Мурена

Виктор Кочетков

                                                        Мурена                       

 

                                                                     Глава 1

 

Ранним туманным мартовским утром 1989 года в мрачные ледяные воды Ара-губы, неслышно, крадучись, на самом малом ходу, вошел сторожевой корабль «Безупречный». Беззвучно перемигиваясь со скрытыми в безлюдных заснеженных сопках постами, медленно пробирался по извилистому заливу. 

СКР возвращался из дальнего похода, и для него этот поход затянулся на лишние два месяца. Полгода назад вышли из Североморска на совместные с американцами маневры в Средиземное море. «Безупречный» шел в составе из шести боевых кораблей и двух атомных подводных лодок, с флагманом - тяжелым авианесущим крейсером «Киев». Сила более чем внушительная, эскадра представляла сокрушительную мощь Советского военно-морского флота. Было все – учения, ночные стрельбы, поиски лодок условного противника, полеты авиации, минные атаки, пуски торпед… Выполнили все задачи на отлично, а «Безупречный», шедший в составе боевого охранения, еще и отличился – принял удар учебной торпеды на себя, и тем самым спас флагмана от условной гибели.

Возвращаясь домой, командир СКРа получил секретный приказ: - под видом поломки подшипников гребного вала, на буксире, идти в ближайшую базу Балтийск на ремонт. Там, в закрытом доке, простояли целых полтора месяца.

Корабль был в порядке, но мелкий ремонт провели, покрасились, перебрали на всякий случай некоторые механизмы, и стали ждать…

Наконец в ночь на трех «Камазах» подкатила морская пехота и, взведя автоматы, встали в оцепление. Краном вытащили из кузова два запечатанных покрытых черной водонепроницаемой пленкой контейнера, очень медленно, аккуратно опустили в грузовой трюм «Безупречного». Оставили взвод морпехов на борту охранять груз и уехали. Командир корабля подписал необходимые бумаги, принял из рук угрюмого майора спецпакет…  

Через час «Безупречный» отчалил из дока, покинув гостеприимный Балтийск, и взял курс в Ара-губу - базу атомных подводных лодок.

 

Потянул слабый, впрочем, постепенно, еле заметно крепчающий ветерок. Вымел рваные клочья тумана, прошелся легкой рябью по невысокой волне, и затих высоко в дремлющих сопках. 

Природа Заполярья – суровая, скудная, но чем-то неотвратимо манящая, зовущая; удивительная в своей аскетичности.  Разбавленная близкими сполохами волшебной красоты северного сияния, нелюдимая, мистическая, очень и очень чистая, девственная, нетронутая, непостижимым образом окутывала, привязывала к себе, не отпускала, заставляла вновь и вновь возвращаться сюда в эту первозданную тишь. Крайний Север пленил, завораживал, подчинял себе людей, которым в отпуске на югах было непривычно душно от обилия зелени, земных испарений, жары.

Сердце рвалось назад, в край вечной мерзлоты, на суровый простор, к карликовым березкам и осинкам, к тундровой ягоде, к скрытым, загадочным полянкам женьшеня и золотого корня, к серому облачному небу, временами озаренному невыносимой яркости солнцем, близкими зимними звездами. Здесь, в высоких широтах все ощущалось по-другому, осязалась близость Вселенной, глубина космоса, удаленность от всего мирского, суетного, необязательного. Натуры искренние, романтические, живые, возвышенные, крупные, коими в большинстве своем являются моряки и жители Заполярья, чувствовали себя прекрасно, редко болели и были счастливы, оставаясь в этих, неприветливых на первый взгляд, краях…

«Безупречный» медленно резал мутные воды, осторожно прощупывая эхолотами фарватер.

 Справа обозначились ряды длинных железобетонных пирсов с пришвартованными спящими субмаринами. На берегу в пятиэтажном здании отдыхали сменные экипажи, лишь сигнальщики да вахтенные не спали, несли нелегкую морскую службу. Слева, бросив якоря, на СКР наплывала громада военного транспорта «Таймыр». К нему-то и подошли, ошвартовались. Волнения в бухте почти не было, поэтому, особо не беспокоясь, стали ждать. Через полчаса к «Безупречному» подлетел адмиральский катер. Начальство торопливо поднялось на борт, быстрым шагом прошли в ходовую рубку. Через десять минут команда начала перегрузку секретных контейнеров на транспорт.

Спустя три часа, пополнив запасы топлива и пресной воды, радостно завывая сиреной, эхом разлетающейся в скалистых вершинах, двинулись, наконец, домой в Североморск. Утомительный дальний поход подходил к концу.

Экипаж корабля ждал отдых, матросов - увольнения и отпуска, а командный состав поощрения и награды. Офицеров и мичманов ждали семьи, истосковавшиеся ласковые жены, соскучившиеся, подросшие за полгода дети, любящие родители…

 

 

                                                                        Глава 2                 

 

Капитан второго ранга, тридцатисемилетний командир атомной подводной лодки «Мурена» - Сергей Александрович Никифоров, мчался на своей новенькой «восьмерке» утопив педаль газа до конца.

Бешеная скорость, оглушительный грохот мощной стереосистемы, рок-н-ролльные завывания Джо Торогута, выдавали такой мощный выброс адреналина, что казалось, будто весь мир в твоих руках, и ты уже поймал и крепко держишь удачу за хвост.

 Однако на повороте слегка мотануло, и Сергей сбавил скорость.

– Ну его к чертям, расшибешься еще, - подумал весело. Настроение было отличное.

Среднего роста, с красивым мужественным лицом, крепким, подтянутым, тонким в талии, сильным телом, он напоминал благородного Зигфрида, или неустрашимого викинга из скандинавских саг. Решительный твердый характер, не мешал быть приветливым и веселым в общении. Умные серые глаза смотрели открыто и прямо, иногда жестко, но всегда незлобиво и искренне. Несколько выдавали чуть пухлые губы, говорившие, что хозяин далеко не аскет, и не чужд удовольствий и комфорта. Но словно вырубленный из гранита волевой подбородок, с едва заметной ямочкой, напоминал о немалом самообладании и самодисциплине.

Командир возвращался домой в Видяево, где жила его семья – жена Ольга и сын Антон, двенадцатилетний подросток, мечтающий всю свою жизнь посвятить морским приключениям.

Сергей познакомился с Ольгой, когда уже оканчивал высшее военно-морское училище подводного плавания, был на последнем, пятом курсе. Ленинград,  ставший, на пять лет родным городом, подарил еще ему и эту светловолосую  красавицу.

 Очень независимая, гордая, свободная студентка пединститута, слишком увлеченная литературой девятнадцатого века, она совершенно не замечала увязавшегося за ней «пятака». Питер был перенасыщен военно-морскими заведениями. Курсанты, мичманы, офицеры попадались на каждом шагу, и были для нее все на одно лицо. Но она мечтала о прекрасном, тонком, поэтическом юноше, о Есенине…

А тут, откуда ни возьмись, появился какой-то человек в черной флотской шинели, с наглой настойчивостью стал что-то спрашивать, говорить, смотреть, не смущаясь в глаза… Ольга брела, ничего не понимая, не слыша ни слова, обескураженная напористостью, не замечая, что он сам весь дрожит и запинается, с трудом подбирая слова и страшно боясь, что его сейчас же прогонят прочь.

Наконец, до нее дошел смысл некоторых слов, фраз. Она поразилась – он читал стихи… Блока. Потом Тютчева, Пастернака… Без выражения, перескакивая, пропуская целые абзацы, но старательно и страстно…

Так и познакомились. Непонятно, чем очаровал ее этот парень из далекого сибирского города, но робкое чувство, не сразу, очень неторопливо, но неуклонно усиливаясь, тлело сначала тихо, неслышно, и вдруг вспыхнуло огненным вихрем, разметало  все вокруг, опалило…

 Встречались. Потом, после окончания училища, Сергея направили на Северный флот в оперативный отряд подводных лодок. Долгие два года бороздил он морские глубины, не вылезая из дальних походов, набираясь знаний и опыта, вырабатывая ценз. Редкими наездами в отпуск, взрывал ее размеренную студенческую жизнь, врывался в ее мир, крушил и покорял, заслоняя собой все остальное, уже неважное, и какое-то ненужное… Но уезжал, и все опять вставало на свои места.

 Она окончила институт, работала преподавателем литературы в старших классах. Она ждала. Оказывается, она умела ждать. Посылали друг другу многостраничные письма, фотографии, признания… Наконец, ярким июньским утром расписались, сыграли свадьбу и уехали в Североморск, чтобы больше никогда не расставаться. Скоро появился Антон, и жизнь Ольги потекла, как и у всех жен военных моряков, в бесконечном ожидании мужа со службы или из походов. Но она была счастлива…

 

Месяц назад всех командиров атомных субмарин собрали в Западной Лице. Для прохождения секретных курсов по теории вооружения подводных лодок и оперативного морского ядерного оружия вероятного противника. Подробно изучались все экспериментальные разработки, в самом ближайшем будущем, принятые на вооружение ракетные системы. В основном изучали новейшие тактические ракеты морского базирования с разделяющимися ядерными боеголовками «Тангарра» и «Тангарра-С».

 Это были модификации известной «Булавы» с очень небольшим, в пределах 300 км, радиусом действия, и с выходом по восходящей параболе в стратосферу. Затем, в двух километрах от поверхности, ракета разделялась на несколько сотен ложных целей, и лишь двенадцать из них были боеголовками с малым ядерным зарядом, и отдельной системой наведения.

Одной такой ракетой можно было, уничтожить целую эскадру неприятеля. Предназначались для вооружения атомных субмарин, для стрельбы из подводного положения. Позиционирование и наводка осуществлялись со спутника на стационарной орбите. Система была сложная, но теоретически очень надежная. Ждали практических испытаний. Изучали коды наведения, программирование координат морских целей, шифровку позывных спутника. «Тангарра» была невидима для радаров, современные технологии обеспечивали скрытность подлета, и никакие радиопомехи не могли сбить ракету с заданного курса.

Все было здорово. Но… Не было еще ни одного практического испытания и все понимали, что кому-то в ближайшее время предстоит опробовать оружие в действии…

Вот с этих слушаний и возвращался Никифоров. Мотался три раза в неделю за семьдесят километров на лекции, потом гнал домой в Видяево.

 Обедал по-быстрому и, поцеловав жену и сына, мчался на базу в Ара-губу находящуюся в девяти километрах от поселка.

Там была его главная жизнь, его судьба, его любимица – атомная субмарина «Мурена». Относился как к живому существу. Лодка жила, дышала, иногда болела, а обычно, весело урча реакторной  установкой, встречала его как огромная, сытая, довольная кошка.

 Второй год командиром, он искренне привязался к этому железному существу. Знал каждый уголок, каждую заклепку. Ежедневно, не надеясь на старпома, обходил все боевые посты, заглядывал в каждый закоулок. Все было в полном порядке, дисциплина была строгая, а уж за ненадлежащее техническое состояние подводного корабля, механизмов и установок, наказывал беспощадно. Это был вопрос жизни и смерти всего экипажа, лодки, выполнения боевой задачи. Сергей несколько раз выходил на ней в море, стремительно погружался в морскую бездну, резво выскакивал на поверхность, надолго зависал в неподвижности, оставаясь на оперативной глубине... Субмарина была полностью послушна, безупречно выполняя команды и ни разу не подведя своего командира, не создав каких-либо нештатных ситуаций.

Далеко не новые, много раз переоборудованные, модернизированные под новые торпедные вооружения, имея новейшие ракетные системы, заменившие на современное гидролокационное и навигационное оборудование, имея мощнейшие РЛС и спутниковую связь, лодки этого проекта оставались основной ударной силой советского подводного флота, и были предназначены для борьбы с авианосными соединениями противника. Лучшие в своем классе гидроакустические системы позволяли успешно конкурировать с подводными лодками стран НАТО. 

Несколько лет назад «Мурена» прошла полный ремонт всех ходовых механизмов, а силовую ядерную установку перезагрузили и полностью перебрали. Атомные реакторы этого типа были сами по себе очень надежными, простыми в управлении, и если где-то на флотах случались аварийные ситуации, то только по вине человеческого фактора.

 

 

                                                                     Глава 3

 

Советская антарктическая полярная станция «Мирный» приняла груз с двух океанских транспортов. Завозили все необходимое для зимовки на долгие полгода.

Часть оборудования, приборов, провизии, была предназначена для базы «Дружный-4», расположенной в тридцати километрах на побережье. Это была одна из немногих военно-морских баз в Антарктике. Стоящая несколько в глубине и имеющая огромную,  незамерзающую из-за высокой соленой плотности, полынью, в которую можно было со стороны моря попасть только из-под воды, и отделенную от океана несколькими километрами векового льда, база служила пристанищем для подводных лодок выполняющих стратегические задачи в Южном полушарии. Во льдах были прорублены огромные подледные хранилища для продуктов и боеприпасов – торпед и тактических крылатых ракет, а также находилось кое-какое запасное электронное оборудование, приборы, и большой запас горючего для техники и электростанции.

 Новый груз доставили на семи вездеходах с прицепами. Вместе с ним на базу прибыли шестеро штатских специалиста.

Советский Союз непрерывно, на протяжении уже более полувека, разрабатывал и испытывал все новые, все более разрушительные системы вооружений. Одна из последних новинок – электромагнитная корабельная пушка, была разработана совсем недавно и являлась современным ноу-хау, в случае успеха радикально изменяя все морское вооружение, принципиально переворачивая всю военно-морскую стратегию боевых действий. И если современные артиллерийские корабельные системы имели дальность полета 45-60 километров, то снаряд, выпущенный из этого чудовища, улетал за 400 км. К тому же, благодаря совершенной системе наведения по спутниковым координатам, пушка имела погрешность не более 5 метров. Такую точность не выдавало ни одно дальнобойное орудие в мире.

Состояла пушка  из шестиметрового ствола, изготовленного из лучшей артиллерийской стали. Несколько индукционных катушек находящихся внутри и снаружи, создавали мощнейшее магнитное поле, а пять огромных конденсаторов, накапливали гигантский электрический потенциал. Особо точный электронный механизм вертикальной и горизонтальной наводки обеспечивал прицельную дальность снаряда.

После спутникового наведения и захвата цели, немедленно производился пуск, и пустая болванка весом до полутонны, на скорости,   превышающей в семь раз скорость звука, устремлялась в космическое пространство. На высоте около 200 километров от Земли, по скользящей базовой глиссаде, пикировала вниз к цели, все более ускоряясь и запасая ужасающий объем  кинетической энергии, поражала объект. Эффект напоминал удар метеорита. Цель разлеталась в куски, не требовалось ни пороха, ни ядерного заряда. Предназначалась электромагнитная пушка для борьбы с кораблями, а в дальнейшем и лодками вероятного противника, а также для поражения береговых целей.

Именно монтаж и наладку пушки должны были курировать эти шестеро лучших специалистов  в области электронного вооружения. Один из них, профессор военно-инженерной академии и был автором и разработчиком электромагнитного монстра. В начале июня планировалось провести генеральные практические испытания, устроить пробные запуски  и, на основании полученных данных, проанализировав опыты, скорректировать и вывести свои соображения о недочетах  и реальности выпуска в ближайшее время в серийное производство и перевооружение.

СССР торопился. Главная битва шла за невидимость подлета, чтобы снаряд или ракета не были сбиты в конце траектории, не причинив вреда. Американцы придумывали все более изощренные системы противоракетной обороны, но снаряд, летящий с семикратной сверхзвуковой скоростью, был им явно не по зубам.

Но на всякий случай спешили. Политическая обстановка внутри страны все более накалялась, и горе-президент призывал весь мир к разоружению.

 

Вокруг, на тысячи километров простиралась белая пустыня, ближайшее зимовье находилось в 760 километрах восточнее. Пустынность и  не заселенность материка гарантировали секретность, хотя было понятно, что о базе знают. Но что там делают, и для каких целей приходили два транспорта – это была совершенная тайна для непосвященных…

 

                                * * * * *

 

В это же самое время в порту Владивостока шла погрузка торгового отряда кораблей, спешащих к началу мая доставить в дружественную республику Чили большую партию леса-кругляка из ценнейших пород сибирского кедра.

Торговая флотилия состояла из четырех лесовозов и одного сухогруза, трюмы которого были забиты несчетным количеством мешков из рисовой соломы, наполненных семенами льна. Из этого сырья производили некую субстанцию, из которой затем путем полимерного ре-синтеза добывали продукт, совершенно необходимый при производстве сверхмощного ракетного топлива. Все данные были строго засекречены.

В путь также снаряжали плавбазу «Камчатка» и небольшой танкер.

Удивительным было то, что все корабли (кроме мастерской, на которой находился начальник флотилии и торговые представители со всеми документами на груз), были уже совсем старыми, готовящимися к списанию, и вероятнее всего это был их последний рейс. Машины сильно изношены, а ржавые металлические корпуса имели столько заплаток, что капитаны опасались, и не без основания считали, что риск был большой.

Тем не менее, погрузились в срок.

В ночь на 11 апреля легли на заданный курс. Практически сразу начались поломки в машинах и ходовых механизмах, но плавбаза не напрасно сопровождала караван. Ремонт был небольшой, ничего серьезного, обычно справлялись силами экипажей, а при возникающих трудностях бригады с «Камчатки» быстро устраняли неисправности.

 Третьего мая прибыли в порт назначения. Встали под разгрузку.

 Начальник флотилии собрал всех капитанов у себя в кают-компании. Объявил,  что после разгрузки предстоит в трехдневный срок провести окончательный ремонт для перехода через мыс Горн, в некий квадрат в Южной Атлантике и там ждать дальнейших указаний. Пойдут пустыми, поэтому останется лишь пополнить запасы пресной воды и провизии.

 Моряки заволновались… Идти через Горн с его бурными водами и осенними (а в Южном полушарии уже вовсю гуляла осень) штормами, на этих лоханках, да еще пустых?

Но начальник ответил, что это, мол, не обсуждается. Это приказ.

 Возмущению и удивлению не было предела. Спорили, доказывали, убеждали. Все было напрасно. Деваться было некуда. Все же советские люди. Коммунисты. Разошлись по своим кораблям, стали еще более тщательно готовиться к тяжелому переходу.  Сухогруз до сих пор стоящий под разгрузкой, оставили в порту, наказав после того, как опустеют трюмы, загрузиться шерстью лам и возвращаться во Владивосток. 

Девятого мая в день Победы, отчалили и, набрав ход, растворились в мглистой сиреневой дымке, потерявшись в неспокойном, неласковом, беспощадном океанском просторе, презрев все опасности и коварства морских глубин, неподвластную никому стихию ураганных шквалов, надеясь, лишь на собственные силы, фортуну и удачу…

 У всех немногочисленных команд флотилии появилось острое тревожно-щемящее чувство, что этот переход в заданный квадрат, окажется последним…

 

 

                                                                         Глава 4

 

Тридцатичетырехлетний Андрей Семенович Сергеев, старший помощник (старпом) «Мурены», капитан третьего ранга, был сегодня с самого утра в ужаснейшем, подавленном, каком-то отчаянном состоянии.

Среднего роста, крепкого сложения, с открытыми правильными чертами лица, имел очень решительный и мужественный вид. Строгий к команде, иногда чересчур, несколько склонный к крайностям и перегибам, в душе, однако, был очень добрым и доверчивым человеком, сильно переживающим после объявления  строгого взыскания или резкой фразы.

Он никогда не был карьеристом, старался выглядеть педантом, но импульсивность поступков выдавала излишнюю темпераментность характера. Впрочем, все эти черты не особо мешали службе и лодка и команда, неустанными стараниями старшего помощника, находились в надлежащем состоянии. Его, как и любого старпома на флоте боялись и уважали все матросы и мичмана экипажа, отдавая должное его честности и требовательности. Офицеры лодки всячески помогали и поддерживали Андрея, отношения были прекрасные. По службе все было в полном порядке.

Но дела семейные были источником депрессии и непонимания. Восьмилетний сын Олег удивлялся иногда находящей на отца угрюмости…

Жена Людмила, Люся – стройная зеленоглазая брюнетка, очень эффектная, признанная первая красавица гарнизона. Она-то и была источником беспочвенной ревности и частой меланхолии Андрея.

Умела и любила нравиться мужчинам, привлекать внимание, быть на первых ролях. Была несколько тщеславна и с удовольствием принимала ухаживания, не переходя, впрочем, условных границ. Никогда, даже в мыслях не изменяла мужу, была умна, начитана, и очень чистоплотна.

Любила горячо, страстно, но ничего не могла поделать с собственной популярностью. Это сильно напрягало Андрея. Умом понимал, что все это пустое, но сердце трепетало, видя, как она флиртует. Ругался, скандалил, просил, умолял. Ничего не помогало, только изводил себя, а смириться не мог. И она ни в какую… Женщины, кто их поймет?

Вот и вчера, в праздник 9 мая, после парада и торжественного обеда в Доме офицеров, весь вечер танцевала и веселилась то с особистом из штаба флота, то с командиром БПК «Удалой», то с сопливыми лейтенантами кружилась в легкомысленном вальсе…

 Андрей смотрел и только скрежетал зубами в бессильной ревности. Вечером был скандал, взаимные претензии, слезы, ненужные слова… Никто не хотел уступать. Легли спать за полночь, порознь, недовольные, что никак не могут понять друг друга…

В заведенный на флоте еще в незапамятные времена «адмиральский час», когда после плотного обеда команда подводного корабля отдыхала, сидел у себя в каюте, мрачно терзаясь воспоминаниями. В дверь аккуратно постучали.

– Войдите, - старпом встряхнулся, снял с себя маску безысходности.

– Здорово, Семеныч! – вошел замполит. – Чего хмурый такой?

- Здравия желаю! Да нет, все в порядке, – Андрей не особо обрадовался визитеру.

Капитан второго ранга – Тараканов Иван Ильич, сорока двух лет от роду, был в глазах экипажа фигурой странной и несколько комичной.

 Замполит имел лицо круглое, добродушное на вид.  Под вздернутым носом-пуговкой свисали наподобие моржовых клыков густые черные усы.

Довольно полный, небольшого роста, он был на редкость подвижным и легким на подъем. Мог не спать сутками и все время появлялся там, где его ну никак не ожидали. Впрочем, являясь человеком мягкотелым, во всем сомневающимся, робким при принятии ответственных решений, был незлобивым и часто не к месту остроумным. Проводил много времени среди личного состава, вел обязательные политзанятия и пытался быть лояльным к матросам срочной службы. Заводил, и аккуратно пополнял досье на каждого члена экипажа лодки, строго пресекая иногда появляющиеся неуставные отношения в низах, беседовал и доводил до командного состава политический курс партии и решения съездов.

Имел двух взрослых уже, дочерей.

Жена – Жанна Олеговна - сильная, волевая, крепкая женщина. Старше на три года, и замужем уже второй раз. До этого ее мужем был друг и сослуживец Ивана Ильича. Расстались из-за частых измен бывшего супруга, который, в конце концов, и заразил ее неприличной болезнью. За Тараканова она пошла больше из чувства протеста и назло бывшему мужу. Полностью подчинила себе замполита, совершенно парализовав все его невеликие волевые потуги, и угрозами заставила выбросить из головы даже зачатки мыслей о других женщинах. Он сдался, и во всем слушался грозную супругу.

- Слышал, Семеныч, скоро поход. Какие-то испытания. Двух инженеров из Ленинграда прислали, сегодня к вечеру будут здесь.

– Да знаю, – Андрей поморщился.

Места на лодке было впритык, и чтобы разместить специалистов придется кое-кого из мичманов отправить в кубрики к матросам.

 Вообще  хорошо, что поход, хоть как-то отвлечься. Но знал, что ревность будет доставать его и глубоко под водой. А тут еще и врач, месяц назад направленный на «Мурену», капитан медицинской службы, волокита и бабник, влюбленный и не скрывающий этого, в его жену, будет постоянно напоминать о ней.

Михаил Андреевич Бычков, тридцатилетний эскулап, действительно был безнадежно влюблен в Людмилу. Впрочем, он был неглуп, и ни на что не претендовал. Она была его дамой сердца, объектом поклонения. Считал ее идеальной женщиной, и по хорошему завидовал Андрею.

 Высокий, худощавый, с правильными, несколько меланхоличными чертами лица, был неисправимым флегматиком и фаталистом. Любил женщин и, в общем-то, пользовался успехом. Честный перед самим собой и очень принципиальный насчет замужних дам. Был когда-то женат, но разошелся из-за измены жены. Женщинам Михаил Андреевич не доверял, но желание нравиться постоянно превалировало. Характер имел незлой, но очень самолюбивый. Капитан не без оснований считался знатоком женской красоты и психологии. Очень любил и знал искусство и живопись. Приятный и внимательный собеседник, хороший специалист а, в общем-то, добрый и отзывчивый человек.

Работы на лодке было немного. Моряки болели очень редко, а если случались какие-либо травмы, то пострадавшего ждала коечка в лазарете корабля. Вот туда-то и надумал поселить на время похода одного из специалистов старший помощник.

Раздалась команда:

– Смирно! – это командир прибыл на лодку.

Старпом встретил, доложил  о полной готовности и порядке, исправности всех систем и механизмов, отсутствии больных и происшествий.

 – Вольно! – Никифоров поздоровался с офицерами и прошел к себе.

Через час на «Мурену» прибыл спецкурьер из штаба флота с секретным чемоданчиком. Прошел к командиру и в присутствии замполита передал залитый сургучом, с печатями, пакет.

 Командир и замполит расписались в бумагах и курьер ушел. Аккуратно вскрыли. Внутри находился еще один запечатанный конверт и боевой приказ:

  «Сегодня к 17.00  подойти к транспорту «Таймыр», произвести погрузку в шахты правого и левого бортов, двух новейших крылатых ракет «Тангарра-С». Затем в 08.00 следующего дня, начать выдвижение на позицию 07, и на рабочей глубине идти в Северную Атлантику, где в известном месте в районе Шпицбергена, повернуть резко на зюйд. С максимально возможными мерами секретной предосторожности, в режиме полного радиомолчания, крейсерским ходом, двигаться в Южную Атлантику. 27 мая прибыть в квадрат № 269. Послать кодированный сигнал и ждать ответа в течение четырех часов. После получения подтверждения выполнить задачу, изложенную во втором конверте.»

Командир по громкой связи вызвал старпома.

– Андрей Семенович срочно соберите весь командный состав, всех мичманов и офицеров в кают-компании. Через десять минут объявляю боевой приказ. Офицеры переглянулись между собой.

– К походу готовы? Иван Ильич?

– Так точно товарищ командир!

 - Андрей?

– Лодка в порядке, личный состав здоров, – старший помощник пожал плечами.– Разрешите выполнять?

– Идите.

Капитан третьего ранга  вышел.

–Что с ним? Опять с женой скандал? – Сергей смотрел на замполита.

- Ну конечно. Молодой еще, горячий, к столбу ревновать готов.

- Ты уж Иван Ильич повлияй, проведи беседу, ведь все у них хорошо, Люся человек прекрасный. Зачем себя изводить?

- Поговорю обязательно, – замполит улыбнулся в усы.

На борт поднялись приехавшие инженеры–ракетчики. Оставили вещи в лазарете и вместе со всеми прошли в офицерскую кают-компанию.

 Никифоров зачитал боевой приказ, пояснил ближайшие задачи. Командиры боевых частей корабля доложили о готовности к походу.

 Выступил замполит. Напомнил всем о неукоснительном выполнении воинского долга. Объявил об ответственности перед  правительством, коммунистической партией и советским народом. Кратко поведал о политической обстановке в мире, умыслах американской военщины и их сателлитов стран-участников НАТО. 

Вскоре, малым ходом двинулись к недалекому «Таймыру». Специалисты вскрыли контейнеры, долго и тщательно проверяли, внимательно осматривали ракетные системы. Искали возможные  при транспортировке повреждения. Затем открыли свои чемоданчики и, подключая куда-то в корпус ракеты приборы, протестировав и убедившись, что все в порядке, наконец, дали «добро» на погрузку в шахты, где ракеты и были поставлены на боевой взвод.

Командир отпустил всех офицеров и мичманов, у кого были семьи в поселке, приказав завтра в 06.00 всем быть на лодке. Никифоров вызвал старпома.

– Андрей, ты давай в Видяево, в 00. часов сменишь меня. 

– Езжай ты, Серега, я не хочу с ней видеться… 

- Оставь свою  ревность, не мотай ей нервы глупой подозрительностью – командир разозлился. – А сына тоже видеть не хочешь? Все Андрей, без возражений. Выполнять! Сменишь меня в 00.

 Командир прошел в каюту штурмана корабля, наказав дежурному офицеру не беспокоить без надобности. Надо было окончательно проложить, рассчитать и обсудить боевой курс в заданный квадрат, просмотреть карты глубин и океанских течений.

Командир  БЧ-1, капитан второго ранга Валентин Иванович Громов - давний друг и однокурсник Никифорова, имел огромный опыт подводного плавания и заслуженно считался одним из лучших навигаторов флота. В августе принимает командование аналогичной лодкой «Барракуда». Давно уже готов быть командиром атомохода. Со спокойным, веселым характером всегда был душой любой офицерской компании. По службе – требовательный интеллектуал, он и своих подчиненных заставлял много учиться штурманской специальности, и был уверен в своих матросах как в самом себе.

 Двое детей, сыну девять и дочери двенадцать лет. Жена Ирина, приятная обаятельная, чуть полноватая, гостеприимная домохозяйка. Несколько капризная, чуть взбалмошная, веселая хохотунья. Отношения в семье прекрасные. Очень часто своей дружной компанией собирались у них. Всегда ждал хороший стол, отличное настроение и интересное общение. Засиживались до самого утра.

– Ну что, Валентин, по местам стоять, с якоря сниматься? – командир шутил…

Сели за штурманский стол, и забыв обо всем на свете, с головой зарылись в навигационные морские карты.

 

Капитан третьего ранга Сергеев сидел у себя на кухне в состоянии тоскливого мрачного отупения. Хватанул стакан водки, закусил какой-то ерундой…

Людмила, в гостиной смотрела телевизор. С ним, видимо помня вчерашнюю обиду, разговаривать, не собиралась. Сын у себя в комнате делал уроки.

 Андрей налил еще полстакана, выпил залпом и тяжело вздохнув, поднялся. Прошел в комнату, сел в кресло. Люся сидела на диване, поджав красивые ноги и делая вид, что ее очень интересует происходящее на экране. Долго молчали. Наконец он хрипло выдавил:

 - Я ухожу…

Она медленно повернула голову.

– Поход?

- Да… Видимо надолго. - Андрей закинул ногу на ногу.– Отдохнешь от меня, – ухмыльнулся…

- Глупый ты, дурачок… - она опустила ноги. – Идем, накормлю тебя.

Что-то дрогнуло  у него внутри, какая-то горечь подкатила к горлу. Он подошел, опустился на пол, уткнулся как ребенок, в эти родные колени…

- Прости меня, Люся, я совсем уже с ума сошел! Не могу без тебя… люблю, безумно… прости, прости…

- Да что ты, Андрей! – она взяла его голову в свои руки, смотрела прямо в глаза. – Как ты можешь думать... как ты смеешь не верить мне? Измотал и себя и меня… глупо это все. Неужели не видишь, что я вся твоя, почему унижаешь меня подозрениями?

Ей вдруг почудилось, будто видит его последний раз. Сердце дрогнуло, затрепетало, заколотилось бешено. Обняла, прижала к груди, задышала тяжело… Какое-то отчаяние охватывало, неотвратимая безысходность накрывала щемящей тревогой. Опять долго молчали, тихо сидели в темноте…

Наконец прошли в кухню ужинать. Она смотрела, подперев руками подбородок, как он ест. Чувство жалости и опасности не отпускало. Много раз она провожала его, иногда уходил надолго, почти на полгода. Но такого отчаянного ощущения обреченности никогда еще не возникало. Очень расстроенная,  мыла посуду. На глаза наворачивались  слезы.

– Мне уже пора.

– Как? Так скоро?

– Нужно менять командира… - Андрей встал, обнял крепко. Людмила не выдержала, зарыдала в голос…  Прибежал сын Олег, все понял…

- Пап, ты уходишь? –  подошел, обнял отца…

 

Сергей появился дома за полночь. Ольга уже все знала. Звонила Людмила и горько плача, рассказала о предстоящем походе. Утешала, как могла, долго, ничего не помогало, Люся все твердила, что больше уже никогда они не увидят своих мужей. У нее была настоящая истерика. Сергей с Ольгой пришли к ней, успокаивали, расстроились сильно.

Командир попытался стаканом водки утихомирить вдруг возникшее тревожное чувство. Ольга на вид держалась спокойно. Люсю напоили успокоительными лекарствами, она устала, притихла, лежала, молча уткнувшись в мокрую от соленых слез подушку, горько всхлипывала временами. Сергей клялся и божился, что все с лодкой в порядке, задание пустяковое, вернутся через месяц-полтора. Она не верила, смотрела на него невидящим взглядом и все повторяла: - не вернетесь, я знаю…

 С большим трудом все же успокоили ее. Укутали одеялом, и тихо ушли домой. Было уже 04.30. Он прошел в спальню, долго смотрел на спящего сына. Наконец наклонился, поцеловал, поправил сползшее одеяло… Ольга сидела, закрыв лицо руками, и беззвучно плакала. Сергей стоял рядом, нежно гладил вздрагивающие плечи, любимые волосы, спину… Она повернулась и крепко прижалась, намочив его лицо своими мокрыми щеками. Жена командира, она мужественно принимала удары судьбы…

 

 

                                                                      Глава 5

 

Ровно в 08.00 «Мурена», с построившейся на верхней палубе, одетой в парадную форму командой из 137 человек, и двух прикомандированных инженеров, начала выдвижение на позицию № 07. Это была одна из четырех четырехсотметровых штолен, пробитых прямо в скалах, и совершенно спрятанных от всевидящей оптики разведывательных американских спутников. Там, на узком пирсе их уже ждал оркестр и делегация штаба, во главе с самим командующим Северного флота вице-адмиралом Виноградовым.

 Остановились, подали трап. Капитан второго ранга Никифоров, сверкая золотом офицерских погон, доложил командующему о готовности лодки и экипажа к выполнению боевой задачи. Адмирал поздравил всех с началом похода, пожелал благополучного возвращения, напомнил о важности ответственной операции. Торжественно грянул государственный гимн. Отдали честь, слушая волнующий, зовущий на подвиг, величественный, пробуждающий неподдельную гордость, монументально-вечный мотив.

Казалось, не было в мире силы, способной поколебать, устрашить, сбить с пути этих отважных воинов, лучших представителей Вооруженных сил и советского народа. За плечами стояли дети, жены, матери, отцы, сестры и братья. Они верили, надеялись на своих сынов, защищающих родную страну, бесстрашных и преданных присяге, доблестно выполняющих свой долг. Огромная держава сейчас смотрела на них, доверив им самое совершенное оружие. От  умения, мастерства, знаний, смекалки и сообразительности, честности и неустрашимой отваги, зависела в какой-то мере судьба всей планеты, всего мира, всех людей на земле.

Тяжелейший груз личной ответственности лежал в сознании моряков, отвечающих при выполнении боевого задания за каждое свое действие, каждый свой шаг, каждую свою мысль. Этот груз не давил, нет, наоборот, окрылял, расправлял плечи, воодушевлял… Звуки гимна, заряжали энергией, переворачивали сознание, настраивали и вдохновляли, превращали в крепчайший сплав характер. Все славные победы великих предков, все величие, все достижения Родины, все было в этих знакомому каждому с самого  детства, пробуждающих мужество, звуках.

Музыка смолкла. На миг стало тихо, лишь субмарина сыто мурчала силовой установкой, полностью снаряженная, рвущаяся в глубины Мирового океана…

- По местам! Поход!.. Поход!.. – забили колокола громкого боя. Команда быстро разбежалась по боевым постам.

– Удачи, Сергей Александрович! – адмирал пожал командиру руку.  – Командуйте…

Оркестр громыхнул «Прощание славянки»…

«Мурена» на дизелях, медленно тронулась вперед. Торжественное прощание окончилось. Мало кто знал, что из штольни идет пятнадцатикилометровый ход, прорубленный в сплошном граните сопок. В конце имелся огромный глубокий, так называемый отстойник, где лодки погружались на глубину, и никем не замеченные, выходили на оперативный простор.

На малой глубине, осторожно, неторопливо ввинчиваясь в соленую толщь ледяных вод, украдкой, проследовали в Баренцево море,  повернув норд-вест, набрали необходимую глубину, и ходко пошли в направлении острова Шпицберген. Предстоял трудный переход длиной более 15 тысяч морских миль.

 

                                * * * * *

 Команда «Мурены» дружная, сплаванная, опытная. Матросы и старшины – специалисты первого и второго классов. На лодке было 42 молодых матроса, из которых 17 человек были только после учебного отряда. Была ли в экипаже «дедовщина» или как говорят на флоте – «годковщина»? Как сказать… Особых проявлений жестокости, конечно, не было, да и не могло быть в таких условиях железной дисциплины, и относительной малочисленности  рядового состава лодки.

Служили матросы три долгих года, и по сроку службы распределялись таким образом: до полугода ты дух. Вторые полгода - карась. Третьи полгода – борзый карась. Затем ты полторашник, и уже имеешь права старослужащего. После двух лет службы ты уже подгодок, а последние полгода – годок. Отсюда и термин «годковщина».

Откуда и кем были придуманы эти названия – никто не знал. Все началось с пятидесятых годов, когда по случаю послевоенной малочисленности мужского населения, стали забирать на службу ребят судимых или уже отсидевших. Скоро, в связи с сокращением армии и флота эту практику прекратили, но тюремные порядки остались, как болезнетворная бацилла, медленно разъедая Советские Вооруженные силы и флот изнутри. Никто ничего с этим не мог поделать. Придумали ввести звание мичмана и прапорщика, как некую прослойку между офицерами и рядовым составом. Они, по идее, должны были быть ближе к низам и полностью контролировать обстановку среди бойцов срочной службы. Неуставных отношений стало много меньше, но они не исчезли до конца, и так, тлея, и продолжаются до наших дней.

В США, с введением профессиональной армии и флота, от «дедовщины» не осталось и следа. Но Советский Союз не мог позволить себе нанимать собственных граждан для защиты страны. Командиры – другое дело, это их работа. Но выполнять священный долг перед Родиной простым советским парням – это было почетной обязанностью каждого гражданина мужского пола, достигшего восемнадцатилетнего возраста. Да и средств не хватало. Страна находилась в кольце врагов. НАТО распространялось на восток, Америка могла начать третью мировую войну в любое время. Все были в состоянии постоянной боевой готовности.

 Основные финансы уходили на никак не прекращающуюся гонку вооружений. СССР не имел права уступать империалистам, и жертвуя благосостоянием собственного народа, что есть сил напрягался в укреплении обороноспособности. Война в Афганистане потихоньку высасывала ресурсы. Необходимая военная и материальная, продовольственная помощь дружественным африканским и латиноамериканским странам была безразмерной, и к весне 1989 года выведя, наконец, войска из Афганистана, Советский Союз выдохся окончательно.

Начавшаяся в 1985 году перестройка, своим ускорением и гласностью, совершенно разрушила устои государства, а Чернобыльская катастрофа напугала весь мир. Заговорили о ядерном разоружении, конце противостояния. Внутри страны набирали силу революционные настроения. Вот в такой политической обстановке и шла на боевое дежурство ударная атомная подводная лодка «Мурена».

Замполит собрал весь рядовой состав в столовой. После короткой политинформации Иван Ильич, строго обведя свирепым, как ему казалось, взглядом, ряды сидящих матросов, объявил:

- Обращаюсь ко всем старослужащим. За проявление в любой форме неуставных отношений во время боевого похода, наказание одно – арест, будете сидеть на хлебе и воде, по прибытии на базу возможен трибунал. За ненадлежащее исполнение служебных обязанностей, саботаж, разгильдяйство – суд. Шутки кончились. От каждого из вас зависит судьба всего экипажа, жизнеспособность корабля, и успешное выполнение боевой задачи. Это касается всех. Советую выбросить из головы все ненужные мысли, и безотлагательно приступить к выполнению своих прямых обязанностей. По итогам похода мной, и вашими непосредственными начальниками, командиру будет представлен список поощрений, а особо отличившихся ждет десятисуточный отпуск на родину.

 - Вопросы есть? – капитан второго ранга поднялся…

Матрос Василь Нос, – только после учебки, всего второй месяц на лодке. Его специальность–моторист в БЧ-5 (дивизион движения). Боевой пост дублера оператора контуров охлаждения силовой ядерной установки, находился в реакторном отсеке. Но занимался всякими другими работами. Прикрепленный к бригаде мичмана Иванюка, целый месяц перебирали, готовили дизеля. Ходил весь грязный, в масле и мазуте, вечерами стирая рабочую одежду. Переодевшись, занимался бесконечными приборками, и к отбою, смертельно уставший, падал без сил в койку и забывался крепким сном.

Утром команда «подъем» подрывала его, пугая громкой сиреной. Он никак не мог поверить, что уже прошла целая ночь. Бежал со всеми в умывальник, плескал в лицо соленой забортной водой и мчался  наверх, на физзарядку. После, спускались вниз, занимались приборкой, и шли на завтрак. Кормили на лодке неплохо, но ему все время хотелось есть.

Нос сидел на политинформации, и с открытым ртом слушал строгого замполита.

Очень хотелось чем-нибудь отличиться в походе, чтобы дали отпуск, и он, просоленный морскими ветрами, опытный мариман, смог бы приехать к себе в небольшое украинское село. В красивой морской форме пройти по единственной улице, чтобы все парни попадали от зависти, а девчонки чтоб, смотрели восторженно и влюбленно. А он, мужественный, сильный морской герой, войдет в свою хату, обнимет отца, поцелует крепко плачущую от счастья мать, потреплет твердой рукой выгоревшие на солнце чубы младших братьев… А потом, вечером, лихо заломив на затылок бескозырку, пойдет на танцы в клуб. А уж там красавица Олеся, будет танцевать только с ним, и слушать, с восторгом глядя в его промытые ветрами глаза, рассказы о дальних походах, чужеземных странах, морских приключениях… Он очень хотел отличиться, доказать всем, что он не салага, не тормоз…

Вспомнил, как две недели назад, пришел в баталерку взять запасной тельник. Баталер с «годками» пили чай, но его пустили. Он нашел свой аттестат в самом нижнем ряду высокой этажерки. Встал на колени, развязал, вытащил тельняшку. На пол выпал мешочек и маленькая иконка. Этот мешочек с горстью родной земли, и иконку с образом Богородицы, выдали всем на сборном пункте, и напутствуя на прощание, велели беречь святые вещи. Василь развязал мешочек - земля превратилась в пыль. Надел его на шею, взял в руки иконку, и вспомнилось ему, как их провожали, как плакали матери, а они бодрились, будто бы им все нипочем, но в душе боялись неизвестности и долгой разлуки.

Старослужащие смотрели на него и удивленно переглядывались, видя, как молодой матрос на коленях, как им показалось, молиться на мешок с землей.

– Нос, ты баптист, что ли? – засмеялись над ним.

– Давай дуй быстрее, не задерживайся…

Василь сложил, завязал аттестат, запихнул в ячейку, и по-быстрому вышел из баталерки.

 

                                 * * * * *

Командир, находясь на центральном посту, внимательно наблюдал за работой рулевой штурманской группы, принимал доклады, изучая тщательно проложенный боевой курс.

Вчерашняя ночь вспоминалась с тревогой. Он много лет знал жену старшего помощника. Людмила всегда была очень уравновешенной и спокойной женщиной. И вдруг такое… И Ольга будто почувствовала что-то. Долго не отпускала, молчала, только глядела с жалостью. Сергей никогда не был суеверным человеком. Он пытался подавить безотчетное чувство опасности, глубоко анализируя состояние лодки, экипажа, боевой задачи. Много раз бывал он в морских дальних походах, случались разные ситуации. Из всего старался извлекать урок, не раз перепроверяя и находя первопричины сложившихся событий, просчитывал далеко вперед все возможные варианты. Все было в полном порядке. Подготовились к операции очень ответственно, и никаких сбоев и неожиданностей случиться не должно.

– Наверно стареют наши жены, сильно уж близко все к сердцу принимают – утешал себя Сергей такими вот странными, нелепыми размышлениями. Ни о вчерашнем прощании, ни о своих чувствах, ничего никому не сказал командир. Спрятал все это глубоко под сердцем, и волевым решением заставил себя выбросить из головы мешающие сосредоточиться мысли.

«Мурена» на двадцати узлах уверенно шла, вспарывая длинным крепким корпусом ледяной холод арктических глубин. Через двое суток, прошедших в полном спокойствии, вошли в известный район возле Шпицбергена, и круто взяв курс на зюйд, прибавляя ход, повернули на таинственный атлантический простор.

 

 

                                                                          Глава 6

 

В ста семидесяти милях северо-восточнее Фолклендских  (Мальвинских) островов, рассекая бирюзовые воды Южной Атлантики, на полном ходу, в квадрат № 174, шло советское научно-исследовательское судно «Академик Ерофеев». Корабль, сияя свежей белой краской, небольшой, но имеющий изящные обтекаемые формы, с превосходными мореходными качествами, оборудованный по самому последнему слову техники, зарываясь в неспокойные волны, торопился на рандеву. 

Вчера была получена шифровка, предписывающая, свернув все работы, в срочном порядке выдвигаться в заданный квадрат. По прибытии доложить и ждать дальнейших указаний. Нужно отметить, что «Академик Ерофеев» не был гражданским судном. Принадлежал ГРУ СССР, а точнее, военно-морской разведке Северного флота. Порт приписки – Мурманск.

Весь экипаж состоял из военных моряков-специалистов, и небольшого количества проверенных матросов срочной службы, выполняющих в основном обслуживающие корабль функции. Были также и прикомандированные штатские специалисты из закрытых научно-исследовательских институтов. На судне не было никакого вооружения, даже стрелкового оружия. Все были в гражданской одежде и успешно выдавали себя за ученых - океанологов и метеорологов. Все документы были в соответствующем порядке. Никого вокруг не настораживало наличие новейшей, очень уж для такого корабля мощной радиолокационной станции и антенн спутниковой связи, обилия гидролокационной и гидроакустической аппаратуры…

Задачи у корабля были разнообразные, но основным предназначением была корректировка, прием и передача секретнейшей информации с находящихся на боевых дежурствах стратегических подводных лодок. Собирались, анализировались и отправлялись в центр данные о надводных кораблях и подводном флоте вероятного противника – морских сил США и стран НАТО. На судне даже стоял компьютер самой последней для 1989 года модели. Специалистов по информатике в Союзе было всего несколько десятков человек, и одни из лучших были прикомандированы к «Академику Ерофееву». В компьютер были загружены фотографии, тактико-технические данные, и всевозможные сведения о вооружении всех военных кораблей и транспортов, а также подводных лодок. Записаны шумы винтов, имелась разнообразная оперативная информация об экипажах и состояниях многих судов. Даже шифровальные коды сигнальных книг многих иностранных флотов были здесь. Данные постоянно обновлялись. Самая лучшая ЗАСовская система позволяла не опасаться перехвата, а дешифровщики частенько улавливали секретные передачи неприятеля.

Командир корабля – капитан третьего ранга Эдуард Константинович Кривошеин, стоял на ходовом мостике и в бинокль оглядывал горизонт. Океан был довольно неприветлив. Задувал крепкий зюйд, и с внушительных волн срывало клочья искрящейся пены. Ветер был встречный, обжигающе ледяной. Погода стояла ясная, прозрачность небес впечатляла, а упругость свежего холодного воздуха приводила сердце в состояние бурного восторга. Кривошеин любил такую осеннюю океанскую погоду. Казалось, тысячи маленьких острых игл пронзают лицо, тело. Все вокруг предстает величественным, прекрасным, большим… А ты ощущаешь себя пылинкой идущей на утлом суденышке, послушном лишь стихии воды и ветра…

Нужный квадрат находился далеко в стороне от торговых и пассажирских путей. Лишь заблудившиеся, отклонившиеся по разным причинам рыболовецкие шхуны, да редкие огромные, несущие опасность айсберги, можно было изредка встретить в этих местах. Воды были нейтральные и вероятность появления в пределах видимости военных кораблей, практически отсутствовала. К 22.30 вошли в заданный район. Застопорили машины, доложили наверх и остались ждать. Через три часа секретчик подал командиру шифровку. Радиограмма предписывала встретить караван из четырех лесовозов и танкера, с плавбазой «Камчатка». По прибытии отряда доложить и ждать дальнейших указаний. Без надобности в эфир не выходить.

 

Ждали три дня, занимаясь текущими делами. Наконец, приборы уловили переговоры кораблей приближающейся флотилии. На горизонте со стороны зюйд-веста, показались надстройки лесовозов.

 Когда корабли подошли к линии визуального контакта, команда «Академика Ерофеева» содрогнулась. Один лесовоз был полузатоплен и с большим трудом выбирался из морской пучины, смело взбираясь на гребень волны, и тяжело падая вниз. Выбирался опять и, вздрагивая всем корпусом, зарывался, оставляя над водой лишь антенны. Но машины работали, и экипаж отчаянно боролся за живучесть корабля. Второй лесовоз шел с заметным дифферентом на корму, выскакивая носом и плюхаясь днищем. Третий лесовоз имел пятнадцатиградусный крен на левый борт. «Камчатка» тащила на буксире танкер, у которого окончательно выдохлись дизеля. На нем оставались еще небольшие запасы горючего. Флотилию так яро потрепало при переходе мыса Горн, что только чудом не потеряли ни одного судна, а четвертый лесовоз и вовсе шел без течи и поломок. С «Академика Ерофеева» спустили катер и по высокой волне направились к «Камчатке». Командир с начальником флотилии долго обсуждали что-то в ходовой рубке. Наконец катер ушел.

Трое суток чинились, подвели под полузатопленный лесовоз огромный пластырь, закрепили. Откачали всю воду, несколько приободрились, и на следующее утро, заправившись остатками горючего с танкера, малым ходом, осторожничая при маневрировании, двинулись в квадрат № 188, еще более пустынный и забытый, мрачный далекий уголок океана.

Погода постепенно портилась, по небу шли редкие черные тучи. Шквалистый ветер, неизвестно откуда наносил мелкую противную морось. Палуба и борта покрылись белесым налетом морской соли. Далеко-далеко на юге просматривались одиночные вершины ледяных айсбергов. Океанские глубины обрели какой-то зеленовато-фиолетовый оттенок. Оттуда дышало холодом, и суеверный трепет охватывал не такие уж и робкие, моряцкие сердца. Все понимали, что до Владивостока им никак не дойти…

Один, самый исправный лесовоз, получив по семафору сообщение с плавбазы, резко набрал обороты и отвернул круто на зюйд-ост. Больше его никто никогда не видел. Он шел в 318 квадрат.

Пустой танкер, который тащили на буксире, оставили на месте. Остальные три лесовоза рассредоточились в пределах видимости. Тут же получили приказ: собрав все документы, личные вещи и ценности, всем экипажам покинуть суда и перейти на «Камчатку». На сборы дали шесть часов. «Академик Ерофеев» наблюдал издали, как люди садятся в спасательные шлюпки и гребут к «Камчатке». Приняв всех моряков, помигав «Академику» желтым глазом, издав на прощание долгий гудок, плавбаза, увеличив до максимума обороты гребных винтов, на полном ходу пошла в порт приписки, где и отшвартовалась благополучно через двадцать три дня морского перехода.

Капитан третьего ранга Кривошеин знал, что произойдет дальше. Распорядился подготовить видеозаписывающую аппаратуру, приготовиться к радиационной тревоге. Находясь в режиме радиомолчания ждать один лишь сигнал. Быть в состоянии готовности предстояло двадцать четыре часа, после чего, в случае неполучения сигнала, уходить в 318 квадрат.

 

 

                                                                            Глава 7

 

Американская атомная субмарина «Батон Руж», имеющая на вооружении двадцать четыре крылатые ракеты «Трайдент», и «Трайдент-2», зависла в неподвижности на стометровой глубине в семидесяти милях юго-западнее Шпицбергена, неся изматывающим режимом полного радиомолчания и абсолютной секретности, боевое дежурство. Лишь изредка подрабатывала себе винтами и рулями глубины, борясь с сильными подводными течениями, уводящими лодку с заданной позиции.

В этом районе Северной Атлантики расходились курсы советских подводных лодок, идущих на задания во все уголки Мирового океана. Приоритетом Северного флота была Арктика и Атлантический океан. Появлялись и в Индийском океане, поэтому географический спектр боевых маршрутов был очень разнообразен. На Северном флоте были сосредоточены главные ударные силы, лучшие надводные корабли, и современнейшие стратегические атомные подводные лодки последнего поколения, представляющие основную угрозу для США.

«Батон Руж» вышел неделю назад из базы на одном из островов Бермудского архипелага. Командир лодки Джефф Дарси получил приказ выйти на позицию, и слушая глубину, постараться перехватить советский подводный крейсер класса «Эхо-II» идущий на секретные испытания. Установив гидроакустический контакт следовать за лодкой, понять место назначения и цели испытаний. Аналогичные задания кэп Дарси уже выполнял не раз, и имел в этом деле неплохой опыт. Мощная система «Кондор» в режиме пассивной гидролокации позволяла улавливать все идущие надводные и подводные цели в радиусе шестидесяти миль. Морская разведка предоставила аудиоданные шумов всех советских военных кораблей и транспортов. Загруженная в компьютеры эта информация позволяла с большой долей вероятности, не выходя на визуальный контакт, идентифицировать идущие корабли и подводные лодки. Такая же информация о морских силах НАТО и флотов стран Варшавского договора, имелась в электронных хранилищах компьютерной системы.

Субмарина лежала в полной тишине, как огромная мертвая рыба, пропуская над собой торопящиеся торговые и пассажирские суда, рыбацкие сейнеры, контейнеровозы. Несколько раз улавливали шумы лодок вероятного противника, но все это было не то. Акустики сузили набор звуковых частот до минимального коридора и ни на секунду не отрывались от поисковой системы. Наконец, на четвертые сутки напряженного ожидания засекли нужный диапазон. Звук постепенно приближался, нарастал, усиленный мощной гидроакустической установкой. Компьютер прочно захватил цель и уже не отпускал.

– Сэр, это русский атомный ракетный крейсер «Мурена», скорость двадцать четыре узла. Направление зюйд-зюйд вест. Идет экономическим ходом – доложил помощник. – Контакт надежный.

– Приготовиться к подвсплытию. Пропустим его и двинемся следом, – Дарси ликовал…

- Приготовить выдвижные антенны СВЧ, – необходимо было сообщить на базу.

На небольшой глубине, держась в приповерхностных слоях, шли за  «Муреной», держа дистанцию в десять миль. Вцепились крепко, следуя осторожно, не приближаясь и не удаляясь, уверенные в своей невидимости для противника.

 

«Мурена» следовала боевым курсом, не подозревая о преследовании. И только через семь суток, уже много ниже экватора, совершенно случайно акустики уловили чужие шумы.

– Машина, стоп! – Никифоров, раздосадованный непредвиденной задержкой, кинулся к акустикам.

– Кто это? – командир волновался. Остановились, зависли, и долго вслушивались в шепот морских глубин.

– Американская субмарина класса «Лос-Анжелес», скорее всего «Батон Руж» или «Халибат», - сообщил  капитан второго ранга Громов.

– Черт! – Сергей выругался. -  Вот привязался…

-  Контакт потерян, – доложил акустик.

– Ясно, тоже турбину застопорил, ждет, – командир принял решение.

– Машина - малый ход! Будем запускать «Скунса»…

«Скунс» - недавняя разработка советских конструкторов, был обычной самодвижущейся торпедой без боевого заряда и детонаторов. Вместо этого был наполнен аппаратурой гидроакустического глушения. А шум винтов этого агрегата напоминал звуки работы гребных винтов подводной лодки. В этом частотном хаосе казалось, будто лодка уходит, включив радиозащиту. Выталкивался «Скунс» пневматикой из правого или левого торпедного аппарата, и на длинном лине буксировался какое-то время за лодкой. После того, как канат обрубали, автоматически включалась глушилка, и «Скунс» на скорости в двадцать узлов, шел в заданном направлении, вводя в заблуждение преследователей. Аккумуляторы позволяли работать в таком режиме до двух суток, при дальности в сто восемьдесят миль. Потом заряд заканчивался, и торпеда падала на дно.

Аккуратно вытолкали «Скунса» из правого кормового аппарата. Взяли резко на ост, поднялись до ста тридцати метров, шли некоторое время на этой глубине, затем, обрубив линь и застопорив винты, медленно опустились на двести сорок метров. Затаились в полнейшем молчании на три часа и, не услышав ничего подозрительного, с облегчением взяли прежний курс.

 

Джефф Дарси потерял «Мурену». Он попался на уловки «Скунса» и несколько часов следовал за ним, пока не убедился окончательно. Компьютер завис из-за радиопомех, поэтому, не надеясь на него, шли за приманкой вслепую, доверяя акустикам. Когда кэп Дарси понял, что его провели, ярости не было предела. Собрал нужных офицеров, проанализировать и оценить ситуацию. Он все-таки надеялся перехватить лодку. Справедливо решили, что «Мурена» шла в северо-западный район Антарктики. Где у них там морской полигон, и есть ли он вообще, никто не знал. Но рассудив, что длительный переход обратно невозможен без пополнения запасов пресной воды и провизии, необходим заход в базу. А это мог быть только «Дружный-4». Там и можно было перехватить русских. Кэп несколько успокоился.

– Лево на борт! Скорость двадцать восемь узлов. Направление зюйд-ост тридцать семь градусов. «Батон Руж» рванулся, набирая крейсерскую скорость.

Прочесывали квадрат за квадратом, останавливались, слушали морской эфир, затем снова переходили в другой район. «Мурена» исчезла…

На шестые сутки барражирования глубин, услышали очередной шум винтов надводного корабля. Сверились. Оказалось – «Академик Ерофеев», советское научно-исследовательское судно. О нем ходили в морской разведке различные слухи, и скорее всего он имел какое-то отношение к военному флоту. Никто на «Батон Руж» не представлял, что делает этот исследователь в пустынных водах Антарктики. Дарси уцепился за эту мысль, и не без основания связал нахождение «Академика Ерофеева» в этих местах, с походом русской лодки. Было принято решение следить за судном.

Всплыли на перископную глубину, осмотрелись. Все сразу стало понятно. Вдалеке, примерно в десяти милях на норд, виднелись надстройки «Академика». Справа, совсем рядом на расстоянии не более двух миль, качались на волне три старых лесовоза и небольшой танкер. Судя по всему, команды покинули суда, и в серебристых сумерках, они напоминали таинственных, забытых призраков-кораблей, современных «летучих голландцев». Не задерживаясь «Батон Руж» ушел в глубину и отошел на всякий случай на пять миль левее. Опять подняли перископ. Теперь и лесовозы, и научно-исследовательский корабль были как на ладони, примерно на одинаковом, приличном удалении от атомохода. Нырнули на семьдесят метров и зависли, соблюдая тишину и обратившись в слух. Дарси не подозревал, что «Ерофеев» может засечь их. Сомнения, конечно, были, но ведь не противолодочный же это корабль, в самом-то деле?

Однако на судне их засекли. Не зря была объявлена полная боевая готовность. «Академик» с особой тщательностью прочесывал гидролокаторами глубину и радарами эфир. Кривошеину доложили о незваном госте… На кону был срыв всей операции. Командир сильно занервничал, приказал подготовить шифровку в центр. В оперативном отделе штаба Северного флота поднялась паника. Сообщили министру обороны. Тот ответил: – на ваше усмотрение, и под вашу ответственность. Адмирал Виноградов срочно собрал совещание. Стали решать – что делать дальше. Проводить испытания или нет? Время поджимало, до начала операции оставались считанные часы. Наконец после долгих обсуждений, командующий отдал приказ: боевую операцию продолжать. Доложили министру. Тот выслушал, напомнил об ответственности за последствия испытаний перед партией и правительством, и со вздохом дав «добро», опустил трубку…

Командир «Академика Ерофеева» получил радиограмму из штаба, и через 2 часа 36 минут, отправил короткий кодированный сигнал QZ..

 

 

                                                                          Глава 8

 

      «Мурена» пришла в заданный квадрат, едва не опоздав. Потеряли время с «американкой» и приходилось торопиться, увеличивать крейсерскую скорость…

Командир в присутствии замполита, вскрыл второй запечатанный пломбами, секретный пакет. Прочли приказ: « по прибытии немедленно отправить шифрованный сигнал и ждать в течение четырех часов, по возможности сохраняя скрытность и не выходя в эфир. После получения кодированного ответа приготовиться к ракетной атаке, и через сорок пять минут произвести пуск испытательной ракеты «Тангарра-С». В случае неуспеха всплыть, и в надводном положении произвести пуск второй «Тангарры». После, уйдя на глубину, немедленно, на полном ходу идти в базу «Дружный-4», и ждать дальнейших указаний».

Никифоров отдал команду о всплытии на перископную глубину. Осмотрели горизонт и, не увидев ничего подозрительного, выбросили радиобуй, послали сигнал, и приготовились к ожиданию.

Через 2 часа 57 минут получили кодированный ответ – QZ, что означало «готовность». Приготовились к ракетной атаке с семнадцати метров глубины. Доложили командиру о полной готовности. Ровно через сорок пять минут после получения сигнала, капитан второго ранга Никифоров отдал боевой приказ:

- Открыть крышку третьей ракетной шахты левого борта!

–Есть!

Радиобуй через спутник принял координаты. Сразу же ввели данные в навигационную систему «Тангарры».

–Цель захвачена!

–Есть! - Командир набрал воздух в легкие…

- Ракета, «пуск»!

Из-под воды вырвалась огромная остроконечная крылатая сигара. Оторвалась метров на тридцать от поверхности воды, и вдруг, ослепительно полыхнув в кормовой части, включая маршевые ракетные двигатели и резко набирая скорость, под углом в сорок градусов, с оглушительным шипением рассекая холодный воздух и оставляя дымящийся след, устремилась в серые прозрачные небеса.

–Пуск успешный! – доложили…

- Есть! – Сергей Александрович улыбался.

–Поздравляю экипаж с успешным пуском! Приготовиться к погружению…

Через несколько минут, ничуть не мешкая, «Мурена» летела под водой на полном ходу. Их ждал «Дружный-4», где можно было отдохнуть, перезарядиться и, пополнив запасы продолжить боевую операцию.

 

                                                                       * * * * *

   С «Академика Ерофеева» наблюдали как все четыре брошенных корабля внезапно, вдруг окутались мгновенными вспышками пламени и сильно задымили. Гром взрывов прокатился по волнам…

– Полный вперед! – Кривошеин стоял на мостике. – Радиационная тревога! 

Экипаж забегал, заторопился. Оделись в специальные защитные костюмы и, держась на приличном расстоянии от дымивших лесовозов, стали замерять уровень радиации. Все снимали на видеокамеры корабля.

Очень скоро три лесовоза пошли ко дну. Разрушения были чудовищными. Танкер подержался какое-то время на поверхности и, клюнув носом, медленно скрылся в холодных темных волнах. Близко подходить не стали, чтобы не нахватать лишних рентген. Все сняли, замерили, и сразу же отправили сообщение об успешно проведенных испытаниях крылатой ракеты «Тангарра-С». После этого, пройдя тщательную дезактивацию всего корабля, взяли курс в 318 квадрат.

Джефф Дарси услышал одновременно прогремевшие четыре взрыва и немедленно выбросил перископ. Корабли дымились и горели, и скоро все пошли ко дну. Невдалеке сновал «Академик Ерофеев». Ему было явно не до американцев. Сделав множество фотоснимков, и тщательно записав о происшедшем в бортовой журнал, «Батон Руж» погрузившись в океан, взял курс на русскую базу «Дружный-4». Он надеялся перехватить «Мурену» предполагая, что это не единственное задание для нее.

                                                                       * * * * *

Кривошеин через двое суток хода прибыл в 318 квадрат. Там его ожидал четвертый, уцелевший лучше всех после перехода через мыс Горн, последний лесовоз. «Академик Ерофеев» снял оставшиеся на судне семь человек команды и капитана корабля. Собрали все документы, вещи, и на максимальной скорости понеслись к антарктическому зимовью «Мирный». Высадив экипаж лесовоза, научно-исследовательское судно на всех парах вернулось к стоящему на якоре брошенному кораблю. Отошли на шесть миль и приготовились ждать. Через сутки получили сигнал с базы «Дружный-4». Ответили и, изготовив видео и радиоаппаратуру, затихли в ожидании.

 

«Мурена» вынырнула в полынье базы, где ее уже с нетерпением  ожидали.

Для полной зарядки конденсаторов необходима была огромная электрическая мощность. Решили, не трогая собственную электростанцию, которая была не настолько сильной, дожидаться атомохода, и подключиться к реакторной установке, которая в течение трех часов даст полный заряд.

Лодка пришвартовалась. Ее тут же накрыли огромной маскировочной сетью. Команда сошла на берег размяться и подышать свежим антарктическим воздухом. Построились и пошли на базу, прямиком в баню. Напарившись и освежившись, были приняты полярниками, накормлены сытным обедом с фруктами. Каждому досталось по стакану красного вина.

На следующий день занимались погрузкой провизии и пресной воды, проводили текущий ремонт агрегатов. Лодка и механизмы были в исправности. Приводили себя и «Мурену» в порядок. После, команда отсыпалась. Командир Никифоров получил шифровку из штаба флота. Закончив проведение испытаний электромагнитной пушки, следовало возвращаться домой в Ара-губу.

Наконец на вездеходе подтащили толстый кабель, и специалисты подключили силовую электрическую установку атомохода к зарядному устройству конденсаторов…

 

«Батон Руж» в отдалении нескольких миль от ледяного антарктического припая, наблюдал через мощную оптику перископа за заснеженной, скрытой от непосвященного взгляда торосами льда, советской секретной военно-морской базой. «Мурену» не было видно, но Дарси интуитивно чувствовал ее присутствие, справедливо полагая, что деваться ей было больше некуда.

Солнце почти уже не показывалось из-за низкой линии горизонта, сумеречный день становился совсем коротким. Незаметно подкрадывалась долгая зимняя, почти полугодовая ночь. Высоко на юге полыхали частые яркие, причудливой формы сполохи-зарницы, обусловленные возмущением мощного магнитного поля Земли у Южного полюса. Эти удивительной красоты сияния, вместе с неповторимым восторгом величественности Природы, одновременно вселяли в душу суеверный, мистический, какой-то даже метафизический трепет, наполняя сущность пониманием торжественной необъятности космических далей. Крупные, яркие, близкие в своем сверкании, неизведанные, недоступные в великолепии глубины Мироздания, звезды, завораживали взгляд. Кроме шума океана и шепота ветра, не было больше никаких звуков. Первозданная, нетронутая тишина накрывала прозрачным покрывалом спящую Антарктиду. Казалось, ничто не могло поколебать исполненную нерушимостью равновесия Вечность…

 

Между тем на базе  готовились к проведению экспериментального пуска. С «Академика» была получена радиограмма о готовности. Также в сообщении предупреждалось, что где-то в этих водах шляется американская атомная субмарина класса «Лос-Анджелес», но из штаба флота пришло подтверждение о целесообразности продолжения секретной операции. 

Специалисты готовили пушку, в десятый раз, перепроверяя все данные технического тестирования. Наконец приступили к зарядке конденсаторов. Со спутника получили координаты неподвижной надводной морской цели. Подняли, чуть ли не вертикально огромный шестиметровый ствол. Зарядили тяжелую, пустую болванку-снаряд. Ввели данные в сложную электронную систему автоматической наводки.

Огромный плюс был в том, что многими баллистическими коэффициентами боевых отклонений можно было совершенно пренебречь, так как огромная скорость позволяла снаряду лететь по точно заданной траектории, невзирая на скорость ветра, состояния магнитного поля Земли, различия в плотности воздушных слоев атмосферы и т. д.

Единственный пока минус установки был в том, что требовалась большая электрическая мощность и энергетическая емкость конденсаторов. Скорострельность также пока была невысокой. Но уже работали над без конденсаторными системами, и проектировали более высокую скорострельность сравнимую с тяжелыми дальнобойными морскими орудиями. 

Все было готово. Отправили сигнал «Ерофееву». Через пятнадцать минут, ровно в 07.00 московского времени замкнули контакты. Ствол пушки вздрогнул, основание окуталось снежной пылью смешавшейся с небольшим количеством гари. Раздался громкий хлопок, и невидимый глазу снаряд с ревом ушел в безмолвную космическую высь. Пуск прошел на «отлично». С нетерпением стали ждать результатов с «Академика Ерофеева».

Научно-исследовательское судно лежало в дрейфе, временами подрабатывая винтами, чтобы держаться на одном месте, в семи милях от лесовоза. После получения сигнала с базы, приготовив видео и фото записывающую аппаратуру наведя оптические визиры наблюдательных систем и приборов, замерли в недолгом ожидании.

Лесовоз вздрогнул. Косая трещина распорола левый борт надвое. В палубе зияла небольшое отверстие, но из днища, по-видимому, был вырван, несомненно, больший кусок металла. Корабль стал быстро крениться и в течение каких-то десяти минут боролся, оседая в последней агонии на корму. Наконец, встав вертикально и выпустив последний фонтан сверкающих брызг, медленно, с каким-то величавым достоинством, прожив свою долгую, полную морских приключений, корабельную жизнь, исполнив последний долг перед теми, кто его и создал, неторопливо опустился на далекое ледяное дно, и навеки уснул в океанской бездне, как и многие, многие его собратья…

«Академик Ерофеев» не успел подойти к погибающему лесовозу. Его встретили лишь какие-то деревянные обломки и огромные масляные острова растекшегося мазута. Срочно отправили радиограмму на базу и в центр, и неторопливо пошли в 79 квадрат, держа направление зюйд-зюйд ост. В ста тридцати милях находился крохотный, не принадлежащий ни одной стране остров. В сущности это была вершина, выглядывающая из-под воды. Вершина давно потухшего вулкана, с кратером и наростами много десятилетий назад остывшей лавы. Через девять часов неспешного хода «Ерофеев» вышел на нужную позицию в пятнадцати милях от каменистого куска суши…

 

На базе «Дружный-4» радовались успешно прошедшим испытаниям. На следующий день, обработав полученные данные, был запланирован второй пуск по береговой цели.

«Батон Руж» уловил мощный электромагнитный всплеск частотного диапазона. В перископ был замечен задранный в небо ствол, быстро исчезнувший после выстрела. Долго рассматривали фотоснимки, изучали мощность. Сопоставив полученные данные, пришли к выводу, что здесь, в Антарктике, происходят испытания разработанной еще в шестидесятых годах электромагнитной пушки. Американцы заморозили исследования, сосредоточившись на оборонительных системах. А вот Советы, по-видимому, довели разработки до экспериментального варианта. Срочно доложили на базу, оттуда сразу сообщили прямо в Пентагон. Пришел ответ: понаблюдать за базой в течение трех суток. Возможны повторные испытания. Затем возвращаться домой, в военно-морскую базу на Бермудах.

Командир Никифоров готовил подводный крейсер к долгому переходу к месту постоянной дислокации, в Ара-губу. При тщательном осмотре обнаружились неполадки турбогенератора и какие-то небольшие, вроде бы, недочеты в работе системы автоматического регулирования правого контура охлаждения ядерной энергосиловой установки. Это было серьезным препятствием. Полностью, досконально проверили весь контур, всю автоматику, подключили специалистов с базы, долго ковырялись, тестировали… Все было в порядке. Пришли к единогласному мнению что, скорее всего иногда «глючит» даже не термостат, который несколько раз досконально осмотрели, а прибор-термометр, у которого по непонятной причине стрелка временами зависала. Разобравшись и успокоившись, продолжили подготовку к длительному переходу.

На следующее утро опять подтащили кабель и, подключившись к «Мурене», конденсаторы принялись высасывать электрическую энергию, напряженно гудя и немного нагреваясь. Через три часа зарядившись, запросили данные со спутника. Сняли маскировочную сеть с орудия, вновь задрали в небо ствол, и осторожничая, как и в первый раз, произвели автоматическую наводку системы. После нескольких тщательнейших перепроверок дали радиограмму  «Академику Ерофееву». Оттуда пришло подтверждение о полной готовности объекта. Через пятнадцать минут электромагнитное чудовище изрыгнуло из огромной пасти полтонны раскаленного железа, и снаряд, не видимый никому, почти вертикально, под небольшим углом, унесся на страшной скорости. Пуск состоялся…

 

 

                                                                        Глава 9

 

Поселок моряков Видяево, находится в семидесяти километрах к северо-западу от Мурманска. В нем сосредоточен воинский гарнизон и проживают семьи офицеров и мичманов с базы атомных подводных лодок, и обслуживающих их вспомогательных судов и транспортов, расположенной в девяти километрах от поселка в Ара-губе.

Вместе с гражданским населением и детьми, Видяево насчитывает чуть более семи тысяч жителей. Практически все знают друг друга в лицо, и живут дружной семьей. В поселке есть все для  спокойной полноценной жизни. Магазины снабжаются по высшему уровню закрытых моногородов. Детские сады, ясли, хорошая школа – в Видяево рождалось много крепких жизнерадостных ребятишек.

Из учреждений культуры – хорошая библиотека, и огромный красивый Дом Офицеров, где ежедневно проходят киносеансы, а по выходным дням танцы для молодежи. Кроме того часто проходят торжественные собрания, после которых всегда до полуночи гремит офицерский бал. Жены моряков с нетерпением ждали этих вечеров и с огромным удовольствием танцевали до головокружения. Из развлечений еще был самодеятельный драматический театр, где актерами были свои жители поселка. Устраивали премьеры, спектакли проходили на «бис». 

В поселке находилась небольшая поликлиника и морской госпиталь с хорошим оборудованием, где и работала заведующей терапевтическим отделением капитан медицинской службы Людмила Сергеева, Люся…

 

Был тихий теплый вечер, самый конец мая. Радостное, умытое, сверкающее золотом лучей полярное солнце, уже не заходило за горизонт, прогревая остывшую за долгую зиму землю. Стояли очаровательные белые ночи. Все вокруг покрылось молодой зеленеющей травой. Невысокие деревья набухли почками и выбросили первые, пробивающиеся к свету, к теплу, клейкие на ощупь, младенческой чистоты бирюзовые тонкие листья.

Людмила шла из госпиталя домой, неторопливо шагая давно знакомой за семь лет жизни в поселке, асфальтовой дорожкой. Вспоминала Андрея. После его ухода на «Мурене» она все время думала о нем, тревожилась… Плохо спала ночами, понимая теперь, насколько он дорог ей, насколько любим. Горькое щемящее чувство беспокойства, возникшее при последнем прощании, никуда не уходило, тяжело обволакивая сердце.

Коренная москвичка, попавшая по распределению после окончания медицинского института в Мурманск, с Андреем познакомилась на вечере танцев во Дворце культуры. Он был в гражданской одежде, на удивление хорошо танцевал, и прямо-таки закружил ее в сумасшедшем вальсе, долго, не отрываясь, глядя в ярко-зеленые глаза, смотревшие на него недоверчиво-непонимающе, с неким оттенком столичного превосходства и светского лоска. После того как музыка остановилась, неожиданно сильно привлек ее к себе и крепко поцеловал прямо в пунцовые губы, быстро, нисколько не смущаясь того, что они видят друг друга в первый раз. И сразу же исчез, как сквозь землю провалился. И только в самом конце танцевального вечера возник внезапно, встал рядом и робко попросил разрешения проводить домой в общежитие городской больницы, где она проходила интернатуру. Так вот они и познакомились. Позже она узнала, что он военный моряк, подводник.

Воспоминания наплывали, накрывали теплой волной, яркими картинами возникая в памяти. Она перешла пешеходный мостик через протекавшую через поселок небольшую речушку Урица, и повернула к себе на улицу Заречную. Везде во дворах пятиэтажных панельных домов, в которых и проживали жители, резвились, играли, кричали и гонялись друг за другом веселые, счастливые дети, не познавшие еще пока горечи разлук с любимым человеком.

Перед глазами возникла картина: они всей семьей в отпуске, в Сочи, на горячем пляже, бегут, счастливо смеясь, брызги летят из-под ног, раскаленный песок не дает остановиться, а они все бегут, летят куда-то… Андрей красивый, загорелый, сильный. С нее не сводят глаз мужчины, но ее это нисколько не волнует. Она видит лишь его лицо, его тело, она принадлежит ему, она любит его… На глаза навернулись горькие слезы, все вокруг как-то померкло, опять стало тоскливо, очень, очень грустно.

Людмила присела на скамью, достала платок, хотела вытереть слезы, не выдержала, уткнулась в ладони, заплакала сильно.

– Неужели уже никогда она не увидит его? Вдруг он погибнет?  Что будет с ней, с сыном? Как она сможет жить без него? Почему так? Зачем?..

На соседней скамейке сидела молодая, лет двадцати на вид с приятным, очень миловидным лицом, невысокая девушка. Увлеченно читала какую-то, с яркими рисунками книгу. Увидела ее, подошла неслышно, села рядом, положила легкую руку на плечо расстроенной Людмилы.

– Не надо, не плачьте, – произнесла чистым голосом. – Вас ждет большая радость… - смотрела ласково…

-  Кто Вы? Я вас никогда не видела, я всех в поселке знаю. – Люся сквозь слезы глядела на незнакомую девушку, чувствуя, что постепенно успокаивается. – Как Вас зовут?

- Меня зовут Лукия. Вы меня знаете, я все время с Вами, и всегда буду с Вами, не бойтесь ничего, все будет хорошо.

– Лукия… - повторила Людмила.

– Но что с Андреем, он вернется? – смотрела с надеждой на эту удивительную светлую девушку, неожиданно возникшую в тяжелую минуту отчаяния.

– Он вернется…

Глаза Людмилы зажглись радостью.

– Он вернется, но Вы его не увидите… - Лукия поднялась.– Мне пора. А это Вам… И помните, что я всегда с Вами… - протянула книгу. – Возьмите, не отчаивайтесь больше…

И пошла, неторопливо ступая маленькими туфельками. До Люси медленно доходил смысл сказанных слов.

 – Он вернется, вернется… Но, почему она не увидит его?

Закрутила головой, встала, с надеждой услышать ответ. Девушки нигде не было видно, лишь вездесущая ребятня бегала по детской площадке. Людмила вновь опустилась на скамью, слезы закапали, заструились по щекам. Она поднесла к глазам лежащую в руках книгу, и сквозь слезную пелену, прочитала название – «Молодой маме»…

Долго сидела в неподвижности, веря и не веря таинственным словам загадочной незнакомки. Да и не почудилось ли ей все это? Но нет, она держала в руках книгу, и не понимала скрытого смысла неожиданного подарка. Наконец до нее начало медленно доходить суть происшедшего. Поднялась и быстрыми шагами пошла к подруге.

У Ольги были гости – Жанна Тараканова – жена замполита, и Ира Громова. Встретили радостно, засуетились. Посадили за стол, налили вина… У Жанны Олеговны был день рождения, и решили собраться тесной компанией. Мужья были в походе, все на одной лодке, и незримые нити связывали этих женщин, жен военных моряков-подводников. Не до веселья было, все знали о мрачных предчувствиях Людмилы. Жалели ее, ободряли, сами в душе заражаясь сомнениями. Пытались отвлечься, расшевелиться… Испекли огромный торт, зажгли свечи, поздравили именинницу. Долго говорили о мужьях, детях, обсуждали произошедшие в поселке различные события. Было уютно, хорошо, спокойно как-то…

Люся не утерпела, рассказала о случившейся с ней неожиданной встрече. О том, что сказала девушка. Не выдержала, заплакала опять.

– Ну что ты, солнышко, - как заботливая мать Жанна прижала к себе ее голову.– Она ведь сказала, что вернутся,  значит, вернутся живыми и здоровыми.

-  Но ведь я не увижу Андрея!

– А может ты ослышалась, и тебе почудились не те слова? – Ирина подошла ближе.– Ну как это, вернется, а ты не увидишь, не может такого быть!

Глаза Людмилы засверкали, быстро наполняясь горькими слезами отчаяния:

- Никто из нас никого больше не увидит! Никто, никто, они все, все погибнут, не будет никого, не будет!.. - ее лихорадило, слезы лились нескончаемым потоком.

– Их уже нет для нас. Нет. Нет, и не будет. Никогда!.. – горестный плач переходил в безудержные рыдания…

 

                                                                          * * * * *

Дома, восьмилетний сын Олег подошел к ней.

– Мам, что это? – в руке держал небольшой картонный прямоугольник. Людмила взяла, взглянула  внимательно. На нее смотрел образ  той самой незнакомой девушки – святой мученицы  Лукии…

 

 

                                                                        Глава 10

 

Над океаном сгущалась густая сумеречная мгла. Облачности почти не было, солнце уже не выходило из-за горизонта. Антарктида погружалась в зимнюю ночь. Эдуард Кривошеин стоял на ходовом мостике, наблюдая в бинокль пустынный океанский простор, с одиноко торчащей вершиной крохотного, забытого всеми острова. Шла крутая волна, ветер усилился, температура воздуха опустилась до - 6 градусов по Цельсию. «Академик Ерофеев» лежал в дрейфе, подрабатывая машиной задний ход, с трудом удерживаясь на одном месте. Корабль сильно болтало и пыталось развернуть лагом к волне. В рубке специалисты столпились возле визиров приборов ночного видения, устремленных взглядом в направлении недалекого куска суши. Аппаратура видео и фото записи приведена в полную готовность.

Откуда-то сбоку на небольшой высоте взирала грустным лицом желто-белая крупная луна. Звезды висели неподвижно, подмигивая иногда искрящимся светом. Казалось кто-то еще, из вышины космоса наблюдает за одиноким судном и поверхностью воды…

Вдруг почудилось, будто мелькнула тревожная серая тень, и остров слегка тряхнуло. Спустя несколько секунд донесся негромкий хлопок звукового удара. Командир не увидел, но приборы записали на видеопленку момент входа снаряда-болванки. Он вошел аккуратно, прямо в остывший много лет назад кратер вулкана. Через мгновение из жерла, с грохотом, на почти километровую высоту выбросило фонтан камней. Затем вырвалось огромное облако вулканической пыли. Все стихло. Но гидроакустические приборы корабля фиксировали недалекое тектоническое возмущение земли. Внутри спящего вулкана что-то недовольно ворчало и вибрировало. Изредка слышался оглушительный, усиленный мощными акустическими системами скрежет, будто бы там, глубоко внизу под землей, огромные плиты мерялись друг с другом силой.

На поверхности же все было спокойно. Пыль над вершиной рассеялась, и остров спокойно лежал посреди бьющих в него с неистовой силой, тяжелых ледяных волн. Командир продолжал наблюдение, внимательно, по хронометру отслеживая время. Все было спокойно. Пять минут ничего не происходило, десять…

Гигантский огненный столб вырвался из потухшего кратера. До «Академика Ерофеева» вместе с теплой волной докатился грохочущий рокот проснувшегося вулкана. Густые клубы пепла поднимало на огромную высоту, и там образовывалось черное вихрящееся облако. Поверхность океана озарилась багряными вспышками, рельеф высоких волн проступил четко, словно на черно-белой фотографии. Из жерла вершины показалась, и начала раскаленными реками расползаться вниз к подножию, огненно-сверкающая, кипящая лава. Раскаленные камни падали с небес и россыпью сверкающей картечи опускались с шумным шипением в холодную бездну антарктических вод, испуская при погружении густые фонтаны перегретого пара.

На судне вся команда высыпала на верхнюю палубу. Смотрели зачарованно на буйство стихии, с восторгом понимая, что вызвано оно человеческими руками. Приборы корабля зафиксировали подземный толчок. Землетрясение магнитудой 3,7 балла по шкале Рихтера, было вызвано ударом электромагнитной пушки. Исследователи, а среди них были и специалисты-вулканологи, знали, что после тектонического сдвига, на юго-восточное побережье Южной Америки, и юго-западное Африки, придет волна-цунами.

Советский Союз планировал в рамках разработки геологического оружия, использовать близкие разломы земной коры, и с помощью электромагнитных выстрелов вызывать небольшие пока, направленные землетрясения. В перспективе планировали запустить в кратер ядерным зарядом. Гонка вооружений заставляла разрабатывать все более изощренные виды несущего хаос, разрушения и смерть, в том числе и геологического оружия.

Основной удар четырехметровой волны пришелся на пустынные берега Патагонии. Докатилась также до побережья Аргентины и Уругвая. Немного зацепило Бразилию… До ЮАР и Намибии дошла ослабленная расстоянием волна. Особых разрушений и жертв не было. Вулкан дымил и изрыгал раскаленную магму еще три недели, потом резко начал затихать, и в начале июля успокоился…

«Академик Ерофеев» доложив в центр об успешном втором испытании, и передав радиограмму на базу «Дружный-4», постояв и понаблюдав за поведением вулкана, через двадцать часов после извержения, набрал полный ход, и с полученными данными, торопясь, пошел домой, в порт приписки Мурманск.

 

«Батон Руж» зафиксировал второй выстрел электромагнитной пушки. Через семнадцать минут гидролокаторы уловили подземную вибрацию примерно в двухстах милях на норд-ост. Джефф Дарси собрал аналитическую группу. Сопоставили данные, время полета, дальность, и пришли к выводу, что эпицентром землетрясения, скорее всего, является район, где расположен единственный крошечный вулканический остров. Не без оснований предположили, что сумасшедшие русские угодили снарядом в кратер. Но как связан приход «Мурены» на базу «Дружный-4»? Ну конечно… Они не только ремонтировались, отдыхали и перезагружались, но и использовали энергию реактора для испытания опытного образца пушки. Теперь все встало на свои места. Не уходя с перископной глубины и продолжая наблюдение за базой, кэп Дарси отдал приказ готовиться к погружению…

 

  Капитан второго ранга Никифоров и часть офицеров лодки, находились на наблюдательном пункте базы. Начальник зимовья поздравил всех с успешным завершением испытаний. «Мурена» должна была забрать шестерых, отлично справившихся с боевым заданием специалистов-инженеров, и утром идти домой.

Внезапно сигнальщики сообщили о появлении с восточного направления нескольких светящихся воздушных целей. Все выбежали на улицу. В темном сумрачном небе, примерно в километре над водой, зависли три светящихся фосфоресцирующим светом, неопределенной формы, небольшие объекты. Вдруг из-под поверхности океана вырвался луч света, и еще один сверкающий шар завис в ночном небе. Через несколько секунд вырвался еще один луч, и пятый объект присоединился к  предыдущим. Недолго пробыв в неподвижности, эта яркая пятерка очень быстро, уступом, двинулась к базе. Зависнув над местом, где находилась замаскированная электромагнитная пушка, вдруг, то опускаясь, то поднимаясь выше, завертелась в головокружительном хороводе.  Все происходило в полнейшей тишине, слышно лишь было, как потрескивает от электрических разрядов холодный прозрачный воздух. Сильно пахло озоном. Неизвестные объекты выстроились в линию, рванулись горкой в высоту, и оттуда, по скользящей траектории, по одному, ушли прямо в океан.

Все это продолжалось не более тридцати секунд. Удивлению не было предела. С наблюдательного пункта вели съемку, и все отправились еще раз посмотреть и внимательно изучить случившееся. Часть инженеров побежали к орудию. Внешне все было обычно, но когда стали проверять, выяснили, что все электронное оборудование, все катушки и конденсаторы вышли из строя, предохранители расплавились, а замок пушки был словно приварен. Когда заглянули в ствол – обнаружили на внутренней поверхности множество раковин и выщербленностей. Пластины конденсаторов сгорели. В общем, вся пушка была полностью разрушена, и более не пригодна к испытаниям.

Кто это был? Инопланетяне?  НЛО?..

В конце семидесятых годов участились свидетельства с военных кораблей и подводных лодок о появлении в Южной Атлантике неизвестных объектов. Некоторые из них следовали за лодками, выскакивали из воды и бесшумно уносились вверх. Иные наоборот, пикируя с высоты, уходили глубоко под воду, и светящийся свет долго еще был виден на поверхности. Были предоставлены множество фотоснимков, причем военными офицерами, мнение которых нельзя было никак игнорировать. Кроме того, летающие на стратегических бомбардировщиках Ту-95, несущие боевые дежурства экипажи, тоже видели в этом районе Атлантики нечто подобное. О том же самом свидетельствовала американская пресса. Один НАТОвский ракетный крейсер даже изготовился к атаке думая, что это новое оружие Советов. А русские считали, что это экспериментальные штатовские невидимки.

Пришлось в штабе ВМФ создавать особый отдел, занимающийся загадочными явлениями. Светящиеся шары видели всюду – над ядерным полигоном у Новой Земли, вблизи космодрома Плесецк, откуда запускались военные спутники, в районах сосредоточения больших количеств военной ракетной техники, рядом с АЭС в Чернобыле… Все данные стекались в этот отдел, тщательнейшим образом анализировались, перепроверялись, разбирались… Пытались все же докопаться, понять истинную природу необычного явления. В пришельцев никто не верил. Знали о разработках летающих тарелок еще во время второй мировой войны в гитлеровской Германии, и секретных базах в Антарктиде. Никто никаких следов не нашел, кроме скудной обрывочной документации и некоторых коротких киносъемок. Это было все, что знали военные полярники и офицеры с «Мурены».

Тщательно составили протоколы о происшествии, свидетельства инженеров о гибели электромагнитного монстра. Приложили видео и фотоснимки и, записав мнение ученых-специалистов в рапорта, запечатали все эти сведения в пакет, и передали Никифорову.

 

Офицеры прибыли на лодку и командир устроил тщательную проверку всей аппаратуры, полагая не без основания, что неопознанные объекты могли сильным электромагнитным полем повредить какую-либо электронную систему. Задержались еще на сутки. Не нашли никаких неполадок, все было в полной исправности. Взяли на борт специалистов с базы, и утром следующего дня «Мурена» медленно погрузилась в глубокую полынью, и выйдя подводным коридором в антарктические океанские воды, увеличив обороты винтов, с крейсерской скоростью резво пошла на север, взяв курс на родную базу Видяево. Подводников ждал долгий обратный путь. Более трех недель необходимо было провести в полной секретности и режиме радиомолчания. Оставался последний этап. Матросы устали, офицеры устали, лодка устала…

Все помнили, что на берегу ждут их возвращения. Родные, близкие, жены, дети, все они тосковали, думали о них, не спали ночами. Не имели ни одной весточки, ни одного письма или радиотелеграммы… Огромный груз ожидания выпадал на долю родственников военных моряков, и неизвестно еще, кому было тяжелее. Долгие разлуки, опасности службы на подводных крейсерах, полная невозможность связаться с близкими, заставляли лишь сильнее любить, чувствительней страдать, и с безумным нетерпением ждать прибытия домой. Этот момент возвращения на родную землю был самым волнующим и желанным для моряков–подводников…

 

 

                                                                         Глава 11

 

Боевой поход близился к концу. Позади десятки тысяч пройденных морских миль. Успешное выполнение секретного задания. «Мурена» шла на двадцати четырех узлах, держась на глубине двухсот метров. Подниматься выше опасались, чтобы не быть замеченными с разведывательных американских спутников, и чтобы не намотать на винты рыбацкие тралы, что уже неоднократно случалось со многими подводными кораблями. Заклинив сетями гребной вал, этим лодкам приходилось идти на срочное всплытие и вызывать помощь, срывая всю скрытность операции.

Прощупывая сонарами океанские глубины, атомоход пробивал себе курс, сквозь безмолвную, холодную, лежащую в полной темноте, толщину атлантических течений. Все установки работали нормально. Два огромных винта толкали «Мурену», которая, как и ее одноименная жительница глубин, развивала максимальную скорость в тридцать узлов под водой. Реакторная установка не беспокоила. По всей лодке были расположены датчики, и радиационный фон был в абсолютной норме. Команда отсыпалась. Командир и офицеры корабля могли несколько расслабиться. Напряжение боевого похода, проведенные испытания, последние произошедшие события на базе «Дружный-4», психологически вымотали экипаж корабля. Сейчас шли домой в Видяево, в Ара-губу. Казалось сто лет прошло после торжественного прощания…

 

Капитан медицинской службы – Михаил Андреевич Бычков, врач команды, находился у себя в лазарете. Слава Богу, личный состав в порядке, больных и увечных не было. Обращались временами за таблетками от головной боли, да пару человек с зубной болью. С ними он не церемонился. Ставил анестезию и вырывал больной зуб. Научился этому на курсах повышения квалификации в Видяевском морском госпитале.

 Там-то он и увидел Людмилу Сергееву. И как натура тонкая, чувствительная, нервная, понял сразу, что эта женщина и есть его идеал, то, что он искал всю жизнь, то, чего казалось, не должно было существовать. Человек далеко не глупый, понимал, что не может быть идеальных женщин, но как неисправимый романтик желал верить, будто они  все же есть, и созданы совершеннее мужчин. Познакомился и сразу растаял. Нес какую-то чепуху, суетливо говорил комплименты и банальности, терялся, не находя нужных фраз… Она только смеялась сверкая глазами светло-зеленой глубины.

У него была в прошлом неплохая, в общем-то, симпатичная молодая жена. Но по какой-то, скорее всего глупости, пока он был в дальнем походе, изменила ему. Рассказала обо всем сама, много плакала, очень просила простить. Не простил… Тихо, без скандалов, разошлись, разъехались. Он потом долго удивлялся ее честности. Ведь могла бы и ничего не сказать ему, а сам он, скорее всего не догадался бы. Не оценил тогда. Обиделся.

Но Люся… Ей он простил бы десятки измен… Хотя идеальные женщины не изменяют. Он знал, что она замужем, и очень любит мужа. Это только поднимало ее в его глазах, возносило на недосягаемую высоту. Вот тогда-то он и понял поэтическое выражение «дама сердца». Это было, несомненно, выше земных отношений между мужчиной и женщиной. Приятно сознавать, что на свете есть богиня, олицетворяющая своим существованием всю красоту человеческой природы. В это хотелось верить, мечтать, и хотя понимал, что не все так, желал заблуждаться и любить.

 Вскоре узнал, что его переводят на «Мурену», где старший помощник ее муж. Пошел на хитрость – принес в госпиталь фотоаппарат и поснимал на восьмое марта всех сотрудников. Сделал ее фото, поставил в рамочку, и сейчас она всегда была с ним. Доставал из чемодана, любовался молча, вспоминая ее походку, голос… Что в ней было такого особенного, не понимал. Как и тысячи других мужчин поселка, признававших ее самой красивой и эффектной женщиной.

Вечерами, просматривая альбомы с репродукциями фламандцев, думал о ней, ее совершенстве. Она была ведь не только красива, но и умна, очень образована, начитана, и не хуже его разбиралась в искусстве. Он много раз говорил с ней о живописи, и все поражался, с какой легкостью она вспоминает картины Караваджио и Ботичелли, Дюжардена и Фабритиуса,  Аверкампа…

 

В дверь робко постучали.

– Да, войдите, – капитан торопливо убрал фото.

Вошел смущенный матрос Нос.

– Чего тебе? – Михаил Андреевич посмотрел на него внимательно. – Ну-ка подойди поближе. Смотри сюда – показал палец.

Нос смотрел, немного не фиксируя взгляд.

–Голова болит?

-Да. Дайте, пожалуйста, таблетку какую-нибудь…

Врач осмотрел голову. Сбоку, ближе к затылку, прощупывалась приличная шишка, и виднелась свежая ссадина.

– Да тебе братец в лазарете лежать надо. У тебя, скорее всего, сотрясение мозга.

 - Ничего, уже проходит, дайте таблетку да я пойду, – матрос смотрел просительно.

– Ну-ка раздевайся полностью. Быстрее давай.

Нос остался стоять в одних трусах. Капитан внимательно осмотрел его. Никаких больше синяков или ушибов не увидел.

– Одевайся. Кто тебе такую шишку поставил?

-  Я сам ударился о броняшку.

– Сам? Кому ты рассказываешь?

-  Честное слово, сам… – Василь опустил глаза.

– Тебя не тошнит? Голова не кружится?

-  Нет.

–Ладно, на вот тебе две таблетки. Будет болеть голова, немедленно ко мне!

– Есть! Разрешите идти?

- Ступай,– Михаил Андреевич задумался. Надо бы его на всякий случай положить здесь в лазарете, понаблюдать. Да койка занята, инженера выселять придется… Решил все же посоветоваться, поговорить со старпомом.

Постучал в каюту, вошел. Андрей Семенович сидел за столом, что-то писал. 

–Привет, Андрей! – отношения из-за Людмилы были немного натянутыми, хотя как-то засидевшись в кают-компании, выпив по чарке крепкого медицинского спирта, по-хорошему побеседовали, объяснились. Андрей все понимал и конечно зла не держал, но какой-то осадок, все же, оставался.

–Привет, Миша, садись… - старпом не удивился приходу гостя. – Что у тебя?

- У матроса Носа сотрясение, думаю «годковщина».

Капитан третьего ранга побледнел от злости.

–Кто? Не сказал? 

- Нет. Да и не скажет, скорее всего. Ты разбирайся сам. А Носа надо бы на пару дней в лазарет положить.

–Слушай, но там же, инженер… - старпом на секунду задумался. - Сейчас ночь уже, спят все, давай завтра с утра я его на койку Носа переселю, пусть  доспит спокойно. Или срочно нужно?

- Да нет, в общем-то. Дал ему обезболивающее…

 

                                                                         * * * * *

Старшина первой статьи Алексей Чукин, дослуживал последние месяцы. Осенью домой, и нужно готовит себе замену, иначе до Нового Года не отпустят. Такова была традиция на лодке, да и на всем флоте. Чукин – специалист первого класса, сразу после учебки попал на «Мурену» в БЧ-5 (дивизион движения), где и получил специальность - оператора системы контуров автоматического охлаждения ядерной силовой установки. Это и был его боевой пост. В сущности, не было ничего сложного.

Нес вахту, наблюдая за манометрами давления и несколькими круглыми циферблатами, показывающими температуру в правой и левой реакторной установке. Избыточное тепло отводилось трубами радиаторов, которые охлаждались забортной водой. При повышении температуры стрелка подходила к красной полосе, и нужно было совсем немного повернуть правый или левый вентиль – краны впуска воды. Задача несложная, но ответственная. Показания дублировались в Центральном посту, и необходимо было тщательно следить за термометрами. А тут еще один прибор капризничал. Приходилось быть внимательным. Пока все шло нормально, прибор работал исправно.

Сам старшина родом из небольшого городка Тогучина, затерянного где-то в заснеженных просторах Западной Сибири. Призывался осенью 1986 года, и сполна хлебнул тяготы флотской службы. Как и положено, первые полтора года летал как дух. Парень сообразительный и расторопный, не вызывал особых нареканий у старослужащих. Потом старшинская учебка в Североморске, и служба пошла гораздо спокойнее.

 Находясь в увольнении, на дискотеке в Видяевском Доме Офицеров, познакомился с симпатичной девушкой Ларисой, местной, дочерью старшего мичмана Дорофеева с шестого продовольственного склада. Стали, правда, редко, встречаться. Пока только лишь дружили, целовались пару раз, но Алексей был от нее без ума. Она чуть старше его и уже была замужем, но разлюбила и развелась. Имела маленькую смешную дочку Катюшку.

Чукин планировал после демобилизации жениться, и окончив школу мичманов и прапорщиков, остаться служить на «Мурене». Все представлял, как он с дочкой будет гулять по широкому бульвару, а вокруг будут звонко петь малиновки и кружить возле распускающихся цветов дикие пчелы. Он станет рассказывать Катюшке о Сибири, бурых страшных медведях, трескучих морозах, о степных  снежных вьюгах. Дома его будет ждать любимая жена, готовить вареники. А потом, в отпуске, они всей семьей поедут в Тогучин…

Их, операторов ядерной энергосиловой установки, было восемь человек. К нему, как идущему на дембель, и прикрепили молодого матроса со смешной фамилией – Нос.

Василь особой смекалкой (скорее всего из-за малого срока службы) не отличался. Постоянно голодный, уставший, он всегда хотел спать. Когда старшина Чукин заставлял его учить матчасть, давал изучать какие-то схемы трубопроводов, коммуникации реакторной установки, он ничего не понимал, хлопал глазами и смотрел непонимающе. Веки слипались, текст расплывался, схемы превращались в сложный узор. Василь клевал носом и быстро отключался. Надо отдать должное, Чукин бился с ним долго и терпеливо, объясняя устройство и принцип действия агрегатов. Совершенно измотавшись, потеряв терпение, старшина не выдерживал, отпускал оплеухи. После этого, правда ненадолго, Нос соображал гораздо лучше, и уже не срывался в дрему. Но уже минут через  десять все повторялось опять. Новый подзатыльник приводил его в чувство, и Василь старательно слушал, записывая для себя в тетрадь особо сложные моменты.

Командир БЧ-5 капитан третьего ранга Сивоконь, офицер огромного роста, и пугающего своим свирепым видом молодых бойцов, приказал за время похода полностью освоить матчасть, и пообещал спросить за это с Чукина.

Вот и сегодня вечером старшина нес вахту на своем боевом посту, внимательно следя за показаниями приборов. Уставший Василь Нос сидел рядом и слушал, как Чукин бесцветным голосом объясняет что-то, водя пальцем по цветному орнаменту схемы, расцвеченной какими-то малознакомыми значками. Голос слышался все глуше, отдаленней, словно сквозь закрытую дверь. Нос отключился…

Разъяренный старшина схватил недотепу за шиворот, встряхнул, сильно толкнул вперед. Василь, не устояв от неожиданности на ногах, врезался головой в переборку и на несколько секунд потерял сознание. Очнулся, видя, как над ним стоит старшина и орет что-то в лицо. Чукин рывком поднял его, усадил на стул. Василь держался за голову. Капала кровь… Старшина велел идти умыться. Окатился холодной водой, стало легче. Голова немного болела, но гудеть и кружиться вроде бы перестала. Алексей осмотрел голову, извинился. Да Василь и сам на него не обижался, понимал, что своей несообразительностью мог, кого хочешь разозлить.

 Вообще-то Чукин ему нравился. Защищал от нападок других «годков», был справедливым. Нос очень хотел быть похожим на своего старшину. Он его очень уважал, и терзался, что никак не мог освоить специальность. Сказывалась нехватка технических знаний. В сельской школе учителя даже представить не могли, с каким сложным оборудованием придется работать их ученикам.

Сидели с Алексеем, разговаривали по душам. Чукин расчувствовался и разрешил обращаться к нему по имени. Ему, это было видно, стало очень неудобно за случившееся. Василь ни за что на свете никому бы не рассказал об этом, не выдал старшину, хотя знал как замполит и командиры борются с «годковщиной».

 

Голова все же сильно разболелась, и Чукин отправил его в лазарет за таблетками. Лекарство сняло боль, и Нос вернулся на боевой пост. Через какое-то время зазвонил телефон внутренней связи. Старшину первой статьи вызывали на Центральный пост. Вместо того, чтобы разбудить подвахтенного, Чукин решил доверить пост дублеру-матросу Василю Носу, которому давно уже объяснил как следить за приборами…

На ЦП дежурный офицер направил его к старпому. Алексей постучал, вошел в каюту, доложил о прибытии.

–Чукин, сукин ты сын, ты что делаешь? – из глаз капитана третьего ранга сыпались искры.

– Под трибунал захотел? – Андрей рассвирепел не на шутку. – Ну-ка рассказывай, а то отправлю к замполиту разбираться…

Старшина, запинаясь, стал говорить. Он на самом деле очень сожалел о случившемся. Уважал старшего помощника, знал, что он справедлив, и не стал ничего скрывать.

–Ладно, Чукин. Сейчас отправляй Носа спать. Завтра с утра определю его в лазарет на несколько дней, доктор за ним понаблюдает. У него видимо сотрясение. Дело серьезное… Иди и моли Бога, чтобы все обошлось…

 

А Василь Нос в это время сидел на посту и внимательно смотрел на дрожащие стрелки приборов. Палуба под ногами мелко вибрировала, тихий шум работающих электродвигателей убаюкивал, окутывал мягкими облаками сна. Веки слипались, казалось, будто медленно проваливаешься в вязкую, плотную пуховую пелену и, зависая в неподвижности, паришь легким облаком в невесомом сине-голубом просторе. Привиделась родная деревня Черемшанка, колосящиеся поля пшеницы и ржи. Они с отцом стоя по колено в мягком сочном ковре ярко-зеленой травы-люцерны, косят и косят, размашисто, сильно… Вокруг все искриться и сверкает, жаркое солнце нещадно палит обнаженные спины. Птицы сходят с ума, рассыпая звонкие трели, и быстрыми стрелами пролетая над головой. Беспрерывный стрекот кузнечиков оглушает непередаваемой красоты музыкой. Запахи скошенной травы и цветочной пыльцы, сливаясь воедино, сладким ароматом проникают, пронизывают, кружат и кружат голову. Подходит такая родная, постаревшая мама и, протягивая кринку холодного, терпкого на вкус парного молока, ласково смотрит, качая головой. А Василь все пьет, пьет, молоко стекает с его губ, струится по загорелой груди. Он все пьет, не может никак напиться…

Будто что-то толкнуло. Нос открыл глаза и непонимающим взглядом смотрел на приборы. Вдруг увидел, что стрелка одного из приборов зашла далеко за красную черту. Вскочил испуганно, быстро-быстро закрутил вентиль, открывая кран подачи на полную. Ледяная вода хлынула в раскаленные трубы охлаждения правого контура ядерного реактора. Радиаторы, не выдержав огромного перепада температур, треснули.

 Давление в правом контуре медленно, незаметно, начало падать. Стрелка постояла немного на красной линии, и постепенно сползла на место. Василь прикрыл вентиль…

 

В подавленном состоянии Алексей Чукин возвратился на пост. Сразу, ни о чем не спросив, отправил Носа спать. Сел, глядя бессмысленным взглядом на стрелки приборов. Долго сидел в состоянии какого-то оцепенения, вспоминая разговор со старшим помощником. Корил себя за проявленную несдержанность.

Вдруг взгляд остановился на манометре, показывающем давление в компенсаторах объема. Старшина всполошился, пытаясь закрытием соответствующих клапанов поднять давление. Раздался звонок с Центрального поста.

 – Чукин, что у тебя происходит? – голос дежурного по кораблю взволнован. – Спишь там, что ли?

 - Никак нет. Сам не пойму в чем дело, – Алексей растерялся. Стрелка манометра заметно падала.

 Вдруг, в полнейшей тишине, загрохотали колокола громкого боя, повсюду затрещали, запульсировали ярким светом таблички – «Внимание! Радиационная опасность!». Взволнованные офицеры кинулись на Центральный пост. Командир БЧ-5 Сивоконь, доложил обстановку:

– В 01.45 оператор контуров охлаждения ядерной энергоустановки левого борта, обнаружил падение давления в правом контуре, и падение давления в компенсаторах объема.

 – Причина? – Никифоров позеленел от ярости.

 – Разбираемся, товарищ командир.

 – Кто на вахте? Срочно ко мне! 

Прибежал Чукин, рассказал, как вернувшись от старпома, обнаружил падение давления. Вызвали Носа, тот плача пролепетал как крутил вентиль…

Картина аварии более-менее прояснялась. Вероятно трещина в трубопроводе. Уровень радиации в реакторном отсеке постепенно повышался. Максимально приглушили реактор левого борта, отключили парогенератор. Одевшись в защитный костюм, капитан третьего ранга Сивоконь, прошел к системе охлаждения и обнаружил малую течь на не отключаемом участке. При выполнении мероприятий по локализации течи, неожиданно произошел разрыв. Вода из лопнувшего трубопровода поступила в трюм реакторного отсека. В срочном порядке всплыли на поверхность. «Мурена» находилась в трехстах пятидесяти километрах к югу от острова «Медвежий», всего лишь в сутках пути до базы. Дали шифрованную радиограмму. Получили приказ – на дизелях, в надводном положении, двигаться в Ара-губу. Личный состав начал своими силами проливку реактора. Уровень радиации повышался и уже превысил предельно допустимую норму в два раза.

К 17.00 25 июня БПК «Симферополь» доставил на «Мурену», группу офицеров штаба эскадры подводных лодок во главе с начальником электромеханической службы флота. Недовольный случившимся начальник ЭМС вмешался в процесс расхолаживания главной энергетической установки. Для уменьшения утечек активной воды он отдал приказание на снятие давления с 1-го контура.

 Командир лодки и командир дивизиона предупредили начальника о нарушении требований инструкции: снятием давления прервется промывка активной зоны, что недопустимо.

Начальник ЭМС в грубой форме отверг их доводы, а командира дивизиона движения отстранил от исполнения обязанностей за отказ выполнять сомнительные указания. В таких условиях личный состав совершил при переключениях ошибки. В результате, нарушение режима промывки привело к пережогу активной зоны реактора и выносу продуктов деления в трюм отсека. Урановые стержни начали подгорать, и через некоторое время активная зона реактора раскалилась до предела и сплавилась. Радиоактивность резко подскочила, в 38 раз превышая предельно допустимую норму.

Начальник перебрался на «Симферополь» отдав приказ оставить на лодке минимальное количество команды, и идти на дизелях в базу…

 

Для управления лодкой и обслуживания аварийного реактора требовалось не менее двадцати человек. Остались все десять офицеров и все двенадцать мичманов экипажа. Во главе с командиром БЧ-5 капитаном третьего ранга Сивоконем, они, одевшись в защитные костюмы, которые уже и не могли помочь при такой большой дозе облучения, пытались всеми силами сдержать взбесившуюся радиацию. До базы на дизелях идти было более суток. Никифоров последний раз командовал «Муреной». Он хорошо понимал, что все они, оставшиеся на лодке, обречены. Так долго принимать чудовищную дозу радиации – это смерть.

 Командир был безгранично благодарен всем кто остался. Они своими жизнями спасали жизни других. Спасали оставшуюся  «Тангарру», показавшую великолепный результат. Спасали свою честь советских подводников, воинов, до конца выполнивших свой долг. Сергей понимал, что в случившейся катастрофе, так или иначе виноваты очень многие, и он в первую очередь, ведь командир отвечает за все на корабле. Он стоял на мостике ходовой рубки и внимательно вглядывался в серые холодные волны, с тихим пенным шипением заливающие верхнюю палубу.

 Подошел старший помощник.

 –Как ты, Серега?

 - Нормально. Как обстановка?

- Ничего нового. Поджариваемся потихоньку… - Андрей Семенович все понимал, считая себя одним из главных виновников.

–Ты, Андрей не терзайся. Нет твоей вины. Люся была права… - Сергей неторопливо, торопиться теперь было уже некуда, рассказал о предчувствиях Людмилы, о последнем прощании. Андрей слушал очень внимательно, удивленно глядя на командира.

–Видно судьба нашего похода была давно уже предрешена, и она это почувствовала. Мистика какая-то… Ты же видишь, здесь нет конкретной вины, целая цепь случайных совпадений. Так не должно было случиться…

На мостик поднялся доктор с бутылкой разведенного спирта.

–Я, товарищ командир, об одном жалею, что отпустил Носа, не оставил в лазарете, – капитан плеснул в чарку, протянул Никифорову.

–Пустое это все, оставьте Михаил Андреевич, не мучайте себя. – Сергей залпом опрокинул стакан. – Это судьба…

Командир спустился вниз.

Выпили со старпомом, помолчали, глядя как далеко в сиреневой дымке, проглядывают сквозь мглистый горизонт заснеженные верхушки айсбергов. Не к месту вспомнили «Титаник», улыбнулись. Выпили еще по одной, закурили, настроение несколько поднялось.

– Эх, Андрей, завидую я тебе, у тебя хоть Людмила была!.. Какая женщина все-таки!..

- Вот именно, Миша, была… - Андрей вспомнил свои беспочвенные ревностные подозрения, частые скандалы… - А я ведь и к тебе ревновал ее, готов был разорвать… Прости.

–Да, Андрей, нелегко обладать сокровищем. Ну да ладно. Дело прошлое.

– Прошлое… – старпом надолго задумался, вспомнил сына… - А у тебя детей нет?

- Нет. Мне легко, я один. Мать только в Новороссийске осталась. Жалко ее – капитан нахмурился. – Да что мы с тобой расклеились? Все будет нормально. Как и должно быть.

- Пьем? – Иван Ильич появился как всегда там, где его не ждали. – И мне плесните – замполит безрадостно шутил. – Ничего товарищи, не отчаиваетесь, у нас медицина лучшая в мире, даст Бог, подлечимся.

–А Вы, товарищ  капитан второго ранга, о Боге смотрю, заговорили… -  капитан Бычков иронично улыбался.

–Заговоришь тут с вами, не только Бога, но и всех святых вспомнишь. Давай Михаил еще наливай.

Так неспешно беседуя, прикончили спирт. А куда было спешить? Поход закончился, служба закончилась, жизнь заканчивалась…

«Мурена» развив полный ход, мягко покачиваясь на невысокой волне и завывая дизелями, обреченно шла домой. На носу несла гюйс, а на корме государственный флаг Советского военно-морского флота. Она еще была в строю, числилась в морском реестре. Еще несла полное боевое торпедное и ракетное вооружение, еще была грозной силой, раненой в самое сердце, но все еще борющейся за свое существование. Капитан третьего ранга Сивоконь с командой делали все возможное, чтобы не допустить ухудшения и так уже катастрофической ситуации.

БПК «Симферополь» с перебравшимися 115 членами экипажа «Мурены» и командированными специалистами, забрав всю секретную документацию об испытаниях нового оружия, прибавил оборотов и, набрав полный ход, торопливо пошел в Североморск. Оттуда, на транспортном самолете всех переправили в Ленинградский морской госпиталь при военно-медицинской Академии. Все остались живы, получив разные дозы облучения, были комиссованы по здоровью, и переведены на пенсию по инвалидности, как и ликвидаторы последствий Чернобыльской катастрофы.

Старшину первой статьи Алексея Чукина и матроса Василя Носа, долго держали под следствием, досконально разбираясь в причинах трагедии. В конце концов, объявили условные сроки. Как в дальнейшем сложилась судьба этих двоих – неизвестно…

 

                                                                         * * * * *

Ранним туманным утром 27 июня 1989 года, в холодные, мрачные воды Ара-губы, на малом ходу в надводном положении, вошел атомный ракетный крейсер «Мурена». Медленно пробираясь по извилистому заливу, неслышно перемигивался со скрытыми высоко в сопках постами. Наконец, впереди, показались такие знакомые, покрытые свежей летней зеленью, берега базы. Доложили о прибытии, и получили ответ – следовать на позицию 07, в одну из штолен. Возвратились ровно туда, откуда более полутора месяцев назад торжественно уходили на боевое задание. Лодка тихо вошла в узкий коридор и скрылась в граните…

 

 

                                                                        Глава 12

 

О случившейся на лодке аварии, в Видяево узнали 26 июня, накануне прибытия атомохода с неуправляемой реакторной установкой. Командование гарнизона собрало всех членов семей моряков «Мурены» в Доме офицеров. Успокаивали, говорили, что ничего, мол, страшного не произошло. Лодка идет своим ходом на дизелях, и уже завтра прибудет на базу. Все члены экипажа живы.

На вопрос о полученной дозе облучения, отвечали уклончиво. Сказали, что всю команду после возвращения, не теряя драгоценного времени, отвезут на базу Росляково, где стоит полк морской авиации. Оттуда сразу же,  на военно-транспортном самолете отправят в Ленинград. Там в закрытом научно-исследовательском институте, принадлежащем министерству обороны, и будут проходить дезактивацию и дальнейший курс реабилитации. Очень просили женщин не волноваться и спокойно ждать. На вопрос о причинах катастрофы ответить не могли, действительно не знали сами.

Люди просили хотя бы на несколько минут увидеться с близкими, на что им категорически было отказано. И следовать за машинами на аэродром, запретили. Пообещали собрать всех здесь же через несколько дней,  когда обстановка несколько проясниться, и обязательно сообщить о результатах.

 

На следующий день по идущей через поселок дороге, в Росляково проследовал на огромной скорости кортеж из нескольких мощных, крытых наглухо брезентом, грузовиков «Урал».

На шоссе были выставлены посты, никого не пропускающие и дающие возможность машинам беспрепятственно мчаться, мигая синими проблесковыми маячками, и завывая сиренами. В Видяево трассу оцепили с обеих сторон сплошным строем матросов. За оцепление не пускали, несмотря ни на какие мольбы. Особо настойчивых сразу уводили в комендатуру. Люди стояли вдалеке, большой взволнованной, бурлящей толпой.

Наконец показался эскорт. Подъезжая к поселку, еще более увеличили скорость и, натужно ревя моторами, промчались, словно мрачные тени. Народ закричал, загомонил встревожено. Из-под пыльного закрытого брезента кузовов махали кому-то чьи-то руки. «Уралы» ушли.

Все случилось очень быстро, обыденно как-то. Женщины плакали, вытирали измученные тоской неизвестности, в один миг постаревшие, прекрасные в своей мужественной терпеливости, красивые, созданные для счастливой жизни, мокрые от горьких соленых как морская вода, слез, похожие друг на друга, печальные лица. Все были здесь. И Людмила, и Ольга, и Жанна Олеговна, и Ирина. И остальные жены подводников, заплаканные, несчастные, отчаявшиеся от полной безысходности. Кричали, махали вслед руками, провожали, будто в последний путь своих выполнивших воинский долг, верных присяге, боровшихся до конца, далеких уже теперь мужей, неумолимо несущихся к Вечности…

Люся вспомнила пророческие слова загадочной девушки Лукии. До нее только сейчас дошел страшный смысл предсказания. Ей опять стало очень плохо. Мутило, голова кружилась, сердце готово было разорваться от горя…

Все вместе подруги, поддерживая друг друга под руки, медленно пошли домой к Ольге. Пили какие-то таблетки, корвалол, что-то еще, принесенное из госпиталя Людмилой. Пытались успокоиться, утешить разболевшиеся горящие души. Нужно было обязательно что-то делать, иначе можно сойти с ума. Долго говорили, обсуждали, плакали. Наконец решили. Оставить детей с Ириной, а самим лететь в Питер, к Ольгиной матери. И там уже узнавать судьбу мужей. На следующее утро они, вместе с присоединившимися к ним несколькими женщинами ехали рейсовым автобусом в Мурманск. Вечером, не без труда, пробив через комендатуру аэропорта билеты, летели в Ленинград.

Поселились в большой квартире, где одиноко проживала Ольгина мать. Здесь Ольга родилась, провела юность, встречалась с Сергеем… Остальные прилетевшие женщины тоже разместились у родственников.

 Обзвонили проходящих службу в Питере, на различных должностях, знакомых офицеров. Они пообещали помочь и все узнать подробнее. К вечеру следующего дня жены подводников знали, что их мужья находятся в закрытом НИИ при медицинской военно-морской Академии. Попасть туда невозможно.  Вход запрещен всем, кроме сотрудников института. Команда из 22 человек проходит активный курс терапии.

 Больше ничего узнать было нельзя, все данные о больных строго засекречены. Дали адрес Академии и уговорили начальника, генерал-майора Тихомирова, принять делегацию из Видяево. Через день восемь женщин сидели в генеральском кабинете. Разговор вышел совершенно бестолковым. Тихомиров не имел права говорить ничего конкретного, отделывался общими фразами, пряча глаза за стеклами очков. Людмила, как опытный врач, выпытывала у него подробности лечения, пытаясь хотя бы по таким косвенным признакам определить дальнейшую судьбу моряков. Генерал уводил разговор в сторону, ссылаясь на абсолютную секретность. Женщины все же поняли, что доза облучения высокая, и как минимум подводников ждет инвалидность.

Пытали одно – будут ли живы? Когда можно их увидеть? Услышать по телефону? Ни одного конкретного ответа, ни одного, хотя бы немного вселяющего надежду слова. Одни недомолвки и умалчивания. Генерал Тихомиров был все же человеком порядочным, совестливым. Он не мог врать им в глаза, обещать невозможное. С другой стороны был скован строжайшими инструкциями. Пообещал принять их через две недели, сухо попрощался… Совершенно обескураженные женщины, молча, покинули приемную. Что делать дальше, они не знали…

 

                                   * * * * *

Ядерный реактор «Мурены» совершенно выходил из-под контроля. Урановое топливо продолжало плавиться, и никакие мероприятия по остановке процесса не имели шансов на успех. Радиационный фон только усиливался, и ситуация грозила обернуться новой катастрофой. Люди в тяжелых защитных костюмах, сняли с ракет, в первую очередь с «Тангарры», ядерные боеголовки, вынули детонаторы из торпед, вытащили все шифрдиски с ЗАСовских аппаратов.

Из Североморска пришел большой противолодочный корабль «Адмирал Юмашев».

Чистым ранним утром взяли разоруженную, извергающую несчетное количество рентген, лодку, на длинный буксир, и в полном, траурном молчании, повели «Мурену» в свой самый последний поход к Новой Земле, где и остановились в 18 квадрате. Обрубили трос, и на полном ходу вошли в боевой разворот. С расстояния в шестнадцать кабельтовых, выпустили торпеду из левого носового аппарата. Промахнулись… Торпеда прошла в нескольких метрах от носа лодки. Опять легли в развороте…

«Мурена» тихо покачивалась на волне. Одинокий, гордый подводный корабль погибал не в бою. Его убивали свои, как смертельно больное существо, как жертву несовершенства человеческой природы, как опасный объект. «Мурена» выполнила все, что от нее требовалось, ни разу не подвела моряков, исправно и быстро выполняла все команды и задачи. Двадцать четыре года она была домом для многих подводников. Чего только она не видела в своей долгой жизни… Теперь пришло ее время.

В небе ярко, очень ярко, сияло ласковое летнее солнце. Над водой, что говорило о близости земли, носились белые чайки, что-то хрипло кричали и, пикируя с высоты прямо в холодные волны, выскакивали, зажимая в клювах трепыхающуюся рыбу. Синее небо в аквамариновой лазури, звенело в прохладной выси и бесстрастно взирало, уверенное в своей бескрайней бесконечности. Тихое, спокойное море осторожно билось в борта.

 Лодка стояла и ждала сокрушительного удара. Она знала, что ее последнего командира и последней команды уже нет в живых. Они сделали все возможное, спасая ее и себя. «Мурена» была уверена, что встретит их. Там, на недосягаемой глубине они опять будут вместе, чтобы уже не расставаться никогда. «Мурена» была боевым кораблем и ей претила сама мысль о смерти на корабельной свалке. Ее стихия - океан, ее космос-глубина, ее предназначение - морской бой, скорость, полет в морской тишине, покорение океанской бездны. Позади многие десятки, а может и сотни тысяч пройденных миль, дальние боевые походы, стрельбы, пуски, испытания… Она была послушной, верной воле человеческого разума, и он же, создавшей ее совершенной, погубил ее своим несовершенством…

Над лодкой появился и завис сверкающий раскаленный добела, небольшой светящийся шар…

Из правого носового торпедного аппарата «Адмирал Юмашев» выпустил на волю смертоносный боевой заряд. Огненный шар поднялся выше… 

Страшной силы взрыв, разорвал оглушительным треском звенящую тишину. Лодку заволокло смрадным от сгоревшей взрывчатки дымом. Огромное черное клубящееся облако высоко поднималось в небеса, медленно, величественно расползаясь, растворяясь в хрустальном воздухе. Казалось, это сама душа «Мурены» растворяется, исчезает в бесконечности, соединяясь с душами погибших кораблей. Когда дым рассеялся, ни лодки, ни неизвестного летающего объекта, уже не было. Лишь останки бывшего атомного ракетного крейсера, неторопливо опускались на грунт…

 

                                 * * * * *

Долгие две недели не находили себе места жены подводников. Каждый день звонили в Академию, в надежде узнать хотя бы какую-нибудь новость о больных. Слушали нарочито бодрые отговорки о стабильном состоянии, проводимом терапевтическом курсе, плазмоферезе…

Наконец позвонили в приемную Тихомирова, договориться о встрече. Но генерала не было, и дежурный офицер сказал, что будет не скоро, советовал ехать домой. Женщины поняли все… Они, давно были готовы к этому, и приняли удар с мужественным спокойствием. Слез уже не было. Они просто кончились, иссякли, высохли, как высыхают под палящим солнцем бурные реки несущие очищение…

Какое-то горькое понимание зыбкости, краткосрочности человеческого существования, всего лишь мгновения, вспышки жизни, ощущение смертельного дыхания и присутствие чего-то неведомого, большого, того, куда навсегда ушли их мужья, все это пронзительным чувством озаряло исстрадавшиеся в невыносимой муке, любящие сердца. Казалось, все разделилось на до и после. Время застыло в ярких картинках счастливых воспоминаний…

 

                                                                           * * * * *

 Через год в поселок Видяево привезли огромный обломок гранитной скалы. Установили напротив Дома офицеров, в небольшом зеленом парке. Прибили мраморную доску с выбитыми золотом 22 фамилиями подводников. Последнюю команду К-192 «Мурена», посмертно наградили боевыми орденами…

 

                                                                           * * * * *

А 26 декабря 1989 года, Людмила Сергеева родила красивую девочку со светлым лицом и чистыми, изумрудной глубины глазами, очень похожую на Андрея. Девочку назвали Лукией…

 

 

                                                                                                                              Январь 2011г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Другие произведения автора:

Красная Грива

Чуйский тракт

Осенью...