Гениальный Графоман

  Психотерапевт Шольц,  полноватый коротышка с щёлками блестящих глаз, сложил пухлые руки перед собой, упершись локтями о стол, и сказал:
- Я весь  во внимании, господин Мясин.
Аккуратно подстриженный седоватый брюнет пошевелил широкими плечами, толстыми пальцами оправил полы пиджака цвета шахматной доски и откинул грузное тело на спинку кресла.  Свои длинные  ноги, обутые в кожаные сапоги, он вытянул так вальяжно, что доктору  пришлось подобрать свои ступни в лакированных ботиночках под себя.
- Моя дочь ушла из дома и живёт у проходимца.
Мясин замолчал и в ожидании смотрел на Шольца, слегка прищурившись, поскольку лысина последнего, обрамлённая чёрными кудряшками, сверкала под изобилием люстр.
- В чём же проблема? - вкрадчиво произнёс доктор. 
- Вы не понимаете? - воскликнул Мясин. - Дочь председателя  Верховной Коллегии Избранных Персон в руках негодяя!
- Кто он, собственно говоря?
- Абсолютный подонок.
- Нет, - доктор кисловато улыбнулся. - Имею в виду, чем он занимается?
- Ничем!- губы Мясина изобразили презрение. Он пожал плечами и добавил: - Пишет что то. 
- То есть, писатель, - кивнул Шольц и чиркнул что то у себя на листке. - Известный? Как его зовут?
- Вы уморите меня! -  воскликнул Мясин с  усмешкой. - Таких писак в сети больше, чем людей на планете. Они пишут настолько бездарно, что, им приходится скрывать свои имена и прятаться за вымышленными никами.  Этот обозначил себя как Пизов, хотя лично я бы вставил туда ещё одну букву.
- Предлагаю не акцентироваться на эмоциях, - мягко произнёс Шольц, - а сосредоточиться на сути проблемы. Сколько лет вашей дочери?
- Двадцать пять.
Доктор кивнул, проглотил комок в горле и, почти шёпотом произнёс:
- Психических отклонений у неё не наблюдалось?
- Да вы что?! - вспыхнул Мясин и резко согнул ноги. - Она моя дочь!
- Это прекрасно, - Шольц постучал ногтями по столу. - Таким образом, она вполне вменяемая и дееспособная гражданка.
- Разумеется, - проворчал Мясин и вновь протянул ноги, широко расставив. - К чему вы ведёте?
- Она в праве совершать самостоятельный выбор.
- О чём вы, доктор? - Мясин сильно прищурился на Шольца. - Вы часом не либерал? Какое такое право у ребёнка позорить и огорчать своего отца и благодетеля?
- Нет, нет, - вскинулся Шольц, вздев розовые руки и положив их ладонями на стол. - Я далёк от политики. Я лишь изучаю возможные подходы решения вашей проблемы.
- Тогда говорите дело, а не глупости.
- Если вас не устраивает то, что он неизвестный, почему бы вам не сделать его известным.
- Исключено.
- Уверен, вам это по силам.
- И не подумаю!
-  Почему?
- Он гадит на Верховную Коллегию! Пишет гнусные статейки, утверждая, что мы самозванцы и прислуживаем властям. Хотите, чтобы я раскручивал подлого низкого клеветника?
- Вы, безусловно, правы, - доктор кивнул. - Это очень недостойно с его стороны.
Мясин выжидательно смотрел на Шольца, который, наморщив лоб,  в задумчивости крутил в пальцах ручку.  Наконец он посмотрел пристально в глаза Мясину и произнёс:
- Сделайте так, чтобы его произведения засыпали комментами, прямо и косвенно именующими его гением.
Мясин нахмурился и с раздражением произнёс:
- Это ещё зачем?
- Если систематически внушать ему мысль о его гениальности, то он непременно поверит в это. Помните, у Пушкина "Я сам обманываться рад" и так далее. Когда он уверует в свою гениальность, то у него сразу встанет вопрос: " отчего же меня не издают, не награждают, не чествуют, и вообще не замечают?"   И знаете ли, нет на свете более невыносимых, грубых, сварливых и деспотичных людей, чем убеждённые в своей гениальности непризнанные писатели. Гарантирую, что  ваша дочь сбежит от него через пару недель.
 Мясин минуту размышлял и ответил несколько умиротворённым тоном:
- Должен согласиться, доктор, это очень искусный ход.
Он достал бумажник, положил на стол несколько сочных купюр, попрощался и вышел.
      Через месяц он вновь появился у Шольца с озабоченным выражением лица и уставшим, потухшим взором.
- Не работает ваша схема, доктор, - унылым тоном произнёс он.
- Вы сумели убедить этого как его, - Шольц уткнулся носом в бумажку, лежащую на столе.
- Пизова, - подсказал Мясин. - Мои люди засыпали его хвалебными комментариями и признанием его гениальности. И он поверил довольно быстро. Жена разговаривала с дочерью, и та , рыдая, рассказала, что избранник её стал совершенно невыносим, целыми днями ничего не делает, бродит по квартире небритый и не чёсанный и ругает всех и вся последними словами. Однажды даже побил её.
- Ну так и всё! - воскликнул Шольц. - Конец истории!
- Какой там конец! - вскричал Мясин, багровея. - К ней приходил следователь, и она наотрез отказалась выдвигать какие либо претензии! " Мы живём, - говорит, - в любви и согласии!"  А жене после сказала, чтобы она в их личную жизнь не вмешивалась.  " Как же так? - возмутилась жена. - Ведь он руки распускает!" а дочь отвечает: "Ну и что! Он гений, и ему тяжело! Я могу от него кое что и потерпеть. В конце концов, кто то должен быть с ним рядом в то время, когда судьба столь не справедлива к нему. И потом, это моя жизнь, мама, пожалуйста, оставь нас в покое!"
Мясин достал платок и вытер вспотевший лоб.
- Что теперь скажете, доктор?
Шольц встрепенулся и унылым тоном произнёс:
- Похоже этот случай не поддаётся лечению.  Это любовь.
- Ах вот как, - Мясин пристально посмотрел на доктора. - И что же теперь делать?
- Смиритесь, - Шольц пожал плечами и тускло улыбнулся.
Мясин шумно встал и вышел из кабинета, не прощаясь. Шольц вздохнул и погрузился в глубокую задумчивость.