Она стала ленивой, медлительной,
С утра до ночи бьёт лишь баклуши,
Перестала быть к боли чувствительной.
Обгорела до тёмного цвета
И покрылась коричневой корочкой,
Пьёт коктейли у стойки буфета,
Разбивая бокалы в осколочки.
Морщит нос от стихов, и от прозы,
Топит в сердце свою непосредственность.
Что ей вскоре грядущие грозы,
Ведь она с неких пор безответственна.
Дышит ровно и неторопливо,
Жмурясь только на яркое солнышко,
Я хотел загнать душу в горнило
Творчеств, но зачерствела до донышка,
И конечно мычит с неохотой.
Я тащил, но она упирается.
Возмущаясь, лопочет мне что-то,
И за ветви деревьев цепляется.
Но проклюнется семя сквозь тело
Лета чёрного/грязного/душного,
И вновь станет она, как умела,
Стих писать, хоть пока непослушная.