Полярный круг – не только холод.
Богаты недра и поверхность.
А летом птице перелётной
Прелестнейшее тундра место.
Надёжно скрыты подо льдами,
Свои мясные килограммы
Муксун и чир здесь набирают,
Проделки стужи презирая.
Стада оленей длинным днём
Здесь на коврах из мха шикуют.
А срок морошки как минует,
Под снегом ягель – лучший корм.
И комаров в местах сих много.
Тут не бывает лишь микробов.
Морозы – «притча во языцех»,
Но вот простуд я не встречал.
Микроб здесь мёртв, давно он вымерз,
Нет для заразы тут начал.
Мороз на Севере – во благо,
Хоть и причина бед и страхов.
В мороз прекраснейшие шкурки
Песцы нагуливают шубки.
Добыть вот только трудно зверя,
Пушнина – подвиг одиночек,
Вершится он не между прочим,
Потерь здоровья стоит, нервов.
Хватает зверя. Кто ж охотник?
Абориген или колодник?
По найму ли, иль по азарту
На север едет зверолов,
Энтузиаст и пленник фарта
Или гонимый за рублём.
Но лёгким рубль не бывает.
Хоть зверя ловит, хоть рыбалит,
Нужны и труд, и пот, старанье.
К тому ж – борьба за выживанье.
А здесь не меряны пространства.
Песца добыть – побегать надо.
Уменья просто – маловато.
Терпенье, воля! А мытарства
Зовут героикой желанной,
И сутью здесь существованья.
Спроси отшельника избушки,
Вокруг которой бесконечность:
«ты здесь, романтике послушный?
Или вселенская беспечность
В глухую небыль привела?
«Да нет, дружок, все плевела
Унылой жизни там остались.
А здесь я бог. И то не малость.
Я сам себе и врач, и повар,
И МЧС, само собой,
Начальства нету надо мной,
И не входу ни рубль, ни доллар.
Вздымает трудность шквал энергий.
Здесь нет понятий «слабый», «мелкий».
На Диксоне. Дежурим на Ан-2.
Дарованная властью честь
Собрать по-быстрому пушной товар
У звероловов здешних мест.
Летит ещё товаровед,
Специалист по ворсу, мздре,
В одном лице кассир, оценщик:
Побольше взять, а дать поменьше.
Ему не всучишь брак иль порчу.
Товар пушной – казна, валюта.
И он вершит приёмку круто
В державном свете полномочий.
Купюр хрустящих саквояж.
Начнём, пожалуй, свой вояж.
Мотор прогрет. Идём понуро.
Уже «добро» на вылет есть.
Всё хорошо, но штурман хмурый:
На карте нету целей мест.
Манёвр на поиск строить надо,
И в том нельзя быть верхоглядом.
Найти избу – то дело чести.
Но лишь одно ему известно:
Изба на Пясине-реке.
Её и надо нам держаться,
Река не даст нам облажаться.
Успех наш в божией руке,
Но и в твоей, наш мудрый штурман,
Не дрейфь, найдём. И сядем умно.
Стоит изба на диком бреге,
Кругом пустынь болот и мха,
Не замечает времён бега.
Шумит кормилица-река.
В тепло комар, зимой морозы,
Сияньем неба щедрый Космос,
Разнообразный трудный быт.
В глуши живёт рыбацкий скит.
Один - рыбацкой снастью правит:
Охрана месту и страховка.
Другой, с каюрскою сноровкой
Песцам капканы в тундре ставит.
Исполнит каждый свою вахту,
Меняя неводы на нарты.
Наш самолёт пока на лыжах:
Решаем по-снегу задачу.
Под облаками и пониже
Летим, надеясь на удачу.
Ни одного ориентира.
Речное русло лишь пунктиром
Даёт нам угадать извивы
И тени смутные обрывов.
Пока не зацепиться глазу,
И продолжается полёт.
Засуетился зверовод,
Пушные чувствуя соблазны.
Мотор спокойствие внушает,
Ничто пока что не смущает.
Вот! Есть! Она! Проход над крышей.
Руками машет человек.
И мы посадке место ищем.
Дымшашка сброшена на снег.
Определяем курс захода.
Теперь уж лётчиков работа.
Заход. Посадка. Снег – цемент.
На месте мы, сомнений нет.
Привёл в восторг пилотов навык.
Рулим к избушке в снежной мгле,
Плывём как будто в молоке,
Кренясь внезапно на ухабах.
Всё, лыжам «стоп», открыта дверь.
«Добро пожаловать!» «Привет!»
«Что привезли?» «Мы за пушниной»
«Пожрать бы что-нибудь, муки!
Я соль просил. Не строй невинность!
Чтоб вашей не было ноги!»
Рыбак – сморчок, и суетливый,
Ведёт, ворча, в избушку нас.
Оконца, инеем искрясь,
Слегка смущают сумрак синий.
Ведро с водой и рукомойник,
Лоханка рядом для помойки
И бляшки рушника махры.
Покрыты плесенью углы.
«Ну, что, начальник, начинай.
Смотри, цени и принимай».
Рыбак нагнулся под кровать,
Достал мешок, убрал бечёвку
И шкурки начал вынимать,
Небрежно так, как мелочёвку.
И вдруг светло в избушке стало,
Струится нежность и тепло.
До потолка вспушилось то,
Что только что в мешке вмещалось.
Боясь спугнуть прикосновеньем,
Беру, смущён благоговеньем,
Красу от северных щедрот,
Продукт морозов и невзгод.
Как мало надо человеку!
Взглянуть хоть раз на чудо света!
Вот в две руки берёт спец чудо
И дунул вдоль на мех слегка.
Ах, боже мой, какая шуба,
Воздушна, ласкова, легка,
Волнует глаз мой белизною
И излучает негу грёз!
А подступ умиленья слёз
Мне не даёт сказать хоть слово.
Я весь пленён сей красотою,
Бездонно нежной простотою,
Твореньем божьим на Земле
В промерзлой этой белой мгле.
Шедевр, иначе не наречь,
Достоин женских только плеч.
Но, чем-то всё же недоволен,
Товаровед свой сморщил нос,
Как будто приступ сильной боли
Смутил его чиновный мозг:
«Подвержен ворс для полеганья»
«Не смей мой мех вот так поганить!»
«Вкраплений чёрных больше нормы»
«Смотри на цветность, волны, формы!»
Товаровед убрал в сторонку
Небрежно шкурку. Ей вдогонку
Назначил цену: «Восемнадцать!
Я больше знаю, не старайся».
И торг пошёл стезёй эмоций,
Всё ж в рамках цен и полномочий.
Товар надёжно упакован,
И успокоились купцы.
Купюрам путь уж уготован:
В «чулок», и завязать концы.
Ворча, почти не злобясь, мирно,
Достал хозяин чемодан.
«Им всё равно лежать вон там,
Не стоит нервничать так сильно»,
Сказал небрежно так и пяткой
Задвинул чемодан обратно.
«Зубов уж нет, жена ушла,
Пропью всё в отпуск, все дела».
Его мир прост, он как яишня –
Не повернуть ему уж «дышла».
Окутан мутной белизною,
Летит трудяга наш Ан-2.
Ориентиров нет нам снова,
Рельеф «читаем» лишь едва.
Ведь курс не выдашь постоянный,
И путь наш – ломаные галсы.
Нелёгок хлеб воздушных асов,
Летаешь если северами.
Хоть дел у каждого – багаж,
Прилип весь к окнам экипаж,
Технарь себе окно расшторил,
Ловя ушами звук мотора.
В работе все, здесь каждый занят.
Такой лишь труд нам люб и манит.
Нашли, конечно, и второго,
Снегами скрытого по крышу,
Как цель полёта – зверолова,
А по доходам – нувориша.
И хоть здесь рубль не дармовой,
Но тратить не на что, вот фокус.
И выпить нет. А рыба – ох уж!
Приелась вдрызг, не лезет в рот.
Рулим к избе, хозяин – вот он.
Доволен. Рад. Шабаш заботам.
Опрятен, чист и скуп в движеньях,
Но, видим, в добром настроеньи.
«Привет! Не ждал? Веди в избу,
Будь добрый, сделай вклад в казну»
Везде всё чисто и порядок.
Хоть пол не крашен, чудно бел.
С водой бадья и кружка рядом,
А для хозяйства есть придел.
Хозяин сразу сесть нас просит,
Чаёк, мол, с собственным печеньем.
Умилены его раденьем.
«А, по желанью, может, «прозит?»
Удивлены. Какой пассаж!
Переглянулся экипаж:
Контраст приятный. С предыдущим.
Всё хорошо, не надо лучше.
Приём мехов – почти что списком,
Без суеты, без мата, визга.
Сама собой пошла беседа.
«Что занесло в такую даль?
Всё руки ваши могут делать!»
Латыш. Себя, мол, испытать.
Вослед военному разгрому
Деньга немалая нужна.
Но – руки есть, пуста мошна.
Да и не всё в порядке дома.
«Бороться с властью – не мой принцип.
Я понимаю, мы – не принцы,
Народ всё ж гордый, терпеливый».
Затих, держа мундштук дымливый.
Для многих север – испытанье,
Но и прибежище в исканьях.
* * *
Прошли года. Другие люди
Дежурят здесь на северах.
Ни дальность мест, ни климат лютый
У смельчаков не селят страх.
И не Ан-2, другие Аны
Пока пилотов неизвестных
Оставят в небе след инверсий,
Учтя тех первых все изъяны.
А шуб не видно всё ж песцовых.
Ужель охотников рисковых
Уж нет во время Интернета,
Лишь нефть и газ сих дней примета?
Исконный дух ужель растает?
Куда несёшься, Русь святая?
Уныло калина роняет листы,
И ждёт куст крушины ухода и ласки:
«Хозяин хоть наш не настолько мастит,
Но холил всё ж нас и спасал от напастей.
Не слышно ворчанья его и шагов,
Горох от тоски уж ботвою поник,
Хозяин посеял всё и «был таков»,
Но нет для забвенья хозяйства «улик».
Подходят пределы и болей, и жизни.
Ох, как не ко времени сердце споткнулось!
Уж недалеко завершенье «круиза»,
Ну, что предпринять, чтоб душа встрепенулась?
А жизнь продолжается. Мимо тебя
Проходят события важной походкой.
Всё реже и реже задержит твой взгляд
Классический стан проходящей красотки.
И будут всё также дубравы шуметь,
И люди с восторгом рассветы встречать,
Красой наслаждаясь, сей мир лицезреть,
Уже без тебя, без тебя, без тебя.
Мне был вопрос,
Как долго буду я бухтеть?
Да – жив пока,
«Друзья» ведь – экая безделка -
Мне мнут бока
За просто так, за то, что есть,
Имею мнение своё,
Что лебезить я не мастак.
Мой крест – грехи свои нести,
Таким и встречу
Последний свой звонок.