Рассказ Гестаса

Не сомневаясь в просвещенности аудитории, все же позволю себе напомнить, что Гестас - это, согласно некоторым источникам, имя нераскаявшегося (или, по-другому, безумного) разбойника, распятого вместе со Спасителем на Голгофе, по левую руку от него, а упоминаемый в стихотворении Дисмас - это раскаявшийся, или благоразумный разбойник, распятый справа.

РАССКАЗ ГЕСТАСА

Пекло макушку, жгло глаза,

И глотка медленно ссыхалась,

Не шла проклятая гроза,

И солнце все не опускалось.

Висим мы, значит, на крестах,

Как три мешка на трех заборах.

(Не буду вам про боль и страх –

Что толку в этих разговорах?

Кто не висел, тот не поймет,

А кто висел – и так все знает).

Напротив  - Дисмас, рядом – тот,

Что нынче в нимбе восседает.

Не знаю, чем он там  достал

И римлян, и попов, и прочих,

Но краем уха я слыхал,

Что бог ему то ль брат, то ль отчим,

Или отец…  Да черт возьми!

Какая разница, в натуре!

Коль ты из божеской семьи,

Так что ж висишь на верхотуре?!

Что не сбежишь, не улетишь

(И нас собою не прихватишь)

К себе на небо? Что молчишь?

Что, на воров слова не тратишь?

***

Сказал я, в общем, это все -

И словно ком из горла вышел.

Что он там понял – не просек,

Но Дисмас - этот все услышал!

И как пошел меня честить  -

Мол, нас-то вздернули за дело,

А этот, дескать, сердцем чист,

И весь такой, представьте, в белом!

И тихо так ему: мол, там,

Где  ты очутишься сегодня,

Меня припомни – я же сам

Приму и дар и бич господний!

Во, шельма, как заговорил!

Какие петь умеет трели!

(А кстати, черт его дери,

Из-за него, осла, мы сели!)

А этот Дисмасу в ответ:

«В раю со мною будешь ныне!»

А мне – ни взгляда, будто нет

Меня с ним рядом на жердине!

Так что мне – в ад? А, ну и пусть!

Что там особого, в геенне?

Иль скажет кто, что я боюсь

Чертей, иль боли, иль мученья?

Да я такое в жизни знал,

С такими типами водился,

Что пекло – просто царский бал,

А черти – скромные девицы…

Но это я сейчас треплюсь,

Тогда же – струсил до икоты,

Вишу, икаю, матерюсь

И думаю – а что там? Что там?!

***

Короче, померли мы все.

Последним – я.  Лечу куда-то…

Темно…   В ушах шумит… Вдруг – свет!

И вижу… Дисмаса, ребята!

Я говорю: «Ты что ж – в аду?

Так он надул тебя, выходит?»

И вижу: я стою в саду,

И рядом люди в белом ходят…

А он, представьте: «Ты о чем?

В каком аду? Тут рай, приятель!»

Я так и сел…  Мозги винтом.

Как так? За что? За все проклятья?!

И слышу голос изнутри:

«Когда бы ты не матерился,

То Дисмас бы не возразил,

И праведник не появился б!

И ты не стал хитрить и врать,

Что тоже, дескать, обратился.

Хоть, знаю, ты любил играть,

И к хитрости приноровился.

Тем более, что ад тебе-

Ты прав – что сторона родная.

Привык бы быстро…  А теперь

Попробуй-ка привыкнуть к раю!»

***

И вот уже две тыщи лет

Гуляю я по райским кущам.

И так тоскую по Земле!

И так порой бывает скучно!

Не надо здесь ни врать, ни красть,

Ни убивать, ни лицемерить…

Не верил я в Христову власть,

А вот приходится поверить!

Коль все, что в жизни ты умел,

В момент свою теряет цену,

Что рай тебе? Да я в тюрьме

Не чувствовал такой измены!

Мне Дисмас говорит: «Пройдет,

Ты переменишься, дружище»,

Ему легко  - он ТАМ еще

Стал и очищенней, и чище…

А я смотрю на мир извне

И чувствую с тоской и страхом,

Что до преображенья мне –

Как до Луны, простите, раком!

Он не ошибся! Признаю!

Я сломлен и обезоружен!

Подумайте – скучать в раю!

Что может быть на свете хуже?!

***

И это, видно, навсегда…

А впрочем, что я? Напоследок:

Мне часто снятся три креста

И я – на том,  который слева.

И мошкара, и духота,

И хруст костей, и кашель с кровью

Так  вспоминаются тогда,

Как будто вновь я на Голгофе.

И каждый раз, когда от ос

И жажды я вот-вот завою –

Я задаю себе вопрос:

А мог ли я сказать другое?

И отвечаю: нет , не мог. 

Тогда ведь был бы я не Гестас!

И коль обруганный мной бог

Мне предназначил это место –

То, значит, так тому и быть.

А от изгнания – увольте…

На этом месте завершить

Рассказ свой спутанный позвольте.

Перечитал. Стихи плохие.

Но  смысла извиняться нет:

Не забывайте, дорогие -

Я вор, чтоб вас, а не поэт!