Человек с пластмассовым лицом

Эта традиция имела многолетнюю историю, каждую первую пятницу месяца мы  собирались с друзьями в баре «Хани-Мани» поболтать о всякой ерунде за кружкой пива, все что произошло с нами за месяц мы вываливали друг другу в красках, в лицах и в деталях. Вечер подходил к концу, когда Сани вдруг вспомнил историю своего сынишки, который недавно в школе узнал, что неказистая куколка превращается в прекрасную бабочку. То-то было потехи, когда Сани рассказывал, как мальчуган искал куколок, тащил их под микроскоп, разглядывал, а потом складывал их в коробку и включал настольную лампу, ожидая, что бабочки должны вылупляться, подобно цыплятам.

- Да уж, история, Тэди здоровяк отхлебнул пива и заговорчески произнес, - а вы слышали историю моего приятеля  Давида Касселя, про человека с пластмассовым лицом?

- Тэди, что за история, - взглянул на него Алан, никто не слышал историю про человека с пластмассовым лицом.

- Те еще превращения, это вам не гусениц давить, - и Тэди отхлебнул еще ячменного напитка.

- Ну? - все смотрели на него вопрошающе, - что там с   Давидом Касселем?

- Как я уже сказал, эту странную историю мне поведал мой старый приятель Давид. Верить вам в эту странную историю, или нет, дело ваше,  впрочем, я  и сам пока не определился,  что это – вымысел или нелепое стечение обстоятельств. Действие повествования уходит в первую половину прошлого столетия, в двадцатые годы, а человек, о котором пойдет речь, является Давиду  родным дедом по отцу. Звали его Густав Торвали, тогда, молодой, горячий, с кучей идей в голове и небольшим состоянием, которое досталось ему в наследство от отца,  он готов был свернуть горы. Он готов был любить, делать глупости и зарабатывать деньги.  Но обо всем по порядку, я умолкаю и передаю слово Давиду Касселю, моему незримому приятелю, рассказчику…

- Ни до, ни после того случая в нашем роду не случалось ничего подобного. И так, мой дед Густав Торвали. Женился  в тридцать лет, к тому времени он уже носил бороду и бакенбарды (и это старило его, но он казался более солидным), а уже через два года юная красавица Кэти, она была на двенадцать лет младше мужа, родила ему моего папу, прекрасного  мальчика Арни. Жили они на Питкин авеню, в самом бедном районе Нью-Йорка  Браунсвилль. Дед перебивался случайными заработками, постоянного дохода не имел, но, имея характер бойца, постоянно искал себя и не давал себе времени на размышления о несправедливости своего бытия, на размышления о том, что чего-то в жизни упустил, и как бы было хорошо, если бы вернутся немного назад и что-то исправить. Здесь еще надо упомянуть, что это было время Великой депрессии, депрессии, которая затронула не только Америку, но и европейские развивающиеся страны, самоубийство в ту пору было отличным выходом из положения.

Деньги были на исходе, когда он холодным ноябрьским утром шел по улице и увидел, что в квартале от их дома сдается в аренду небольшое помещение на первом этаже дома. Это мог бы быть отличный магазинчик, подумал Густав Торвали, и, придя домой рассказал о своей идее Кэти. Юная Кэти поддержала своего мужа. Более того, предложила себя на роль продавца в этом магазинчике. Арни подрастал, и постоянные домашние заботы тяготили ее. Оставался один вопрос: чем торговать? Но и тут Кэти быстро определилась. Это была одежда. Конечно, о чем еще могла думать девушка, которая несколько лет проходила в старом домашнем платье. Начались приятные хлопоты, они отмыли помещение, убрали паутину с окон, вымыли стекла, собрали обрывки старых газет с пола и поставили новую мебель. Уже через месяц магазин заработал. Сначала они закупили несколько видов ткани и торговали ей, но у Кэти обнаружился талант к шитью, и вот уже на вешалках висели платья  и длинные юбки. Люди все чаще заходили к ним в магазин, и все чаще выходили с покупками.

Беда пришла на второй неделе после открытия, в тот день Кэти осталась дома, желудочные боли свалил ее, и Густав был в магазине один. Он только поднял ворота жалюзи, как на пороге появились трое мужчин, одетых в черные плащи. Торвали понял сразу, это не покупатели, мужчины прошли вдоль стеллажей с шарфами, вдоль вешалок с платьями и пышными шляпами, подошли вплотную к Густаву. Надо сказать, что именно Браунсвилль является родиной знаменитой в то время итальяно-еврейской преступной группировки "Корпорации убийств", известной так же как "Браунсвилльские мальчики", и каждый человек, который работал на себя, платил им дань. В противном случае ночью случался пожар, в худшем – на пепелище находили тело хозяина. Спорить с ними было бесполезно, и Густав это знал. Один из мужчин, ничего не говоря, достал листок бумаги, на котором была написана сумма платежа в месяц:

- Зайдем в начале следующего месяца, - после он убрал бумажку назад в карман плаща. Они вышли, а Густав стоял и молчал, понимая свою беспомощность. В этом районе правила не полиция, правили эти ублюдки. Вечером он все рассказал жене, вместе они решили продолжать дело, и тогда Кэти рассказала, что видела в журналах  моды, которые она теперь выписывала, что в Париже большой популярностью пользуются куклы для одежды – манекены. Эти странные фигуры напоминают людей и с их помощью легче демонстрировать новые наряды. Они подробно изучили все, что касалось этих манекенов, и выяснилась неприятная деталь, в Париже для манекенов использовали воск, фигуры были очень тяжелыми, и приходилось много возиться с ними.  Их нельзя было выставить на улицу, так как в солнечный день они сразу же начинали плавиться. Зимой же они трескались. Но уже в следующем номере они прочитали, что для изготовления манекенов используют стеклопластик и полистирол, что делало их значительно легче и надежнее. Они закупили партию этих кукол в количестве десяти штук, и через месяц им доставили их в магазин. Кэти не могла нарадоваться этому приобретению. Она наряжала их в разные одежды, она кружила с ними и вальсировала под приятный голос Эдди Кантора или Мэрелин Миллер, которые дарил ей наш старенький патефон, боже, она была счастлива, чего нельзя было сказать о Густаве Торвали. Манекены его пугали. Они как мертвые, неподвижно стояли на витринах и в зале. Он чувствовал себя неуютно в своем магазинчике, он даже ходил в церковь и молил, что бы эти куклы исчезли. Пару раз он разговаривал с Кэти на эту тему, но она и слышать ничего не хотела о том, что бы избавиться от этой модной новинки, - наши продажи выросли втрое, - говорила она, - эти манекены дали тебе возможность безбедно жить. И что скрывать, Густав ходил в полосатом костюме, что было признаком хорошего вкуса и лакированных туфлях. Изредка он курил сигару, но скорее это тоже была дань моде.

Каждый месяц приходили мужчины в черном, и Густав платил им, но это мнимое спокойствие того стоило, больше проблем не было. Со временем Густав и Кэти даже наняли двух женщин, которые помогали Кэти по магазину, их дела шли неплохо, но вот Густав, он в душе ненавидел этих уродцев в красивых одеждах. В магазине у него начинала болеть голова, учащалось сердцебиение, а ведь ему было всего сорок. Арни ходил в школу и показывал хорошие результаты по основным предметам, а в пятнадцать лет тоже стал работать в магазине родителей, помогать матери. Однажды он надевал костюм на манекен и уронил его, боже, как он испугался. Никого не было,  голова отлетела в одну сторону, руки куклы отлетели в другую, и на торсе куклы Арни увидел трещину на груди. Он знал, как Кэти дорожит этими манекенами и знал, что мать без разбору всыплет ему за эту выходку. Бедный мальчик, он собрал останки в пакет и отнес их домой. Дома был только Густав, Арни рассказал все отцу и просто умолял склеить это чудо моды, что бы мать ничего не узнала. Густав посмотрел на «травму» и понял, что склеить трещину так быстро не удастся, Кэти уехала в другой город за материалом и должна была вернуться завтра утром. Времени было в обрез. Он отправил Арни назад в магазин, а сам, установив манекен на специальную подставку, начал готовить клеящий раствор. Разболелась голова, чертова кукла теперь была слишком близка. Он боялся ее, хотя и понимал, что никакого физического вреда она ему не могла принести. Сидя за столом, он боковым зрением ловил на себе взгляд мертвых глаз манекена, проходя мимо, он боялся задеть его, как будто это был живой человек. Густав намазал клеевым раствором грудную клетку, наложил марлю, смочил ватку в спирте и осторожно начал затирать легкие шероховатости тела куклы вокруг трещины. Нет, не то, «рана» лишь становилась меньше, но не исчезала совсем. Нужно было время, он взял кисточку, и снова опустил ее в клей, поднес к самому краю трещины, где пластик был менее подвержен удару, коснулся уголка  «ранки» и вдруг услышал крик. Он отпрянул, ему показалось, что из самой трещинки сочилась алая кровь, глаза манекена вспыхнули, или это показалось больному воображению Густава, он повалился на диван и закрыл лицо подушкой. Заткнул уши, но крик,  который вырывался из пластмассового тела, поселился в его перепонках, он звенел тысячами жалобных голосов, он рвал голову на части, Густав потерял сознание. Очнулся он примерно в шесть вечера,  вот-вот должен был подойти  Арни с магазина. Он встал. Пощупал голову. Боль не тревожила его, но Густав был уверен, что это не последний приступ. Он посмотрел на манекен. Рана зияла, и казалось, что она стала еще больше. Боже, за что ему это страдание? Он достал из шкафа свою старую рубаху и приблизился к манекену. Тот не двигался. Густав обратил внимание, что он немного ниже этой чертовой куклы, это конечно давило на него.  Торвали надел рубаху на это чучело и застегнул все пуговицы. Возможно, теперь этот безликий получеловек не так будет пугать его. Что ж, придется что-нибудь придумать для Кэти, объяснить почему «это» стоит здесь. Дверь открылась, это должно быть пришел Арни, время ужина. Он вышел из комнаты в гостиную, Арни снимал пальто.

- Сынок рад видеть тебя, проходи, - Густав старался не подать видом своим той усталости, которую сейчас испытывал.

- Здравствуй отец, - Арни посмотрел на Густава, - что с твоим лицом? Отец?

- Что? Что с ним? – Торвали старший взял сл стола лампу и подошел к зеркалу. Лицо как лицо, но вот… Оно моложе, или нет? Оно как-то разгладилось. Не было морщин, которыми время «наделило» его лицо, не было паутинок вен под глазами, и действительно, лицо выглядело моложе, Густав повернулся к сыну: - Арни, что со мной?   - как подкошенный он повалился на пол, и вновь потерял сознание.             

Наступило утро.

- А, Кэти. Дорогая Кэти, я спал как младенец, ты давно приехала? Густав чувствовал себя превосходно,

- Арни мне все рассказал, дорогой, что с тобой происходит? Ты побрился? – она поднесла настольное зеркальце ему и села рядом. Он взял его. Что это? Бороды не было, так же исчезли и бакенбарды, да и прическа его претерпела немалые изменения. Он был почти лысым, но самое странное то, что все волосы остались на подушке.

- Дорогой, нужно показаться врачу. Я пошлю за ним, - она вышла из комнаты. Густав стряхнул волосы на пол, перевернул подушку другой стороной и снова лег. За окнами уже шел снег, солнечными зимними лучами на улице играл декабрь. Он вновь почувствовал силу, ту, которая была в его теле когда-то давно, когда они только познакомились с Кэти, когда все было можно, когда все только начиналось для них, и когда не было еще этих манекенов. Всему виной они. Это из-за них он сейчас лежит и ждет участкового врача.

У парадного остановилась медицинская карета. Вышел человек с коричневым чемоданчиком. На пороге стояла Кэти, она приняла пальто и шляпу гостя, и проводила его на второй этаж к Густаву. Врач помыл руки и посмотрел на Торвали:

- Вид здорового человека, -  заключил он, - что вас беспокоит? – врач говорил медленно, размеренно, отчетливо.

- Доктор, - щебетала Кэти не давая сказать Густаву, - у моего мужа выпали волосы, разгладилось лицо и смотрите, кожа рук, она тоже стала намного моложе своих лет.

- Извините, вы могли бы оставить нас наедине с больным, -  попросил доктор женщину, она подчинилась и вышла из комнаты.

- Здравствуйте, меня зовут доктор Филби, рассказывайте, что с вами происходит?

- Происходит? – Густав привстал на локтях,

- Да. Вы же не думаете, что все уже произошло. Вы в процессе. Вот только не могу взять в толк, что же за напасть вас поразила. Мои инструменты вам не помогут. Что тревожит вас?

- Честно?

- А вы как хотите?

- Меня очень тревожит он, - и Густав указал пальцем на манекен в рубашке, который стоял за шкафом, ближе к стене.

- Интересно, и давно?

- Доктор  Филби, с тех пор как мы купили партию манекенов в наш магазин, я как будто боюсь их. Они давят на меня своим ростом, своим молчанием, своим равнодушием. У них нет улыбки, нет эмоций, но при этом они похожи на людей, - доктор посмотрел на манекен:

- Педиофобия

- Что простите?

- Боязнь манекенов и кукол. Как правило, корни этого страха лежат где-то в глубинах вашего подсознания. Возможно, в детстве вас напугали какой-то куклой, возможно, вам что-то рассказывали на ночь, мозг запоминает такие вещи на всю жизнь, и хоть мы этого как будто не помним, на самом деле мы этого не хотим помнить, но от этого никуда не деться. Наш мозг стареет вместе с нами, и у него свои причуды, вот он и выкидывает наружу из памяти старые страхи. Независимо от вашего желания. Есть два решения вашей проблемы, либо избегать этих кукол совсем, либо оставить этого, - он указал на манекен за шкафом, - у себя в комнате. Дайте ему имя, разговаривайте с ним, одевайте его, понимаю, что звучит это как-то не серьезно, но это может помочь. Вы еще слишком молоды для нервных расстройств. А они, уверяю вас, похуже будут всяческих физических страданий.

- Доктор, что с моими волосами?

- А это недобрый знак. Просто так волосы не выпадают в вашем возрасте. Я выпишу вам направление, сдадите положенные анализы, а если потребуется, то я бы не советовал вам отказываться от полного медицинского обследования. Вас тревожат какие-нибудь  посторонние боли?

- Постоянно болит голова, доктор. Это, пожалуй, все.

- Да, да. Вот, - он протянул Густаву какие-то бумаги, - приходите завтра. Проверим вашу кровь, а теперь разрешите попрощаться,  не вставайте, ваша жена меня проводит. Он встал и вышел. Щелкнула дверь, чуть позже зашла Кэти, она выглядела уставшей. Ночь в пути в повозке ужасное занятие, но она как-то виновато улыбалась, подошла, села на кушетку подле кровати и взяла любимого Густава за руку:

- Прости меня, что был ты один в тот момент, мой дорогой,  - по ее щеке побежала слеза, но она быстро смахнула ее платком.

- Со мной был наш Арни, любимая. Он вполне позаботился обо мне.

- Да, да, знаю, но… Что говорит доктор?

- Говорит, это страхи, старые страхи преследуют меня?

- Ты чего-то боишься так сильно, что это тебя  уложило в кровать? – голос Кэти заметно повеселел,  она улыбалась, и в ее ямочках на щеках играло декабрьское солнце.

            Шло время, у манекена за шкафом появилось имя, теперь его звали Эрнесто. Кэти без сожаления отдала его полностью своему Густаву, она, конечно, не догадывалась о той трещине на груди манекена, Густав его сам одевал, переодевал, придумывал для него какие-нибудь наряды, а Кэти воплощала их в жизнь в их магазинчике. Они все так же жили на центральной Питкин авеню, но теперь их дом не казался таким бедным как когда-то в юности, но  Густав Торвали вспоминал эти годы, это были его годы, он ясно ощущал, что ему осталось немного. Врачи ничего не смогли найти такого, что заставило бы их волноваться. Здоровье моего деда было в порядке, ну может, сердце стучало чуть быстрее, чем положено. Все болезни в то время списывали на нервное потрясение после Великой депрессии, и хотя страна уже вышла из того страшного периода, еще долгие годы люди не могли успокоиться, и почувствовать себя на твердой земле. Как-то весенним вечером, Кэти и Густав сидели на веранде у дома, и пили чай. Легкий майский вечерок мягко дул с востока,  Кэти ежилась в теплое одеяло, положив голову на плечо мужа, она вытянула шею и поцеловала его в щеку:

- Любимый, у нас будет ребенок, - прошептала она ему на ухо,

- Кэти, моя любимая Кэти, - Густав повернул голову, и поцеловал ее в лоб, - это прекрасно. Он вынул руки из теплых карманов куртки и обнял свою юную девочку, - Кэти, - он поцеловал ее в губы, она ответила ему, и это был поцелуй  двух влюбленных. Поцелуй, который  ждет каждый мальчишка, впервые оказавшись наедине с девочкой,  и хотя он, обычно, пускает на себя уверенный вид, на самом деле он дрожит всем телом перед своей богиней. И когда он получает этот поцелуй, то туман заполняет голову, не хочется  больше ничего, все что нужно ему в этом мире, так это только чтобы этот поцелуй никогда не кончался. В этом поцелуе вся вечность, в нем вся жизнь. Такой прилив чувств Густава и Кэти не посещал давно, они целовались как двадцатилетние, в этом было большое откровение. Теперь и по щеке Густава пробежала слеза счастья, но он не стеснялся этого, он был счастлив, и подумал в тот момент, почему мужчины не могут сказать эту фразу: - дорогая, у нас буден ребенок.  Он знал, женщины всегда узнают об этом первыми. Это естественный ход событий.

            Шло время, Арни уже встречался с моей мамой, прекрасной Элизабет, и до моего рождения оставалось каких-нибудь пять лет. Непонятная болезнь моего деда все прогрессировала. Надо сказать, что кожа не молодела, как показалось на первый взгляд, кожа разглаживалась. Нет, не то, что бы пропадали морщины, да, это было, но к этому еще особенно  разглаживалась кожа на лице. Никаких волос на теле больше не осталось, выпали брови, и даже ресницы, и Кэти каждое утро приходила к Густаву в спальню со своим чемоданчиком косметики и рисовала ему брови и губы, которые к тому времени тоже потеряли цвет. Вся кожа на теле бедного деда была кремового цвета. Иногда ему становилось трудно дышать, хотя врачи и не находили никаких  на то причин. Кэти забросила магазин, оставив его на двух своих работниц. Появлялась там все реже, все больше проводя времени с мужем. Он ходил, он полноценно двигался, но с каждым днем все медленнее. Каждый день он совершал ритуал – переодевал Эрнесто. Кэти давно заметила эту трещину на торсе манекена, а Густав все обещал ей исправить это, изредка он наводил клейкую массу, но руки слушались все хуже, он оставлял это на потом,  и все застывало намертво, но ему это было нужно. Пока есть какая-то цель, которая зависит только от него, он будет жить. Он будет знать, для чего он сегодня  проснулся, и будет знать, для чего ему просыпаться завтра. Была еще одна цель, он хотел увидеть свою доченьку (как показало УЗИ). Но здесь оставалось только ждать. Оставался еще один долгий месяц. Самый долгий.

            На очередном приеме у доктора Филби хороших новостей не было, а из плохих, а в последнее время других не было, оказалось, что кожа не только принимает какой-то маниакальный эластичный вид, а плюс к этому она твердеет как пластмасс. Пор на коже оставалось все меньше. Тело почти не дышало. Лицо пострадало больше всего. Носа почти не было видно, ушные раковины практически исчезли, поверхность лица казалось ровной, ровной как у Эрнесто. Ротовое отверстие медленно затягивалось, и дышать Густав мог только через это отверстие. Он не мог спать, он почти не ел.  Однажды ночью он пришел к Кэти. Двигался он медленно, словно ржавый робот, он сел на край ее кровати и заплакал. Он уже почти ослеп и ничего не слышал, слезы сочились из маленьких щелок глаз, он взял руку Кэти, с трудом нагнулся к ней непослушными губами и поцеловал. Потом также медленно  и неслышно встал и вернулся в свою комнату. Кэти спала. 

            Утром Густав исчез из дома. Его искали, он не мог далеко уйти, он был беспомощным человеком с пластмассовой кожей…

            Кэти обнаружила в комнате Густава Эрнесто, рубашка на нем была неряшливо застегнута, совсем не в стиле моего деда. Трещина на груди манекена была идеально заклеена. Он был неотличим от остальных своих девяти безымянных собратьев по магазину. Идеально гладкая поверхность. Он все-таки сделал это, - подумала Кэти, - он же обещал, мой любимый Густав Торвали, она приложила платок к своим глазам.

            Мусорная машина подъехала к бакам на Питкин авеню как всегда без опозданий, несмотря на утренний холодный дождь. Чернокожий человек, в синей униформе управляя рычагами, ловко забросил содержимое баков в горловину своей огромной вонючей машины, и лишь кусок чего-то непонятного, почти телесного цвета, перевалившись за борт кузова, выкатился на дорогу. Человек подошел ближе, это была голова манекена. Он поднял ее, покрутил в руках и отточенным броском, как обычно это делали баскетболисты из его любимой «Нью-Йорк ренессанс» забросил ее в мусорный отсек, она попала точно туда,  где лежали остатки манекена. Ударившись о торс манекена, она отлетела в сторону. Через открытую горловину отсека вода с неба нещадно заливала все, что здесь находилось. Через трещину на груди этой странной куклы без головы вода попадала внутрь манекена. Машина тронулась и через пару минут скрылась за поворотом.

Тэди здоровяк замолчал. Все тоже молчали. Что тут скажешь, действительно, невероятная история Давида Касселя. Верить вам в эту странную историю, или нет, дело ваше,  впрочем, я  и сам пока не определился,  что это – вымысел или нелепое стечение обстоятельств.

            Манекен вернулся назад в магазин и еще долгие годы стоял в витраже центрального окна, любуясь этим миром, Кэти очень дорожила им…

Другие произведения автора:

ЕГЭ – новый диагноз

Утопия

Табурет