Дети прошлого

Паши, хлопец, земельку

Малый казачонок —
дикий жеребёнок,
ему в поле с отцом не пашется,
а на кобылках пляшется!

Понимать должен отец,
на войну пойдёт малец.
Ай да хлопец молодец!

Он же и по попе
получит от матери
за то, что пачкает скатерти,
когда ест
в один присест
ушат щей да каши.

Вот такие хлопцы наши!
Расти большой, казак,
всё будет так,
как пожелаешь.

А знаешь,
войн нам больше не надо.
Иди-ка лучше на гряды —
паши с папанькой земельку.

А мать усади за кудельку,
пусть прядёт
да песнь поёт:

«На куба-Кубани,
нашей родной маме,
счастье живёт да воля —
казачья степная доля!»

Кукла из Бруклина

Розовая кукла
на розовых подушках,
розовая кукла
прямо из Бруклина.

Привезли, поставили,
одну стоять оставили.
Подойду, положу.
Какая ж она сложная:
глазками хлоп, хлоп,
ножками топ, топ,
и рот большой.
Ешь хорошо!

А наряд на ней,
такой не сшить и за пять дней!
Я красавицу люблю,
пойду маме расскажу:
это моя доча,
не трожь её кто хочет!

Назову Элизабет.
Иностранка она, нет?
Кукла иностранная
у дочери маминой!

Пойдёт девочка гулять,
не смей куколку отнять!
Папина дочка гуляет с дочей.
Не подходи кто хочет!

«Где такую ты взяла?»
— Мама с Бруклина везла!
«А где это?» — Америка!
«Со вражеского берега?»

Насупилась дочь мамина,
домой гулять отправилась.

*
Лето тёплое стояло.
Кутай Лизу в одеяло,
в пятидесятые холодные —
вот такие модные.

Я пишу картину

Валя, Валя, Валентина,
я с тебя пишу картину,
не простую, а красиво разукрашенную.

Валя, Валя, Валентина,
с тебя мать бы не сводила
взгляда очень страшного.
Слишком, Валя, ты красива,
развита не по годам.
Ты б из дома не ходила,
не гуляла по дворам.

Валя, Валя, Валентина,
учебник в руки и зубри.
Я с тебя пишу картину.
А твой взгляд прекрасный, милый
расскажет, расскажет, расскажет
о том, как жизнь твоя ляжет
в самой прекрасной стране!
Ты верь, Валентина, мне.

Рыдала и я над картиной,
да сама себе говорила:
«Самым солнечным светом
светила страна Советов
когда-то, когда-то, когда-то!»
Беги во двор, там ребята
заждались свою Валентину.

А я допишу картину,
брошу в банку кисти
и дурные мысли
твоей матери и поэта.
Добавлю побольше цвета.
Мы живём в самой прекрасной стране!
Ты верь, Валентина, мне.

Есть ли буквы-человечки

— Азы, буки, веди. —
тяжело даётся Пете
эта азбука дурацка,
ему хочется подраться!

Дед подзатыльник даст и носом:
«Сейчас схожу за купоросом!»

— Азы, буки, веди.
Дед, а есть на свете
буквы-человечки?

Дед вышел на крылечко,
затянул махорку:
«А вдруг живут на горке
буквы-человечки?
Так, плясать будем от печки.
Азы, буки, веди.
Есть, Петя, человечки!»

Папкины штыки

Похватали пацаны,
(ой ли?) папкины штыки.
— Не штыки, а палки.

Всё равно не жалко!
Тёмну вражескую рать
не зазорно убивать.
— Убивать не зазорно?
Палки в боки больно!

Хохочут наши мужики:
«Ай потешные полки,
воюй не горюй
да медовый пряник жуй!»

Пряник не жуётся,
Сёмочка дерётся,
он дерётся шибче всех!
В беляках его отец.

Семён докажет всем вокруг:
Красной Армии он друг!
Друг ты, Сёмочка, дружок,
больно палочкой в бочок!

Знаем, знаем, Сёмочка,
что ты весь, как ёлочка.
Но сегодня война
не на тятьку пошла.

А на немца дурака,
ой смешны его войска:
деды да калеки.
Разве это человеки?

Ха-ха-ха, ха-ха-ха,
германска армия плоха,
ну а русские полки —
крепки, сильны мужики.

Десять лет Семёну,
девять лет Егору,
восемь лет Степану,
а маленькому Ване
то ли три, то ли пять —
мать устала считать.

Письмо маме от солдата

Пишу письмо маме
из армии изранен:
«Милая моя мать,
скоро ужин, вари жрать.
Я был в бою, убил Петлюру.
Ты за мной не ходи, сам приду я.
Письмо фронтовое передаю
с полевой почтой.
Целую, точка.»

Письмо отдал Маше Парная,
и почта наша полевая
понеслась с крутой горки
к хате Петрова Егорки.

— Тук, тук, тук. Вам письмо,
ранен сын ваш в плечо.
Говорит, что хочет кушать!

— А родню не желает он слушать?
Темень-темнотище.
Ах, Егорка, Егорище!
Беги-ка, Маша, домой,
пусть мать займётся тобой!

И крик понёсся: «По домам!»
А вокруг только бой, бой, бой, тарарам.

Я рисую Победу

Я рисую открытку:
серп и молот, колосья видно.
Вот он герб, как печать.
Как вас звать-величать,
пятнадцать союзных республик?

Рисую и кушаю бублик,
он тоже похож на герб,
откусил и уже — на серп.

А мама говорит,
что она в Коммунистической партии,
нет лучше матери:
она на заводе самая главная,
не знаю кто, но очень заглавная.

А отца у меня нету,
убит в сорок третьем.
Шлепок помню от бабушки звонкий,
когда пришла похоронка.

А года мне было четыре,
стал мужиком я отныне,
потому что мама сказала:
один я в семье кормилец.
И бабка стала послушной.

Вот послушай:
пошёл я как-то гулять.
Искала по тёмным дворам меня мать,
а бабуля сказала:
«Вернётся, не малый!»

* * *
Теперь мне одиннадцать лет,
и Победе целых пять лет.

Я герб рисую страны,
страны, где никто не хочет войны,
страны одержавшей Победу!

Вот на танке папка мой едет —
рисую, рисую, рисую.
И отнесу в дом Культуры
эти портреты,
ради Победы!

Псы в лесу

Не ходите в лес по грибы, по грибы;
там большие сидят псы, сидят псы
и глазищами своими свербят —
хотят сглазить маленьких ребят!

«Ай пойдём мы по грибы, по грибы;
не страшны нам эти псы, эти псы.»

Да не псы, а волки!

«О волках кривотолки
ходят лишь и только:
толки, толки, слухи.
К слухам будем глухи!»

Как сказали, так и сделали:
собрались и пошли.
Набрали грибов и отправились домой.
Вдруг откуда ни возьмись, волчий вой!

Ах-ах-ах,
наползает жуткий страх:
бегом, кувырком,
на четвереньках и ползком.
Побросали грибочки,
споткнулись о кочку.

Ах-ах-ах,
кто-то тявкает в кустах.
«Тьфу-ты, ну-ты, ёлки гнуты!»

Пети, Саши и Марфуты,
говорили мамы вам,
чтоб сидели по домам
и не шлялись по грибы, по грибы,
там большие сидят псы, сидят псы
и глазищами злыми свербят —
защитить от вас хотят своих лисят!

Другие произведения автора:

Против фашизма

Горемычная я

О том как богатыри на Москву ходили