"История продолжается 7(3)

 

— Он случайно, – уверенно сказала Маша и принялась расставлять на доске из шашек звездочку. Владимир не стал ее разуверять. Вместо этого он принялся заваривать себе чай.

— А который час? – раздался от дверей знакомый, и какой-то растерянный голос.

— Четыре, – машинально отозвалась Маша.

В дверях стояла Эндра, рассеяно ощупывая припухший синяк на лице. Причем, поверх платья на ней был потрепанный армейский свитер Владимира, в который она могла завернуться раза полтора.

— Ур-ра-а!! – заорала Маша, подпрыгнув на полметра в воздух, стукнувшись головой и смущенно за нее ухватившись. – Ой...

— Чай будешь? – предложил Владимир. – Проходи, не стой на пороге.

И вот тут-то дверь с грохотом распахнулась, и в квартиру ввалились – именно ввалились, другого слова не подберешь – Энди, Женя и Андрюха. Причем, Энди был пьян в стельку – но бодр и весел, Андрюха мрачен, как грозовая туча, а Женя просто изо всех сил старалась не впечататься в стенку, поскольку байкер тащил обоих едва ли не подмышками. В следующее мгновение он увидал Владимира, и Женя с Андрюхой получили отставку, а сам Энди подлетел к генерал-майору Селиванову и так хлопнул его по спине, что Владимир едва не потерял равновесие и скривился от боли в ране.

— Приветствую, Энди, – как ни в чем не бывало, прохрипел он. – Как дела?

— Я ж тебя, мать твою… – орал, не слушая, Энди. – А я уж собирался тебе этот… венок заказывать… Только не знал, какие ты больше розы любишь – белые или красные…

Эндра поперхнулась от такого заявления. Но потом бочком продвинулась мимо Энди к столу и уселась, зябко поджав босые ноги и кутаясь в кофту Владимира.

— А то взяли моду, – ворчал Энди, при этом, сияя улыбкой, – делать вид, что они умерли. Ох, я вам голову оторву! О, ты тоже садись! – неожиданно перехватил он Женю и усадил на стул.

— Ой!.. – пискнула девушка и улыбнулась: – Спасибо.

— Белые давай, – сказал Владимир, зачем-то принимаясь копаться в шкафу. – Только я розы не очень люблю... Лучше лилии. Тоже белые... – Тут он вытащил бутылку виски и помахал ею в воздухе. – Я знаю, что поднимет тебе настроение.

— Ой, сколько народу! – неожиданно констатировал знакомый голос. В дверях, улыбаясь, стояла Таня.

— О! Вискарь!! – заорал Энди в полном восторге. Потом неожиданно сбавил тон и покосился на Женю: – Извини.

Почему ему вздумалось извиняться именно перед ней – оставалось загадкой.

Таня, улыбаясь, достала стаканы.

— А я не буду, ладно? Мне чаю… – сказала Эндра, которая прятала лицо за воротником свитера так, что выглядывали только растерянный взгляд – как будто она не совсем понимала, что происходит, и почему вокруг столько людей. – Так, погодите… вы чего, по-настоящему за мной приехали?

— А тебе и нельзя, – сообщил ей Владимир. – Да. По-настоящему. А ты думала, мы тебе снимся? – Он улыбнулся и щелкнул ее по носу. – Тебе не холодно?

— Не-а, не очень – Рыжая поудобнее поджала ноги и хлюпнула носом. Так как сидела она, уткнувшись в ворот, голос звучал глухо. – А мне такой сон снился… Про нас про всех. А вы в эльфов верите? – вдруг поинтересовалась она.

— Ага, – живо отозвалась Таня. – И еще в домовых, леших, древяниц, и...

— Так, все, хватит, – буркнул Андрюха, усаживаясь за стол. – Глупые вы все, бабы. Вам сколько лет?..

Эндра поперхнулась чаем и надулась. Генератор острот у нее в голове благополучно завис под действием психотропных препаратов. Рыжая съежилась и плотнее закуталась в кофту, мрачно сверкнув на Андрюху глазами.

— Свет остается светом, даже если слепой и не видит его[1], – пафосно процитировала Таня. – Андрюха, ты чего такой злой?

— Я злой?! – взвыл байкер. – Я?!.. Я не злой! Я... то есть, я злой, да, злой, очень злой!

— Пленку затянуло, – заметил Владимир. – Кто-нибудь еще помнит это свойство старых кассетников? Ужасно раздражало!

— Да ну вас! – окончательно обиделся Андрюха и вылетел в прихожую. Слышно было, как звякнула пряжкой ремня косуха, и загремели ботинки. Затем хлопнула дверь, и из-за стены отдаленно донеслось гудение лифта.

— Вот так вот человек и расплачивается за собственное легкомыслие. – Владимир невозмутимо щелкнул кнопкой электрического чайника для Жени с Эндрой, которым было нельзя алкоголь. – И это только начало. Надеюсь, ключи он не забыл.

— Так мы все равно уходить не собираемся, – сказала Таня.

— Ой, у вас замок есть, – восхитилась Эндра, на секундочку высовывая нос из-под теплой мягкой кофты, которая, казалось, каким-то непостижимым образом хранила уютное, надежное тепло Владимира, хотя ее и давно не надевали. Правда, нос тот час же спрятался обратно. – Мне снилось, что я эльф. А вы – полуэльф. А это ничего, что я в вашей кофте? А то я… холодно, в общем, – запнулась рыжая на последней фразе.

— Это хорошо, что ты в моей кофте, – заверил Владимир. – Плохо было бы, если бы ты мерзла.

— А поподробнее, что тебе снилось? – моментально заинтересовалась Таня, которая обожала слушать волшебные истории и сны.

— Если честно, то мне снился военный обоз, – сказала Эндра, устраиваясь поудобнее и, пользуясь разрешением, завернулась поуютнее в свитер. – Только я не очень поняла, с кем мы воевали. А Владимир был главнокомандующим. Вот представь: длинный-длинный обоз, поздняя осень, разъежженные дороги, телеги скрипят и вязнут в грязи, люди хлюпают по лужам, кони ржут, брезент хлопает на ветру. Есть нечего, холодно. Но красиво. Холодные закаты, листья мечутся на ветру… Андрюха, вот, был арбалетчиком. А я – сестрой Владимира… почему-то… – Эндра смутилась.

— Ни фига себе, – сказал Владимир. – Вот бы там побывать... Правда, я не очень-то представляю себя в роли главнокомандующего.

— А я там была? – несколько обеспокоенно спросила Таня.

— А вы попросите Мариночку сделать вам пару уколов, – пошутила Эндра. – И – встречаемся в телеге. Ага, была, – кивнула она Тане. – Только у тебя были крылья. И это… ну… в общем, вы были муж и жена… – Рыжая смутилась еще больше. Потом гордо сообщила: – А у меня партизанский отряд был!

— Ого!.. – Таня мечтательно притихла. – А мне тоже иногда снится, что у меня крылья есть. Я всегда мечтала уметь летать...

Владимир чему-то улыбнулся, разливая виски по стаканам. Энди удалился в туалет. Эндра молчала, грея руки о горячую кружку с чаем. Она, видимо, вспоминала подробности сна и, отчего-то, смущенно краснела.

— Я, может, все-таки, поеду? – тихо проговорила Женя.

Вернулся обратно Энди и моментально расстроился:

— Ну, куда-а? – протянул он и решительно отрезал: – Не-не-не, никаких. А то голову откручу.

Женя забилась в уголок.

— Когда? Сейчас? – к счастью для Энди осадил Владимир. – А у тебя и билет на экспресс есть? Ну, давай. Завтра приедешь.

Женя сникла.

— А куда ехать-то? – спросила Эндра.

— В Приозерск, – сказала Женя.

Эндра поперхнулась чаем и распахнула глаза.

— Мне домой надо, – извиняющимся тоном пробормотала девушка.

— Домой – а не ночевать на вокзале, – поправил Владимир. – А это, знаешь ли, существенная разница. Да еще и в твоем положении.

Женя вспыхнула.

— Вот-вот. Оставайся. Не дури, – строго припечатал Энди.

— Я… Ну, хорошо, – сдалась Женя. – Только завтра я уеду. Я, наверное, тогда сейчас съезжу за билетом.

— Нет, вы на нее поглядите только! – Владимир мягко, но решительно усадил девушку обратно на диванчик, где уже устроились Эндра с Таней. – А еще беременная. Сядь, кому сказал. Никуда ты сейчас не поедешь.

Энди на диване места не хватило, а на табуретку он опасался садиться, поэтому скромно встал в уголке, между окном и холодильником. Но Жене на всякий случай погрозил пальцем.

— Раз уж Андрюха ушел, – продолжил между тем Владимир, – то заботиться о тебе будем мы. Ясно? Тогда сесть на жопе ровно и пить чай.

— С молоком, – добавила Таня. – Тебе полезно.

Женя растерялась окончательно и послушно вцепилась в кружку. Энди удовлетворенно кивнул и показал ей на этот раз большой палец.

— А то голову отверну, – весомо добавил он. – И прикручу на ее место задницу.

Женя попыталась представить себе процесс, а Энди залпом выглушил стакан неразбавленного виски.

— А задницу при этом надо откручивать? – заинтересовалась Маша.

Потихоньку темнело. Таня поднялась и включила свет. Как-то сразу сделалось уютнее, и не хватало только Андрюхи, который где-то гулял.

Эндра медитировала на кружку с чаем, продолжая воспринимать происходящее как сон, только, на сей раз, уютный и добрый, где не было перепуганных Мариночек со шприцами, рассерженных отчимов, и никто не отнимал диски с музыкой. Ей с таким раскладом сейчас и виски не был нужен.

— Знаете, что? – Рыжая вскинула на Владимира глаза. – Если б не вы – меня бы точно угробили. А вы… вы… Спасибо вам, в общем...

Она хлюпнула носом, на этот раз явно не от холода, и поспешно уткнулась в воротник. Губы предательски задрожали.

— Я?.. – искренне удивился Владимир. – Да я только... да я и не делал, вроде, ничего особенного...

Эндра разревелась совсем, заливая слезами воротник многострадального свитера.

— Очень даже делали! Вы меня спасли-и… До меня никому никогда дела не было, пока вы не появились…

— Это он может, – сказала Женя, погладив рыжую по плечу. Ей было жалко Эндру.

— Да ладно вам уж так-то... – протянул Владимир.

— Ничего не ладно! – одернула его Эндра, яростно вытирая слезы рукавом. Рукавом его кофты. – Я буду говорить то, что думаю, и из вежливости молчать о том, какой вы хороший, я не буду, ясно вам?

— И вовсе я не хороший, – очень тихо произнес Владимир, отвернувшись в сторону.

— Если бы вы не были хороший, вам бы было пофигу, – возразила Эндра и, дотянувшись, по-детски заглянула байкеру в глаза, ухватив его за руку, чтобы не потерять равновесие. – Вы чего, а?

— Я людей убивал, рыжая. – Эндре на мгновение показалось, будто где-то в глубине зеленых глаз мелькнуло отражение чего-то далекого, холодного и страшного. – А ты говоришь, хороший.

Эндра от неожиданности на мгновение отшатнулась, но тут же снова потянулась к другу.

— Ну и что? Вы же не просто так убивали, и не по злобе. Я, вот… – тут она осеклась и сглотнула, – я тоже убивала. Один раз.

— А я – десятками. – Владимир поднял стакан. – За жизнь, товарищи.

Зазвенели стаканы. Эндра с Женей присоединились с чаем.

Чай был крепкий, вкусный и горячий. Но Эндре голос Владимира показался каким-то грустным.

— И все равно, вы самый хороший, – буркнула она безапелляционно. – А мы где, кстати? Почему мы не дома?

— Мы дома, – пояснил Владимир, улыбнувшись – как-то странно, одними губами. – Только у меня дома... Ну, если это можно так назвать, разумеется.

— А-а… – протянула Эндра, оглядываясь, как будто тот факт, что это квартира Владимира, мог как-то ее изменить. – Понятно. Я пойду, ладно, – она отодвинула чашку. – Ну, спать, например… или курить.

— А тебе это принципиально не важно? – прищурилась Таня.

Эндра, которая успела слезть с диванчика, остановилась.

— Да, – сказала она и помотала головой, причем, отрицательно.

— Голову откручу, – пригрозил Энди. – И прикручу на ее место… – он покосился на Женю и закончил неожиданно: – Что-нибудь.

— Нельзя тебе курить, – уведомил Владимир.

Эндра насупилась и, почему-то, то ли обиделась, то ли смутилась и поспешно вылетела в коридор, по пути едва не встретившись лбом с дверной коробкой. Правда, в отличие от Андрюхи, она свернула не в сторону входной двери, а в ванную. Хлопнула дверь, и послышался шум воды.

Остальные переглянулись.

— Так, – сказала Таня. – А она ничего себе не сделает? По-моему, она после уколов немножко неадекватная…

Женя ойкнула.

— Если сделает – голову откручу, – надулся Энди.

— Кому? – уточнил Владимир. – Если ей – то уже не поможет.

Он вздохнул и отправился в ванную.

— Эй, рыжая. – Байкер стукнул согнутым пальцем в дверь. – Можно?

Изнутри не ответили, только вода шумела. Владимир толкнул дверь и вошел – было не заперто. Эндра, к его удивлению, не ревела. Она сидела на полу, подобрав ноги, и сосредоточено разматывая бинт на правой руке.

Владимир присел на край ванны.

— Ты что делаешь? – поинтересовался он.

— Надо перевязать, – пояснила Лисицына. – Я с ним уже долго хожу…

— А у тебя есть, чем?

Об этом она явно не подумала. Поэтому замерла, хлопая глазами.

— Эх, ты, – вздохнул байкер и, поднявшись, извлек из шкафчика аптечку, где нашлось все необходимое.

Он обхватил Эндру за плечи – она мерзла – и принялся, было, обрабатывать заново ожог. Но она почему-то выдернула у него руку, не рассчитав, ойкнула и отодвинулась.

— Не надо, вы чего… и это... дверь откройте, а то…

— А то – что? – удивился Владимир, возвращая руку обратно и снова принимаясь за перевязку.

— Ну… мало ли… – выдала Эндра совсем уж туманное, затравленно покосилась на дверь, как будто Владимир собирался ее побить, и стала наблюдать за перевязкой.

— Мало ли – это что именно? – поинтересовался байкер, разглядывая ожог и нанося мазь. Рыжая мужественно терпела. В ответ на его слова она, почему-то покраснела до ушей, отвернулась и помотала головой.

— Не скажу, – сообщила она. – А то вы еще обидитесь. Или… рассердитесь.

— С чего бы это? – Байкер вздохнул и положил ей руку на плечо. – Что произошло, Эндра? Друзья – это когда и радость, и горе пополам, так что, рассказывай, давай, что тебя так тревожит.

Эндра покраснела еще больше и отвернулась, смущенно прикусив фалангу пальца.

— Да, но… – пробормотала она. – Это… ну… не очень важно, просто… Я боюсь, что вдруг… ну, вдруг… вдруг, я в вас влюблюсь, – выдохнув, выдала рыжая разом. Алели у нее даже уши. Видимо, ей вместо будущего времени следовало употребить настоящее.

Рука Владимира едва заметно дрогнула, но он тут же продолжил перевязку.

— Вдруг? – осторожно переспросил он и на всякий случай предупредил:

— Только не убегай, а то я еще не закончил.

Эндра, которая, было, дернулась, замерла и больше попыток высвободить руку не делала.

— Не вдруг, – призналась она. – Это я вру… Совсем не вдруг. А с самого начала…

Прикосновения Владимира сообщали коже как будто легкий электрический разряд.

Оба замолчали, чрезвычайно заинтересованно глядя на ровно ложащиеся витки бинта. Владимир машинально продолжал перевязку, но взгляд у него будто расфокусировался, найдя только одному ему ведомую точку в пространстве где-то между бинтом и, собственно, глазами. Эндра покраснела так, что казалось, будто капилляры сейчас полопаются. Пауза затянулась. Владимир аккуратно завязал узелок и принялся тщательно проверять качество повязки, хотя было и без того ясно, что бинт в натренированных руках лег безупречно. Тишину нарушала только льющаяся из крана вода, да приглушенные голоса с кухни.

— Я, – заговорила рыжая – голос прозвучал хрипло и неестественно, – я, наверное, уеду… Обратно, в приют. Вы не волнуйтесь…

— Зачем в приют? – моментально обрел потерянный дар речи Владимир. – Никакого тебе приюта. Плохо там... Я там, правда, не был, но знаю наверняка, что там плохо. Не надо.

— А я была. Я там… ну, помогать буду, – сглотнула Эндра подступающие слезы. – А то я вам только все тут испорчу. Ну, вы же понимаете…

Владимир неожиданно поднял взгляд и улыбнулся.

— Хочешь, расскажу тебе очень банальную историю?.. Когда я на войну уходил, у меня была невеста. Я ее спросил: «Ты будешь меня ждать?» А она вдруг и говорит: «А зачем? Вернешься – зачем ты мне искалеченный будешь нужен?» Было ужасно больно и ужасно обидно. Мне тогда тоже безумно хотелось уехать – к счастью, было, куда. К счастью – именно на войну. Тогда я и увидел своими глазами, что такое настоящая боль и настоящее горе. Когда смотрел в лица матерей, чьих детей убивал вот этими вот руками. Смотрел перед тем, как спустить курок, и не имел права отвернуться. Когда видел, как горят дома, как снаряды рвут людей на куски, в кровавый фарш, как живой взгляд превращается в холодное стекло. Когда на руках выносил из-под огня умирающих друзей, из последних сил, зная, что это заведомо бессмысленно. Мне тогда сделалось смешно. И первое, что я тогда сказал себе, было «Ну и дурак же ты, Селиванов! Забыл, как сам потерял дом и родителей?..» Знаешь, человеческая память устроена очень мудро. Она стирает ощущение боли. И, если тебе больно – то жизнь отнюдь не завершена. Боль лишь делает тебя сильнее. Прости меня... я не хотел причинять тебе боль. – Он помолчал и добавил:

— И я надеюсь, что мы с тобой все еще друзья.

Эндра кивнула, хлюпнула носом. Потом – снова. А потом уткнулась Владимиру в плечо, пряча побежавшие по щекам мокрые дорожки.

— А я вам точно не стану мешаться? – глухо уточнила она.

— Чем же? – Владимир, видимо, хотел вначале обнять ее, но вовремя себя одернул. – Эх, ты... – ласково произнес он. – Рыжая...

— А у меня… – рыжая устроилась удобнее, румянец немного схлынул, – у меня тоже был жених. Когда мне было четырнадцать.

— И куда делся?

Эндра прижалась сильнее.

— Погиб, – сказала она. И прибавила еще тише: – Я... я его...

— Убила? – изумленно предположил Владимир. Хотя предположение напрашивалось само собой, ему как-то не верилось, что рыжая способна на такие поступки.

Эндра кивнула, приподняв плечи, и поглядела на Владимира:

— Вы, наверное, теперь не захотите со мной общаться… Когда в бою – это одно, а вот просто так, в мирное время – совсем другое...

— Нет. – Владимир чуть улыбнулся. – Где бы то ни было – а убийство всегда остается убийством, вне зависимости от обстоятельств. А за что ты его?

Эндра вздрогнула и дернула плечом.

— За что может девка убить парня? – Она снова уткнулась Владимиру в плечо, ухватив его за руку холодными пальцами с такой силой, что побелели суставы. – Он был пьяный… Я не хотела, правда! Я и сама не знаю, как вышло…

Владимир честно задумался, затем пожал плечами.

— Ну, много за что. А ты...

И в этот момент в дверь тихонько постучали.

— Можно к вам? – донесся тихий голос Маши. Владимир протянул руку и приоткрыл дверь.

— Если открыто – значит, можно, – уведомил он. Маша ужом проскользнула в образовавшуюся щель, вцепилась в бортик ванны и принялась смущенно топтаться. Затем тихонько ойкнула и присела на корточки. Протянула руку и осторожно коснулась Эндриной щеки.

— А почему ты плачешь? – спросила она. – Тебя кто-то обидел?

— Нет, так, вспомнилось кое-что, – улыбнулась Эндра, правда, немного натянуто. Рассказывать при Маше про «жениха» она не собиралась. – Все нормально. Кто меня тут может обидеть?

— А-а, – понимающе кивнула Маша. – А ты подумай о чем-нибудь хорошем – и пройдет. Я всегда так делаю. Иногда помогает. А еще лучше, когда вот, он, есть. Тогда, вообще, все становится хорошо.

— Я?! – искренне удивился Владимир. Маша покраснела и кивнула вторично.

— Он… ну, да, – кивнула Эндра и слегка покраснела следом. – Ладно, я постараюсь, ты не переживай… Ой!

Она вдруг приподнялась на колени и заглянула в раковину. Смутилась:

— А мне показалось, там кто-то есть.

— В раковине? – распахнула глаза Маша.

— Ну… да, – еще больше смутилась рыжая.

— Странно, – неверно истолковал Владимир. – Тараканы здесь, вроде, не водятся... А кто там может быть?

— Не знаю! – пискнула Эндра, которая решила, что он над ней посмеивается. – Мне просто показалось… Что мне, и показаться не может?

— Я этого не говорил, – примирительно сказал Владимир, зачем-то тоже покосившись на раковину.

— Эй, у вас там, что, черная дыра? – донесся голос Энди с кухни. – Бухло стынет!

— Идем, – отозвался Владимир. Правда, подниматься не спешил.

— Я все равно не пью, – буркнула Эндра, снова покосившись в сторону раковины так, будто ждала, что сейчас из нее полезет мировое зло. Для верности она еще раз заглянула, но, естественно, ничего там не нашла и огорчилась.

— Вы идите, – сказала она, – а я еще тут посижу.

— Ну, сиди. – Владимир покосился на нее, вздохнул и вышел.

Маша тоже вздохнула, поглядела на Эндру и выбежала следом.

— О! – встретил их Энди, – Ну, и где вы, мать ва... – он покосился на Женю, – где вы ходите?! Голову откручу!

— Как там Эндра? – спросила Таня. – Все хорошо?

— Ну... – Владимир честно задумался и ответил:

— У нее все как обычно.

— В смысле?

— В самом что ни на есть прямом смысле.

— Я серьезно.

— И я серьезно.

Таня вздохнула, осторожно выбралась из-за стола и, стараясь не слишком тревожить рану, проследовала в ванную.

— Ты в порядке? – спросила она у самой Эндры.

— A? – Лисицына встрепенулась. – Ну, почти. Слушай, там кто-то есть, и он на меня смотрит. – Она мотнула головой в сторону злополучной раковины.

— Кто? – искренне удивилась Таня, заглядывая в раковину, в ванну и даже, на всякий случай, под раковину. Вид у нее был настолько заинтересованный, что Эндра немного успокоилась. – Не вижу. А на кого он похож?

— Не знаю, – призналась рыжая. – На того, кто подглядывает из раковин, наверное.

— Во всяком случае, теперь его там нет, – заверила Таня. – Он ушел.

— Правда?

Эндра недоверчиво сунула нос в раковину и некоторое время сосредоточенно глядела в сливное отверстие.

— Ну и хорошо, – наконец вывела она.

— Пойдем? – Таня протянула ей руку. – Там чай остывает…

Не успела рыжая подняться на ноги, как снова хлопнула незапертая Энди дверь, и в коридоре раздался шум. Обе девушки высунули носы из ванной.

В прихожую влетел Мишка с рюкзаком. Вид у него был замученный  и уставший. За ним бодро семенила ни кто иная, как Людмила, балансирующая на высоких шпильках. Темные волосы у нее были неаккуратно собраны в узел на самой макушке, как делают обычно, залезая в душ, чтобы не замочить косу. Владимир в кухне тяжко вздохнул.

— Я не виноват, честно! – взмолился вольный художник. – Она у подъезда ревела, что, мол, какой-то там котик помер в микроволновке. А потом за мной увязалась. Я три часа мотался по Москве, чтоб отвязалась, так нифига!

— Ко-отик!! – заорала Людмила, кидаясь к Владимиру, семеня и карябая пол шпильками. – Ты жив, котик, ваще!

Но тут она налетела на Энди, который шагнул вперед, заграждая путь и впечаталась носом в могучую байкерскую грудь.

— А ну, не орать! – рявкнул байкер так, что Людмила аж подскочила и немедленно надула губки. – Не видишь, у нас тут… – Энди покосился на Женю, – девушки, которых нельзя расстраивать.

Людмила оскорблено выпрямилась, восстанавливая зыбкое равновесие на каблуках и балансируя сумочкой.

— Ты че, ваще… – начала, было она, но Энди сурово свел брови.

— Сказал же, не орать, – укоризненно протянул он, одной рукой сгреб Людмилу в охапку и, не слушая отчаянного писка и не обращая никакого внимания на то, что его колотили сумочкой и царапали маникюром, двинулся в сторону уборной. Там он отворил дверь, пихнул Людмилу внутрь и запер щеколду снаружи. При этом, не утруждая себя включением света.

Мишка облегченно вздохнул, оказавшись вне приделов досягаемости Людочки, и опустил рюкзак.

Женя смущенно кашлянула и завозилась.

— Ты чего? – обернулся Энди. Девушка покраснела и уткнулась в стакан. Помедлив, осторожно поинтересовалась:

— А... а долго она там просидит?

— А что? – не сообразил байкер. Женя засмущалась окончательно.

— Ну... просто мне туда надо.

— И мне, – фыркнул Владимир. – Но лучше не рисковать.

Эндра бочком выдвинулась из ванной. Таня – за ней.

— А вы идите в ванную, – посоветовала она. – А то…

Что именно – а то компания смогла оценить, потому что в этот момент Людмила, которая сообразила, что произошло, начала колотить и царапать дверь, реветь и материться одновременно, причем так, что даже Владимир распахнул глаза.

— О, ты живая! – обрадовался Мишка. – Ну, даешь…. Во, кстати, вам тут мать еды передала, – вспомнил он, берясь за рюкзак.

 

Вскоре совсем стемнело, а стрелки часов медленно, но верно приближались к отметке «двенадцать». Маша ушла спать, Энди поднялся и принялся натягивать косуху, что, в силу его габаритов, было довольно трудновыполнимо. Мишка с Людмилой тоже начали собираться. Точнее, собираться начал Мишка, а Людмила увязалась за ним. Женя повозилась немного и сникла.

— Ты чего? – заинтересовался Энди, бочком наклоняясь к ней. Девушка вскочила.

— А я... – смущенно пробормотала она. – А я на вокзал, наверное...

Энди выпрямился.

— Та-ак, – грозно протянул он. – На какой такой еще вокзал?..

— На Ленинградский, – пискнула Женя, покраснев окончательно.

— Не пущу, – важно заявил байкер. – Или ты хочешь сказать, что моя машина хуже какой-то там электрички?!

Женя отчаянно замотала головой.

— Вот и все, – резюмировал Энди. – Куда ехать?

— Приозерск, – отозвался вместо Жени Владимир. – Вы чего, в ночь собрались?

— А то, – не без гордости согласился Энди. Владимир поглядел на Женю.

— Остались бы до утра, – сказал он. – А там уж – хоть Приозерск, хоть Приамурье.

— Спасибо! – сказала Женя, кидаясь ему на шею и трижды по-русски расцеловывая. – Но я, все же, поеду. Пора мне... – Тут она неожиданно всхлипнула, чуть отстранилась и сжала его руку. – Спасибо тебе, Володенька...

…Таня, Владимир и Эндра вышли провожать всех на лестницу, за ними проскользнул одетый Андрюха.

— Стало быть, и ты нас тут бросаешь? – усмехнулся Владимир, протягивая Андрюхе руку. – Ну, счастливо.

— Бывай, брат. Увидимся. – И чернявый, не дожидаясь остальных, помахал всем рукой и принялся спускаться вниз по лестнице.

— И их осталось трое, – весело, правда, немного устало, продекламировал Владимир. Таня прижалась к нему, осторожно перенося вес тела с больной ноги на здоровую.

— Я еще посуду помою... – сонно пробормотала она.

— Цыц. – Владимир подхватил ее на руки. Рана заныла, но он привычно проигнорировал боль. Таня склонила голову ему на плечо и, к тому времени, как он вошел в комнату, уже крепко спала. Тогда байкер осторожно положил ее на кровать и накрыл одеялом. Ласточка улыбнулась во сне и свернулась уютным калачиком. Затем вдруг протянула руку и сжала его пальцы. Пришлось Владимиру, не раздеваясь, осторожно устроиться рядом. Она прижалась к нему, что-то прошептала и уснула окончательно.

 

Таня проснулась рано. Владимира поблизости не наблюдалось, и она вдруг испугалась, что с ним снова что-то случилось. Так бывает: стоит один раз пережить опасность – и ощущение какой-то совершенно абсурдной, призрачной и вполне ясно надуманной угрозы не покинет тебя уже никогда. Таня резко села, вцепилась в одеяло, пережидая темноту в глазах, но тут услышала негромкий хлопок входной двери. Ласточка встала и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор.

— Доброе утро, – сказала она. Владимир прищурился. Таня стояла темным силуэтом в лучах рассветного солнца, бьющего из окна в комнате. Солнце заливало золотом типовой паркет, преображая обстановку и делая все вокруг каким-то весело-сказочным, золотило длинные пушистые волосы Тани, огоньком отражалось в металлической дверной ручке. Владимир улыбнулся, шагнул к своей Ласточке и крепко обхватил ее за плечи. И вдруг сделалось легко и весело. Он засмеялся, не зная, чему и уткнулся ей в волосы, вдыхая теплый, родной запах.

— Я люблю тебя...

Таня подняла голову. Владимир улыбался, и улыбка была искренней и живой, она будто наполняла светом зеленые глаза, играя в них золотистыми шальными искрами.

— Правда?.. – тихонько прошептала она. Владимир тряхнул искрящимися на солнце волосами.

— Правда-правда!.. А знаешь... Знаешь, как здорово, что мы с тобой свободны!..

Ласточка прижалась к нему.

— Ага. Здорово...

— У меня к тебе просьба. Давай сегодня... просто забудем про все на одно утро. Подари мне несколько часов, ласточка. Прошу тебя.

Таня засмеялась, чуть отстраняясь, и взяла его за обе руки. Глаза у нее восторженно сияли.

— Все, что ты захочешь. Все, как ты скажешь! Я в любом случае, за.

— Ну, зачем же уж так-то. Я просто...

— А я хочу сделать для тебя что-нибудь хорошее. Только для тебя...

Владимир засмеялся.

— Тогда собирайся, поехали. К слову, такие подарки я без взаимности не оставляю.

Таня кивнула и убежала в душ.

...Утро встретило их горьковатым прохладным туманом, птичьим щебетом, яркими сполохами листвы и мягким прощальным золотом осеннего солнца. Воздух дышал свежестью, под ноги стелились рыжие листья, по лужам гоняли воробьи. Байк стоял во дворе у подъезда, поблескивая влажными после дождя хромированными деталями.

Владимир повернул ключ, тихим тарахтением отозвался мотор. Таня обхватила байкера за пояс.

— Ну что, куда? – весело щурясь на солнце, осведомился Владимир.

— Куда-нибудь. Только быстрее!

Владимир улыбнулся.

— Тогда держись.

И мотоцикл, взвизгнув покрышками и распугав воробьев, рванул с места, постепенно набирая скорость. Они выехали на поблескивающую влажным асфальтом темно-серую ленту дороги, и вскоре мягко приостановились на светофоре. Таня уткнулась Владимиру в плечо.

— А еще быстрее можно?..

— Быстрее за городом. А сейчас нельзя.

— Тогда за город! Пожалуйста.

...Они вихрем летели по шоссе, лавируя меж тяжелых и неповоротливых по сравнению с мотоциклом разноцветных жуков легковых автомобилей, ленивых гусениц грузового транспорта и тарахтящих мотороллеров молодежи. Ветер пел в ушах, играя с волосами, Таня крепко прижималась к Владимиру, сцепив руки в замок у него на поясе, «Урал» набирал бешеную скорость легко и бесшумно. И в целом мире не существовало никого, кто был бы свободнее и счастливее. Как-то позабылись все горести и проблемы, отступили на задний план, и остались только они вдвоем, будто слившись в единое целое, и небо, и дорога, и стремительный полет в никуда, и скорость, и свежий ветер. Казалось, пролетела целая вечность, уместившаяся в одно краткое мгновение.

Владимир сбавил скорость и свел машину на обочину. Заглушил мотор. Обернулся.

— Не устала?

Таня замотала головой. Она впервые за все это время раскраснелась и искренне улыбалась. Вокруг был лес. Только мерно шумела в паре шагов проселочная дорога-одноколейка – а вокруг деревья уносились ввысь, и над ними сквозь кружево ветвей и золото листвы сияло и переливалось солнце.

— Где мы? – поинтересовалась Таня, оглядываясь на пыльные придорожные кусты. Где-то там, внизу, если спуститься с насыпи дороги, журчал ручеек. – Далеко от Москвы?

Владимир провел ладонями по голове, приглаживая растрепавшиеся волосы.

— Что ты. Мы еще и не выехали даже. Вон там, – он махнул рукой, – МИРЭА. Узнаешь? Вон за теми деревьями – микрорайон. Только высоток с этой стороны не видно. А там автобусная остановка.

— Ой... – Таня смешно наморщила нос. – А чего гоняем тогда? Ты же сказал...

— Мало ли, что я сказал. – Владимир вдруг ласково, но решительно притянул ее к себе. Таня невольно охнула, ощутив, как мгновенно перехватило дыхание, а сердце забилось быстро-быстро, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Сильные руки Владимира лежали на плечах свободно, но от прикосновения будто вспыхнул холодный огонь, обжигая кожу, легким электричеством разливаясь по телу. И то ли от хвойного запаха сосен, то ли от опьянения скоростью, кружилась голова. Таня вдруг сообразила, что гладит его по спине и плечам. И ощутила бешеный стук его сердца пульсацией вен под пальцами. Владимир вздрогнул и перехватил ее руку, лаская губами ее ухо. Ласточка вдруг поняла, что впервые не рвется неведомо, куда, не ищет смысла и цели существования, и не мечтает сбежать в какой-нибудь сон – так преобразилась для нее реальность.

— Я люблю тебя... – полуслышно прошептала она, сама не осознавая, что произносит это вслух. В груди вспыхнул живой мощный огонь, тягучим теплом струясь по жилам и оттуда обжигая ладони, когда они прикасались к нему. Или это был уже его огонь. Или – он просто один на двоих, Ласточка разобрать не могла, да это было и неважно. Важно только одно – они вместе. Он здесь, с ней, и он ее целует. И только это было высшим стремлением, безграничным счастьем. – Я люблю тебя...

— Ласточка... – Владимир отстранился и тряхнул волосами, пытаясь прийти в себя. – Не здесь же... – Он улыбнулся и растер руками виски. В зеленых глазах искоркой метнулось шальное веселье. – Хотя... У тебя там как с боевыми ранениями?

— Не очень, – призналась Таня, присаживаясь на теплое седло мотоцикла и закуривая сигарету. Голова все еще кружилась. – А у тебя?

— Жить буду, – отшутился Владимир. Правда, вид у него был отнюдь не здоровый. – Все хорошо. Поехали дальше? Я тебе хотел кое-что показать. И... и рассказать. Мне отчего-то кажется, что это важно.

Таня прищурилась, чутьем уловив за непринужденной интонацией и спокойным взглядом серьезность и напряжение.

— А здесь никак?

Владимир отвернулся, глядя на дорогу.

— Нет.

— Тогда поехали скорее. – Таня отшвырнула сигарету. Владимир помедлил немного, но все же потянул из кармана ключ. Через несколько секунд байк снова летел по дороге в потоке машин, и ветер пел в ушах, опьяняя скоростью. Но Ласточка уже не радовалась, и просто ждала, крепко прижавшись к Владимиру, когда же он ей все расскажет.

А там уж они как-нибудь справятся с ситуацией. На то ведь их и двое, чтобы всем делиться пополам – и счастьем, и тревогами.

Другие произведения автора:

Морулия: 2:2

Дороги-4

"История продолжается" 4(2)