Ад кромешный (I часть)

Пользуясь свободными минутками, которых становится все меньше и меньше, продолжаю цикл по "Константе". Детективчик.

1.

Уж сколько раз твердили миру…

(И. Крылов)

Разбудил меня телефонный звонок.

Дэннер всегда встает раньше, подчас смущая меня своим трудолюбием. Только он может сидеть с очередной книгой до трех часов ночи, лечь спать в четыре, встать в полпятого – и притом чудесно выспаться. Я так не умею.

Поэтому, когда я проснулась, мужа, как обычно, в кровати не наблюдалось, зато телефон два звонка спустя умолк – взяли трубку. Я прислушалась. За распахнутым окном нехотя брезжил тусклый осенний рассвет, снизу доносились хлесткие ритмичные удары метлы по асфальту. В такое время может звонить только начальство, а уж если начальство звонит в полпятого утра воскресенья – звонок может означать только одно.

Новое срочное задание.

Негромкий голос Дэннера за приоткрытой дверью угадывался с трудом, и было тяжело различить слова. Я навострила уши, и даже глаза закрыла, чтобы лучше слышать.

— …Так точно, товарищ генерал-лейтенант. А ад-то большой? Сколько душ?..

Чего?.. Какой еще ад?.. Может, я все еще сплю?.. Ладно, скоро буду. Что?.. А… кого… Ласточку?.. Нет-нет, в порядке!.. Да, вполне здорова... но ведь она еще…

Я вскочила, не одеваясь, шмыгнула в приоткрытую дверь и на носочках подбежала к мужу, но Дэннер замотал головой и прижал палец к губам. Я облокотилась о стену, стараясь разобрать голос из трубки, в чем тоже не преуспела и стояла так, переступая по прохладному полу – в квартире всегда открыты настежь все окна, с ранней весны и до снега. Дэннер никогда не любил закрытые окна и запертые двери. Его, вообще, раздражает замкнутое пространство, и особенно – замки и решетки. Он часто шутит, что в норы забиваются только крысы, а волки любят свободу и не трясутся за свою шкуру.

…Капитан терпеливо слушал наставления из трубки, и пальцы его легонько «наигрывали» что-то прямо на столешнице – привычка всех пианистов. Я обхватила себя за плечи. Зеленые глаза Дэннера сузились, будто перед прицелом – злится. На что?.. Что ему там сказали?..

— Она не готова!.. – Пауза, пальцы перестали играть и резко сжались в кулак. – Товарищ генерал-лейтенант… Она еще даже присягу не принесла!.. Моя жена – не «волк», она даже не солдат! Она совершенно не подготовлена…

Сообразив, наконец, в чем дело, я охнула и побежала в душ.

Старательно заплетенные волосы легли, наконец, так, чтобы не мешать и не лезть на глаза, ремень туго обхватил пояс, стрелки показывали ровно пять часов утра. Когда я прыжком покинула спальню, издав боевой клич ирокезов, перебудивший, должно быть, всех соседей, Дэннер стоял в прихожей, прислонясь плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди. Он скептически оглядел меня и сдержанно кивнул в сторону входной двери – опаздываем, мол. И мне сделалось стыдно, а радость оттого, что меня, наконец, взяли на задание, погасла. Стиснув зубы, я прошмыгнула мимо, стараясь не встречать взгляд мужа, и принялась обуваться.

Дэннер ничего не сказал, и только усмехнулся моему стыду – цинично и холодно.

Мы шли по тихим утренним улицам спящего городка и, вопреки традициям, молчали. Обычно нашу дорогу сопровождали шутки, подначки, веселье и смех – подобным образом Дэннер всегда помогал мне проснуться. Необидно высмеивал мою утреннюю неловкость, отпускал ехидные замечания в адрес окружающей обстановки, тормошил, даже сочинял дразнилки в стихах. Это потому, что с утра я, как и многие, пожалуй, люди, готова всех убить, и все-то меня раздражает. Так вот, Дэннер легко сводит данное состояние на нет, и буквально несколько минут его стараний хватает, чтобы я смеялась и радовалась жизни.

Только не в этот раз.

Дэннер молчал, потому что злился, а я молчала потому, что он на меня злится. За все время нашего знакомства мы ни разу не ссорились с ним, может быть, потому, что чувствуем друг друга. К примеру, я чувствую, что ему плохо, и от этого слезы на глаза наворачиваются. Я ведь знаю, как он за меня переживает, и стыдно было за проявление радости по тому поводу, который его выбил из равновесия. Каждый раз, когда он злится – неважно, на меня или на других – либо чем-то расстроен, мне тоже становится очень-очень плохо.

Тихий утренний город, казалось, сочувствовал и желал успокоить – неярким светом, безмолвием сонных улиц, прозрачным свежим воздухом и рыжей осенней листвой. Ветерок рябил лужи. Я, не выдержав, осторожно взяла Дэннера за руку, с опаской ожидая, что он высвободит пальцы, но он только вздохнул и ответно сжал мою ладонь. Правда, молчал по-прежнему. Нехитрый жест сообщал лучше всяких слов, что все хорошо, и он меня понимает, и не сердится, как бы напоминая: ничего не бойся, я с тобой.

Ветер гнал из-под ног блеклые облетевшие листья, когда мы поднимались по широким каменным ступеням крыльца генерального штаба «Константы», словно расчищая нам дорогу. Красивое здание сталинского ампира как всегда, напомнило мне о доме, и опять отдаленно заныло сердце, но я усилием воли прогнала ненужные мысли. Теперь мой дом здесь, в «Константе», и здесь я счастлива. Здесь мой муж и дети, друзья и любимая работа. Здесь я могу чувствовать себя в безопасности.

Солидно отворилась тяжелая дверь, будто не открылась, а как бы вежливо посторонилась, пропуская нас, и Дэннер прошел вперед по коридору, четко печатая шаг – еще один верный признак, что он на самом деле злится, и очень сильно. Шел он быстро, и мне приходилось догонять его рысцой, как на утренней пробежке.

В просторном кабинете приглушенный свет светильников-бра создавал мягкий теплый уют, отчего мне снова захотелось спать, и я с трудом поборола немедленное желание свернуться калачиком на темно-зеленом паласе, улыбнувшись хозяину.

— Доброе утро, товарищ генерал-лейтенант. – В отличие от остальных, я могу позволить себе подобные вольности – командир Дэннера относится ко мне как к своей дочке, впрочем, и для меня он вроде отца, правда, особой близостью отношений мы с ним не отличаемся – слишком мы на разных полюсах.

Генерал-лейтенант Владимир Сергеевич Рябчиков поднял голову от лежащих на столе бумаг и улыбнулся в ответ.

— А-а, Ласточка. Угощайся, кофе на столе.

Мне всегда нравилась его улыбка. Словно озаряя лицо изнутри, она зажигает теплые огоньки в глазах, и от них как лучики, разбегаются морщинки. Когда он улыбается, то часто прикрывает губы тыльной стороной ладони, так, что видно одни усы, будто желает спрятать эту улыбку и не нарушать суровый вид. Он второй – и последний – человек, кто может именовать меня Ласточкой без малейшего для меня дискомфорта. Первый – собственно, автор сего прозвища, то есть, Дэннер.

Последний коротко отдал честь и сходу перешел в наступление.

— Это недопустимо, – сказал он. Генерал-лейтенант необидно усмехнулся и налил себе кофе. Затем предложил Дэннеру, и он машинально принял чашку, не отпуская взгляда Рябчикова.

— А я, вот, считаю, что вам будет легче работать вместе. – Хозяин кабинета откинулся на спинку стула и отхлебнул горячий напиток. Судя по запаху, в кофе добавили корицы.  Я потянула носом, а Владимир Сергеевич, заметив это, весело подмигнул мне. С корицей кофе вкуснее, факт. Уж на что Дэннер равнодушен к еде и напиткам – но при помощи кофе можно иногда управлять его настроением. Правда, в этом случае вышел просчет: его мысли оказались крепче, чем кофе, и удержали-таки оборону.

— Возможно, и будет. Однако неизвестно, с чем нам предстоит столкнуться, к тому же, Аретейни еще не сдала ни единого экзамена, – разумно возразил он.

— Вот и сдаст как раз, – ответил Владимир Сергеевич по-прежнему таким тоном, будто бы речь шла не о битве на выживание, а всего лишь об экзамене по сольфеджио. – Мы не можем вечно заставлять ее бегать по плацу.

Дэннер устроился поудобнее.

— Я учился несколько лет, – напомнил он.

— Ты – другое дело. Ты командир отряда. Учился, да. И вот результат: Володя, ты лучший. У нас больше тысячи человек в гарнизоне. А ты – лучший. Ты – черная жемчужина «Константы». Только не зазнавайся, Селиванов, – напомнил генерал-лейтенант, подливая себе в чашку. – Чего примолк? Задумался?

Дэннер, и правда, задумался. Он смотрел куда-то вниз, постукивая пальцами по чашке. Я решила пока что, не напоминать о себе – незачем провоцировать скандал. А он будет, если еще и я влезу. Не скандал, но легкая словесная дуэль, в которой Дэннер окажется один против двоих, и проиграет. Рябчиков – единственный человек, способный его переспорить. Я уже использовала этот оборот?.. А он, вообще, кладезь исключительных качеств, генерал наш.

Было так тихо, что слишком резко тикали часы на стене. Я устроилась на диванчике, привычно разглядывая обстановку. Кабинет Рябчикова выдержан в лучших традициях довоенного СССР, и мне это очень нравится. Я не люблю современные интерьеры – лаконичные, холодные, кричащие, неживые, неуютные. Здесь совсем наоборот, здесь – как будто переносишься в прошлое, и кажется, будто каждая вещь способна говорить, и поведать удивительную и захватывающую историю – стоит только прислушаться. И резной буфет с витражными окошками, и тяжелый стол-бюро из дубового массива, на котором так неуместно смотрится компьютер, и хвойно-зеленый палас-дорожка, и винно-красные с золотом обои на стенах. Паркет, часы, гардины на окне, книжные корешки на полках – старые, печатные книги, в переплетах и со страницами – все, все здесь живое и теплое.

И даже фарфоровый сервиз с ароматным кофе.

— Ну, а ты, Аретейни? Хочешь с ним на задание? – опередил меня Владимир Сергеевич.

Я для храбрости крепче стиснула чашку.

— Прости меня, Дэннер, хочу. – Поскольку мужчины молчали, я, осмелев, продолжила. – Во-первых, там, как-никак, наша Родина – и моя в том числе. А по Родине я, разумеется, скучаю. Во-вторых: Дэннер, я прекрасно понимаю тебя, ты считаешь меня слабой…

— Неправда.

— …и беспокоишься за меня. Ну, а каково мне – ты подумал? Только представь, сидеть, сложа руки в городе и ждать вестей. Гадать: кто сейчас позвонит в дверь – ты или почтальон с похоронкой. Не имея возможности даже за руку взять перед смертью, не говоря уже о том, чтобы помочь. Только представь себя на моем месте, просто представь. Один раз можно дать мне передышку от этого… – я невольно запнулась, будто подавившись обидным словом, – кошмара?.. Я хочу помогать тебе – а не сходить тут с ума от безделья и беспокойства. И я не ребенок, пойми, наконец. Когда мы впервые встретились, я спасла тебе жизнь, причем, дважды – тогда, когда ты едва не проиграл. Означает ли это, на твой взгляд, что я не буду для тебя обузой  и на этом задании?

Дэннер коротко вздохнул, будто решившись, и я невольно затаила дыхание.

— Твоя правда, – признал он. – Прости меня. Я понимаю, что не должен бегать за тобой, как за девчонкой и поправлять тебе воротничок и косички. Я этого и не делаю, правда? – Дэннер улыбнулся. – Я всего лишь хочу, чтобы ты – для начала! – хотя бы завершила свое обучение. И когда ты сдашь экзамены, я буду уверен, что первый же вражеский танк не проедет гусеницами по твоей шее, и тебя не изнасилует первый же инопланетный подонок.

— А сейчас ты не уверен?

— Совсем не уверен.

Рябчиков наблюдал за нами, по привычке улыбаясь в ладонь, а я лихорадочно подыскивала аргументы.

— Ну, от подонка я точно отмахнусь, а вот танк и подорвать можно…

— Неважно, это я образно.

— Дэннер! А ты не хочешь, случаем, поведать мне, что это за задание такое, страшное? Может, и нет там никаких танков.

— Это вряд ли, – подал голос Владимир Сергеевич. – Поэтому я и назначил тебя ему в помощники. Здесь не боевая мощь – здесь метафизика требуется, а природного чутья к подобным вещам Селиванову, при всех его достоинствах, все же не достанет. А вот ты – можешь помочь расследованию.

Я заинтересованно подалась вперед.

— Та-ак, мистика, значит. Очень интересно!

— А то. – Рябчиков кивнул, затем встал и неторопливо погасил все лампочки, отчего кабинет погрузился в темноту. Ожил, замерцал монитор компьютера, и генерал-лейтенант вывел изображение на стену – раскинулась объемная интерактивная карта. У меня возникло ощущение, будто мы летим на вертолете.

— Вот, – вернул меня в реальность голос Рябчикова. – Перед вами, друзья мои, Кольский полуостров. – Вслед за его пальцами двинулось зеленое море таежного леса, промелькнули скалистые утесы, словно разбросанные на зеленом ковре игрушки – группы городских домиков. Перелетев серебряную нить реки и, миновав раскинувшийся большой Норильск с его разноцветными огнями, мы углубились в тундру. – Вот здесь и есть ваше задание. – Далекая земля ринулась навстречу – это Рябчиков приблизил нужный объект. Объект представлял собою разведывательную станцию со скважиной посередине – пустую, покинутую. Угадывались сторожки и, кажется, вагончики-бытовки, но и они казались мертвыми. Люди со станции ушли. Почему?..

Так я и спросила.

— А вот это вам и предстоит выяснить, – последовал вполне ожидаемый ответ. – Как видите, неизвестных звездолетов нет, крупных хищников нет, охранники в меру трезвые – в общем, все тихо и мирно.

— А что геологи сказали? – уточнила я.

— Что у них денег нет на продолжение работ. – Дэннер сидел на краешке стола, болтая ногами. – Это официальная версия. Они свернулись и уехали – чрезмерно поспешно. Станция осталась брошенной, и, как водится, сделалась излюбленным местом любителей легкой наживы и романтично настроенной молодежи. В первый же день пропали без вести двое охранников, спустя сутки исчезли те, кто их заменил. Следом растворились в воздухе члены комиссии из райцентра, посыльные какого-то местного буржуя и пять милиционеров. Затем наступило затишье, которое продолжалось недели две, по прошествии коих в городе не досчитались группы подростков, одной влюбленной парочки и возжелавшего поживиться металлами тихого алкоголика дяди Мити.  Вряд ли все они дружно решили уехать на день рождения к местным лосям.

— Так почему оцепление не поставить? – Я разглядывала пустую станцию. На пыльном вороте ругались вороны. – Если там люди пропадают?

Вспыхнул свет, и карта померкла.

— А обоснование? – вопросом на вопрос ответил Рябчиков. – Люди пропадают, говоришь?.. А они везде пропадают, причем, во многих местах – гораздо чаще. Охранники могли нарваться на местную гопоту, дядя Митя просто спился и пропал, а подростки провалились по неосторожности в шахту. А спускаться в экспериментальную скважину – себе дороже, как в буквальном, так и в фигуральном смысле. Но что-то здесь нечисто, и надо принимать меры. Поэтому власти и обратились к нам.

— Но у геологов есть своя собственная версия? – попыталась я найти хоть какую-то зацепку. – Какое-то объяснение? Что они сами говорят?

Дэннер усмехнулся.

— Что случайно пробурили дорогу в ад.

Другие произведения автора:

Письмо Лёшке

Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 16

"История продолжается 7(3)