Будни шахматистов - 8. Пальцы

ПАЛЬЦЫ

Все события и персонажи в тексте являются вымышленными. Любое совпадение с реальностью носит исключительно случайный характер.


В самом начале проспекта Пушкина, между детским универмагом, новым зданием РШУ и фонтаном, собирались ставить памятник 8-му чемпиону мира Михаилу Нехемьевичу Талю.

Должен был получиться вполне симпатичный монумент, за шахматной доской, в духе соцреализма.

-Вы имейте в виду, на одной руке у Миши было только три пальца, - строго указывал всей компании летописец творчества Таля, известный голландский гроссмейстер Эрнст Соскин. – Будьте внимательны, - добавил он.

-Не беспокойтесь, - успокаивал его специально выписанный в качестве консультанта архитектор из Нижневартовска Роман Барашкин. – все будет в лучшем виде в кратчайшие сроки.

Таль действительно в кратчайшие сроки был изваян в благородно-романтическом виде, что-то среднее между Высоцким и Петром Первым. Сходство с оригиналом отсутствовало. Что никого не смущало. Да и кто будет вглядываться в изваяние гусара из Риги, славного шахматного рубаки, так много успевшего за свою жизнь. А сколько не успевшего? Дух захватывает. Но этого, увы, мы уже никогда не узнаем.

Через два дня бюст был готов.

В штате отдела реставрации, руководимого Михаилом Самуэлевичем Волопасовым, опытным специалистом, закончившим с отличием институт культуры, состояли на должности скульпторов-реставраторов два персонажа. Первым был Альберт Лимонин, мастер от бога, но сильно пьющий. Основным источником доходов Лимонина являлось нелегальное изготовление надгробных изваяний, за что он преследовался халтурщиками-рукоблудами из кладбищенской мастерской, и однажды даже подвергся оскорблению действием в кафе «Рассвет», где ему под видом компота была открыта кредитная коньячная линия. Чего-то он там наваял директору. Поговаривали про барельеф «Русалка», где в виде речной дамы была якобы изображена официантка того же кафе Анна, состоявшая с директором в перерывно-обеденных отношениях. Альберт, или по-просту старик Лимонин, характер имел вздорный, Волопасову откровенно хамил, будучи старше его на 30 лет, обращался к нему исключительно на «ты», и называл его, правда не на людях — золотозубый, тем самым опуская начальника ниже плинтуса. Выгнать взашей хама и пьяницу не представлялось возможным — и заменить некем, и инвалид войны между Сальвадором и Гондурасом, т.е. воин-интернационалист. Вторым сотрудником в отделе значился чукотский еврей по прозвищу Женя Жирный. Женя имел за душой диплом Якутского кулинарного техникума, манию величия в особо крупных размерах, четверо детей и полное отсутствие не только мало-мальского дарования, но и элементарных ремесленных навыков. Лимонина Женя ненавидел. Михаил Самуэлевич Евгением тяготился. Но и этого выгнать не мог. Женя Жирный был кляузник-виртуоз и на каждое критическое поползновение Волопасова отвечал массированным кляузным огнём по всем инстанциям, прикрываясь хитроумными фортификационными сооружениями из четырех детей и справки из ПНД. Лимонин Женю просто не замечал. А натыкаясь на него, будучи в сильном подпитии, шел к Волопасову и заявлял «Давай Жирного поджарим на шкварки». На заявления начальника, что пора прекратить свои каннибальские шуточки, Альберт только улыбался. Сами понимаете, при таком раскладе назвать обстановку в мастерской хотя бы стабильной язык не поворачивается.

На следующий день прибыла комиссия.
В ее составе были недавно назначенный председатель РШФ полковник Виктор Давыдович Бутырский, замглавы отдела по культуре Светлана Окунева и какой-то лысый человечек из олимпийского комитета.

-Где бюст? – сразу приступил к делу полковник.

-Готов в лучшем виде. – бодро ответствовал Барашкин.

- в лучшем виде? –хмыкнул полковник. – знаю я вас, неучей с дипломом. Ну так показывайте, где ваша работа?

-Вот она. – Барашкин провел полковника в мастерскую. По его щелчку пальцами, Михаил Самуэлевич сбросил покрывало с монумента.

-так-так! – полковник вплотную подошел к бюсту и принялся его внимательно осматривать.

Волопасов, Барашкин и Жирный наблюдали, затаив дыхание.

-так, а это что такое? – внезапно раздался возглас полковника, на который поспешили Светлана с лысым человечком, а Михаил Самуэлевич покрылся холодным потом.

- где скульптор? – рявкнул Бутырский.

Барашкин на негнущихся ногах подошел к полковнику.

-это что?

-п-пальцы, - пробомотал тот. – но нам же сказали, что на одной руке всего три пальца...

-на одной! вот именно, что на одной! А у вас что? На обоих руках Таля по три пальца! Он что у вас, земноводное, что ли? Халтурщики, алкоголики проклятые!

Полковник кипятился и вытирал багровую шею платком. Барашкин был готов провалиться сквозь землю, Михаил Самуэлевич глядел под ноги и весь трясся внутри и только Женя Жирный безучастно наблюдал за происходящим, ковыряя в носу.

- Значит так, подонки, мерзавцы, негодяи. — свирепо вещал Бутырский. — Пока об этом позоре не знает широкая общественность, сор из избы мы выносить не будем. — полковник снова протёр шею носовым платком и сел в кресло. — Делаете ремонт сейчас. Где достанете материал, меня не касается. — полковничий палец указал на Михаила Самуэлевича, находившегося на грани обморока и плохо соображавшего, что происходит. —Приступайте. Пока пальцев не будет сколько положено, вы уволены с волчьим билетом. Не устроитесь в нашем регионе даже выгребные ямы вычищать.

- Я отец четырех детей, меня нельзя увольнять, я наоборот нуждаюсь в помощи. – неожиданно для всех, уперев руки в бока, заявил Жирный.

Вместо ответя полковник подошел к нему и без всяких слов, на выдохе засадил Евгению ногой прямехонько в пах. Жирный с воем рухнул на пол.

-Это все, что я могу сделать для отца четырех детей. – ровным бесстрастным голосом заметил Бутырский. И повернув голову к опешившим Барашкину и Михаилу Самуэлевичу спокойно заявил: - а вы работайте. Чтобы завтра к девяти утра все было готово.

Через полчаса после ухода комиссии в мастерской шло полным ходом рабочее совещание.

- Хреново дело. – Барашкин качал головой. – материал-то уже весь израсходовали. Это ж теперь камень подобрать — раз, а он там редкий. Выточить пальцы, это два. И привинтить, это три.

- Можно приклеить. — Робко вставил Волопасов.

- Ты еще скажи — приварить. Пиши смету, а Женьку гони в командировку.

- Куда?

- В Озерное, в каменоломни. Только там есть схожий материал. Правда туда шесть часов езды.

-а надо поспеть завтра к девяти. – с грустью заметил Михаил Самуэлевич.

- Не колготись, прорвёмся. – встрял в разговор пахнущий коньяком старик Лимонин. - Через полчаса будет наш Миша как огурчик. За-мас-ки-руем. Поверь мне, как заслуженному мастеру стратегического камуфляжа.

- Как? — В глазах Волопасова и Барашкина блеснула искорка надежды. Махонькая, как лобковая вошь.

- Пластилин. — Небрежно бросил старик Лимонин и накатил себе из фляги дежурную дозу. Он уже чувствовал, как раззадоренное коньяком вдохновение из желудка устремляется к рукам. — За поправку Михаил Нехемьевича.

- Ты гений, Альберто! — прошептал Волопасов. — За каждый палец ставлю по бутылке.

- Разберёмся. Главное, чтобы этот мудозвон Жирный поскорее камень довёз. Пластилин нас спасет ненадолго. Да по нынешней жаре он растает в два счета.

Через час Таль обрёл вполне благопристойный вид. Если особо не приглядываться.

Женя приехал вечером, покрытый толстым слоем пыли, с обгоревшей шеей и предъявил два мешка трофеев. Волопасов брезгливо перебрал вражескую добычу и, к собственному удивлению, обнаружил подходящий камень. Наступило временное перемирие. Во время которого размякший от коньяка Михаил Самуэлевич благодушно поведал Женьке о хитроумном маневре с пластилином. Это была ещё одна роковая ошибка, которая вскорости изменила благополучную линию развития пальцевых событий. Стоило Волопасову отлучиться по нужде, зазвонил телефон. Когда он возвращался из мест облегчения, он услышал разговор Женьки, от которого его зашатало.

— А мы, Виктор Давыдович, пока ему пластилиновые пальцы приклеили. Очень натурально смотрятся. Чья идея? Так вы же в курсе, что у меня специальное образование. Алле! Виктор Давыдович, вы где? — Тут Женя увидел замершего в дверях начальника. Выражение лица Михаила Самуэлевича привело Женю в некоторое замешательство.

- Я тут полковнику рассказал как вы ловко с пальцами-то, профессионально. А он почему-то трубку бросил. Наверно, телефон плохо работает.

- Да нет, Женя. С телефоном всё в полном порядке. Это у кого-то с рождения мозги совсем не работают. — Волопасов достал из сейфа бутылку, дохлебал остатки коньяка и крикнул. — Альберто! Гражданин Лимонин! Нас предали. Ждем налёт высоких гостей, нужно побриться и переодеться.

Президент федерации прибыл в сопровождении замглавы отдела по культуре. Разговор был предельно жестким.

- Пластилиновые пальцы, говорите?! — Заорал побагровевший Бутырский с порога.

- Красочкой замажем, на первое время... – пролепетал трясущийся Михаил Самуэлевич.

- Идеологическая диверсия. — Резюмировала Окунева. — С антисемитским душком.

Жирный обмяк, побледнел и заклацал зубами.

- Это не я. Мамой клянусь. Это они. И меня подучили. Это провокация.

- вот что, подонки, сволочи, алкоголики! – продолжал шуметь председатель. – делаете все сейчас при мне. А не сделаете, то дальше, как говорится, тишина.

И он погрозил толстым коротким пальцем.

- Матросская. — Многозначительно добавила зам и пристроилась за спиной полковника.

- А вы, товарищ Волопасов, чего встали как облупленный?! Вы же руководитель! Вот и руководите.

Операция по изготовлению и монтировке пальцев заняла не более двух часов. Когда весь бюст протёрли напоследок солидолом, чтобы лучше блестел и голубям неповадно было, Бутырский медленно обошел памятник и поманил пальцем Волопасова.

- Слушай, Миша, тебе не кажется, что левая кисть немного того?

- Посмотрим. — Разглядев участок работы Евгения, Михаил Самуэлевич почуствовал подступающую к горлу тошноту. Нет, в общих чертах это было даже похоже на кисть. Но форма! — Сейчас разберёмся, Виктор Давыдович. Товарищ Лимонин, можно вас на минуточку.

Лимонин надел стремянку на голову Жирного и подошёл к начальству, охлопывая с комбинезона гранитную крошку.

- Я весь внимание.

- Вам не кажется, Альберт Николаевич, что левая кисть немного того? — В глазах Волопасова блеснула предательская влага. Он понимал, что судьба его находится сейчас на лезвие бритвы. И бритва эта в руках его вздорного подчинённого. Захочет — почикает, а захочет — просто подравняет височки.

Лимонин ничуть не смутился взрывоопасности ситуации, армейскую смекалку не пропьёшь.

- Конечно, того. Артрит был у нашего дорогого Михаила Нехемьевича. Уровень медицины тогда какой был? Да никакой. И потом другие болезни сказывались. Так что мы всё по-честному, в соответствии с фотографиями. Почитайте многотомник о нем, посмотрите.

- Да, досталось человеку. — Покачал головой Бутырский. — почки, пальцы. С таким здоровьем жить, не позавидуешь. Когда он только в шахматы успевал играть?! Ладно, дело сделано. Молодцы. Ждите премии и никому не звука. А вы, Роман, завтра будете интервью давать на торжественном открытии памятника. Вы, я слышал, умеете красиво говорить.

На этом злоключения с пальцами выдающегося шахматиста благополучно завершились.

Что же до памятника, то он стал не просто городской достопримечательностью, а этаким маяком для влюбленных: назначить свидание «У Миши» считалось признаком хороших манер и серьёзности намерений.

© кот афромеева 

Другие произведения автора:

Баллада о гальванизации

Будни шахматистов - 6. Акция "Я порву за Халифмана"

Будни шахматистов - 11. Баллада о подмене