Здравствуйте "Времена года"
Умножая на четыре с
половиной каждую маломальскую вещь, я сделал вывод, что мои блуждания во сне на
территории Месопотамии никуда не годятся. Яичница с утра у меня не получилась. Я
сидел в кухне на табурете и думал о том, куда уползла черепаха, которая
повстречалась мне в сегодняшнем ночном сне (а может быть – вчерашнем), и
вспомнил, что сегодня суббота. Хорошенькое дело. В субботу, обычно приходит
почтальонша, и приносит газеты. Я открываю газету и вижу сквозь неё, как
проходят годы, - двенадцатое допустим декабря, и, следовательно, вчера было
одиннадцатое. Следовательно, есть – движение. Яичницу я съем завтра, Сегодня не
до неё. Я оделся и вышел из дому, где-то гулял, с кем-то разговаривал, стоял у
какой-то колонны, а после оказалось (и это предавали в вечерних новостях), что мечты
наши о согласии в жизни даже с самим собой, не всегда отвечают нашим настоящим
требованиям рассудка. Словом, - я нигде не был, и даже не приготавливал
яичницу, а еще лежал в постели и глядел в потолок.
У него была
наэлектрилизованная специфическая внешность, - скажет нам каждый, кто когда-нибудь
видел простой фонарный столб на улице. Ну и что! Тогда я встал, умылся,
побрился, оделся, вышел из дому. Подошел известного номера трамвай, какие
обычно приходят к нам, чтобы мы не ждали своего личного транспорта попусту, и
который увезёт нас в совершенно не заказанные места. Мимо проплывали знакомые
виды домов, и набережных, потом случилось нечто вроде щелчка тумблера, и
понеслись прошлые поездки, бог знает куда. Бывшая жена встретилась у магазина
«Обувь», проехал вид Карл-Либкнехт-штрассе, и сверчок в чулане запел, Кому,
спрашивается, нужно ставить на куриных яйцах знак качества? У Александра
Сухаревского в школе обычно весела нитка из кармана, но он очень хорошо
разбирался в электрических схемах. Я сегодня вообще не буду включать телевизор.
Я ехал дальше и тоже пел. Потом съездил к тетке в Сыктывкар, женился во второй
раз, потом была командировка в чужие откровения – Мольер смеялся, потом – дача,
потом – 1995 год как на волоске, а после в 1996 я развелся. Я вышел из трамвая
и пошел по парку. Был ясный солнечный день. И, наконец, я встал с постели, и
поставил ноги на холодный пол и понял, что – сегодня суббота.
Великолепные бывают
последствия мимолетных мыслей – почтальонша сегодня не придёт, - подумал я, -
но в дверь позвонили, и вошла почтальонша. Хорошенькое дело. Сомнамбулическое
состояние длится до тех пор, пока вы окончательно не сошли с ума от никак не
находящихся под кроватью носков. Потом они нашлись и именно там, куда я их
вчера бросил, то есть именно под кроватью, и, надев их, я пошел готовить
яичницу. День сегодня субботний, зимний, свежий, востроносый. Хлопья снега сегодня
за окном летят по особенному зычно, и практически ничего не надо собирать из
слов. Демисезонное пальто, наверное, до сих пор висит на вешалке и ни один
человек не убирает его пока ему не напомнят. Помнишь? – спрашивал меня фонарь. Помню.
Люди ходили и смотрели вчера на то, как серый январский день обновлялся. Крыши
заросли снегом, май был забыт, за ним был забыт июль и сентябрь. Преимущества
черного, как смоль, города в том, что любой трубочист выглядит обыкновенно.
Кому нужно, чтоб в телевизоре показывать тевтонских рыцарей? Это абсурд.
Времена меняются чинно и без таких лат, без такого обмундирования. Холят эти
времена, теплыми одеждами укрывают, как холят и укрывают философские постулаты
умные люди. Причем здесь Бисмарк? У порога ждала и не с такими раньше ведрами
наша социалистическая собственность, точнее монструозный её облик. Я встал,
прошел в кухню, и начал было заниматься делом. Кто все-таки ставит на куриные
яйца знак качества? Какой-нибудь Игорь Александрович Маловкин, предположим,
тоже встаёт утром с постели, прохаживается из комнаты в комнату, кричит на
жену, одевает пальто, потом приходит на куриный комбинат, и ставит на яйцах
знак качества.
Я встал с постели,
прошел в кухню. Умопомрачительная сегодня суббота. Выходные обычно проходят
вместе с буднями, по той вон очень пустой набережной в пятом часу, и, хочешь не
хочешь, приходится говорить о часах уходящих безследно. Я прошел дальше, в
коридор, надел пальто, и вышел на улицу. У старого дерева на дворе совсем
посветлели вчерашние вечерние ветки, и, теперь видно, как из-за угла, сквозь
них, небольшой кусок улицы тоже светлеет. Я прошел чуть дальше и не успел
опомниться – донеслось что-то, вроде хруста снега, и в окне первого этажа
зазвонил телефон. Я сел в трамвай, поехал. Мимо проплывали вчерашние знакомые виды,
тянулись мимо дома, и вскоре в конце улице появился парк, я сошел на
близлежащей остановке и погулял там. Почтальонша сегодня оказалась какая-то не
такая. Листьев уже на деревьях не было, выл мужским голосом субботний день. Тогда
я откинул одеяло, встал с постели, и пошел готовить себе яичницу.
Если все-таки не
умножать на четыре? Холодный сегодня будет день. У меня вечно – так. Слабый, семиструнный
день. А в проекции обязательно – чертёжная мастерская. Широкий и вялый день,
кажется в конце месяца марта, был особенно запоминаем потому только, что ширина
восьмидесятых годов в тот день, помню, вспомнилась, как реальность. Я шел тогда
по набережной, но не по той, которая была сегодня, а по другой. Был день и
хорошо, что я вспомнил теперь, как женщина преклонного возраста спросила меня -
«молодой человек как пройти на Конюшенную? Я сказал как. «Вон там, - сказал я -
видите башню? Вот дойдете до неё, и налево будет Конюшенная». А что, например,
если бы меня в тот день там не было? У кого бы она тогда спросила? Не у кого было
бы спросить. Меня не было в тот день разве что в другом месте, но в том месте я
ведь все-таки был! Почему? И в таких мыслях я достал из кармана папиросы и закурил.
Может быть,.. Может быть… Хорошо, что никогда не встречаются на пути такие
черепахи. Они бывают только во сне – ползёт себе по песку. Тогда я встал с
постели и прошёл в кухню. Но прежде ведь были и другие дни. В другие дни у меня
не всегда была эта стремительность движений. Мольер смеялся. Его вчерашние
слова как то странно остались без моего присмотра и витали теперь по комнате.
Дальше я сел на скамейку в парке и помечтал. Вот хорошо бы вызвать тетку из
Сыктывкара и посмотреть как она будет выкручиваться… Без своих смет. Я чужой
человек для её бухгалтерии. Я встал со скамейки и опять никак не мог додуматься
до простого в сущности ответа. Так бывает у прошлогодних стоптанных новостей,
которые случились давно и уже никто о них не вспомнит.
Масло обычно скоты сильно
разбавляют водой и можно обжечься. Урна в парке вся была в инее. Вы никуда не
ходите спросонок, мой вам совет. Никого нельзя встретить дружески на бульварах
парков. Бежит какой-то старик, как в прошлом году. И вот тогда вы встанете с
постели и не захотите, чтобы вам указывали – идите туда, идите сюда, сидите
здесь. Кому я обязан говорить правду? Я встал, походил по комнате. Это только
по комнате так ходят. В другом каком месте нет ничего подобного. В залах музея Востока
ходят совершенно иначе, а мы Скифы, или Монголы. Всё это только может
показаться в кустанайской глуши моих грёз. Площадной крапивник между плит, -
оборванцы деревья. Я встал, прошел в кабинет, как хотелось бы, но у меня нет никакого
кабинета, и потому прошел сразу на улицу. В советский когда-то город. Шел
трамвай, я мечтал, и всё было по-прежнему (по Брежневу).
1991
Рег.№ 0279166 от 14 января 2018 в 21:12
Другие произведения автора:
Нет комментариев. Ваш будет первым!