Одержимый Эдд (из цикла «Все
это было бы смешно….», ч.2 «Бытовые зарисовки»).
Эдд, молодой предприниматель лет тридцати, высокий, хорошо сложенный,
с симпатичным, но несколько высокомерным, как бы опускающимся в жиреющие
снизу щеки лицом, придающим ему больше солидности, недавно стал директором
компьютерной фирмы. В коллективе он зарекомендовал себя как порядочный
человек, то есть не пил, не курил, неплохо знал свое дело, нравился девочкам
и мог постоять за себя, правда, на расправу был очень крут и зол.
Тихим, спокойным голосом, чуть улыбаясь, он рассказывал, как избавился
от приставаний вечно пьяного соседа старика, который постоянно лез к нему с
рассказами о каких-то художниках. Сделав ему несколько резких предупреждений
и поняв, что старик не отстанет, Эдд прямо на лестничной площадке вломил ему
кулаком в лоб. А на следующий день корешей своих на квартиру к нему привел,
чтобы тот молчал и всегда обходил его стороной.
Таким же тихим, но ласковым, взволнованным голосом, с еще большей
улыбкой рассказывал Эдд о своем нежном сынишке, который недавно пошел в
первый класс. А когда его одноклассник захотел отнять у малыша деньги, Эдд
так стукнул маленького хулигана по голове, что тот долго валялся на снегу, и
у него из носа и ушей шла кровь. Потом приходила его мать, и Эдд вежливо
объяснил ей, что в следующий раз он из ее сына мозги вышибет. Мать поняла,
что он говорит правду, перестала кричать и молча ушла домой.
Все подобные рассказы Эдда встречали горячее одобрение у его
сотрудников, уважение к нему возрастало, ведь все они тоже жили по принципу
«мозги вышибу!», столь часто повторяемому героями голливудских фильмов, и
жизни без этого правила в нашей стране не представляли.
В одну из множества рабочих ночей Эдд сбывал налево партию
компьютеров, приобретенную задешево у разорявшегося поставщика, но никак не
мог сосредоточиться на подсчете получаемых денег: переворачивающая все его
существо мысль, как смертный приговор, постоянно отвлекала. Недавно
купленный, последней марки, будто снегом сверкающий и монументально высокий,
как памятник на площади, холодильник уже многие часы работал «вхолостую», на
тещу, которая то ли забыла, то ли нарочно оставила в нем две свои «поганые»
банки варенья. В его, личном, собственном, холодильнике! Бешеное высокомерие
не давало Эдду возможности сказать ей, «стерве», об этом: не дай Бог она, а
вместе с ней и жена посчитают его мелочным и жадным, тем более, что живет он
у них на квартире. Как ревность пробуждает любовь, так эти две банки варенья
вызвали у Эдда такой приступ обиды и страсти к своему холодильнику, что
даже чувство к сыну отошло на задний план. Тогда, охваченный звериной
яростью, он испытывал непреодолимое желание врезать теще ребром ладони по
пухлой маленькой шейке, как вдруг зазвонил мобильник, и его срочно позвали на
склад, чтобы не упустить выгодного покупателя, которые так редки в нашей
стране.
Итак, Эдд сидел на складе, мучился, а окружающие его со всех сторон
компьютеры, люди, их уносящие, стеллажи с техникой, даже стены давили на него
своей массой и требовали восстановить справедливость: выключить свой, личный,
прекрасный холодильник, а банки с вареньем перенести в тещин или, лучше,
вообще выбросить, разбив их об асфальт. Не в силах дальше бороться ни с
собой, ни с окружающей обстановкой, насквозь пропитанной чувством
собственности, Эдд поручил подсчет денег своему менеджеру, который не знал
таблицу умножения, зато умел обращаться с калькулятором, и сел в свою
«девятку».
Тещина девятиэтажка мрачно высилась под темным небом, лишь на доме
напротив ярко горел плакат: «Человек – мера всех вещей!». Эдд остановил
машину и задумался: Джонни не умеет считать, его сколько раз обманывали, а он
доверил ему слишком важное дело, деньги. «Надо было подождать: какой-нибудь
час оставался до окончательного расчета, и поезжай себе с Богом или чертом, а
ты, как мальчишка… Ну ничего: продешевит – мозги вышибу этому слюнтяю… но
деньги все равно потеряю…». Эдд уж решил развернуть машину и мчаться обратно,
но опять как наяву увидел собственный красавец холодильник, работающий
«вхолостую», теряющий свою необыкновенную прелесть и силу. Эдд нажал на газ и
припарковался у тещиного подъезда.
Одним рывком поднялся на шестой этаж и вставил ключ в замок
бронированной двери тещиной квартиры. Долго, долго он бился, дрался с замком,
стараясь открыть его, наконец понял, что замок вставлен новый. А его
почему-то никто не предупредил, значит, с ним не считаются, ни «проклятая»
теща, ни жена. Трясясь от бешенства, он без устали звонил в квартиру, потом
начал колотить в дверь ногами, кулаками до боли, до крови, как будто избивал
своих ненавистных домочадцев.
Грохот в подъезде поднялся такой, будто все заключенные
Петропавловской крепости разом рвались на волю и в пароксизме отчаяния бились
о гулкие железные двери своими телами. Соседи один за другим выглядывали из
бронированных дверей, но так же, один за другим, пугливо захлопывали их. Лишь
мужчина, живущий рядом с квартирой тещи, набрался храбрости и сказал Эдду,
что его жена с матерью и сыном уехали в сад и вернутся только завтра. У Эдда
опустились руки, ослабли ноги и все тело. Он с ненавистью посмотрел на
соседа, который быстро скрылся, и в бессилии уставился на бронированную
крепость запертой двери.
«Джонни, как он там, ублюдок? Наверное, взял несколько «кусков» и рад
до пупа, даже «спасибо» сказал, и глупая его рожа расплылась в улыбке! – Эдд
снова затрясся от ярости. – Дай Бог, если ему половину заплатили…. Нет, надо
срочно ехать обратно, пока покупатель не ушел, пока денежки не уплыли!». Но
ноги Эдда не двигались: совсем близко, вот за этой чертовой дверью,
находилось самое любимое для него в мире существо и просило о помощи, чтобы
навеки принадлежать только ему и никому больше.
Как лунатик, Эдд вышел в лоджию и справа увидел тещин балкон. А что,
если перейти на него: это не так уж трудно, нужно лишь обогнуть часть
разделяющей их узкой, в полный обхват выступающей стены. А затем разбить
окно, если оно и дверь закрыты, и ноу проблемз. Как завороженный, он смотрел
на тещин балкон, за темными окнами которого ждал его возлюбленный
холодильник.
Как одержимый, Эдд встал на железобетонные перила, держась за угол стены,
спиной к пустоте. Потом шагнул через нее и только тогда понял, что не выбрал
место, куда ставить шагнувшую ногу. Она скользнула по стене, как по льду, и
Эдд повис, сжимая ее последним объятием, безуспешно пытаясь найти хоть
какую-нибудь опору для ног, - вернуться на перила он уже не мог. Стена была
скользкой и пронизала его знобящим холодом. «Хелп ми!» - крикнул он почему-то
по-английски, глядя вниз, в темную пустоту, но она молчала. «Помоги-ите-е!!»
- всеми легкими, всем еще полным молодой жизнью телом закричал он. И увидел
доброе, безответное лицо Джонни, русского парня Жени, которого не раз
колотил, уважительные лица товарищей, которых всегда презирал, ласковые и
грустные лица жены и матери, к которым становился равнодушен, и веселое
личико сынишки, единственного человека, которого он любил и ради которого был
готов на все. «Помоги-ите-е, я жить хочу, жи-и-ить!!» - кричал, молил он,
медленно сползая вниз, в пустоту и тьму, хотя и здесь, за множеством холодно
поблескивающих окон, совсем рядом, находились живые люди. Только сейчас эти
окна заметил Эдд и только в эти окна смотрел, только этих людей молил о
спасении. Их мир наконец ответил ему: ослепил внезапно вспыхнувшим, бьющим по
всему коченеющему от холода и ужаса телу леденящим светом.
«Оттянись со вкусом!!» - орал ему смеющийся парень с огромной рекламы
на соседнем доме, вынимая пиво из сверкающего холодной белизной холодильника.
Новые
Меню
