст. Потому что иначе Вы никак не смогли бы развивать свою духовность и делиться ею. Ни Вы, ни другие художники, ни поэты...



— Спасибо, что именно Вы это выразили, Алесса. Согласитесь, что рассуждать о своей духовности мне было бы неловко. А Вы, кстати, не рисуете? Попробуйте, у Вас получится, раз умеете многое видеть. В отличие от искусствоведов и критиков, которые пытаются не столько раскрыть произведение, а показать себя, загораживая мастера, Вы стараетесь отыскать красоту и снять покров с сути художника. К этому должен стремиться каждый, кто сколько-нибудь разбирается не только в макияже, убивающем живое, но в настоящем творчестве...


— Отчасти, все мы художники и пытаемся создать хотя бы что-то, дабы потом верить в сотворённое нами. Надеюсь, что вы поняли меня... Между прочим, Алесса пишет стихи, она тоже творческий человек.



— В самом деле? Герман, и ты молчал, а теперь говоришь об этом как бы «между прочим»?



— Главное, что ты теперь знаешь...



— Алесса, пожалуйста, прочтите что-нибудь... То, что Вам по душе в эту минуту. Сам я мало читаю. Не хватает времени, чтобы преобразовать то, что написано и понятно мне, в формат диалога. Такое собеседование я исчерпал уже давно, как только серьёзно занялся скульптурой. Мне было тогда пятнадцать лет. Прошу Вас...
— С удовольствием, — согласилась Алесса, подумав: «Он умён и тактичен! Нарочно кажется наивным и далеким от литературы, избегает пресыщения в отношениях, даёт шанс другим...»



— Я — скульптор, я — художник, я — поэт,
Когда запечатлеть хочу картину,
Как вор украсть звучание и цвет,
Замуровать природу в паутину.
Моих секретов, подвигов души
Там лёгкий шёлк, там музы обитают,
Мне помогая чудное вершить,
Рисуют кистью, рифмами ласкают.
Я застываю в лёд на полпути,
Когда передо мною вырастает
Природы Храм — в нём истине цвести,
В нём мирный кров свободной птичьей стае.
Я — скульптор, созидаю и люблю
Твой сад весны, узорный зимний холод.
Я — твой художник, я момент ловлю...



«Боже! Как едва уловимый румянец играет на её щеках! Но это не оттенок смущения, там кипит страсть вложенных в стих эмоций... Её глаза... Так хочется разглядеть их поближе... Их можно сравнить со спелыми виноградинками, в которые проникли лучи вечернего солнца... В них отчётливо видно зарождение мысли, утопающей в вязкой янтарной мякоти, а в глубине — пылают семена знаний... Видимо, они копились в долгие часы уединения... Как славно находиться рядом с нею! Чародейка! Искусительница! Недосягаемая мечта...
В уголках её нежного рта что-то скрыто, оттого губы так заманчиво подрагивают... Это она так пытается сдержать своё внутреннее сияние... Сколько же в ней этого сияния!»



— ...Смотри в меня, ты угадаешь сам
Здесь скульптора, художника, поэта,
Увидишь чистый лучезарный Храм,
Где песня до конца ещё не спета.*


— Честное слово, хочется помолчать...

Маэстро замер в своих мыслях. И всё вокруг, казалось бы, затихло, и не было слышно ни звука.



— Алесса, Вы постигли красоту и величие, подаренное Вам природой. Ещё хочу сказать, что... — Амадеус вновь сделал паузу, — что до встречи с Вами, во мне нарождалось... ещё не чувство, но настроение... словно я утратил жажду спасать. Теперь желание оберегать вернулось.

***

Через полчаса гости с сожалением стали прощаться.
Во дворе Амадеус задержался...


— В Ваших стихах, милая Алесса, фантазия бродит по краю действительности. Я восхищён. Надеюсь, что-то подобное Вы найдёте в моём творчестве. Приглашаю Вас на выставку. Она начнётся завтра с утра.
— Благодарю. Я обязательно приду...
— А вечером следующего дня, если не займётесь более важными делами, прошу оказать честь видеть Вас на балу. Пригласите своих знакомых, кого пожелаете...
— О, спасибо! Приятная новость!
— До встречи...
— Всего доброго!



 
 
 
 



*отрывок из «Фауста» Гёте.
*«Я — скульптор, я — художник, я — поэт...» — стих Леси Александровой.
 
 
 
 
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0349481 от 23 мая 2024 в 16:38


Другие произведения автора:

Предатель

Я возващаюсь...

М & М

Рейтинг: 0Голосов: 040 просмотров

Нет комментариев. Ваш будет первым!