Шашлык

  Гена, человек надёжный, во всех отношениях, кроме, разве что тех обстоятельств, в которых на него абсолютно нельзя положиться. Прозвище «Рыжий» прилипло к нему вовсе не из-за цвета волос. Нет. В ранней юности он носил костюм-тройку такого невнятного цвета, что иначе как рыжим, его и назвать-то было нельзя. В дополнение к этому элегантному платью Гена обувался в кеды. Кеды эти были никак не моложе костюма, рваные и серые от долгого беспощадного употребления, но с костюмом они всё же не гармонировали. В этом наряде он впервые появился в компании. Костюм настолько впечатлил публику, что с тех пор Гену, иначе как «Рыжий» не величали.

 В семье его тогда не ладилось, а быть может, ладилось, но не так как ему хотелось бы и это отражалось на его поведении. Иногда Гена ночевал на чердаках, чтобы не мешать матери методично обзванивать больницы и морги, в поисках сына.

 Однако, кто старое помянет тому мемуары писать. Теперь Гена женат, отец двух детей, и хозяин дома и сада в ненанесённом на карту посёлке, где живут семьи военнослужащих. Сельским хозяйством Гена занялся с той же увлечённостью, с какой занимался всем в своей жизни. А занимался он многим и, можно сказать, чем только не занимался. Угнездившись в доме жены Гена, принялся осваивать земельные угодья. Он вскопал грядки и посадил разные сельскохозяйственные культуры из числа тех, что традиционно выращивают на своих огородах все огородники-любители Киева и области. Генино усердие, помноженное на плодородие жирного украинского чернозёма, дало замечательный и совершенно неожиданный урожай крапивы. Такой селекции, когда из посаженных семян и клубней вырастает абсолютно другой вид, завидовал бы Мичурин, кое-что в этом понимавший. Гена же модернизировал огородничество до невыразимой степени: на следующий год он вовсе не посадил ни единого зёрнышка, и тем не менее получил фантастический урожай крапивы. Наладив, таким образом, самопроизростание он переметнулся к садоводству. Тут его ждали немалые подвиги – ждали и дождались. На своё счастье черешня, росшая в углу участка, возле угольного сарайчика, стоявшая скромно и никого не трогавшая, дала в том году умопомрачительный урожай. Одна из основных задач садовода, сбор урожая. Оспаривать это глупо и смешно. Не урожай ли цель садоводства? Но что такое урожай, если собрать его некому? Вот на счастье именно этой черешни в саду появился Гена. Он приставил лестницу к древнему стволу и собрал, всё что не упало на землю. Затем он потянулся выше и дотянулся, но только туда, куда смог. Дерево было уже не молодо. Человека, в таком возрасте назвали бы пожилым, а за глаза… Но разве речь идёт о человеке? Черешня была хоть и далеко не первой молодости, да была крепка, ого-го! Гена повертелся так и сяк, но простого решения не нашёл. Любой на его месте сдался бы, ретировался и отступил, да что миндальничать! просто позорно сбежал бы от проблемы. Но не Гена. Он спокойно слез с дерева, сходил в сарайчик, принёс… впрочем, сами догадайтесь, что он принёс. Не можете? Ладно, открою. Гена принёс ножовку. Он решительно взобрался на лестницу и ампутировал ту ветку, до которой не мог дотянуться. В конце концов, если что-то в живом организме не используется, это рудимент. Если же принять во внимание, что рудимент этот по толщине равняется Гениной талии, то можно представить, как сильно он мешал дереву. После всех слов, какие в течение долгого времени, не переставая говорила Гене жена, о сломанном заборе, и разрушенном сарайчике и другом ущербе, нанесённом его модернизацией садоводства, Гена ответил:

 – Зато перезревшие черешни не будут теперь пачкать сарай.

 Собственно, всё это быльём поросло. Стену и крышу сарая подпёрли бревном. Лучше он, правда, не стал, но ведь не в этом счастье.

 С тех пор был у Гены попугай, стоивший месячную Генину зарплату, живший в клетке на одёжном шкафу. Наряду с некоторыми недостатками, было у попугая несомненное достоинство – он очень любил чистоту. Не боясь холестерина, он грыз семечки, непрерывно и, вообще всячески не берёг фигуру, а всю шелуху, которую сплёвывал на дно клетки, время от времени выгребал наружу через открытую дверцу. Гена попугаю доверял как себе и клетку держал всегда открытой. Нельзя того же сказать о попугае. Он как видно кому-то из семейства не доверял и думаю, купил бы замок на дверь и прикрепил бы его изнутри, но возможности не имел. Так вот наведя идеальный порядок в помещении клетки, чистоплотный попугай приступал к уборке на приусадебной территории. Однако он полагал, что будет, не слишком аккуратно, если шелуша, окажется на полу. Попугай, ногой приоткрывал дверцу шкафа, что в свою очередь свидетельствовало об отменном здоровье, и аккуратненько сгребал мусор в шкаф, туда, где на полке хранилось детское бельё. Генина жена сделала многословное замечание, но, вопреки логике, не попугаю, а мужу. Гена утешал её тем, что когда птица научится говорить, в доме станет значительно веселее, что как-то компенсирует. На это жена, как видно, женщина без воображения, заявила, что ей и так не скучно. Гена же усердствовал в обучении попугая. Что-то не ладилось, попугай больше любил пронзительно свистеть, чирикать и издавать прочие резкие звуки. Лучше всего такое пение ему давалось ранним-ранним утром, когда просыпался день, а остальным хотелось ещё поспать.

 Первой удалось усвоить и произнести слова, которым Гена обучал птицу, Гениной дочери, говорившей прежде только «папа» – Гена обоих учил по одной методе. Морская свинка, жившая в той же комнате, смотрела на Гену такими глазами, что казалось сама, вот-вот скажет всё то, чему хозяин учил попугая, и, пожалуй, кое, что добавит ещё от себя.

 Когда потеплело достаточно для того чтобы Гениной жене захотелось открыть форточку, попугай сбежал. Вот до чего эта упрямая птица не хотела учиться. Сбежал из тёплого дома, в неведомый холодный мир.

 – Вот сволочь! – так прокомментировала событие Генина жена – Мало того, что стоил кучу денег, гадил в шкаф, так он ещё и сбежал! К тому же молча!

 Хотя, ведь не об этом, хотелось рассказать. А вот о чём:

 Пригласил Гена, в гости своего друга Диму Флейша. Пригласил на шашлыки.

 – Где ты можешь пожарить шашлыки? – спросил он Диму – Тебе для этого пришлось бы в лес куда-то ехать, а у нас можно жарить прямо во дворе.

 – Скажи мне Рыжий, – рассудительно ответил, вопросом на вопрос, Дима – не всё ли мне равно, куда ехать, в лес, или к тебе?

 – Да, – согласился Гена – но в лесу ты не останешься ночевать, а у нас все условия. Посидим, до скольки захотим, переночуете…

 – Ну, не знаю. Спрошу жену.

 Спрашивали, договаривались, согласовывали и, в конце концов, сговорились. Мясо должны были привезти с собой Флейши (в этом есть какой-то смысл), а дом и, главное двор предоставит Гена. Сказано – сделано.

 С маринованным мясом в трёхлитровой банке, и прочими припасами, Дима и его беременная жена, выбрались из троллейбуса. Мимо заводов, складов и троллейбусного парка, по пустынной дороге, спотыкаясь на выбоинах, в древнем асфальте, они шли к, неотмеченному на картах посёлку. Яростно хрипели собаки, пытаясь высунуть головы из-под ворот. Димина жена жалась к мужу, затрудняя тем самым движение. Но супруги добрались. Небо хмурилось. Собирался дождь. Гены ещё не было.

 Переслушав, в исполнении Гениной жены, повесть о черешне, попугае и другие рассказы попроще, Дима предложил:

 – Может, будем костёр делать, шашлык жарить, а-то как бы нас дождь не застал? От Генки, всё равно помощь не велика.

 С последним утверждением Генкина жена согласилась особенно охотно.

 Раздвинув крапиву, Дима принялся за костёр. Вначале дело пошло очень хорошо. Мелкие веточки разгорелись сразу и огонь, весело дымя, принялся лизать ветки по толще. Когда он обгладывал, уже вполне основательные поленья, Димина жена вынесла, нанизанное на шампуры, мясо. В этот-то момент и пошёл дождь. Робкий, но мокрый. Костёр сразу засбоил, задымился, как подбитый «мессершмитт», и Дима пошёл за зонтиком.

 Дождь так долго собирался, что теперь разошёлся и остановиться был не в силах. Дима тоже собирался долго, и остановиться не мог. Разложив мясо над жаром, он прикрывал зонтом костёр. Результат был не удовлетворительный. Мясо не жарилось, а мокло. Костёр дымил, температура падала.

 Гена, безусловно, разобрал бы забор или сарай, чтобы подкормить огонь сухостоем, но он не мог, потому, что ещё не явился. Дима не был сторонником радикальных мер и смелых волевых решений. Однако бросать то, во что вложено столько сил он тоже не хотел. Заглянув в сарайчик, в поисках дров, Дима обнаружил кучу каменного угля, которым хозяева топили зимой печь. «Почему бы и нет» подумал Дима и добавил уголь в гибнущий костёр. С этого момента всё изменилось. Дело пошло и не просто пошло, а пошло на лад. Уголь давал необходимую температуру. Никакой дождь теперь не в силах был справиться с костром.

 Дождь лил и лил, тщательно и уныло, но шашлык, всё же доспел. С победным видом внёс Дима в дом долгожданный вымученный результат. Заскучавшие, было, женщины оживились, засуетились и быстро накрыли на стол. Теперь было всё. Было сухо, тепло, не голодно. Не хватало только обещанной Геной бутылки, ну и, в какой-то степени, самого Гены – инициатора и вдохновителя мероприятия.

 Коли уж решено было Гены не дожидаться, так и за стол уселись без него. Всё было великолепно. Вкусно. Подвёл только шашлык. Каменный уголь пропитал его горечью сажи. Есть его было просто не возможно. Горьковато, также было от того, что Генка так и не явился. Все пошли спать, а утром Дима обнаружил полнейшее равнодушие Гениной жены к тому, что муж её по-прежнему не вернулся.

 – Да у бабы какой-то, сволочь такая! – сказала она почти равнодушно.

Другие произведения автора:

IX

Циля

Ашгаха пратит

Это произведение понравилось:

Песни Танцующих Ундин