НАШЕСТВИЕ (20)

 

(продолжение)

Начало см. Агент НКВД





ПОДРУГА ГИТЛЕРА

1.

Павел шел рука об руку с адмиралом Канарисом по длинной анфиладе комнат, освещенных ярким электрическим светом, мимо бесконечной цепочки охранников в черных мундирах, вскидывающий вверх правую руку, как только адмирал равнялся с очередным эсэсовцем. Закончилась анфилада большим круглым залом, залитым солнечным светом. В нем толпились люди и в военных мундирах, и в черных эсэсовских, и в штатском, было здесь и несколько женщин в дорогих декольтированных парадных платьях, украшенных драгоценностями. Только возле высоких дубовых дверей, перед которыми стояли два эсэсовских офицера, оставалось пространство, свободное от людей, – как бы невидимая стена отделяла зал и присутствующих в нем от этих дверей и грозных эсэсовцев. Впрочем, большинство гостей толпилось у накрытых вдоль стен столов с закусками. Павел остановился у входа, Канарис прошел ближе к центру зала, где стояли Гиммлер, Кальтенбруннер и с ними Павел увидел Диле. Не торопясь, Павел стал продвигаться по направлению к ним, надеясь, что Диле заметит его. И тот заметил его, и уже было взмахнул рукой, подзывая к себе, но в это мгновение стоявшие у дубовых дверей эсэсовцы медленно распахнули их массивные створки и вышедший офицер объявил:
– Канцлер Германии и фюрер Адольф Гитлер.

Павел увидел выходящего властителя Европы и грозного врага Советского Союза. Гитлер шел, слегка наклонившись вперед и подволакивая правую ногу. Черная треугольная челочка пересекала его невысокий лоб. Все присутствующие вскинули вверх руки в нацистском приветствии, грянуло:
– Хайль Гитлер! 

Гитлер ответил им довольно вялым взмахом руки и остановился, обвел глазами собравшихся людей, что-то сказал сопровождавшему его офицеру в вермахтовском мундире. Офицер открыл красную папку и стал выкликивать фамилии. Поименованные генералы и офицеры отзывались, и второй офицер выстраивал их в линейку напротив Гитлера по пять человек в ряду. Диле вызвали одним из первых. Ближе к концу списка Павел услышал и свою фамилию: майор фон Таубе, и встал в шеренгу. Всего выстроилось двадцать награждаемых. 

Адъютант повернулся к Гитлеру и снова отступил на шаг за его спину.

Гитлер снова обвел глазами зал, посмотрел на построенных перед ним офицеров в парадных мундирах и начал говорить – тихо и монотонно, словно ему было скучно произносить набившие оскомину обязательные слова. Вряд ли их могли услышать люди, стоявшие позади награждаемых. Но постепенно голос Гитлера креп и вот он почти закричал. Он говорил о скором крахе Советского Союза, о том, что он уже слышит плеск волжской воды, что нынешняя компания принесет им долгожданную победу и окончание тяжелой и кровопролитной войны.

Затем, резко оборвав выступление чуть ли не на полуслове, он протянул руку к этому времени подоспевшему генерал-майору, вставшему у столика, накрытым полотнищем нацистского флага. Адъютант Гитлера быстрым движением снял полотнище со столика и, открыв орденские коробочки, зачитал первую фамилию:
– Генерал-лейтенант Берг – Рыцарский крест с мечами.



Из строя вышел генерал. Павел узнал в нем недавнего своего спутника, недоуменно рассматривавшего русского комиссара, свободно сидящего в одном самолете с ним, немецким генералом, и с немецкими офицерами.

Гитлер протянул генералу Бергу коробочку и пожал руку, пробормотав под нос поздравительные слова. Дело двигалось быстро. Гитлер никого не задерживал возле себя дольше, чем на полминуты. Вскоре к нему подошел и Павел. Гитлер взглянул на черную перевязь, в которой еще покоилась рука Павла, и, вынув Железный крест из коробочки, приколол его на китель.

– Поздравляю, майор, – сказал Гитлер Павлу и похлопал его ладонью по плечу. – Приглашаю отужинать сегодня со мною.

Торжество закончилось тем, что Гитлер взмахнул рукой и сопровождаемый адъютантом удалился в распахнутые двери, которые тут же эсэсовцы затворили и снова вытянулись перед ними, вскинув вверх свои арийские подбородки.

Генерал, подававший Гитлеру коробочки с орденами, раскрыл ту же папку и возгласил:
– Нижепоименованных лиц фюрер приглашает к себе на сегодняшний ужин.

Генерал назвал с десяток фамилий и, затем, закрыв папку, добавил: 
– Майор Таубе, фюрер приглашает и вас. Ужин начнется в двадцать один час. Приглашенным к назначенному времени подойти сюда. Для всех остальных приглашенных накрыты столы в соседнем зале.

К Павлу подошел Канарис, пожал руку и сказал:
– Вы удостоены почетного приглашения поужинать с фюрером и выслушать его многополезные поучения. Поздравляю, – при этих словах в глазах хитрого грека проскользнули искорки смеха. – Машина вас будет ждать столько, сколько потребуется.

Вслед за адмиралом к Павлу подошел Диле. 

– Поздравляю, Пауль, – сказал он. – И не столько с орденом, сколько с приглашением фюрера поужинать с ним. Чем ты его покорил?
– Не знаю, – пожал плечами Павел. – Ты давно в Берлине?
– Нет, только что прилетел. И сразу сюда. И отсюда сразу назад.
– Разреши и мне поздравить тебя с Рыцарским крестом и генеральским чином, – сказал Павел. – Жаль, что не задержишься в Берлине. Лота по тебе соскучилась.
– Ха, не ври, – осклабился Диле. – Я нужен ей как второй сапог на левую ногу. Лучше расскажи, за что ты удостоен награды и где тебя зацепило.
Павел пожал плечами:
– За что? За службу. А рука – это не ранение, вывих. Упал неловко. Как у тебя дела в генерал-губернаторстве?
– Жив, как видишь. Мне пока везет больше, чем Гейдриху. А вообще, плохо. Поляки мешают наладить нормальную жизнь. Ощущение, что вокруг тебя враги.
– Так оно и есть, Альфи. Мы пришли к ним с мечом. Русские говорят, как аукнется, так и откликнется. А откликнется нам так, что мало не покажется. Они нас скоро догонят и по количеству танков и самолетов. Единственная надежда на то, что нынешнее наше наступление завершится по намеченному фюрером плану.

Диле посмотрел на часы и заторопился. 
– Скоро самолет, Пауль. Мне пора. Приятного аппетита.

Пауль проводил Диле до выхода из зала. Бригаденфюрер шел тяжелым шагом утомленного человека мимо строя эсэсовцев, не обращая внимания на всплески вздымаемых вверх рук. 

2.

Прислуживающий за столом офицер указал Павлу его место за длинным обеденным столом справа фюрера. От Гитлера его отделяла только молодая женщина, лицо которой ему показалось знакомым. Она была в элегантном бежевом костюме и источала тончайший запах духов и чистого тела. Особенно прелестной ее делала улыбка, выявляющая нежные ямочки на щеках. Нечаянно задев руку Павла, она повернулась к нему и, виновато улыбнувшись, попросила извинения:
– Я сделала вам больно, майор. 
– Вы не можете мне сделать больно, даже пронзив мое сердце кинжалом, фройляйн, – ответил Павел с убедительной искренностью. 
– Я попробую это сделать, – ответила женщина. – Я очень коварна, каковой была и моя покровительница русская княгиня Ольга.
– Вы знакомы с русской историей? – удивился Павел, неожиданным признанием соседки. 
– Как я не могу быть с ней незнакомой, если я русская.
– Я тоже родился и вырос в России, – сказал Павел. – В Москве.
– О, это интересно, – негромко воскликнула женщина. – Я хотела бы продолжить наш разговор в более подходящей обстановке. Меня, как вы поняли, зовут Ольга. Я актриса.
– Пауль фон Таубе. Я тоже буду рад, если нам удастся с вами продолжить наш разговор.



По правую руку от Павла грузно опустился Геринг. Он, не дожидаясь появления Гитлера, положил себе в тарелку кусок ветчины и, отрезая от него кусочки, стал медленно жевать. 

Слева от кресла Гитлера место пустовало, а в соседнее с ним сел полный мужчина в партийной форме с золотым партийным значком в лацкане пиджака. Павел догадался, что это Борман, заступивший на место бежавшего в Англию Гесса. 

Когда все были рассажены по местам, открылась дверь, и вошел Гитлер в сопровождении молодой женщины и адъютанта Биркнера. Павел догадался, что женщина, которую Гитлер, поддерживая под локоток, подвел к пустующему креслу возле себя, Ева Браун. Была ли она красива? Пожалуй, да, но обычной красотой молодого тела и свежей кожи. 

Приглашенные к ужину, при виде Гитлера, поднялись. Правда, без возгласов «хайль Гитлер!».

Гитлер, усадив Еву, сел на свое место. Тут же появились бесшумные официанты. Один из них поставил перед Гитлером тарелку с прозрачным супом с плавающими в нем несколькими травинками. Такой же супчик оказался и перед Борманом. Остальным гостям официанты подали тоже прозрачный суп, но гуще и с кусочками мяса.

Гитлер отведал свой супчик и довольно улыбнулся: хорош. 

Официанты незаметно исчезли, словно растворились в воздухе.

Гитлер же, положил ложку и тихо проговорил:
– Всем приятного аппетита. Надеюсь, наша кухня не посрамит фюрера. Хотя в военное время приходится экономить и нам.
 

Как-то незаметно, Гитлер перешел к разговору о вегетарианской диете, выставляя доказательства ее полезности и экономичности и больших ее перспективах в будущем. «В скором времени люди поймут, как вредно по-едание трупов животных, приводящих к засорению организма, нарушению работы кишечника. Некоторое время он объяснял, какие функции в организме выполняет кишечник, как по форме и цвету и запаху фекалий определить, здоров ли он или болен, проявляя в этом вопросе объем знаний под стать медсестре. Запор он определил как признак медленного самоубийства организма путем самоотравления и назвал ряд способов очищения кишечника. Павел заметил, что Ольга отложила ложку, с трудом, несмотря на свой профессиональный артистизм, скрывая брезгливую мину на лице. И еще несколько человек отставили тарелки с недоеденным супом и, сделав внимательные лица, слушали фюрера. Только Геринг дохлебал суп до донышка, не обращая внимания на разглагольствования своего вождя. 

А Гитлер перешел к вопросу об охоте на животных. Он с большим сожалением говорил об этом «варварском» увлечении некоторых своих товарищей по партии. Геринг, первый охотник рейха, слушал эту речь, насупившись, но, не перебивая вождя. Зато, как бы в знак протеста, он налил себе фужер вина и перетащил из блюда второй большой кусок ветчины.

Оборвав речь об охоте, Гитлер посмотрел на Ольгу и заговорил о музыке. Он говорил о Вагнере. Он вспомнил, как его потрясла музыка этого гения. Он описывал свое тогдашнее состояние и те сладкие слезы, которые текли из его глаз.

Павел пытался следить за мыслью Гитлера, но скоро утомился и, повернув голову, стал смотреть на Ольгин профиль.

Бесшумные официанты незаметно собрали тарелки с недоеденным супом и также незаметно расставили перед гостями тарелки с жарким с жареным картофелем под грибным соусом. Перед Гитлером и Борманом они поставили тарелки с цветной капустой и спаржей. 

Гитлер на минуту отвлекся от застольной речи, попробовал блюдо и кивнул головой.

Официанты исчезли, а Гитлер продолжил свой монолог. Павел взглянул на часы – стрелки приближались к полуночи, но конца ужину еще не было. Он почувствовал, как Ольга коснулась его ноги коленом, и не отодвинулся, но плотнее прижал ногу к ее. Ольга искоса взглянула на него, и легкая улыбка тронула ее губы. Ее улыбка скрасила скучный монолог Гитлера, который начал распространяться об архитектуре, о будущем облике Берлина, олицетворяющем могущество германского тысячелетнего рейха. Его не смог прервать даже начавшийся налет английской авиации. Вышедший из зала Биркнер вернулся и доложил Гитлеру, что англичане пока что бомбят южные окраины Берлина.

– Англичане помогают нам изменить Берлин. Они сносят старые и уродливые строения, на месте которых мы построим в скором времени грандиозные здания, не так ли Шпеер?

Сидевший в середине стола молодой мужчина, один из немногих в штатском костюме, приподнялся и ответил:
– Построим, мой фюрер.
– Это будут величественные здания из гранита и бетона – сказал Гитлер. – Бетон – материал будущей архитектуры. Из него можно вылепить все, как будет угодно нам, и на века.

Только в три часа Гитлер резко поднялся из-за стола и быстрой походкой человека спешащего по нужде в уборную, вышел из зала. Следом за ним поспешила выйти Ева и адъютант Биркнер.

После них покинул стол Геринг. Не замедлил подняться и Борман, поглядывая на дверь, за которой скрылся Гитлер.

Биркнер, вновь появившийся в зале перед гостями, объявил, что ужин окончен и фюрер всех благодарит за компанию, но его ждут государственные дела.
– Все свободны, – сказал Биркнер.

Павел встал и подал руку Ольге. Она улыбнулась и, подхватив его под правую руку, повела по длинной анфиладе комнат к выходу. Это у нее получилось так естественно и просто, как будто они старые знакомые. 

У выхода Ольгу остановил штурмбанфюрер.
– Фройляйн Ольга, фюрер приказал отвезти вас домой, – сказал он. 
– Благодарю, штурмбанфюрер – мило улыбнувшись, ответила ему Ольга. – Но здесь идти недалеко, и меня проводит майор. Вы ведь не откажете даме, Пауль? – спросила она Павла.
– С большим удовольствием, фройляйн Ольга. Тем более что меня ожидает машина.
– Но я, Пауль, действительно живу рядом, – сказала она по-русски. – Десять минут ходьбы. Прогуляемся. Погода просто замечательная. И тишина. Англичане уже улетели.

Павел отпустил машину и, взяв под руку Ольгу, пошел ее провожать по ночному Берлину. Они не торопясь прошли по безлюдной Лейпцигер-плац, затем прошли Лейпцигер-штрассе мимо парикмахерской Вурфа и, повернув направо на Фридрих-штрассе, вскоре оказались возле дома Ольги. Они говорили обо всем на свете, о чем могут говорить люди только что познакомившиеся и почувствовавшие взаимную симпатию, и, конечно, прежде всего, о себе. 

Небо над Берлином посветлело. Начиналось ясное утро, обещавшее солнечный теплый день.

– Простите, Пауль, я не подумала, заставив вас отпустить машину, о том, как вы доберетесь до дома, – сказала Ольга, протягивая руку Павлу. – Вы далеко живете? 
– В Карл-Хорсте. Но я уж не поеду туда. К девяти утра зайду в Управление, оформлю отпуск.
– Ну, скажите мне, что я эгоистка и набитая дура, – воскликнула Ольга. 
– Нет, Ольга, я так не скажу – ответил Павел. – Не скажу так даже в шутку.
– Ну и правильно, – согласилась Ольга. – Потому что если бы вы уехали в свой Карл-Хорст, мы больше не увиделись бы.
– Ну, почему? Кто нам мешает договориться о новой встрече? 
– Фюрер. Он приглашает меня поехать с ним в Берхтесгаден. А его приглашение означает приказ. Отъезд назначен на завтра. А я вас приглашаю сегодня к себе, чтобы вам не бродить неприкаянно одному по улицам. Заодно, расскажете мне о нынешней Москве.
– Поэтому вы оставили меня без транспорта?
– Ага, – Ольга по-детски шмыгнула носом.
– Меня мама в детстве за «ага» шлепала по губам, – улыбнувшись, сказал Павел.
– И вы шлепните меня, – сказала Ольга, вытянув губы поцелуйной трубочкой.

Но Павел не шлепнул ее. Взяв за плечи, он привлек женщину к себе и приник к ее мягким, слегка влажным и прохладным губам.

– Вот ты какой, – сказала Ольга, переводя дыхание после затяжного и сладкого поцелуя. – Быстрый.

Взяв Павла под руку, она открыла ключом дверь парадного. Поднявшись на второй этаж, у дверей своей квартиры, Ольга обняла Павла и сама, приподнявшись на носочки, поцеловала его… 



…– Ты думаешь: вот какая она легкомысленная блядь, – сказала Ольга, приподнимаясь над лежащим Павлом и касаясь его упругой грудью.
– Совсем не думаю так, – ответил Павел. 
– Думаешь, – возразила Ольга. – Я затащила тебя к себе в постель, я заставила тебя овладеть мною, хотя мы с тобою вчера еще даже не подозревали о существовании друг друга.
– Но я-то о тебе знал, видел тебя в каком-то фильме.
– Если и знал, то я была для тебя лишь девушкой с целлулоидной пленки. Да, я пользуюсь вниманием со стороны мужчин. Да, я не безгрешна. Но им приходится поначалу за мной побегать, перетаскать не один пышный букет роз. И не каждого я еще подпущу до моего драгоценного тела, а тебя затащила на себя, можно сказать, обманом, барон фон Таубе. Скажи, чем ты меня приворожил, лишил воли и целомудрия?
– Наверно, потому, что я как тебя увидел, первая моя мысль была об этом самом.
– И моей, – вздохнула Ольга. – И я жажду продолжения… Ты поедешь со мной в Берхтесгаден?
– Если фюрер меня не потурит в три шеи, поеду, – решился Павел.
– Не потурит. Он всех приглашает с женами или просто парами, даже если люди не супруги. Я попрошу вписать тебя моим другом
– Но Гитлер может взревновать меня к тебе.
– Мы с Адольфом просто друзья. Я ему нравлюсь, как актриса. На мою нравственность он не покушается. А теперь расскажи мне, как сейчас живет Москва…

(продолжение следует)