Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 13
Дэннер
В просторном помещении было тепло и, как это ни странно, достаточно сухо. Низкий потолок заставил согнуться, а затем и вовсе ползти на четвереньках.
— Не очень удобно, – констатировал впереди мой провожатый, – но что ж поделаешь. Скоро придём.
Я не отозвался.
И правда, ползли мы так недолго. Вскоре обнаружилась небольшая дверь, перед которой парень некоторое время возился с ключами. За дверью висела красная бархатная портьера, перекрывая проход. Мне стало интересно, из чего под землёй делают бархат, но спрашивать было некогда. Охотник исчез за портьерой, я пролез следом.
Здесь горел камин с самодельным дымоходом, а пол был выложен зелёным мрамором. Посередине комнаты лежал пушистый ковёр, придавленный посерёдке тяжёлым мраморным же столом, от которого тянулся вкусный запах. Обстановка упаднической роскоши в миниатюре после затопленного подвала в заброшенном квартале была, мягко говоря, неуместна. Надо же, а я думал, что это я ненормальный. Дальше хода не было, и я осторожненько устроился на ковре.
— Командир!! – вскрикнули справа – и в меня врезалась маленькая комета, крепко обхватив пухленькими детскими ручками за пояс.
— Лесли?! – опомнился я. – Давай-ка без объятий, промокнешь...
Но Лесли только обхватила меня крепче. И, разумеется, разревелась. Ребёнок...
— Командир, – сквозь рыдания зачастила она, – вы за мной, да?! Вы за мной пришли?! Заберите меня отсюда, я домой хочу-у-у-у!..
— Ну, разумеется, за тобой. Что я, по-твоему, ещё мог забыть в чумном квартале? Не плачь.
— Командир? – осторожненько переспросил мой провожатый. Я поднял голову. – Так она тебе не дочка?
— С чего это ты взял? – фыркнул я. – У меня все подчинённые – родные дети.
— А Майя сказала...
— С чем её и поздравляю, – оборвал я. – Итак, граждане, говорите, чем помочь, и я пошёл. Только прошу вернуть мне оружие.
Двое у стены, которые до сих пор изображали из себя предмет интерьера, – парень и девчонка, обоим лет по шестнадцать на вид, – завозились и принялись меня разглядывать. Я сделал вид, что не замечаю столь пристального внимания, занявшись успокоением Лесли, а они, наглядевшись, коротко о чём-то переговорили и снова синхронно уставились на меня.
— Хорошо, – неожиданно произнесла девочка. Голос у неё оказался низкий и хриплый. – Оружие мы постараемся тебе достать. Но и ты нам поможешь.
— Слышал уже, – огрызнулся я, исследуя промокшую повязку на руке. Следовало её поменять – ещё лихорадить начнёт, а мне болеть некогда.
Девочка немного смутилась, что, впрочем, не помешало ей продолжить меня изучать. Черт, я что, природная аномалия?..
— Сильный ты, – сказала она. – Откуда шрамы?
Ах, да, шрамы. Я вам никогда не говорил, почему не люблю зеркала?.. Так вот, именно поэтому. Шрамы у меня по всему телу – живого места не сыщешь. Я потому при людях и не раздеваюсь, зачем народ пугать. Вот только, я не помню, откуда эти шрамы взялись. Это было до того, как я потерял память.
— А это так важно? – поинтересовался я, невольно покосившись на собственные руки. Ей-то что за дело? Доктор нашёлся.
— Да, – не уловила иронии девочка. – Я оцениваю твою боеспособность.
Вот это искренность! Учитесь, дети, сенсей своим примером показывает.
— А нафига тебе оценка моей боеспособности? Я к тебе в охранники не нанимался.
— Но ты же обещал помочь.
— Обещал. Надо драться?
— Возможно.
— С кем возможно? Со всеми охотниками разом, что ли?
Девочка неуютно завозилась.
— Командир, пойдёмте отсюда, – пискнула Лесли. – Я домой хочу.
Я прижал её крепче.
— Сейчас пойдём. Долг вернём – и скатертью дорожка. Так что я должен делать? На красивый огонёк в камине любоваться?
— Я понимаю, вы торопитесь, – неожиданно подал голос мальчик. – Но вначале нужно перевязать вашу руку и найти оружие.
— Разумно, – признал я. – Что ж, приступайте тогда. И, в ходе процесса, введите меня в курс дела.
Дети наконец-то, заулыбались. А я уж было, подумал, что они вообще этого делать не умеют.
— Идёт!
Эндра.
Мне всегда казалось, что на том свете пахнет как-то по-другому. Придя в себя, я ощутила запах лекарств, бинтов, дерева, чая и живое тепло камина, из чего сделала вывод, что пока не умерла – слишком земными и уютными были эти запахи.
Я с трудом приподняла веки и тут же снова зажмурилась – слабый свет, исходящий от лампы на столе, больно резанул глаза. Кое-что из привычных ощущений осталось: боль и слабость никуда не делись.
По стене плясали неровные тени. Во рту пересохло. Я осторожно пошевелилась и поняла, что не то, чтобы встать, а даже руки от одеяла оторвать не могу. Повернула голову и увидела, во-первых, тазик, кем-то заботливо пододвинутый к постели (ничего себе, это что, мне было настолько плохо?), а во-вторых, незнакомую девушку, которая устроилась у меня в ногах с книжкой. Должно быть, сиделка.
Она подняла голову, поглядела на меня и спросила:
— Очнулась?
— Наоборот… – отозвалась я. Голос звучал слабо и прерывисто.
— То есть? – вежливо уточнила сиделка.
— Померла, – ответила я.
Девушка на секундочку замерла, внимательно глядя на меня, а потом улыбнулась:
— Шутишь.
Точно, шучу. У меня это встроенная функция, которая, причём, никогда не отказывает. Сама не знаю, почему.
— Ты думай прежде, чем так шутить. А то и пулю словить недолго.
— Оборотни… в городе, – шепнула я самое главное.
— Знаем. Не волнуйся, уже все в порядке, – успокоила меня сиделка, закрывая книжку. – Пить хочешь?
Я сглотнула и кивнула в ответ. Девушка осторожно напоила меня холодной водой из глиняной кружки. К своему стыду я обнаружила, что, стоит поднять голову, как в глазах темнеет, а виски стискивает, будто стальным обручем. Пришлось сиделке мне помогать. Потом она вышла куда-то, притворив за собой дверь.
Я вздохнула и прикрыла глаза, стараясь припомнить, как же я здесь очутилась. Помню, что очнулась на траве, под дождём, уже с повязками… Стоп, а до того?
Я вспомнила, как меня вёл куда-то по подземельям странный человек с собакой. А потом что было? Мы долго куда-то шли. Вернее, сперва шли, а потом он нёс меня на руках. Я к тому времени уже почти теряла сознание и помнила только бесконечную вереницу стен, огонёк фонарика, пляшущий по ним, сырость, затхлый запах влаги и нечистот, и плеск воды. Несколько раз, кажется, мы видели тварей. Потом я, все-таки, провалилась в зыбкое небытие, наполненное какими-то кошмарами и жаркой тьмой. Последнее, что я помню, это как незнакомец с собакой крепко встряхнул меня за плечи и сунул под нос что-то резко пахнущее, чтобы привести в чувство.
— Все, рыженькая, пришли, – сказал он. – Дальше сама.
— Как сама? Куда? – оторопело тряхнула я волосами и тут почувствовала, что воздух стал чуть менее спёртым, а откуда-то из глубины коридора едва заметно потянуло прохладно-хвойной свежестью. А может, просто показалось.
— Куда – тебе известнее, – усмехнулся незнакомец. – Как-как, на всех четырёх лапах.
Тут вдруг он коротким движением рванул из-за пояса длинный хищно изогнутый нож и замахнулся им на меня. Я инстинктивно отпрянула, понимая, что он меня все равно одолеет – он сильнее, и, к тому же, не изранен, как я. Дальше все перед глазами вдруг полыхнула огненная вспышка, кости, как будто в одно мгновение поломавшись, рванули болью. Только теперь я сообразила, что это я в очередной раз обратилась. А незнакомец, наверное, знал, как на меня подействует внезапная опасность, и поступил так специально, вероятно, рассудив, что в человеческом облике я не доберусь до выхода из подземелий, а вот обратившись – вполне. Выходит, что он сам не пожелал выходить на поверхность. Может, все ещё не верил, что здесь можно выжить…
Тут из навалившейся темноты вывел скрип двери. Я открыла глаза и столкнулась взглядом с пожилым, но ещё крепким и статным мужчиной, вошедшим в комнату. Где-то я его уже видела… Тут я припомнила, что уже приходила в себя в этой самой комнате, он специально наклонился ко мне, чтобы расслышать, а я прошептала ему про оборотней.
Я честно поёрзала, пытаясь устроиться повыше – как-то неприлично принимать гостя, валяясь пластом – и слабо поздоровалась:
— Добрый… вечер…
Аретейни
Так-так. Попробуем-ка разобраться. Голова болит. Это первое, что я ощутила, придя в себя. Голова болит просто зверски. Мышцы тоже болят. Ещё сильнее болят ноги, левая рука и отчего-то спина... Черт, меня что, асфальтоукладчик переехал?
Итак, все болит, темно, холодно, наручники впиваются в запястья. Я застонала и попыталась перевернуться на бок – не тут-то было. Скованные за спиной руки отозвались болью – и только тут я сообразила, что цепь наручников перекинута через узенькую трубу у самого пола, походившую на стандартную трубу центрального отопления. Но это ещё не все.
Нудная дёргающая боль где-то меж ключиц и лёгкое, будто электрическое, покалывание привели в чувство лучше любого нашатыря. Посторонний предмет под кожей был чужим, враждебным и опасным. Я рефлекторно попыталась вскинуть руку и ухватиться за больное место, но наручник, разумеется, остановил. В голове как будто бултыхалось вместо мозгов литра два тяжёлой холодной воды, врезаясь в стенки черепа и причиняя неприятно-болезненные ощущения, а руки и ноги болели бы сильнее, если бы не отнимались. Хорошенько меня отделали...
Было неудобно лежать в трёхчетвертном относительно пола ракурсе, но шевелиться не получалось.
— Очнулась? – неожиданно произнесли совсем рядом. Звук голоса ударил в череп как медный язык в стенки колокола – колокол немедленно загудел. Твою ж дивизию...
Вспыхнул свет фонаря, и я увидела человека. Он сидел на стуле метрах в трёх от меня и покачивал на коленях автомат, словно маленького ребёнка. Больше мне ничего разглядеть не удалось – тускло освещённая картинка ещё и расплывалась. Фонарь скользнул по моему лицу, заставляя зажмуриться, спустился ниже. То есть, относительно меня – ниже, а относительно поверхности – вбок.
— Это устройство позволит тебе вести себя разумно и не делать глупостей. Поэтому нам больше не придётся бить тебя по голове. Сейчас я сниму наручники. Но помни – стоит тебе только замыслить что-то плохое – сработает запуск ультразвукового излучения, сердце разорвёт, и ты умрёшь.
Он поднялся и подошёл вплотную – луч фонаря заметался в такт шагам. Человек присел на корточки.
— Идеальный аппарат для создания идеальных людей, не находишь?.. – Ухмылка у него была неприятная. Щёлкнул замок наручника, затем второй. Я заставила себя приподняться.
— Будь умницей, – услышала я сквозь накатившую дурноту. И звук удаляющихся шагов.
Интересно, что он имел в виду под чем-то плохим. Я медленно подняла руку и осторожно ощупала гаджет. Маленький цилиндрик под кожей. Свежий шов. Больно. От цилиндрика расходились длинные и тонкие колючие лапки, будто у паучка. Мне почудилось, что лапки пронизывают весь корпус и достают аж до позвоночника. Если это так – то он подсоединён к центральной нервной системе, а это значит, что, попытайся я его достать, он среагирует немедленно. И каким бы посторонним предметом он ни являлся – для организма он теперь свой. Черт его знает, как он там устроен и как работает – так ведь создатели чудо-машины должны были об этом позаботиться.
Итак, из меня сделали идеального раба. Вопрос только, для чего. Ну, это предстоит выяснить. Встать я все равно сейчас не могу.
Я кое-как устроилась на усыпанном кирпичной крошкой полу и свернулась калачиком. Правда, от холода это все равно не спасало, но ни холод, ни боль отнюдь не помешали провалиться обратно в липкое полузабытьё.
Обрез
Мы все шли и шли за тварью, но она, видимо, хорошо спряталась. Оставалась последняя, но последний бой, он, как известно, трудный самый. Мы все устали, замёрзли и проголодались, что изрядно снизило боеспособность. Парень с расплющенной ногой умер где-то в середине последнего отрезка пути, и мы его оставили у стены. Твари обеспечат ему достойное погребение. А наш путь тем временем ещё продолжался. И здорово не хватало воздуха.
А жук появился внезапно. Это мы его прозвали жуком, хотя эта тварь нам в учебниках не встречалась. Человеку, вообще, свойственно давать милые и красивые названия всему опасному – тогда становится не так страшно. Но это не спасает.
Мы шли по бережку потока, и наши шаги отдавались эхом от сводов тоннеля. А тварь мы не услышали.
Здесь был большой резервуар, и через него вёл решетчатый мостик без перил. Мы с Роландом шли первые.
Плеснуло. Окатило водой. И стихло. Я обернулся и – обнаружил, что теперь на мостике один.
— Роланд... – машинально позвал я, оглядываясь. И, словно отвечая на мой призыв, внизу, под ногами, в чёрной воде расползлось красное облако.
— Командир! – крикнули с «берега». – Командир, осторожнее!
Я вскинул автомат, целясь на волну справа от мостика. Тварь проплыла в воде огромным темным медленным силуэтом, с какой-то ленивой грацией изворачиваясь и уходя на глубину. Два магазина я в неё всадил, когда уходила и ещё один – когда от стен отразился низкий утробный вой, и тварь вынырнула обратно, окатив меня водой с ног до головы и едва не сшибив волной с мостика. А потом всплыла кверху защищённым хитиновой броней брюхом. Только ей этот хитин ни черта не помог.
У неё были длиннющие щупальца – теперь они колыхались на воде, иногда выныривая черными блестящими концами на поверхность.
Путь был свободен.
...Около самого выхода тварь, наконец, обнаружилась. Выход этот выводил к реке за городом и был перегорожен толстенной решёткой с мелкими – даже голову не просунешь – ячейками. Тварь притаилась под потолком и первым делом молниеносно схватила двоих наших ребят, а когда мы опомнились – уже прижимала Хаммера.
И вот тут-то я разозлился.
Кошмар предыдущего рейда вдруг пронёсся перед глазами, словно на видеоплёнке. И я не выдержал. Наверное, просто внутри что-то сломалось.
Тогда я спас хотя бы Дэннера. Теперь я и его не уберёг.
Я кинулся вперёд, прямо к морде твари – мне уже было все равно, что она может со мной сделать. Главное – уничтожить её, не допустить новых смертей. Позади стреляли, что-то кричали, но я уже ничего не слышал.
А потом я увидел Даклера.
Он выхватил меч и отрубил щупальца, которыми тварь прижимала жертву – слишком поздно, Хаммеру уже хватило. Он забился под потоком едкой крови, заорал – но так и не смог подняться.
— Стой! – в свою очередь заорал я. – Даклер, стоять!
Он не послушал. Следующим ударом он прошил твари голову, и я видел, как прозрачная зеленоватая жидкость залила его руки по плечи. Мне почудилось, будто я чувствую запах сгорающей заживо плоти. Даклер даже орать не мог. Так бывает, когда глотку перехватывает от боли. Он так и замер, а тварь забилась, вдребезги расшибая пол и стены, потоками расплёскивая грязную воду и невольно придавливая Хаммера. Я услышал влажный чавкающий хруст костей, Даклер отлетел и кубарем скатился в поток.
— Я гриб нашёл!.. – орал откуда-то сбоку Артемис. – Я гриб нашёл!..
Осколок плиты врезался в ногу чуть повыше колена, боль ослепляла, но я, хоть и хромой, продолжал бежать вперёд. Это описывать долго, на деле все произошло за каких-то несколько секунд. Наконец, оказался прямо у раскрытой пасти.
— Жри, сука. – Я ещё успел удивиться, увидев свою собственную руку – грязную и окровавленную, которая резко выдернула чеку и швырнула гранату. Затем, оттолкнувшись как можно сильнее, прыгнул в ответвление коридора, с плеском ныряя в мутный поток.
Оглушительным громом взрыв прокатился по подземелью, и все задрожало, а потолок сыпанул каменной крошкой. Мимо пронёсся огненный вал, и ещё долго гудело, успокаиваясь, где-то в глубинах катакомб. А я съёжился в подводной яме, закрывая голову руками и зажимая уши.
И когда все стихло, а я по-пластунски выполз обратно – встать я не мог – твари больше не было. И вода в потоке дымилась едкой кислотой. Из-под груды кирпичей, мутивших воду рыжей пылью, поднялся человек, и я не сразу узнал в нём Артемиса. К груди он прижимал кашляющего и захлёбывающегося Даклера, рукава у которого вместе с руками превратились в дымящееся черно-кровавое месиво. Взгляд у Фиара сделался вполне осмысленным. От шока, наверное. Это ненадолго. Скоро его снова понесёт.
— Больше никого? – спросил Артемис. Я покачал головой.
— Теперь бы ещё домой добраться.
Артемис кивнул – и вдруг скривился и рухнул в воду. Я в последний момент успел заметить у него рану через полгруди. Осколочное, наверно.
Кондор.
Когда я вошёл, раненая девочка беспокойно завозилась, но я и не собирался её убивать. Просто разглядывал, невольно ища характерные признаки заразы, искал и не находил. Проклятие изменило её внешность – но ни звериного оскала, ни холодного блеска в глазах не было.
Странно.
— Добрый… вечер…
Едва расслышал.
— Добрый, – отозвался я, присаживаясь на край постели.
Девка тоже разглядывала меня. Наверное, вспоминала последний разговор.
Разумеется, её надо убить – и людям безопасней, и ей не мучиться. Она добрая, и доброта прямо-таки в глаза бросается. Что с ней будет после первого убийства?.. Сколько ещё разум будет сопротивляться проклятию, мучительно медленно, необратимо сдавая позиции?.. Бедняжка.
Что ж, оборотень есть оборотень. Принимая обманчиво-звериный облик, он не оставляет ничего от человека. Это монстр, чудовище, куда крупнее и опаснее обычного зверя. Каким бы ни был человек – добрым, волевым, жалостливым – в обращённой форме он всегда смертельно опасен. Постепенно хищная тварь вытесняет личность. Поэтому хороших оборотней не бывает. Эта девочка заражена относительно недолго. У матёрых оборотней не бывает таких трогательно распахнутых, немного испуганных глаз. И регенерация быстрее. А со временем она превратится в убийцу, даже если пока таскает только кур. Да и устав никто не отменял…
Оборотница, вероятно, чувствовала ход моих мыслей и следила за мной во все глаза, насколько ей позволяло состояние.
— Благодарю за предупреждение об опасности, – сказал я.
Девка на секундочку прикрыла глаза.
— Все равно… я опоздала… – сказала она. – Вы справились сами…
— Не имеет значения, – заверил я. – Вижу, тебе лучше? Я задам несколько вопросов, а потом будешь снова отдыхать.
Раненая кивнула. Лампа и камин бросали золотистые отсветы на её смуглую кожу, а из-за неровного освещения на лице залегли глубокие тени, создающие тревожное впечатление.
— Тебя как звать-то? – спросил я.
— Эндра.
— Ты ведь из подземелий? Не видела там наших?
— Видела… отряд, – отозвалась Эндра. – Они в меня… стреляли… И ещё один раз слышала… они мимо шли… Там кто-то живёт, – неожиданно закончила она.
— Твари там живут, – ответил я, но девка помотала головой, отчего сразу же скривилась.
— Люди, – сказала она.
— Люди? – удивился я. – Ладно. Благодарю за информацию. Отдыхай.
Я было поднялся с места, но тут девка перехватила мою руку. Пальцы у неё были холодные и слабые.
— Обещайте… – выдохнула она, – что убьёте только когда приду в себя совсем… Я не хочу вот так… во сне… Я хочу чувствовать… обещайте…
Дэннер
А надёжные тут коммуникации. Шесть взрывов выдержали. Ну, будем надеяться, что ребята справятся. Ага, куда ж им деваться...
Мне перевязали заново рану и сунули тарелку с едой. Девочка, её звали Лаура, рассказывала про охотников. И по мере её рассказа и узнавания новых подробностей мне все больше становилось ясно, что жизнь в подземном городе не настолько идиллична, как может показаться на первый взгляд.
Так, например, я узнал про цель воровства детей, про интриги местной власти, и даже про гибель девочки-призрака. Становилось грустно и очень-очень противно.
— У нас есть устройства, – неожиданно проговорил Артур – парень, который меня сюда привёл, – позволяющие нам идти по верному пути. – Он поднял руку и медленно расстегнул воротник куртки. На груди заметно выделялся удлинённой формы бугорок. – Их оставили нам в наследство наши далёкие предки для того, чтобы не дать нам наделать ошибок. Они есть только у охотников, потому что охотники их нашли в заброшенном квартале.
Я, наконец, начал кое-о чём догадываться.
— Именно поэтому Майя и привела меня к охотникам, – практически без вопросительной интонации уточнил я. – У неё просто не было выбора.
Артур кивнул.
— Да.
Что ж, это многое объясняет. Я заметил, что ребята рассказывают образно, обходными путями – а зачастую и попросту не заканчивают мысли. Иначе... Что?..
— И вы хотите, чтобы я уничтожил центр управления.
Ребята оживились. На их счастье, я сообразил, что к чему достаточно быстро – видимо, они ожидали, что будет сложнее.
— Да! – Лаура даже привстала. – Пойми, ты здесь единственный, кто способен это сделать!
— Ясно. – Я усмехнулся. – Что ж, вставай, поднимайся, рабочий народ. Вперёд, на баррикады. Показывайте ваш компьютер.
Мне вернули оружие и личные вещи, но куртку не отдали. Впрочем, от неё мало, что осталось. Пришлось геройствовать в полураздетом виде, но это ничего. Холодно только – а когда это, интересно, меня беспокоили подобные бытовые мелочи?.. На все, что не смертельно, внимания обращать не следует, зачем же время тратить. Так и вся жизнь пройдёт, пока будешь о мелочах думать.
Мы поднялись наверх и направились в центральный корпус. Лаура шла впереди. Я видел её шуструю худенькую фигурку с остриженными под каре темными прямыми волосами. Остальные шли чуть поодаль, и я слышал только шаги. Мы обошли дырку в земле, миновали груду кирпичей и оказались перед входом в корпус. Здесь девочка обернулась и прошептала:
— Следи, когда выйдет охрана.
Фраза совсем невинная – если трактовать её в буквальном смысле. Я кивнул и проверил крепления метательных ножей. Незачем расходовать патроны.
Охранники умерли быстро.
— Туда! – шепнула Лаура, которая все это время стояла, отвернувшись и старательно не замечая творимого мною точечного геноцида. И мы бегом бросились через широкую дорогу перед корпусом. Я даже успел на ходу вернуть себе ножи.
Артур встретил нас на крыльце.
Он молча указал куда-то вглубь тёмного вестибюля и первым метнулся в темноту. Нам, соответственно, ничего больше не оставалось, как его догонять, что мы и сделали.
Я ни о чём не спрашивал и ничего не уточнял, просто шёл за ребятами. Они бы все равно не смогли мне ответить, и приходилось полагаться на сообразительность. Что ж, это мне всегда неплохо удавалось – удалось и теперь
Следующие двое охранников стояли у входа на лестницу – их я просто придушил – ещё двое – у коридора левого крыла второго этажа.
Мне было непривычно и неприятно убивать людей. Если честно, до прибытия в подземный город я этим вообще не занимался – как-то прочно, непоколебимо устоялось в подсознании беспрекословное табу, наверное, продиктованное каким-то древним, могучим инстинктом: Человек – не тварь. Человеческая жизнь священна, и подлежит защите и охране – всегда, везде, в любой ситуации, до последнего вздоха. Я где-то читал о руководящих нами инстинктах, знаю и о потребности человека оберегать и защищать себе подобных. Наверное, это и есть совесть – каждый раз мне приходилось мобилизовать всю волю на то, чтобы переступить через себя. Я успокаивал себя тем, что убиваю плохих людей, руководствуясь принципом меньшего зла, но знал, что это неправда. Просто у меня не было другого выбора. Я защищал свою жизнь, и жизни и свободу этих ребят – но для того кто-то другой должен был погибнуть, уйти, уступить дорогу. Уступить силой. Мне было противно до тошноты, я чувствовал в такие моменты ненависть не только к сложившейся ситуации, но и к самому себе, и руки вдруг отказывались подчиняться, становясь будто чужими, и менее быстрыми и точными были удары, движения, обычно такие привычно-лёгкие. Я ненавидел охотников, но ещё больше ненавидел себя – за то, что убиваю их, будто тварей – внешне хладнокровно и безжалостно. Нет, я не изменюсь.
Несмотря ни на что я все же так и останусь самим собой. Я никогда не смогу привыкнуть к такому.
Подземный город диктовал свои законы – жестоко, равнодушно и беспрекословно. Здесь все было не так, как у нас, наверху, все иначе. Я был здесь чужим, и казалось, будто кровь вскипает в жилах от одной только мысли, что я мог бы здесь жить, и стать убийцей, а главное – принимать убийство человека как должное, так, как принимают и охотники, и охранники города, и вот эти ребята. Здесь убийство – норма жизни. Это только для меня – невообразимое святотатство. И для таких, как я.
Шаги были не слышны – мы шли практически бесшумно, без света, словно тени, ориентируясь на слух, обоняние и интуицию, а потому охранники даже не успевали сообразить перед смертью, кто, собственно, и откуда на них напал. И это было вдвойне противно. На войне, разумеется, все средства хороши – но, черт возьми, убиваешь – так убивай честно! Не равняйся тварям!
Ага, и уважай человеческую жизнь и право на её защиту... А пока ты будешь так уважать – часовые запросто поднимут тревогу. И ничего у тебя не получится.
Мне было грустно. Грустно и невероятно, невыразимо противно.
Ладно, что-то я разнылся. Можно подумать, любовный роман пишу – а не отчёт. Не подумайте, что я перед вами оправдываюсь за всю эту грязь, нет. Не перед вами. Перед самим собой.
Ласточка... Отчего-то возникло странное желание обнять её, прижаться к ней, будто к матери. Чтобы поняла, успокоила, сказала, что все хорошо. Странно. Почему так? Раньше со мной никогда такого не бывало. Может, потому, что раньше я никого не любил по-настоящему.
...Едва только я об этом подумал – как вдруг инстинктивно ощутил её присутствие. И это ощущение меня добило окончательно.
Все, добровольно сдаюсь в психушку. И больше спорить не буду! Правы, похоже, Кондор и компания – я ненормальный. Впрочем, я и раньше этого не отрицал... А теперь, видимо, рехнулся окончательно и бесповоротно. Ну, откуда тут взяться Ласточке?!
Тем не менее, идущая впереди Лаура тоже остановилась. Я чувствовал её замешательство. Остальные едва на нас не налетели.
Щёлкнул предохранитель в моей руке. Тишина, казалось, зазвенела, точно перетянутая струна. Я стоял в непринуждённой, расслабленной позе, готовой в любое мгновение обратиться в боевую стойку или стремительный удар. Привычка – твари чувствуют человеческое напряжение на уровне инстинкта. Если хочешь остаться в живых – не привлекай внимания.
Но это не твари. Это человек. Не охотник.
Не враг. Растерян. Боится. Готов сражаться до конца. В принципе, храбрый, но сейчас немного напуган, хотя больше заинтересован нами. Эмоции будто вились в скудном холодном воздухе цветными струйками – я читал их, словно книгу.
И вдруг – что-то резануло по сердцу, тёплое, сильное, упругое, родное, пронзительно-щемящее. Ни с чем не спутать.
С ума сойти. Я впервые в жизни – или, точнее, на своей памяти – не поверил своим ощущениям. А между тем, они меня ни разу ещё не подводили. На той же памяти.
Но этого не может быть. Просто не может быть.
Или... Хотя... Почему это – очень даже может!
Я медленно подошёл к стене и опустился на колено, вернул предохранитель на место. Голос куда-то пропал, и у меня получился только хриплый полушёпот.
— Ты здесь?.. Откуда?
Она замерла. Затем осторожненько переменила позу. Голос прозвучал полуслышно.
— Дэннер?..
У меня будто гора с плеч свалилась.
— Дэннер, Дэннер. Как ты... – А, к чёрту!..
И я на какое-то мгновение просто перестал себя контролировать – этого мгновения мне хватило, чтобы, – пожалуй, чересчур резко и сильно, – обнять её и прижать к груди. Как же я за неё беспокоился!.. Я даже не замечал, как руки мои гладят её по спине, а губы почти беззвучно повторяют какую-то романтическую ерунду – да это было и неважно. Важно то, что она жива и невредима. И больше мне ничего не нужно. Клянусь, ничего.
Из бешеного водоворота эмоций меня вызволил голос Лауры.
— Дэннер! С тобой все в порядке?.. Ответь!
Я вдруг обнаружил нас всех в непроницаемой темноте подземелья и заставил себя выпрямиться и отозваться.
— Да, все хорошо. Здесь мой друг.
Ласточка вздрогнула.
— Друг? – удивилась Лаура, осторожно делая шаг в нашу сторону. – Какой друг? Откуда?
— Меня схватили и притащили сюда, – на удивление толково поведала Аретейни. – Меня и Нэйси. Я её искала только что.
— Ага, – протянул я, неосознанно перебирая её волосы – она так и не подняла головы от моего плеча. – А здесь-то вы чего забыли?
— Вас, – простодушно ответила Аретейни.
Чего?!!
— Убью, – прошипел я. – Мы бы и без вас не пропали. А теперь – что мне с вами делать?
Тут Ласточка вырвалась.
— Да мы вас искали! – яростно зашипела она. Мне показалось, будто голос подозрительно задрожал. – Мы едва с ума не сошли, к твоему сведению! Здесь – вы справились бы! Кому ты заливаешь, Дэннер?! Уж не ты ли мне тут расписывал, как опасно здесь?! Да мы больше половины народу потеряли, пока сюда шли! И ты ушёл один! Раненый! И, подозреваю, знал, что, скорее всего, не вернёшься! Ты что, издеваешься?! Лесли – ребёнок! Я... помочь, вообще-то, хотела-а... – На этой торжественной ноте Ласточка всхлипнула и – сдавленно разревелась, закрыв лицо ладонями. Я почувствовал её движение.
Проклятье! Туман! Да что ж я за идиот-то такой! И шагу не пройду, чтобы на кого-нибудь – что вы, что вы, абсолютно, совершенно, определённо непреднамеренно, черт побери! – не наорать и не обидеть! Да чтоб меня душегубка лесная прикончила! С особой жестокостью! Вечно так – люди как лучше хотят – а я им, на здоровье, вот моя искренняя благодарность!
Эх, в туман меня три раза. Я едва удержался, чтобы не зарядить себе кастетом в зубы – додумался, кого обидеть! Именно её! Очень хотелось извиниться, но лучше мне сейчас ей ничего не говорить – только разругаемся.
— Идём с нами. Я, конечно, понимаю, что ты на меня злишься, но одну тебя больше не оставлю. Мне так будет спокойнее. – Я поднялся и протянул ей руку. – Вставай.
Я почувствовал, как прохладные пальцы обхватили мою ладонь, но подняться Ласточка отчего-то не смогла. После второй неудачной попытки она отпустила мою руку и выдала:
— Знаешь, вы лучше идите, а я вас тут подожду.
Вот так вот. Помощница...
Я вздохнул и вернулся обратно на пол.
— Да ну. И в чём же причина? Слушай, прости меня. Я просто испугался. Честно.
— За кого?
— За тебя. Прости. Ты встать можешь?
— Нет, – после недолгой паузы призналась она. – У меня сотрясение и кровопотеря. Я сюда-то еле добралась. Я подожду, хорошо?
— Ласточка... – Я подался вперёд, нашёл в темноте её ладонь и осторожненько сжал её пальцы. – Ты настоящий друг. Я тебе очень благодарен, правда. Но ты уж постарайся больше так собой не рисковать, а? Хотя бы ради меня.
Рука её вздрогнула.
— Тебе-то до меня что за дело?
Ну да, и, правда, с чего бы это мне. Она-то ничего не знает. Я невольно стиснул зубы.
— Есть мне до тебя дело. Поверь.
— Но мы же не можем её здесь оставить, – резонно заметила Лаура, которая, оказывается, все это время стояла совсем близко.
— Вы побыстрее не можете? – раздражённо прошипел Артур, перекидывая автомат поудобнее.
— Стараемся, – огрызнулся я. Тоже мне, часы с кукушкой. А понять его очень даже можно.
— Дэннер... – неожиданно произнесла Ласточка, свободной рукой коснувшись моего плеча и, разумеется, наткнувшись на бинты. – Что с тобой? Серьёзная рана?
— Нет. – Я решительно подхватил её подмышки и поднял с пола, отчего «несерьёзная рана» протестующе дёрнула с такой силой, что перед глазами взорвался каскад серебряных звёздочек. Так... главное, чтобы она не заметила. – Не можешь идти – так я помогу. Одна ты больше не останешься.
«Никогда, – мысленно прибавил я, перекидывая её руку себе через плечо, как обычно таскают тяжелораненых. – И плакать ты больше не будешь, пока я жив.» Вслух озвучивать это было необязательно.
Рег.№ 0083581 от 14 октября 2012 в 16:59
Другие произведения автора:
Галина Высоцкая # 15 октября 2012 в 15:45 +1 | ||
|
Татьяна Аредова # 25 октября 2012 в 15:10 0 | ||
|
Александр Щербаков-Саратовский # 22 октября 2012 в 14:35 0 | ||
|
Татьяна Аредова # 25 октября 2012 в 15:10 0 | ||
|