Как купались с тобой мы в лунной росе,
и счастливее пары не видел лес...
Только зависть чужая - злобы посев,
с наговором, чистой любви ставит крест.
И пока эту стаю в руках держал,
согласившись на подлость с нашим врагом,
со спины, всунув мне под рёбра кинжал,
влезла в логово жить с другим вожаком.
Не подох я, ошиблась - не тот удар.
Чудом выжил, родившись назло судьбе.
Но в глазах - отраженье смерти - оскал,
места нет нам двоим на этой земле...
Мне флажков испугаться, в лес не ходить?
Не рождён ещё для меня волкодав.
Очень многим сумел я умерить прыть.
Очень многих я просто в куски порвал.
И теперь, я лишь только, прошу судьбу:
чтоб ни яма, ни пуля, волчий капкан -
для тебя не достались, я сам приду,
чтоб вернуть вам долги - платить по счетам.
Повезёт - мёртвой хваткой горло сожму,
Панихиду отслужат... Звони звонарь...
И не будет уж больше выть на луну:
"Не волчица, не сука, не баба - тварь!"
Одинокой волчицей ласково звал,
Приручал, и родным стал сучий язык.
Изменил... Не скулила. Бросок. Оскал.
С маху в милое сердце вонзила клык.
Не убить, удержаться б, да клык - кинжал!
Волчья верность и хватка - тут до конца!
Как убила - тАк выла, что мир дрожал,
На тропу осыпалась со звёзд пыльца.
А теперь: смерть учую - туда стремглав!
Позабыты инстинкты, природы зов.
Да от шалой волчицы - хвосты поджав
Убегают и своры ретивых псов...
Не уйти мне от боли, лютой тоски...
Вспоминаю улыбку - набатом пульс!
Если нежность воскреснет - мчу на флажки! -
Но для бешеных нынче жалеют пуль...
Мне бы с кольями яму, чтоб снять вину.
Только нет искупления... Прахом дар...
И скулить будет вечно, выть на луну
Не волчица, не сука, не баба, - тварь!