Новые
Меню
8
Мама уехала, обещая вернуться через неделю. Вот только управится дома с огородом и обязательно приедет. Напоминая о себе утром и вечером, мама клялась прибыть немедленно, если дела у Ани дойдут до больницы. Звонившая пару раз в день мама Вера тоже справлялась о здоровье, и как по команде повторяла мамины слова. Наступившая в квартире тишина не пугала Аню. Она так долго хотела побыть одна и теперь наслаждалась долгожданной свободой.
Наконец-то она сможет стоять на балконе хоть всю ночь и никто ей не будет мешать. Она будет смотреть туда, где тёплый ветер шёпотом выдохнет в лицо: Данька рядом, и он всегда с тобой. Ведь не просто же так она чувствует его дыхание. Ну и что, что она просыпается одна, в её снах он всё равно рядом. Аня понимала, что доводит себя мыслями о Даньке: фантазии и тонкое воображение постоянно рисовали картины их ночных встреч. Переплетаясь в сознании, они воплощались в её предутренних снах. Картины этакого вот райского единения души с душой. У бессонных ночей тоже есть свои преимущества. В них нет людей, никто не тревожит тайные мысли, и никто их не спугнёт. Ты - как одиноко застывшая частица разбитого хрусталя в россыпях сияющих звёзд. И эта осенняя ночь не греет надеждой: её реальность глубока в своём воплощении и беспощадна. Она ломает с хрустом. Жизнь разлилась под ногами серым туманом, и ходить в нём становится труднее и горше. И хуже всего, когда лезут в душу. Даже, когда молчат. А ты поревёшь ночью в подушку и думаешь, что к Даньке тебе слишком поздно. Аня уснула.
Она стояла на краю окутанной мраком постели и доверчиво протягивала ему руки.
- Дань, а как же вещи? Вот... Я погладила твою рубашку.
Шагнув вперёд, она стремительно сорвалась вниз, в серое месиво дождя. Но она не успела упасть, потому что он подхватил её налету. Взглянув спокойно и отрешённо, Данька поставил её на балкон. Стало до жути холодно и она почувствовала, как быстро замерзают босые ноги. Пол на балконе казался ей ледяным.
Неприветливая ночь давила угрюмым молчанием. Прильнув к окну, она провожала глазами Даньку, уходившего в поток непрерывного дождя. Его фигура постепенно размывалась в тёмной пелене улицы. И ночь за окном предательски почернела, мешая различать его тень среди сырой тьмы. Дождь неторопливо ушёл вслед за Данькой, и они исчезли. Они просто растаяли в темноте...
Загадочный круг луны выглянул из-за тучи, бессовестно заглядывая в её окно. Взмахнув накидкой из чёрного шифона, она вдруг поднялась в небо и охватила края луны рукой. Удивительная планета под названием Земля одиноко светилась у неё под ногами. Поглядывая вниз, она со скрипом тёрла блюдце луны, снимая с неё копоть как с бабушкиной керосиновой лампы. И она торопилась, осознавая, что ей обязательно и в срок нужно вернуться на Землю. Луна шипела под руками, как раскалённая сковорода, пуская белый пар по небу и всё сильнее закрывая пространство вокруг. И чем больше она тёрла это жёлтое блюдце, тем яснее проступал на ней кофейный круг от Данькиной кружки. Кофейный круг...
Оттолкнувшись от шипящей луны, она огляделась по сторонам и поняла, что стоит на кухне и усиленно трёт запачканную Данькиной чашкой скатерть.
- Не надо!.. Не трогай меня!.. И не кричи!.. Ты сама плетёшь фантазии в своих снах, - Аня очнулась и с ужасом поняла, что ругает саму себя. - Да нет... - прошептала она дрожащим голосом. - Просто мне сегодня повезло, он был рядом и держал за руки. Застывший взгляд, и Данька ушёл вместе с дождём, - она спустила ноги с кровати. - Наверное, я сломалась. Сама просила. Сама устала. И дождь барабанит по карнизу. И ветер... То гудит громче, то снова тише. И сон этот... Тоже мне, летающая Маргарита.
Навалившаяся жажда мучила её. Аня прошла на кухню и выпила стакан воды. Её немного трясло, выбивая изнутри дрожь липкой испариной на лбу. И этот кофейный круг от Данькиной чашки... Сейчас он дико кричал ей со скатерти: я здесь!..
- До скончания каких сил можно корчиться и медленно сходить с ума, - она налила воды, но пить не стала. - Всё, не могу больше.
Вернувшись в спальню, она вышла на балкон.
- Боже... Ты же сохранишь меня там? Я знаю, меня там ждут... Видишь, я даже крылья распустила. Из шифоновой чёрной накидки... И главное - найти там место для себя. Я же не просто так прошу. Я по вопросу невозможности жить так больше, - её губы нервно затряслись. - И верю ли я в тебя?.. Наверное, да, если обращаюсь.
Она распахнула окно. Дождь постепенно утих. Скопившиеся остатки воды срывались с карниза вниз, улетая в глухую пустоту ночи. Ветер немного разогнал метавшиеся по небу тучи, и луна, мелькая среди них, дразнила её пугающим светом. Словно звала.
- Я уйду к нему ночью... Просто оттолкнусь посильнее от окна. Это же быстро? Правда?.. Он же может потушить в эту ночь луну? Хотя бы тучами. Так будет проще... А ещё лучше, если вновь пойдёт дождь. Тихий такой, еле слышный... Дождь?.. Нет. Наверное, тогда внизу будет грязно. Хотя, там зелёная трава под окнами. И вот эта дрожь в коленках, и встревоженный вид, - она закусила ставшие вмиг сухими губы. - Всё... Босыми ногами в пустоту и измученным взглядом в небо... О-о, Аня! Да тебе бы книжки писать.
Посмотрев вниз, она подняла глаза на плывущие по небу тучи. Рваные, словно кусочки скомканной разбухшей ваты, они плыли вдаль, освобождая горизонт на краю рассветного неба.
- Нет, в сорочке не пойдёт. Вдруг я буду лежать там с задранным подолом? Надо переодеться в шорты и майку. Сейчас те минуты, когда хочется уничтожить всё, что любила. И чтобы оно больше не мучило, - она медленно выдохнула теснивший грудь воздух. - И не стучи так сердце, не кружись голова. Всё... С закрытыми глазами... А нервы пусть не мешают. Всё... Пе-ре-доз... И жалеть себя глупо. История закончена. Заберите раненых. Это я небесам. И ещё... Спасите тех, кто совсем не знает, почему я ночью не сплю.
Поставив стул к распахнутому окну, она глубоко вдохнула запах ночи с лёгким привкусом очередной осени.
- Мне не будет больно... Мам, прости, я потихоньку схожу с ума. Я не хочу без него. Ты же знаешь, как ноет каждая моя клеточка, когда я говорю о нём. Мне не стряхнуть это с себя и не избавиться. Жизнь наказала. И может быть, даже заслуженно. Я больна равнодушием к ней... Я научилась молчать и хранить свои мысли в секрете. И я боюсь теперь остаться одна. Из последних цыплячьих сил боюсь.
Аня вытерла слёзы со щёк, представляя убитую горем маму. Жалея её, она давно не жалела себя. Затуманенное бессонницей сознание породило полное безразличие к жизни. Дети?.. Родить их и потом уйти?.. А кому они нужны? Мама Вера вечно на уколах и таблетках. Нагружать свою маму маленькими детьми ей тоже не хотелось.
- Да-а... Надо же маме написать. Только, что написать-то? Что мыла окно? О, конечно!.. Кто же поздней ночью моет окно... Или ловила ночную бабочку? Да-да... Ловила ночную бабочку, запнулась и улетела. И в полёте на прощание написала эту глупую записку... Как написать-то, что я сама, что никто не виноват?.. И ещё, чтобы её потом унесли к Даньке. Рядом... Там есть место, - она вздохнула. - Аня-Аня... Ты стала такой дурой. Может, водки выпить?.. Говорят же, что она придаёт храбрость. Или нет, надо коньяк... Там у Даньки осталось немного, так и стоит с весны в одиночестве. О, боже-е... Даже коньяк его стоит в одиночестве.
Она ушла на кухню и достала из шкафа бутылку с оставшимся коньяком. Наполнив стакан наполовину, она поднесла его к губам.
- Фу-у... Конечно же, это не вино. Но результат зато быстрый, - сделав глоток, она поперхнулась от крепости и поставила стакан. - Нет.
Вернувшись на балкон, Аня замерла, чувствуя, как внутри заворочались дети. У них тоже получилась беспокойная ночь. Беспокойная на троих... Качнувшись, она с трудом встала на стул перед распахнутым окном. На противоположной стороне по краю горизонта протянулись полоски зари. Придерживаясь рукой за оконную раму, она нащупала на груди крестик и прижала к губам. Холодный воздух обдавал её ночной свежестью, осторожно раздувая распущенные волосы. И она вспомнила, как местный дворник долго жужжал утром под окнами, убирая быстро отросшую после частых дождей траву.
- Зелёная трава, и я на ней... Она там ещё и скошенная. И мы на траве, - она с ужасом подумала, что упадёт на живот и будет лежать в крови вместе с сыновьями, разбившимися мгновением прежде. - Всё... Всё... Сейчас. Всё... Один шаг и всё... Ведь говорят же, что все там встречаются. Говорят же, что сразу видят родных. А я Даньке самая родная. Нет, мы ему самые родные. Один шаг, и мы с ним. Сейчас... Всё..., - покачнувшись, она вздрогнула от телефонного звонка в кармане халата.
- Аллё, - громко прокричал ей требовательный мужской голос. - Костя, ты?
- Нет. Вы ошиблись, - хрипло ответила она.
- Жень, это ты? Дай мне срочно Костю.
- Вы ошиблись. Я не Женя, и здесь нет вашего Кости.
- Послушай. Не говори ерунду! Мне срочно он нужен, - она молчала. - Жень, я понимаю, ночь. Но надо его позарез.
- Вам повторить? Я не Женя.
- А кто ты?
- Аня. Посмотрите, у вас неправильно набран номер.
- Аня? А почему Аня не спит?
- Не спится. Бессонница.
- У меня тоже. И что ты делаешь, если топит бессонница?
- Стою на балконе. На стуле у раскрытого окна.
- Уже интересно. Зачем?
- Прыгнуть хочу.
- Есть повод? Несчастная любовь?
- Несчастней не бывает.
- Ты не поверишь, у меня так же. Адрес дай. Я приеду и прыгнем вместе. Вместе веселее.
- Не шути. Я серьёзно.
- Я не шучу. И тебе не советую. Сколько лет тебе, Аня?
- Это важно? Двадцать четыре. С половиной.
- О-о... Уже не шестнадцать. Ты права, всё серьёзно. Адрес дай.
- Нет. И не мешай мне, - Аня отключилась, и телефон тут же зазвонил.
- Трубку не бросай. Это глупо. И слезь со стула.
- Не приказывай. Это моё личное дело.
- Аня, значит. И что тебе, Аня, жить не нравится?
- Нравится. Надо за что-то ухватиться, а мне не за что. Вот такое сейчас у меня время. Наверное...
- Вот видишь. Уже, наверное. А глупость человеческая бесконечна. Натворишь, а потом не поправишь, - незнакомый голос задорно чихнул в трубку. - Будь я здоров! Ты со стула там слезла? И окно закрой.
- Не уговаривай. Никогда больше жить не хочу.
- Права. Если жизнь ненадёжная, то умирать навсегда надо. Попробуй плыть по течению. Только надо вовремя заметить воронку, чтобы не затянуло. Дай адрес.
- Нет. И вообще... Какое тебе дело, живу я или нет, и что со мной происходит.
- Как мало надо-то! Хоп, и я уже во врагах. Тут однозначно вперёд и по орбите.
- А я с этим живу. Я существую, и становлюсь глупо улыбающейся тенью. И хочу на орбиту.
- Да что, чёрт возьми, случилось? Ты можешь спокойно объяснить? И закрой окно, в конце-то концов.
- Уже. Закрыла.
- Тебе не шестнадцать, вроде бы возраст хороший. Если не врёшь. И разговор серьёзный. А то чувство такое, что мы на уроке в бунтующем классе.
- Ну да. Ещё и затяжной дождливой осенью.
- А ты серьёзная. Ты ушла с балкона?
- Нет. А вечно серьёзные люди похожи на недовольных.
- Иди в кровать. Спать давно пора.
- Как уснуть, если спросить не у кого, когда мне спать пора. Спасибо, что хоть ты подсказал.
- Кто знает... Если душа болит, то совсем не спим. Мы и счастливые мало спим. Ляжешь, счастливый такой, а потом всё равно помучаешься, пока уснёшь.
- Я посторонний для тебя человек. Так достойна ли я твоей заботы?
- Какой заботы? Ты можешь сказать нормально, что у тебя происходит?
- Зачем? Сказать, что помню всё до мелких подробностей и ничего не забывается? И прогнать это нельзя. А ещё звуки, музыка, запахи... Знаешь, сильнее всего память бьёт именно запахом. И накрывает этой волной с головой.
- Что за бред? Какими запахами? Не понял. Запахи, чего?
- Мужа... От лежащей рядом его подушки.
- Бросил? Так позови. Никогда не поздно это сделать. Хорошая любовь остаётся с мужиком до конца жизни. Отвечаю. А если он свободный теперь, то никому ничего не должен. Он живет, как ему удобно.
- А я тоже свободна. От всего. Свободна делать всё, что хочу. Даже с балкона прыгнуть. Свободна от любви, от радости. Даже в слезах своих свободна. Несвободна только от одиночества. И это ты называешь удобной свободой?
- Да. Я тоже свободен. И ты по-своему права. Просто ты плохо настроена сегодня. Отпусти его, пусть живёт.
- Кто живёт?.. Если бы жил... В аварии он погиб. В мае. Вот и прыгну к нему.
- Прости... Тут, да... Не забудется. Просто голова в уголок складывает и хранит. А ты думаешь и вспоминаешь. Иначе сердце бы разорвалось.
- Как видишь, не разорвалось.
- А может, оно каменное?
- Нет.
- Держись. В таких случаях мы ничего не можем сделать. Стираемся в кровь об наждак жизни. А внутри всё ещё теплится - а может, и мы не зря живём. Может, после нас останется что-то хорошее.
- Не успокаивай. Похоже на: всем раненым - пластырь на ранку. Не залепишь.
- Да я не успокаиваю. Я размышляю. У тебя была любовь. А у меня вот была нелюбовь.
- У меня тоже теперь нелюбовь. А что для тебя нелюбовь?
- Нелюбовь, когда тебя постоянно тычут, что все вокруг хорошие, а ты полная дрянь. Лучше бы в рожу сразу дали, чем вот так морально. Нелюбовь, когда хочешь сделать хорошее, а тебе плюют в душу и поливают грязью. И от этого надо бежать сломя голову. А раны потом зализывать, когда очистишься.
- Неудачная любовь?
- Нет. Её и не было. Женился, потому что ребёнок от меня получился. Как большинство свадеб вдогонку, бессмысленных и глупых. Вскоре развелись.
- Из странных свадеб тоже бывают чудесные исключения.
- Возможно, - засмеялся голос в трубке. - Вот и встретились мы с тобой, пессимист с пессимистом.
- Случайная случайность - это тоже закономерность.
- Ты поспи. И без глупостей. Я ещё позвоню.
Аня вернулась в спальню. Ночник тускло горел, освещая упакованные и составленные в углу две кроватки. Ей было всё равно: внутри сквозило полное безразличие. Она прилегла на кровать и закрыла глаза.
«Вот только что, если бы не этот сочувствующий голос, она стала бы частичкой вселенной. Или нет?.. Вернуться на балкон и повторить?.. Нет. Сейчас она не смогла бы. Для этого нужен критический момент и подорванная психика. Этот разговор успокоил её. Хорошо... Сейчас она сделает глубокий вдох, досчитает до ста и попробует уснуть. Овцы в её стаде, которых рекомендуют считать при бессоннице, давно сбились в кучу и перемешались. Белые и чёрные. Хотя, выискивать и считать их по цвету тоже забавное занятие. Сегодня, каких считать? Чёрных или белых? Наверное, белых...»
И вновь звонок. Она открыла глаза и взяла телефон.
- Как ты? - спросил её знакомый теперь голос. - В порядке? В кроватке?
- Да. Уснуть бы ещё.
- Точно. Хочешь совет? - и не дождавшись ответа, он продолжил: - Не трать силы на споры с собой, потрать их на новую любовь.
- Не уговаривай. Ты ничего не знаешь обо мне.
- Прости всех перед сном и спи с чистым сердцем. И так каждую ночь.
- Исповедующихся много. Покаявшихся мало.
- Если сама не меняешься, то значит плохо каешься.
- Чувство покаяния атрофировано. Тяжело так жить, я даже слезу пустила.
- Неужели безгрешная?
- А как же! Вот видишь, до открытого балконного окна доревелась. Разве не грех?
- Без грехов жить скучно. Не согрешил, и покаяться тогда не в чем. Чем тогда себя очищать?
- Ну-ну... Давай, обезболь мне душу.
- Не обезболишь. Лучше беречь её, тогда и совесть с каждым днём будет чище.
- А я по твоему бессовестная?
- Конечно, если на стул у открытого окна встала.
- А если я спать не могу? Если я каждую ночь думаю, как шагнуть вниз и прекратить это мучительное существование.
- Собственный призыв к суициду? Нехорошо.
- Да-да, - воскликнула она в трубку, соглашаясь. - Эй, кто ты там? Скоро утро. Скоро новый день. Ну и здравствуй тогда. И пусть этот день будет хорошим.
- Здравствуй. И поверь... Однажды ты встретишь того, кто будет обожать твои слабости, любить тело и говорить, что ты достойна любви.
- Смешно... Но ничего не поделаешь, хочется верить людям, отбросив наивность.
- Жизнь шершавая, она вся состоит из ошибок. На том и учимся. Ты думала головой, когда решилась на такое?
- Может, и не думала. А может, думами своими голову продырявила.
- Слова для себя хорошие закончились? Отключись и отдохни. Ты будешь спать, а мне скоро на работу.
- Прости, что задержала, и ты не выспался. Я не просила перезванивать. Спи.
- Не командуй. Выдержу. С тобой всё в порядке?
- Да. Немного живот болит.
- Это со страху. Пройдёт, - он помолчал и неожиданно спросил: - Так ты всё-таки скажи, с чего вдруг захотела прыгнуть? Скучно было, вот и дурачила меня. Напридумывала про мужа, про открытое окно.
- Нет, не дурачила. Я жить не хочу без него.
- Как мужа звали?
- Данила, - Аня отключила телефон и уткнулась в подушку.
Спала она недолго. Незакрытое шторами окно впустило в спальню кучу солнечных лучиков, и они упали ей на лицо. Она проснулась от яркого света. Измученная прошедшей ночью, Аня поплелась на кухню. Жажда мучила даже во время сна. Она чувствовала её, но не проснулась. Выпив стакан воды, она выглянула в окно. Ещё вчера свинцовые тучи зажали город в кольцо, и весь день шёл дождь. А сегодня небо бросило на землю немного радуги, и посветлевшие умытые дворы запахли свежестью. И только вымокший кустик сирени под окнами выглядел жалким и растрёпанным от скопившейся влаги.
На подоконнике грустно вяли забытые цветы. Аня потрогала чуть обвисшие листики и проверила землю. Сухо. Наполнив маленькую лейку водой, она прошла по комнатам и полила опавшие от нечаянной засухи растения.
- Бедные мои фиалочки. И как же я про вас забыла? - шепнула она, прислушиваясь к ноющей боли в пояснице. - Хорошая жизнь наступила, никуда не мечешься, никуда не спешишь. Вот только сердце словно иголочкой кольнёт и затихнет. И успокоилось остывшее за время сна чувство ненужности. У меня же дети, я им нужна. И кто меня обвинит, что я не смогла больше терпеть, что хотела кричать в небо до хрипоты. Ночной собеседник?.. Так он - никто. Поговорили и забыли.
Аня говорила сама с собой, прислушиваясь к телу.
- Маме позвонить? Или маме Вере? Да нет... Ещё рано, ещё же две недели. Это так, простая усталость и нервы.
Время подходило к обеду, когда в дверь коротко позвонили. Она знала теперь этот звонок по звуку и, не спрашивая, открыла. За дверью стоял Иван.
- Здравствуй. Можно войти?
- Проходи, - пожала она плечами.
- Это тебе, - Иван поставил перед ней очередной пакет с фруктами.
- Я же просила. Я же говорила, что мне ничего не надо, - Аня взглянула на пакет.
- Можно поговорить с тобой? И я бы не отказался от чая, - Иван улыбнулся и добавил: - Если можно.
- Поговори. Я могу и накормить. В казармах, наверное, скудно кормят?
- Да не жалуемся, мы привыкли с детства. Я не живу в казарме, у меня квартира есть. Куртку, можно снять?
- Конечно. Да и обувь тоже. Одна я, тяжело мне полы мыть, как видишь.
- Давай я помою.
- И тапочки не предложу, они Данькины, - она словно не услышала намёка на помощь. - Помой руки и проходи к столу. Мясо с картошкой будешь?
- Буду.
Потирая занывшую поясницу, Аня положила на тарелку картошку с мясом и включила чайник. Фыркнув, он успокоился и монотонно засопел, нагревая налитую воду.
- Что-то чайник у меня бунтует. Новый надо брать.
- Давай, я посмотрю.
- Иван, а ты не пробовал разыскать родителей?
- Зачем? Если сразу не нужен, то какой смысл искать их сейчас. Она родила и бросила в отдалённой деревушке.
- Почему ты не женат до сих пор?
- Ты думаешь, что я стану отвечать на этот вопрос?
- Не знаю. Но возраст у тебя приличный.
- Тридцать один год. Для тебя это много?
- Нет. А у тебя есть в жизни цель? Хоть какая-то.
- Ты готова выслушать? - она кивнула. - Хорошо. Я хотел бы приходить домой и не доставать ключи. Хочу позвонить в дверь, и чтобы её открыли. А так... Приходишь домой, делаешь ужин, садишься, а вокруг тишина.
- Люди сами выбирают одиночество и свободу.
- А у тебя, что? Одиночество и свобода?
- Что я... Я, наверное, психически нездорова. Не хотела бы о личном, но свою потерю я переживаю жутко. Четыре месяца. Разбилась вдребезги, и не знаю как собрать себя по кусочкам. Вот и думаю - а стоит ли? И если честно, то я не завидую людям, которые отряхнулись и пошли. Не могу я так.
- Память, это пожизненно. Уходит человек, а струны его продолжают петь. - Иван задумчиво посмотрел в окно. - Продолжают, потому что он научил тебя их слышать.
- Вот и поют каждую ночь.
- И всё-таки, как бы ни жил человек дальше, ему всё равно нужна семья. Семью не заменишь деньгами, карьерой, друзьями. Найдёшь свой недостающий кусочек и жизнь сложится.
- Так почему ты до сих пор не сложил этот кусочек?
- Мало таких, с кем чувствуется нужность каждой минуты. Вот я чувствую. И хочется, чтобы рядом со мной тоже чувствовали. А ты... - он вздохнул. - Зачем ты назвала себя психически нездоровой? Помнить его - это признак здоровой психики.
- Ну надо же... С такими суждениями, с такими моральными качествами и один? Не верю.
- Я не буду делиться с тобой прошлой жизнью.
- Зачем ты пришёл?
- Пришёл узнать о твоём решении. Поедешь с ребятишками ко мне жить?
- Нет. И разговоры на эту тему больше не заводи. Да и не знаю я тебя.
- Поживёшь и узнаешь.
- Нет. Слишком свежо у меня, - Аня запнулась, подбирая нужные слова. - Иван... Я не знаю как... В общем, мне надо собрать кроватки. Сама я не смогу.
- Показывай.
Скрутив кроватки и расставив их вдоль стены напротив её кровати, Иван поспешил на ночное дежурство.
- Мне пора. Я буду ждать ответ. А ты всё-таки подумай.
Проводив Ивана, Аня убрала тарелку со стола и отправилась в ванную. Поясница жутко ныла, и она решила расслабиться в тёплой воде.
- Вот надо же, - она часто стала разговаривать вслух сама с собой. - Чьё-то сердце забеспокоилось, захлебнувшись моей бедой. Неужели и впрямь ему небезразлично?
Вытянувшись в ванне, Аня слушала себя и уговаривала, что стало немного легче. Тёплая вода расслабила тело, и она закрыла глаза.
- Хоть бы не уснуть тут, - дотянувшись до лежавшего на халате телефона, она включила его. - Дурная. Как отключилась под утро, так забыла включить. Мама, наверное, уже раз сто билась ко мне.
Полежав немного в воде, Аня закуталась в халат и ушла на кровать. Устроившись поудобнее с помытыми фруктами, она включила телевизор. Лежать спокойно не получалось: ноющая боль в пояснице усиливалась и постепенно переходила на низ живота. Она чуть вздрогнула от прозвучавшего телефонного звонка.
- Проверяют, жива я тут или нет. Алло.
- Привет. Ну слава те, хоть включилась, - знакомый мужской голос хохотнул в трубку. - А то звоню-звоню, а абонент временно недоступен. Как ты? Живот больше не болит?
- Привет. Совсем не болит, ноет немного.
- Продуло ночью в окне, простыла. Погрей ноги с горчицей.
- Я сама знаю, чем лечиться. Зачем позвонил?
- Переживал за тебя.
- Только не жалей. Не хочу.
- Дай адрес, я приеду.
- Зачем? Чтобы я поплакалась на плече?
- А хоть бы и так. Вдвоём легче. Я приеду с тортом и вином. Сядем, поговорим.
- Ты предлагаешь душевную боль вином залить?
- Не знаю... Стакан водки порой прекрасно лечит душу. Если не можешь водку, то тогда рюмку вина. А лучше несколько. И повторить, если снова душа заноет.
- Да что вы говорите! А дальше что? Эх, калина! Эх, малина! И клён ты мой опавший?
- Да. А после делом заняться. Все наши проблемы от безделья. Копаемся вечно в себе и дурью маемся.
- Да не пью я, нельзя мне.
- Отчего так?
- Аллергия, - Аня засмеялась и тут же всхлипнула: - О-ой...
- Что с тобой? Ты точно больная?
- Похоже... Ты не звони больше. Я отключу на время телефон. Так надо.
- Зачем? Я что-то плохое сделал?
- Нет. Дело не в тебе, а во мне.
- Ты не натвори там дел. Я переживаю.
- Нет. Уже не натворю... Извини, я вызову скорую.
- Ты не отключайся совсем, - закричал он в трубку. - Что там с тобой? Адрес дай.
- Всё хорошо будет. Правда же? Я в больницу.
- Вот дура... Зачем в больницу?
- Имя скажи своё.
- Анатолий. Можно Толя.
- Похоже, Толя, что сегодня у меня будет два сына.
- Чё-ё?.. Ты чё сказала там? Подожди... Кто у тебя дома?
- Я одна. Извини. Мне нужно вызвать скорую.
Внизу живота ныло так, что Аню передёрнуло ознобом. И только сердце гоняло нескончаемую кровь в попытке согреть её хоть немного. Ей стало страшно.
- Всё пройдёт. И всего дождёшься, - уговаривала она себя, догадываясь, что ждёт её сегодня. - И боль вся пройдёт. А мир этот... Он не такой уже и плохой.
Мама уехала, обещая вернуться через неделю. Вот только управится дома с огородом и обязательно приедет. Напоминая о себе утром и вечером, мама клялась прибыть немедленно, если дела у Ани дойдут до больницы. Звонившая пару раз в день мама Вера тоже справлялась о здоровье, и как по команде повторяла мамины слова. Наступившая в квартире тишина не пугала Аню. Она так долго хотела побыть одна и теперь наслаждалась долгожданной свободой.
Наконец-то она сможет стоять на балконе хоть всю ночь и никто ей не будет мешать. Она будет смотреть туда, где тёплый ветер шёпотом выдохнет в лицо: Данька рядом, и он всегда с тобой. Ведь не просто же так она чувствует его дыхание. Ну и что, что она просыпается одна, в её снах он всё равно рядом. Аня понимала, что доводит себя мыслями о Даньке: фантазии и тонкое воображение постоянно рисовали картины их ночных встреч. Переплетаясь в сознании, они воплощались в её предутренних снах. Картины этакого вот райского единения души с душой. У бессонных ночей тоже есть свои преимущества. В них нет людей, никто не тревожит тайные мысли, и никто их не спугнёт. Ты - как одиноко застывшая частица разбитого хрусталя в россыпях сияющих звёзд. И эта осенняя ночь не греет надеждой: её реальность глубока в своём воплощении и беспощадна. Она ломает с хрустом. Жизнь разлилась под ногами серым туманом, и ходить в нём становится труднее и горше. И хуже всего, когда лезут в душу. Даже, когда молчат. А ты поревёшь ночью в подушку и думаешь, что к Даньке тебе слишком поздно. Аня уснула.
Она стояла на краю окутанной мраком постели и доверчиво протягивала ему руки.
- Дань, а как же вещи? Вот... Я погладила твою рубашку.
Шагнув вперёд, она стремительно сорвалась вниз, в серое месиво дождя. Но она не успела упасть, потому что он подхватил её налету. Взглянув спокойно и отрешённо, Данька поставил её на балкон. Стало до жути холодно и она почувствовала, как быстро замерзают босые ноги. Пол на балконе казался ей ледяным.
Неприветливая ночь давила угрюмым молчанием. Прильнув к окну, она провожала глазами Даньку, уходившего в поток непрерывного дождя. Его фигура постепенно размывалась в тёмной пелене улицы. И ночь за окном предательски почернела, мешая различать его тень среди сырой тьмы. Дождь неторопливо ушёл вслед за Данькой, и они исчезли. Они просто растаяли в темноте...
Загадочный круг луны выглянул из-за тучи, бессовестно заглядывая в её окно. Взмахнув накидкой из чёрного шифона, она вдруг поднялась в небо и охватила края луны рукой. Удивительная планета под названием Земля одиноко светилась у неё под ногами. Поглядывая вниз, она со скрипом тёрла блюдце луны, снимая с неё копоть как с бабушкиной керосиновой лампы. И она торопилась, осознавая, что ей обязательно и в срок нужно вернуться на Землю. Луна шипела под руками, как раскалённая сковорода, пуская белый пар по небу и всё сильнее закрывая пространство вокруг. И чем больше она тёрла это жёлтое блюдце, тем яснее проступал на ней кофейный круг от Данькиной кружки. Кофейный круг...
Оттолкнувшись от шипящей луны, она огляделась по сторонам и поняла, что стоит на кухне и усиленно трёт запачканную Данькиной чашкой скатерть.
- Не надо!.. Не трогай меня!.. И не кричи!.. Ты сама плетёшь фантазии в своих снах, - Аня очнулась и с ужасом поняла, что ругает саму себя. - Да нет... - прошептала она дрожащим голосом. - Просто мне сегодня повезло, он был рядом и держал за руки. Застывший взгляд, и Данька ушёл вместе с дождём, - она спустила ноги с кровати. - Наверное, я сломалась. Сама просила. Сама устала. И дождь барабанит по карнизу. И ветер... То гудит громче, то снова тише. И сон этот... Тоже мне, летающая Маргарита.
Навалившаяся жажда мучила её. Аня прошла на кухню и выпила стакан воды. Её немного трясло, выбивая изнутри дрожь липкой испариной на лбу. И этот кофейный круг от Данькиной чашки... Сейчас он дико кричал ей со скатерти: я здесь!..
- До скончания каких сил можно корчиться и медленно сходить с ума, - она налила воды, но пить не стала. - Всё, не могу больше.
Вернувшись в спальню, она вышла на балкон.
- Боже... Ты же сохранишь меня там? Я знаю, меня там ждут... Видишь, я даже крылья распустила. Из шифоновой чёрной накидки... И главное - найти там место для себя. Я же не просто так прошу. Я по вопросу невозможности жить так больше, - её губы нервно затряслись. - И верю ли я в тебя?.. Наверное, да, если обращаюсь.
Она распахнула окно. Дождь постепенно утих. Скопившиеся остатки воды срывались с карниза вниз, улетая в глухую пустоту ночи. Ветер немного разогнал метавшиеся по небу тучи, и луна, мелькая среди них, дразнила её пугающим светом. Словно звала.
- Я уйду к нему ночью... Просто оттолкнусь посильнее от окна. Это же быстро? Правда?.. Он же может потушить в эту ночь луну? Хотя бы тучами. Так будет проще... А ещё лучше, если вновь пойдёт дождь. Тихий такой, еле слышный... Дождь?.. Нет. Наверное, тогда внизу будет грязно. Хотя, там зелёная трава под окнами. И вот эта дрожь в коленках, и встревоженный вид, - она закусила ставшие вмиг сухими губы. - Всё... Босыми ногами в пустоту и измученным взглядом в небо... О-о, Аня! Да тебе бы книжки писать.
Посмотрев вниз, она подняла глаза на плывущие по небу тучи. Рваные, словно кусочки скомканной разбухшей ваты, они плыли вдаль, освобождая горизонт на краю рассветного неба.
- Нет, в сорочке не пойдёт. Вдруг я буду лежать там с задранным подолом? Надо переодеться в шорты и майку. Сейчас те минуты, когда хочется уничтожить всё, что любила. И чтобы оно больше не мучило, - она медленно выдохнула теснивший грудь воздух. - И не стучи так сердце, не кружись голова. Всё... С закрытыми глазами... А нервы пусть не мешают. Всё... Пе-ре-доз... И жалеть себя глупо. История закончена. Заберите раненых. Это я небесам. И ещё... Спасите тех, кто совсем не знает, почему я ночью не сплю.
Поставив стул к распахнутому окну, она глубоко вдохнула запах ночи с лёгким привкусом очередной осени.
- Мне не будет больно... Мам, прости, я потихоньку схожу с ума. Я не хочу без него. Ты же знаешь, как ноет каждая моя клеточка, когда я говорю о нём. Мне не стряхнуть это с себя и не избавиться. Жизнь наказала. И может быть, даже заслуженно. Я больна равнодушием к ней... Я научилась молчать и хранить свои мысли в секрете. И я боюсь теперь остаться одна. Из последних цыплячьих сил боюсь.
Аня вытерла слёзы со щёк, представляя убитую горем маму. Жалея её, она давно не жалела себя. Затуманенное бессонницей сознание породило полное безразличие к жизни. Дети?.. Родить их и потом уйти?.. А кому они нужны? Мама Вера вечно на уколах и таблетках. Нагружать свою маму маленькими детьми ей тоже не хотелось.
- Да-а... Надо же маме написать. Только, что написать-то? Что мыла окно? О, конечно!.. Кто же поздней ночью моет окно... Или ловила ночную бабочку? Да-да... Ловила ночную бабочку, запнулась и улетела. И в полёте на прощание написала эту глупую записку... Как написать-то, что я сама, что никто не виноват?.. И ещё, чтобы её потом унесли к Даньке. Рядом... Там есть место, - она вздохнула. - Аня-Аня... Ты стала такой дурой. Может, водки выпить?.. Говорят же, что она придаёт храбрость. Или нет, надо коньяк... Там у Даньки осталось немного, так и стоит с весны в одиночестве. О, боже-е... Даже коньяк его стоит в одиночестве.
Она ушла на кухню и достала из шкафа бутылку с оставшимся коньяком. Наполнив стакан наполовину, она поднесла его к губам.
- Фу-у... Конечно же, это не вино. Но результат зато быстрый, - сделав глоток, она поперхнулась от крепости и поставила стакан. - Нет.
Вернувшись на балкон, Аня замерла, чувствуя, как внутри заворочались дети. У них тоже получилась беспокойная ночь. Беспокойная на троих... Качнувшись, она с трудом встала на стул перед распахнутым окном. На противоположной стороне по краю горизонта протянулись полоски зари. Придерживаясь рукой за оконную раму, она нащупала на груди крестик и прижала к губам. Холодный воздух обдавал её ночной свежестью, осторожно раздувая распущенные волосы. И она вспомнила, как местный дворник долго жужжал утром под окнами, убирая быстро отросшую после частых дождей траву.
- Зелёная трава, и я на ней... Она там ещё и скошенная. И мы на траве, - она с ужасом подумала, что упадёт на живот и будет лежать в крови вместе с сыновьями, разбившимися мгновением прежде. - Всё... Всё... Сейчас. Всё... Один шаг и всё... Ведь говорят же, что все там встречаются. Говорят же, что сразу видят родных. А я Даньке самая родная. Нет, мы ему самые родные. Один шаг, и мы с ним. Сейчас... Всё..., - покачнувшись, она вздрогнула от телефонного звонка в кармане халата.
- Аллё, - громко прокричал ей требовательный мужской голос. - Костя, ты?
- Нет. Вы ошиблись, - хрипло ответила она.
- Жень, это ты? Дай мне срочно Костю.
- Вы ошиблись. Я не Женя, и здесь нет вашего Кости.
- Послушай. Не говори ерунду! Мне срочно он нужен, - она молчала. - Жень, я понимаю, ночь. Но надо его позарез.
- Вам повторить? Я не Женя.
- А кто ты?
- Аня. Посмотрите, у вас неправильно набран номер.
- Аня? А почему Аня не спит?
- Не спится. Бессонница.
- У меня тоже. И что ты делаешь, если топит бессонница?
- Стою на балконе. На стуле у раскрытого окна.
- Уже интересно. Зачем?
- Прыгнуть хочу.
- Есть повод? Несчастная любовь?
- Несчастней не бывает.
- Ты не поверишь, у меня так же. Адрес дай. Я приеду и прыгнем вместе. Вместе веселее.
- Не шути. Я серьёзно.
- Я не шучу. И тебе не советую. Сколько лет тебе, Аня?
- Это важно? Двадцать четыре. С половиной.
- О-о... Уже не шестнадцать. Ты права, всё серьёзно. Адрес дай.
- Нет. И не мешай мне, - Аня отключилась, и телефон тут же зазвонил.
- Трубку не бросай. Это глупо. И слезь со стула.
- Не приказывай. Это моё личное дело.
- Аня, значит. И что тебе, Аня, жить не нравится?
- Нравится. Надо за что-то ухватиться, а мне не за что. Вот такое сейчас у меня время. Наверное...
- Вот видишь. Уже, наверное. А глупость человеческая бесконечна. Натворишь, а потом не поправишь, - незнакомый голос задорно чихнул в трубку. - Будь я здоров! Ты со стула там слезла? И окно закрой.
- Не уговаривай. Никогда больше жить не хочу.
- Права. Если жизнь ненадёжная, то умирать навсегда надо. Попробуй плыть по течению. Только надо вовремя заметить воронку, чтобы не затянуло. Дай адрес.
- Нет. И вообще... Какое тебе дело, живу я или нет, и что со мной происходит.
- Как мало надо-то! Хоп, и я уже во врагах. Тут однозначно вперёд и по орбите.
- А я с этим живу. Я существую, и становлюсь глупо улыбающейся тенью. И хочу на орбиту.
- Да что, чёрт возьми, случилось? Ты можешь спокойно объяснить? И закрой окно, в конце-то концов.
- Уже. Закрыла.
- Тебе не шестнадцать, вроде бы возраст хороший. Если не врёшь. И разговор серьёзный. А то чувство такое, что мы на уроке в бунтующем классе.
- Ну да. Ещё и затяжной дождливой осенью.
- А ты серьёзная. Ты ушла с балкона?
- Нет. А вечно серьёзные люди похожи на недовольных.
- Иди в кровать. Спать давно пора.
- Как уснуть, если спросить не у кого, когда мне спать пора. Спасибо, что хоть ты подсказал.
- Кто знает... Если душа болит, то совсем не спим. Мы и счастливые мало спим. Ляжешь, счастливый такой, а потом всё равно помучаешься, пока уснёшь.
- Я посторонний для тебя человек. Так достойна ли я твоей заботы?
- Какой заботы? Ты можешь сказать нормально, что у тебя происходит?
- Зачем? Сказать, что помню всё до мелких подробностей и ничего не забывается? И прогнать это нельзя. А ещё звуки, музыка, запахи... Знаешь, сильнее всего память бьёт именно запахом. И накрывает этой волной с головой.
- Что за бред? Какими запахами? Не понял. Запахи, чего?
- Мужа... От лежащей рядом его подушки.
- Бросил? Так позови. Никогда не поздно это сделать. Хорошая любовь остаётся с мужиком до конца жизни. Отвечаю. А если он свободный теперь, то никому ничего не должен. Он живет, как ему удобно.
- А я тоже свободна. От всего. Свободна делать всё, что хочу. Даже с балкона прыгнуть. Свободна от любви, от радости. Даже в слезах своих свободна. Несвободна только от одиночества. И это ты называешь удобной свободой?
- Да. Я тоже свободен. И ты по-своему права. Просто ты плохо настроена сегодня. Отпусти его, пусть живёт.
- Кто живёт?.. Если бы жил... В аварии он погиб. В мае. Вот и прыгну к нему.
- Прости... Тут, да... Не забудется. Просто голова в уголок складывает и хранит. А ты думаешь и вспоминаешь. Иначе сердце бы разорвалось.
- Как видишь, не разорвалось.
- А может, оно каменное?
- Нет.
- Держись. В таких случаях мы ничего не можем сделать. Стираемся в кровь об наждак жизни. А внутри всё ещё теплится - а может, и мы не зря живём. Может, после нас останется что-то хорошее.
- Не успокаивай. Похоже на: всем раненым - пластырь на ранку. Не залепишь.
- Да я не успокаиваю. Я размышляю. У тебя была любовь. А у меня вот была нелюбовь.
- У меня тоже теперь нелюбовь. А что для тебя нелюбовь?
- Нелюбовь, когда тебя постоянно тычут, что все вокруг хорошие, а ты полная дрянь. Лучше бы в рожу сразу дали, чем вот так морально. Нелюбовь, когда хочешь сделать хорошее, а тебе плюют в душу и поливают грязью. И от этого надо бежать сломя голову. А раны потом зализывать, когда очистишься.
- Неудачная любовь?
- Нет. Её и не было. Женился, потому что ребёнок от меня получился. Как большинство свадеб вдогонку, бессмысленных и глупых. Вскоре развелись.
- Из странных свадеб тоже бывают чудесные исключения.
- Возможно, - засмеялся голос в трубке. - Вот и встретились мы с тобой, пессимист с пессимистом.
- Случайная случайность - это тоже закономерность.
- Ты поспи. И без глупостей. Я ещё позвоню.
Аня вернулась в спальню. Ночник тускло горел, освещая упакованные и составленные в углу две кроватки. Ей было всё равно: внутри сквозило полное безразличие. Она прилегла на кровать и закрыла глаза.
«Вот только что, если бы не этот сочувствующий голос, она стала бы частичкой вселенной. Или нет?.. Вернуться на балкон и повторить?.. Нет. Сейчас она не смогла бы. Для этого нужен критический момент и подорванная психика. Этот разговор успокоил её. Хорошо... Сейчас она сделает глубокий вдох, досчитает до ста и попробует уснуть. Овцы в её стаде, которых рекомендуют считать при бессоннице, давно сбились в кучу и перемешались. Белые и чёрные. Хотя, выискивать и считать их по цвету тоже забавное занятие. Сегодня, каких считать? Чёрных или белых? Наверное, белых...»
И вновь звонок. Она открыла глаза и взяла телефон.
- Как ты? - спросил её знакомый теперь голос. - В порядке? В кроватке?
- Да. Уснуть бы ещё.
- Точно. Хочешь совет? - и не дождавшись ответа, он продолжил: - Не трать силы на споры с собой, потрать их на новую любовь.
- Не уговаривай. Ты ничего не знаешь обо мне.
- Прости всех перед сном и спи с чистым сердцем. И так каждую ночь.
- Исповедующихся много. Покаявшихся мало.
- Если сама не меняешься, то значит плохо каешься.
- Чувство покаяния атрофировано. Тяжело так жить, я даже слезу пустила.
- Неужели безгрешная?
- А как же! Вот видишь, до открытого балконного окна доревелась. Разве не грех?
- Без грехов жить скучно. Не согрешил, и покаяться тогда не в чем. Чем тогда себя очищать?
- Ну-ну... Давай, обезболь мне душу.
- Не обезболишь. Лучше беречь её, тогда и совесть с каждым днём будет чище.
- А я по твоему бессовестная?
- Конечно, если на стул у открытого окна встала.
- А если я спать не могу? Если я каждую ночь думаю, как шагнуть вниз и прекратить это мучительное существование.
- Собственный призыв к суициду? Нехорошо.
- Да-да, - воскликнула она в трубку, соглашаясь. - Эй, кто ты там? Скоро утро. Скоро новый день. Ну и здравствуй тогда. И пусть этот день будет хорошим.
- Здравствуй. И поверь... Однажды ты встретишь того, кто будет обожать твои слабости, любить тело и говорить, что ты достойна любви.
- Смешно... Но ничего не поделаешь, хочется верить людям, отбросив наивность.
- Жизнь шершавая, она вся состоит из ошибок. На том и учимся. Ты думала головой, когда решилась на такое?
- Может, и не думала. А может, думами своими голову продырявила.
- Слова для себя хорошие закончились? Отключись и отдохни. Ты будешь спать, а мне скоро на работу.
- Прости, что задержала, и ты не выспался. Я не просила перезванивать. Спи.
- Не командуй. Выдержу. С тобой всё в порядке?
- Да. Немного живот болит.
- Это со страху. Пройдёт, - он помолчал и неожиданно спросил: - Так ты всё-таки скажи, с чего вдруг захотела прыгнуть? Скучно было, вот и дурачила меня. Напридумывала про мужа, про открытое окно.
- Нет, не дурачила. Я жить не хочу без него.
- Как мужа звали?
- Данила, - Аня отключила телефон и уткнулась в подушку.
Спала она недолго. Незакрытое шторами окно впустило в спальню кучу солнечных лучиков, и они упали ей на лицо. Она проснулась от яркого света. Измученная прошедшей ночью, Аня поплелась на кухню. Жажда мучила даже во время сна. Она чувствовала её, но не проснулась. Выпив стакан воды, она выглянула в окно. Ещё вчера свинцовые тучи зажали город в кольцо, и весь день шёл дождь. А сегодня небо бросило на землю немного радуги, и посветлевшие умытые дворы запахли свежестью. И только вымокший кустик сирени под окнами выглядел жалким и растрёпанным от скопившейся влаги.
На подоконнике грустно вяли забытые цветы. Аня потрогала чуть обвисшие листики и проверила землю. Сухо. Наполнив маленькую лейку водой, она прошла по комнатам и полила опавшие от нечаянной засухи растения.
- Бедные мои фиалочки. И как же я про вас забыла? - шепнула она, прислушиваясь к ноющей боли в пояснице. - Хорошая жизнь наступила, никуда не мечешься, никуда не спешишь. Вот только сердце словно иголочкой кольнёт и затихнет. И успокоилось остывшее за время сна чувство ненужности. У меня же дети, я им нужна. И кто меня обвинит, что я не смогла больше терпеть, что хотела кричать в небо до хрипоты. Ночной собеседник?.. Так он - никто. Поговорили и забыли.
Аня говорила сама с собой, прислушиваясь к телу.
- Маме позвонить? Или маме Вере? Да нет... Ещё рано, ещё же две недели. Это так, простая усталость и нервы.
Время подходило к обеду, когда в дверь коротко позвонили. Она знала теперь этот звонок по звуку и, не спрашивая, открыла. За дверью стоял Иван.
- Здравствуй. Можно войти?
- Проходи, - пожала она плечами.
- Это тебе, - Иван поставил перед ней очередной пакет с фруктами.
- Я же просила. Я же говорила, что мне ничего не надо, - Аня взглянула на пакет.
- Можно поговорить с тобой? И я бы не отказался от чая, - Иван улыбнулся и добавил: - Если можно.
- Поговори. Я могу и накормить. В казармах, наверное, скудно кормят?
- Да не жалуемся, мы привыкли с детства. Я не живу в казарме, у меня квартира есть. Куртку, можно снять?
- Конечно. Да и обувь тоже. Одна я, тяжело мне полы мыть, как видишь.
- Давай я помою.
- И тапочки не предложу, они Данькины, - она словно не услышала намёка на помощь. - Помой руки и проходи к столу. Мясо с картошкой будешь?
- Буду.
Потирая занывшую поясницу, Аня положила на тарелку картошку с мясом и включила чайник. Фыркнув, он успокоился и монотонно засопел, нагревая налитую воду.
- Что-то чайник у меня бунтует. Новый надо брать.
- Давай, я посмотрю.
- Иван, а ты не пробовал разыскать родителей?
- Зачем? Если сразу не нужен, то какой смысл искать их сейчас. Она родила и бросила в отдалённой деревушке.
- Почему ты не женат до сих пор?
- Ты думаешь, что я стану отвечать на этот вопрос?
- Не знаю. Но возраст у тебя приличный.
- Тридцать один год. Для тебя это много?
- Нет. А у тебя есть в жизни цель? Хоть какая-то.
- Ты готова выслушать? - она кивнула. - Хорошо. Я хотел бы приходить домой и не доставать ключи. Хочу позвонить в дверь, и чтобы её открыли. А так... Приходишь домой, делаешь ужин, садишься, а вокруг тишина.
- Люди сами выбирают одиночество и свободу.
- А у тебя, что? Одиночество и свобода?
- Что я... Я, наверное, психически нездорова. Не хотела бы о личном, но свою потерю я переживаю жутко. Четыре месяца. Разбилась вдребезги, и не знаю как собрать себя по кусочкам. Вот и думаю - а стоит ли? И если честно, то я не завидую людям, которые отряхнулись и пошли. Не могу я так.
- Память, это пожизненно. Уходит человек, а струны его продолжают петь. - Иван задумчиво посмотрел в окно. - Продолжают, потому что он научил тебя их слышать.
- Вот и поют каждую ночь.
- И всё-таки, как бы ни жил человек дальше, ему всё равно нужна семья. Семью не заменишь деньгами, карьерой, друзьями. Найдёшь свой недостающий кусочек и жизнь сложится.
- Так почему ты до сих пор не сложил этот кусочек?
- Мало таких, с кем чувствуется нужность каждой минуты. Вот я чувствую. И хочется, чтобы рядом со мной тоже чувствовали. А ты... - он вздохнул. - Зачем ты назвала себя психически нездоровой? Помнить его - это признак здоровой психики.
- Ну надо же... С такими суждениями, с такими моральными качествами и один? Не верю.
- Я не буду делиться с тобой прошлой жизнью.
- Зачем ты пришёл?
- Пришёл узнать о твоём решении. Поедешь с ребятишками ко мне жить?
- Нет. И разговоры на эту тему больше не заводи. Да и не знаю я тебя.
- Поживёшь и узнаешь.
- Нет. Слишком свежо у меня, - Аня запнулась, подбирая нужные слова. - Иван... Я не знаю как... В общем, мне надо собрать кроватки. Сама я не смогу.
- Показывай.
Скрутив кроватки и расставив их вдоль стены напротив её кровати, Иван поспешил на ночное дежурство.
- Мне пора. Я буду ждать ответ. А ты всё-таки подумай.
Проводив Ивана, Аня убрала тарелку со стола и отправилась в ванную. Поясница жутко ныла, и она решила расслабиться в тёплой воде.
- Вот надо же, - она часто стала разговаривать вслух сама с собой. - Чьё-то сердце забеспокоилось, захлебнувшись моей бедой. Неужели и впрямь ему небезразлично?
Вытянувшись в ванне, Аня слушала себя и уговаривала, что стало немного легче. Тёплая вода расслабила тело, и она закрыла глаза.
- Хоть бы не уснуть тут, - дотянувшись до лежавшего на халате телефона, она включила его. - Дурная. Как отключилась под утро, так забыла включить. Мама, наверное, уже раз сто билась ко мне.
Полежав немного в воде, Аня закуталась в халат и ушла на кровать. Устроившись поудобнее с помытыми фруктами, она включила телевизор. Лежать спокойно не получалось: ноющая боль в пояснице усиливалась и постепенно переходила на низ живота. Она чуть вздрогнула от прозвучавшего телефонного звонка.
- Проверяют, жива я тут или нет. Алло.
- Привет. Ну слава те, хоть включилась, - знакомый мужской голос хохотнул в трубку. - А то звоню-звоню, а абонент временно недоступен. Как ты? Живот больше не болит?
- Привет. Совсем не болит, ноет немного.
- Продуло ночью в окне, простыла. Погрей ноги с горчицей.
- Я сама знаю, чем лечиться. Зачем позвонил?
- Переживал за тебя.
- Только не жалей. Не хочу.
- Дай адрес, я приеду.
- Зачем? Чтобы я поплакалась на плече?
- А хоть бы и так. Вдвоём легче. Я приеду с тортом и вином. Сядем, поговорим.
- Ты предлагаешь душевную боль вином залить?
- Не знаю... Стакан водки порой прекрасно лечит душу. Если не можешь водку, то тогда рюмку вина. А лучше несколько. И повторить, если снова душа заноет.
- Да что вы говорите! А дальше что? Эх, калина! Эх, малина! И клён ты мой опавший?
- Да. А после делом заняться. Все наши проблемы от безделья. Копаемся вечно в себе и дурью маемся.
- Да не пью я, нельзя мне.
- Отчего так?
- Аллергия, - Аня засмеялась и тут же всхлипнула: - О-ой...
- Что с тобой? Ты точно больная?
- Похоже... Ты не звони больше. Я отключу на время телефон. Так надо.
- Зачем? Я что-то плохое сделал?
- Нет. Дело не в тебе, а во мне.
- Ты не натвори там дел. Я переживаю.
- Нет. Уже не натворю... Извини, я вызову скорую.
- Ты не отключайся совсем, - закричал он в трубку. - Что там с тобой? Адрес дай.
- Всё хорошо будет. Правда же? Я в больницу.
- Вот дура... Зачем в больницу?
- Имя скажи своё.
- Анатолий. Можно Толя.
- Похоже, Толя, что сегодня у меня будет два сына.
- Чё-ё?.. Ты чё сказала там? Подожди... Кто у тебя дома?
- Я одна. Извини. Мне нужно вызвать скорую.
Внизу живота ныло так, что Аню передёрнуло ознобом. И только сердце гоняло нескончаемую кровь в попытке согреть её хоть немного. Ей стало страшно.
- Всё пройдёт. И всего дождёшься, - уговаривала она себя, догадываясь, что ждёт её сегодня. - И боль вся пройдёт. А мир этот... Он не такой уже и плохой.
