Звонок

 Этот звонок разом оборвал надежды и чаяния Николая Петровича. Он, звонок, словно обухом топора ударил по голове, выбил почву из под ног и на миг затмил свет, заставив тем самым, взяться за флакончик с валокордином.

Обессиленный и поверженный, сидел Николай Петрович на кровати, держа в руке злополучный телефон. В принципе, сама «трубка» была здесь совершенно не при чём, это он вполне понимал. Но так, как в первые минуты после получения  сообщения обвинить было не кого, то обвинён был верный и не убиваемый аппаратик, с надписью «NOKIA».

Дело, по началу казавшееся Николаю Петровичу совершенно пустяшным, на самом деле оказалось абсолютно запутанным и совершенно неразрешимым.

Сорок с лишним лет назад, он, агроном, выпускник сельскохозяйственного института, приехал в хозяйство колхоза-миллионера, где ему выделили жильё и помогли со временем стать настоящим специалистом своего дела. Тут же, в колхозе, познакомился он и с Галинкой, которая родила ему двоих парней и красавицу дочку. Почитай, всю свою жизнь Николай Петрович бескорыстно трудился на колхозной ниве, так и не нажив себе ни хоромов белокаменных, ни мешков с деньгами, на случай всяких непредвиденных жизненных коллизий. Многие, очень многие посмеивались над ним втихаря, над его бескорыстием, честностью и прямоту. Но и уважали за те же самые то ли достоинства, то ли недостатки. Даже когда распался Союз, Николай Петрович не охаивал, но и не восхвалял случившегося. Но лишь очень сожалел о развале сельского хозяйства в стране, и уж тем более, своего родного колхоза, которому была отдана вся сознательная жизнь.

Тут он и сам взрослел, становясь тем, кем являлся сейчас, то есть – хорошим специалистом и замечательным, всеми уважаемым человеком. Здесь же выросли и как-то совсем незаметно, выпорхнули из родного гнезда, их с Галинкой, дети. Хорошо, что вовремя на пенсию ушел, думал про себя Николай Петрович – что бы сейчас делал? Один Бог знает. Колхоз, переходя из рук в руки не совсем чистоплотных людей, окончательно провалился в яму, из которой выбраться теперь нет ни какой возможности. Всё, движимое и недвижимое имущество, имеющее хоть какую-нибудь цену, было разворовано и продано. Скотные дворы обвалились и представляли собой жалкое зрелище. Колхозные земли так же ушли с молотка, как и более-менее работающее колхозное оборудование и механизмы.     

Николай Петрович не ходил больше по селу, сцепив руки за спиной, как любил делать ещё «при жизни» колхоза.

Не хотел лишний раз расстраиваться. Да к тому же и сердечко, что-то пошаливать стало. Но больше всего, его волновала дочка. И учиться, как следует, не учится и живёт на съёмной квартире, будто здесь, дома, ей места мало. Конечно, что за учёба на заочном отделении? Так, одно название – учёба. А знания? А студенческая жизнь, в конце-то концов. Это ведь совершенно другая планета. Сколько интересного было при его учёбе в институте? Это и различные вечера, викторины, капустники, КВНы. Да разве всё перечесть? Одна «картошка» по осени всем курсом на подшефных совхозных полях чего стоила!       А сейчас? Никакой романтики у нынешней молодёжи. Сплошной прагматизм, с мечтами о хороших заработках, машинах, коттеджах и прочих благах цивилизации. Ох уж этот мне капитализм! Что он творит с человечеством? Ни тебе романтики, ни тебе мечтаний. Что-то дальше будет?    

Да парни-то у него пристроены, более или менее. Оба работают и зарабатывают, вроде, неплохо. У обоих семьи. Квартиры себе купили. Хоть и тяжело, но тащат воз, не ропщут. Опять же – внук и внучка у нас с Галкой.

Но, а вот младшенькая беспокоит нас. Очень беспокоит.

По нынешним меркам, она старуха уже, а замуж ни в какую. Не хочет и всё, хоть ты тресни. А тут, вдруг, на неделе, сговорились они с матерью, пошептались - и она, так, стыдливо спрашивает меня – не буду ли я ругаться, если она приведёт парня, что бы показать его нам с матерью? Ну, я, конечно, для вида побурчал себе под нос, а сам-то радуюсь – наконец-то, думаю, авось и срастётся у младшенькой.   

Парнишка оказался своим в доску. Простой работяга, без всяких там «выпендрёжей и наворотов». Да ещё и хохмачом оказался, что надо! Лежим мы с Галкой, после «смотрин» этих. Делимся впечатлением. Тут Галка и говорит мне: Вот что отец, давай-ка мы с тобой, приватизируем и дом, и участок. И что дальше, спрашиваю я. А то, отвечает она мне. Ты сколько лет твердишь изо дня в день: уеду, дескать, отсюда, к чёртовой матери. Надоел мне этот цыганский табор! А я вправду, частенько заговаривал об этом. Не село теперь стало, а цыганский табор(мои слова). Из-за того, что стоит наше село вблизи города, потянулись сюда городские. Поближе к природе. Начисто поскупали у местного населения участки и колхозные угодья, да так понастроили, что сказать – село, язык не поворачивается. Как есть – один из элитных микрорайонов города. Да ещё такие замки воздвигли, что впору гидом заделываться и водить экскурсии, показывая тем же городским, что твориться, в некогда дальнем захолустье.     

Ну и что ты предлагаешь, спрашиваю у Галинки. Как что? Отвечает она мне. Садись на свою развалюшку( это она так мой «Москвичок» называет, и кати в город. Оформляй землю и дом в собственность. И что дальше, опять спрашиваю я. Как что? Продадим эту усадьбу, купим небольшой домик, где-нибудь подальше. А младшенькой  купим комнатку в городе. Что останется, раздадим сыновьям. Ты же видишь, отец, не хочет она в деревне жить. Да и парень вроде неплохой ей попался. Вот мы и пособим им. По возможности. А справятся чуть-чуть, пусть продадут комнату, глядишь, и квартиру себе купят. Ты как, отец? Как, как? Я только - за. Ну, тогда сейчас давай спать, а завтра по утру, заводи свой драндулет, и дуй прямиком в сельсовет, а затем - в кадастровую палату. И то - правда. Всё село уже давно оформили  документы, перевели жильё в частную собственность. А я... А, собственно говоря – что я?! На мой взгляд, вся эта кутерьма с выкупом земли и дома, который, по сути, и так принадлежит мне по Советскому закону, который, кстати, ещё ни кто не отменял. Почему я должен выкупать и землю, на которой он стоит, и сам дом, в котором прожито почти пол века? Это, кто это такие законы крапает для и так нищих, или – полунищих крестьян?   

На мой взгляд, если наш президент так печётся о народе, как доказывает всем с экрана, то не лучше ли было для тех же самых крестьян, отписать в вечное пользование всё то, что у них уже имеется. А вот те, кто хочет сейчас приобщиться к сельской жизни – пожалуйте вам и кадастровые палаты с регистрационными вкупе.

Несправедливо это всё. Нет, несправедливо. Складывается впечатление, что правительство уже и не знает, каким образом ещё содрать с народа его последние крохи. А как иначе назвать то, что происходит?

Поехал с утра я в сельсовет. Дождался Антоныча, нашего бессменного главу сельской администрации. Мы тут с ним ещё парнями зажигали, будь здрав. Антоныч, говорю, есть у меня задумка - хозяйство своё приватизировать. А не поздно ли ты, говорит он мне, спохватился? Я ему говорю, это что у тебя, Антоныч, за разговоры такие? 

Пока ты думал, говорит он мне, тут столько законов понавыдумывали, что придётся тебе Петрович мешок свой с деньгами развязать и нервы в пук собрать, что бы не порвать их. Ну, ты меня не пугай трудностями, отвечаю я. Ты же знаешь, трудностей я ни когда не боялся. Так, те трудности которые ты имеешь ввиду, говорит он мне в ответ, были колхозного, местного значения. А тут, говорит, бюрократия таким махровым цветом расцвела, такие законные и подзаконные выкрутасы напридумывала, что осилишь ли? Осилю, говорю. Обязательно осилю. А у самого всё внутри затрепыхалось, так, что вспотел, хотя в его кабинете не так и жарко было – парок изо рта вполне видим. Петрович, знаю тебя давно и потому чем могу, помогу. Но обещать конкретно не буду. Не имею права. Потому, как сам сомневаюсь в удачном исходе этого мероприятия.

Подошел он к шкафу, в котором находились толстенные фолианты с различной информацией по годам. Вызвал помощницу, составили они, какие бумаги, тиснули через компьютер, поставили несколько печатей, расписались. И эти документы вручили мне. Где находится палата, знаешь? Спросил меня Антоныч. А как же, отвечаю я, конечно знаю. Ну, тогда двигай туда и ни пуха тебе Петрович, ни пера! К чёрту, ответствую я, закрывая за собой двери кабинета.

Опять же, несколько лет назад, Михайловна, соседка наша, просила свозить её в ту самую кадастровую палату. Ну, повёз её. А пока ждал, прошелся по той самой палате. Зрелище, прямо скажем, довольно неприглядное: зданьице одноэтажное того и гляди рухнет, полы скрипят, двери вот-вот отвалятся.

Приезжаю, висит объявление: находится, дескать, нужное мне заведение там-то и там-то, по такому вот адресу. Едрить-твою-кудрить, думаю про себя – так это же совсем в другом конце города! Туда добираловки, с учётом пробок, почитай – часа полтора, а то и все два, будет. Ладно, думаю про себя - нет таких крепостей, которые мы не смогли бы взять, и выруливаю в нескончаемый поток разномастных, железных жеребцов.   

Хотя и долго, но всё же добрался я до нужного адреса.

Как оказалось – нужно было записаться на приём и приходить в строго назначенное время. Ну, раз надо, значит надо – порядок, есть порядок. Записался и я. Назначено было мне придти через неделю, к восьми утра.

При первой встрече оказалось, что форма бланка не та и текст составлен не по форме. Опять записался, по новой – через десять дней. Но и в следующее посещение палаты,

нашлись неправильности в тексте. Так длилось несколько месяцев. Уже сам Антоныч начал психовать – это что же они творят, крючкотворы недоделанные?! Стал звонить туда. Ругаться с ними по телефону. Всё бесполезно! Эти бабы, что сидят там, словно из железа выкованы. Ни чем их не пробить. Но в конце-концов бумага, выданная в шестой или седьмой раз Антонычем, видимо приобрела всё же надлежащий вид и была принята на рассмотрение. А пока мою бумагу рассматривают, я обязан был сделать обмер своего участка, составит план и заверить, не помню уж, в какой-то земельной организации. Но даже там и за весьма не малые для пенсионера деньги, была очередь, которую обойти было просто не реально. Хотя мне намекали, дескать, ты подойди вот к тому-то, или тому-то, и за определённую мзду, тебе быстренько всё организуют. Да я бы и не прочь сунуть кому нужно и сколько нужно, но тут одна проблема, где мне взять этих «сколько нужно»? У детей просить? Так я как-то не приучен у детей вытягивать, зная, что и у них каждая копейка на счету. Нет, конечно, я этого делать не стану. Как-нибудь уж сам выкручусь. Тем более, что оплата этих услуг земельной компании, весьма не малая.    

Как бы там ни было, но и это я преодолел. Но при очередной встрече в кадастровой палате, «железные леди» нашли неправильность в тексте, теперь уже, земельной компании. Пришлось опять ехать обратно. При этом, запись на приём к «железным леди», для меня ни кто не отменял – там ведь таких бедолаг полны коридоры, а это всё – время. Дни. Недели. Месяцы.   

Но вот - все мучения позади. И хотя на всё - про всё, у меня ушло восемь месяцев, я торжествовал. С полученным кадастровым паспортом и присвоенным моей земле кадастровым номером, иду в регистрационную палату.

Назначен срок, по истечении которого, я наконец-то стану полноправным хозяином своей земли.  

В ожидании последнего аккорда в этой бесконечной симфонии, мы с Галкой узнали стоимость нашего хозяйства. И уже присмотрели для себя домик. Такой аккуратненький, светлый и именно там, где бы я и Галинка, хотели. Вокруг лес, недалеко речка и... тишина, и покой.

Мать, конечно же, не удержалась и поведала обо всём младшенькой. Та пришла в совершенный восторг от нашей затеи и прибежав домой, целовала и целовала то меня, то мать.

И вот. Сегодня, в двенадцать часов, раздался звонок из регистрационной палаты. Елейный голосок кого-то из офисного планктона сообщил мне, что всё сделанное мной не правомерно. И вообще, уже два года назад мы живём по другим правилам и законам. Т.е. – моя земля не принадлежит приватизации. Мало того – она не принадлежит даже выкупу, поскольку является муниципальной собственностью. Правильно – эта земля является муниципальной собственностью сельского поселения НАШЕГО РАЙОНА. И глава НАШЕГО СЕЛЬСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ даёт разрешение на её приватизацию. Причём же ваша организация, в таком случае? Задаю я вопрос планктону, по телефону. Он мне отвечает опять своим елейным голоском – вы придите во столько-то и тогда-то к нам, и я вам всё популярно объясню. 

Оценив объективно создавшуюся ситуацию и взвесив все ЗА и ПРОТИВ, я понял – дело моё тухлое. Только на языке так и крутится вопрос – если вы два года живёте по новым правилам, не проще ли бы было сообщить мне об этом сразу, до того, как я вытряхнул для вас родимых весьма приличную сумму денег, сжег не одну тонну не дешевого бензина? И вообще - какой идиот и для чего придумал все эти кружева, что бы тянуть с народа последнюю копейку, зная наперёд, что ни хрена хорошего у того самого несчастного, не получится. Вот, наверное, откуда у некогда нищей «палаты», вдруг появляются такие хоромы с самым современным техническим обеспечением. И теперь там сидит не две приветливые девчушки, а этакие «железные леди», которые наверняка, тебя и за человека-то не считают. Видимо не зря мне Антоныч намекнул, ещё в самом начале моих хождений по мукам: «Ты вот Коля, пока думаешь, приватизироваться тебе или нет, придёт такой пузатый дяденька с мешком денег, купит твой участок и пойдёшь ты по миру без угла и надежды». Знал видимо, а сказать боялся. И какой бы я лояльный не был к нашей власти, но после всего того, что я пережил, благодаря усилиям всё той же, нашей человеколюбивой власти, так и хочется взять дрын, да по больше, и гнать эту самую власть куда подальше! В тайгу. На северный полюс. До самых Соловков. Именно там, скорей всего, ей и место.    

Другие произведения автора:

«ТОТ ВЕЧЕР»

Я УТОПАЮ В ТЕБЕ

О МУЖСКИХ СЛЕЗАХ