Сила бессилия

СИЛА БЕССИЛИЯ

1

 

 Перед глазами серебристой ленточкой лил дождь, собираясь в лужицы маленькими озерцами. Падая сверху, потоки воды булькались по поверхности, поднимая небольшие пузырьки. И пытались взбить пену, чтобы позже слизать этот коктейль, будто невероятное лакомство, сотворённое руками природы.

И состояние было такое же. Дождливо-сонливое. Слякотное. И продолговатое. Не обязывающее ни к чему и ни к кому. Просто было тепло. Мокро. И тревожно.

Влажные деревья стояли, покрытые мелкими капельками воды. Омываясь живительным нектаром, без которого ни одна форма жизни не могла бы существовать. Впитывая. Всасывая. Поглощая каждой клеточкой. Каждым участком способной на это поверхности.

Медленно подступала тоска и забиралась под кожу. Руки, облизывая тело, уверенно скользили по нервным окончаниям. Распухший язык плохо умещался во рту, выпирая наружу. Дыхание прерывалось судорожными глотками. Глаза от нескончаемых ленточек серебристого дождя покрылись пеленой удушливого тумана.

И он ощущал себя в Этом. В этом обычном, но тоскливом. Тревожном и невероятном. Тяжёлом и липком...

Действительность нехотя возвращалась. Он с трудом разлепил опухшие веки и проснулся, вернувшись как оттуда...

Вернувшись, Семён открыл глаза. За окном действительно шёл дождь. В свете неярких фонарей были видны крупные капли влаги, разбивающиеся о стекло и стекающие, как и во сне, тонкими длинными ленточками.

Он приподнял голову. Хотел поправить подушку. Она оказалась совершенно мокрой от пота. Семён перевернул её на другую сторону и лёг на место. Приятная прохлада на некоторое время принесла облегчение, но не надолго.

Не закрывая глаз, он смотрел в темноту. Сон прошёл. Но то состояние обречённости осталось.

«Я не могу. Я ничего не могу. Мы уже пробовали. И тот раз, после дня рождения и позже. Всё одно». – Тяжёлые думы мешали жить, дышать и вообще существовать.

Верка лежала на боку. Такая родная и соблазнительная. Казалось, протяни руку, и всё будет. Но он-то знал, что всё равно ничего не получится. Так уже было. И он не смог.

Но он хорошо помнил, как она ещё совсем недавно загоралась под его руками. Как до потери ощущения действительности принимала его ласки, его игру.

Проверяя себя, он пытался ярче представить картинки из их прошлой счастливой жизни. Эти видения возбуждали его.

Он прижимался к Верке. Та покорно отвечала ему, плотнее подставляя себя. Но он чувствовал пустоту там... там внизу. И в страхе отодвигался, словно боясь испортить то, чего, по его мнению, и так теперь уже не будет никогда.

И почему это произошло именно с ним? Конечно, знато бы дело, он или от армии как закосил, или просто не оказался бы в то время на том месте.

Тогда, в армии, ему повезло. Когда часть окислителя ракетного топлива самым невероятным образом оказалось пролитой, многие из его сослуживцев попали в госпиталь с сильнейшим отравлением организма. И так и остались инвалидами. А он, казалось, отделался лёгким испугом.

«А оно вон как неожиданно проявилось. И в самый неподходящий момент! – рассуждал он про себя. – Скольких пацанов армия сделала настоящими мужчинами. А скольких совсем наоборот», – Семён с грустью прикрыл глаза.

Это только по телевизору вовсю рекламируют: «Это средство вас сделает настоящим мужчиной». Брехня! Мужики говорили, одно сплошное надувательство. Да и по тому же телевизору  объясняли: для здоровья все эти средства хоть и не во вред, но и для этого абсолютно бесполезны.

«Необходимо что-то придумать, – терзал он себя невесёлыми мыслями, – сам, уже ладно. Но Верка-то здесь при чём? Хоть бы ребёночек был. Да вот не успели».

Всё откладывали. Погулять хотелось... Конечно, с ребёнком забот – полон рот! И на отдых куда съездить проблематично. По крайней мере, первых лет пять-шесть, а то и больше.

А теперь вот и отпуск не в радость.

«Говорят, когда у женщины ребёночек есть, ей и чего другого не особо хочется. Так бы и жили...» – лелеял Семён неосуществимые мечты.

Так нет же. Опоздали!

– А теперь что? Что теперь-то? – спрашивал он сам у себя. И сам себе отвечал, – да ничего! Бросит она меня. И вся недолга. А мне без неё жизнь – не в жизнь! Зачем мне такая жизнь, без неё?..

Может, пофлиртовать ей с кем позволить? Ну, только чтоб человек нормальный был. Ну, в смысле здоровый, не дурак и всё такое прочее.

– Да ну, глупости, – рассуждал Семён, – лезет же всякая чушь в голову.

Но придумать всё же что-то надо! Это ведь страшно подумать. Как теперь жить-то дальше?

«Если человек почувствовал ветер перемен, – вспомнил он китайскую мудрость, – то ему нужно строить не щит от ветра, а ветряную мельницу».

«Мельницу, – хмыкнул он, – мельницу! А вот если и не из чего её строить, да и нечем? Ну, руки, к примеру, не тем концом вставлены, что тогда?»

«Вот, тогда-то, – отвечал он сам себе, наконец-то практически засыпая, – вот тогда-то и нужно прибегнуть к помощи. Но таблетки здесь ни при чём. Всё одно – не помогут! Одна только лишняя трата денег».

«Ладно,  утро вечера мудренее. Что-нибудь да придумаем,» – решил он и провалился в тревожный, неспокойный сон.

 

Утро не принесло облегчения. С тяжёлой головой он пришёл на работу. И вот тут проблеск решения мелькнул, пусть и не определившись  в чего-то конкретное. Но давая возможность оттянуть время.

«Не надо будет прибегать к дешёвым уловкам типа рыбалки, плохого самочувствия, просто усталости или ещё чего такого несущественного», – размышлял Семён.

Вместе с десятком других добровольцев он согласился поехать в командировку на несколько недель в одну из горячих точек помогать восстанавливать разрушенное хозяйство...

 

2

Вновь прибывших встречали не то чтобы нерадушно, но достаточно осторожно. Ведь никто конкретно из местных жителей не приглашал именно их помочь навести порядок в их собственном доме. А потому никто особо и не был к ним расположен.

– Кто знает, что за люди приехали? – поговаривали в народе, – и чего от них ждать – помощи или неприятностей?

А поскольку умудренные опытом старцы советовали надеяться на лучшее, а быть готовым к худшему, то и люди принимали помощь с удовольствием, но настороженно.

Прошло какое-то время. Семён и его друзья пообвыклись. Поперезнакомились с, так сказать, аборигенами. С кем-то даже подружились. Словом, жили и работали в мире и согласии.

Но это никак не относилось к боевикам, которые то тут, то там давали о себе знать провокационными действиями. Вплоть до прямого вооружённого сопротивления.

И подтверждение этому не заставило себя долго ждать...

 

Это случилось перед самым обедом. Семён и ещё двое из местных разбирали завал возле одного из административных зданий.

Мимо них по дороге двое военных в камуфляжной форме вели худенького паренька лет восемнадцати, в потёртой одежонке, бросающего свирепые колючие взгляды по сторонам.

– Ненавижу! – брызгая слюной, шипел он, – если останусь жив, всё равно буду вас всех убивать!

Конвоиры, на удивление спокойно и никак не реагируя на ядовитый монолог, дулами автоматов подталкивали его вперёд. И вот тут произошло неожиданное.

Внезапно пленный рванулся, и что есть силы ударил каблуком сапога чуть ниже коленки того из военных, что шёл позади. Резкая боль сковала движения, и он замер, оседая на землю. Шедший впереди обернулся. Вскинул автомат и передёрнул затвор.

«Но вокруг люди, – подумал он, оценивая обстановку, – большой беды можно наделать».

А тем временем задержанный, воспользовавшись заминкой, подскочил к не ожидавшему нападения Семёну. Выхватил непонятно откуда взявшийся нож. Обхватил его за шею. Приставил орудие к горлу. И, прикрываясь им, заорал:

– Оружие на землю! Быстро! Считаю до трёх или это быдло, – он не сильно тряхнул Семёна, – останется без головы! Раз...

– Подожди-подожди, – поднял ладонь вперёд тот из военных, что шёл впереди, – давай поговорим.

– Два... – неумолимо продолжал счёт захватчик.

«Ну вот, сейчас всё и решится, – Семён словно почувствовал облегчение, разорвав, таким образом, тот Гордиев узел его отношений с женой. –  А я-то думал, как мне с Веркой поступить?! А вот всё и решится само собой».

Он и не пытался хоть что-то предпринять для своего освобождения. Он даже словно расслабился, желая смерти.

– Три! – услышал он голос как оттуда. Непроизвольно втянул голову в плечи, ощутив при этом, как острое жало ножа надрезает кожу под кадыком. И сильно сжал веки, сощурившись.

Он почувствовал, как тёплые струйки крови стекают за воротник. Но сознание не покидало его.

– Надо бы быстренько под холодной водой рубашку застирать. А то если опоздать, потом от крови рыжие пятна останутся, – скорее по инерции чем осознанно размышлял Семён, используя приобретённый здесь опыт.

Он открыл глаза и посмотрел вверх. Высоко в небе катился огненный диск солнца, опаляя горячими ладошками всё, что было внизу.

 И вдруг так захотелось дышать и чувствовать. Он вспомнил Верку. И ему запоздало, но нестерпимо захотелось жить.

Что произошло потом, он не сразу понял и осознал.

Военный медленно опустил автомат и положил его на землю. Всё равно такое оружие в данной ситуации было бесполезно и могло только помешать, сковывая действия.

Затем не мигая посмотрел за спину бандита, глазами делая кому-то недвусмысленные знаки. При счёте "три” он слегка кивнул, будто согласовывая действия. И это не ускользнуло от террориста.

Собственно, это и делалось для того, чтобы эти знаки были замечены. Это была старая и простейшая уловка, но, как и всё простое, достаточно действенная. И она сработала.

Бандит только на какую-то долю секунды отвлёкся, оглянувшись. Конечно, там никого не оказалось. А вот дальнейшее разворачивалось с быстротой, достойной крутого киношного боевика.

В одно мгновение конвоир оказался рядом. Правой рукой перехватил запястье с ножом и отвёл его от жертвы. Левая нога, одетая в тяжёлый солдатский ботинок, с огромной силой прошлась по печени боевика. От чего у не ожидавшего такого отпора агрессора перехватило дыхание и он, словно рыба, попавшая на берег, медленно стал раскрывать и закрывать рот, пытаясь схватить ускользающий воздух.

Не давая опомниться, военный вывернул его кисть с ножом на девяносто градусов по часовой стрелке и резко нажал вниз. Острая боль привела террориста в чувство. Он застонал. Выпустил нож из ладони. Тот уже, потерявший силу и значимость, начал падать к ногам. И конвоир, не дав долететь ему до земли, поддел ногой и откинул в сторону.

Боевик, потеряв сознание, безвольно рухнул на землю. И всё закончилось, практически не успев начаться.

И только тогда Семён опустил глаза и поглядел вокруг. Деревья, люди, дома – всё было на месте. Он был жив.

Пленный лежал у ног лицом вниз. Над ним стоял всё тот же военный и упирался ногой ему в спину, прижимая к земле.

– Ну, ты, хлопче, в рубашке родился, – потирая ушибленную ногу, обратился к Семёну второй конвоир. – Это ж камикадзе, – он кивнул на скрученного пленника. – Ему терять нечего. И отправился бы ты к праотцам за милую душу. Тебя как зовут-то?

– Семёном, – ответил Семён, – а вас-то как?

– Меня Кешой кличут. Иннокентием, стало быть. А спасителя твоего Толиком. Анатолием, значит.

Семён посмотрел на Анатолия:

– А я знаю его. Мы в госпитале встречались. Привет, Толик!

– Привет! – Анатолий поднял глаза на Семёна. – А-а, это ты! Вот видишь, я же говорил, ещё не вечер, – он дружески улыбнулся ему.

– Что, перепугался? – Иннокентий понимающе посмотрел на Семёна. – Или не успел? И такое бывает!

– Успел, но не перепугался. О другом думал, – Семён вспомнил всю ту чушь, что пронеслась в считанные секунды у него в голове всего несколько мгновений назад.

– Ну, ты даёшь! Его тут резать собирались, как барана, а он о другом думал.

– Так уж получилось... А вы ребята – что надо, – Семён переменил тему, – здорово это у вас получилось

– Это наша работа... – Анатолий пожал плечами, поднялся:

– А теперь нам пора. Пока уже. Будь здоров. Как говорится, будь здоров и не кашляй.

– Спасибо вам! Если б не вы, я даже не знаю... – Семён с чувством посмотрел на Анатолия.

 – Да ладно! Ничего уж такого, в общем-то. – И уже обращаясь к пленному, скомандовал:

– Встать! – он рывком поднял его с земли.

– Вперёд! – И они пошли своей дорогой, словно ничего особенного действительно и не произошло.

Семён долго-долго смотрел им вслед, пока они совсем не скрылись из виду...

 

3

Они встретились на вокзале совсем неожиданно. У Семёна закончилась командировка, а у Анатолия контракт на прохождение военной службы. И они оба возвращались домой.

– Слушай, – обратился Семён к Анатолию, когда они заняли свои места в вагоне, – приедем в город, поехали с нами, отдохнём! С женой познакомлю. У меня тут в лесу около озера у приятеля заимка есть. Воздух... вина не надо – такой пьянящий! – Семён закатил глаза и покачал головой. – И рыбалка, ого, – он причмокнул несколько раз губами. – И звёзды по ночам – вот такие, – Семён покрутил руками, словно держал большой арбуз.

– Можно, конечно. Но не сразу, – улыбнулся Анатолий. – Я к матери сначала. Погощу малость. По хозяйству помогу. Посмотрю, как там наши беженцы устроились. А потом можно и на заимку. На пару деньков. Расслабиться.

 

Расслабиться... Семён как-то сразу погрустнел. Предстояла скорая встреча с женой. А выход не был найден.

«Нужно обладать силой, чтобы признаться в бессилии. Но истинная сила, – подумал Семён, – как раз в том, чтобы не расписаться в бессилии, а с достоинством это бессилие преодолеть».

Он вспомнил своё недавнее спасение. Правда, там противник был на виду. А тут ты сам, точнее, твой организм сам себе противник.

«Ладно, отдохнём малость, а там будет видно», – Семён посмотрел Анатолию в глаза:

– Конечно, расслабимся. Тебе понравится. Не пожалеешь, – он улыбнулся приятелю. – На том и порешим... – По армейской привычке они ударили по рукам.

 

А поезд, мерно стуча колёсами, нёс их к мирной, спокойной жизни. В которой, казалось, нет места подвигу. Но в которой сама жизнь подчас является подвигом. Подвигом осознания и преодоления той самой пресловутой силы бессилия.

4

Они сидели, точнее, полулежали в шезлонгах на берегу небольшого озерца. Высоко в небе катился огненный диск солнца, опаляя горячими ладошками всё, что было внизу. Озеро. Лес. Траву. И, наконец, добравшийся до них самих своими острыми лучами, сквозь ветки огромного старого дуба одиноко возвышающегося прямо над их головами.

Запах влаги проникал в лёгкие, наполняя их сладким дурманом. Свежескошенная трава опьяняла. Лёгкий ветерок завораживал. А всё вместе приводило в состояние отчаянной необузданности и всёвозможности всего в этот конкретный отрезок времени.

 

Верка прикрыла глаза и наслаждалась то ли просто присутствием здесь, то ли присутствием здесь кого-то конкретного. Лёгкая испарина покрывала углубление чуть ниже груди. Руки покоились на подлокотниках шезлонга. Ноги вытянуты и чуть-чуть раздвинуты. От неё исходил запах желания. Запах невостребованного тела. Запах любви.

Анатолий повернул голову в её сторону. И долго смотрел на неё. Её грудь мерно вздымалась и опускалась в такт дыханию.

«Вот чертовка! – подумал Анатолий, – ведь знает, что нравится мужикам. И лежит себе, хоть бы хны!»

– Не нравится, чего тогда глазеешь? – не поворачивая головы, с расстановкой спросила Верка.

– Почему не нравится? Нравится, – парировал Анатолий, ни сколько не удивившись Веркиной проницательностью, – только уж больно ты лежишь откровенно.

– А ты что, по-другому как-то лежишь? – Верка приоткрыла один глаз и посмотрела на него, – это не я так лежу. Это ты так смотришь.

– Мне-то что? Это пусть твой Семён на тебя так смотрит. А я нормально смотрю. – Анатолий вроде бы как от безразличия закрыл глаза.

– Да ты не злись. Я ж не виновата, что я такая, – поглубже залезая под кожу, не унималась Верка. – А Семён, он что? Он уже привык, так и не видит ни черта, кроме рыбы своей. Чуть что, сразу на рыбалку. А потом домой приходит замороженный какой-то, уставший. Ну, никакой!

Вон глянь. И не надоедает же ему так часами в воде стоять? Вот ведь заботушка-то.

Действительно, раздетый до плавок Семён стоял по колено в воде и, не отрываясь, следил за лениво качающимся на мелкой зыби поплавком. Любил он эту работу. Что тут скажешь?! А чем там жена занимается это, казалось, его ничуть не интересовало.

– А ведь любил-то как? – продолжала развивать свою мысль Верка, – первое время никуда от себя не отпускал. Злился, конечно, что на меня мужики пялятся. И с работы встречал. И за покупками куда, тоже вместе.

– А теперь-то что? – Анатолий понимающе улыбнулся, – Прошла любовь, завяли помидоры?

– Фу, как грубо, Толян! Ведь по существу любовь это...

Верка немного помедлила. Задумалась, подбирая слова. Но тут неожиданно Анатолий сам пришёл на помощь:

– А что такое, по-твоему, любовь? Вот как ты её понимаешь? Что это – физическое влечение. Или что-то другое?

– Нет, нет, – поспешила заверить Верка, – только не это. Это... это понимаешь... ну так трудно сразу выразить.

– А вот тут ты и не угадала. У каждого, конечно, любовь – это что-то своё. Но по большому счёту она всё равно имеет под собой какую-то основу. Будь то привлекательный вид, или общность интересов, или, наконец, физиология. – Анатолий сглотнул, не открывая глаз, осязаемо представив Веркино обнажённое тело. – Что-то в этом человеке тебя ведь должно задеть?

– Ну, хорошо. Ты говоришь, любовь это в одном из случаев самое обычное физическое влечение, – смутить Верку казалось было не возможно:

– Если я тебя правильно поняла, это, так сказать, животная страсть?

– Да-да, именно это я имел в виду, – Анатолий открыл глаза, повернул голову набок, с интересом посмотрел на Верку и задумался:

«Ну что в ней такого. Ни фигурки какой, особой. Наоборот, даже немного крупновата. Ни мордочки смазливой. А ведь есть в ней что-то такое. Исходят от неё флюиды какие-то».

– Ты брось меня раздевать-то, – ничуть не стушевалась Верка, – и так уж одежды на мне никакой.

– Да я ничего... – наконец-то смутился Анатолий, а Верка продолжила:

– Так вот, к примеру, гуляет мужик где на стороне. И нравится ему там. И устраивает его вроде бы всё. А чуть что, всё равно к жене бежит. И не разведётся ни за что, – Верка не на шутку разволновалась:

– А, казалось бы, если любишь, чего скрываться-то? Разводись и заводи семью новую, раз она тебя больше устраивает? Так нет же, в постель – пожалуйста. А что посерьёзней – уж извините-простите, – Верка посмотрела на Анатолия, словно он был во всём таком виноват.

– Рассуждаешь ты, Вер, прости, как женщина, – Анатолий никак не мог заставить себя смотреть на неё не так откровенно. – Подумай сама. Раз человек женился, значит чем-то ему его пассия приглянулась? Что-то в ней его зацепило? – Анатолий с видимым удовольствием втянулся в дискуссию, по-прежнему испепеляя Верку взглядом:

– И пусть это будет, к примеру, внешний вид, а позже, образно говоря и душа. А вот физического, сексуального единения, к сожалению не произошло. И не важно, в нашем случае, по чьей вине так случилось. Просто так случилось и всё.

Анатолий сделал паузу. Верка внимательно слушала его и он, воодушевившись ещё больше, продолжил:

– Так вот. Пройдёт год, два. У кого больше, у кого меньше. И что же? Физика, грубо говоря, своё всё равно возьмёт. Всё равно будешь искать того, что не хватает, где-то на стороне. Пока, наконец, не найдёшь. Кто-то раньше. Кто-то позже. А кто-то вообще – никогда. Но если есть в чём-то неудовлетворённость, такой исход всё равно неизбежен.

Анатолий вновь поймал себя на мысли, что никак не может оторвать взгляда от Веркиного обнажённого тела. Она его явно возбуждала. Или может просто солнышко так припекло?

– Так ты хочешь сказать: на стороне успокоился, обтёрся, и бегом к жене – душу изливать! – Верка аж приподнялась на локте и пристальней посмотрела на Анатолия.

– Пусть и примитивно. Пусть грубо. Но если так, то это не так уж и плохо! – Анатолий вытер рукой вспотевший лоб. – Ведь сколько семей живут и этого не имея?! Попросту ни секса, ни души, ни даже поговорить-посоветоваться не могут. – Анатолия видимо выдавал на гора наболевшее:

– И вот тогда вдруг обнаруживается, что серая мышка сидящая столько лет напротив на работе и понимает его и чувствует. И вот тогда-то ревнивые жёны кричат: «Я тебе нужна только для постели. А чуть что, к этой мымре бежишь».

Анатолий замолчал. Облизал пересохшие губы. И казалось, с горечью добавил:

– И ведь бежит. Потому что она его, мымра эта, по определению жены, мышка серая – да, она его лучше и понимает, и чувствует. И может посоветовать или подсказать чего. А это тоже не мало.

Он вдруг почувствовал, как Верка напряглась, но продолжил:

– И не кажется она ему уже и такой серенькой, и мымристой. И секса от неё никакого вроде бы и не надо. А вот нужна она ему. Нужна. И всё тут.

Он сделал паузу. Посмотрел на Семёна. Тот казалось не обращал на них никакого внимания. И уже тише добавил:

– А чтоб смириться и согласиться с тем, что у мужа есть ещё кто-то?.. Далеко не каждая женщина может позволить себе такое. Далеко не каждая может с этим мириться. А уж мужик и тем более! Мужик, он вообще собственник. Моё. И хоть ты тресни.

Анатолий замолчал, не сводя липкого взгляда от Веркиных прелестей. Верка не обращая на это внимание, осмысливала сказанное и с интересом смотрела на него. Возникла пауза.

То ли от сказанного только что, то ли от жары томный воздух швырнулся чем-то. Тёплая волна взаимности пробежала между ними.

А солнце палило нещадно. Запах реки разжижал кровь, заставляя её быстрее бегать по жилам. Духмяные травы наполняли грудь желанием и осуществимостью.

А двое людей полулежали в шезлонгах и смотрели глаза в глаза. Им было что сказать друг другу. Но думали они уже видимо совершенно о чём-то другом.

Они посмотрели на озерцо. Семён по-прежнему интересовался только одиноко снующим по водной поверхности поплавком. Вдруг он, словно почувствовав, что на него смотрят, повернул голову в их сторону, приветливо помахал рукой и крикнул:

– Не клюёт что-то, холера ясна! Ну да ничего. Мы её, рыбу-то, пересидим! Как пить дать, пересидим. Жрать захочет, куда денется? А мы ей тут вкусненького червячка напоследок. Ха! – и он вновь отвернулся к воде.

– А чего ж Семёну тогда не хватает? – Верка кивнула на мужа, – и дела его рабочие обсуждаем. И все проблемы и домашние, и вообще вместе решать стараемся. Да и лаской, кажется, не обижен.

– Так ты, Вер, сама и ответила. Все мы люди разные и по характеру и по темпераменту, – Анатолий согласно врождённой мужской солидарности пытался как-то оправдать Семёна. – Может ему и не надо столько. Если, к примеру, тебя каждый день кормить кашей, то через некоторое время ты скажешь: «Не хочу каши!»

– Ему-то может и не надо столько... да он-то ведь не один в этом деле участвует, – при этих словах Верка вроде бы как и покраснела даже. Хотя может солнышко какой отсвет дало. И понизив голос, продолжила, – как же тогда-то быть?

В воздухе повисла напряжённая пауза. Глаза у Верки заблестели. Хотя, может, их просто и ветром надуло. Да и у Анатолия дыхание перехватило. Может, конечно, и от того же самого ветерка.

– Ой, Верка, чувствую мы так и договориться до чего-нибудь можем.

– Можем, – подтвердила Верка. – Если сможем, – улыбнулась она, разряжая атмосферу.

Они, не сговариваясь, повернули головы и вновь посмотрели на Семёна. А он безмятежно ловил рыбу. По-прежнему больше не интересуясь ничем.

В этот момент поплавок на его удочке резко пошёл сначала в сторону, а потом и ко дну. Весь подобравшись, Семён аккуратно подсёк и вытащил полосато-серебристого окунька из воды. Тот, глотнув воздуха замер, словно задумавшись и в следующую секунду затрепыхался, безуспешно пытаясь вырваться из удушливого плена.

– Смотри-ка, как жизнь всё-таки устроена, – в задумчивости глядя на рыбёшку произнесла Верка. – Кто-то охотится, чтобы прокормиться. Кто-то трепыхается, чтобы выжить. А кто-то ищет, чтобы найти, – она повернула голову и посмотрела на Анатолия, – найти удовлетворение, удовольствие или просто спокойствие обрести. А обретя, снова искать что-то лучшее, что-то большее. И так без конца. Без какого бы то ни было завершения.

– Тут ты опять не угадала, – Анатолий ни как не мог оторвать от неё своего раздевающего взгляда, – если долго и трудно ищешь и, наконец, находишь. Начинаешь ценить, что приобрёл.

И даже если кажется: «Это всё. Лучшего быть уже не может. Потому что лучшего просто уже не может быть...»

Анатолий будто споткнувшись, замолчал. Глаза у него вдруг завлажнели. Взгляд растворился, словно уйдя в себя. Но губы продолжали выдавать сокровенное:

– И от этого становится страшно: «Неужели это всё? И не будет в жизни чего-то более сильного? Ведь то что имеешь, оно вроде бы уже как и есть».

Анатолий смахнул не существующую слезу:

– Но нет, проходит день, два. И понимаешь: «Пусть не будет другого, раз его просто не существует, но пусть будет так, как есть теперь. И пусть так, будет всегда! Или, по крайней мере, достаточно долго...

Он замолчал тяжело дыша. Мысли его уже были, казалось где-то далеко отсюда. Верка участливо смотрела на Анатолия:

– Ты говоришь, как будто у тебя самого такое было?

– Было, Вера. По-моему было! – Анатолий на секунду задумался. – Да не усмотрел. По молодости, по глупости не понял. Нашёл и, даже не успев распробовать и насладиться обладанием, потерял.

– А у тебя, Вер, было такое? – не вдаваясь в подробности, в свою очередь спросил Анатолий.

– Да откуда нам мужниным жёнам эдаким похвастаться. А коли и было, коли и есть, это ведь ещё понять, осознать надобно. Это ведь вам, старым романтикам проще. У вольной птицы и чувства вольные. А нам уж так как есть. Как выпало приходится... – Верка враз погрустнела.

Анатолий посмотрел на берег. Там всё так же, по колено в воде, стоял Семён, увлечённый рыбной ловлей. И, казалось, совершенно не обращал на них никакого внимания.

Стало как-то не по себе. Прямо вот так, на глазах воровать.

Анатолий с трудом оторвал от Верки взгляд и посмотрел вверх. Высоко в небе, по-прежнему катился огненный диск солнца, опаляя горячими ладошками всё, что было внизу. Озеро. Лес. Траву.

На щеку ему скатилась одинокая слеза невостребованного желания. Он до боли закусил губы и произнёс:

– На чужом несчастье своего счастья не построишь, Вер. Будь счастлива и извини за сегодняшнее. Просто погода такая. Воздух такой – мозги затуманил.

Они надолго замолчали. Вера тоже уткнула взгляд в небо. А Анатолий, не в состоянии так быстро успокоиться прокручивал в голове не реализованный диалог:

– Ну и дурак ты, Толик. Ведь если и не ты, то кто-то другой. Сам говорил: «Раз что-то не устраивает, всё равно искать будешь», – размышлял он:

– Так почему бы и не сейчас, и не с ней? Как знать, может и получилось бы что-нибудь? А ты: «Извини-извини»... Дурак ты, Толик, коль моментом не воспользовался.

– Оно, конечно, может и дурак, – отвечал он сам себе, – но только по головам ходить не могу и не хочу. Извините.

После этих слов, услышанных только им самим, он встал с шезлонга и направился в сторону реки. Подошёл к Семёну. Посмотрел на поплавок и попросил:

– Ну-ка покажи улов, рыбак ты наш замечательный.

Семён положил удочку. Подошёл к бидончику, в котором плавал только что выуженный окунёк. Сунул туда руку. Поймал его. И, вынув наружу, показал Анатолию.

– Что, поговорили? – Семён кивнул в сторону жены. – Она у меня умница. И как хозяйка, знаешь какая?.. Таких – ещё поискать! Да вот только я... – он неожиданно твёрдо посмотрел на Анатолия и, как бы решившись, продолжил:

– А я, понимаешь, службу в ракетных войсках проходил. Ну и «хватанул» окислителя. Так что сейчас, я как мужик – никакой.

Семён опустил глаза. Не каждый бы решился поведать об этом почти постороннему человеку.

– Только и осталось, что рыбалка, да домино... А признаться, никак духу не хватает. Как ей об этом скажешь? Вот и мается теперь. Сама молчит, конечно, терпит. Но я-то вижу.  

Они непроизвольно подняли головы и посмотрели в ту сторону, где загорала Верка.

Та, ничего не подозревая, продолжала принимать воздушные ванны. Открытая. Соблазнительная. И не востребованная.

– А ты парень честный. Да и здоровьицем бог не обидел, – Семен, не мигая, смотрел на Анатолия. –  А она знаешь, как ребёночка хочет? Ты бы уж не обижал её!..

Анатолий подумал что ослышался. Или вообще понял что-то не так. Он казался ошеломлённым.

– Кого-кого хочет? – словно в шоке переспросил Анатолий и внезапно осёкся. Смысл сказанного наконец-то дошёл до него:

– Так ты что. Так как же так? – Анатолий ни как не мог собраться с мыслями:

– Так ты чего ж не разведешься-то? – спросил первое, что пришло на ум, – разведись и играй в свои шашки-шахматы на здоровье.

– Так ведь люблю ж я её, – совсем не обиделся Семён, – да и вообще она у меня для жизни – что надо. Я для неё знаешь? Я ради неё на всё готов, всё стерплю! Она у меня знаешь какая? Нету таких больше вообще!

И уже тише добавил:

– Да вот я подкачал...

– Ну и дела, – только и сумел произнести Анатолий, – вот те и закидончики!..

Он посмотрел туда, откуда только что пришёл. Верка по-прежнему полулежала в шезлонге, подставляя тело солнцу и воздуху.

– Да вы что, ребята? Прямо как оттуда! – Анатолий посмотрел на Семёна, потом опять на Верку. Желание с новой силой захлестнуло его.

Не произнеся больше ни слова, он развернулся и вошёл в воду. Необходимо было немного охладиться и привести свои сумбурные мысли хоть в какой-то порядок.

А тем временем, высоко в небе катился огненный диск солнца, опаляя горячими ладошками всё, что было внизу. Озеро. Лес. Траву.

Да и запах влаги, проникая в лёгкие, наполнял их сладким дурманом. Свежескошенная трава опьяняла. Лёгкий ветерок завораживал. А всё вместе приводило в состояние отчаянной необузданности и всёвозможности всего в этот конкретный отрезок времени.

 Он плыл к середине водоёма. А два человека на берегу каждый со своим интересом и надеждой следили за его действиями. А он плыл и не понимал, что же делать в подобной ситуации?

Вода, обволакивая, мягко ласкала тело. Ритмичные движения немного успокоили.

«А когда не знаешь, как поступить, – наконец-то сообразил Анатолий, – то плыви по течению. Оно само тебя вынесет. Как говорится, – вспомнил он где-то услышанное изречение, – если человек почувствовал ветер перемен, то ему нужно строить не щит от ветра, а ветряную мельницу».

Придя к такому мудрому и в то же время простому решению, он немного успокоился. Развернулся. И поплыл назад, к берегу. Широко размахивая при этом руками и брызгая тёплой водой в разные стороны.

Он плыл теперь уже уверенно навстречу ожидавшим его приключениям. Он плыл навстречу чарующей и манящей, но всё-таки непредсказуемой пока неизвестности.

 

5

Доплыв до берега и почувствовав под ногами твёрдую почву, Анатолий остановился, и посмотрел на сушу. Там было всё по-прежнему: Семён сосредоточенно ловил рыбу, Верка – безмятежно загорала лёжа рядом с шезлонгом на животе, подстелив под себя большое махровое полотенце.

Он вышел из воды. Семён даже не повернул голову в его сторону, якобы увлёкшись своим любимым занятием.

Анатолий подошёл к шезлонгам, и хотел уже было взять полотенце и растереться. Но внезапно передумал. Вместо этого он тихонечко подошёл к Верке и положил влажные прохладные ладони ей на спину.

Верка вздрогнула от неожиданности. Приподнялась на руках. И тут же опустившись, затихла.

– Ой, как хорошо! Холодненькие какие. Погладь по спинке, – не поворачивая головы и не открывая глаз, попросила она.

Анатолий осторожно провёл по спине, вкладывая в это движение всё: от нежности – до желания. От радости созерцания – до счастья обладания. От голодного обморока – до сытого пресыщения всем, так долго копившимся сегодня в нём.

Сквозь теплоту прохладных ладошек Верке переходил тот заряд энергии, который смог бы сдвинуть горы, всколыхнуть моря или просто доставить удовольствие и счастье. Пусть даже и такое короткое и не правильное счастье.

Он водил руками по спине немного нажимая и незаметно отпуская, надавливая и вибрируя, успокаивая и разглаживая. И Веркино тело заволновалось. И Веркино тело напряглось, расслабляясь под умелыми руками твёрдого в своих намерениях человека...

 

Семён в это время неожиданно сел прямо в воде где только что стоял. Он не поворачивал головы и не видел всего того, что происходило на берегу. Но кожей чувствовал, что там что-то происходит. С его ведома происходит. С его благословения.

Удочка выпала из его рук и всплыв, спокойно покачивалась, словно пришвартованный корабль около его локтей. Он поднёс ладони к голове и закрыл ими лицо. Слёзы душили его. Воздух спазмами сжимал горло.

Изнутри тихой струйкой просачивался стон, сдерживаемый чтобы не сорваться на крик. Из глаз текли слёзы. Он зачерпнул из реки воду и обмыл лицо. Но вода казалось, тут же испарилась с пылающей огнём кожи, смешиваясь со слезами и стоном, оседая туманом. Растворяясь и уплывая по течению в ни в чём не повинной воде.

 

Верка начала проявлять беспокойство. Слишком настойчиво однозначны были действия в её адрес. Уж слишком всё было очевидным.

Она повернулась на спину и, подняв разгорячённое лицо посмотрела Анатолию в глаза:

– Что это с тобой, а? – она провела языком по губам немного поджимая и подкусывая нижнюю. – Какой-то ты... как оттуда. Прямо вулкан какой-то!

Анатолий смотрел ей в глаза. И казалось, не видел больше ничего вокруг кроме алых волнующих губ, влажного языка скользящего по ним. Разгорячённых щёчек и ямочек по уголкам рта.

Его лоб покрыла испарина. Сердце бешено стучало, пытаясь, казалось выпрыгнуть из груди. Руки по инерции пытались гладить, казалось уже принадлежащее ему тело.

Теряя над собой контроль, подчинившись порыву, он наклонил голову и поцеловал её в живот. По её телу пробежала судорога. Подогнув колени, она запустила пальцы ему в волосы и прижала голову сильнее к себе.

Он впился зубами чуть ниже того места, где узкая полоска плавок пересекала упругую кожу. Из её горла вырвался хриплый стон.

Тело выгнулось, поддавшись единому желанию, единому восторгу. И вспорхнуло вместе с мыслями и действительностью в едином экстазе жаждущего ласк тела и провалилось опустошенностью, расслабленностью и благодатью. Они затихли.

 

Он поднял голову и посмотрел на неё: глаза полу закрыты, лицо пылает. Волосы влажно разбросаны в разные стороны.

– Что это было? – спросил  он в пол голоса, как бы боясь вспугнуть состоявшееся, – это со мной или с тобой было? Нахлынуло. Как оттуда.

Верка приоткрыла глаза. Пошевелила губами. И вновь сомкнула веки. Живот всё ещё ходил волнами, не желая успокаиваться. Она сжала коленки и понемногу приходя в себя отпустила его волосы.

Рука скользнула по его щеке. Он повернул голову и коснулся губами ладошки. Верка отдёрнула руку, словно с его губ соскользнул электрический заряд, ударив её током.

– Господи, что же мы делаем, господи? – и продолжила, не удержавшись, – как хорошо-то, господи! Как хорошо-то, как покойно.

Слова не совсем вязались с действительностью. Но кто на них обращает внимание? Когда и так всё понятно. Ведь не так важно, что именно говоришь, составляя из маленьких буковок слова и предложения. А важно – как ты это говоришь. И даже не столько, как говоришь, сколько – что хочешь этим сказать.

 

Тем временем огненный диск солнца продолжал своё созидательное шествие по небосклону, придирчиво поглядывая с высоты. Внизу серебрилась река, умеющая хранить тайны. Невдалеке перешёптывались листья старого обветшалого дуба, обсуждая увиденное.

А сидя по пояс в воде плакал одинокий человек, размазывая солёные слёзы по лицу. Он окунал голову в прохладную гладь, хотя это и не приносило облегчения. Он смотрел прямо перед собой, не решаясь обернуться назад...

Вдруг он замер, уставившись в одну точку. Затем опустил голову. Увидел удочку. Взял её в руки. Встал на ноги. Вытянул леску из воды.

На крючке трепыхалась какая-то маленькая рыбёшка. Он подвёл леску ближе. Перехватил её свободной рукой. Взял удилище под мышку. Осторожно освободил рыбку и закинул её далеко в воду.

– Поживи ещё! Поплавай пока, везунок – сказал Семён.

Понаблюдал, как затихают круги, поднятые рыбёшкой на воде. И, обернувшись, посмотрел на берег...

 

Анатолий полу лежал в шезлонге рядом с Веркой. Они опять о чём-то беседовали. Слышно не было, но Семён видел, как шевелятся их губы. И он, немного успокоившись, вновь сосредоточился на рыбалке.

– Вер, такое впечатление, что ты уже несколько лет живёшь одна. Ну, без любви, без ласки? – Анатолий расслабленно глядел на Верку.

– Лет ни лет, но уже давно со мной такого не было, – немного смущаясь, Верка посмотрела на Анатолия.

– Что, совсем прям – ничего? – не унимался он.

– Совсем, Толик, совсем, – Верка немного помедлила и, видимо решившись, продолжила:

– Это, понимаешь, произошло месяца три назад. Мы тогда допоздна засиделись в гостях. Потом долго шли пешком домой. А потом у нас ничего не получилось. Я не обратила на это внимание: с кем не бывает?

И это бы всё ничего, но в другой раз тоже что-то не сложилось. Потом Семён как-то ушёл в себя. Стал каким-то замкнутым. На все мои притязания пытался как-то уклонится или причину какую-нибудь придумывал.

Я уж грешным делом начала подумывать: «Может, завелась у него пассия, какая?»

Стала приглядываться к нему. Так нет же. Не похоже. Я бы почувствовала. Поняла бы. Но я видела, всё равно что-то с ним происходит. Чего-то он от меня скрывает.

Я уж к нему и так и эдак. А он от меня, как от сбесившейся кошки шарахался. Сам мучается и меня мучает. А спросишь, или вообще молчит, или буркнет что себе под нос и на рыбалку, или с мужиками во дворе «козла» забивать.

– Так это у вас только три месяца продолжается? – Анатолий задумался. – Ну, тогда слушай! – сказал он и посмотрел прямо Верке в глаза:

– Он считает, что у него всё это оттого, что в армии «ракетным окислителем» траванулся. Такие случаи действительно бывают. Но бывает и совсем другое – он просто себе это в голову вбил.

– Да, да, – Верка задумчиво посмотрела на Семёна по-прежнему стоящего по колено в воде, – теперь кое-что становится понятным! И Анатолий продолжил:

– Но на самом деле, всё не так уж страшно. Главное психологический барьер преодолеть. И в этом только ты, наверное, и помочь-то можешь.

– Да, что же я могу сделать, когда он меня к себе не подпускает? – взмолилась Верка, и на глазах у неё навернулись слёзы. – Что ж теперь делать-то? – уже тише добавила она, – как нам теперь быть?

– А ты попробуй! Знаешь, как он тебя любит! – Анатолий секунду помолчал. – Теперь у тебя есть самое главное – знание. Ты знаешь, чего хочешь. А дальше, как говорят, дело техники.

– А как же ты? – Верка одарила Анатолия таким взглядом, что у того вновь всё поднялось в груди, – ты-то как же будешь?

– А что я? – Анатолий не весело ухмыльнулся, – любовь прошла, завяли помидоры!

– Какой же ты всё-таки! – Верка счастливо улыбнулась.

– Какой? – решил всё же уточнить Анатолий.

– А вот такой, – Верка показала рукой в его сторону и, немного помедлив, добавила, – вот такой! Очень даже хороший и добрый...

 

Семен, тяжело переставляя ноги, поднимался вверх от реки. Смотанные снасти покоились у него на плече. Тяжёлые думы хуже любой ноши тянули к земле.

– Плохо сегодня что-то клюёт, – буркнул он, проходя мимо них. – Погода, наверное, такая.

– Сень, а ты куда это направился-то? – спросила Верка самым елейным голоском.

– Да пойду ушицу поставлю. Кой чего попалось всё же, – он, не останавливаясь, шёл дальше.

– Ой, и я с тобой. Подсоблю чем, – Верка соскочила с шезлонга.

– Да не надо! Вы уж тут подождите, покалякайте пока уха сготовится. Женщинам готовить уху и мясо доверять нельзя! – выдал Семён прописную истину.

– Да я только рыбку почищу. Ты и так устал. Вон целый день на ногах, – Верка проявила определённую настойчивость, накинула халатик и пошла вслед за мужем.

Не вооружённым глазом было видно, что Семён совсем не против этого. Это уж он так, как говориться «для порядку» покочевряжился. А сам был очень даже и рад тому, что Верка с ним пошла, а не с Анатолием осталась.

 

Как они там управлялись на кухне – неизвестно, но уха удалась на славу. Во время ужина Семён был сама любезность и расточал комплименты Верке налево и направо.

– Ты посмотри, как она эту рыбку почистила?! – тыкая вилкой в тарелку, обратился он к Анатолию, – нет, ты посмотри! Как это можно было все эти мелкие чешуички так выскоблить? С окунька-то, посмотри, а? – Он с аппетитом проглотил последний кусочек

– Это точно! – кивнул ему в такт Анатолий. – Мужик, он так бы? Да никогда! Да ни в жизнь!

– Да ладно вам, ребята! – словно смущаясь, подыграла им Верка, – пошли уже спать. И так времени много.

Она встала. Собрала опорожненные тарелки. Помыла. Вытерла со стола и, посмотрев на мужа, повторила:

– Пошли, пошли.  Хватит вечерить. И правда время позднее. Ты же сам хотел на раннюю зорьку встать. Глядишь, завтра опять нас ушицей порадуешь! – И она прошла в комнату, оставив дверь не закрытой.

Семён, чувствуя себя как не в своей тарелке, исподлобья посмотрел на Анатолия. Анатолий, в свою очередь, отвернувшись, сосредоточенно изучал структуру противоположной стены.

– Слышь, Толян! Ну, я это... Пойду уже тогда? Завтра надо пораньше... ну, что б не проспать, за рыбкой, – словно оправдываясь, пролепетал Семён.

– А что? Рыбка это здорово! Сегодня знатная уха получилась. Иди, конечно! Да и я сейчас уже тоже буду собираться. – Анатолий с пониманием посмотрел на Семёна...

 

Семён осторожно вошёл в комнату. Комната была погружена в полумрак. Горел только не яркий ночничок у кровати. Верка же стояла перед зеркалом и грациозными движениями, так, по крайней мере, показалось Семёну, расчёсывала волосы.

У него перехватило дыхание: «Господи, какая же она красивая!» – подумал он.

Верка повернула голову и посмотрела на него своими огромными, бездонными глазами. И он утонул в них. Зажмурился и тихонечко простонал: «Господи, как же я мог с ней так поступать? Как же посмел?»

Он распахнул глаза. Верка по-прежнему смотрела на него. Затем крутанула головой, откинув волосы за плечи.

– Ты чо, Сень? – она расстегнула халатик, – спать-то будем сегодня или как?

– Или как, – с хрипотцой  в голосе выдавил из себя Семён.

Верка, словно не замечая состояния мужа, и этим ещё больше его распаляя, подняла ногу и поставила её на стул. Полы халата, свободно ниспадая, распахнулись. Она потёрла коленку:

– Перезагорала сегодня, наверное. Смотри, Сень, тело какое горячее! – Верка провела рукой от бедра, до щиколотки и обратно.

Семён почувствовал, как всё его нутро взбунтовалось. Он ощутил неистовую силу. Подошёл к жене, прижал к себе.

– Какой ты у меня сильный, – Верка теснее прижалась к нему, – настоящий мужик.

– Правда? Ты так считаешь? – он вдыхал аромат её волос, пахнущих свежим воздухом, сеном и любовью.

– Правда. Только ты об этом пока ещё сам ничего не знаешь, – она мягко покусывала его загорелую грудь, дышащую теплом и желанием.

– Так ты расскажи, – он неумело гладил её волосы. А его тело звучало, словно натянутая струна под умелыми прикосновениями маэстро.

– Как прикажешь, господин, – словно Шехерезада из тысячи и одной ночи она покорно склонила голову и опустила взгляд.

Он принял её игру. И она начала свой долгий рассказ, полный любви, желания и страсти.

 

Конечно же, зорьку Семён проспал. Ну, да это и не удивительно.

– Давненько так не высыпался! – с красными от бессонной ночи глазами, потягиваясь, он вышел на крыльцо.

И вдруг увидел Анатолия. Полностью одетого и с сумкой в руке. Но не обратил на этот факт никакого внимания. Сбежал к нему и, заглядывая в глаза, затараторил:

– Я могу. Ты понимаешь, могу! – сияющий Семён дёргал Анатолия за рукав. – Это просто я – дурак. Хорошо, Верка объяснила. Давно надо было ей всё рассказать. Ну и дурак же я, – счастье так и выпирало из него.

– Да нет, ты не дурак. Ты везунок, – Анатолий хлопнул его по плечу. – Такую женщину отхватил. Ты самый настоящий везунок.

И отвернувшись в сторону тихонько, чтобы его не возможно было услышать, добавил:

– Это я дурак, – он покачал головой, – ну и дурак же я. Самый настоящий!

– Чего-чего? – переспросил не услышавший последних слов Семён.

– Да говорю, везунок же ты. Такая жена у тебя. Просто умница. Да и хозяйка отличная.

Семён согласно кивнул, расплываясь глупейшей улыбкой:

– А ты куда это спозаранку-то, да в таком виде собрался?

– Да надо в город срочно, я там зубную пасту оставил. – Анатолий пожал руку Семёну и отвернулся, – поздравляю!

– Так возьми нашу. У нас есть. Что нам, не хватит что ли? Оставайся. Да и Верка огорчится, – Семён сделал попытку остановить его, намериваясь сбегать за пастой.

– Да нет. Я уж как нибудь, своей обойдусь, – не совсем понятно что имея ввиду ответил Анатолий. – Да и вообще, шучу я. Правда. Просто мне ещё надо к нашему школьному учителю заглянуть. Он у нас классным руководителем был.

Повернулся. Помахал на прощанье рукой. И пошёл к автобусной остановке.

В этот момент на крыльцо вышла и Верка.

– Спасибо! – крикнула она ему в спину.

– За что? – не поворачиваясь, спросил Анатолий.

– За что? – эхом переспросил и Семён.

– Да за компанию, – не растерялась Верка.

– А-а, – наконец-то понял счастливый муж.

Верка стояла и смотрела на неспешно уходящего Анатолия. И не понятно было, радуется она чему-то там или нет. Не понятно было. Не понятно. Но в глазах у неё почему-то стояли слёзы...

 

 

Другие произведения автора:

Суаре

Бомж (читает автор)

Кому что