III

3.1

Горит огонь.

Поймай. Вглядись. Свяжись.

Он - в центре пентаграммы и решётки.

Вокруг  всего – цветы,

Фамилий жизнь.

Ещё,- зрачки из камня под пилоткой.

Весь ужас в трёх словах, что навсегда:

Напутствие всем нам, кто слышит чётко

Сквозь Реквием - иных сердец удар,

Кто  вспомнит их в объятьях, письмах, фотках.

Их  миллионы: былей для кино.

Домашнего. В простынке кинохроник.

 Они зовут нас «жить!»,  как ни смешно.

Не Рэмбо, не Ван Дамм, не Клуни клоны.

Мне весь, с подножья, светел монумент.

Пусть нет в земле под ним мощам  прочтенья,

Копни два метра глубже, и момент

История подскажет повторенья.

- Не пришёл отец много лет назад.

- Сын был много раз на войне убит.

- Сколько раз, солдат, по тебе молчат?

- Сколько лет набат, метроном стучит?

Мой дед вернулся: ранен был

В Малоземельной эпопее.

В ногах осколки он носил.

В руках детей. Внучат на шее.

Носил бутылки в гастроном,

Назад, бывало, нёс бутылку.

Носил анкеты в исполком

И шляпу модно на затылке.

Носил в редакцию стихи,

Что возвращали, к сожаленью.

Вносил поправки и штрихи

На чертежи градостроенья.

Просил ремонта в ЖКО.

У дочерей гостил всё чаще.

Возился сдачей не с его

И чай украдкой пил послаще.

Деревья и цветы растил.

Был суеверен и безбожен.

В воспоминаньях грустен был.

В сужденьях тих и осторожен.

Беззлобно и беззвучно жил,

Любя вождей, храня портреты,

И в этой вере приютил

В себе ровесников приметы.

Он брёл по жизни из войны

Всё тем же рядовым, мы знали.

Всё также трубкой со стены,

Как пистолетом, целил Сталин.

Дед знал соседей имена,

 Врагами ставших для народа.

Его сутулилась спина

Партийной линии по ходу.

…Когда же монументов сталь

В безбрежном канула затоне

Он долго взвешивал медаль

На холодеющей ладони.

И тряс ресницами в платок,

И мысль гасла в синем взоре,

И к горлу подступал глоток

Из алой крови в чёрном море.

И ныл металл, не заржавев,

Как в тех, кто утонул с понтоном,

В нём почему-то уцелев,

Единственном из батальона.

Он плакал, маршалу вторя,

Не помня роль его в пучине
И  в том, что делал это зря,

Считал контузию причиной.

Он верил свято в правоту

Политрука и ветерана,

И жал колени к животу.

И соль Керчи шипела в ранах.

Мой дед не знал, что он служил

Последним в списках батальона.

В ногах с осколками прожил.

 Не под салют был похоронен.

3.2

Стряхни, солдат, ретушь обмана.

Живыми засмейся губами.

Взгляни, как цветы, будто вечное пламя,

В твою распускаются память.

Шагни к нам, ровесник, из стали.

С любимыми встреться глазами.

Пусть горстка земли, что оставил, спасая,

Хранит тебя за небесами.

Миг, воплощённый в камень.

В бронзе отлитый лик.

Строк неживая память.

Вечность потрясший крик.

Боль огня и дыма.

Быль, ценой в приказ.

Долг отца и сына:

Жизнь за всех за нас.

Месть не излечит душу.

Слава в рубинах звёзд.

Сына, отца и мужа

В нас цвет очей живёт.

К ста фронтовым и хлебу

С флангов от образов

Не  вопрошенье к небу:

Вас поимённый зов.

Смерть за победой где-то.

Меркнет в салют набат.

Но подрастают дети:

Каждый второй,- солдат.

Мир во имя Бога

Ты беречь просил.

Нас,

Достойных,  много.

В каждом – отец и сын.

Другие произведения автора:

"Кавказский акцент"

Из поэмы "За стеной"

"Родная (Русская) речь" Поэма