*Эудженио Монтале

 

                             

Арсенио!*

Давай поговорим, Арсенио!

Вот только

Смахну я, словно прошлое, свой тремор

С округлых черепиц ногтей  щелчком

На ваксу башмаков. Вот только

Я  лампу затеню в пустом проёме

Притихшего в дверях слепого мэтра

С бесполым именем – а именем ли,- «Время»?

 

Сейчас, Арсенио!

Вот только передёрну

Я шторы вдоль «рубашки» расслоённых,

Как торт рождественский,

Хрустящих стен колоды.

Смахну исписанной, в автографах, тетрадью

Настольный раскардаш

В  давно умершую корзину.

 А, помнится, была

Когда-то молода, верна…

Вон, - в рёбрах до сих пор видать

Засушенное сердце. Но –

Молчит.

 

Сейчас, Арсенио:

- Протру от стеариновой росы

Сосновый профиль твой

Не кончиком кашне, а жёсткой тряпкой.

Не правда ли, светлее?

Только сыро.

Ведь эта старая безногая ракушка

Давно отключена от всех инъекций.

И  смысла нет в омоложенье: хватит.

Хотя, стучал недавно в старый бубен

Наш новый управдом, и всё хвалился,

Что отключать теперь от  нас не будут  осень.

 

Арсенио!

Давай поговорим!

Ты с детства, помню,

Так радовался искренности моря

В  сетях распущенного пледом  горизонта!

А ястребиной радости паденья

Понять не в силах был: пытался,

Но не смог.

Назвать бутон пружиной в занебесье?

Но были ведь Эвклид, Фирдоуси, Верхарн, Шота,

Был Пушкин, наконец.

Был Бернс…

Вот как просторы сочных крон

Свои же корни могут  обескровить!

В  ветвях так поэтично, здорово, конечно.

Но - и  мячик

Давно запущен и совсем не ждёт,

Когда проголодавшись, вымерзнув снаружи,

Познав иные меры сохраненья,

К нам хлынут «возвращенцы», но  домой,

Уставшие, ворчливые на то,

Что стартовали, мол, совсем с иной планеты.

 

Арсенио!

А помнишь Аю - Даг?

Ты не был там, но почему-то помнишь:

Узнал однажды с астероида.

Ответь:

Насколько мощь протуберанцев

Готова растворить Земную твердь,

Пока в зените Солнце?

Ещё скажи,

Как долго под чепцами

Полярным  векам хватит отраженья,

Коль все мы,- ты представь такое,- станем

Ронять повсюду собственные тени,

Родив энергию безумия и страха

Для контратаки жизненному валу,

Что извне?

По-существу,

Ничтожно противостоянье, правда?

Но одержимость!

Знаешь что, Арсенио!?

Вернись, хоть и ушёл ты, помню, навсегда.

Плащ разодрал ещё об остов монумента

Себе и всем отчаявшимся выплыть

Из кварцевой ловушки побережья,

Толкнувшего само себя однажды

Изящным сапогом к Атлантам в бездну.

 

Вернись, Арсенио!

Осколки зазеркалья

Коричневым залатаны холстом.

Рубиновые стрелки, точно капли

Стекают вверх.

Так было раньше, помнишь?

На Родине твоей не раз.

Тогда

Выбрасывались семьями дельфины,

Спасаясь от торпедных катеров,

А косы нимф манили после шторма

На завтрак тучи птиц – вегетарианцев.

Вернись, Арсенио!

Уложена пружина,

Пока ты был в заоблачном отсутствии.

Смотри: вот ручка, лист. Соломенное ложе

Вдоль всей стены.

Чеканка с добрым утром.

( Пожалуй, даже много для начала…)

Лишь только дай понять,

Кивни нам, что ли: - Правда,

Что ты готов к былому погруженью

И в этот раз, - в который раз,-

Арсенио!?

 

                           ЧАСТЬ 1

 

 

                                     1.1

                                                                            

Пишу всегда один и только ночью.

За чьей-то стенкой внуки спят мои.

Закат ещё дрожит в проёме.

Точно

Зовёт меня к сокровищам своим.

 

А я, куря в больничном туалете,

За что и буду выписан с утра,

Слежу за дымом: 

Как от сигареты

Ликует он над писком комара.

 

Простой житейский случай:

Санитарка,

Собрав весь  хлам и мусор из палат,

Как скарабей, не бросит труд насмарку:

Диктатора примеряет халат.

А утром, до звезды, в «ноль шесть шестого»,

Опишет в примитивной докладной,

Что я режим нарушил чей-то снова,

Не зная, что мне похеру, какой.

 

Таким, как эта, годы и невзгоды

Взвалили  тюк на «спины для ремней».

…Две тысячи двенадцатый, по ходу.

Знать, сучкой быть,- наследственное в ней.

 

Таких вот санитарок – пол планеты.

Они из тех, в ком кончен генофонд.

И у детей их тоже будут дети,

Пролезут  сквозь не разовый гондон.

Плодит  их гордый опытный  старатель.

 

Жаль,- с ленью, водкой, чванством  отупел.

С годами залоснился, - обыватель!

 Не хапнул  самородок  между дел.

Людской  восторг внезапного  полёта

Не светит им: клише и есть клише.

Велели – делай.

«Сдал»,-  уже  хоть  что-то:

И телу миро.

И «Кагор» душе.

 

                              1.2

 

Эта душная ночь –

Ночь.

Как и прошлая,- точь

В  точь.

Из щелей до оков

Снов

Проступает с углов

Кровь.

Волосами в бетон

Врос.

На ногах  простыня –

Трос.

Не мигая, следит

Спрут.

Чтобы жив был во мне

Труп.

Мимо белый колпак

Прочь.

Пьёт  зрачков моих лак

Ночь.

 

Это завтра придут,

Чтобы  нас просвещать,

Кто  ввинтит  навсегда эту жёлтую лампу.

Кто  обязан учить  будет ноты  и гаммы,-

Унисон  охраняемых распознавать.

 

Невод койки сечёт

Грудь.

Стынет красных телец

Путь.

Вкус локтей для зубов

Нов.

С языка – пузыри

Слов.

За прибитым окном

Гром.

То не праздных колонн

Гонг.

По вискам сапогов

Стук.

Не справляюсь с петлёй

Рук.

 

Чтоб сегодня

О завтрашнем мне не узнать,

Чтобы вечно из прошлого, вместо эстампа,

Не линяя,  светила бы жёлтая лампа:

Как в рентгене души затемненьем - стена.

 

                                  1.3

Засветло хрустнули пальцы.

 

А ветки цеплялись за тучи,

Как за виски неудачник,
Как за везение лучник,

Как за винтовку дачник,-

В честь репки сразить мерзавца.

 

Заново вырвалось слово.

 

А стебель собрался в пружину,

Как дервиш в степи к ночлегу,

Как самый крайний за хлебом,

Как полководец к дружине

Из  плена, от ложа чужого.

 

Заживо брызнуло сердце.

 

А корни держались за почву,

Как «бывшая» за алименты,

Как заключённый за почту,

Как парашютист за ленты,

Как висельник за полотенце.

 

Заревом вылился вечер.

 

А листья стекали на травы,

Как к Покровам прихожане,

Как на парад ветераны,

Как на погост горожане-

 По разу в году и на свете.

 

Честная выдалась песня.

 

А почки просились в побеги,

Как обездоленный к Богу,

Как умалишённый к Карнеги.

Как крошка – подкидыш с порога

К волчице из ближнего леса.

 

Затемно виделось утро.

 

                                     1.4

Ощетинились, да в ружьё, лесополосы.

Сердцем вырванным рдел закат по-над кронами.

С каждым вдохом светлели вдруг мои волосы,

И ползла за спиною тень в даль  бездонную.

Полоскала заря лицо в глубине небес.

Окровавился облаков берег розовый.

Трепетал на штыках кумач, словно занавес.

И стекал по ветвям слезой сок берёзовый.

Я глазами ловил удар завершающий,

Я  словами хотел унять сердца всполохи.

И тогда ко своей земле остывающей

Я крестом припадал, и выл, будто колокол.

Был распят я в ту ночь как все: не по правилам.

Бессердечный, не смел я просить покаяния.

Потому мне единственный путь судьба предоставила:

Путь к кормящей Вселенной, в край мироздания.

 

                               1.5

Мне б в такую неразгаданную ночь

Одному побыть с собой наедине.

Чтоб случайно, а не как заведено,

Оказаться вдалеке  от всех сует.

 

Чтоб вокруг, куда ни глянь,- ни огонька,

Ни  назойливых друзей, ни подруг,

Ни пропахших телогрейками ДК,

Ни прохожих, распоясавшихся вдруг.

Ни к чему знакомый с детства звук колёс

Поездов, что не догнать мне никогда.

Чтоб не слышался мне матери вопрос,-

Всё равно,  каков ответ,- будет ждать.

 

Чтобы в эту ночь не лязгали замки,

Не скрипели у подъезда тормоза.

Не стучали топором мужики.

Вдовы девкам не царапали глаза.

Не стреляли б ни салют, ни сыновей,

Не кричали сумасшедшие «Ура».

Не считались на миру очередей.

Не считали бы, что нищий – дурак.

 

В эту скорую,  отчаянную ночь,

Ни звонков, ни разговоров, ни проблем.

Даже ты, моя любовь, куда-то прочь

Отлучилась, и пропала  насовсем.

 

Я прильну к тебе, Земля, как и ты.

И,  в такую удивительную ночь

Ухвачу за ось твоей  маеты:

Только раз такое, может, дано.

Это может быть тогда, если вдруг

Окажусь с тобой  совсем  наедине,

Чтоб случайно, а  не  волей чьих-то рук,

Не заведомо, не ложью, не во сне.

Чтоб до края - никого. Лишь только грусть,

Да и то наполовину,- без слёз.

Ведь вторая половина – это Русь.

Потому что – никуда без неё.

 

                                         1.6

Я  вернусь, как одиннадцать жизней назад,

В тот сентябрь, что умел ещё искренне плакать

До рассвета дождём, вечерами – смолой.

Я сольюсь, чтобы сверить в ночной листопад

Ход наручных часов и размеренный бой

Куполов полуночного лака.

Я пройдусь, задевая за локти осин,

Заглядевшихся в ранние, с кружевом, блюдца,

Повзрослевшей одной имениннице рад.

Я так много хотел рассказать, что без сил

К ней щекой припаду, и одиннадцать раз

Наши  тени качнутся.

 

 Я кивну тишине,

Я ладонью скользну по коре,

Возвращая стекло в им забытое русло,

И не выроню слов:  все одиннадцать – ложь.

Я прощаюсь с тобой:

От того мне так искренне грустно.

Я с собой унесу эту талую дрожь,

А верну, как всегда,-

В сентябре.

 

                                          1.7

Всё жду.

Как в десять – беглого щенка.

Невесту и супругу в двадцать.

Как в тридцать на проверке в ИТК

Пятёрку, чтоб не дай Бог, потеряться.

Всё жду.

Как в пять к столу с работы мать,

В пятнадцать – одноклассницу в подъезде.

Малышку на ладони в двадцать пять,

Как в тридцать пять себя на чьём-то месте.

Как все, кого я ждал, лет через пять

Всплеснут руками:

- Если бы мы знали!,

Когда заметят вдруг, что их не ждали

Лет пять уж там, где  обещали ждать.

 

Кого я жду?

Чего я жду?

Уж скоро – век.

 

Мечты и явь таят вражду.

Но время – бег.

Не ухватить, к чему иду.

Где  радость ждёт?

Мысль даже в  совестном бреду

Не  предаёт.

 

Я сам искал,-

Кого винить?-

Ненужных встреч.

Иных  никак не возродить.

И, словно меч

Над непокрытой головой,

Визжит судьба,

Несётся вслед за мной:

- Постой!

Пуста мольба.

 

Куда ведёт моя тропа:

Прочь ото всех?

Но почему ж,  где  б ни пропал,-

Мне  дорог смех?

Осознан глаз продрогших плач,

Углей их жар?

 

 Когда сочтёт меня палач

 Продлить пожар?

 

                                1.8

Я  сотку эту песню

Из волос твоих дыма.

Рук и губ твоих нежных.

Из ладоней полынных.

Унесут её ветры

В бесконечные дали,

Чтоб другие рассветы

Ей попутчиком стали.

Мне б успеть до рассвета

Напоить наши реки.

Из росинок, из ноток

Водопад заискрится.

И  из радуги  звука,

По рапсодии  света,

В наш аккорд полноводный

Луч зари устремится.

 

Я сотку эту песню,

Словно парус развешу.

Стонут хрупкие нити:

То играет в них ветер.

Я тебя отпускаю,

Моя песня надежды.

Остаюсь горизонтом:

За земное в ответе.

 

                               1.9

Тяжело без тебя мне будет.

Не хватать тебя будет, знаю.

Моё сердце тебя не забудет,

Потому что ты в нём, родная.

Ведь могло бы всё быть иначе!

Ведь весна началась такая!

Ведь  решенье одной задачи

Быть могло бы  другим, я знаю!

 

Были в ней неизвестных трое.

Нам, известным,  решать мешали.

Нынче  «вычислить»  их – не стоит

Ухищрений: они – в деталях.

Первый был неизвестный – случай.

Самый страшный из неизвестных.

В непролазной  сверкнувший туче

Столкновеньем чудес небесных.

Неизвестный второй – разлука.

Отторженью родня, отчаянью.

Расстояний, дорог подруга.

Быль забвения, снов гаданье.

Неизвестный же третий – разум.

Он всегда знает мерки срока:

В зазеркалье кулис не сразу

Отраженье поймаешь рока.

Нам до нас уже были известны

Все, что «вдруг» неизвестными стали.
Мы решили задачу честно:

Мы ответ на вопросы знали.

Внешне память истлеет скоро.

Эти строки ты вслух читаешь?

Вспоминай этот шумный город,

Кто в нём жил вспоминай,- ты знаешь.

Каждый камешек в море, в скалах…

Нам осталось для встречи небо.

 

Я один знаю лаз, я знаю!

Не хватать тебя будет.

 Не был.

 

                        Часть - 2

 

                                             2.1

За окном заплетаются ноги дождя,

По заборам и стенам стекая зябко.

…В подсознанье впитаются мысли вождя,

Ошарашенного словом  «тяпка».

 

Вдруг прослышавшего, что не с залпа «Аврор»,

Не с  лже –Дмитрия, жён декабристов,

И не с бомбы Ульянова Шуры сыр-бор

Вырос на пепелище царизма.

Вдруг  увидевшего за державой - людей,

Возле скипетра - верность и волю.

Как отсутствие воли  при  всплеске страстей

Обрело кумачовую долю?

Ощутившего зыбкость любой новизны

На просторах внезапных владений.

Обалдевшего от левизны, правизны

Всех, от правды святых, поклонений.

Всех, кто в ногу со властью,  походкой «двора».

     Кто не спину под росчерк подставил,-

Тот герой на Руси.

 Но потом, не вчера,

Когда  «бывший» был на пьедестале.

 

Обосрались вельможи? – врачуют рабы.

С первых дней – изоляторы строят.  

Все, укравшие волю, трусливо скупы:

Власть, - как плен, - одинаково стоят…

 

Были  сечи и притчи.

Названия звёзд

В честь учёных,  «во Имя»  сожжённых.

Месть «служителей  Автора»  «Разуму грёз»,

Спекулянты  мощами «достойных».

Вон  из уст «очевидцев «отчаянных»  вер»

С  Божьим  именем, - гнев и проклятья.

Вот  смешной анекдот атеист - пионер

Рассказал про Морозова-тятю.

 

Только  близкий предатель,

Сума и война,-

Бесконечные  смерти предлоги,-

Опрокинуть могли чашу истин до  дна.

 

…От Вечери не пьют с неё Боги.

 

Уникально активностью «братство Иуд»:

Пункт обмена монет на прощенье.

Круглосуточно  очередь:

Ссуды – не ждут.

Льготы после предательства - тщетны.

 Уникальна история казни:

За то,

Что свободою жить и общаться

Всяк  обязан тому, кто и назван: «ничто».

С кем нельзя  недостойно сражаться.

Уникальна беспечность в «хотеньях  добра»,

Будто  дому, продажному миру

Одного  Человека из всех.

 Кто не зря

Алтаря  не увидел, ни клира.

Кто не знал, что хожденье Его по Земле

Бросит в омут  цитат и «явлений»

Очерёдность святых, несогласье «коллег»,

«Озаренье»  ценой «посвящений».

Раскупив  Откровенья Его  за мошну,

Зная тайн  простоту, как основу,

Тот, «ничто», «передёрнул» лишь карту одну:

Казнь – казну.

Как  прощенье – суму.

Как  понятья и цену  Христову.

 

                                      2.2

…Отвлекусь на чуть-чуть.

Сквозь окно напрямик

Светят, будто кленовые листья,

Два протяжных, сквозь вьюгу

Взрывающих  миг,

Приглашенья:  забыть

И забыться…

 

…По - наслышке, случайно, нарочно, «в нагляк»,-

Это некоторые из ступенек,

От которых порхали к духовному всяк,

Чьё ничтожество жаждало  денег.

 

- Воровали  все твари.

Беда ли, нужда?

Просто пища их,- тоже был кто-то!

Ну, а  люди,

Других пожирая, всегда

От души начинали:

С банкноты.

Вор не только в Руси, - сколько помнят года,-

Утвердился в народе «героем».

А иначе – ни как. Воровали всегда

Друг у друга:  надёжней, родней иногда.

 

…Клептоманы не лечатся  «строем».

«Вор» - клеймили на лбу.

«Вор» - рубили, чем взял.

«Вор»  синеет фалангами пальцев.

Столько переВоротов кровавых познал

Люд честной, 

Чтя своё же бахвальство?

Ну, а  наших воров не понять никому:

Всё найдётся в этапном  лукошке!

 

     Власть над кем-нибудь!

 

     Ближе и  выше к тому,

Кто  судить не привык понарошку!

 

…Помню, «светоч» «учиться» три раза  призвал:

Вызнал тайну Симбирской матрёшки.

Он до  Мао  рубином «цитатников» стал,

- «Хочешь плавать – плыви!»,- произнёсшим.

 

…«Воры» брали престол, но, собою гордясь,

Всё  душились, травились, тупили,

Да не кем-то чужим:  сослуживцы,  друзья,

Да родня сопричастными были.

 

Сколько ж Разиных – столько, примерно, и нас,

Дай лишь повод, допив, похвалиться:

Кто княжной за бортом, кто «улажу сейчас»,

Кто  искусством «свалить», кто сразиться.

 

От воров на Руси не спастись никуда.

Даже те, что уже убежали,

Показав  на себе, пояснили:

- Манда!

Вирус наш крепче станковой стали.

Мы  пристрастьем кутить, мы «по яйцам ногой»,

Уникальным все  во всём  распиздяйством,

Заразим всю Европу.

Весь шар голубой.

А ракеты,- то так, «для  бахвальства».

 

- Раньше знали вы нас из «страшилок»  кино,

Но тянулись за  водкой и баней.

Мы влачили на «пять», ну а вы – на все сто

Покупали  и бабу, и сани!

Александрова хор, от Царь – Пушки – в Большой.

От севрюжьей икры недержанье.

Интервью после литра, капризы: - «домой!»

Сразу всех языков пониманье.

А цыгане,- жемчужина барских затей,

А медведи, а лоси в прицеле?

И, конечно, Куранты. Стена. Мавзолей.

Поглазели  Страшилище в «теле»?

Это было меню.

 Из чего, для кого

Подавались салфетки – не важно.

Но  теперь сани сами  к нам свозят того,

Кто от счёта стал «обескуражен».

 

Мы  ж полезли нажраться и хапнуть быстрей!

С чердаков, всех режимов амнистий,

Из подвалов, углов, коммуналок щелей.

Кто – «свалить». Ну, а кто и «зависнуть».

 

Нам внушали втыкаться «хоть чем-то во что!»

И совет, и конвой, и учитель!

Ну, а раз мы   везде расползаемся, то

Вы и правила наши учтите…

От  Китая на запад, из недр – навсегда…

 

Вроде,  донельзя добрые мысли,

Понесутся, теряясь, смывая и так

То, что «вдруг»  под ногами раскисло.

-«Почему всё, что «плохо», размыло сейчас?

-Удивляемся, новости слыша.

-Почему, когда гнал «восходящего» глас,

С  черепичной взлетали мы  крыши?!»

 

- Это ж было несметное множество раз!

Как же снова:  без свечки - на тяпку?

Может быть, самоуничтоженье – заказ

На  «авось» во степи и колядку?

 Может,

-«Лишь бы сквозь стену,  с тельняшкой на  грудь!»,-

Всё ж здоровой эпохи повадки?

Или,

-«Лучше, где тяпка, натоптанный путь»,

Всё ж привычней при смене порядков?

 

И  латентный «вождизм».

- Особая месть

Всем, кто «власть».

 Из лачуг, обязательств,

Нищеты, что ни есть,- перед тем, чтобы «сесть»,

Помещался под «груз обстоятельств».

Вымещался, прорвавшись из круга друзей,

От соседей, шпаны подворотней.

Цену жизни любой  при «раскладе мастей»

Назначали «бродяги»  на «сходне».

Проверяли мечи уникальность мозгов,

Проверяла  наганная пуля.

-  Скоро вырастет поросль новых воров.

Свалим тех, что ещё не тонули.

,

                                   2.3

Был поток перепут, пересудов, страстей,

Беспредела, крови, похоронок.

Был отстрел подходящих  к  «рамсящим» людей.

Пересев  у  «смотрителей шконок».

Захлестнули статьями,- ужаснее нет.

К ним леченье, забвенье, зачтенье.

Загрузили сроками по  двадцать пять лет,

Чтоб   попутать, за что исправленье.

Стало столько «барыг», пидарасов, «козлов»,

Что «краснели» «продольные хаты».

Ещё больше,- когда прокуроров, ментов,

Кандидатов везли в депутаты.

Берегла их одна многодетная власть.

 

Оценив  дом с семьёй, как разруху,

Всем  имуществом в «ветхий общак» забралась.

Не прогонишь: огромная, сука.

Раскормили  кровавым  и нищим «баблом»,-

Это то, что взамен остального.

Адвокаты, как судьи, грозят «западло»

Превратить в обиходное слово.

 

Эти   «слуги народа» с обеих сторон

Прогрызают  бетон и обычай.

Через них идёт торг, новостей самогон,

Череда предстоящих событий.

Эти клерки у  клетки так рады мозгам,

Раз всё прочее отняли напрочь.

Суетятся, значенье отводят счетам:

- Проиграл  свой  «ларёк» бывший завуч?

Но  в письме, продиктованном ученикам,

Их  ключу тайнописи научат.

Остальное продолжится где-нибудь «там»:

Из общенья  рождается «случай».

 

Рынок вдруг из бабуль, из петрушки, пивной,

Несунов, спекулянтов и склада

Стал такой слезо – кровоточащей стеной,

Что «базарить» об этом – не надо.

Годы «сучьей» возни отразили «расклад»

Пионеров «грядущих канонов»,

Подменили  понятья из «кодекса зла»

Пониманьями «цен для  закона».

А  капризы -  всё те же.

Но  в «должность «блатных»

То «барыг» снарядят, то сучарню.

Пониманья - долги.

 

Жизнь меняется вмиг

У  заводчиков мнений на псарне.

 

                                    2.4

Гражданин, обыватель, что, как-то, не сел,-

Он восторжен и солнцем, и волей.

Казнокрад, бюрократ – тот  же, с выслугой дел,-

Часто местом своим не доволен.

Отвечать, промолчать, «протусить».

«Чифирить»,

«Походняк»  «срисовать» «ворошилов»,

Пропитаться особым «акцентом «лечить»,

Вонью хаты, желтеющей в жилах.

И внимательно слушать, что кто говорит:

Как, о чём между «дел» отвлечённых.

Отмечать для себя, кто еврей, а где жид,

Не впереться в садок «оперённых».

Чтоб  потом также тихо, как  как-то вошёл,

Очутиться в «режимке», в «больничке»,

Чтоб не мудростью лет, и не выслугой бед

Чью-то  «точку»  отстаивать лично.

Шанс пролезть к полу – равным,  к «по ходу «своим»,

Наклевавшись  перловки по «хатам».

- «Деньги есть?»,

- «Погоняла» придумавшим,  им

Совмещать  дадут  «вор» с «депутатом».

Каждый знает за каждым «косяк косяков»

От «бля буду» до «честь не изгадив».

Так что, принято стало быть праздным вором,

А не плакать, на мумии  глядя.

От традиций почти  что военных годов,

Где съедали – и то от отчаянья,

Сучий козырь опять выпал  любящим кровь:

Подкупили  «свежатиной».

Явной.

 

- Не мешайте никто нам с собой воевать,-

Заорут из-за каждой из стенок.

-Мы привыкли самих же себя побеждать:

 Вот отметки с ключиц и коленок!

Те, что власть, то не мы.

 Нас её выбирать

Не заставят ни пули, ни  голод,

Ни  режим, ни  «мутняк», ни ШИзо, ни  бура.

 

Лишь войной  не удержите повод.

 

Репортажи с планеты, где люди – все мы,

Не о нас: мы и в 7D

Другие.

Тянем шеи и ноги с Норильска, Перми

Прямо к зрителям:

-  Вот мы какие!

Каждой жизни спираль, каждым сроком надпил,

Каждый выжитый день у неволи

Захотят миллионы забыть, - как не жил.

Миллионы - «поведать о доле».

Миллионы - просить их простить, отпустить.

Миллионы – чтоб мстить, коль возможность.

Из оставшихся «не перечисленных» быть

За стеной  оставляет «поточность».

Половина вернётся за сукой кружить.

И, с  припрыжкою «битого» волка,

«Козью сказку» слагать, как «не хило» прожить,

Если  «кума»  добавить наколку».

 

Так что, думы вождя – обобщенье причин,

Из которых в России, уверен,

Каждый  их, но хоть раз, на себе уличил.

 

Что  совпали случайно,- не  верит.

 

Под  шаблонами скользких, как лысина, фраз

Месит глину  для кладки подкорка.

Будет снова стена, как  межа «на  заказ»,-

Навсегда обывательски спорна.

 

Телевизор – глазок, где вы «там» а «мы  тут»,-

Диафильм  из Москвы на  Россию.

Как  фонарь одноглазый райцентра, где пут

Среди ног не увидишь: сносили.

Здесь по лужам горячим несётся шпана,

Обогнав с двумя вёдрами тётку.

В их  глазах, их мечтах не от хитрости, а

От наивности щёлкают фотки!

А  в альбомах любой из доживших семей

Аккуратно, отдельно, с почётом

Будут  нас чёрно-белые судьбы людей

Сквозь листы вопрошать:

 - Как ты?

-Что ты?

С «тем» фиксажем  сложнее  правдивость  узнать:

- Те ли праздник,  уверенность,  смелость

Попросил  их фотограф при вспышке  создать?

 

- Хорошо ли  нам в будущем светлом?

 

     С языков, как с сосулек, по капле восторг,

     Иссякая, заполнит, где узко…

 

     Силикон – хорошо.  Будет вам и мосток

     К недоступном острову «Русский».

 

Вспомню:

Видел  орбиты пути выкрутас,

Хоть и вписан он в память планеты.

Но ума не хватает ни «до», ни «сейчас»

Совмещать с осязанием «это».

Повторяется круг, только время не то:

Космос тоже собой  заразили.

Вроде,- умные все. А случись хоть потоп,

В  распиздяйстве -  спасительней сила!

 

Говорят, есть сценарий под прежний проект!

Жаль,  у нас, у разумных, нет шанса

Пробурлить под водой сотни три, эдак, лет,

Поболтаться по разным пространствам.

Нам отпущенных тысячелетий предел

Всё видней и видней с каждым годом.

Мы сожрали себя, как планету людей.

Мы насрали на всех переходах.

Эйфория войны – петушиный декор,

Тараканья способность общаться,

Аллигатора слёзы, крысиный восторг,

Богомола каприз распрощаться.

Всем сравненьям не хватит уже никогда

Даже шанса на миг воплотиться.

…Убавляется мир, окружавший всегда.

Прибавляемся мы. Поживиться.

 

                                   2.5

Как  скоро взрослеют вёсны.

Как долго открыта пасть.

 

Уже и не зубы, а дёсны,

К аорте хотят припасть.

Хотят насыщаться кровью,

Хотя бы схватить за пульс.

Какой-никакой, но новью

Восполнить «себя конфуз».

Утрата таких ориентиров,

Как «выход» и «вход» говорят,

Что  сменой  имён и мундиров

Не кончится  весь  «маскарад».

Невиданное громкославье,

«Хвалебен» любой херне

Не радуют правдой, - Ave!,

Они не понятны мне.

 

Уже перестук сквозь стены

И «кабура» между  «хат»

Не могут объять все темы:

«Свиданка» - нужде  под стать.

Нужда и в глазах, и в мыслях.

Есть повод: коллапс  телец.

Не может поток пробиться

Сквозь каменный тромб сердец.

Не отмолить поколенья,

Смотрящие из за стены:

Для хищников нужно бденье,

Реальное поле войны.

 

Назвать этот криз  бедою?

Удачей  его  назвать?

Опять мы одни,

И опять

Со стеною.

- Описать?

- Опять  описать?

 

Невозможно познать, сторонясь.

 

Разве честно из  пней, щелей

Жизнь воспеть, небу  удивясь?

Песнь сложить за полста рублей?

На заборе прочесть  строку,

Подходящую  к рифме строф,

И,  загнав в суету тоску,

Ощутить, как клокочет кровь?

Чтоб хоть как-то, - будь, или не будь-

В  сказках новости отыскать.

Слёзы лить,  водку пить - на грудь,

Будто витязь, на ветер  ссать.

 

А  русалкою  быть легко?

Водяным  из Угрюм - реки?

Нечисть всю бы объять рукой!

Только  честь не всегда с руки.

 

О цветке горько речь вести,

На который башмак ступил.

О незнаемом наплести.

Бить челом о крыльца настил.

А  как важно познать собак,

Крыс, бацилл – всех наук редут?

Обобщить эпохальный шаг

Тех, кто жизнь на алтарь кладут!

 

О любви грех не написать.

Даже грех в чудесах луны.

Но для этого надо встать

Не как все: только со спины.

Эти звёзды!

Кто сказал,

Что до них миллионы лет?

Настоящий поэт достал

В одноночье весь млечный свет!

 

Тяжело себя обвинять,

На Эзоповом жить  островке.

Как суметь никого не назвать,

Чтоб  держать гонорар в  руке?

Если бременем вдруг - «звезда!»,-

Где значки, ордена носить?

Респектабельный гнать угар,

Если слава решит косить?

Ну, а груз юбилеев, встреч,

На заслуженность премий злость,

Даже клятва «Костями лечь»

Хоть за что-то,- как в горле кость!

 

Не хватает порой минут,

За шедевр, за  творенье сесть!
Ускользнуть от фанатов пут,

Чтоб  распутать коллеги лесть.

Ореол обручил мозги,

Выжег буйную гриву,- голь.

Выступает опять  с тоски

На штанах и подмышкой соль.

 

Невозможно вершить, когда

Ученик открывает рот.

Тут – гордиться бы, но тогда

Подзабудет тебя народ.

Но сдаваться нельзя.

 Борьба

Тут без правил и  их азов.

 

Тут решает сама судьба

Выбор  дат,  и похожесть  слов.

 

                               2.6

Усни дитя.

Сегодня лучший день

Из всех минувших. Окунает вечер

Слова из песен маминых в ручей,

Журчащий вдоль следов при вашей встрече.

 

Усни дитя.

Пусть без тебя неон

Ровесницам мигает на панели

Из колб стеклянных. Из живых – нейрон

В молекулах мозгов по карусели

Гоняет ядра смерти.

                                         Спи родной.

Ночной приют из снов твоих не тронут

Ни голод, ни чума, ни постовой,

Ни дьявол в бюсте, ни святой в иконе.

Пока ты спишь, в мозаике дорог

Безвестной колеи Российской шири

Всё так же «этапирует» народ

При залпе в грудь – в озоновые дыры.

Не знай, малыш:

Пока не кончен суд,

И всех поэтов тлеет в мифах правда,

Вдогонку за Есениным уйдут

Высоцкий, Цой, Шукшин. Кто будет завтра?

Малыш!

                  Не знай всех миллионов глаз,

Впрессованных подошвами под корни,

И миллионы страждущих сейчас,

Пока ты спишь, а сказка комом в горле.

Усни дитя.

Как в сказке,- в жизни ночь

Приют для зла, для нечисти раздолье.

В последний раз посмею превозмочь

Я дикий шабаш. Ты же спи, родной мой.

 

Усни дитя.

Я стражем у двери

Продлю твой сон, насколько сил достанет…

Переступи меня, когда лучи воспрянут

На  чести настоявшейся зари. 

 

 Лети!

Зажги на небе млечных нот пути.

Рассыпь осколки светлых слёз,

Лети!

Мне по земле с тобою не дойти.

Прости,

Что отправляю в долгий путь,

Лети!

Сгорают свечи на моём пути,

А в темноте дороги не найти.

Лети!

Лети!

 

                             Часть 3

 

                                                                      

Приходят ко мне «герои»

И спрашивают просто так:

- А что это «За стеною»:

Фольклор?

Авантюра?

Знак?

Как быть мне, поскольку каждый

Из всех, задающих вопрос,

Уже «нарисован» дважды:

-За интерес.

-За спрос.

- С начала  читай,- отвечу.

Отвечу за каждый слог.

Забудешь всему предтечу,-

В  грядущего «въедешь» срок.

 

 

                              3.1

 …В  Глубокожопье, меж  Нетленных Горок,

 Традиции давнишние весьма.

Там  маскарад – советом рулит  Ворон,

Житухою - Трехглавая сама.

Авторитетов вряд ли сыщешь  круче.

Да и нужда ли прочих замечать?

Тут этих бы двоих, на всякий случай,

Не видеть, не  слыхать, не прозябать.

 

И  был  плакат:  «Конец  номенклатуре!»

Клялась сорока, вылиняв глаза,

Что есть указ. Божилась, что «в натуре»,

И мухомор клевала три раза.

 

Но  так  сложилось  многими  веками,

Что каждый убедиться должен сам:

-Что за указ? -  чтоб голыми руками

Не дёрнуть за  чужие чудеса.

 

И,  как-то без азарта, - ведь прожили

Бок о бок с ней, - была себе тиха,-

Но, по – привычке, всё-таки решили

Свести её, заразу, от греха.

 

Молчала лишь Трёхглавая, да Ворон

Икал  от всей  возни  из-за лесов.

Она – из-за того, что знал ещё он,

А он, – что видел сам из облаков.

 

Хоть без костей, а сразу  в заварухе

 С разминки  прокололись  языки:

Из очереди к ЛОР одной старухи

Узнали, что «в верхах»  полезли слухи:

- Мол,  сильно разногласья глубоки.

 

- Поссорились Трёхглавая и Ворон!

Он ей:

- Вылазь  почаще из чащоб!

Она ему:

- Ты жрёшь-то не попкорн,-

- Что мной с былин задушено ещё.

Он ей:

- С земли - ка  пузо  подбери ты.

Гляди,  как обосралась ты во сне!

Она ему:

- Куда ж смотрела свита?!

А он:

- Брезгливая. Не хочет быть в говне.

- Дыхни в неё!

Раззинь до жопы пасть!

Она отобрала себе «гнездила»,

Все члены у кормильцев облепила,-

Нельзя орехом в твёрдое попасть!

 

Мол,

 - Делай что-то!

Я совру,- «зарядку».

А ты бросай бухать чуть  по  чуть-чуть.

Нет-нет, спляши со всеми ты вприсядку!

А иногда всех выжарь  из лачуг!

Летай, знакомься с точно же такими,

Познай хоть дебри всяких из сторон.

Иначе, геморрой,- а не ангину

Себе ты заработаешь, дракон.

 

Поверил первый  кот учёный слухам,

Стал грызть замки, цепями стал трясти,

Орать, что  «помнит лучшую житуху»,

Кому дорогу, знает, перейти.

Яга ж за долы стала отлучаться,-

Там  кто-то  пенс на бабку положил,

Зачаться предлагал,  но не венчаться:
Кормилицей стать  в западной глуши!

А  Василиса!

С пялец соскочила,

Кричит, что с них «ни пряжи, ни хрена!»,

На  лысину  Хоттабычу  вскочила:

«Метла» того – премудрости  полна!

 

Емеля всех  устроился солидней:

В одно хотенье выручил пруды,

И щучьи дети ломтиками, видно,

Родителям ответят  за труды.

Вот мальчик.

Кинул  деда и старуху,

Засунул пальчик Рябе  в  яйцеход

И ковыряет жилу у несухи,

Из-под ногтей колечки  достаёт.

Иванушка очнулся от паралича,

Полез с печи поссать за  сорок лет,

Упал, убил вокруг всю радость давеча,

Теперь не подойти:  сердит атлет.

 

Наклеили на стенках приглашенья

На  «кастинг» всех Елен в одном лице.

Не помогло им козье одобренье:

Сварили в «трёх чанах» с двумя в ларце.

 

Соседей непонятная «войнушка»

Меж кочек рассовала  козни пней.

Пробраться от избушки до избушки

Опасно  стало с ведома  властей.

 

- Богатыри - подъём!

Хорош гордиться!

И так всю славу Вам отдал народ!

Стираются века, названья, лица.

Жива душа? -

Стыд славу не сожрёт!

Шатры тут  Щорса, Кобы, Челубея,

Чапая, Кочубея, Колчака…

Вас  трое, но  любого лиходея

Должна молчать, как мёртвая, башка.

 

Кащей вот не поддался кривотолкам

И спорил с уткой, зайцем, кладенцом…

Интеллигент, а нервы – не иголка…

 «Палёным»  их закусывал яйцом.

Алёнушка  открыла бар «Копытце»

Напротив вытрезвителя окна,

Чтоб братец видел, кто пришёл напиться,

Чтоб  не тускнела сказочность  руна.

Не утомляла,  хвастаясь, Норушка,

Что   «урожай – гарант на много дней»,

И   «русая румяная толстушка

Поделится  гумном для  всех  затей».

«Боровичок» - и бодр, и непригляден:

Положит на лужайке  мухомор,

И ждёт, кто клюнет первым, из засады.

…Все   ржут:  вот как  кайфует  бутафор!?

 

Короче,  понесло  Глубокошопье.

Сороку есть кому перекричать:

-« Теперь не так, как раньше,-

- « Долболобьем»

Мы  веси эти будем величать!

Должно  вместить грядущего  наречье

 Путь всех из тех, кто был,  но стал не тем!

Пускай веков болотные  предтечи

С метаном расстаются насовсем.

Мы  надолбим достойные  заделы

На кочках, где ещё поют дрозды.

Повъёбывать придётся,- эко  дело!

Зато гордиться:  Лобоносец  ты!»

 

- Скорей бы нам сменить себе названье!

Стыд,  да и только, где досталось жить:

Давно из недр парило загниванье.

 

…Не будем  о невысранном  тужить!

 

Замажем, всё что сможем,  пластилином,

Пока нам силикон не по плечу.

Прожиточную в рост сплетём корзину

Из  инновационного «хочу»!

  - Вернётся Вече, но как зубр в прицеле:

 Есть  стая «белопущенных» людей»,-

Грозят, как пальцем, как «барыги»,  стелют,

Долбят мозги до  дупел  у  детей.

Просты, щедры, наивны, без  амбиций,

Не лезут к кладке  «первых»  из камней.

И  никакая тварь из оппозиций

Не  вспомнит  «золотую» крышу  ей.

«Масонами» ещё их называют,

Строителями,  каменщиками.

Но разрушать умеют, любят.  Знают

Какой раствор,  и меж какими стыками…

 

И стало просто тупо веселее!

 

Кивали, - «без огня, так дыма нет».

Всё чаще были споры, всё смелее,

Всё реже расходились на обед.

Пошли уж  вскоре драки по повестке.

Потом повестки в райглубокожопотдел.

Судья – Разбойник строг по – Соловецки,

Но прав:  чем чаще спорят,- больше «дел».

 

Дела ж верстались.

Всех, кто был, послали

Кого на запад, чаще на восток.

Каналы рыли. Пили. Просерали

Талант и землю «на спор» и в залог.

Купцы, как и враги, - вдоль горизонта.

Всё не поймут в движеньях скрытый смысл:

Как  можно  на одном  «дешёвом  понте»

Так въехать в развитой долболобизм?

Их резиденты  до сих пор, как раньше,

Врезаются под  умыслов пласты,

Уже в берлогу лезут, гордость  нашу

Как  лапу, на свои  сосут лады.

 

И  добрый, но больной по чину, Леший

Раскаялся в трёх - ярусном дупле,

Когда прочёл,  как  дочь – русалка  чешет,

Не косы, - мемуары на скале.

Поскольку  извинился – то простили.

Сменили должность: стал «вторее  всех».

Алёшей нарекли, вдохнули силу,-

 

-Велели  взять  Кикимору «на смех»!

 

Она, того не ведая,- колдунья! -

Из затхлости и живности болот

Всей Родиной дыхнула  на 

Раздумья

Сегодняшних  жестянщиков  высот:

 

                 -«Там, на «конечной» терренкура,

С плато виднее, как дойти пришлось.

Сорвёшься,- в перепад температуры

Твой пара куб  сожмётся в изморозь.

И  станешь снова каплей из болота,

Потом - простейшим,  червем, плавунцом,

Личинкой, кровососом, и – к высотам

Глядишь, дорога  выпадет орлом!

 

Ну а пока моя глубинно воля

Ещё не весь восприняла  каприз:

-Зачем менять  съедобное  без соли

На  то, где без приправ не обойтись?

 

Да, был указ. Но был в Глубокожопье.

Конец номенклатуры – это там.

А вы теперь - в  достойном Долболобье,

Зачем  чужой указ тревожить вам?

Вот  Ворон. На его веку названья

Менялись все.  Прокаркает  с азов.

И  то, что было после,  тоже знает.

Не из былин,-  глазниц  из-за лесов».

-«Трёхглавая останется навеки,-

Хоть это понимать вы все должны!?

Устроить встречу? 

Там откроют веки

И  честь и нечисть,- с кем придётся жить.

- Как хорошо, что в мире нет нам копии!

А значит, нету равных ни хера.

.

Оставьте всё, как есть.

Тут не утопия.

Россия тут.

 Тут «чёрная дыра».

 

Поэтому займитесь лучше  делом:

Те, кто судил - суди, сидел – сиди.

Кто  шёл пешком к Самой, - идите смело:

Вам - всё одно, а пыл  – пример другим!

 

Короче, - хвост на том!

А кто  прослышит,

Что  у дупла  орешки раздают,

Пусть чует, чьей щедротой, падла, дышит!

Пусть знает, в честь кого опять салют!».

 

Молчало, как «тупило», полу что-то,

Простой житейской  правде удивясь:

-Действительно: - Кому нужны  невзгоды?

Сама в номенклатуру  «впёрлась»  власть!

Пусть катит, как в закат с рассвета солнце,

Как смена лет и зим, мимоз  и астр.

Названье? Да и хер на нём.

Болотце

За много  вёрст  мерцало  и до  нас.

 

Родное  с тайных  лет Глубокожопье

С  придуманным  случайно   сопрягли.

Синонимами сделали «утопье»

С  «лавированием вдоль колеи».

И вече превратились в вечеринки.

«Вечери» же транслировал экран:

«Сама» себе придумала картинки,

Где  все не гады – гость не очень зван.

 

У всех голов,- центральной, левой, правой

Отдельный ум, режим и рацион.

А  внутренние органы направят

К  трубе единой рапорты о том,

Кого сожрали, чтобы удивиться?

Кого слизали крайние с боков?

Вопросов  ровно столько, сколько длится

Подсчёт ответов эха  голосов.

 

Пришлось учиться мыслить поголовно,

Менять в башках  «сегментов» перевес:

Воруют все пускай.

Кто нет, кто ровно,

Кто сам,  кто кровно,- разобщить процесс.

«Ленивая», «горбатая», любая

Толпа на шею лезет по бокам…

 

Одним лизком  хозяйка их поправит.

Одним скребком когтей,- и на века.

 

Ужесточить  законы!

Негодяев,

Попутных кур сожравших под «Портвейн»,

Ославить гневом, штрафом, и, «случайно»,

«Стволом», «баяном»,  «жалобой»  блядей.

 Статей в УК оставить  ровно столько,

Что  «сноскам» и «поправкам» к основным

Не будет места: есть тарифы только.

Тут  рынок.

 Тут «Респект  Самих

 Самим»!

 

                                  3.2 

Опять пишу я сказками, да ночью,

Чтоб не мешал мне дня смятений след.

Днём ложь в глазах, как камень, непроточна:

Ценой в зрачках  уместится ответ.

Темно не за окном,- всё жизнь поправит.

Темно, как на духу,- в зачатье слов.

…Нет:

Я  их проходил, ещё не зная,

Что дети - не всегда в своих отцов.

А я, ещё живой, смогу увидеть

При свете солнца, а не фонаря

То, что пишу.

В «живом» пощупать виде

Всю прозу глав, рифмованных не зря.

 

Слова к открыткам, спич, стишок, куплеты,

Частушки, «метломётство, «рифмыши»…

 

Стихотворенье, - это

Больше нечто:

-Как изверженье,

Взрыв,

Исход  души.

…Писать красиво о красивом - надо.

Плакаты о хорошем – хороши.

 

…Продолжу делать главное  для вклада

В умы людей,

 В  «понятие души».

 

                                      3.3

Мчит   BMW.

Случайная студентка

Красиво дремлет. Не случайно оголив

Наличные  с резинкою,- за  сессию.

Столбы негромко шепчутся вдоль стенки

Безумного дождя:

Cтарик, прожив

Всё лето на чужбине, -

Так же весел!

 

Добраться засветло не выйдет: все раскисли

Легенды под колёсами, а днище

Цепляется за грунт, как за наследство.

У переезда пробка, в полном смысле.

Автобус – вдребезги, какие-то таксисты,

К обочине таскают части детства,

Которое вот тут, на мокром месте

Закончилось.

Похоже, мы «зависли».

Любителей полно рты по - раззявить,

Останками набить свою всеглазость.

Есть и другие.

Вот: - на «раз,  два,- взяли!»,

Перевернули тачку  и  добили

Ещё живых: чуть-чуть не рассчитали.

Какая уж тут может быть предвзятость?

 

Потом нюансы смысл приобретут,

А поначалу столько будет сплетен!

 Язык наш, хоть и издревле приветен,

Но  помнит виноватых наизусть.

Вот рядом спит.

Ей места не досталось

В автобусе, что многим стал последним.

Включу погромче  Sony, чтоб остались

За струями дождя и плач , и бредни.

Не к стати забастовками в Италии,

Цунами в Мьянме радио нас «лечит».

Студентке три стакана «Цинандали»,

Удобный разворот ноги под плечи.

Смеётся, надеваясь, чья-то радость.

Вцепилась, будто чья-то одержимость.

Кричит уже, и видно, свою сладость

Несёт всему тому, что недоснилось.

Ослабевает дождь. Включаю «дворники».

Проехать можно не по лужам с кровью.

Теперь мне слышно, как FM  из  Sony

Твердит о вреде стрессов для здоровья.

 

                               3.4

 Какой-то был, не помню, юбилей:

Не то награды, славы, даты, смерти?

…Там, в кучке приглашённых мной людей,

Знакомый силуэт мелькнул, поверьте!

Мелькнула чуть горбатая спина.

Лукавый взгляд.

Готовность извиниться.

Бесполо и бесшумно раздвоиться,-

Смотря на то, где в этот раз стена.

Неуловимый паники предвестник

Скользил, касаясь мебели и тел.

Он каждому представился,- «Ровесник».

Он даже псину пейсами задел.

Смотрел на всё я, как заворожённый.

На хаотичный, внешне, менуэт.

И вспоминал поэзию бетона,

Строителей замес на много лет.

Во фраке, то ли с Сарой, то ль с Сусанной,

В сусанинских лаптях поверх онуч,

С  швейцарскими «котлами», крест сусальный,

Он лез к игре, как в щель подвала луч.

Всё ближе, всё смелее глас артиста:

«- Ва – банк»!

Кто станет деду возражать?

Ни кто.

Способных нет тут, даже близко:

Владея всем, всё выиграв,- просрать.

Из-за стены какой-нибудь из комнат,

Из-за веков,- такой его «прикол», -

Вползёт он, чтоб запомниться, напомнить,

И вовремя исчезнет, как вошёл.

Ко мне он не подходит:

-Кто учитель?

Кто натолкнул на шанс: живя, познать

Иных миров клубки и прочность нитей,

До заземленья держащих не пасть.

 

Он шляется, как тень.

Но дом свой любит:

Россия – не страна,- величина.

Ни кто его из встречных не осудит:

Почти у всех с наколками спина.

Из лабиринтов между стен, сквозь стены,

К родному склепу массовых забав

Пролезет  дед, то саги, то катрены

Подбрасывает хищникам облав.

 

То вдруг захочет статься побеждённым.

Поныть захочет. Может сдаться в плен.

Геройски стать к стене приговорённым.

Вопросом удивить: - А что взамен?

Неуловимый в адресе движений,

Неугомонный в ложности цитат…

Знаком он всем из старших поколений.

Для завтрашнего – тоже есть мандат.

Учёный, пекарь, лекарь, дворник, шорник,

Со «шконки» - «иудейский муэдзин»,

Толкует, как токует, всё, что помнит,

Всё, что транзитом - в книжный магазин.

Попробуй откровения услышать,

Как, мол, -  «не верь, не бойся, не проси»?

- Смотря, чей ветер флага цвет колышет,-

Одну  из трёх загадок - опусти.

 

                                3.5

Писал и я про то, что вечен камень.

Писал про созерцательность воды.

 

Сейчас другая тема мысли ранит:

Кто это был,  взорвавший

Все

Мосты?

…Ильич, лысея с няниных  рассказов,

Придумал  «архиважным» - «отомстить

Всем, кто «не с ним».

 Россию выбрал сразу:

-Засей, попробуй?!

Вот бы - засадить!

 

С обиженных начав, втянул в сочувствие.

Всё  ждал, когда наступит перевес,

Когда «этапы» из «студентов ВУЗов»

Поймут  его к ним кровный «интерес».

Уговорил  того, кто вечно просит.

Того, что  всех боится, подтянул.

-Поверьте мне! –

Он тенором матроса

«Калмыкскую»  с иврита затянул.

 

…А в детстве, кроме Ветхого Завета,

Ни Маркса, и  ни Бабеля не знал.

Ныл,  дулся, петушки сосал и, где-то,

По материнской линии,  погнал.

 

Любил,  нет-нет,  на правом бережку  Симбирска

Под папироску  слушать бурлака…

Горит клочок  шифровочки Тифлисской.

Как «вставит»,- ясен путь, наверняка!

«Учиться» призывал, чтоб «манифесты»,

Смогли его по литерам слагать.

Все, кто сидит,-

 Их матери, невесты,-

По карканью смогли бы узнавать!  

За это его лысину погладить

Мечтали  галки  шушенской тайги.

Но петушился Вова: - Вам не сладить!

…А «Тезисы…» уже  мозги плели!

 

Беда пришла к крыльцу – он из окошка.

Студентам поделился без прикрас,

Что он – родня герою!

 Сколько можно

На террористов тыкать «пидарас»!

 

…Неистребима капля амазонки

В крови «убитых  властностью»  людей!

 

Яд жёлтым кашляньем со шконки

Покрыл весь гребень  Вовиных затей.

И, в мутном, как похлёбка «пересылки»,

 Червивом, как с «Потёмкина», рагу,

Узрел, куда и как идут посылы,

Как из кишки - в политику нырнуть.

Он выбрал без ошибок «оскорблённых»:

- «Униженные» сами прибегут.

Ленивых провезём по «Волго-Дону»

До «Беломора»: там их и загнут».

 

Чтоб описать «грядущего виденье»,

Он на «кишку», как было, «закосил».

И,  с молоком коровьим,  его бденья

Немецкий переводчик запросил.

 

Писать «воззванья к нищим» из Берлина…

Распостранять изыски о Толстом…

- Халва!

Взревела главная машина:

Война.

Нужна казна.

В гримёрной – «вор».

 

…Опередил  крикун:

 -«Я «ваш»!

Я к власти

Шагнул бы, не взирая ни на что!

Меня не губят с детства к деньгам страсти.

Ещё - враньё, жестокость, хвастовство!

Я искренне верну свободу Польше,

Я финнов отпущу, отдам цыган.

Воспользуйтесь же мной!

Теперь похожий

Мудак  «вождём»  не скоро  будет зван.

Я родом из предательств, как из преданий.

Неужто денег нет в Родной казне?!

Ограбьте банки.

Есть ещё мещане.

Ограбьте всё! Вы воры, или нет?»

 

Когда же обнаружилось случайно,

Что  слыл  трибун  другим на  Колыме,

Все, кто общался с ним  по  кружке  с  чаем,

Решили молча: - Жаль,  мы – не в тюрьме!

По-новому прочли его творенья.

Отсеяли эмоции от дел.

«Крылатые слова» из сочинений

Пустили   «паровозом»  в  беспредел.

В тот страшный  миг «телесного» бессилья,

Безвластия, отчаянья страстей

Все  три беды  сошлись у нас, в России,

Опять в  лице «вора»:

«Вождя вождей».

Эсеры беззастенчиво мутили,

Анархия, бандиты, кулаки.

Толкали пулей  светоча к могиле,

Лишили его пишущей руки.

Он миссию исполнил скоротечно:

Порадовал стеной красивой нас.

В ней тоже живы все, и будут вечно.

 

…В столицу приезжайте «на показ».

А  бурей перемешанные корни?

А  чьи-то жизнь, свобода или нет?

Позор иль слава, пули иль  иконы

На чьей храниться будут стороне?

Кого-то,- и не важно, чья заслуга,-

На стрежень, к  неизвестности внесёт.

Кого в затон: там  выслуга, прислуга.

Там  мух  и головастиков почёт.

 

Поэтому пишу я снова ночью,

Чтоб  рифмою задуть свечу в рассвет.

И  вижу вслух: 

«Локалок»  разнобочья,

«Периметра запретки», -  больше нет!

Что нет самой «запретки» в пониманье

Тех, кто однажды выдумал  ГУИД.

А  в должностях  «ответственных» и званьях

Прохожий разберёт  «рецидивист»!

 

Что нет самой «запретки»  в пониманье

Тех, кто однажды создал «общепит»,

Что  в дырах  протекающего зданья

Весь мир насквозь,- такими же набит.

Забор не нужен даже малолеткам,

Их видит и поправит прокурор:

- «Резвитесь, дети,- всем найдётся места!

Разрушим стены – вымостим надзор.

Шагайте смело. Крошкою кирпичной

Покроются штаны и башмаки.

Зачем Вас прятать?  Пусть  при встречах личных

Синеет каждый  пальцами руки!».

Прекрасная  «застенчивая» воля!

Всеобщий лагерь: видно до зари:

Один  ли кто идёт, летает строем,

«Свалил» ли кто, упал, ползёт, творит?»

 

Вот умилюсь свободе, как мальчишка!

Вот побегу на искренности глас!

А  «решки», «шконки», «ласточки», «реснички»

Не станут «консервировать» для нас?

 

…В какой же раз мы головы морочим!

Карабкаемся, думая, что ввысь.

Чтоб  то, что  снизу – вроде, непорочно,

Увидеть,  продолбить, и – «хорошо».

Мечтаем,  как накуренные дети,

Что нет предела  правде в «тяге» лжи:

В  ответственности собственных отметин

На  стенах,- 

«Победителях»  души.

 

Традиционно крашены заборы

С фасадной,  внешней, красной стороны.

За ними – жопа.

Лишь потом – просторы

Воспетой,  славной,  сказочной  страны.

           

 

                            Часть 4                

                                 

                                   

                                       4.1

Твоё лицо хотел запечатлеть я в камне.

Твои черты.

Твой образ так мне близок,

Как  днём в окошке - синь морозных рисок,

Смех детей,

Советы  матери.

Полёт земных страстей

Под небеса…

 Но, поработав с гипсом,

Отпрянул я: ты холодна была. И тень

Волос твоих накрыла луч,

Струящийся сквозь ставни.

 

Я вспоминать тебя решил с карандашом в руке

И кистью.

В гамме красок спектр раздвинув,

Взлетевшая на снежные вершины

Неведомых высот, ты с полотна

Как будто бы позвать к себе,
Спросить с меня сполна

Хотела обо всём. Но,

Синь до дна

Зрачков твоих не ведала причины

Полутонов иных миров в палитре  на  доске.

 

Я постигал тебя, склонившись над тетрадью,

Над рифмой строф, к синонимам взывая.

И между строк, сама того не зная,

Ты проявлялась нитью, как канвой.

Молчала пристально, сжав губы. И такой,

 Зовущей страх «быть познанной» заранее,

Ты воплощалась  песнями, стихами,

Ты обретала смысл, а не покой.

Но всё, что между строк  того изданья,

Я сжёг дотла,  хоть сам и сотворил.

И ветер выл, листы сжирало пламя,

Сжималась память.

Звал  пролёт перил.

 

Тогда нажал я клавиши рояля.

Потом ещё.

Потом нежней и глуше.

И наизусть, стремительней и глубже.

И, понял вдруг, где не искал тебя.

Что я язык мелодии, любя,

Увлёк гармонией души своей, и души

Нам не разъять теперь. С тобой и без тебя.

 

Я перебрал руками звукоряд.

И не спеша, насколько было можно,

Провёл я контрапунктом осторожно

Тот самый искренний, из зарисовок, взгляд.

Я в ритме наши выровнял дыханья.

 Наугад

Искал тебя,- видение не ложно,

Ведь ты мне жгла ресницы, губы 

И подряд

Сто тысяч раз сыграл я то, что выдумал тогда.

Хотя  не  выдумать тебя довольно сложно.

 

Открыв глаза, стоял в растерзанной пустыне

Среди камней, среди песка и пепла,

Пока дождя рапсодия окрепла.

Метеоритный неботканный шквал

Перехлестнул хребты.

От солнечного пекла,

От мощи содрогнувшейся лавины

Пал

Трубный глас.

И жаждой влаги, света,

Тепла,-

Жила Земля моя отныне.

 

Нет.

Ты не забудешь этот день.

И тебе однажды он приснится,

Когда  ресницы  потревожит тень,

Из прошлых лет летящей колесницы.

Свеч мелькнувший гнев промчит поверх волос,

Отметив вопрошенье вёсен.

И, словно в забытьи, осветит влагу слёз

С полосатых вех, длиною в осень.

 

Как  мы не заметили с тобой

Под  слюдой таинственности – чудо?

Лишь  зеркальце, - свидание с собой…

А  высоту?

А  чистоту сосуда?

Жаль, в тот чистый день мы не могли

Знать, что миг наш краток в этом мире.

Мы на ветру, как на духу, прочли

Слова чужие на истлевшем клире.

 

Знай:

Себя забыли только я и ты.

Он 

Лица разглядеть поможет

Самих себя, где мы ещё похожи,

Пока горят зажжённые мосты.

 

Вёрсты  дорог

Сорвавшейся лавины  песен

Тысячи ног

Одною дискотекой месят.

Разум померк.

Но цель одна, - вернуться всё же

В чистый четверг,

Что нами так бездарно брошен.

Синий апрель

С утра усталым снегом топит,

Взглядов капель,

И слов ручьи весну торопят.

Где ты теперь,

Каким туманом нас укроешь

Чистый четверг?

Кого отмолишь, чистый четверг?

 

                                 4.2

Я – пилигрим. Я немало прошёл дорог.

Огненно – жгучей и мёртвой попил водицы.

Ну, а теперь я спешу на родной порог,

Чтоб от скитаний долгих остановиться.

Всё так похоже на древних веков сюжет

О возвращенье блудного сына: дабы

Он осознал, что в пути был он столько лет,

Что свой последний след потерять пора бы.

Но я споткнулся о камень, когда дошёл,-

Память о том, что меня тут совсем не ждали.

Так для чего же сюда я теперь пришёл?

Так для кого оставил чужие дали?

Видно, земли и воли у нас с лихвой.

Каждый из нас в душе пилигрим перехожий.

Вот и вернулся я, чтобы вырыть колодец свой,

Чтобы монах любой или грешник Божий

Ковшик нашли с водой. А нет,- так что ж:

Есть ещё Млечный Путь. И Небесный ковш.

                                       

                                 4.3

-Нарисуй мне гром! –

Попросила девочка,-

Со  слепым дождём

На тетради в клеточку.

Чтобы зори алые

Жили в реке летом,

А ромашки с травами

Пахли дождём этим.

 

Серая тетрадь лежит на окне.

Только бы не знать тебе, как и мне,

Как случилось так, что зори у рек,

Окунулись вдруг в холодный снег.

 

-Нарисуй мне гром! –

Попросила девочка,-

С  озорным дождём,

На тетради в клеточку.

Чтобы мечтой звенел

Воздух в лесу густом,

Чтоб пастушок запел

Вдруг на рисунке том.

 

Серая тетрадь. Желтеют листы.

Серая тетрадь. Проходят мечты.

Там, где пел рожок, закат догорел.

Ночью будет иней на коре.

 

-Нарисуй мне гром! –

Попросила девочка,-

С проливным дождём

На тетради в клеточку.

Чтобы тропинкою

Шли мы вдвоём с тобой.

Чтобы мечту свою

Пили живой водой.

 

Серая тетрадь, поведай о том,

Как вернуть в тебя

Умчавшийся гром?

Где искать зарю, где дождь, где цветы?

Как  сложить, отнять?

Решить, кто  ты?

 

                                  4.4

     Я так метко вместил себя

В прицел твоих серых глаз,

Что увидел своё лицо:

Полотняного неба клок.

Я так чутко берёг тебя

От  отравы случайных фраз,

Что не сразу я понял то,

Что я главного не сберёг.

Ты так смело вошла в мой дом,

Будто раньше была не раз,

Ты манила красивым ртом,

Ты наотмашь собой звала.

Ты так дерзко играла мной,

Что я правила все забыл.

Но я верил тебе такой,

Потому, что тебя любил

Любой.

 

Ты так страстно мне отдала

Всё, о чём я не смел просить,

Мы роняли свои тела

Вслед за душами в пропасти.

Ты так жадно пила огонь

Из моих пересохших губ,

Что в рассвет мы вошли с тобой

Серым пеплом зрачков и рук.

Ты щенком на моём плече

Улыбалась иным мирам.

Но вползал новый день уже,

И стелился к моим ногам.

Ты открыла глаза свои:

В них мишенью зиял покой.

Я поверил глазам своим,-

Ведь я верил тебе любой.

Потому, что тебя любил

Любой.

 

Я так честно хотел понять

Нас с тобой в величинах лжи,

Но утратил догадкам счёт:

По ладоням стекал песок.

Я тогда не умел прощать.

И тогда ты осталась жить

Всюду там, где мне жить ещё.

Рядом с тем, чем мне жить ещё.

Только так, чтобы знать я мог,

Как я главного не сберёг.

 

                                       4.5

Машет девочка рукой

Мальчику первого сна

В пропасть окна.

 

Гладит девочка рукой

Пресные фрески стекла.

- Разве хватит тепла?

…Холод такой.

 

Алый лак на белый снег.

Чуть дрожит от ладоней след.

Вырывается свет

Вслед за мечтой.

 

Бусинки горящих глаз

Из - за распятья рам

Больно пронзит игла

Вьюги ночной.

 

Это бегство в ночь от себя и обещаний,-

Это только точка над прощаньем.

Город сбился с ног. И никто не замечает

Твой надежды остров пятипалый.

…Холод какой.

 

Ничего уже не жаль.

Чудится вечною ночь

И единственным шаг:

Вслед за мечтой.

 

Выплаканная твоя душа

Так ни с чем и возвратится,

Не повстречав ни кого:

Вьюга стеной.

 

Так кончается страх.

Так приходит открытий

Гордый покой.

Горький настой:

На искусанных губах

Имя. И понятно,

Что я не твой.

 

 Это бегство в ночь от себя и обещаний,-

Это только точка над прощаньем.

Только раз дано перепутать боль и счастье

И сгорать немыслимо – напрасно.

…Холод  какой.

 

                                    4.6

 

Нет, я не стану кричать, пожалуй.

Молить не стану, хоть в горле сухо,

Чтоб слов и слёз, и больших, и малых

Тебе не дано было  знать в разлуке.

Тебе не позволит твоя гордыня

Взлететь над местью, не помня  крыльев.

И вряд ли дрогнет твоя твердыня

От шторма чувств, коль чувств бессилье.

 

Ты не поймёшь, от чего в рассветах,

Земной покой  потеряв, отважно

Стремиться станешь поднять  монету

С мостка, на котором была однажды.

Ты не заметишь, когда ресницы

Отбросят молнии, в дождь беснуясь,

Когда откроешь мои страницы:

Окно в весенние тайны улиц.

 

Ты не поверишь себе когда-то,

Поняв величье души в прощенье,

Когда захочешь простить меня ты

Словами, взглядом, прикосновеньем.

Ты не забудешь назад дороги

Длиною в вечность, ценой в утрату,

Где затоптали чужие ноги

Цветы на ней и мой след когда-то.

 

Ты не дойдёшь до меня, я знаю.

Сожжённый мост берегов не свяжет.

Смотри: это наши со дна сверкают

Монеты, что бросили мы однажды.  

 

                                 4.7

Сидела у стойки девчонка, слегка наклоняясь,

Болтала ногами, до пола не доставая.

Вливал из колонок Pink Floyd тревожную вязь

Земного пробега её покидающей стаи.

Скучала девчонка, ладонь надломив под щекой,

Забросив глаза поплавками в глубины бокала,

Откуда она, оградившись от мира канвой,

Глядела в себя из себя, и едва узнавала.

Взмывал саксофон за такой неизбывной тоской,

Что слышимы были сердца в обезумевшем зале.

И каждый притих, потрясённый развязкой такой.

И каждый увидел момент испарения стали.

И каждый взглянул на себя, словно в пламя слепой.

И только у стойки, как лист, помещённый в гербарий,

Одна на пустынном, орбиту покинувшем шаре,

Болтала ногами девчонка. Бокал был пустой.

 

                                      4.8

Солнца блеск не в ресницах теряется.

На губах - не колючий туман,

Не сосновый обман.

Гляди :  я сегодня отдам

Всё, что в песню слагается:

Раз на всегда.

 

Где-то там, где смородины ягоды

Держишь ты на красивых руках,

На любимых руках,

Нет меня, потому что меня

Никогда не искала ты:

Ночь коротка.

 

Гаснет дождь коромыслами радуги.

Каплет сок переспелой зари,

И за дымом горит

Островок, где кочуют  мои

Одинокие странники:

Слёз  янтари.

 

Милая,  глупая в том, что не женское, женщина:

Стая цветов на зелёные травы с комет.

Самая  яркая,  самая дочиста нежная,

Ты не знаешь сама, что тебя долгожданнее нет.

 

Ты не спи ночи скорые:

Словно сотни лет назад

Я приду, и просторами

Будут петь небеса.

Ты не верь, что сегодня я

Промелькну сквозь звёздный плен.

Я вернусь с новой сотнею

Опрокинутых мигом лет.

 

                    Часть 5

 

                                 5.1

История проста, до неприличья:

Училище.

«Портвейн».

Блядь.

Друзья.

Работа.

Вытрезвитель.

Безразличье.

Забота о чужих до «полымя».

И, как-то между дел, сновала мама,

Как всё, что было, есть и навсегда.

Тогда бы знать про боль  и сердца шрамы,

А не сейчас,- считай, что - никогда.

Отделы,  драки, «братцево влиянье»,

Кенты его, - без пафоса «блатных».

Кенты мои, - особое вниманье,-

Поэтому и мало их в живых.

Менты, как и чинуши,- охраняли

От нас самих себя во имя нас.

Их по одёжке, без неё встречали:

Их  выдавал  всегда  ногтей окрас.

 

С киргизом скентоваться  в Лиепае?

С башкиром песни петь у вод Куры?

С курсантами  всего Индокитая

Посудой умостить «брега Суры?»

Всё это, как и прочее другое,

Так не  входило в план,  приказ, реестр!

Чтоб выпасть из движенья тормозного

Пешком пришлось шагать из многих мест.

 

А по пути, как в старой карусели,

Кивали мне с лошадок ездоки,

Где б я ни брёл,- по высям иль по мелям,-

Одни и те же,- в гипсе  «за»  руки.

У них всегда один диаметр круга.

Превысят скорость – выкинет с седла!

Там членство, там и  торба,  и подпруга,-

Прерогативы  хамства  и «бабла».

 

Наивностью прошитая свобода,

Прыжки из луж на крыши, в облака!

Но  приземляла «собственность народа»:

Прописка,  пьянство, братство на века.

И память из прокуренного детства:

Развилки  на пути сквозь «наших» плен.

Желанье чтить «понятия наследства»:

Ответ.

Ум, дар и честь.

И смех, и тлен.

И не в одёжке,- все снаружи те же,-

А  с мыслями из страха и наград

Сновали «пассажиры».

 Чаще. Реже.

В зависимости,- рад  ли я?

Не рад?

Одни  красиво «шоркались» боками

Об лёд из чьей-то проруби: «я свой!».

Другие богатырски  задом встали.

У третьих – суицид  или  отбой.

 

Смотрю  я на страну.

В макете - зона.

 

Периметр доступных перемен?

- Оправа слов по методу Кобзона;

- Отливы слёз по злату в Колыме.

Живые так испуганы,  что живы,-

Привычка из концлагерных времён:

-«Кто головы на лозунги сложили

Красивее  в отчизне погребён»!

За то, что накоптили «прожектёры»

Святым огнём от лампы Ильича

Успели извиниться и поспорить.

Кто всё продумал,- много раз молчат…

 

Как мало  тех, кто взглядом  всё же светел!

 

Есть «полицаи», «братья из «лесных».

Досиживают гордо вечнолетье:

На «пидорках» их - свастики с войны.

 

Всё  остальное - то же, так же, тут же.

«Прикол» мента – в ШИзо  ведя,  поссать

Как можно дальше, к стенке, через лужу.

…Переступить?

…Загрызть его?

…Бежать?

Ходов полно.

 Вопросов – не измерить!

Ответов нет:  отвыкли  «отвечать»?

Понятие «зажрался в стойле мерин»

Не так, как слышим,  стали  понимать?

Проложен в стенах лаз -  «не чтить запреты

На многие  отгадки тысяч лет».

 

Как череп сделан? – к  архи - краеведам.

Где  мысль живёт? – тут «камерный» ответ.

 

                               5.2

…Кенты  весь шар «по – тихой» заселили.

Ученики не часто, но звонят.

« О чём писать, пока не посадили?»,-

Они  не знают:  каждый месту  рад.

Я не бежал,  не понимал сбежавших

За «грёзой рока», к «шлюхам», «наркоте»,

К песку Майами, неграм, к «бывшим «нашим»,-

Они и там окажутся не те.

Там есть земля,- достойна уваженья.

Там люди есть,- и жёстки, и нежны.

Там мало распиздяев. Нам , по схеме,

Чтоб всех вокруг растлить –века нужны.

Но так  поднадоело воспеванье

Новейших над собою же побед,

Что те, моложе кто, решили сами:

- Пусть черти бурят тьму.

Мы - любим свет.

 

- Оставьте нас в покое!

Папа, мама,-

Не дирижёры:  рыбу продают.

Поэтому на  рыночной основе

Проглотят всех: искринки  их снуют!

Как неводом, из сейфов  фурнитура

Все колледжи и ВУЗы обовьёт

И, снова с «щучьей помощью»,

Культура,

Образованье, -  денег соберёт.

А мы, как и положено, мальками,

Набьём садки:  для роста, и для «дел».

Нафаршируем торт «Интеллигент»

Тем, кто:  «не так», «не тот»,  «не там», «не с нами».

Ещё одной стеной от скуки дел,

Ещё одной возможностью нажиться

Наметим передела беспредел:

- Пора сожрать и то, чем есть гордиться.

 

Да будет площадь выпасу машин!

Простор для пуль и камер наблюденья!

Забор, как государь, всегда один.

Есть дыры,- будут воры.

Развлеченья.

 

                                      5.3

- Ах, какая весна небывалая!

- Ох, как хочется петь да любить!

 

Ух, собрать бы слащавых, да в талую:

Протрезвить, простудить, прорусить.

 

Вам, поэты – певцы коридорные

Закулисья,  застолья   Кремля,
Соплеменникам  бывших невольников

Эта исповедь, -  воля моя.

 

Не о премиях Сталина – Ленина

Речь пойдёт,- дело вовсе не в них.

Как  Газманов стал звонче Есенина –

К Вам вопрос поколений, не стих.

 

Я своей, - от стены ведь,  нечаянностью

Попытаюсь искусным дельцам

Рассказать, что не деньги  кончаются:

Опадает отчизна. С лица.

 

А открыл я словарь, чтоб зачем-то

Облик Глинки увидеть сквозь кисть.

Нет такого там интеллигента.

Есть Газманов, Народный Артист,

Патриот, «свою честь не изгадив».

«Есаулом»  купив казака,

Показал  и со сцены, и сзади,

Что  готова  «наделать» кишка:

-«Раз  успели на сечу  отправить

Всех вчерашних знакомых, друзей,

Я Вам  «Плач по защитникам»  справлю,

Восскакает пускай  Колизей!».

 

Пусть российское войско восхнычет.

Вроде, всё  есть, а манит  алтын…

Даже Гимн от «движка» не фурычет».

Патриоты рванули за тын.

 

Скажут мне, что совпали события,

И «за честь, за отчизну, семью»

Не под «Славься!» смотрели родители

В след  любому в войне пацану?

 

Скажут мне, что  «интернационалить»

Сам Учитель однажды велел?

Что случайно пришлось обезглавить,

Да заранее, память от тел?

 

- Воспоёт пусть Газманов.

Басаев,

На коротких услышав волнах,

Восскулит, восслезится. Карманов

В  СМС-ке поддержит:- «вайнах!».

Засечёт их  ГЛОНАС переписку,-

В суете вся российская рать!

Есть приказ: - «ни про что не воспискнуть,

Чтоб к «той цели» ракету восслать!».

(по своим чтобы не уебать)

 

Вон они:  

«Живота не жалея»,

Офицеры,  моряк  и солдат,

Ноют, пьют, служат, дружат, пузеют,

Продают  для  брони же снаряд.

- Мало платят за будущий «подвиг»

 Защищать землю предков своих!

Плоскостопые пидоры, вроде,

Все за мир. Что же мы,- хуже их!?

 

Рисковать всей семьёй офицеру

Из-за пули – не лучший расклад.

Пять детей, тёща, кум под прицелом.

 Им бы всем - богатырский оклад.

А  атаки, окопы, раненья?

А  мгновенное «смерть или плен?»

 

…Унисон – это тюркское пенье.

Пробуждает на бойню тумен.

 

Столько мрачного и заказного

Стало  в силе реванша орды,

Что  в  «скулёж  полицейского» снова

Точки вновь очутились над «и».

 

Здесь -  цинизм всей жидовской идеи:

«Сделать  Одой бытьё и нытьё».

 

Здесь  «толкучка» - как  «форум»  халдеев,

Тут о  творчестве речь не идёт.

 

Это  тема «восточных» традиций:

Раз купив – трижды перепродать,-

На российские, вроде бы,  лица

Наложила восторг «торговать».

Ну а можно ль сравнится  с Иудой?

Кто не фрукты, не тело, а мысль

Распродаст и  за  «струн перегуды»,

И за правила  «вида на жизнь»?

 

 

…Может, мы о другом потолкуем?

О начинке «бильярдных шаров»?

Предложить могу тему такую,

От которой  «шарашит»  ментов:

Чуя  генную  склонность к бахвальству

От макушек до пяток,  еврей,-

Пианист,  академик , - начальству

«Тусанул»  под шинельку елей.

Чтоб,  распевшись про стены, как темы,-

Щели,  дыры, - союзницы рта,

Своё  гало  припудрив за сценой,

Подрядиться  с экранов  звучать.

А   за службу  из уст государя

Получить  «идеальный» заказ:

- Ничего для себя не «затаря»,

Приводить всю отчизну в экстаз!

 

Может, публика вправду труслива?

Может, кем-то отравлен певец?

Может, отдан приказ: - «Быть «терпилой!»

Может, зов: - «Наконец на конец!».

От всего «возликует» разруха:

По – марксистки,- где «базис»  засор…

 

Где живёте Вы, дед со старухой?

Что: в корыте мечты всей зазор?

 

Вот  не выйдет быть честным да равным:

Должен каждый, но «преобладать».

Столбовым жить неплохо  дворянам:

Где фонарь, - там и деньги, и власть.

 

Где б купить кандидатов портреты,

Чтоб наклеить, при случае «те»?

Можно «прения» выдержать где-то,

Даже «гавкнуть» в газетной статье:

- Я не просто теперь обыватель,

Избиратель, мечтатель, кто «за»!

Телевизор,- насос и смыватель.

Вот попасть бы «туда»,- я б сказал!..

- Я бы так рассказал «языкатым»,

Караоке бы так бы пропел,

Чтоб  ни мент, ни «чиновник  засратый»

Даже  жало  достать  не  успел.

Снова я не «решусь» раздвоиться,

Снова стану «угонщиком стад».

Но теперь, как ни смейся, полиция

С  журналистами  бросит   расклад.

 

 

                                  5.4

Среди шумных, как жизнь, девяностых,

Превративших «войнушку» в войну,

Соломон Моисеевич просто

Подстелил от осколков копну.

Но тщеславье владения духом

И почти поголовье коллег

Подсказали,  что

 Прятаться – глупо:

 Врать не первый  приходится век!

Столько славных сменилось созданий,

Истреблённых удушьем идей…

- Что всеобщий прогресс созиданья?

- Что поток одержимых людей?

 

- Мы – искусство.

Живая культура.

Мы – та грань, высота, крутизна,

Та стена, где с одной – есть скульптуры,

А  с другой  – «шуба» или война.

Как подсолнухи, крутимся к славе:

Вдруг согреет в какой-то момент?

-«Нас на самую башню загнали!».

«Лучше б в погреб»,- тревожится мент.

 

- Мы «Дворец  межкультурья» заселим,

Вэй! «Отделку» оплатите Вы!

Всей богеме в гримёрке постелим,

«Нашу гавань» продлим до Тувы.

Будем  лапти плести  «под  жилетку»,

Отвечать на доверие масс.

Это раньше звучали мы  в клетке,

Выбирали, кто пулю, кто газ!

Нас  на гребень  несёт  обожанья

Постоянство проплаченных  фраз.

Нужен орден? - гастроль в Кыргызстане.

За доплату – «кырды» «на заказ».

Мы рожаем в шикарных постелях.

 Мы кончаем в жестокой борьбе:

Жадность, зависть, прожорливость тела…

- Что:  вы раньше не знали себе?

 

- Мы  ручные где надо, как надо.

Подбодрим  даже  смертью друзей.

Надо,- выберем сторону стада.

Когда надо – сожрём их вождей.

 

- Мы – как  занавес сцены концерта.

Натяженье контактной струны.

Говорим мы с «кавказским» акцентом

Даже на Сахалине страны!

Мы – тот рупор,  сарказмом и блеяньем

Ухитрявшийся всем угождать.

Мы – как зеркало всех поколений,

Победивших «уменье мечтать».

Беспредельных  привычьем «бухать»

По причине  транскрипций традиций.

 Легендарных в сомнениях «сдать»,

Чтоб «друзей» завести из милиции.

Пропитать своим потом эфир,

Казино, зарубежье и клубы.

Вдруг спонтанно «своим стать «до дыр», -

Как «косяк»  в  «передачке  «под шубой».

 

Шоу – жила  и тяга  «бабла»

Далеки от таланта народа.

 

Я о Русском народе.

Свела

Их  потребность  в друг - друге  с чего-то…

 

У одних – столько дел,- лучше не говорить:

Забывают, зачем столько денег!?

У других – или дар, или  жажда  творить,

Мчать быстрее,  чем  правнуков тени.

 

Тут «консенсус» безумен:

- Лишь «да» или «нет».

Тут остатки среды воспитанья:

Может,- чем-то ты сгладил сегодня банкет.

Может,- вызвал восторг состязанья?

 

Тут и жадность сторонних и алчных людей,

Тут  и - куш  на владенье амбицией;

На  желание  «первому»  слить с площадей

Самиздание  чужих композиций.

Получить гонорар, «обладателя» приз,

Славу, рейтинг, контракт, восхищенье.

Ну, а деньги,- юристов «позорных»  каприз:

Чуть себе, чуть «звезде». Под сиденьем.

Разговаривать, глядя  проблемой в глаза,

Отвечать на каком-нибудь «плёхо»…

Вот такая эстрада.

Чего же ты:

 - «Да»

По – девчачьи киваешь,  дурёха?

Ты подставишь не только себя этим «да».

Рампа жизни и шоу ничтожья -

Они ближе, смертельней, больней иногда:

Кастинг –драйвинг до  Клязьмы с  Поволжья.

 

Там  богема всё та же, но явный размах:

Покупают с доставкой к бассейну

То ведущую блядь, то «ОМОН», то  «Аншлаг»,

То посла Сомали, то Маккейна.

 

- Мы, – придворная свита – не вы!

 Вы – не мы.

На одёжку свою посмотрите!

Если б весь свой отдать гардероб вам, отмыть,

Отшампунить, кремить,- подходите!

Мы – не голос людей, обещающих петь,

Призывающих жить, как поётся.

Нас купили «девичьим» тщеславьем «доспеть»

И бурлацким «допеть, как живётся».

Скажут петь о другом,- о другом запоём.

Танцевать на локтях – мы запляшем.

Зря нас всех называют «Троянским конём».

Лучше суками: слово хоть наше.

 

… Под  накатом свисающих лозунгом век

Вымирают лицо и подкорка.

Отстаёт от красивых людей человек.

В генетическом коде подборка.

Но, зияя прожорливым ртом,

Тешит публику «детище славы»,

Люд  пугает то «свежим» концом,

Редким стулом, то просто «подставой».

У приклеенных к куполу звёзд

Посветить нет ни силы, ни духа.

Поддержать  стадиона  аккорд

Не  получится:  туго со слухом.

Но вещают, – крепки голоса

Вдоль  околицы  ржущего люда:

- Есть в России  трепанг,  жив Лоза!

Значит,- вечно  и чудо, и юдо.

 

И пускай в сорок раз нам херовее жить,

Чем Гречанам и их нелегалам.

Мы позволить себе можем всех их купить…

 

- Не покажем им то, что в анналах!

 

- Мы гордимся, что снова в почёте кумач,

Что броня, безусловно, крепчает.

Помним всех, кто нам дорог был  силой ума,

Что  с потерями их - не легчает.

Всепослушными быть – это Божья печать.

 

Быть собой, отягчая законы,-

Это тоже искра:

Не поверженным стать

Воспитала же мать до иконы?

 

Кто сегодня стоит у  кормы и руля,-

Для России не важно: любые.

То забористо лают, то влажно скулят,

Вспоминают «бухие», «лихие».

Полудрёмой чванливых, но  вымерших глаз

Не помечен царевич рептилий:

-«Лень на водке, – невесты настой, - не для Нас:

 - Жабу  мёдом  недавно поили!»

 

                              5.5        

Познать себя, как мудрость:  в отрешенье

От благ и похоти; от тягостного плена

Корыстных дум; от сытого решенья

Своих проблем; от ревности, измены;

От зависти и лжи, - причуды мести;

От слов пустых и долгих снов, как омут;

От бездны прихотей, где эхом совы лести

Любой из шёпотов смикшируют знакомым.

Постичь, оставив всё, что знал и знаю,

Как дервиш – для других, себе отныне

Наметив путь песчинки, что блуждает

В барханах человеческой пустыни.

Оставив мёртвый мир живущих сидя,

Веленьем ветра обогнуть хребты, изломы

Преград, сожжённых солью, чтоб увидеть

Глаза медуз под выкрики паромов.

Не мучаясь догадками о сути

Того, что сотни раз не мной открыто,

Отречься от претенциозной мути

Быть в центре бытия: трясине быта.

И вот тогда, свободный до смешного

От всех и от всего, разжать ресницы,

И первое, что взор отметит, снова

Была бы мать,- души моей зарница.

Я прикоснусь, познавший всё однажды,

К её рукам, владеющим надеждой.

И в них найду тепла глоток, как прежде.

И запаха  любви припомню жажду.

И вспыхнет цветом детства, не витрины,

Забытый праздник голоса родного.

И мы пойдём, не обгоняя ныне

Друг друга. И весь мир очнётся снова.

 

И так же, как в реликтовые годы

Безмолвья улиц даже в будний день,

С порога скажет мама тихо – «с Богом».

И я шагну, - ведь  пять мне! - прямо в город.

 

Она – про «атеизм» читать: не ждёт студент.

 

А мне идти в начищенных ботинках,

От радости улыбки всем даря,

«На музыку»: искомые картинки

Я находил, лишь ей благодаря.

Придерживая папку из картона,

В которой жил Чайковский, Черни жил,

Я всматривался в стены из бетона,

И отвлекался, -  скверы проходил.

Как диссонанс всему аккорду в целом,

Всему, что понял, впитывал, хранил,

Была та чистота, с бумаги белой

Вливавшая мне музыки посыл.

Я не ропщу ни на секунды  жизней:

Из них я соткал главную канву.

 

Что  помню  я, чем

C  детства занял мысли,-

- В стихах моих и песнях.

Я – живу.

 

                                 5.6

     Говори, говори:

Я слушаю, я не спорю.

Ты права сотни лет для малого и большого.

Причитай, вычитай, кукушка,- я заговорен:

Я не верить могу,- как белка я колесован.

Обессудь, утаи, понятная без огласки.

Не сравнима во лжи и в истине не предвзята.

Без тебя этот мир – немыслимо аккуратен.

Без меня эта жизнь – досадная неувязка.

Говори, обнадёжь, невидима, но желанна

За звенящей тоской шагнувшего в танго леса.

Разве сыщешь тебя: кругом дымы неустанны?

Невесомы пруды от  кружевов  поднебесья!

Говори, не стыдись: согласные скинут платья.

Обещай, обещай, что сбудутся предсказанья.

Нараспашку земля. И бережно, без гаданья,

Обнимает весь свет, и крутится без сознанья.

 

1988-2012г.г.

Россия – Саратов - Ставрополь, транзит.

 

Другие произведения автора:

"За стеной" Поэма. Книга четвёртая.

Из поэмы "За стеной"

Из поэмы "За стеной"