Тримушки Тёра и девушка Избанка

 (Из цикла "Артёмка". Рассказ второй)

       В последнее время весь коллектив неугомонной Артёмкиной ватаги увлеченно обсуждал новость, уже не первый день будоражащую всю округу. В кинотеатрах скоро должен был начаться показ нового, французского, цветного, двухсерийного художественного фильма: «Три мушкетёра». Кто-то, со слов старших, уже знал, что фильм будет страшно приключенческий, захватывающий, с боями на шпагах и убедительными победами главных, благородных героев над всякими там злодеями и прочими коварными участниками описываемых событий. Фильма ещё, естественно, никто не видел, но вполне доверительным тоном Артёмкины товарищи сообщали друг другу о некоторых перипетиях сюжета картины, выстраивая фантастические иллюстрации весёлых потасовок с неизменным счастливым их завершением.

       На все последующие годы для Артёмки осталось забавным и неподдающимся объяснению воспоминанием то, что название с нетерпением всеми ожидаемого фильма отложилось в его сознании как «Тримушки Тёра». Именно так. Артемка полагал, что эти самые Тримушки и были главными героями картины, и, то ли они что-то там тёрли по ходу фильма, то ли что-то, или кого-то стирали, или устраняли со своего пути, неважно, главное, что Тримушки были благородными борцами за справедливость, были сказочно могучи и непобедимы.

- Бабуля, бабуленька, - кричал с порога Артёмка,

- Ты знаешь, скоро фильм у нас будут новый показывать, про Тримушки! – Потом, набрав в грудь воздуха, добавил:

- Тёра!

- Это что же за Тримушки такие, - невольно убеждая внука в правильности его восприятия мудреного словосочетания, улыбалась в ответ бабушка.

– Что натворили-то?

- Бабуленька, Тримушки – это герои, они всех победят! – Артёмка порывисто обнимал бабушку за шею,

- Фильм, бабулечка, цветной, французский! И знаешь, аж две серии! Пойдём все вместе, а? И папа, и мама, и ты, и сестрёнку возьмём! Бабуль, пойдём?

- Пойдём, пойдём, солнышко моё, вот вечером то папе с мамой расскажем и договоримся!
Артемка хлопал в ладоши и прыгал вокруг бабушки, затем звонко целовал её в щёку и бежал по своим делам.

       Неподалёку от Артёмкиного дома, у того самого магазина «У Шоши», описанного в рассказе «Сок манго», с задней стороны трикотажной фабрики, располагался летний кинотеатр имени Степана Разина. Фильмы там крутили в два сеанса. В том, правда, только случае, если фильм был односерийным. У крохотного, единственного кассового окошечка, задолго до начала сеанса, выстраивалась внушительная очередь. К началу продажи билетов кто-то обязательно порывался протиснуться к заветной кассе без очереди, начиналась давка, наэлектризованная толпа недовольно гудела, нервная дрожь очереди закипала шумными перебранками, и нередкие выяснения отношений, иногда перерастающие в драки, были самым обычным явлением.

       Прошло несколько дней. Весь сияя от счастья, спрятав ладошку в огромной отцовской руке, Артёмка неуклонно продвигался к заветному окошку кассы. На стене, разрисованный киношным художником, яркими красками переливался в закатном солнце огромный плакат, изображавший главных героев А. Дюма. Голубые их накидки, с белыми крестами, выглядели резким контрастом на фоне складками раскинувшейся на весь плакат багряной мантии коварного кардинала. И вот незадача: по диагонали, пересекая холстину плаката, шла надпись: «Три мушкетёра». Артемка пребывал в замешательстве. Спросить у отца он не мог, слишком много народа окружало его. Мама с бабушкой и сестрёнкой стояли поодаль, но бежать к ним с расспросами Артёмка не желал, ведь стоять с папой в очереди было интересно и почему-то радостно, к тому же, в чём Артёмка был определённо уверен, добывание билетов в кино являлось для него почётной мужской обязанностью. И, вздыхая по внезапно утерянным героическим Тримушкам, Артёмка решил все расспросы отложить на потом.

       Площадь кинотеатра под открытым небом размером была чуть меньше школьного футбольного поля. Плавный уклон поверхности почвы, от будки киномеханика к невысокой сцене, на которой, залатанным в разных местах серым полотнищем располагался полукруглый экран, был заставлен ровными рядами тяжеленных деревянных скамеек с литыми металлическими каркасами. Такие же скамейки стояли в городских парках культуры и отдыха, куда по праздникам иногда выбиралось всё Артёмкино семейство. Перед входом в зал кинотеатра благоухал жёлтыми и красными цветами, называемыми ночными красавицами, небольшой, свежеполитый и тщательно выметенный дворик, уставленный вдоль стен такими же, как в самом зале, скамейками. Тут же продавались мороженое и лимонад.

       Клумбы с ночными красавицами, с падением первых сумерек, буквально взрывались красными и жёлтыми соцветиями. Особенно красивы были жёлтые цветы. Прямо на глазах у празднично настроенной публики, бутоны вдруг начинали нетерпеливо шевелиться, поворачиваться к небу, как если бы там стояло солнце, и вдруг сразу, один за другим, или всё вместе, раскрывались непередаваемым великолепием цветочной симфонии.
- Вот, солнышко ты моё, - говорила бабушка, - Кабы мы могли слышать их цветочный то разговор, то-то было бы занятно!

Артёмка с сестрёнкой наклонялись прямо к самим, вот-вот готовым раскрыться бутонам и наперебой кричали:

- Слышно, слышно, бабуленька! Мама, папа, послушайте: луп, луп, - вот что они говорят!

- Одну ночь то и живут всего, - вздыхала бабушка, - Но красота – прямо сказочная…
       Мороженое в вафельных стаканчиках степенно и торжественно поедалось всем семейством. При входе в кинотеатр Артёмка лично вручил контролёру входные билеты и, горя счастливым нетерпением, никак теперь не мог решить, между кем и рядом с кем ему лучше усесться. Наконец, устроившись между бабушкой и отцом на огромной, шершавой от старой краски скамейке, то и дело тыкаясь в бабушку головой и говоря ей, что сейчас они увидят лучший на свете фильм, Артёмка, наконец, успокоился, вернее, нетерпеливо замер, глядя на сероватое полотнище экрана.

       Дальнейшее походило на сказку. Сгустившиеся сумерки, резко, по-южному, опрокинутые в ночную тьму, непривычно сочными красками отражали происходящее на экране. Но, каким бы захватывающе-интересным не был долгожданный фильм, он, на беду, растягивался на две серии. Родной терпкий запах, который всегда, сколько себя помнил Артёмка, исходил от отца и тёплые и мягкие бабушкины плечи, всё уверенней и по-особенному ласково и мягко стали уводить Артёмку в заэкранные дали, тяжелеющие веки прикрывали глаза, и вот уже нельзя было понять, кто же это на самом деле погоняет горячего коня, кто же это решительно выхватывает шпагу навстречу врагу, кто же на самом деле спасает честь французской королевы, возвращая ей неосмотрительно подаренные венценосному любовнику бриллиантовые подвески. Да, это был он, Артёмка. Это он пришпоривал взмыленного коня, это у Артёмки были такие прекрасные друзья мушкетёры, это он противостоял грозному кардиналу и его интриганам-приспешникам.

- А миледи то, миледи, ишь, змеюга-то какая, - услышал Артёмка родной бабушкин голос. Отец нёс спящего Артёмку на руках. Мама несла на руках крепко спящую сестрёнку. Сквозь завесу сна у Артёмки коротко промелькнула мысль, что фильма он не досмотрел, но шевельнувшееся было на этот счёт сожаление тут же уступило место счастливому умиротворению и глубокому и уютному покою. Ведь так хорошо, замечательно хорошо было у отца на руках! И никакие кардиналы, Рошфоры и миледи не в состоянии были причинить Артёмке-Д, артаньяну никакого вреда, пока он был в родных объятиях и остро и пронзительно внятно чувствовал до боли родной, терпкий отцовский запах.

       Спустя какое-то время, может быть, в том же году, Артёмка вновь попался на неправильном прочтении названия теперь уже другого фильма. В летнем кинотеатре Степана Разина готовился к показу «шпионский», как окрестила его ребятня, заграничный фильм. «Девушка из банка». Кто-то из одноклассников Артёмки, в каком-то другом кинотеатре, уже успел этот фильм посмотреть. О сюжете ими повествовалось увлекательно, страшно выпученные глаза и отчаянная жестикуляция в отдельных моментах пересказа, красноречиво подменяли вполне понятную бедность лексики малолетних рассказчиков. Сомнений не оставалось. Шпионский фильм просто необходимо было посмотреть. Тем более, что наступившая осень, для южных краёв, где проживал Артёмка, не могла быть помехой работе летнего кинотеатра. В местности этой сезон работы летних кинотеатров частенько простирался до глубокой осени. Всё более короткий световой день позволял начинать сеансы намного раньше, чем в летние дни, и за один вечер один и тот же фильм можно было прогнать три, а то и четыре раза. Зрители, пришедшие на показ, предусмотрительно прихватывали с собой свитера, кофты и лёгкие куртки.
- Бабулечка, - уронив портфель на пороге, внук кинулся к вязавшей на зиму носки бабушке,
- Бабулечка, наши говорят, фильм такой в городе показывают, мы такого ещё не видели!
- Да куда ж ты летишь то так, чуть стол не перевернул! – Бабушка с обожанием глядела на внука,
- Что за кино, рассказывай. Нет, погоди, в школе то как? Оценки есть какие?

- Бабуленька, да нормально всё, пятёрку вот по пению получил.

- Не зря, значит, мы с тобой, песни то распеваем!

       Одним из любимых занятий бабушки с внуком, особенно в долгие зимние вечера, было пение хором, иногда всёй семьёй, песен из видавшего виды потрёпанного песенника. Особенно бабушке нравились старинные романсы и народные, в отсутствие конкретного автора, песни. А уж как задушевно она исполняла песни на украинском языке! У Артёмки, когда он сидел рядом с бабушкой и слушал её удивительный, немного печальный, но на удивление молодой и свежий распев, начинало першить в горле, а на глаза почему-то наворачивались слёзы. Мама очень красиво и проникновенно подпевала бабушке и нередко присоединяющийся к семейному хору отец, со всей серьёзностью и баритонистой колоритностью вторил им обеим. Эти минуты Артёмка запомнил потом на всю жизнь. Запомнил, как мгновения высшего семейного счастья и настоящей взаимной любви.

- Ну говори, солнышко моё, что там за кино такое?

- Бабуленька, шпионское, иностранное, интересное – жуть! Там девушка, её Избанка зовут, так вот, она там всех перехитрит и шпионов поймает!

- Избанка? Испанское, что ли, кино?

- А может и испанское. Всё равно! Главное, бабуль, что сегодня на Степана Разина первый день показывать будут.

- Ну, вот, поди ж ты…Не знаю. Наши вот придут с работы, посмотрим. Погоди. Сегодня ж – пятница? А чего не пойти? Я уж и сама думаю – засиделась дома.

       Всё было, как обычно. Правда, и очередь к кассе оказалась покороче, чем на «Трёх мушкетёров», и фильм был чёрно-белым, и досмотрел его Артёмка до конца, хотя и зевал под конец самым отчаянным образом. Самое забавное было в другом. Когда они с отцом встали в очередь за билетами, Артёмка стал жадно разглядывать разрисованную мрачными тонами висящую на стене кинотеатра афишу к фильму. Кроваво-красными буквами сверху было выведено название фильма: «Девушка из банка».

01.08.2008 г.

Другие произведения автора:

Об истинном и ложном

Пулковские бдения

Сок манго