Ад кромешный (II часть)

2.

…И если подумать, то приключения – это не так уж и плохо. Только беспокойно немного, да и холодно по ночам. (Дэннер)

Некоторое время Ласточка пребывала в состоянии, балансирующем между возмущенным скептицизмом, воинствующим антихристианством и крайне соблазнительным желанием очень громко заржать. Не засмеяться, а именно заржать – чувствуете разницу?.. Все вышеперечисленное, сменяя друг друга, отражалось на ее лице, как облака в ветреный день. Пару раз она пыталась что-то сказать, но закрывала рот обратно, так и не начав фразы, ну, а я ее и не торопил. Все же, первое в жизни задание – это, как-никак, событие волнительное и в меру грандиозное. Лично я по прибытии в «Константу» стоял в этом самом кабинете, хрипя и зажимая локтем дырку в боку, считал в глазах звездочки, тихо мечтал свалиться и слушал, как мне поют дифирамбы.  А затем кто-то добренький – может, и Рябчиков, я тогда хреново соображал – накинул мне на плечи шинель, провозгласил нечто вроде «поздравляю с блестящим выполнением первого боевого задания!» и милостиво усадил на диванчик, отчего в глазах несколько прояснилось, и ваш рассказчик имел счастье лицезреть собравшихся. Тогда еще не было в «Константе» ни Герды, ни Джейми, ни Миллистера – никого из них не было, они даже не представляли, кем станут впоследствии, а Рябчиков был значительно моложе, и волосы у него были не седые, а черные, как смоль. Все захлопали, начали поздравлять, а я честно хотел им улыбнуться, но вышел какой-то жуткий звериный оскал на моей окровавленной разбитой морде. И кто-то сказал «У-ух, как нехорошо улыбается!» А откуда-то слева добавили: «Самый настоящий звереныш!» «Волчонок!.. Рыжий волчонок!» Ну, да, рыжий. Волосы мои тогда были короткие очень, даже до плеч с трудом доставали – откуда мальчишке тринадцати лет от роду хорошую гриву иметь, это сейчас у меня хвост до лопаток – тяжелый, зараза. Попробуй-ка, не позволь Аретейни этот хвост расчесать – пожалеешь, что глухонемым не родился. С этой целью она всегда таскает с собой потемневший от времени можжевеловый гребень, он у нас один на двоих – вроде как, оберег. Характер у нее ласковый, а вот рука тяжелая. А с гребнем еще и травмоопасная. Я рефлекторно дергаюсь, а она комментирует: «Что ты как девчонка! Не больно ведь совсем…»

Что-то я снова увлекся, простите.

Так вот, первое задание моей любимой и теперь коллеги по совместительству ознаменовалось ветром, легким дождем и… не ко времени заглохшим мотором.

Нет, серьезно, двигатель давно пора бы перебрать. Пока я с ключом в руке соседствовал с холодной лужей, Аретейни маялась, бегала из стороны в сторону и переживала. Накрапывал дождь, и мне безумно хотелось поскорее вкрутить эту несчастную свечу, да полетел к чертям еще и глушитель. Самое время дождаться кураторов, получить от Рябчикова нагоняй и от снабженцев машину – ну, так я же, вашу дивизию, упрямый. От волнения все валилось из рук – включая ключи и одну не в меру упрямую гайку, последняя, причем, ехидно булькнула в лужу – я переживал так, словно это мне предстоит первое задание.

— Да, – Ласточка с улыбкой подала мне мою потерю, – я могу не волноваться. С таким-то командиром мне все по плечу!

— Иди ты, – зло буркнул я, вымещая эмоции на несчастной гайке и водворяя, термостат на его законное место.

— Видимо, все же пойду, а не поеду. – Ласточка вздохнула, закатала рукава и решительно отобрала у меня ключ. – Отдохни и успокойся немного.

Я послушно встал, вытер руки и закурил, облокотившись на седло «Урала». Аретейни ловко закручивала гайку, периодически сдувая прядь волос с лица. Я подумал, что мог бы любоваться ее работой, если бы, в самом деле, так не психовал. Из-за чего, из-за несчастной шахты?.. Смешно.

— Закурить бы… – поделилась Ласточка, опускаясь на оба колена и принимаясь за глушитель. Руки действовали ловко и слаженно – она одинаково легко управляется и с кухонным ножом, и с кинжалом, и с двигателем старенького мотоцикла, и с вышивальной иглой.

— И не мечтай, – осадил я, затягиваясь. – Я тебя хоронить в расцвете лет не нанимался.

— С вами тут закуришь… – она изогнулась, подлезая в нужное место и толкнув меня локтем, – а там, глядишь, и сопьешься…

— Это с кем это – с вами? – заинтересовался ваш рассказчик. – Я тебя курить не заставляю. У тебя сердечная недостаточность, забыла? Закуришь – можешь забыть о службе. И о полноценной жизни заодно.

— Доктор, заткнитесь, будьте любезны. – Голос Ласточки по-змеиному зашипел, сообщая мне о том, что я ухитрился-таки обидеть его обладательницу. Впрочем, в середине месяца ее, вообще, сложно не обидеть…

— Я просто напоминаю. Не хочешь подобных напоминаний – не отпускай таких комментариев. Ясно?

— Пусти-ка. Смена вернулась.

Ласточка послушно посторонилась, а я принял эстафету. Не то сигарета в самом деле спасла, не то Ласточкина рука, легко, словно бы невзначай, коснувшаяся моих волос – но я, кажется, пришел в норму. Не совсем, но для удержания в руках ключа хватало.

Пока я работал, Аретейни чтобы не скучать  достала распечатку дела и углубилась в чтение. С серого неба накрапывал дождь, но чернилам не грозило растечься – Ласточка еще в кабинете Рябчикова успела аккуратно упаковать листы в файлы, а файлы – в скоросшиватель. Ее педантизм в отношении любого текста, вне зависимости от формата и способа написания, частенько помогал, когда мне приходилось по полчаса пялиться в монитор, отыскивая нужную папку.

— Животные не пропадают, в отличие от людей. Птицы летают спокойно, сторожевые собаки на месте… надеюсь, не придется их отпугивать, не люблю…

Термостат, наконец, встал на свое законное место. Ключ выскальзывал из мокрой руки.

— Ты же знаешь, что придется.

Ласточка вздохнула.

— А ты знаешь, что я не люблю мучить животных.

— Каждому свое. – Я, наконец, открыл багажник мотоцикла и швырнул туда инструменты. Ласточка вздрогнула и поглядела на меня, но ничего не сказала. Умница. Я в любую секунду готов был сорваться. – Я, вот, знаешь ли, не люблю, когда они на меня кидаются.

— Я знаю… – Ласточка неожиданно шагнула ко мне и обхватила за пояс, прижавшись к груди. Как-то по-детски беспомощно и доверчиво. Она всегда так делает, когда чего-то боится, и я впервые за это утро почувствовал ее страх. Безусловно, она радовалась предстоящему приключению, но и за этой радостью прятались волнение и неуверенность. И вся моя злость словно бы испарилась, и захотелось обнять ее и не отпускать никогда, уберечь, защитить, от чего – я и сам не знал. Всякий раз монстр, спящий у меня в груди, съеживается и прячется подальше, как будто ее руки отгоняют его, и я становлюсь человеком. Не сказал бы, что хорошим человеком, скорее, обычным, но именно человеком – а не машиной для убийства, которой все равно, в кого стрелять. И с каждым разом он, монстр, то есть, становится все слабее и будто бы меньше. И я чувствую, что вполне способен его победить.

А теперь – когда мне бояться. Теперь, когда она испугалась, бояться мне самому уже некогда. Я должен заставить ее поверить в победу, а если не поверишь сам – как убедить других?.. Особенно, родных и близких, с кем одной ниточкой связан, кто тебя знает и понимает лучше, чем ты сам себя знаешь и понимаешь.

Я мысленно сосчитал до пяти, сообщил себе, что психовать из-за первого задания жены просто-напросто глупо – я же уверен в ней, так?.. Я знаю, что она не подведет. Спокойно, Дэннер, спокойно. Это не катастрофа. Может, там просто какой провал есть, из которого никто выбраться не может, или призрак, или вампир… или какая-нибудь раса неведомая и хищная… а может, банда какая засела… или дракончик… маленький такой… или не очень…

Так, все, довольно.

— Ладно тебе. – Голос звучал беспечнее, чем ему бы следовало, а дракончик втихомолку скалил зубки и пыхал огнем, как старинный утюг. – Проверим быстренько и вернемся. У Огнецветки день рождения скоро…

— Дэннер… – Ласточка отстранилась, явно готовясь поймать мой взгляд и выпытать правду. – Ты кого сейчас успокаиваешь, интересно?

— Обоих, – со вздохом признал я и привычно оседлал мотоцикл. – Поехали уже, быстрее отстреляемся от дракона…

— От кого?..  – удивилась Ласточка, обхватывая меня сзади за пояс. Я прикусил язык.

— От чертей.

— От чертей? – Я услышал улыбку в ее голосе и улыбнулся следом.

— Так мы же в ад едем.

Признаться, я скучал немного по Кольскому полуострову. Да, кажется, я по нему все-таки скучал. Я всегда любил север, быть может, потому, что родился и вырос в средней полосе, а север… север всегда манил меня, наверное, климатом. Здесь никогда не бывает жарко или сухо, особенно у моря. Этот свежий соленый ветер навевает смутные воспоминания о прочитанных в детстве книгах, об отважных героях, которым стремится подражать любой мальчишка, и я не был исключением, и «Земля Санникова» была третьей моей любимой книжкой после «Двух капитанов» и «Красных дьяволят». Помню, мать грозилась сдать их на макулатуру, если я не прекращу их перечитывать. Но помогли старые проверенные средства: тяжелое пуховое одеяло и фонарик.

А может, во мне кровь заговорила. Ласточка утверждает, что в моих чертах видна смесь восточных славян и германцев. Правда, чтобы объяснить, от кого же из них я унаследовал раскосые глаза и смуглую кожу, ее северная генетика бессильна. Ненавижу, когда принимаются обсуждать мою внешность – а Герда с Аретейни делают это постоянно, словно я им музейный экспонат, или маленький ребенок – «носик от папы… глазки от мамы… характер от Иосифа Виссарионыча, кора головного мозга от дуба…» Тьфу. И чего прицепились?..

Как бы то ни было, а только вдохнув этот ни с чем не сравнимый северный воздух, я как-то даже обрадовался. Дальние планеты, странные миры – ничто по сравнению с этим воздухом. Он будто оставляет на языке вкус Родины.

Правда, вкус Родины немного помешали ощутить местные запахи, а именно – переходник, будь он неладен, вывел нас в самую, что ни на есть, исходную точку любого путешествия – привокзальный сортир. Причем, в женский привокзальный сортир. Я, конечно, человек непритязательный, но вот когда мы с Ласточкой шагнули из холодной кафельной стены в тесную кабинку, шокировав напрочь дамочек в очереди, сделалось несколько неприятно. Наверняка техники подшутили.

Дамочки дружно вскрикнули и принялись возмущаться по поводу наших нравов и нашей же совести, какая-то девица заливисто рассмеялась, ее попутчица с широкой улыбкой показала нам большой палец, а я распахнул дверцу, театрально поклонился присутствующим и оперативно утащил Ласточку за руку, чувствуя, как она стремительно приобретает сходство с перегревшимся двигателем, и от взрыва ее удерживает разве что, стыд. Можно подумать, конец света. Сортир и сортир…

— А вы здесь откуда?! – накинулась на меня кассирша в окошке.

— Оттуда, – выдал я, махнув рукой в сторону двери и поспешно ретируясь.

— Что за черт?!.. – рявкнула моя любимая жена, резко остановившись на улице, когда мы вышли из здания вокзала. – Что это за шуточки?!

Я, сдерживая улыбку, пожал плечами.

— Откуда мне знать. Переходник, наверное, не так сработал. Сбой в программе…

— Я им покажу сбой в программе! – окончательно взъярилась Ласточка, даже побледнев от гнева. – Только вернусь…

— Спокойно, – сказал я. – Ничего страшного ведь не произошло…

— Да теперь нас весь город запомнит!

— Весь – это вряд ли. – Я взглядом указал на крышу вокзала. – Город большой.

— «Мурманск», – прочла она и вздохнула. – Чего так далеко-то?

— А нам некуда спешить. – Решив, что гроза прошла стороной, я ухватил Аретейни за руку и мягко потянул в сторону касс. – Пока туда никто не лезет больше. Давно я на поездах не ездил. И ты тоже.

Ласточка мгновенно позабыла об инциденте, и глаза ее разгорелись от радости. Дорога – вот, чем всегда можно ее осчастливить. Неважно, куда. Неважно, зачем. Главное – ехать, идти – двигаться. Проторчав несколько лет в «Константе», она словно бы зачахла как-то, я знал, что ей тяжело сидеть все время на одном месте. Напрасно я, пожалуй, на нее злился. Кому как не мне понять, что такое наконец-то получить дело, да еще и проведать Родину. Это все равно, что из карцера на свободу выйти.

— Плацкарт! – подпрыгнула тем временем Аретейни, умоляюще сложив руки на груди. – Пожалуйста, плацкарт!

Другие произведения автора:

"История продолжается" 2(3)

Дороги-4

Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 26