БРИФИНГ. ПАПА

               - Тилькы глянь, яка тварюка! – восхищённо бормочет Степаныч, рассматривая на свет мою титановую крагу, - Сталюка лопнула!

Естественно, сплав защитного щитка не имеет ничего общего с обычной сталью, но для нашего техника любая металлическая вещь автоматически превращается в сталюку. Сейчас старый ремонтник крутит пальцем седые усы и рассматривает повреждённую броню, восхищаясь мощью неведомой твари, сумевшей осуществить невозможное. По крайней мере, раньше ни одному упырю не удавалось даже оцарапать доспех, не то что сильно повредить его.

Каждый элемент экипировки мы сдаём под роспись, поэтому скрыть что-либо практически невозможно. Однако, пока наш вислоусый белорус не показал трещину, в том месте, где клыки существа вцепились в крагу, я и сам не подозревал об этом. Степаныч суёт мне под нос щиток и тыкает длинным пальцем в два крошечных отверстия, откуда расходится тонкая трещина.

- Глянь, як кислотой поедено, - техник качает головой, - Никогда раниш такого не видал.

Я напряжённо размышляю. По инструкции мы сейчас должны составить подробный акт в двух экземплярах, подписать оба и пустить по инстанциям. Я – своему начальству, Степаныч – своему. Естественно, повреждение щитка, да ещё и при таких обстоятельствах вызовет много шума, дополнительных объяснялок и чёрт его знает ещё какой хрени.

- Степаныч, - проникновенно говорю я, - Ты же любишь хороший коньяк?

Старик опускает повреждённую крагу на стол и подозрительно косится на меня. Седые усы становятся дыбом, как у кота, унюхавшего валерьянку.

- Точно знаю, у тебя есть неучтённые щитки, - продолжаю сужать круги, - А мне осталось три недели до отпуска. Ну вот зачем мне этот геморрой? Спрячь, пока, эту штуковину, а я проставлюсь, а?

- Нарушение, - бормочет Степаныч и прячет глаза, - Полковник душу вымет.

- Пять бутылок Мартеля, - настаиваю я и техник машет рукой, сдаваясь, - Славно. Завтра занесу.

Степаныч ворчит: «Чёрт, а не ребёнок!» и повреждённая крага исчезает в одном, из бесчисленных ящиков. Взамен техник достаёт другой и командует мне сгинуть с глаз долой. Я немедленно исполняю приказ, получая вслед напоминание о завтрашнем презенте.

Сурок мало-помалу отпускает, поэтому в душевой я попеременно пускаю то холодную, то горячую воду. Это помогает, но не так, как хотелось, поэтому физиономия в зеркале кажется абсолютно чужой, словно я рассматриваю постороннего человека. Чёрные волосы, стриженные ёжиком, уже щеголяют многочисленными серыми прожилками, а вокруг синих глаз полно мелких морщин, особенно хорошо заметных под остатками сурка. Да, физиономия утратила флёр невинности, как любит говаривать Фёдор, в моменты благодушия.

Вот с телом всё в порядке. Мог бы и не рассматривать. Для этого у меня имеется специальный человек, обожающий изучать каждую мышцу и с довольной улыбкой сообщающий, что я прибавил ещё пару кило сплошного жира. На вопрос: «Где?» Варвара зажимает и оттягивает кожу где-нибудь на боку. После этого остаётся взять нахалку на руки и крутить, пока не попросит пощады.

Висок пронзает острая боль и я ещё раз засовываю голову под ледяные струи. Да, такова плата за особые возможности: двое суток головной боли, сонливость и красные, от лопнувших сосудов, глаза. А сегодня, ещё и это….

Рассматриваю предплечье, на котором проступают синие пятна. Ещё бы! Так сдавить щиток, что лопнул титановый сплав! Сильной боли, впрочем, нет, только неприятная пульсация в мышцах, но всё ещё впереди. Нужно будет непременно зайти в медблок, после совещания.

Тут меня слегка стопорит. Вообще-то я уже давно собирался проведать наших костоправов, но никак не мог собраться с духом. Три месяца назад заведующим там поставили Анастасию Михальчук. Настю.

Яростно вытираюсь лохматым полотенцем, пока кожа не приобретает красный цвет, а бодрость понемногу не возвращается в тело. Это помогает слегка отвлечься от сегодняшних приключений и от воспоминаний, которые до этого тихо мирно сидели в потайной комнате ненужных мыслей. Впрочем, помогает плохо.

Настю я встретил ещё тогда, когда учился в школе. Она была старше меня на пару лет и поначалу относилась с лёгкой снисходительностью, называя мальчиком. В хорошем настроении – милым мальчиком. А я шалел от её холодной отстранённости, такой неожиданной, после податливости сверстниц. Пышные белые волосы, всегда заплетённые в толстую косу, высокая грудь, крутые бёдра и глаза, глаза…

Я тонул в её невозможных карих глазах, а когда, наши губы касались, казалось, будто впереди находятся два тоннеля, ведущих в бездну. Не знаю, был лия у неё первым, скорее – нет. А вот она у меня оказалась первой и не в обиду Варе – самой незабвенной.

На пятом курсе биологички она клялась мне в вечной любви и обещала выйти замуж, сразу после того, как я закончу юридический. Я получил свой диплом, а моя Настя, Настюша, Настенька бесследно исчезла со всех мониторов, соцсетей и прочего информационного пространства. Внезапно стало ясно, что ровным счётом ничего про неё не знал. Жила она, снимая квартиру и даже её подруги не могли точно сказать, откуда она родом. Пустота.

Такая же пустота возникла внутри, когда я пытался понять, что же произошло? Может быть в чём-то обидел? Не то сказал, не то сделал? Почему она не объяснила, не предупредила? Нет ответа.

Потом была служба, катастрофа и встреча с Варей. Дурацкие воспоминания о несбывшемся я загнал в ту самую потайную комнату, где они благополучно сидели последние восемь лет.

А потом кто-то из оперативников сообщил, что главная медичка у нас теперь – Анастасия Михальчук - вот такая баба! С вот такими сиськами! И вот такой жопой! И вот…

Ну, хоть фамилия осталась та же.

Надеваю мундир, ощущая, как он тихо потрескивает и пахнет морозной свежестью. Этот – особый. Варвара всегда стирает его перед днём сурка и говорит, что он приносит мне удачу. В нём я был, когда встретил её. С тех пор на погонах прибавилась пара звёздочек и сменился нарукавный знак. Последнее время настойчиво говорят о смене дизайна форменной одежды. Не знаю, как и поступить. Наверное, пойду на губу.

Пока иду по коридору, навстречу то и дело попадаются знакомые физиономии, радостно пожимающие ладонь и интересующиеся, как я додумался до ловли упыря на собственную руку. Как пить дать, Егор успел растрындеть! Доведёт язык парня до цугундера. Один раз он уже умудрился месяц просидеть под следствием, когда сболтнул на рыбалке про сурок. Хоменко долго и с наслаждением тыкали носом в устав, в перечень секретных терминов и в бумагу о неразглашении. Когда штаны нарушителя оказались полным-полны известного вещества, приняли во внимание безупречный послужной список и отпустили.

Дверь курилки приоткрывается и меня окликает по имени знакомый голос. Сегодня я его вдоволь наслушался. Теперь голос обретает плотность и вещественность, слегка подпорченную клубами неароматного дыма.

Наш координатор, Зинаида Лец, женщина сврхбальзаковского возраста, компенсирующая любимые пироженки плотными корсетами, курит исключительно папиросы, предпочитая Беломор. Его ей, вроде бы, везут прямиком с завода. Очевидно, именно по этой причине, дым получается особенно ядовитым. Надя как-то предложила брать Зину на операцию и травить упырей папиросами. Фёдор утверждает, что это – негуманно. Дескать, пристрелить – проще и милосерднее.

- Кхе, кхе, - здороваюсь я и машу рукой перед лицом.

- Да ладно, - хихикает Лец и суёт мне мятную подушечку, - На, зажуй. И вообще, у всякой безупречной женщины должен присутствовать хоть один недостаток. Ну, в смысле – серьёзный.

- Очень серьёзный, - я прикрываю дверь и мы оказываемся один на один, - Ну как расскажи, средоточие совершенства, что за чехарда сегодня творилась?

В этот момент дым папиросы становится таким же ядовитым, как и выражение на лице Зины. Обычно круглая и довольная мордашка морщится, точно координатор куснула лимон.

- Ты же знаешь, как я люблю, когда у меня стоят за спиной и дают дурацкие советы, - говорит она, - От этого у меня происходит полнейшее расслабление всего организма, вплоть до полной утраты всякого контроля. Естественно, в такой момент рот способен произнести любую гадость, но я то не виновата! Нехрен стоять за спиной. А перед этим ещё полчаса трахать мозги с Чередняковым, объясняя, чем синий приоритет отличается от коричневого и почему жёлтый может внезапно стать красным и наоборот.

- А Папа? – в устах Кац события выглядят забавно, но я представляю, что там творилось. Содом и Гоморра в лице маленькой полнеющей женщины. Кстати, мало кто знает, что она в одном звании с Папой, но мундир надевает по очень большим праздникам.

- Папа? Как обычно, сначала жевал невесть что, а когда выплюнул – началась активная фаза и я открытым текстом попросила всех идти нахер, - Зинаида тащит папиросу и задумчиво вертит пачку в пальцах. Я показываю часы и координатор согласно кивает, - Ты, Лёнечка, абсолютно прав, просто некоторые повреждённые клеточки я так и не успела прижечь. Пойдём, лапуша, посмотрим кино.

Кино, это – изображение с наших камер. Перед брифингом нам покажут все ролики, чтобы начальство получило полный объём информации и знало, кого, куда и за что. Впрочем, Папа – Алексей Константинович Чередняков – наверняка уже успел посмотреть хотя бы пару фильмов и успел получить предварительное представление.

Зал небольшой, с мягкими креслами, в которых так хорошо засыпается, если сурок отпустил раньше времени. Кажется, что окон нет, но я знаю, они спрятались за незаметной серой ширмой. Правда Папа, сидящий сейчас в кожаном кресле у стола и кивающий всем входящим, открывает их крайне редко.

Пётр Антонович Егоров, начальник спецсектора, человек проверявший сегодня на прочность нашу Зинаиду, предпочитает вовсе не садиться. Он стоит за спиной Папы и тоже кивает всем, проходящим в двери. Когда у полковников получается кивать в унисон, становится смешно.

В зале попадаются знакомые рыла из научного отдела, для вида набросившие белые халаты на свою обычную раздолбайскую одежду. Кроме них наблюдается подполковник Надеждин со свитой из таких же невнятных пиджаков. Пиджаки делают вид, будто никого здесь не знают и вообще, в нашем городе – проездом.

- Как рука? – интересуется Молчанов, когда я сажусь в кресло рядом, - У тебя сосуд в глазу лопнул.

- Свои видел? – хихикает Надя, - Лёня, глянь, какие попугайчики.

- Ты про пиджаков? – уточняю я, - Это – недобитые Зиной. Она клянётся, дескать их была пара сотен, со всеми не справилась. Нормально с рукой. Синяк будет.

- Ещё бы! – хрюкает Егор, - Это ж какая хрень была: хрясь и пополам!

- Заткнулся бы, - мне становится неприятно, оттого что и действительно: «хрясь и пополам», - Успел растрепать всему управлению, балабол.

- У? – Фёдор поворачивает голову и Хоменко прячется в складках местности.

Папа поднимается и читает короткую, наизусть известную молитву про: «Мы сейчас посмотрим видео, снятое с шлемов наших сотрудников и бла-бла-бла. Особая благодарность работникам спецсектора и сотрудничающей с нами фирмой тра-та-та.» Короче, если бы не эти люди, то нам просто не имело бы смысла идти на операцию. К чему напрягаться, если этого никто не увидит?

 Свет гаснет и мы внимательно смотрим захватывающую фильму, основанную на реальных событиях. Фёдор протягивает горячую чашку с кофе. Очень вовремя. Глаза начинают слипаться, а в голове просыпаются колокола.

Первым идёт видос со шлема Егора и тут же выясняются две любопытные вещи. Первую часть операции Хоменко так внимательно изучает попу Надежды, что среди научников разгорается спор по поводу притягательности ягодиц женских особей для новейших камер оборудования. Папа молчит, но в воздухе пахнет грозой. Надя шипит, а Егор вьёт гнездо.

Вторая интересная вещь всплывает, когда Хоменко начинает отстрел мечущихся опарышей.

- О, а такого выражения я ещё не слышала! – кажется. Надя готова простить попытку провертеть в её заднице ещё одну дырку, - Надо будет запомнить.

Выражение понравилось всем и даже Папа пару раз одобрительно хрюкает. Вот такие среди нас имеются художники слова!

Когда кино от Егора заканчивается, один из белых халатов делает глубокомысленное замечание, дескать инфицированные Омеги последнее время стали много сильнее и активнее. Остальные важно кивают и делают пометки в планшетах. Если не ошибаюсь, то у одного их халатов открыт какой-то текстовый файл, а у другого застыл кадр из порнухи. Работнички, мля…

Начинается вторая серия. В этот раз – похождения Надюхи. Обнаруживаю, что чашка успела опустеть и отдаю Фёдору. Командир подаёт новую. Если ничего не изменится, всего их будет три.

Хм, никогда не замечал, что Надя, во время операции бормочет стихи Барто. Особенно впечатляет: «Зайку бросила хозяйка», когда она рубит головы упырям. Кошусь на коллегу, но она сидит с каменной физиономией, как никогда напоминая молодую Деми Мур, с которой её как-то сравнил Егор.

На экране мелькают стенки неровной дыры, куда Надя ползёт, торопясь прийти мне на помощь. Совершенно отчётливо слышно: «Держись. Лёнечка, держись, милый!» Каменная физиономия становится красной, точно помидор и это хорошо заметно даже в полумраке. Егор пихает меня в бок, а я очень тихо советую ему засунуть язык в жопу. Больше никто на это не реагирует.

В общем-то, ничего особо интересного. Один из пиджаков просыпается и посапывая замечает, что гнездо какое-то вялое. Как это высказывание пересекается с предыдущим, об активных опарышах, ума не приложу. Впрочем, научники всегда срутся со спецсектором. Они со всеми срутся.

Удивительное происходит в той самой, последней комнате. Чёртову тварь не фиксируют и объективы камер. Мы стреляем в пустоту, бьём пустоту и рубим пустоту. Такое ощущение, будто пара здоровых мужиков исполняют странный танец. А Молчанов отлетает до того неестественно, что кинопремии ему век не видывать.

- Может, там и нет никого? – предполагает один из научников, отвлекаясь от просмотра порнухи. Кажется, зацепило всех, - Надышались чего. Ведь были же прецеденты. Кроме того, сурок иногда даёт необычные побочные эффекты.

Вместо ответа, Папа отматывает картинку назад и остановив в том месте, где я защищаю лицо поднятой рукой, указывает на тень. Пыльные лучи довольно подробно рисуют мой силуэт на голом полу. Так вот, абрис не только мой, но и ещё чей-то, свисающий с предплечья, подобно уродливой грозди винограда.

- Дерьмо какое-то! – в голосах учёных слышен отзвук недоверия, - Как это оно…

- А вот это – ваша работа, выяснять подобные вещи, - подаёт голос Егоров и остальные пиджаки синхронно кивают, - Будь моя воля, я бы уже давно набрал на ваши места кого-то другого. Обратите внимание, только за сегодняшний день мы столкнулись с некоторыми факторами, из разряда: «А чёрт его знает!» Противник научился строить заградительные полосы и устраивать засады. Кроме того, группа обнаружила совершенно новую разновидность врага. Нам начинают противостоять, используя наши слабости, недоработки и главное – неготовность к изменениям. У меня нет претензий к оперативникам; они отлично справились с задачей, невзирая на расплывчатую вводную, а вот вы…

- А что же хвалёный спецсектор не предупредил о подобных вещах заранее? – тощий очкарик с козлиной бородой бесстрашно возражает, размахивая планшетом, - Вы то чем занимаетесь? Обеспечьте нас материалом, для изучения. Думаете не знаем, что самые интересные экземпляры хранятся в ваших спецхранах? Как мы можем изучить этого невидимку, если у нас нет ничего, кроме чёртовой тени?

- Тихо! – Папа хлопает ладонью по столу и все затыкаются, - Смотрим дальше.

После Нади обычно шла моя запись, но в этот раз показывают видео с камеры Молчанова. Ничего нового, по сравнению с предыдущим фильмом. Вот только в самом конце, когда командир получил свою зуботычину, мы получаем доли секунды смазанной картинки, где видно смутную фигуру, висящую на моей руке.

- Обработайте кадр, - командует Чередняков, - Попробуйте получить чёткое изображение и выясните, почему тварь выпала из невидимости.

Экран скрывается, а Папа занимает место во главе стола. Мы переглядываемся. Надежда ещё носит алые пятна на щеках и старается не встречаться со мной взглядом. Егор подмигивает, а вот наш командир выше всего этого. В его чётко расписанном мире нет места для служебного флирта. Есть работа. Есть жена Ксения. Есть двое детей и дача. Всё.

- А картинка Громова? – спрашивает он, - Она же должна быть самой интересной.

- Мы изъяли камеру Громова. – откликается Егоров и научники начинают недовольно галдеть, - После изучения непременно передадим в научный отдел. Дабы избежать необоснованных обвинений в сокрытии информации.

Некоторое время продолжается ожесточённая перепалка, в которую папа не вмешивается, постукивая по столу толстой наливной ручкой. Мы тоже помалкиваем, прихлёбывая кофе и мечтая о попкорне. Одна Зинаида периодически вставляет реплики, вызывающие очередное бурное извержение дерьма. Обычно на брифингах не присутствует столько безопасников, поэтому сегодня у научных бубнил появилась хорошая возможность обломать зубы об их гладкие крепкие фразы.

Наконец Папа не выдерживает и просит Егорова продолжить дискуссию (именно так он именует происходящий бедлам) в более подходящем месте. Например, в виварии. Слова полковника, как обычно веские, в своей значимости, охлаждают горячие головы и противоборствующие стороны, шипя друг на друга и цокая выпущеными когтями, вываливаются в коридор.

Остаётся Егоров, который долго и убедительно бубнит Папе в ухо. Шеф строит морду старого, умудрённого жизнью, козла. Потом кивает и делает жест рукой, который можно интерпретировать только, как пожелание провалиться ко всем чертям. Начальник сектора безопасности так и поступает, но перед уходом тщательно изучает наши физиономии. Его собственная, в этот момент, напоминает рожу Моны Лизы. В смысле, щеголяет загадочной улыбкой дауна. Не люблю этого мурлокотама.

- Итак, - начинает Папа, стоит двери плотно закрыться, - Думаю, никому объяснять не надо, что сегодняшняя операция несколько отличалась от обычного дерьма, которое мы вынуждены хлебать.

- Сегодня похлёбка была особенно насыщенной, - поддакивает Зинаида, а полковник долго и тяжело смотрит на неё. Ходят слухи, что некогда они были близки. Очень близки.

- Это – беллетристика, - Папа потирает плечо, которое ему прострелили в далёкие дни бурной молодости, - Сегодня вскрылись огромные проблемы. Несогласованность секторов, ошибки в работе научного отдела, утаивание информации жабами - всё это не способствует продуктивной работе. И опять провал в системе профилактики. Мы отказались от проекта Китай в пользу проекта Башня, совсем не для того, чтобы вычищать дома целыми этажами. Сектор информподдержки озвучил число инфицированных. За полгода – четыреста восемьдесят пять. Это же всё – люди и их не вернуть.

Понятно, если Папу потянуло на словоблудие, значит в данный момент он напряжённо обдумывает какую- то мысль. Ну и да, естественно, читает положенную сектором пропаганды вводную, для оперативных работников. Пропагандисты считают, что мы очерствели и перестали воспринимать инфицированных, как бывших людей. Так оно, в принципе, и есть, однако, много ли смысла перед каждым выстрелом размышлять, дескать, вон тот опарыш месяц назад весело шагал в школу, а тот упырь воспитывал многодетную семью?

- Короче, - полковник видимо обратив внимание на Егора, который намеревается внимательно изучить пуговицы на животе, - Всем сёстрам – по серьгам. Зина, эфир нужен совсем не для того, чтобы сраться с жабами и информировать мир о своём мнении. Повторится – заменю на другого координатора.

- Молоденькую, видать нашёл, старый козёл, - бормочет Лец, но не возражает, ибо – нечего, - Слушаюсь.

- Вот и славно. Хоменко, постарайся не забывать: ты – не в тире. Судя по съёмкам у тебя со спины можно спокойно заезжать на танке.

- Так это же – опарыши, товарищ полковник! – сонно бормочет Егор, - Они ж завсегда спереду бегут.

- Ты видел, какие фортеля могут выкидывать наши старые знакомые? Голос Папы становится колючим, - В следующий раз они тебе затылок прогрызут. Проверяй тылы. Замечу ещё раз – получишь выговор, если жив останешься. Ясно?

- Так точно. – обещанный выговор лучше всякого энергетика.

- Молчанов, какого лешего у тебя люди шастают, как по Красной площади?  Это – туда, а этот вообще, сам в дыру лезет? Много народу? Хочешь сам ходить? Так у нас и для таких дело найдётся.

- Никак нет, не хочу, - Фёдор трёт виски, - Тут вы правы, расслабился. Больше не повторится.

- Надеюсь. Громов, ещё раз устроишь подобные ковбойские выходки, вломлю выговор и усажу на губу. Тебе то будет всё равно, а мне к твоей Варваре идти и рассказывать, каким героем был её идиот-супруг.

- Понятно, - пожимаю плечами, - В следующий раз действую строго по инструкции.

- Ты это мне брось! - Папа хмурится и барабанит пальцами по столу, - Инструкции инструкциями, а работа – работой. Просто думай, перед тем, как делать. Кротовой объявляю благодарность за чёткие и разумные действия, а также, за проявленную отвагу при спасении товарища. Надя, ты – молодец, обязательно выбью премию для тебя. Ах да, чуть не забыл, - папа нависает над столом и в его взгляде сверкают молнии, - Хоменко, ещё раз я узнаю, что после операции ты хлестал пиво – шкуру спущу! Понимаю, бредни медиков о сердечном лимите вас никоим образом не касаются, однако, должен заметить, что приступы дурости медицинская страховка не покрывает. Вопросы есть?

Обычно в этот момент мы чётко отвечаем: «Никак нет!» и уходим, оставляя начальника играть в гляделки с портретом президента. У обоих в этот момент такие хитрые физиономии, словно они собираются поделиться свежей порцией анекдотов.

- Имеются, - Зинаида подходит к столу Папы и в нарушении всякой субординации садится на край, - Лёша, будь так любезен, объясни нам, какая херня сегодня произошла? И нет, я совсем не о странном поведении упырей.

- О чём же? – угрюмо басит Папа, складывая ладони домиком.

- Ну, не юли, тебе не к лицу. Почему сегодня навалило столько жаб, да ещё и точно знающих о грядущей смене приоритета? А они – знали, точно знали.

- Да, - Чередняков страдальчески морщится и откидывается на спинку кресла, - Я же говорю: несогласованность секторов. Кажется, спецсектор знает нечто, чего больше не знает никто. И совсем не торопится делиться.

- Угу, в результате Лёне едва не отгрызли руку, а Феденька получил шикарнейшую шишку на дисциплинированной башке. Но ведь могло кончиться и хуже.

- Могло, - соглашается Папа, - Постараюсь поднять это вопрос послезавтра в главке и прояснить, откуда ветер дует. Не ты первая заметила, что Егоров, последнее время, ведёт себя совсем иначе. Ладно, это – не вашего ума дело. Других вопросов нет? Все свободны.

На выходе оборачиваюсь. Чередняков смотрит на президента, а тот - на него. Оба серьёзны. Сегодня анекдотов не будет.

В коридоре Надя бьёт Егора по печени и спешно удаляется, старательно не глядя в мою сторону. Уши у неё пылают, точно морозное солнце.

- По пиву? – предлагает Хоменко и получает ещё один тумак, от Фёдора, - Да ладно! Я же пошутил!

- Дошутишься, - говорит Фёдор и поворачивается ко мне, - Тебя, как я погляжу, прямо из дому прихватили? Подбросить?

- Не надо, - ушибленная рука тупо ноет, - Мне ещё кое куда зайти нужно.

Пожимаем друг другу руки и расходимся.

Другие произведения автора:

ОЗ. Часть 16

Однажды в Мире. Снова вместе

Подарки феи