Агент Преисподней. Часть вторая. Наречение Некты. V

V

… – Что б им всем пусто было… это Монсальват или выгребная яма? – громыхал, будто сброшенный на землю металлический лист, грубый и сочный мужской голос. – Они опять сбрасывают, что под руку подвернется! Зачем нам это жалкое умертвие?

Растерянная Некта приоткрыла глаза, сразу наткнувшись взглядом на коптящее, ржаво-рыжее пламя факела по левую руку от себя. Она ощутила, что не валяется без чувств на полу и не висит волшебным образом в воздухе, а вполне крепко стоит на собственных ногах, вот только руки вытянуты вдоль туловища и намертво примотаны к телу грубой, толстой веревкой. Размышлять о том, куда и каким образом она попала из пустой комнаты в таинственной квартире, Некта не стала, сейчас такие размышления привели бы лишь к чувству безысходности и головной боли.

Окончательно раскрыв глаза, девушка бегло осмотрелась, стараясь не задерживать взгляд на мелькнувших фигурах людей и уж тем более – не заглядывать им в лицо. Окружающее пространство поразило её, насколько, вообще, возможно было удивить и ошеломить побывавшую в Преисподней грешную душу. Вместо вполне современной, хоть и загадочной, но подключенной к водопроводу и электричеству квартиры Некта находилась в просторном, хотя и удивительно низком зале, стены и потолок которого были сложены из неотесанных камней, лишь примерно, на глаз, подобранных по размеру и скрепленных между собой, похоже, засохшей глиной или известью. Освещался зал десятком тускло горящих, коптящих и пованивающих факелов, видимо, пропитанных каким-то маслом, и нескольким десятком толстых, грубо выделанных восковых свечей. Большая часть факелов была просто воткнута в широкие щели в стенах, парочку держали в руках невнятные пока, коренастые, бородатые мужчины, а вот свечами были облеплены столешницы трех могучих столов, расположившихся в зале.

Два длинных пустых стола уходили по обе стороны стен в бесконечность плохо освещенного зала, а вот за третьим, в сиянии свечей, отвернувшись от золотой и серебряной посуды, наполненной ароматной, прямо с вертела, жареной свининой, грубо разломленными кусками сероватого, странного хлеба, яркими лимонами, красно-зелеными яблоками, сидел крепкий мужчина с резкими чертами лица, заросший взлохмаченной светлой бородой, в стеганной, толстой безрукавке-поддоспешнике поверх белесой широкой рубахи-косоворотки, с неожиданной, украшенной яркими самоцветными камнями, рубинами, изумрудами, буровато-серыми алмазами золотой короне, широким обручем, охватывающей лохматую голову.

Уперев руки в боки и откинувшись спиной к покинутому столу, местный король с прищуром рассматривал спеленатое веревками умертвие. На мощных плечах самодержца возлегала толстенная, в пару пальцев, золотая цепь примитивного грубого плетения, поддерживающая огромный, в две ладони, и толстый золотой диск-медальон на широкой груди, покрытый странными письменами и украшенный ярким изумрудом величиной с лесной орех.

– И куда теперь девать это убожество? – вновь прогрохотал металлом властелин. – Оно же ни на что не годно, даже просто греть постели моих воинов!..

«А ты меня-то спросил – хочу я греть чьи-то постели? – возмутилась Некта, но вслух говорить ничего не стала, заранее опасаясь неадекватной реакции увешанного золотом мужика. – И как ему не тяжко с таким грузом на шее ходить? Ох, нелегка королевская доля…»

– И куда ж теперь её, ваша милость? – с легком поклоном, едва при этом не задев горящим факелом лицо Некты, спросил стоящим рядом с ней стражник в побитой, местами рваной, но тщательно начищенной кольчуге поверх холщовой рубахи, в широком поясе с ножнами под длинный, узкий меч и разбитым чудовищным шрамом лицом.

– К свиньям! – гаркнул властелин, и собравшиеся рядом с ним за столом бородатые и лохматые люди дружно загоготали, заржали на все лады, будто искренне восторгаясь деревенским юмором своего сеньора.

– Куда? – тупо повторил стражник, видимо, не оценивший по достоинству шутки властелина, а потому и не понявший, что все-таки делать с Нектой или, как её уже успели здесь поименовать – умертвием.

– Ты, Рендель, хороший боец, но бестолковый, как все простолюдины, – снизошел до разъяснения король, теперь тщательно разглядывая Некту, как бы прикидывая – на что годна тощая, странно одетая тушка умертвия. – В прачки и швеи её не определишь, глянь на руки, они никогда не знали ни песка, ни иглы. Прибирать в замковых покоях – я лучше поставлю злейшего врага, готового во сне перерезать мою глотку, чем умертвие, способное погубить бессмертную душу. Ублажать воинов в кастре она тоже не годна, ни груди, ни задницы, сплошь – с головы до ног – похожа на доску, да и есть ли у нее, чем ублажать? Ты захочешь проверить?

– Нет, – резво отшатнулся от Некты стражник, будто властелин предложил ему удостовериться не в женском естестве девушки, а прикоснуться голыми руками к раскаленному докрасна металлу.

– Вот то-то же, – удовлетворенно кивнул король. – И никто не захочет рисковать не в бою – меч на меч, сила на силу – а в пустом деле. И выбрасывать за стену такой подарок негоже, может, с каким умыслом, еще непонятным никому его подкинули нам? Так что остается только – к свиньям!

Он переждал очередной взрыв хохота приближенных и вновь снизошел до стражника, растолковывая очевидное:

– Пускай пока потаскает помои с кухни, покормит свиней, почистит хлев, на это много ума и сил не надо, а потом – мы придумаем или нам подскажут, как быть дальше с этом умертвием. Иди, Рендель, отдай его кастеляну и передай мои слова – к свиньям!

Получивший, наконец, прямой и однозначный приказ стражник дернул за край веревки, намотанный на его ладонь и потянул Некту за собой, в узкий, низкий коридорчик с закопченным потолком и чуть влажными на взгляд стенами из все того же необработанного камня.

«И не боится же первым идти, – подумала девушка, пару раз споткнувшись и едва не боднув стражника в окольчуженную спину. – Хотя, чего ему бояться-то?» От самых плеч до бедер Некта была надежно обвязана грязной, но крепкой веревкой, толщиной едва ли не в её руку, но даже и свободной она вряд ли без шума смогла бы справиться с мужчиной в двое шире себя, хоть и почти одного роста, тем более защищенным кольчугой, широким боевым поясом, вооруженным мечом. Да и какой смысл кидаться на конвоира, не зная – что там, за следующим углом, находится?

Коридорчик окончился буквально через десяток шагов, будто каменной стеной отгородив довольно светлое, как только сейчас поняла Некта, шумное помещение зала, в котором собрался местный властелин со своими приближенными. В проходной, с тремя могучими, обшитыми полосами позеленевшей бронзы дверями, маленькой комнате ярко горела примитивная, только на картинках в детских книжках и виденная девушкой лучина, освещая высокого, худого мужчину, относительно выбритого и хоть неровно, клочками, но постриженного в сравнении с королевской свитой, самим властелином и приведшим Некту стражником. Бесформенная бурая ряса грубого сукна висела на кастеляне, как на огородном пугале, при малейшем движении стараясь обвиться вокруг длинных тонких ног, запутаться странными складками на бедрах, спрятать в широких рукавах тонкопалые худые руки, больше похожие на обтянутые кожей кости скелета. Тонкую, совсем не мужскую талию местного управляющего обвивал вполне достойный дворянина богато отделанный тонкими золотыми и серебряными бляхами кожаный пояс с прикрепленными к нему ножнами под широкий, короткий кинжал, больше похожий на слегка уменьшенный древнеримский меч-гладиус с простой деревянной рукояткой, отполированной тысячами прикосновений грязных рук до темно-бурого, почти черного цвета.

– Кастелян, – грубо дернул за веревку девушку, придвигая её ближе к управителю замковым хозяйством, стражник. – Это тебе от владетеля. Он сказал – к свиньям умертвие!

– Ступай, Рендель, на кухне еще осталось что-то от ужина для властителя, – поощрил стражника кастелян, веревку из его рук не принимая, оставив её хвостиком болтаться у бедра девушки.

Очевидно, вознаграждение было более, чем щедрым, Некта заметила, как алчно вспыхнул спрятанный в уродливом шраме глаз стражника, и как торопливо шагнул тот к одной из дверей, уводящих из комнаты. Дождавшись ухода Ренделя и плотно прикрыв за ним дверь, кастелян обошел девушку со спины и, негромко пыхтя, принялся было распускать туго затянутый узел веревки, однако, помучившись так пару-тройку минут, не смог его одолеть при помощи пальцев и с характерным, чуть шуршащим звуком выхватил из ножен кинжал. Некта решила, было, что сейчас веревка упадет к её ногам и можно будет хоть немного размять затекшие и начинающие побаливать руки, но – не тут-то было, хозяйственный управляющий еще долго ковырялся лезвием в узле, то ослабляя, то затягивая его, пока, наконец, не принялся сматывать вервие на локоть, обходя девушку мерными неторопливыми шагами. Закончив такой важный, с его точки зрения, процесс кастелян аккуратно и деловито уложил веревку в небольшую неглубокую нишу, выдолбленную в камне примерно посередине между массивными дверями, захватив оттуда короткий факел, судя по обугленному набалдашнику палки, уже использованный и, может быть, не раз.

Запалив от лучины мгновенно завонявший прогорклым маслом потрескивающий грязно-оранжевый огонь и тут же притушив уже не нужную щепку в маленькой бадейке с песком, примостившейся в углу комнаты, кастелян ткнул сухим кулаком в сторону третьей двери, ведущей в неизвестность: «Туда».

Некта, с трудом поднимая еще не отошедшие от неподвижности и грубых веревок руки, навалилась на толстые неструганые доски и – неожиданно очутилась в маленьком, узком закутке обширного двора под открытым небом – оказывается, дверь открывалась очень легко. Почти сразу же подняв голову, девушка не увидела на черном, бездонном куполе ни луны, ни звезд, ни даже видимых при самой ненастной погоде плотных туч, и это невероятное зрелище заставило Некту невольно передернуть плечами и тихонечко, на грани слышимости, выдохнуть себе под нос: «Б-р-р-р…» Впрочем, долго разглядывать пустоту над головой ей не довелось, кастелян чувствительно двинул девушку в спину костлявым острым кулаком, заставляя пройти еще с десяток шагов по плотно утоптанной земле, освещенной издалека все теми же, воткнутыми в расщелины стен, факелами, и остановил гортанным, скрипучим окриком:

– Вот!

Шагах в десяти вдоль стены замка, у очередной массивной двери, опоясанной слабо мерцающей в факельном свете бронзой, стояла деревянная бадейка с верхом наполненное отходами кухни владетеля. На взгляд Некты, емкость эта была раза в полтора побольше стандартного жестяного ведра из её родного Отражения.

– Берешь, несешь туда!

Следующее движение кастеляна указывало на низкий, даже девушке пришлось бы сгибаться входя в него, сарай из толстенных бревен с легкой, прикрытой ременной петлей вместо замка дверью. Внутри сарая что-то шевелилось, повизгивало и едва слышно похрюкивало, толстые стены служили прекрасной шумоизоляцией, и ничего более Некта не успела расслышать, привлеченная очередным указанием управляющего.

– Еще. Снова берешь, несешь туда!

Теперь кастелян указывал на аналогичное первому ведро, выставленное возле угла высокого, в сравнении со свинарником, дома с узкими бойницами окон, затянутых мутной пленкой то ли бычьего, то ли рыбьего пузыря. Со стороны этой бадейки ощутимо, на весь двор, попахивало человеческими испражнениями, показавшимися девушке какими-то особо вонючими, наверное, из-за необходимости самой таскать этот груз.

– Полное ведро – наказание, – пояснил кастелян, не уточняя, правда, в чем оно будет выражаться. – Вода – у меня, утром, один раз. Ты поняла?

– Я поняла, – согласилась Некта, по-прежнему исподлобья озираясь по сторонам, чтобы уловить в полутьме побольше деталей расположения дверей в каменной стене, размеров казармы, называемой кастрой, количества факелов. – А жрать когда? Тоже утром?

– Жрать? – искренне удивился кастелян, казалось, совсем не ожидавший такого простого вопроса, и снова ткнул костлявым пальцем в ведро с отходами, поясняя: – Еда для свиней и для тебя.

«Охренел, что ли, дядя!» – едва не вырвалось у девушки, но тут же она прикусила язычок, сейчас лезть на рожон было совсем не ко времени и не к месту.

– Неси!

Управляющий отступил на шаг, скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что он намерен проконтролировать, как поняла Некта его указания.

Покривившись – а делать-то нечего, не консула Преисподней требовать, право слово – девушка неспешно подошла к бадейке с отходами, прихватила тонкий и мягкий металлический прут рукояти, очень надеясь, что спортивное прошлое позволит ей без особого труда протащить десяток, а то и меньше, килограммов на тридцать шагов… ух, ты – ведерко-то оказалось раза в полтора тяжелее и тянуло, пожалуй, на полный пуд. «Интересно, чего они туда напихали?» – меланхолично подумала Некта, пинком открывая двери свинарника и встречаемая радостным визгом, хрюканьем и – жуткой, острой вонью, какой до сей пор в жизни она ни разу не чуяла. Глаза защипало, затянуло слезами, и девушка с трудом проморгалась, чтобы разглядеть в полумраке, куда же выливать дурно пахнущую субстанцию, от которой буро-черные, волосатые и совсем не дружелюбные хрюшки пришли в такой восторг. После этого совсем несвежий, застоявшийся, затхлый воздух замкового двора показался Некте слаще чистейшего высокогорного, но – предстояла еще одна ходка, на этот раз с вонючим продуктом результатов человеческой жизнедеятельности.

Внимательно наблюдавший за работой девушки кастелян, кажется, оказался удовлетворен таким бойким началом трудовой деятельности, но внешне вида не подал, а лишь указал пальцем на маленький приступочек в самом дальнем углу свинарника и произнес:

– Сидеть там. Не ходить, не спать. Сидеть.

И ушел в свою комнату внутри замка, лишив Некту близкого источника света. В полутьме неверного освещения от далеких коптящих факелов девушка приметила блеск металла в нескольких укромных уголках двора, видимо, там дежурили стражники, обмундированные и вооруженные на манер Ренделя. Присев на завалинку и стараясь больше дышать через рот, Некта с удивлением ощутила навалившуюся внезапно усталость, видимо, дело тут было не только и не столько в паре пудовых ведер и отвратительных запахах свинарника, сколько в неожиданном заточении в странном причудливом замке, в пустом небе без звезд и луны, в невозможности толком определить – где она, надолго ли, ждать ли помощи?

«Помниться, Симон говорил: бежать надо или сразу, «на рывок», не учитывая никаких обстоятельств, в первые же минуты или часы после пленения, чтобы это стало неожиданность для еще пребывающих в некой эйфории победы врагов. А если не получилось сразу – причины неважны, не о том сейчас речь – то придется затянуть подготовку на дни, а может, и на недели, дождаться, пока притупится бдительность охраны, пока тебя не будут воспринимать, как деталь интерьера, изучить график смены охраняющих, узнать пути предстоящего бегства, может быть, поднакопить продуктов в дорогу, и только тогда…» – задумавшаяся Некта не заметила, как её сморил сон, и очнулась от резкого – металлом о металл – звука рынды, подвешенной в дальнем от нее углу двора болванки, по которой едва различимый в темноте стражник колотил рукоятью меча.

Наступило утро, ничем от прошедшего вечера и ночи не отличающееся, разве что, во дворике засуетились, зашастали туда-сюда стражники, десятники, сотники, сменяя постовых на стене, у дверей и во внутренних покоях замка, появились женщины: низкорослые, ширококостные, грудастые, с большими задницами, красными, будто ошпаренными, руками. Глядя на них, Некта поняла, почему вчера её не оценил владетель, уж слишком тонкой и безгрудой выглядела она на фоне остальных прачек, швей, поварих.

Про ночное бдение на завалинке девушке никто не напомнил, лишь спустя несколько дней, совершенно случайно, она узнала, что сном здесь считается положение «лежа», а вот «сидя» или даже «стоя» отмечалось, как бодрствование. Так же чуть позже она поняла, что никакой разницы в освещении дня, ночи, вечера или утра нет, тусклые редкие факелы горят одинаково в любое время, а над замком круглосуточно висит непроницаемое черное покрывало доселе Нектой невиданного небесного свода.

Приметив, что после смены постов часть стражников отправилась в карсу, отдыхать, а остальные же выстроились во дворе не ровной шеренгой, суховато, мрачно переговариваясь между собой и явно готовясь к встрече какого-то местного начальства, девушка решила лишний раз не попадаться им на глаза, вспомнив слова кастеляна о воде… впрочем, лучше бы не вспоминала, сразу захотелось в душ, а еще лучше – ванну, полную горячей, размягчающей, такой вкусной воды, душистой пены… Некта скользнула вдоль стены свинарника к тем самым дверям, из которых её вывел во двор управляющий замковым хозяйством, но тут же, как из-под земли перед ней вырос стражник, вооруженный сулицы, наконечник которой недвусмысленно смотрел в живот девушке.

– За водой, – буркнула нехотя Некта, и стражник отступил, наверное, предупрежденный кастеляном, который уже ждал новоявленную свинарку в своей проходной комнате, заставленной сегодня многочисленными емкостями с водой.

– Ведро, одно, – указал худым грязным пальцем на бадейку, размером побольше вчерашних, для отходов, управляющий. – Лопата. Убирать хлев и вернуть.

Некта без слов покачала головой, кажется, в этом сказочном королевстве ей предстояло играть роль Золушки, причем не книжно-сказочную, с песнями, танцами и грим-сажей на лице, а реальной, грязной и вонючей служанки, уборщицы за свиньями. Подхватив деревянную изгрызенную лопату с коротким черенком и тяжеленную бадейку с водой, девушка вернулась к свинарнику, по пути успев – меняя местами в руках ведро и лопату, как бы, от усталости – вдоволь напиться теплой, застоявшейся, но такой вкусной воды. Правда, утолив жажду, Некта ощутила давно уже забытое, как ей казалось, чувство голода, но пока решила потерпеть, всему свое время, тем более, что удушающие запахи свинарника, буквально через минуту, напрочь отбили у нее аппетит.

Вылив воду в свиную поилку – надо бы срочно «придумать» фляжку! – Некта перешагнула через невысокий барьерчик и, бесцеремонно расталкивая сгрудившихся у грязной колоды со свежей водой животных, принялась лихорадочно быстро сгребать навоз в угол загона на проржавевшую, чудом все еще держащуюся между подгнивающими досками решетку, под которой клубилась и, кажется, даже вздыхала все та же непроглядная тьма, что и на небе. Недовольный вторжением на свою территорию хряк – крупный, матерый – извернувшись, вцепился в ногу девушки, пытаясь острым зубами вырвать клок мяса, но – промахнулся, терзая голенище берц из синтетической кожи, с честью выдержавшей испытание. От боли, от досады на судьбу, выплескивая из себя ненависть, Некта яростно огрела животное черенком лопаты и дважды чувствительно прошлась тупыми  жесткими носками ботинок по заплывающим жиром бокам. Хряк отступил, но – это девушка ощутила ясно, будто прямую человеческую речь – затаил злобу. «Этого еще не хватало, – уныло подумала Некта. – Мало мне людей, теперь и за свином надо будет приглядывать, чтобы не напороться на какую-нибудь подлость…»

…отнести пустое ведро и лопату кастеляну, прихватить на обратном пути ведро с помоями, проверить «солдатское» ведро, посидеть на завалинке, тупо глядя в черное небо, посмотреть, как стражники, лениво, обыденно, без малейшего огонька или задора, отрабатывают приемы боя и общий строй под началом кого-то из сотников, снова сходить за помоями, очистить «солдатское» ведро, опять присесть на завалинку…

К вечеру третьего или четвертого дня – Некта не стала уподобляться Робинзону и ставить на дверях свинарника зарубки, все равно это ничего не даст ей, кроме тоски – голод взял свое. Дождавшись, пока через площадку от дверей замка к карсе чинно проследуют, как обычно, два десятка женщин, ожидаемых и встречаемых стражниками восторженным ревом полусотни глоток и едва слышным звоном оловянных кружек, девушка тихонько вошла хлев, стараясь не обращать внимания на спокойно дремлющих хрюшек, чтобы не потревожить заметно чувствительных к человеческим взглядам зверей. Старательно вспоминая, каково же расстояние от Земли до Марса и за какое время одна из первых межпланетных станций в её Отражении преодолела это расстояние, Некта осторожно протянула руку через хлипкую изгородь и с силой вцепилась в тощий еще, нежный загривок самого юного поросенка, рожденного, наверное, за несколько дней до попадания в Монсальват неживой живущей. Сумасшедший визг потревоженной свиноматки, лишившейся детеныша, мгновенно подхваченный хряком и остальными обитателями свинарника, наверное, привлек бы внимание всех стражников, благо, карса находилась совсем близко, если бы не присутствие в казарме женщин, делающее воинов слепыми и глухими ко всем происшествиям в замке, непосредственно не угрожающим их жизни и здоровью. Теперь уже не таясь, Некта поймала взглядом полные лютой злобы, налитые кровью глаза самца, пытающегося всей неуклюжей тушей навалиться на изгородь. Практически в полной тьме – тусклый свет вечерних, малого количества, факелов едва пробивался через щели между бревнами – девушка впилась зубами в нежное горло отчаянно брыкающегося поросенка, ощутила на губах соленую, сытную кровь и в бешеном, нечеловеческом восторге стала пить её, как пьют ледяную воду в жаркий полдень – жадно, захлебываясь, торопясь напиться… Отшвырнув безжизненную тушку к моментально прекратившим визги и шум, довольно заурчавшим сородичам, чуть опьяневшая от ощущения сытости, Некта, обтирая кровавые губы подолом когда-то бежевой блузки, подумала: «К утру от несчастного поросенка и косточек не останется, пусть думают, что сами свиньи его и сожрали… а я еще денек-другой продержусь…» Есть помои со стола властителя она не могла не только физически – голод не тетка – но и морально, не желая опускаться до уровня своих шумных подопечных, сейчас удовлетворенно раздирающих на части тельце своего ближайшего родственника.

Покинув свинарник, Некта на минуту остановилась на углу, прислушиваясь к звукам разгорающейся в карсе оргии. Выпитая из живого поросенка кровь придала девушке не только сытость и бодрое легкое чувство опьянения, но и желание действовать не на одно лишь благо для желудка властителя, но сделать что-то для себя. Оглядевшись по сторонам, Некта осторожно, крадучись прошла к стене, к крутой и узкой лесенке, вырубленной, казалось, прямо в могучих камнях, легким уступом подымающихся на три-четыре её роста вверх к черному небу.

Все время, проведенное в Монсальвате, девушке казалось, что за ней непрерывно наблюдают десятки, сотни глаз, и хотя это ощущение, очень яркое и острое в первый день, со временем притухло, забитое перетаскиванием ведер с помоями, чисткой свинарника, короткими дремами на завалинке, сейчас оказалось, что внимание обитателей замка к умертвию никуда не исчезло. Едва Некта поставила ногу на первую ступеньку ведущей на стену лестницы, как рядом оказался стражник с коротким копьем наготове, сморщивший презрительно нос на исходящей от девушки запах свинарника и оттого показавшийся оскалившимся, а наверху тускло блеснули еще чьи-то доспехи.

– Дайте дорогу, – проскрипел за спиной Некты уже ставший знакомым голос кастеляна, обращенный к стражникам, ближайший из которых, целящийся копьем в живот девушки, отступил, проворчав себе под нос что-то об умертвиях, которые шастают по замку, как у себя дома. – Подымайся.

Последняя команда управляющего явно относилась к Некте, и она двинулась вверх, стараясь держаться левой рукой за стену, чтобы не загреметь обратно по каменным ступенькам, если доведется оступиться – очень уж крутой и неухоженной была эта лестница. Но тем не менее, до небольшой площадки на стене, опустевшей до их появления, Некта и кастелян добрались без происшествий.

– Сюда, – ткнул пальцем на ближайшие зубцы стены в рост человека управляющий, первым направляясь в указанное место, будучи твердо уверенным, что умертвие последует за ним.

Между зубцами и дальше, за стеной, насколько хватало обзора для человеческих глаз, царила все та же беспросветная чернота вечной ночи без звезд и луны.

– Там – Ничто, – не глядя на спутницу, вялым, безжизненным голосом произнес кастелян. – Черта, граница между Монсальватом и мирами. По собственному желанию преодолеть её нельзя.

«Он меня пугает? – пожала плечами Некта. – Или просто предупреждает, чтобы не думала даже о побеге? Думать-то я, может, и думала, но ни до чего не додумалась… пока…»

– Смотри, – привлек внимание девушки управляющий, жестом иллюзиониста извлекая из-за пазухи белесого, с черными пятнышками на ушах и около хвоста, милого, живого кролика.

Кастелян перехватил животное поудобнее за уши и резким жестом вытянул вперед – за стену – руку. Прижавший лапки к животу и груди, звереныш смирно висел над бездной, совершенно не догадываясь, что его ожидает в ближайшие мгновения. Человек разжал пальцы, и кролик стремительно полетел вниз, очертания его тушки размывались в полете, превращаясь в белесое, невнятное пятнышко, уменьшающееся с каждой секундой до тех самых пор пока… не вспыхнуло ярким желтым огнем, направленно ударив по ноздрям стоящих на стене едким запахом паленой шерсти, сожженного мяса и прогорающих костей…

– Ты не сгоришь, – кастелян повернулся к Некте, стараясь поймать её взгляд, но девушка умело отвернулась к черной бездне за стеной. – Нужна живая кровь. Умертвие не сгорает. Растворяется до ничтожных атомарных частиц и остается в Ничто навсегда. Даже Страшный Суд не властен над Бездной.

– А если попробовать? – с нахальной отчаянной веселостью поинтересовалась неживая живущая.

Девушка отважно задрала ногу едва ли не до пояса, упершись ступней в узкий промежуток между мощными зубцами стены, и оглянулась на управляющего. Тот лишь молча пожал плечами, как бы говоря, что от распада на атомы спасать никого не собирается. Уперевшись подбородком в грязное колено, на котором уже не осталось и намека на чулки, Некта всмотрелась в Черту, будто разыскивая в непроглядной тьме нечто знакомое, ожидаемое.

– Ладно, дядя, не буду сегодня пробовать, – она вернулась в исходное положение, положив руки на талию. – Пойдем, что ли? Или, может, хочешь мне еще какой фокус с кроликом показать? Он случайно к тебе за пазуху не вернулся?

Девушка не стала дожидаться ответа от остолбеневшего кастеляна и первой, шустро, будто делала это всю жизнь, прогромыхала толстой подошвой ботинок по крутой лесенке…

…прошло еще несколько дней. Некта серьезно подралась с кабаном, едва не погубив при этом оказавшуюся здесь драгоценной обувь, отбив себе ноги о толстенную прослойку сала на брюхе и боках животного. Теперь, даже заглядывая за изгородь в хлеву, приходилось быть дважды настороже, испытав на себе дурной и злопамятный нрав животного. Но это было не так важно, важнее, что девчонка, кажется, незаметно успела подобрать маленький, в длину ладони, сточенный и почти невесомый ножик с дрянной деревяшкой вместо рукояти, оброненный кем-то из поварих, в растрепанных чувствах возвращающейся из карсы в сопровождении товарок. Сама повариха потом долго ползала по двору от казармы до самых дверей замка, пытаясь найти потерю, выспрашивала о злополучном ножике дежуривших стражников, но никто на свинарку не указал.

Утром, собираясь в очередной раз за водой к кастеляну, Некта, укрывшись в свинарнике, приладила драгоценную находку за голенище ботинка и не удержалась, высказалась враждебно похрюкивающему что-то кабану:

– Не ворчи, отбивная ходячая, думаю, сегодня тебя кормить будет уже кто-то другой… может, еще пожалеешь, что со мной поссорился, не такая уж я и плохая, теперь будет, с кем сравнить.

Девушку привычно пустил внутрь замка очередной стражник, бородатые и обветренные лица которых она отличала лишь по приметным, как у Ренделя, шрамам. Сегодня дежурил Курносый, как прозвала его Некта за смятый, изуродованный чьим-то зверским ударом, кривой и, может быть, из-за этого вечно шмыгающий нос, он, как обычно, сперва заступил дорогу девушке и лишь после «магических» слов о воде отошел в сторонку, гнусаво бормоча о чем-то своем, наболевшем, мало касающимся окружающих.

Кастелян находился на привычном месте в тесной комнатке в окружении сосудов с водой и, кажется, совершенно забыл о совместной с Нектой экскурсии на стену замка. Впрочем, он вел себя также равнодушно и на следующий день после демонстрации способностей Черты испепелять живых тварей.

– Ведро, одно, – ткнул худым грязным пальцем на бадейку управляющий, абсолютно также, как делал это и вчера, и позавчера. – Лопата. Убирать хлев и вернуть.

И привычно отвернулся от умертвия.

– Не дергайся, – ласково попросила его Некта, прислонив к тощему горлу свой с огромным трудом заточенный огрызок лезвия, одновременно из-за спины кастеляна нашаривая рукоять его добротного кинжала.

Жестко поставить руку с ножом у горла высокого по сравнению с ней, конечно, мужчины, да еще при этом обезоруживать его, девушка не смогла, и лезвие «гуляло» от сонной артерии до ключицы, еще больше пугая кастеляна возможной случайностью фатального пореза – он слишком хорошо знал, чем кончаются такие ласковые прикосновения пусть и плохонького металла к живой плоти. Чуть отстранившись от тощей, колющей острыми позвонками даже через дерюгу рясы спины управляющего, Некта шустро перехватила в правую руку кинжал.

– Идем к властителю, – скомандовала девушка, приставляя оружие кастеляна к его собственному боку, целясь примерно в печень.

К радости Некты управляющий не стал разъяснять бестолковому умертвию, что такой поход бесполезен и даже вреден для здоровья, что владетель не будет разговаривать с тем, кто попробует диктовать ему условия с позиции силы, что жизнь его самого не имеет для коронованной персоны особого значения… буркнул только невнятно, напряженно:

– Там стража…

Но девушка лишь толкнула его в спину в направлении известной ей двери в трапезную местного феодала-властителя, и через пару секунд темнота короткого коридора приняла их в свои объятия. Некта не растерялась, она была готова к этому переходу от слабого света лучины в каменный темный, тесный и узкий мешок, опасаясь только одного, как бы кастелян не придумал начать отбиваться именно здесь, убивать его без крайней на то необходимости неживая живущая не планировала, но в темноте практически незнакомого помещения могло произойти все, что угодно.

На мгновение идущий первым мужчина остановился перед следующей дверью, и тут же свет факелов и десятков свечей из трапезной буквально превратил его в слепого крота. Кастелян неуверенно сделал пару шагов вперед, изо всех сил щурясь, пытаясь сориентироваться в хорошо знакомом просторном зале, а Некта, укрывшаяся от первой волны света за спиной своего заложника… не успела моргнуть и пару раз, как сильный удар под локоть от низенького, коренастого стражника, не имеющего возможности в тесноте быстро выхватить меч из ножен, заставил клинок на треть лезвия погрузиться в печень ведомого…

Кастелян слабенько, обреченно крякнул, выдохнул и бессильным мешком осел на пол. Мгновенно озверевшая от неожиданной потери, Некта без раздумий ткнула окровавленным лезвием в сторону стражника, метя тому под бороду, в горло, в кадык… и попала. С хлюпом заглотив разрезанной гортанью воздух и ухватив себя за бороду, стражник с изумленными глазами повалился на бок, дергая судорожно ногами, всхлипывая раной и заливая кровью пол под собой, видно, попала девчонка очень удачно.

«Ну, вот и все», – подумала Некта, отступая на шаг и упираясь спиной в закрытую дверь. От заставленных золотой и серебряной посудой массивных столов на нее надвигались, наливаясь боевой яростью от вида пущенной крови, пара десятков мощных воинов, пусть и без брони, в поддоспешниках и простых холщовых рубахах, но все с длинными мечами, в доли секунды выхваченными из ножен, с широкими кинжалами и – желанием отличиться на глазах своего повелителя, первым коснуться холодным смертоносным железом умертвия…

«Симон, ты сволочь…»

Резко, будто в момент обычного очередного моргания исчезла пелена перед глазами, на Некту глянула пустая, запыленная, покрытая странными обоями в неизвестных рунах стена совершенно пустой комнаты. Девушка стояла, сжав в правом кулаке рукоять чужого кинжала, чье лезвие осталось в неведомом мире Монсальвата…

Другие произведения автора:

Перевертыш гл.1

Пыль. Часть II. гл.11

Перекресток. Часть третья. Простая история. гл.30