Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 28

Дэннер

 

Сколько раненых в битве крутой,

Сколько их в тесноте медсанбатов

Отнимали у смерти слепой

Люди в белых халатах.

Люди в белых халатах

Отнимали у смерти слепой...

 

Голос мой слегка прерывался, но это скорее не от волнения, а от нежелания пропустить возможную опасность. Пока что, никто на меня не нападал, но я ведь знаю, что наш лес – далеко не самое подходящее место для прогулок. Твари попрятались по кустам – чуяли, сволочи, оборотня. И сидели тихо.

Как-то непривычно это было – сознавать себя самой хищной тварью на свете. Я то и дело непроизвольно оглядывал свои руки, которые, разумеется, ничуть не изменились, прислушивался к собственным ощущениям. Нет, ещё не превращаюсь. То есть, превращаюсь, но жажда крови пока что не пробудилась, и это было хорошо. Вот, верну домой Нэйси с Алисой – тогда пусть пробуждается сколько ей угодно. Надо же мне, в конце концов, прикончить Волейнара, или как его там...

Так я и шёл по лесу, периодически отстреливаясь от самых отчаянных и мурлыкая песенки. Пристрелил нескольких упырей, пару раз едва не угодил в ловушки и, наконец, вышел к реке.

Здесь деревья подступали к самой воде, полоща длинные черные ветви в бирюзовых волнах. Вода лениво накатывала на берег, тут же отступая обратно, чтобы затем вернуться вновь. Этот вечный танец можно было наблюдать долго, но времени любоваться на красоты постъядерной природы у меня не было. Завод возвышался впереди, за излучиной реки, темной громадой поднимаясь из леса. Можно было пройти вдоль берега, можно – под сенью деревьев: я знал, что сейчас я в относительной безопасности. Что ж, у оборотней есть свои преимущества, и этого я не мог не признать.

Под сапогами зачавкала раскисшая почва, покрытая бирюзовыми лужицами. Я присел на корточки, черпнул ладонью воды и пригляделся внимательно.

Они были маленькие, очень маленькие. И шустрые. Они носились, словно заведённые, туда-сюда в непрерывном и беспорядочном движении, периодически выпуская в воду бирюзовые облачка. Интересно как... Вода стекала сквозь пальцы и капала на мокрую землю, а маленькие существа оставались на ладони. Мне вдруг сделалось жалко их, и тогда я хорошенько прополоскал руку в луже, но это было бессмысленно – их было слишком много. Откуда они появились? Я не знал. Только понял, что появились они совсем недавно. Может быть, именно им я обязан жизнью – тогда, когда спасал Алису. И Алиса, точно так же, как и я, у них в долгу. С тех пор как они появились, в реке больше нет тварей, и вода не растворяет человеческую плоть, словно бумагу. Какие ещё тут могут быть версии?

Может быть, права Аретейни. Да скорее всего, именно так и есть. Она права. Мы – дети мёртвого мира, убитого нашими предками. Мы – болезнь планеты, паразиты в её совершенной, гармоничной системе. Мы – как вирус в крови, разрушающий здоровый организм.

Откуда же мы взялись?.. Почему мы так сильно отличаемся от тварей и живших когда-то давно на этой планете животных? Мы похожи на ошибку природы, мы ущербны по сути своей. У нас нет шерсти для того, чтобы защищаться от непогоды. Нет и хитиновой брони, охранявшей бы хрупкую плоть от механических повреждений. Мы не имеем ни ночного зрения, ни ушей-локаторов чтобы охотиться, не имеем когтей и клыков чтобы обороняться и добывать себе пищу, наконец, нет у нас и хвостов для поддержания равновесия.

Впрочем, у нас ведь есть разум. Но не он ли привёл нас к собственной гибели много лет назад? Логично ли называть разумом то, что разрушает?..

И мы вынуждены шить себе одежду, готовить еду, чтобы не заболеть чем-нибудь, строить города и делать оружие. Может быть, это не твари – а именно мы и есть настоящие мутанты?..

Я читал что люди – это самая молодая форма жизни на планете, они появились много позже всех остальных животных, и версий их появлению очень много. В одной книге говорилось, что мы эволюционировали из отдельного подвида южных зверюшек, в другой – что нас создали боги, в третьей – что мы явились с другой планеты... Не знаю уж, чему верить. Но ясно вижу: мы чужие здесь. Мы только все портим...

Я старательно обошёл крупный жёлтый огонёк – и вдруг в который раз услышал за спиной едва заметный быстрый шорох. Интересно, кто это за мной идёт от самого города. Был бы это враг – давно бы напал, для этого у него было много оказий. Следовательно – вовсе и не враг даже, а друг. Зачем идёт?.. Может, охраняет?..

Ладно, пусть себе идёт. У него своё дело, у меня – своё. Захочет – покажется.

...Я, наверное, не заметил, как свернул с дороги. Может быть, случайно, может – по наитию, но, так или иначе, река оказалась далеко слева – пришлось обходить болотце с химерками – а чаща сгустилась, и, заметив, наконец, что иду не туда, я остановился.

Сделалось совсем тихо, даже мой таинственный провожатый замер, а может, отстал. Завод урчал далёкими грозовыми раскатами, деревья нависли сверху, простирая, точно из любопытства, извивающиеся черные ветви, кое-где покрытые густой паутиной разнообразных ядовитых расцветок. Заморосил дождь, оседая на паутине свинцовыми бусинами переливчато-серых капелек. Под ногами лежала мёртвая мокрица – небольшая, метра два в длину. По грязному хитину деловито сновали насекомые поменьше – ещё бы, это ж настоящий пир.

   — Да не суетитесь, ребята, на всех хватит, – сказал я, сапогом раскидывая сцепившихся в отчаянной битве муравьёв. Муравьи с шипением раскатились и принялись за трапезу, будто поняли мои слова. Ну и воняет же эта мокрица!..

Я обошёл труп кругом, стараясь отыскать направление, прошёл немного вперёд. Дождь припустил сильнее, грозя превратиться в настоящий ливень – и вдруг сквозь его пелену мелькнул огонёк. Впереди, за деревьями. Ловушка, наверное, решил я, отводя от лица нахально чавкающую ветку. Ветка, изогнувшись, обиженно хлестнула меня по руке и послушно вытянулась кверху, сделав вид, что её тут не было. Даже деревья не рисковали связываться с оборотнем.

Я остановился на краю небольшого овражка, на дне которого притаилось колесо, при виде меня с утробным бульканьем и пронзительным визгом припустившее наутёк. Бедняга. Я отчётливо видел багрово-красные хищные ленты, буквально на глазах вырастающие, словно плесень, на моей ауре. Я бы тоже испугался. Отвратительно.

Из-под сапог метнулся волглый морок, в разные стороны прыснули тараканы. Впрочем, захоти я их догнать, особенно не пришлось бы стараться – уж очень яркая у них окраска. Один таракан сорвался в овраг и покатился кубарем, с треском ломая ветки, затем грузно шлёпнулся на дно, беспомощно молотя лапами в воздухе. Я спрыгнул следом, приземлился в ручей, взметнув красные брызги – как кровь. Таракана было жалко, но переворачивать его я не стал. Сам перевернётся. Тем более, при виде меня бедолага замер, поджав все шесть лапок и старательно прикинулся дохлым.

Тьфу ты. Я вылез из оврага по ту сторону, отряхнул руки, огляделся.

Ну, точно. Ловушка.

Впереди, в паре десятков шагов всего, стоял домик. Маленький, одноэтажный, деревянный. В нём светилось единственное окошко. Словно в сказке.

Я бы развернулся и ушёл оттуда, но тут случилось непредвиденное.

Раздался треск, грохот, звон, и сразу же, следом:

   — Твою мать!! Отвали, сука! Убью, паскуда!! А-а, мразь!!

   — Обрез!.. – в полнейшем недоумении выдохнул я, опрометью кидаясь к двери.

 

Аретейни

 

Дыхание сбивалось, в боку нещадно кололо – я вам, кажется, уже говорила, что я кто угодно, только не спортсмен?.. Ну да это и неважно. Я бегом неслась по темным городским улицам и жалела, что дома не участвовала в физкультпарадах. Наконец, споткнулась и полетела на землю, в кровь ободрав ладони об асфальт и разорвав джинсы на коленях. Закашлялась – и только тут поняла, что сырой воздух заволок горький чёрный дым.

Я вскочила. Пожар?.. Где?..

Левая нога тут же взорвалась болью, и я невольно ухватилась за подвернувшийся под руку фонарный столб. Фонарь не горел, однако ночная темень вокруг неровно вспыхивала рыжими огнями пожара. Я огляделась – горели несколько домов. Да что там горели! Они полыхали как спички. Откуда-то доносились крики, выстрелы, звон холодного оружия.

Что творится в Городе, я не знала, да и не было времени выяснять. Мыслей, казалось, не осталось вовсе, так я устала – только мелькало тревожным огоньком: участок. Участок, участок, участок – вот моя цель. Вначале доберёмся – а там поглядим.

Я свернула вправо, прочь от пожара, каблуки стучали по гулкому асфальту проспекта, нога болела, досадливо ныли ободранные руки. Скорее...

Вот и полянка, знакомая дорога, большое красивое здание патрульного участка.

Дом горел. Упругая волна жара ударила в грудь, раскаляя одежду, оплавила растрепавшиеся волосы, не позволяя бежать дальше. Жаркие языки вырывались из окон, жадно лизали стены, чадили прогорающей краской, дым жёг глаза. Да что случилось?!

Пока я лихорадочно соображала, что делать дальше, шум со стороны улицы быстро нарастал, и вскоре я уже различала быстрый топот множества ног, голоса, на которые он начал распадаться. Из-за угла здания участка прямо на меня неслась толпа.

Мне показалось, что я или сплю, или схожу с ума – в толпе были не только люди. Я отчётливо видела маленьких кирси и длинных гомвелей из подземного города – они возвышались, будто деревья из поросли кустарника – и вся эта свора стремительно неслась мне навстречу, стреляя и размахивая кто факелами, кто оружием, но бежать больше не было сил. Меня охватило какое-то странное оцепенение – я знала, что нужно развернуться и бежать, что толпа просто-напросто сметёт меня и растопчет, знала, но отчего-то не могла пошевелиться.

И вдруг чья-то рука обвила за пояс, дёрнула, заставив нырнуть за угол сарайчика, возле которого я остановилась, под прикрытие карниза над его дверью. А в следующее мгновение я уже сидела на мокрых ступенях за невысоким парапетом лестницы, и толпа неслась мимо, не замечая ни меня, ни моего нежданного спасителя. Негромкий голос отчётливо произнес на ухо:

   — Тише. Не двигайся.

Я послушно замерла, наблюдая, как чья-то рука с воплем швырнула гранату в окно второго этажа. Спустя секунду рвануло. Я пригнулась, прикрывая руками голову, брызнули стекла, бетонная пыль, кирпичная крошка, впиваясь мелкой картечью. Толпа торжествующе взревела и понеслась дальше, похожая на жуткое огромное многорукое насекомое. Я обернулась.

Слева, крепко держа меня за плечо, сидел человек. Худощавый и статный, одетый в простую льняную рубаху с нашитыми красной нитью оберегами; густые седые волосы рассыпались по плечам, посверкивая вплетёнными в них бусинами – он замер, внимательно глядя на удаляющуюся толпу, и больше всего ему подходило определение «старец». Именно – старец – столько спокойного достоинства было во всей его фигуре.

   — Обожди, дочка.

Я вытерла нос рукавом, с удивлением разглядывая старца. Он повернулся ко мне – серые глаза, казалось, смотрели в самую душу. Взгляд был проницательный и цепкий, но не страшный. Напротив, он вызывал необъяснимое доверие.

   — Зови меня Горислав, – ответил он на невысказанный вопрос и осторожно приподнялся, глядя на опустевшую дорогу. В горящем здании что-то треснуло – наверное, прогорали перекрытия.

   — А я...

   — Аретейни. Знаю.

   — Откуда? – удивилась я. Глаза слезились от дыма, и лицо Горислава двоилось и расплывалось. Ему, казалось, ни дым, ни огонь были нипочём.

Вдруг ударило окованными сапогами по ступеням – над нами стоял человек в маске.

   — Вот вы где! – взревел новоприбывший, замахиваясь внушительных размеров топором – брызнула чёрная в неверном пляшущем свете огня кровь. Чья же?.. – Так, кто у нас тут?.. Ага. – Я не видела, но по голосу поняла, что губы растянулись в хищной улыбке под маской. – Отойди-ка, дедуля!

   — Пусти! – взъярилась я, отчаянно вырываясь, когда обладатель топора выволок меня наружу, больно выворачивая руку.

   — Ай, да ну-у?.. – сладенько протянул ночной рубака, отбросив окровавленный топор и грубо засовывая освободившуюся руку мне в джинсы.

Треснула старенькая ткань. Я рванулась – получила в зубы, брызнула кровь – на сей раз моя, в участке с грохотом обрушилось перекрытие, брызнуло с жалобным звоном стекло, взревело жарким гулом пламя, Горислав неожиданно вскочил, вскинул руки по обе стороны головы моего противника – и тот вдруг закатил глаза и рухнул навзничь.

Я отскочила на шаг назад, меня трясло от злости и от удара, передние зубы шатались – я невольно прижала ладонь ко рту, ухватившись за больное место. Горислав переступил тело и шагнул ко мне, ухватил мою руку, с силой дёрнул, открывая лицо.

   — Потерпи, – сказал он. От жилистой старческой руки исходило упругое мягкое тепло. Горислав провёл пальцами по моему лицу, будто гладил, губы шептали что-то непонятное. А боль вдруг погасла. Исчезла, будто её и не было вовсе. – Легче?

Я ошалело кивнула, осторожно вытирая кровь. Зубы больше не шатались.

   — Идём. – Старец потянул меня за руку, и мы побежали туда, откуда явилась толпа. Я отметила, что нога тоже больше не болит.

   — Что здесь происходит? – на бегу выдохнула я, следом за нежданным попутчиком заворачивая за угол заборчика, за которым узнала дом Нэйси и Лесли. – Кто вы такой?

   — Я – Настоятель, – коротко ответил Горислав. Бежал он с нестарческой скоростью, и я с трудом за ним поспевала. – Они пришли из-под земли.

   — Из подземного города?! – Глаза мои распахнулись, невзирая на дым. – Как... как они нашли дорогу?!

Горислав, не снижая скорости, проницательно покосился на меня.

   — Может, они шли по вашим следам?

В груди будто бы обожгло холодом. Мамочки... Это ведь мы привели их сюда.

Правильно. Все сходится. Выследили...

   — А как же... мы им ничем не помешаем? Они же весь город разнесут!

   — Чем мы можем им помешать?.. – Горислав неожиданно остановился. Огляделся. Вокруг было темно, и только через улицу из распахнутой настежь двери лился яркий свет. Не огненный, а обычный, электрический. И никого вокруг не было.

   — Можем! – вскинулась я. – Я видела, что ты умеешь. И я кое-что могу...

   — Куда – против вооружённой толпы! – Горислав встряхнул меня за плечо. – Осади. Я могу усмирить одного подонка – но не сотни разъярённых подонков одновременно, – продолжал он спокойнее. Я притихла.

   — Он мёртв?

   — Нет. Он скоро очнётся. Я не убиваю живое.

Я обессиленно сползла по стене дома, у которого мы стояли.

   — А тварей?

   — Те, кого вы называете тварями, тоже часть Природы. Искалеченная, изуродованная – но часть. – Горислав опустился рядом. – Отдохни, дочка. Ты устала.

   — Некогда отдыхать... – Я возражала – и знала, что в ближайшее время не поднимусь. Просто-напросто не смогу. В висках стучало отбойным молотком, в глазах темнело. Больно резало загнанное сердце. Как бы приступ не схватить... – А если... если они нападают – тогда что?

   — Существуют другие методы. Ты видела.

Я сделала попытку подняться, но тело будто налилось свинцом.

   — Горислав... ты знаешь Дэннера?.. Он говорил, ты его знаешь...

   — Знаю.

   — Ему помощь нужна. Понимаешь, Нэйси с Алисой ушли на завод, Обрез пошёл за ними и сам попался, а Дэннер пошёл выручать Обреза... – Каждое слово приходилось буквально выталкивать, но я не сдавалась. – Их всех надо спасать... Дэннера оборотень укусил...

   — Я видел, – сказал Горислав и протянул руку. – Прости... – Ладонь легла мне на грудь – сердце успокоилось. – Так-то лучше.

   — Благодарю, – сказала я, с облегчением распрямляясь. – Он не справится один.

   — Ты права. – Горислав поднялся. – Идём.

   — Куда? – вскочила я.

   — В Храм. Через лес нам не пройти.

   — А зачем...

   — Увидишь.

Я кинулась следом за ним, и тут увидела на обочине дороги женскую фигурку. Жива?..

   — Горислав, погоди!

   — Идём! Да куда тебя...

Но я свернула с дороги, перебежала проезжую часть, склонилась над женщиной. Она лежала лицом вниз и, кажется, ещё дышала. Я осторожно перевернула её на спину и узнала пианистку из бара. Женщина приоткрыла глаза, губы шевельнулись.

   — Что?.. – Я наклонилась к самому её лицу, изо всех сил стараясь разобрать тихий невнятный шёпот.

   — Она... она сбежала... – услышала я. – её надо найти...

   — Кто сбежал? – Руки мои привычно исследовали тело на предмет повреждений. А вот и рана – огнестрельное в брюшную полость. Здесь так просто не поможешь.

   — Найдите её...

   — Горислав, её надо в госпиталь отнести. Здесь недалеко – вон он, за ротондой, видишь?

   — Я знаю. Отойди. – Старец присел рядом, провёл руками по животу раненой. Подхватил на руки, поднялся.

   — Я думала, ты лечить можешь.

Горислав покачал головой.

   — Такое мне не вылечить. Я только остановил кровотечение.

   — Тогда идём скорее.

И мы снова побежали, на этот раз в сторону госпиталя.

 

Дэннер

 

Дверь вылетела с одного удара.

Картина, открывшаяся мне, поражала своей жестокостью, и все мои недавние размышления моментально показались наивными и в корне ошибочными.

И в этом, скажешь, люди виноваты?!

Селиванов, ты идиот, вот что я тебе скажу. Лучше вообще не думай – нечего тратить драгоценное время на то, что тебе не дано от природы.

Обрез, связанный по рукам и ногам, висел вниз головой, притянутый ремнями к потемневшей от времени потолочной балке, одежда на нём была изорвана, кровь из многочисленных ран тяжёлыми градинами капала на пол. Висел он так явно давно, судя по вздувшимся на лбу и висках жилам и багровому цвету лица. Мой старый знакомец Волейнар в волчьем обличье сидел в углу и зализывал рану на боку, нанесённую моим ножом, а рядом с Верретом стоял здоровенный бородач с каким-то острым крюком в руках.

   — Явился, – хрипло, но довольно констатировал Волейнар, щуря на меня хищные жёлтые глаза. Добро пожаловать.

Обрез приоткрыл мутные глаза.

   — Селиванов... – хрипло выдохнул он. – Вовка...

Меня бросило в жар.

   — Вы что, совсем охренели?! – заорал ваш рассказчик, выхватывая меч. – Патруль, вашу мать! Пишите себе некролог! Можете начинать прямо сейчас – времени у вас считанные секунды!

   — Остынь. – Бородач обернулся. – Ты больше не патрульный, забыл?

Волейнар улыбнулся, демонстрируя крепкие зубы, и произнес, сладко растягивая слова:

   — Ты теперь тварь. Не-ечисть. Мерзость лесная. И твои драгоценные друзья с радостью убьют тебя при первой же возможности.

Я невольно усмехнулся. Оратор нашёлся.

   — Без радости, братец, вынужден тебя разочаровать, ты уж извини. Это вы не знаете, что такое человеческие чувства. Но и убьют – вряд ли. Я сам себя убью, а такой тварью как вы не стану.

   — Уже становишься, – заметил бородач, задумчиво поигрывая своим крюком. – Ты послушай лучше. Волейнар молодой ещё, глупый. Но он прав. Ты для них чужой. Зверь.

   — Я не зверь, – сказал я. – Я тварь, противная самой природе. Знаю, к чему ты ведёшь. Сейчас будет агитация к переходу на твою сторону. Так вот, не трать время. И освободи моего друга, пока я сам его не освободил. Добром прошу.

   — Он для тебя по-прежнему друг, а ты ему – враг и объект охоты, – возразил бородач. – Подумай.

Нет уж, такой ошибки я больше не совершу. Размечтался.

Он не успел даже вскрикнуть. Серебряная пуля вошла в глазницу – и бородач, не издав ни единого звука, грузно повалился на пол.

Волейнар вскочил. Зарычал, принимая боевую стойку.

Но в хижине было слишком тесно, а он стоял в углу, и деваться ему было некуда. Я почувствовал, как бешено забилось сердце, как во всём теле нарастает боль, будто выламывает каждый сустав, – трансформация, – и мысленно усмехнулся. Надо же, успел.

Волк прыгнул. Мы отлетели к стене, я впечатался спиной в брёвна, Волейнар прижал меня, как тогда, у Храма. Дыхание обожгло лицо, из приоткрытой волчьей пасти капала слюна.

   — Упрямый осёл. – Волейнар коротко рыкнул. – Придётся тебя убить.

Я осторожно попробовал вдохнуть. Не получилось.

   — Ты... остался один, не так ли?

   — И что с того?

   — Конец стае.

Сведённые судорогой пальцы последним усилием сжались на рукоятке пистолета, прогремел выстрел. Некоторое время я ещё видел удивление в жёлтых звериных глазах, затем взгляд погас. Оборотень грузно повалился навзничь, придавив меня. В сердце.

   — Дэннер... – Обрез дёргался и мотал головой, пока я непослушными руками распутывал ремни. – Ты тоже... только не говори, что ты тоже...

   — Заткнись, Веррет.

Боль ослепляла. Наощупь я нашёл последний ремень, дёрнул на себя руку с ножом, распарывая его, едва успел подхватить свалившегося Обреза.

   — Володя... ты...

   — Я сказал, заткнись.

   — Как же ты...

   — Сегодня полная луна, да?

   — Да.

   — Черт... Я так и понял.

   — Нет!.. Не может быть...

   — Идём, Джонни. Надо девчат спасать.

   — Ты... ты ничего не видишь?

   — Почти.

   — Ты ранен? Что с тобой?

   — В порядке я. Джонни. Просьба есть.

   — Я тебя слушаю.

   — Пристрели меня, как только все закончится.

   — Дэннер!

   — Заткнись и слушай. Они не должны знать. Ни Аретейни, ни Кондор, ни девки. Никто не должен знать кроме нас с тобой.

   — Дэннер...

   — Запишешь как погибшего при исполнении. Понял?

   — Понял...

   — Встать можешь?

   — Могу, вроде. Но...

   — Выполняйте, товарищ старший сержант!

   — Слушаюсь...

   — Вот и хорошо. Идём скорее.

 

Нэйси

 

Некоторое время мы крутились вокруг установки как кошки вокруг сметаны, но так и не смогли понять, как же её можно отключить, и можно ли вообще. Тогда Алиса выдала совершенно гениальную мысль.

   — А может, просто найдём рубильник и вырубим электроснабжение? – предложила она. Я даже рот раскрыла.

   — Не так-то это и просто. Тут видишь, как все устроено – защищено.

   — От кого?

   — От таких вот, как мы, чтобы рубильники не дёргали. – Я вздохнула. А как еще-то её отключить? Мы же не умеем.

Я сползла по стенке прозрачной стеклянной кабины, внутри которой как будто бы тревожно перемигивались лампочки и разноцветные диоды. Сейчас горели синие и зелёные. Как гирлянда на старой новогодней открытке. Алиса пошла в обход установки, держась за её пыльный тёплый бок. Давайте-ка подумаем... Мой отец... в те времена, когда он ещё был моим отцом, а не тварью из тумана, работал на электростанции. Уж наверное, он разбирается во всех этих вещах. Но теперь его не спросишь...

Мне вдруг сделалось обидно и как-то очень одиноко и холодно. Мы были одни во всем этом громадном институте, окружённые древними механизмами, и не было рядом никого, кто мог помочь, подсказать, предостеречь. Впервые приходилось все делать самим – самим пробираться через бесконечные тёмные коридоры древнего здания, самим сражаться с рекой, самим принимать решения. Не было ни Дэннера, который мог положить руку на плечо и заверить, что мы все-все сможем, не было Лидии, которая погладила бы по голове и приласкала, не было Джонни Обреза, который дал бы команду. Мы были одни. И мы не знали, что нам делать дальше.

Я встала и, задумавшись, машинально стукнула в пыльное стекло. Оно вдруг замерцало и пропало. Я даже отшатнулась. Внутри кабины было чисто и пахло озоном.

   — Пройдите на платформу, – неожиданно громко произнес какой-то металлический голос. Я аж подпрыгнула, и услышала, как из-за установки вскрикнула от неожиданности Алиса.

А внутри громадного металлического тела машины вдруг вначале тихо, затем все громче и громче, быстрым тревожным крещендо нарастал гул. Алиса подбежала ко мне.

   — Нэйси... – прошептала она, ухватив меня за рукав. – Это что?.. Как ты её включила?!

   — Я... не включала... – испуганно пробормотала я, отступая. Но Алиса подтолкнула меня обратно.

   — Не отходи, – сказала она. – Вдруг рванёт. Как-то подозрительно она гудит...

   — Это она включается...

   — Запуск через десять секунд. – Над кабиной вспыхнули большие часы. – Девять... восемь... семь...

   — Прошу вас встать на платформу и держаться за поручень! – строго повторил первый голос.

   — Мама! – пискнула я, машинально вспрыгнув на невысокую серебристую платформу и вцепившись в выступающую из небольшого сенсорного пульта скобу. На экране прямо перед моими глазами замигали красные цифры – шестнадцать нолей.

   — Укажите дату перемещения, – продолжал голос. – В противном случае вы будете отправлены в последнюю из точек перемещения.

Я не знала, как здесь указывать дату – но цифры вдруг перестали мигать и вспыхнули сами собой. "2086:13:05:06:22:44:07". И ниже ещё несколько цифр.

Алиса подбежала сзади и обхватила меня за пояс.

   — ...Три... два... один... ноль... запуск. Счастливого пути!

Растаяла прозрачная кабина, исчезли часы, и отовсюду навалилась темнота. Только ярко горели цифры.

   — Почему она включилась? – прошептала Алиса.

   — Не знаю. Может, сбой какой-то. Здесь же все старое.

   — Может, убежим?

   — Поздно.

Вспыхнул свет.

Я огляделась. Вокруг была все та же комната. Вот только что-то было не так...

Точно! Исчезла пыль, запах ржавчины и трещины по стенам, а появились столы, пульты – и, самое главное, люди! Их было двое, мужчина и женщина. Оба были одеты в знакомую бирюзовую форму, безупречно чистую и выглаженную – на мужчине штаны и свободная рубаха, на женщине – халат.

   — Ой! – женщина порывисто обернулась. Глаза её распахнулись в пол-лица. – Серёжа!

   — Ничего себе!.. – названый Серёжей подбежал к нам. – Вы откуда?!

   — Из... из Города... – пролепетала я, разглядывая их с не меньшим удивлением. – Алиса! Алиса, открой, наконец, глаза! Мы переместились!

Женщина подбежала с другой стороны. У неё были коротко остриженные кудрявые тёмные волосы и большие карие глаза. Она оказалась совсем молодой, не старше Аретейни на вид, худенькой и хрупкой.

   — Девочки! Что с вами произошло?! Серёжа, врача сюда!

   — Понял, – огрызнулся Серёжа, высокий, жилистый, с хвостом русых волос и редкой щетиной на лице. – Без твоих советов обойдусь.

   — И чаю горячего! – напутствовала женщина. – Они ведь совсем замёрзли!

   — Отстань! – взорвался Серёжа, бегом вылетая за дверь. – Михал Степаныч! Михал Степа-аны-ыч!..

Мы с так и не отцепившейся Алисой буквально вывалились из кабины, пачкая идеально чистый пол, а женщина в халате поддержала нас под руки.

   — Ничего, – говорила она, – сейчас, дождёмся медиков, вас осмотрят, потом пойдём в санитарный пункт, обработаем раны... не беспокойтесь...

   — Тётенька, – неожиданно выдала Алиса. – Тётенька, нам Город спасать надо! Иначе в континууме дырку пробьёт...

   — Какую дырку? – даже остановилась женщина. Вернулся Серёжа, и с ним пожилой мужчина в очках. На нём был белый халат с красным крестом на рукаве, а в руках, вроде, маленький пульт или счётчик. Этим счётчиком он нас и обвёл. Приборчик тихо запищал, загорелась зелёная лампочка. Затем оранжевая. Мужчине это не понравилось – он нахмурился.

   — Радиация зашкаливает, – сообщил он. – Надо отправить их в изолятор.

   — Что вы, Михал Степаныч! – непреклонно сверкнула глазами женщина. – Это же дети!

   — Вижу, что не наши научные сотрудники, – согласился Михал Степаныч, прищурившись. – Откуда вы?

   — Из Города! – повторила я. – Не надо нас в изолятор! Мы должны отправиться назад и отключить установку!

   — Какую установку? – уточнил Серёжа. В руках он держал кружку с кофе, от которой поднимался ароматный пар.

   — Нэйси, мы же в прошлом! – вдруг разнёсся по помещению звонкий голос Алисы. – Они же ничего не знают! – Она обернулась к женщине. – Это вы оставили нам послание!

   — Маша, не... – начал было Михал Степаныч, но женщина уже справилась с удивлением и снова решительно подхватила нас под руки.

   — Для начала им надо привести себя в порядок, – непререкаемым тоном отрезала она. – Идёмте, девочки.