Новые
МенюПутешествие длиною в жизнь. Глава 8
8 декабря 2014 — Анна Магасумова
Светская жизнь
Чтобы иметь основания для творчества, нужно, чтобы сама жизнь ваша была содержательна.
Генрик Ибсен
Свободный он художник,
Рисует красками свой мир
Евгений Хованский
Художник – время, человек – картина…
Так больше красок...
Николай Жуков
Гостей в доме Головины всегда встречали радушно. Варенька устроила салон, где, «как в Петербурге, так и в Париже, благодаря потоку эмиграции, установившемуся в ту эпоху между двумя странами, смешались два общества в одно избранное, одинаково привлекательное и прелестное».(1)
«Я ужинал вчера с графиней Головиной, — писал в январе 1792 года граф Валентин Эстергази, посланный в Петербург французской аристократией, — она до безумия любит своего мужа, и он также её очень любит. Их приятно видеть».
Осмотрев петербургские салоны на берегу Невы, Адам Чарторийский(2) писал: «Дом Головиных отличается от всех мною перечисленных. Здесь нет ежедневных вечеров, но вместо этого небольшое избранное общество, вроде того, которое в Париже продолжало старинные традиции Версаля. Хозяйка дома остроумная, чувствительная, восторженная, обладает талантами и любовью к изящным искусствам».
В 1796 году незадолго до смерти Екатерины II Николай Головин был назначен гофмейстером придворного штата великого князя Александра Павловича (будущего Александра I). Александра Алексеевна, жена князя, привязалась к Варваре Головиной. Екатерина II покровительствовала этой дружбе. Эта дружба давала Головиной исключительное положение при дворе. Но это продолжалось недолго.
После смерти императрицы Варвара Головина из-за придворных сплетен потеряла расположение Марии Фёдоровны, супруги Павла I, а потом и Александры Алексеевны.
Она потеряла всё сразу. Её любимый брат Иван, назначенный куратором университета, отбыл в Москву, чтобы занять этот пост, а вскоре умер дядюшка, Иван Иванович Шувалов. Судебный процесс, возникший по поводу его наследства, внёс раздор в семью, до сих пор жившую очень дружно. Супруги Головины вынуждены были съехать из особняка, принадлежащего Шуваловым.
Мать двух малолетних дочерей, она вдруг оказалась одинокой в моральном плане. Возникли и материальные трудности.
Немилость, хотя и незаслуженная, образовала вокруг неё совершенную пустоту. Графиня Толстая, увлечённая любовью к английскому посланнику лорду Уайтвортсу, и та отдалилась от своей подруги. Варвара осталась только со своей матерью. Пожилая и уже больная княгиня Голицына была человеком с устоявшимися жизненными позициями, отвергавшим новые веяния и перемены, нарушавшие то, что она считала священным, внося, таким образом, разногласия в свои отношения с дочерью.
При Павле I Николай Головин был произведён в тайные советники, и в 1799 году награждён Орденом Святого Александра Невского, стал президентом почтового департамента, но попал в немилость и был удалён от двора. В 1801 году Головин совсем оставил службу. Супруги уехали в Париж, вернулись только через несколько лет.
Граф Эстергази поспособствовал назначению Головина ко двору великого князя Александра.
Валентин Эстергази, сын графа Антона Эстергази, служил в гусарском полку, сформированном из венгерских эмигрантов, прожил во Франции до революции, потом покинул эту страну навсегда. Прибыл в Петербург по поручению французских эмигрантов к Екатерине II в сентябре 1791 года.
Он рассказывал:
«Я был свидетелем всех ужасов террора, и решил не возвращаться более во Францию, которую считал некогда своей второй родиной».
Он сдержал слово: по окончании революции граф Эстергази во Францию не вернулся, решил провести остаток жизни в пожалованном ему императором Павлом имении, где и умер.
Потомки Эстергази живут в Венгрии поныне.
Тем временем в Петербурге появилось совершенно новое общество. В Россию хлынул поток эмигрантов из революционной Франции. Император Павел I оказывал этим изгнанникам радушный прием. Многие из них были приняты при дворе. В Петербурге оказались и многие представители французского духовенства.
Ещё в 1793 году в Петербурге в качестве воспитателя молодого французского графа Шуазель-Гуфье появился аббат Николь. Через год на Фонтанке он открыл учебный пансион для шести воспитанников, а затем и расширил свое учебное заведение.
В пансионе получали образование дети из самых известных аристократических семей Петербурга — Волконские, братья Орловы, Алексей и Михаил Голицыны, Гагарины, Дмитриевы и другие. В январе 1803 года в Петербурге открылся благородный иезуитский пансион для воспитания знатного юношества.
Принцесса Тарентская
Пустота, образовавшаяся теперь вокруг Варвары Николаевны, ещё более сблизила её с обществом эмигрантов. Впечатления фрейлины Роксаны Эдлинг — Стурдз(3) о ней были очень благоприятными:
«Я подружилась с графиней Головиной, прелесть которой, красноречие и таланты делают её дом приятным».
В Петербурге Головина познакомилась с принцессой Тарентской, Луизой де-Шатильон.(4)
В 1781 году Луиза де-Шатильон была выдана замуж за Шарля де ла Тремуль, принца Тарентского, а через шесть лет стала придворной статс – дамой Марии-Антуанетты. Элизабет Виже была знакома с Луизой, считала её женщиной довольно странной. Во внешности и манерах этой женщины было что-то отталкивающее, но как только она начинала говорить, то сразу же видна была её душевная красота. Чувствовался сильный характер и ум.
Как оказалось, она была очень глубоко привязана к королеве Антуанетте.
В 1792 году Луиза де ла Тремуль, принцесса Тарентская, была заключена в тюрьму, разделяла с несчастной королевой, как последние удовольствия, так и первые испытания.
Но принцесса чудом избежала смерти. Она с опасностью для жизни закрыла своим телом девочку, оставленную на её попечение, от ружей, направленных на неё. Бывшая принцесса сумела получить свободу. Она сразу же уехала заграницу, сначала жила в Великобритании, где получила репутацию героини, о которой стало известно далеко за пределами страны.
Вскоре Луиза получила приглашение императора Павла и императрицы Марии Федоровны приехать в Россию, которое она с радостью приняла.
20 июля 1797 года Луиза де ла Тремуль была пожалована в статс-дамы и вместе с тем орденом св. Екатерины. Скоро между графиней Головиной и знатной иностранкой установились достаточно дружеские отношения, она жила в доме Головиных до своей смерти.
Принцесса Тарентская была ревностной католичкой и стала пропагандировать католицизм в среде высшего петербургского общества. Она обратила в католическую веру и свою подругу Варвару Головину и её дочь Прасковью.(5)
До конца своих дней Луиза де ла Тремуль осталась приверженной дому Бурбонов.
Умерла принцесса Тарентская в Петербурге 22 июня 1814 года в доме своей подруги Варвары Головиной. После реставрации тело было перевезено во Францию.
«Многие видели в ней «живое воплощение прошлого», – писала о ней графиня Роксандра Эдлинг.
Роксана Эдлинг
В 1801 года вся семья Роксаны переехала в Петербург по месту службы старшего брата, Константина. Pоксана отметила в своих записках:
«Я провела два года скучно и однообразно, но научилась познавать ничтожество жизни».
Религиозность, заложенная няней, продолжала развиваться благодаря влиянию искренне верующего отца. Роксана стала проникать «в таинства искупления, смерти и бессмертия». К этому её вели и некоторые обстоятельства семейной жизни: умерла сестра.
Тоску она изливала на бумаге, и, по ее словам:
«К грусти примешивалась некоторая сладость».
Подобное настроение было характерно для той эпохи. Особенно оно усилилось после самоубийства старшего брата— Константина. Но, заботясь о родителях, братьях и сёстрах, Роксана стала душой дома, «всем для всех», как отзывался о ней впоследствии Александр Стурдза.
Множество волнений, забот и печаль, которая овладела Роксаной, стала подтачивать ее здоровье. Стремясь отвлечь ее чем-нибудь, родители решили занять её службой и устроили при дворе фрейлиной.
Обязанности были не трудными: она появлялась при Дворе раз или два в неделю, а остальное время проводила в доме родителей.
«Я чувствовала, — писала она, — что, не имея ни покровительства, ни богатства, ни замечательной наружности, я должна играть скромную роль».
Отзывы графини Головиной и принцессы Тарант уже давно породили в душе Pоксаны восторженное преклонение пред императрицей Елизаветой Алексеевной, и хотя она легко могла устроиться при вдовствующей Марии Фёдоровне, но сострадание влекло её к молодой государыне:
«Я почитала её, — писала Pоксана, —несчастной; воображала, что она нуждается в женщине-друге и готова была посвятить себя ей».
Летом 1811 года Роксана переехала на жительство в Летний Дворец на Каменном Острове, и сразу же занялась вопросами внешней политики, которыми тогда увлекались все.
«1811— 1815 годы – время, проведенное при государыне в качестве фрейлины – самое важное в моей жизни, – писала Роксана в своём дневнике.
Наблюдения, сделанные ею, — самое ценное, что в нём есть. Хотя ей не удалось сблизиться с императрицей и стать её другом, однако она сумела привлечь к себе государыню настолько, что возбуждала ревность и зависть у другой фрейлины императрицы — Валуевой.
Наружностью Роксаны плениться было трудно, как писал Филипп Вигель:
«На толстоватом, несколько скривленном туловище была у неё коровья голова. Но лишь только она заговорит, и вы очарованы, и даже не тем, что она скажет, а единственно голосом ее, нежным, как прекрасная музыка».
Теперь Роксана пользовалась доверием и императрицы, и императора. В её душе возникла мысль устранить существовавшую между ними холодность и вновь сблизить их. Мысль эта не покидала Pоксану в течение всей службы при Дворе, хотя она не раз убеждалась в том, что эта задача ей не по силам, так как, несмотря на все старания, несмотря на милостивое внимание императрицы, Pоксана чувствовала себя чужой.
Её ценила императрица за ненавязчивость, за умение в трудную минуту оказаться рядом ценила императрица. Но другие качества заметил и оценил император Александр І: живой и подвижный ум, впечатлительность, веселость, разговорчивость и умение сказать кстати, – эти черты характера — сразу обратили на себя внимание императора. Очень часто, посещая свою супругу, Александр I подолгу разговаривал с образованной фрейлиной.
Вскоре нашлась ещё область, в которой Роксана могла обнаружить перед государем много понимания и знания. События, предшествовавшие 1812 году, возбудили в душе императора религиозные колебания, и в одном из разговоров с Pоксаной он поделился этим.
Они проговорили несколько часов. Александру стало легче.
Пережив вместе с царской семьей тяжелые дни 1811—1812 годов, Роксана разделила и дни славы и радости 1814 и 1815 годов. Хотя императрица в 1813 году временно и охладела к ней, но все же решила взять ее с собой за границу.
19 декабря 1813 года Роксана выехала из России в Германию, где провела с императрицей три года, полных богатыми впечатлениями и интереснейшими наблюдениями: она рассказывала о Германии, восторженно встречавшую русских как освободителей Европы от ига Наполеона. Одновременно же Германию, уже ненавидевшую и Россию, и русских.
В Веймаре Pоксана познакомилась с графом Альбертом Каэтаном Эдлингом, своим будущим мужем. Впрочем, он не произвел на неё особенного впечатления. В это время Роксана была увлечена другим.
Главными для неё по-прежнему были вопросы религии. В Бадене она сблизилась с баронессой Крюднер и Юнгом-Штиллингом и исхлопотала последнему у императрицы, ввиду его крайней бедности, пенсию и 1000 червонцев на уплату долгов. Кроме религии, Роксана продолжала интересоваться и делом освобождения Греции
В 1824 году Роксана для поправки здоровья отправилась во Францию. Через год она вернулась в Россию, узнав о болезни императора Александра I. Прибыв в Таганрог 15 декабря 1825 года, Роксана не застала его в живых.
Императрица ждала свою фрейлину давно, но её присутствие после смерти Александра І показалось сначала лишним и довольно тягостным. Первая же встреча показала императрице, что она неверно оценила деликатность своей прежней фрейлины: с необычайной чуткостью она коснулась самых больных мест души императрицы и сумела облегчить ее горе. Особенно оценила она слова Pоксаны о покойном государе:
«Jamais plus noble production n’etait sortie des mains de Dieu!» «Никогда не было создано руками Бога более благородного человека!»
Впечатления Элизабет
Элизабет Виже-Лебрен стала постоянной гостьей Головиной. Варвара Головина так отзывалась о ней:
– Эта прелестная женщина блещет остроумием и различными талантами, что часто было вполне достаточно, чтобы занять нас, потому что у неё мало бывало народу. Она очень хорошо рисует, сочиняет прелестные романсы, которые сама и исполняет, аккомпанируя на рояле. Более того, она всегда в курсе литературных новостей Европы.
В светских салонах Виже Лебрен принимали как желанную гостью. Графиня Головина писала: «Эта прелестная женщина блещет остроумием и различными талантами».
Неспешная петербургская жизнь нравилась Элизабет. Однако тёплый прием не помешал иностранке рассказывать позже:
– Придворные русские дамы оставляют драгоценности на подоконниках распахнутых окон дворцов в полной уверенности, что от воров их оберегают Николай-угодник и Дева Мария.
– Она наблюдает за высшим светом, а в конце жизни напишет мемуары. (6) – думала Елизавета из современного нам мира.
Она ведь смотрела на всё глазами Элизабет. Описания будут подробны и правдивы, пока не касаются некоторых сторон жизни, которые она видела мельком, так как о жизни простых людей Виже-Лебрен не знала практически ничего. Она заявляла:
– В Петербурге не увидишь пьяных, а простой народ трудолюбив, мягок нравом и не склонен к воровству.
Это не совсем объективно, но особенно приятно, так как исходили из уст иностранки.
Вот ещё наблюдения:
– Русские проворны, умны, познают ремесла чрезвычайно легко, многие даже добиваются успехов в искусствах.
Елизавета, скрываясь в сознании Элизабет, радовалась таким впечатлениям.
Особый восторг у Элизабет вызывали открытость и хлебосольство, радушное гостеприимство русского дворянства. Она могла войти в любой дом, где всегда были рады известной художнице.
Елизавета почти растворилась в сознании Элизабет. Для неё эти годы пролетели как миг. Ведь она находилась в ином измерении, совершенно другом, непонятном для неё мире. Она, коренная петербурженка, глазами художницы с большим интересом смотрела на свой любимый город XVIII начала XIX вв.
Елизавета чувствовала себя ребёнком, который смотрит на всё новое восторженными глазами и старалась запомнить каждый миг, каждый жест, каждоё событие, чтобы потом выложить свои впечатления сначала на бумагу, а потом использовать при проведении экскурсий.
Ведь пребывание Элизабет в России совпало с огромными историческими переменами: эпоха Екатерины II сменилась правлением Павла, а затем и Александра. Её глаз профессионала отмечал в новом императоре: «Павел был чрезвычайно уродлив. Плоский нос и очень большой рот с очень длинными зубами делали его похожим на голову смерти».
А вот Александр вызывал другие чувства. Он был красив, от него исходило такое обаяние, что буквально притягивало к себе. Был очень добр, но его воспитатель граф Салтыков старался заглушить эту черту характера, внушая скрытность в поступках.
Екатерина II очень любила своего внука, но граф с непревзойдённым коварством руководил чувствами Александра. Салтыков поставил цель содействовать сближению Императрицы и её сына Павла, внушая Великому Князю Александру скрытность и ужас по отношению к отцу. Александр постоянно чувствовал неловкость по отношению к отцу.
– Недаром позже ему будут приписывать участие в заговоре против Павла, – лёгкой дымкой промелькнула в сознании Виже Лебрен мысль нашей Елизаветы. – Я бы на месте Элизабет влюбилась в него. Ну, платонически же! Какие у нас разные вкусы!
Психея
Елизавета Алексеевна, жена Александра рядом с ним казалась совсем девочкой, не более 17 лет. Черты лица её были правильными, но по белизне своей соответствовали его ангельски кроткому выражению. Пепельно-белокурые волосы ниспадали на шею и лоб. Она была в белой тунике, небрежно перевязанной поясом на талии, тонкой и гибкой, как у нимфы.
Элизабет воскликнула:
– Вот так выглядит истинная Психея!
В этой словесной характеристике главным является не внешность, а глубина внутреннего мира, «ангельская кротость».
А у нашей Елизаветы мелькнуло светлым лучиком осознание того, что это тоже Елизавета.
Урожденная принцесса Луиза-Мария-Августа, дочь маркграфа Баден-Дурлахского Карла-Людвига, получила прекрасное образование, редкое в Германии, и считалась выдающейся личностью «не только по внешности, но и по умственным душевным качествам». По отзывам других современников, Елизавета Алексеевна отличалась мечтательностью, много читала и занималась благотворительностью. Она выучила русский язык и была впоследствии другом Н.М.Карамзина.
Молодой Пушкин посвятил ей стихи. Елизавета пригласила Виже Лебрен к себе, произнесла «много лестных слов» и, среди прочего, призналась:
– Сударыня, мы уже давно хотели видеть вас здесь. Даже во сне я не раз видела ваш приезд.
Виже Лебрен навсегда сохранит память об этой встрече, назовёт её в своих воспоминаниях «очаровательной».
У Элизабет завязывается дружба с Елизаветой Алексеевной, женой великого князя и наследника престола, будущего императора Александра Павловича.
Виже Лебрен написала несколько портретов Елизаветы Алексеевны, олицетворяющей для неё идеал прекрасного. Первый парадный портрет был написан в 1795 году.
Нарядное голубое платье с белыми кружевными рукавами, спадающими волнами, украшают драгоценности с крупными сапфирами и жемчугом. Это не просто украшения, это подарки Екатерины II. Елизавета выглядит на портрете нежной, наивной, непосредственной, слегка растерянной.
Виже Лебрен подчеркнула её естественность, окружив цветами: они в венке на голове молодой женщины ив руках, Елизавета в задумчивости касается одной из роз самого нежного оттенка. Художница писала:
– Когда я работала над портретом, великая княгиня вновь предстала передо мной как «истинная Психея».
Известно, что имя переводится с древнегреческого как «душа», «дыхание». Дыхание, в свою очередь, сближалось в античной мифологии «с дуновением, ветром, вихрем, крылатостью». Виже-Лебрен, обращаясь к мифологическому образу, старается подчеркнуть образ духовного, поэтического начала в Елизаветы.
В 1798 году Элизабет написала другой, более камерный портрет Елизаветы Алексеевны. В нем с еще большей очевидностью проявлены такие черты внутреннего мира, как мягкость, ангельская кротость, душевная красота. Внимание художницы сосредоточено на лице, прекрасном своей гармоничностью.
Третий портрет Елизаветы написан Виже-Лебрен уже в 1801 году, когда Александр вступил на престол, и молодая женщина стала императрицей. В этом портрете подчеркнута юность, детскость и даже задорность, что вступало в противоречие с высоким саном.
Все три портрета разные, но в каждом из них подчеркивается женственность и красота Елизаветы. Элизабет пишет поэтический сюжет с разворачивающимся действием, его признаком становится мотив цветов. Если в первом портрете прослеживается сходство Елизаветы с розой, то в последующих изображениях она сама воспринимается как изысканный цветок.
Праздник в Таврическом дворце
Особенно запомнился Элизабет праздник в Таврическом дворце. Он был устроен в огромной зале, где двойной ряд колонн составлял круг. Два портика разделяли его посредине, а между ними был зимний сад с деревьями и прекрасными цветами.
Главный свет падал с круглого потолка, посередине которого находился вензель Екатерины II, сделанный из стразов. Этот вензель был освещён скрытым источником света и ослепительно блистал. (7)
Рассматривая эту красоту, Элизабет услышала звуки музыки. Начался бал. Примерно 50 пар танцевали кадриль. Это французский танец, разновидность контрданса, возник в конце XVIII века. Кадриль была популярна во Франции и в России до конца XIX века.
Елизавета знала, что кадриль стал чуть позже танцем, который считали деревенским. Действительно, кадриль развилась из сельского танца. Исполнялась двумя или четырьмя парами, расположенными по четырёхугольнику, отсюда и название (фр. quadrille), друг против друга.
Среди танцующих был и князь Александр. Элизабет, а вместе с ней и Елизавета, внимательно следила за князем, прикрывая лицо, насколько это было возможно, веером.
– Я надеюсь, что это прилично, – только успела Элизабет подумать, как в её голове прозвучал ответ. – Прилично, прилично!
Элизабет даже вздрогнула от неожиданности. Это прорвался голос Елизаветы, которой так хотелось, чтобы князь Александр обратил на Элизабет внимание, но он был увлечён танцем.
Чтобы успокоить свою подопечную, если так можно сказать, Елизавета снова забилась в дальний уголок сознания художницы, решив ей не мешать.
– Пусть отдыхает и наслаждается танцами!
Элизабет настолько была увлечена своими мыслями, что не заметила, как к ней подошёл князь Репнин. На фраке князе блистала бриллиантовая звезда с Андреевской и Георгиевской лентами. Он вежливо поклонился.
– Вы разрешите вас пригласить?
Элизабет без слов, сделав реверанс, приняла приглашение. Завязался лёгкий разговор.
– Вы не только хорошо рисуете, но и танцуете!
– И вы неплохой танцор!
– Я видел ваши последние работы. Зря иронизировала Екатерина II, портрет дочерей Павла мне понравился. Да вот Екатерину вы несколько приукрасили, мадам!
– Вам легко говорить, месье! Елизавета ничего не сможет ответить.
– А вы остра на язык, мадам!
Элизабет удивилась.
– Что вы, месье! У меня язык не острый!
– У нас в России так говорят, когда человек остроумен.
На это Элизабет ответила так:
– Ecoute beaucoup et parle peu!
Князь перевёл:
– Меньше говори, да больше слушай. Il vaut mieux être seul que mal accompagné.
– Месье, вы хорошо говорите по-французски. Я согласна: лучше одиночество, чем плохое общество. Better a little fire to warm us, than a great one to burn us.
– Верно: лучше маленький огонь, который нас согреет, чем большой, который нас сожжёт.
Музыка прекратилась. Князь низко поклонился, – это говорило о его симпатии к француженке. Элизабет ответила реверансом. Репнин отвёл её на место.
– Мадам! Вы ещё потанцуете со мной?
Элизабет улыбнулась:
– Конечно, с удовольствием! Вы хороший танцор, князь!
Согласно этикету, в тех танцах, где партнеры не сменяются, приглашать одну и ту же даму допускается не больше трех раз.
Кирпичный чай
На следующий день бала не было. Элизабет вместе с Варварой Головиной собралась на вечер в особняк князя Долгорукого.
Время проводили в диванной. Так называлась уютная комната, где вместо стульев стоял большой диван, обитый турецкой розовой материей, тканной серебром. Под ногами лежал такой же ковер с примесью золота. На роскошном столе филигранная курильница распространяла восточные ароматы. Княгиня Долгорукая соответственно была в костюме султанши.
По её приказу подали различные сорта чая. В основном это был китайский чай:«Жемчужный ханский» и «Ординарный кирпичный».
Приобщились к этому чаю и русское дворянство, и купечество, после того, как чаеторговец Пономарев начал прессовать из «лучших отходов» небольшие плитки чая. Плиточный чай, представляющий разновидность чёрного чая, понравился многим. Чай в виде плиток — продукт отличного качества, спрессован таким образом, что в нём сохранялась вся сила и аромат чёрного чая.
Кирпичный чай вырабатывается из старых и крупных листьев, собранных осенью после окончания сезона сбора листа для чёрного чая, а также из чайных отходов. Это опавшие сухие листья, их обломки, стебельки. Все эти отходы, включая чайную пыль, дают более крепкий настой, чем сами листья чайных кустов. Напиток имеет своеобразный сильный аромат, терпкий, горьковатый, вяжущий вкус и красно-жёлтую окраску.
Чай Элизабет понравился, и она попросила княгиню узнать рецепт.
Рецепт приготовления:
На стакан молока — по 1 чайной ложке чая и масла, 2 столовые ложки сметаны, соль по вкусу.
Кирпичный чай заваривают как обычно крутым кипятком, а затем получившийся крепкий напиток соединяют в равных количествах с молоком, доводя до кипения, после чего кладут масло, сметану, соль и еще раз дают вскипеть. (7)
– Мне чай со сливками, без сахара, – попросила Элизабет.
– Сахар портит вкус и аромат чая, – согласилась княгиня Долгорукая.
– Верно, – подтвердила Элизабет, – если сахар добавляется непосредственно в чашку.
Сахар, кусковой, стоял отдельно в красивой фарфоровой вазочке.
Особенно понравилось француженке лепёшки, которые подавали к чаю. Елизавета в сознании Элизабет почувствовала аромат свежеиспечённых булочек, что напомнило ей пироги, которые пекла её приёмная мать. Чувство потери захлестнуло Елизавету так, что Элизабет стало плохо. Она облокотилась на спинку дивана, прикрыв глаза, стала усиленно обмахивать себя веером.
Елизавета вовремя осознала, что причиняет Элизабет боль, от которой она может потерять сознание, и сделала мысленное усилие, чтобы отвлечься. На удивление это ей легко удалось. Она прислушалась, о чём говорят Джулия с мадмуазель Пашковой. Они беседовали в стороне ото всех. Оказывается, у них были свои тайны.
Варвара Пашкова, в замужестве Ланская, жила у княгини Долгорукой. (8) Она была её дальней родственницей, оставшейся без родителей. Княгиня забрала маленькую Вареньку к себе и воспитывала её в строгости и благочестии. Подобрала ей жениха, Василия Ланского, он был уже в годах, жена умерла и хорошенькая Варвара была отличной партией.
Василий Ланской
Предок Василия Сергеевича, Франц Ланской выехал из Польши в XVI веке, его правнук – Пётр Дмитриевич в первый год царствования Фёдора Ивановича получил жалованную грамоту на вотчину. Василий Сергеевич родился в 1753 году, в 1767 году поступил на службу в Преображенский полк, где продвинулся от прапорщиков до подполковника, чуть позже стал генералом.
К концу русско-турецкой войны Василий Ланской уже был бригадиром, а к концу польской, отличившись в битвах при Холме и Липне, – генерал-майором. (9) В 1795 году он был назначен саратовским губернатором. Во время царствования Павла I оставался на своём посту уже в гражданском чине. При Александре I в 1803 году, уже в чине тайного советника был переведён в Гродно, позже, в 1809 году стал сенатором.
Варвара и Джулия беседовали о преимуществах семейной жизни. Оказывается, Джулия была влюблена! Ни Элизабет, ни Екатерина это даже не заметили!
Разлад с дочерью
За годы, проведенные в России, Элизабет Виже-Лебрен стала настолько популярна, что сам Александр Пушкин упомянул о ней в «Пиковой даме»:
«В спальне старой графини Германн видит два портрета, писанные в Париже m-me Lebrun. Один из них изображал мужчину лет сорока, румяного и полного, в светло-зеленом мундире и со звездою, другой – молодую красавицу с орлиным носом, с зачесанными висками и с розою в пудреных волосах».
Елизавета так увлеклась наблюдениями, а Элизабет была погружена в работу, чтобы обеспечить себя и дочь, что они обе проглядели тот момент, когда Джулия выросла и влюбилась. И не только! Против воли матери она вышла замуж за Гаэтана Бернара Нигриса.
– Доченька! Но он всего лишь секретарь директора Российских императорских театров. Даже не знатной фамилии! – возмущалась Элизабет.
А Джулия была непреклонна.
– Мама! Разве происхождение главное? А как же любовь? Ты сама мне рассказывала сказку «О Золотом цветке». Девушка испытывала любовь рыцаря, так и состарилась, а у рыцаря орёл выклевал сердце. (10)
– Доченька! Но это же сказка! Я уверена, что ты поторопилась с выбором мужа.
– Мама! Но я люблю его, как ты не понимаешь!
Что оставалось делать? В знак протеста Элизабет Виже — Лебрен уехала из России. Елизавета никак не могла повлиять на решение художницы. Да это было просто невозможно! Она же была ничтожной частью её сознания.
Элизабет вернулась в Париж, но пробыла там недолго. Её тревожило то, что она оставила единственную дочь в России. Да и частица души Елизаветы ей не давала покоя. Поэтому Виже Лебрен снова отправилась путешествовать по европейским столицам. В одном из путешествий, как –то незаметно Елизавета покинула сознание художницы. Она выполнила свою миссию.
Возвращение
Элизабет вернулась окончательно во Францию только в 1810 году. До 1814 года Виже-Лебрен жила в своём поместье в Лувесьене, а когда с наступлением войск союзников на Париж поместье было занято прусской армией, вернулась в Париж. Она ещё долго писала портреты, но постепенно стала отказываться от заказов. К началу 1830-х годов Элизабет отходит от живописи, благо средств для безбедной жизни хватало. Она погружается в мир прошлого, создавая мемуары, и просто наслаждалась покоем, которого ей так не хватало раньше.
Мемуары Элизабет Виже Лебрен в возрасте восьмидесяти лет продиктовала своему племяннику. Впервые трёхтомник ее «Воспоминаний» — «Souvenirs de ma vie» вышел в Париже при жизни автора, в 1835-1837 годах. Русского перевода не существует.
Российская часть «Воспоминания г-жи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт-Петербурге и Москве, 1795—1801: С приложением её писем к княгине Куракиной» были переизданы в 2004 году в Санкт Петербурге. В нынешнее петербургское издание вошли только главы, относящиеся к России. А жаль — художница так впечатлительна и доброжелательна, так достоверна и трогательна, что её мемуары вполне оправдывают вошедшее в русский язык побочное значение французского слова «воспоминание» – сувенир, подарок.
Не доверяя будущим биографам, Элизабет Виже-Лебрен составила список собственных работ и включила туда 662 портрета, 15 картин исторического и аллегорического содержания и около 200 пейзажей.
«Все, что я пережила, убеждает меня в том, что моё единственное счастье заключено в живописи», – подытожила Элизабет Виже Лебрен свою долгую жизнь. (11)
Это были последние слова, которые расслышала Елизавета. Очнулась она дома. За окном сгущались сумерки. Неожиданно раздался телефонный звонок. Это звонил Максим.
– Лиз! Ложись спать без меня! Заказ поступил от серьёзного клиента. Работа сверхсрочная. Не приду домой, пока не закончу балансировку.
Она не хотела расспрашивать, но муж пояснил:
– Понимаешь, устанавливаемые серийно колеса балансируются на заводе. Но обязательно следует балансировать колеса через каждые 20000 км и после ремонта, так как из-за износа и ремонта изменяется распределение веса и материала.
Объяснение Максима вызвало улыбку.
– Понятно, понятно! У меня есть чем заняться!
– Ты не обидишься?
– Макс, я же не девочка, чтобы обижаться.
– Кстати, обещаю сюрприз! Целую!
Елизавета не успела ничего сказать, как Максим, чмокнув на прощание, положил трубку.
– Что ж, есть время всё обдумать...
Елизавета взяла альбом со старыми фотографиями, с одной из них смотрела красивая молодая женщина – Анна Головина. Она загадочно улыбалась.
– Николай Головин и Варвара Головина приходятся дальними предками Максиму через его бабушку Анну. Да… Стоит ли об этом говорить мужу? Прямых доказательств нет!
Случившееся с ней казалось Елизавете наваждением, переутомлением после работы.
Она приготовила себе крепкого кофе. Захотелось сладкого. Елизавета открыла коробку с бисквитным печеньем Choco-Pie. Она любила это печенье, покрытое шоколадной глазурью.
– Раз Максим задерживается, я ещё поработаю.
Елизавета подошла к компьютеру. Монитор светился призывно. Она расположилась в своём удобном кресле и открыла файл с воспоминаниями Элизабет Виже. Многое, что она прочитала, совпадало с тем, что ей привиделось.
Впечатления от пребывания в сознании Элизабет были такими яркими, что Елизавета их тут же стала записывать.
***Элизабет Виже — Лебрен была предопределена интереснейшая судьба: дружба с монархами, восхищение поклонников и многолетние странствия.
Во многом благодаря её талантливой кисти мы знаем в лицо тех, кто вершил на рубеже XVIII и XIX веков историю и в бурлящей революциями Европе, и в далекой России.
Стиль художницы принято характеризовать как изящный и очень добротный рисунок, с приятным и очень гармоничным колоритом и свободным приемом письма.
Виже-Лебрен поведала о том, как 16 июня 1800 года её принимали в члены Санкт-Петербургской академии:
«Я сделала себе академическую форму — костюм амазонки, фиолетовый жилет, желтую юбку и шляпу с черными перьями...»
Элизабет-Луиза Виже-Лебрён стала второй после Мари Анн Колло иностранкой, удостоенной звания «почетный вольный общник» Санкт-Петербургской академии художеств. Здесь ею были написаны более 50 портретов, ставших украшением лучших российских музеев. По утверждению А.П. Мюллер, она пользовалась большим успехом и брала «за портрет по три, четыре тысячи». Россия полюбила французскую художницу. В свою очередь, Виже -Лебрен с симпатией отзывалась о русских.
Вот этот отрывок Елизавет решила записать так, как Виже — Лебрен опубликовала в воспоминаниях.
Русская зима глазами француженки
«В Санкт-Петербурге можно вообще не заметить холодов, если с наступлением зимы совсем не выходить из дома, настолько у русских усовершенствованы способы поддержания тепла. Печи везде столь хороши, что в каминах, по сути дела, нет никакой необходимости; это не более чем предмет роскоши. На лестницах и в коридорах воздух такой же, как и в комнатах, двери между которыми держат открытыми без всякого от сего неудобства.
Император Павел еще в бытность свою великим князем путешествовал по Франции под именем графа Северного и говорил тогда парижанам:
«В Санкт-Петербурге мы только видим холод, зато здесь чувствуем его».
Помню, когда я возвратилась в Париж после семи с половиною лет, проведенных в России, и однажды была с визитом у княгини Долгорукой, мы обе так закоченели, что невольно приходило на ум: чтобы не мерзнуть, на зиму надобно уезжать в Россию.
Выходя из дома, здесь прибегают к таким предосторожностям, что даже иностранцы не страдают от суровости климата. В каретах ездят, надев высокие плисовые сапоги на меху и в подбитой мехом же епанче. При семнадцати градусах (21 по Цельсию) театры закрываются, и все сидят по домам. Наверное, только я одна ухитрилась, ничего не подозревая, отправиться с визитом к графине Головиной, когда термометр показывал восемнадцать градусов.
Она жила довольно далеко от меня, по дороге к ней я не повстречала ни единого экипажа и немало сему дивилась, но всё-таки ехала. Было так холодно, что сначала я подумала, уж не отворены ли стекла в карете. Завидев меня в своей гостиной, графиня воскликнула:
«Боже мой! Как вы только решились выехать? Ведь сегодня почти двадцать градусов!»
При сих словах я вспомнила о бедном моем кучере и, не снимая шубы, возвратилась к карете, и мы сразу же поехали домой.
Но голова моя замёрзла так, что в ней началось некое кружение. Если бы меня не натерли одеколоном, я попросту лишилась бы рассудка.
Но совершенно поразительно то, что прежестокий холод почти не действует на простолюдинов. И от сего ничуть не страдает их здравие: было замечено, что более всего столетних старцев живет именно в России.
Я всегда поражалась смирению возниц, которые никогда не жаловались. Если им приходится дожидаться своих господ в самые жестокие холода, они всегда сидят неподвижно и только изредка притопывают ногами, чтобы хоть немного согреться. Правда, у них меховая одежда и меховые рукавицы, и если где-нибудь бал или прием гостей, им дают крепкие напитки и дрова для костров на улице или во дворе.
Русские пользуются для развлечений и самой суровостью их климата. Невзирая на прежестокую стужу, они устраивают катание на санях, как днем, так и ночью при свете факелов. В некоторых кварталах сооружают снежные горы и по ним с бешеной скоростию скатываются вниз, впрочем, без малейшей опасности, поелику нарочито приставленные люди сталкивают вас сверху и принимают внизу.
Я уже говорила, что почувствовать петербургские холода можно лишь на улице. Русские не только поддерживают в своих апартаментах весеннее тепло, но в комнатах иногда ставят большие застекленные ширмы, за которыми помещаются кадки и горшки с цветами, радующими нас во Франции только в мае. Зимой апартаменты освещаются с величайшей роскошью. Кроме того, комнаты опрыскивают мятой, настоянной на уксусе, что производит отменно здоровый и приятный дух. Во всех покоях поставлены длинные и широкие диваны, к коим я так привыкла, что уже не могла сидеть на стульях». (12)
***
Последнее, что записала Елизавета, были следующие строки:
Умерла Элизабет Виже Лебрен в Париже 30 марта 1842 года, но остались её прекрасные полотна, с которых на нас смотрят люди давно ушедшего времени, и увлекательные воспоминания, позволяющие лучше понять ту удивительную эпоху.
Через двести лет по всему миру торжественно прошествовала выставка, посвященная русским художницам начала ХХ века, которую её устроители прозорливо и символично, но, оказывается, и традиционно, назвали «Амазонки русского авангарда». Ведь даже самые нежные существа жеманного ХVIII века в профессиональном мужском мире живописи уже были воительницами-амазонками.
***
Несколько известных полотен кисти Элизабет Виже Лебрен:
Автопортрет с палитрой 1790 Галерея Уффици во Флоренции.
Портрет Элизабет Виже-Лебрен с ученицей. Музей Метрополитен, Нью-Йорк, США.
Портрет графини Екатерины Скавронскй 1790 музей Жакмар-Андре, Париж
Портрет графини Анны Сергеевны Строгановой с сыном, Эрмитаж
Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны, Эрмитаж
***
(1)Из Воспоминаний Варвары Головиной.
(2)Князь А́дам Е́жи Чарторы́йский (1770 — 1861) — глава княжеского рода Чарторыйских, которого в течение долгой жизни поляки не раз прочили в короли Польши.
В начале XIX века близок к Александру I, входил в его «Негласный комитет», занимал пост министра Иностранных дел Российской империи (1804—1806). Глава национального правительства в дни Ноябрьского восстания 1830 года. В середине XIX века его парижский дом (особняк Ламбер) стал штаб-квартирой патриотически настроенной польской эмиграции. Известен также как ценитель искусства и мемуарист.
(3)Графиня Рокса́на Скарла́товна Э́длинг (урождённая Стурдза, 1786-1844) — любимая фрейлина императрицы Елизаветы Алексеевны. Светская львица одесского общества пушкинской эпохи. Автор интересных мемуаров.
(4)ЛуизаЭмануиловнаде-Шатильон (1763 –1814) –младшая дочерь последнего герцога де-Шатильон и Адриенны де-Лабом Лебланк де-Лавальер.После замужеств – Луиза де ла Тремуль — статс-дама, герцогиня, придворная дама при французском дворе до Великой французской революции, пользовалась расположением королевы Марии-Антуанетты..
(5)Прасковья (1789 – 1860) – дочь Варвары и Николая Головина, фрейлина, с 1819 года жена И.С.Потоцкого
(6)«Воспоминания госпожи Виже Лебрен о пребывании её в Санкт-Петербурге и Москве 1795-1801», Издательство Искусство, Санкт-Петербург, 2004. Виже Лебрен идеализирует российскую действительность. Её наблюдения особенно высшего света, точны, а описания подробны и правдивы, пока не касаются тех сторон жизни, которые она могла видеть только мельком.
(7) По поводу «кирпичного чая»
(8) У Василия Ланского (1753-1831) и Варвары Пашковой в 1793 году уже родился первый ребёнок. Но по возрасту она подходила к дочери Элизабет Виже Лебрен. Всего было пятеро детей, один сын Николай, ставший статским советником, две дочери Софья и Варвара – фрейлины, Людмила вышла замуж за камергера А.Н.Пашкова, Анна стала женой действительного статского советника князя А.Б.Голицина.
(9)Русско-турецкая война (1781 -1791гг), русско-польская война 1792 года
(10) сказку читайте
(11) Судьба художницы Элизабет Виже Лебрен
(12) Ливжурнал Катерина Катту
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0184494 от 8 декабря 2014 в 21:45
Рег.№ 0184494 от 8 декабря 2014 в 21:45
Другие произведения автора:
Путешествие длиною в жизнь. Глава 5 ч.2
Рейтинг: 0Голосов: 0744 просмотра
Нет комментариев. Ваш будет первым!
