Каждая семья несчастлива одинаково, а вот счастлива - по-своему! Жизненная аксиома, не требующая доказательств. Она применима и к семьям военных.

Командир БЧ-2 большого противолодочного корабля «Чудной» Тихоокеанского флота капитан 3 ранга по имени Володя, возвращается из летнего отпуска с «Запада» домой на Дальний Восток в поселок с загадочным названием Разбойник.

Не сообщив жене телеграммой о прилете, глубокой ночью отпускник мухой прилетает из Одессы в уютный Владивостокский аэропорт. Рейсовые автобусы в такое время в Приморье еще не ходят, поэтому, поймав попутку мужик едет по дырявой дороге в военное поселение, которое разместилось на берегу одноименной бухты Японского моря.

На краю географии в кузове бортовой машины, под жадные глотки теплого пива в голове Владимира начинают грезиться любовные видения. С умилением он представляет себе, как на рассвете абсолютного заката соскучившись по любимой, приедет домой. С жаждой любви сойдет у «первого» мостика в пелену утреннего тумана из волшебных запахов океанского побережья. С чувством радости от предстоящей сладострастной встречи пройдется по каменистому берегу очаровательной, словно подернутой пеплом бухты.

Голова у него закружится, и он почувствует, как качнется под ногами земная твердь, унося его с собой. Зажав фаберже в кармане, задумчиво присядет на влажный валун. Не чуя времени, с любовным содроганием встретит восход солнца медленно встающего из глубин Великого океана. Внеземное ощущение счастья будет усиливаться космическими просторами воды и неба, синевы и покоя!

Володя насладится нежным летним утром. Вдохнет полной грудью чарующие запахи моря. Получит непередаваемое удовольствие от красоты первобытной дальневосточной природы.

Терпкость йодистых водорослей, выброшенных на берег зазвучит неповторимой нотой в утренней симфонии жизни. Мужик насладится серебряным плеском задумчивого прибоя. Услышит щемящую песню ветки сосны и любовный крик фазана. Что может быть прекраснее? Господи! Как прекрасен этот мир! В день возвращения в родной дом!

Мужик, лежа на куче рулонов грязного рубероида, ударившись о борт машины на очередном ухабе фронтовой рокады, продолжает представлять, как наберет в ладошки лазоревые лучи утренней зари. Трепетно, стараясь не расплескать живое счастье, понесет их по безмятежно спящему поселку. Подымится по выщербленным ступенькам подъезда, пропахшего кошками, на четвертый этаж к своей квартире. Тихо, чтобы не потревожить благоуханный цветок своего сердца, откроет дверь своим ключом. Стараясь не расплескать утреннюю свежесть, бесшумно, на цыпочках просочится как кровоподтек в семейную спальню.

Выльет из ладошек на свою Любовь красоту морского побережья. Эрективно вздрогнув, со щемящей нежностью пригнется к изящному телу своей королевы. Ощупает прелестные плечи, огладит милое обаятельное лицо, шелковистые волосы, чтобы убедиться, что без него она ничего не потеряла. Не разбудив невесомые сновидения, долгим прикосновением трепетно поцелует боевую подругу, чтобы раствориться в капле радости и счастья.

Раздевшись и не помыв свой «нефритовый жезл», сквозняком проскользнет под махровое одеяльце к родному бедру любимой с желанием выпить ее женские соки и сделать «пещеру божественного лотоса» счастливой. Тихо уткнется лицом в сладкую волосатую, словно белочка, подмышку. Трепетно возьмет грудь с оливковым соском, которая в ладошке будет лежать как яичко в лукошке. Потом они счастливо проснутся. Жена спросонья сладострастно потянется как счастливая кошка. Вскрикнет и от радости замурлыкает. С женским счастьем в глазах распахнет руки, что тебе лебединые крылья и скажет:

- Чертенок! Я тебя люблю! - прижмет его лицо к себе, а потом неистово исцелует сладострастными губами до дыр.

«Не расплескать бы гормоны до дома. Она не ожидает меня, беспокоится, переживает... Как соскучилась в долгом мучительном одиночестве? Месяц - это срок! - до спазм ниже живота волнуется Володя, красочно представляя себе, как его встретит дома жена. - Вот радость-то ей будет. Как бы от бабьего счастья «кондратий» не хватил...»

С первыми лучами солнца отпускник приезжает по изнасилованной дороге в поселок в четыре глазастых дома. Спрыгивает с бортовой машины у «первого» мостика, где сугробы сдвинутой с дороги земли вздымаются глыбами покусанных кем-то сопок. Жирная пыль, что тебе пепел костра, оседает. Не отряхнув дорожную усталость и позабыв о миге утренней зари, песни фазана и красоте восхода, Володя от мужского нетерпенья летит бурундуком мимо одинокого, словно булыжник на дороге клуба-барака и бандитских полуразрушенных сараев. По грязной тропинке в горку вдоль поселковой помойки и ветхой черной котельной с погнутой трубой стремится к серому жилищу.

Через две ступеньки, на одном дыхании взмывает орлом по остывшим за ночь грязным, будто в ржавчине, лестничным пролетам на свой этаж. Мужика волнует встреча с тапочками и распирает жадное желание быстро-быстро сходить с дальней дороги в туалет по «маленькому». Литр пива, высосанный в одно «жало» в кузове машины дает о себе знать.

С предусмотрительно расстегнутой ширинкой на джинсах Володя начинает тыкать ключом в замочную скважину. «Только бы раньше времени не разбудить, не спугнуть бы свое счастье... - думает мужик, - и не обоссаться бы!» Пиво безжалостно!

С первого раза открыть замок не получается. Странно. Пытается еще раз. «Попытка - не пытка!», как говорит его «особист» - сотрудник особого отдела КГБ на корабле. Тихо постанывая от нетерпения сходить в уборную, Володя как квартирный воришка продолжает ковыряться в замке. Напрасно, ничего не получается. Вертя головой по сторонам, думает: «То ли я дурак, то ли лыжи не едут?»

С недоумением, вертит ключ в руках. Смотрит на мертвую дверь, потом на руки, будто они растут не из плеч, а из другого места. «Ан-нет, все правильно. Руки как руки, не дырявые. Просто замок закрыт изнутри на «собачку»! - сплевывая с досады на кошачьи экскременты, втуне успокаивает себя мужик. - Вот, незадача! Сюрприза не получилось! Что делать?»

- Была, не была! Где наша не пропадала! - говорит Вовчик и решает позвонить в дверной звонок.

Прежде чем нажать кнопку, ногой зачем-то поправляет, обоссанный кошками половичок у двери, будто оттягивая момент принятия решения. Набравшись какой-то внутренней решимости, начинает вгонять кнопку в стенку как кол в черта. В стандартной двухкомнатной квартире с бесовской веселостью звучит звонок с мелодией радости и победы. «Ты, моряк, красивый сам собою...» Дверь молчит, словно выключенный холодильник. Опять нажимает звонок, теперь требовательнее, чем прежде. «Тебе от роду двадцать лет...»

- Танюша, хорош, ночевать, приснится зима - ноги отморозишь! Открывай! - слова колышут паутину с дохлыми мухами на мутном окне подъезда.

У мужика радостное настроение еще пока не проходит, хотя в душе возникает ощущение проштрафившегося кота, выставленного за дверь. В ответ тишина как в морге. Настроение потихонечку тухнет селедкой на помойке.

«Странно, - в сердцах чертыхнувшись, предполагает Володя, - попугай может еще спать, собака молчать, чувствуя хозяина за дверью, кошке все до коридорного половичка, а вот жена сдохла, что ли от одиночества без мужа?»

Стучит пяткой в дерматиновую дверь, похожую на вертикальный караульный топчан, прошитый декоративными гвоздями, словно пулеметной очередью. Эту дверь он сам по хозяйски крест на крест обил полгода назад золотистыми шляпками. От биологического нетерпения мужик в бубновом припадке энуреза начинает подпрыгивать на одной ноге, словно играя в «классики». С дороги в гальюн хочется, как Филиппку учиться. Не зря же в народе говорят: «Продолжительность минуты зависит от того, по какую сторону закрытой двери в туалет ты находишься!»

«Ну вот, сейчас все-таки обоссусь!» - чувствует мужик, терзая дверь. Начинается звон во все «колокола» в пустом утреннем подъезде:

- Танька, японский натюрморт! - сжав зубы в кулак, на весь подъезд зло орет Володя, все еще убежден что в такую рань жена должна быть дома по определению. - Просыпайся, ядрена мама! Открывай, зараза, иначе сейчас всю дверь обоссу! - отрывистые слова начинают стрелять как шрапнель, но отскакивают от двери, словно бараний горох.

За дверью становится еще тишинее. Возникает страшная догадка, но Володя ее от себя отгоняет. Не может быть! В туне задает себе щемящий душу вопрос: «Неужели опять зафестивалила?» Начинает снова звонить чуть ли не до посинения. Минут через десять за дверью ощущается какая-то загробная жизнь. Слышатся тараканья возня и нервный трусливый предупреждающий звук «Тсс!» Становится тревожно как на корабле, где не заешь когда и откуда может вылететь служебный «болт».

Звук щелканья «собачки» в замке, напоминает снятие с предохранителя и зловещее передергивание затвора симоновского карабина. Родная дверь в шесть часов десять минут утра по местному времени, наконец, выстреливает дробовиком Владимиру в глаз, еще раз доказывая, что если бог захочет, так и дверь выстрелит.

В дверях стоит, будто одетая не с того конца: на голое тело в одной комбинации задом наперед со страшно бледным лицом, растрепанная и босоногая жена с левым тапком в руке. Увидев в сыром воздухе перед собой мужа, она опаленная неожиданными звонками, оторопев, цепенеет. В маске безумного ужаса вздрагивает, будто видит перед собой живой труп.

- Э-это т-ты?.. - обомлевшая женщина с сумасшедшими глазами замученной кошки, растерянно задает глупый вопрос, который улетает эхом в фрорточку.

Пугливо обернувшись, будто ища от кого-то помощи, жена с разъезжающимися ногами делает шаг назад и хлоркой растворяется в глубине квартиры. Наступает пауза, всем паузам пауза.

- Я… - с глупым выражением на кислых губах, отвечает растерянно-недоуменный Вовчик узкой худой спине с торчащими худыми лопатками.

Делает шаг к косяку, словно боится упасть. Все начинает походить на плохую мелодраму. Тяжело выдохнув, обескураженный мужик, зацепив бровями дверь с облупившейся краской, решительным поленом входит в квартиру со смутными предчувствием чего-то страшного и смешного.

Не замечая отсутствия света в узкой прихожей, хочет надеть дежурную улыбку, лежащую среди расчесок на полочке под зеркалом. Но с размаха врезается взглядом в потертую тужурку с мичманскими погонами, висящую на вешалке как танк на заборе. В квартире накурено и воняет пехотным «Тройным» одеколоном. Ноги спотыкаются о не чищенные чужие ботинки тридцать девятого размера.

«Вот тебе астролябия! - искрой проносится в голове у прибабахнутого Вовчика. - С какой сырости они здесь?» Электросчетчик прекращает стрекотать сверчком. Дружище-таракан Кеша, подобрав яйца с пола, с ужасом скрывается в коридорчике за плинтус. Призраки прошлого, населяющие квартиру, испуганно прячутся в пыли времени между заныканными мохнатыми банками тушенки и сгущенки на антресолях. Все тихо, с затаенным любопытством начинают ждать, что будет дальше.

Позабыв снять китайские кроссовки и отпихнув ногой обоссанные кошкой свои заезженные полуботинки, опешивший Володя с мокрым сердцем почему-то идет не в туалет, куда его уже час толкала природа, а прямо в подслеповатую кухню, тоже оцепеневшую от внезапно приехавшего хозяина.

Вместо безумного секса с дороги, с видом баклана надетого на кол, мужик тупо оглядывает убогую кухоньку без занавесок с грязной электрической плиткой «Мечта». Глядя на полное мусорное ведро с вызывающим запахом потрохов рыбы, Вовчик нервно дергается. «Целый день дома, зараза, а мусор вынести не кому! Зато мозг выносит регулярно!» Зачем-то трогает немытую алюминиевую вилку с выбитым клеймом «1 рота».

Обреченно застегивает ширинку и с параноидальным интересом любуется застывшими остатками романтического ужина на двоих, который видимо должен был перейти в завтрак в постели. Две рюмки, две грязных тарелки с обглоданными скелетиками кильки, недоеденный винегрет, облепленный мухами, пустая бутылка балованной водки застыли на столе с исцарапанной липкой клеенкой в ядовитых квадратах. Бежевая керамическая баклажка любимого рижского бальзама, заныканная в свое время в бачке унитаза, возвышается, будто погасший Форосский маяк.

«Вот суки, неужели выжрали весь бальзам?» - пулей проносится в голове у ошарашенного Вовчика. Пепельница, забитая изжеванными окурками погарской «Примы» пахнет изменой. Беспомощный огарок в стакане, насмерть убитой стеариновой свечи с запахом гари, накануне означавший поэзию и огонь любви, стыдясь хозяина, скорбно склонился с подоконника.

Отпускник, глупо таращится на старенький моргающий холодильник «Саратов», тарахтящий как грузовик на подъеме в сопку. «Шуба» из заморозки, живущая своей жизнью, словно переваренная манная каша из кастрюли, готова затопить всю кухню могильным холодом. Из неплотно закрытого крана тоскливо капающая вода, ударяясь о выщербленный умывальник, символизирует, что все в жизни течет - все изменяется.

Помирающая от старости герань на подоконнике как стылое распятие на раскопанном могильном холмике пригорюнилась над растоптанными чувствами. Не хватает старенького проигрывателя «Аккорд», который бы выводил - «Поздняя осень… на кладбище старом… два старика, чей то гробик несут…»

Мужик кмыхает. «Любовь ушла? Куда? В прах? А как же женская верность и чистоплотность? - Володя раздавлен, убит. - Негодяйка! Подлая развратница! Безжалостная дрянь! Чудовище! Животное!» - невнятно бормочет себе рогоносец, ожесточенно чеша себе фаберже. Сердце оголяется, обжигаясь горем. Где-то на дне души затаивается боль. Человеку нараспашку открываются Врата Правды Жизни!

- Ну и стерва! - горько вздыхает Вовчик, не понимая кого, ругает: жену или распроклятую судьбу-злодейку.

Чумовые раздумья начинают лезть в голову. «Что делать? Умереть от любви? Из-за любви? Ради любви? - сцепив до скрипа зубы, что бы совладеть с волнением сердца, мужик застывает на середине кухни. - Бежать сломя голову из этого вертепа? Выгнать? Развестись? Впасть в депрессию, в запой? Или удариться в загул? С кем и как теперь жить? Зачем?»

Володя, подорвавшись, как сапер на мине, садится мешком картошки на холодящий табурет за липкий стол, покрытый хлебными крошками и «начинает худеть». С грустью в кармане, трогательно роняет, будто в старинных романах, коротко стриженую голову на большие смуглые кулаки, поставленные один на один. Загорелые руки красиво смотрятся на фоне грязного стола, где пробегает с рыбьими глазами пустая ошалелая рюмка.

Мужик в позе согнутого идиота с поникшими плечами замирает, словно проглатывает утюг. Мысли начинают прыгать как черти в решете. «Вот, коза сусанинская! - с чувством одураченности, думает Володя. - Все-таки изменила! При законном-то муже!»

Он догадывался, что жена ему изменяла. Предполагал с кем и когда, но не мог понять - зачем? До опустошенного Володи, одинокой клизмой сидящего в кухне постепенно начинает доходить банальная жизненная ситуация про которую где-то слышал, но что она может случиться с ним - не верил. Неотвратимость встречи с хозяином вонючих ботинок в коридоре настораживает. Вот такая жизнь!

Какие чувства терзали мужика? Мудрые люди говорят: в чужой душе читать тяжело, да и не всем дано. Там темно и много домыслов, но если попытаться представить то, наверное, чувство потери, будто тебя обокрали? А может, он понял, что его просто предали? Да, да - измена и есть предательство! Любви, идеалам, чистым человеческим отношениям! Или это не так?

По кодексу мужчины, Володя понимает, что, не смотря ни на что, должен остаться с женой, которую избрал. Не зря же в народе говорят: «Первая жена - от Бога, вторая - от ума, а третья… от дьявола!»

Упав с матом в прошлое, пытается вернуть себя туда, откуда ушел навсегда. Перед мысленным взором начинают пролетать воспоминания как буревестники над мачтами корабля. Ощущение будто это было вчера. Он видит столкновение космоса с космосом: свою первую трогательную встречу со своей будущей женой, как он считал - самой верной и прелестной спутницей жизни, о которой мог бы мечтать любой мужчина.

Это произошло на танцах в танцзале «Космос». Молодые курсанты-салаги называли это место «Колосок» в честь поселка Колосовка, где они проходили после поступления в училище курс молодого бойца. В глазах мужика всплывает картина, как он, зайдя в просторный танцзал с благодушием человека, которому некуда спешить, рассматривал присутствующих девчонок.

Вдруг его взгляд споткнулся. Чуть в стороне от всех стояла Прелесть - стройная девушка-девственница с тихими глазами, словно с одинокой иконки затерянной деревенской церквушки. Ему перехватило дыхание, словно он прыгнул с парашюта.

Володя хорошо помнит изумление, охватившее при виде ангела с кроткими синими глазами. В скромной черной юбчонке и белой блузке в красный горошек, она была похожа на Чудо. Он понял: «Вот девушка, на которой я женюсь!» Это была его первая всеохватывающая любовь. Да-да, первая, с первого взгляда, как и полагается в жизни. Потом были первые сердечные волнения, первая истома гормонов в брюках, когда от жажды встречи с любовью судорогой сводило фаберже. Первый танец, когда девчушка случайно уперлась ему через тонкую материю своей блузки и флотской фланки упругим соском в грудь. Это сладкое и щекотное ощущение крепкого девичьего прикосновения он нес через всю жизнь. Чувства были сильные и безоглядные.

Память... Память, словно якорная цепь, выуживала из моря прошлого звено за звеном. Страстные встречи в недолгих увольнениях в кафе «Снежинка», «культпоходы» в киношку. Тяжелые, чуть ли не со слезами расставания. Будущая жена была как зеркало - отражала всё, что было в его желании. Он хотел - и она хотела; у него лопалось сердце - и она задыхалась.Первые поцелуи в подъездах до легкой контузии и распухших губ. Первая близость в дюнах на балтийском взморье, после чего неделю вытряхивал песок из трусов. Запах модных в то время польских духов «Быть може». Сколько в голове осталось разных мелочей, из которых и состоит наша жизнь? Одному Богу известно.

Рассказывал о планах на будущее, о произведениях Чехова, Бунина и Куприна, о кораблях, море, и что «даже в области балета - мы впереди планеты всей». Вовчик-курсант был еще та «птица-говорун». Знал ответы на абсолютно все вопросы, не то, что сейчас. Живи и радуйся.

Много можно было хорошего вспомнить. Целая жизнь прошла. Правда, он еще не знал слова писателя-пермяка Алексея Иванова «Находишь только тогда, когда не знаешь, что ищешь. А понимаешь, что нашел, чаще всего только тогда, когда уже потерял».

Володя с ошеломленной пустотой в душе, покрытой спекшейся кровью поднимает голову от стола. Опершись локтями о стол, размашисто нахлестывает в стакан, недопитый невезучими любовниками бальзам. Махом глотает горючую боль-тоску, крякает. Зарозовев зверобоем, чувствует, как на голове начинают прорастать рога до чердака.

«Может выброситься от горя из окна? - мелькает в голове у уссурийского оленя, но внутренний голос подсказывает. - Рога не крылья!» Хочется от отчаяния прочистить мозги затяжкой, но сигареты остались в сумке на лестничной площадке. Зная, что на флоте быстро выпитый стакан не засчитывается, несчастный мужик натачивает остатки божьего напитка. Ожесточенно залпом бросает в рот. Опять кхмыхает. Не почувствовав даже легкого хмеля, притупляющего душевную боль примеряет новое выражение лица.

- Если растут рога - это еще не значит, что жена изменяет, - через сцепленные зубы вслух успокаивает себя мужик. - Может просто я козел?

Володя начинает искать выход из создавшейся ситуации, зная, что выхода нет только из гроба. Опираясь на стол, и с трудом отклеившись от стула, в душевном смятении встает, будто выбирается из окопа. Пытается скинуть адские чувства, но они не отпускают. Давит ногтем указательного пальца заблудившегося таракана, но на сердце легче не становится.

Завернув кран, чесоточно чешет спину об угол вспотевшего холодильника. Ненароком опрокидывает с кухонного шкафчика на голову таз для варки варенья, который начинает смеяться медным нутром над сердечными переживаниями Вовчика, лишний раз, доказывая, что у человека на Флоте в любой момент может все накрыться медным тазом.

Царапая быстро растущими рогами потолок в коридоре, позабыв в туалете поменять «воду» в своем перегретом «радиаторе», опупевший мужик тяжелой походкой, будто переболев свинкой идет в большую комнату. Проходя мимо зеркала в прихожей, смотрит в свое отражение «Вот ты какой, олень!»

С видом солдата вернувшегося с фронта к сожженной врагами хате Володя входит во чрево квартиры. Чешет свежий шишак и глубоко выдыхает. В большой комнате, среди переполошенных предметов, испуганных возникшей ситуацией, видит живую пылеподобную картину Сальвадора Дали «Полеты во сне и на яву».

Посередине комнаты на краешке стула, скучающего по свалке, с прямой, как полено спиной сидит по пояс, вкопанный в пол, мичман Вася с местного узла связи. Что парадоксально - лицом к входной двери.

Торшер с дешевеньким абажуром, прикинувшись часовым любви как чекист спрятался в углу между полустенкой и окном. Из другого угла любопытно выглядывает швейная машинка, готовая как пулемет расстрелять... Кого? Любовника или невовремя вернувшегося мужа? Пока не понятно. Дешевенький не раз обоссанный кошкой палас предусмотрительно свернут колбаской у стены. Может быть, из-за того, что ночью протерли «любовью» до дыры, а может, чтобы не забрызгать мозгами любовника?

Напряженно подняв плечи, словно ожидая удара, связист с видом куска покойника в черных брюках и расстегнутой мятой кремовой рубашке без погон стеснительно прячет под стул свои долгопятые ноги без носков в мужнины тапочки со стоптанными задниками. Не стриженые худые ногти на сырых ногах готовы отделиться от хозяина и убежать к парижской богоматери.

Соблазнитель, тифозно вспотев, ошеломлен внезапным появлением мужа. Ему кажется, что видит не загоревшего рогатого оленя, а призрак отца Гамлета. Его бьет нервный озноб. С белыми от ужаса глазами с оттенком отчаяния и обреченности, громко дышит, словно загнанный гончими заяц. Опускает голову и ждет заслуженных оплеух.

Ноги у любовника одеревенели, квадратные фаберже втянулись в сморщенную мошонку, доказывая народную мудрость: «Главный мужской орган - это мошонка!», иначе бы яйца пришлось носить в руках. На лбу хахаля выступает холодный пот покойника. Начинаются именины сердца. Что делать? Куда податься? Кого найти, кому отдаться?

На старенький телевизор «Рекорд», замученный единственной телепрограммой тотчас же запрыгивает и ложится в позе живого сфинкса сытая кошка с немым вопросом в немигающем лбу - «Что будет дальше?» В сером экране «телеящика», видно, как Вася с безумной мольбой в глазах и с расстегнутой хоризмой ширинки обреченно подымает голову. Непроизвольно встречается со стальным взглядом Володи.

Застыв как дерьмо в куске льда, Казанова оцепенело, смотрит на мужа, играя всеми цветами радуги свежего «засоса» на шее. Непроизвольно хочет встать перед хозяином дома по стойке «Смирно» как перед старшим по воинскому званию, по возрасту и положению в этом классическом любовном «треугольнике». Но намертво пристреливается к стулу грозной бровью мужа.

Неожиданно в кособокой клетке на шкафу оживает полинялый попугай Сема с выдранным хвостом и начинает, как на церковной паперти оглашено орать «Кошмар-р! Кошмар-р!» Ни с того, ни с чего включается торшер. Минуту, осветив вспышкой могильного света трагикомическую картину повседневной жизни семьи морского офицера, гаснет. Любопытных голубей, заглядывающих через окно, от испуга смывает с откоса подоконника, словно окурки в унитазе. Домашний скелет в шкафу начинает постукивать костями, напоминая о себе.

Ощетинившиеся мужики с вздыбленными холками изучающе смотрят друг на друга как два дворовых кота в подворотне. Рычания нет. Самцы, скрипнув зубами, ищут выход из создавшейся ситуации. Обоим хочется побыстрее выйти из комнаты. В квартире, которая переживает Измену, слышно, как жалобно и тоскливо гудит сквозняком ржавый титан в ванной.

В глазах взлохмаченного «молодого» видно одно - «Пипец! Жопа подкралась незаметно!» Любовник мгновенно ощущает весь ужас своего незавидного положения, хорошо зная, что жопа на флоте - это не часть тела, а событие! «Все ситуации банальны, если они не случаются с тобой…» - вспоминает мичман чьи-то слова.

В расплавленном мозгу воображение начинает рисовать бредовую кровавую картину «Муж и любовник». Два удара - восемь дырок... Реки крови, окровавленное тело, размозженный череп, конвульсии… Липкие мозги, сползающие, словно использованный презерватив по стене квартиры... Вопли через стенку проснувшихся возмущенных соседей: «Когда же это блядство прекратится?»

«Вот кость в горле! Почему на стуле и комнате? - пройдясь испепеляющим взором по любовнику с мрачной печатью палача на сжатых губах, думает Володя-рогоносец, но ответа на свой дурацкий вопрос не находит, так как другой «лом» влетает в его голову. - Только бестолочи царя небесного ходят к замужним бабам, когда пол поселка «холостячек». Прямо «встреча без штанов», яти их мать! Ширинку бы застегнул и носки надел, драный скунс... - коротким замыканием проскальзывает в голове хмурного Володи. - Не можешь гулять, чтобы не застукали - не мучай «келдыш»!»

Вдруг откуда ни возьмись в комнату, приведением появляется, с ввалившимися глазами беспутная жена. В домашнем халатике на голую комбинацию, она похожа на болтающуюся тряпку на швабре. Вид ее показывает «Вот влипла, так влипла! Как муха в говно!» Кошка с телевизора провожает ее сочувствующими глазами.

Грешнице со смятым засосом на шее, угрюмо глядящей под прелестные точеные ножки, умереть бы от стыда, но подпаленная изнутри не стандартной ситуацией, закусив бледную нижнюю губу, она входит в комнату впереди греха, чтобы спрятаться за его спину. Женщина с безумием думает: «Мосты сожжены! Он понял! Муж всё понял!»

Безотказная как автомат Калашникова бесстыдница, пахнущая изменой, поправляет помятую прическу. Гробовая тишина забивает ей уши. Изменница в помрачневшем рассудке еще больше бледнеет. Во вспотевших глазах готовы выступить слезы. Подбородок, слившись в экстазе со страхом и ужасом, начинает нервно дрожать. Развратницу после женского «подвига» от предстоящего семейного скандала начинает бить холодный озноб. Да такой сильный, что ее хочется согреть. Ненадолго.

В блуднице спорят Совесть и Разум.

Совесть говорит: «Нельзя жить, после того, как изменила мужу!»

Разум: «Это, смотря какому! Если муж днями и ночами пропадает на службе, а в отпуск едет на курорт - без тебя, тут и святая изменит. Правильно, что изменила!»

Совесть: «Муж же Родину защищает, а не хреном бутылки бьет!»

Разум: «Когда одиноко, то должен быть кто-то в кровати рядом…»

Короче - в убогой квартирке смыкаются чудовищная Измена и неуправляемая разрушительная Страсть. С книжной полки Лев Николаевич Толстой гневно начинает шуршать страницами своих книг, строго вопрошая женщину: «Пошто прелюбодействуешь! Церкви на тебя нет!» Сплошная каренинщина.

В разгар семейного адюльтера из-под дивана бесшумно вылазит пес дворовой авось-масти по имени Кабыздох. Подходит к хозяину, садится около ног и глубоко вздыхает. Навострив уши, с мужской солидарностью смотрит на «вожака стаи» с выражением глубинной серебряной грусти - «Ну, что, дружок, доотдыхался, стал инородным телом в доме? Это тебе не Родину защищать! Здесь надо быть всегда начеку!»

Одинокий мужик как покойник на ветру тонет в тоскливой собачьей печали. Преданная дворняга идет в спальню и залазит под полуразломанное от страсти «ложе любви». Из-под супружеской разодранной кровати греха с не перестеленной мятой простынкой достает из клобуков пыли вонючий носок сорок пятого размера, с прилипшим к нему использованным презервативом.

Осуждающе смотрит на разврат. С брезгливостью, будто мокрицу, берет в пасть и добросовестно приносит «трофей» к ногам несчастного хозяина. Недовольно выплевывает находку на голый как плаха пол. Чихает и грустно тявкает, после чего с чувством исполненного «долга» преданно смотрит на хозяина. Извинительно виляет лохматым хвостом, будто этот презерватив его. С поникшей грустной головой садится у ног «вожака стаи» и говорит нечеловеческим голосом: «Хозяин! У тебя нет больше жены!» Как божье знамение со стены падает семейная фотография в дешевой деревянной рамке и разбивается в дребезги-пополам.

Обреченно посмотрев на подмигивающий носок, мичманец с видом холодного термометра первым нарушает гробовое молчание. Поставив сдвинутое лицо на место, говорит невнятные слова:

- Эт-то не м-мой…

Неживой голос местного Джакомо Казановы колышет мятые занавески, после чего в комнате становится тишенее. Кошку словно волной сметает с пыльного телевизора под диван.

Если бы кобелек мог говорить, то многое рассказал бы своему хозяину. Про чужого мужика - червя похоти и разврата, закрывшегося на кухне с хозяйкой и в одно «жало» выжравшего бутылку водяры. Собаке хотелось пересказать слова прохиндея об одиночестве, о том, что его не уважает жена, не понимает мегера-теща. Тесть, старый козел, бывший тюремный смотритель, пьет как сапожник. Денег не хватает, дети-спиногрызы постоянно какают, где попало, и болеют, чем придется, жизненная неустроенность замучила.

Соблазнитель под водку до глубокой ночи, с потным вожделением возбуждал свою неуемную плоть. Жаловался на то, что на службе его в грош не ставят, считая «сундуком», а он широкой души человек. И только хозяйка - эта женщина необыкновенной доброты, с которой не может сравниться ни одна обитательница этого заброшенного богом поселка, своим сердцем его поняла. Она необыкновенна, восхитительна и прекрасна как Афродита. Он в ней полюбил не просто грешную женскую плоть, а эфир божественной души, огонь пылкого сердца!

Сволочной обольститель мокрыми губами целовал ей челку. Затем на ходу снимая брюки, пошел подмываться в ванную стылой водой. Бр-р-р!!! - собака непроизвольно вздрагивает. Женщина сама разделась, бросая скомканную одежду, куда попало. Легко и просто как лист на землю упала под пришедшего из ванной мужика, который начал неуклюже тыркаться в хозяйку. Да так зыбко и неумело, что собаке его стало жалко. Псу захотелось подсказать - «Раздвинь шире ножки, солнышко! Видишь же парню не удобно!»

Кое-как присобачась, молодой любовник всю ночь, еле-еле сдерживая кобелиные вопли на брачном жертвеннике с панцирными простынями, погружался в женщину. Работал мерно и мощно как пилил бревно. Коварный сладострастник скрипел зубами, бесстыдно доказывая свое восхищение. Женщина вначале лежала, зажмурившись, с сосредоточенным видом, но потом постепенно раскочегарилась.

Корчилась, царапалась, рычала и орала, словно при рукопашной драке, с превеликим удовольствием принимая любовные ласки. Чуть не разломав в пылу необузданной страсти непотребно стонущую кровать, кобелино-сукино потел как негр на плантации, соскальзывая с молодой женщины. А как дышал, стирая до дыр простыни? Как подкидывал мокрую вертящуюся хозяйку через трение к звездам?

Не зря же ее отлет в космос сопровождался оглашенными обезьяньими воплями. Женщина, упав в экстазе с кровати, в поту на голое тело ночью бегала на разъезжающихся ногах в ванную подмываться. Заодно жарила чужому мужику яичницу с колбасой «собачья радость» для поправки сексуальных сил.

Кошка с желтыми немигающими глазами по кличке Стерлядь, не раз битая хозяином за ссанье в тапочки, наоборот, в одобрение действий хозяйки вылазит из-под дивана. Вытягивает хвост трубой, жеманно потягивается и, как ни в чем не бывало, шаркая не стриженными ногтями по полу, начинает сладострастно тереться спинкой о ее ноги.

«Не можешь сделать счастливой женщину - не мешай другому! - по-бабски ехидно как бы говорит своим сволочным взглядом. - Так тебе и надо, хозяин! Телеграмму надо присылать, чтобы не наступать на грабли!» Это не кошка, а сущность молодой женщины. У Володи появляется желание пустить ее на шапку.

В помятой клетке попугай, вместо того чтобы как мужик мужика с негодованием поддержать хозяина возгласом - «Измена!», неожиданно для всех на всю квартиру начинает кривым клювом картаво похотливо тараторить как проститутка - «Дафай! Дафай!», после чего кульбитом через голову хвастливо делает в клетке кучу. Таракан Кеша, вылезший из-под плинтуса и саркастически глядя на развивающуюся ситуацию, начинает понимать: «Супружеская жизнь у людей - сложная штука!»

Володя, будто потерпевший кораблекрушение ощущает шизофреничность ситуации, которая словно нож по живому режет ему кожу на душе. Глядя на жену-шалаву, видит, что с ее груди падает черная мушка-родинка. Серый чулок на правой ноге у женщины начинает предательски сползать к коленке, напоминая использованный презерватив.

Вместо того чтобы сказать любовникам: «Я знаю, что такое Любовь, я знаю, что такое Страсть! Будьте же счастливы в своей Любви и Страсти! - Володя думает. - Вот, она чертова гримаса судьбы-разлучницы! Живешь-живешь, и на тебе - вся сука-жизнь об коленку! - застрявший в горле ком тяжелых чувств мешает мужику дышать.- Пропала жизнь!- растерзанный изменой Володя чувствует себя глуповато как в разговоре с командиром.- Жизнь разбита! Абсурд! Обман! Роковая ошибка! Покарябанное сердце погибло! За что? Чем он в жизни заслужил такую злую человеческую неблагодарность? Что ей сказать? Как ее еще назвать?»

С исковерканным внутренней болью лицом, не ища ответа на сакраментальный русский вопрос «Кто виноват?» мужик осуждающе оглядывает растрепанную росомаху с головы до тапочек. Его выразительный взгляд говорит - «О дьявольское порождение! Ненасытная баба! Одного мало? Сменила все-таки офицерскую шинель на мичманский бушлат. К тому же на пять лет меня моложе! На молодых потянуло, стерву? Чужой хрен больше и слаще? Что мне теперь с тобой делать? Кто в твоей душе посеял семя порока, которое дало такие «всходы»? - со злорадством оскорбленного мужа Вовчик задает себе риторические вопросы. - Может надавать по морде? Точнее - по двум глупым мордам или в отместку ножки у кровати отпилить к чертовой матери? Не убивать же этих долбаков?»

В шкафу опять начинает шевелиться скелет, желая как-то оправдать любовника: «Он отличник боевой и политической подготовки!» «Ну и что? - парирует в уме муж. - Это не причина чтобы с ним спать!»

Трясущемуся от озноба незадачливому любовнику приход в «гости» еще вчера вечером казался презабавным приключением, о котором можно было бы рассказать при случае за бутылкой. Теперь же, когда нарвался на мужа как на минное поле, предугадать, чем все кончится, не мог бы даже бог. Это в анекдотах смешно - «Муж вернулся из командировки!» В жизни - чревато не только простым мордобоем, но и трупом. Бледное лицо, сразу похудевшего мичмана с одеревеневшей от холода спиной, судорожно перекашивает от ужаса.

Неожиданно как выстрел хлопает форточка от утреннего ветерка. Мичманец пригибается, будто над его головой пролетает пуля. Скомканные брови набухают мандражом. Во рту чувствуется вкус старой галоши. Зрачки глаз готовы сами выскочить и повиснуть на небритых щеках, с которых от животного страха сыпятся прыщи.

У любовника вид, будто видит на заброшенном кладбище свежеразрытую могилку. Трепещущий как осиновая ветка под ветерком, мужик сидит под дешевенькой люстрой на стуле, готовый к роковому развитию событий и думает «Любовниц надо выбирать из латышек - они хорошо ухаживают за могилами...»

Бестолковый ловелас, горя угрями страха, делает волевое лицо. Храбрится, но перед тяжелым объяснением с не вовремя вернувшимся супругом от бздения еще больше бледнеет, вспоминая народную мудрость «Гулять бегут к любовницам, а умирать - домой!»

С тоской, посмотрев на чужую семейную фотографию, похожую на пасхальную открытку, у кобелино-сукино в голове проскальзывает мысль «Дома гнобыкновенная жена, уважаемые тесть и заботливая теща. Чего не хватало? Сейчас бы спокойно кушал утренний кофе со вкуснячими пирожками, пожаренными обожаемой тещей под мудрый стрекот изумительного тестя. Потом пошел бы на любимую службу, - содрогнувшись своим мыслям, загипнотизировано следит за кулаками центрального боя Володи. - А теперь, вот, вместо ласки, тепла и уюта сейчас, наверное, будут бить. Боже мой, только не по лицу!»

Вася прячет в сразу вспотевший пах, закоченелые руки и смиренно поджимает ненужные ноги. Его крючит. Становиться мокро, смято и печально. «Что ж это за проклятие такое? - в голове любовника, как дуэлянты бьются вшивые мысли. - Говорили же друзья: к замужним бабам не ходи, не послушался. А теперь на тебе - мужнина ревность, оскорбленное мужское достоинство, тяжелое душевное потрясение, аффект и битая морда. Может, и в брюхо пырнут - «два удара, восемь дырок». Доказывай потом, что сам споткнулся и упал на вилку. Черт побрал бы всех этих мужей!» - ужас мутит сознание мужика. Собака с интересом смотрит на любовника.

Взявший себя за «вымя» Володя думает - «Вот халда! На пять минут бабу нельзя оставить без присмотра, что-нибудь да накуролесит! Знала же, торфушка, что вот-вот приеду, а видно гормоны взыграли - стало невтерпеж! Воистину как в анекдоте: Жила фригидной и счастливой, и на тебе - оргазм!»

Володя, потоптавшись на мозолях любовника, вместо того чтобы сказать жене по одесски: «Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало и на двадцать сантиметров ширинку приподняло!», нарушив вязкую тишину, хрипло говорит свою сакраментальную фразу:

- Здрасьте! Я ваш муж! - после чего сразу попадает в легенду поселка.

Старается улыбнуться, но улыбка выходит какая-то корявая.

- Спокойно, еж твою медь, не суетись, а то «клиент» будет потеть и соскальзывать! - назидательно говорит жене, прожигая ее ревнивым взглядом. - Ладно, я обязан, а ты баран траншейный, что здесь делаешь? - это уже относится к невезучему герою-любовнику.

Говорит, потому что надо что-то говорить. Смотрит на свои часы - прошло всего четыре часа, как приземлился на дальневосточную землю, а семейная жизнь пришла к концу. Стал заправским рогоносцем и хочется опять к богу в небо. Володя, почесав колосящиеся рога, невольно вспоминает слова, прочитанные в какой-то книжке: «Револьвер выпал из его рук, и окровавленный любовник кровоподтеком сполз с оскверненной липким семенем семейной постели с возгласом: Не повезло…»

С дрожью в теле потухшая жена с паническими глазами, нервно играя желваками занимает место за спиной любовника. В голове женщины проносится мысль: «Жалко, что до отпуска не разбила об башку мужа сковородку... Сейчас не было бы никаких проблем...» В мутном стекле полустенки отражаются виноватые как у просящей собаки глаза. Можно лепить скульптуру «Измена». Володе хочется воплощение Греха сфотографировать. На памятник.

Начинается «прощание славянки». Видно, что у бабы от простого женского плотского недоедания повреждение в уме и судорожные мысли скачут как голодные блохи по полу. Ее корежит от грозного взгляда мужа, который эгоистически не хочет ее делить с другим самцом. Чтобы как-то занять свои побелевшие руки подбирает с пола родинку и, плюнув на нее, водружает на место. Зябко запахнув дрожащими руками домашний халатик, будто сберегая тепло недавней страсти, блудница скрещивает руки на груди как в гробу и начинает нервно тереться упругим животом о спинку стула. Стоя за спиной своего «друга», чуть ли не описавшаяся женщина, поняв, что видуха у нее не в «тему», начинает придерживать затвердевшие от ужаса коричневые соски на груди, будто стесняясь мужа. «Интересно, сколько раз я целовал их?» - проносится в голове у Володи.

Ошалевшая от проведенной ночи блудница думает «Это надо же так вляпаться!» Изменница понимает, что жизнь разбита, случилось самое непоправимое, и теперь она до скончания века будет виновной и распутной. Ее сожгут на семейном костре, а пепел спустят вместе с окурками в унитаз.

За окном солнечное дальневосточное утро набирает обороты. Часы на стене начинают показывать вчерашнее время. Пастух с пастушкой на полочке демонстративно отворачиваются от прелюбодейки. Семейные основы поруганы, честь семьи затоптана в грязь, порок торжествует! Собрания сочинений Чехова, Куприна, Есенина зачитанные Володей до дыр в самодельном до потолка стеллаже, обклеенном коричневой текстурной бумагой от серьезности ситуации застывают, словно матросы в строю. Они тоже с не поддельным интересом смотрят на любвеобильную жену и шелестят страницами - «Этого не может быть! С виду такая порядочная женщина!»

Жене с распущенными волосами бы успокоиться и сказать обоим мужикам: «Познакомьтесь. Это мой муж, а это Вася. Ну, а пока вы знакомитесь, я пойду вызову комендатуру...» Она же вся взлохмаченная, будто курица, еле-еле выбравшаяся из-под петуха с истерическим блеском в глазах готова метаться по квартире. Прелюбодейка начинает непослушными губами тарахтеть по воздуху, будто задницей по ступенькам лестницы подъезда:

- Я тебе не изменяла и нечего упираться рогами! - выворачивая ситуацию наизнанку, с бездной страсти и глазами медузы Горгоны нервным речитативом визжит порочным ртом жена. - Сам виноват! Ты когда должен был вернуться? - и встает между мужем и любовником, готовая защищать.

Кого? Пока и сама не знает, так как еще не поняла, кого она больше любит. Мужа или любовника? Баба на нерве еще не определила, кому и с кем она все-таки изменила.

Володя, стоя со свежими рогами, с которыми в автобус теперь не зайти и шапку не надеть, словно провинциальный трагик понимает, что был женат на пустоте. Делает паузу со значением и пристально смотрит на обделавшегося парня с нервно дергающимся ухом, пресекая буйство страсти и оправдательные поползновения.

Решительно снимает ветровку и закатывает рукава рубашки, для того чтобы… помыть руки в умывальнике и все-таки пописать. Жене бы успокоить мужа киношной фразой: «Я не виновата, он сам пришел!», но она истеричным визгом ошпаренной кошки, которой дверью прищемили хвост, обезумевши, кричит:

- Не надооо!!! - квартира сразу же становится дыбом, любовник вздрагивает.

Молодой затравленно вертит головой как врасплох застигнутая крыса в трюме. Смотрит с потаенной надеждой на окно, но какое здесь к черту окно? Четвертый этаж, а он не Икар и летать утюгом не хочет! Дон-Жуан готов бежать сломя голову, но куда денешься «с подводной лодки», да и классической тумбочки, куда можно было бы спрятаться, в квартире нет.

«Почему я не человек-невидимка? - думает мужик в. - Как хорошо быть тараканом! Спрятался бы себе сейчас за плинтус и превратился бы мертвым. Горя бы не знал!» Желания сражаться за свою «любовь» у него нет. - «Да и мужа за что бить? Нелогично. Тут самому бы не получить мордой об коленку! Господи, спаси и сохрани!»

Читатель, прочитав эту историю, может сказать:

- Ну и что? Вот удивил ежа голой задницей! Да от таких семейных сцен книги уже давно пожелтели!

Может быть. Не спорю. Просто в нашей истории Володя приехал домой не один, а с отпускной «дамой сердца». Жгучая брюнетка, с туго обтянутой джинсами попкой в два кулачка, отрешенно стояла в прихожей у косяка открытой входной двери и без интереса прислушивалась к происходящему в глубине квартиры, пилочкой натачивая ногти.

Женщина в золотом загаре терпеливо ждала, когда же все-таки Водьдемар сходит в туалет и прекратит заниматься чепухой. Поменяет грязное барахло, отберет у любовника домашние тапочки, и они поедут к ней в соседний поселок продолжать отпуск...

Другие произведения автора:

Легко ли быть покойником?

По чуть-чуть

Дилемма

Это произведение понравилось:

Аграфена Незнакомая

Леонид Зеленский