Жизнь или забвение

Тихо-тихо. Ночь вокруг расправила крылья над курганами. Ходит степью ветер, земли не задевая, только где-нибудь пикнет мышь или звезда блеснет и погаснет. Смирные ночи в степи. Лишь солнце взойдет, выйдут люди в поле, жать хлеб, а пока поле спит и грезит, что оно до сих пор степь, где под ним спрятаны древние могилы.
Проплывают волны по золотому морю, как когда-то по бескрайнему ковылю, восходит луна. Ниоткуда, среди поля появится девушка. Наряд ее в свете луны белый, как молоко, расшитый узорами, тускнеет, коснувшись крыльев ночи, вращаясь на живую тайну. На шее ожерелье красное, на голове – венок из колосьев и цветов.
Улыбаясь, девушка ласкает рожь, а те тянутся к ее ладоням, но улыбка переменчивая, как и сама ночь.
– Слушай, Земля моя, голос дочки твоей. Пришла я к тебе за советом, – тихая речь звучит над степью, возбуждая ветер, и страшно становится от того ветра и от той речи.
– Вставайте те, что землю кровью своей окропили. Отзовитесь те, что мыслью над этой землей парили, и покоя в ней не нашли. Придите со мной советоваться!
Разлилось над степью марево, невысокое оно было, дикие травы от него стали выше.
Отделилась тень, фигура с темным лицом, от кургана, шагнула к той, что звала. Сняла девушка с нити одну живую бусину, отдала тени, заржали кони во мгле, загомонило эхо языком чужим и отнеслось ветром. Склонилась тень, принимая дар жизни.
Поднялась из марева другая тень, стройная, чужеземная, в одеянии монашеском. Вторую бусину отдала девушка. Запахло дымом сожженных идолов, заплакали голоса на языке странном. Не выпустила из рук тень тусклый крест, каплю жизни принимая.
Третья тень к ним приближалась. Крупной она была, хохлатой, с саблей на поясе. Ударил ветер в невидимые литавры, зазвенели лезвия, споря, поле изобиловала вокруг, и быстро утонуло в ночи и мареве. Улыбаясь, принимала тень красную бусину.
А за ней шла четвертая тень с барской осанкой и перьями на шлеме. Надменно протянула закопченную руку за своей бусиной. Вернулся бой с призывом к атаке, на чужом языке, и вдруг между звуков смерти понеслась праздничная музыка, и закружились мглистые пары, как воспоминания. Развеял их ветер безжалостно. Кровью стали серебристые пятна на ладони тени, когда ее бусина коснулась.
Последняя тень на коне из марева уехала. Одежда была богатой, царской, и царского величия тени не хватало. Растаял конь мглой, только тень на землю спрыгнула, сапоги дорогие пытаясь землей не запачкать. Шла тень к ним, как по костям, по земле ступая, нагайкой играя, не раз по спинам человеческим ходила.
Звучно шаги тени улетали, словно в огромном зале, о которой ее владелец при жизни мечтал. Далеко на севере остались те комнаты, и хозяева у них другие заседают, и всегда те же мысли эти роскошные хоромы навевают, те самые решения подсказывают, как издавна настоянные на крови. Долго колебалась девушка, прежде чем еще одну бусину с нитки снять.
– Зачем ты пришла? – спросила тень из кургана.
– Опять выспрашиваешь нам жизнь и будущее свое? – подхватила тень в одеянии монашеском.
– И вопрос тот же будет? – не было в голосе тени с перьями на шлеме и намека на дерзость.
– Про волю ради будущего? – тень казацкая саблей свет звезд ловила.
– Опять выпытываешь? – тень последняя фыркнула, обрывая. – Не надоело одно и то же в который раз спрашивать? Нет будущего!
Глянула девушка на тень с нагайкой, взгляд сразу отведя.
– Знаю, – сказала спокойно девушка, – столько раз я приходила, что и считать не стоит. И спрошу снова: будет ли на этот раз воля моей? Вспомнят дети, кто их мать? Или разольются слова над всей моей землей, чтобы к жизни меня возродить?..
Молчали тени. Ждала девушка их ответа. Не дождалась. Сама до них, приблизилась.
– Почему Вы молчите? Боитесь, что я в отчаянии веса не выдержу? Все вы мне предрекали: и смерть, и страдания, и боль, и кровь, что ручьями струится по земле, и ужас, и предательство, и равнодушие, и безнадежность – все было в пророчествах ваших. Чего еще не знает мой народ такого, что заставляет вас молчать? Говорите!
Пылали ее глаза, полыхало каплями жизни ожерелье, в руке зажато.
– Забвения не знает твой народ, – наконец молвила тень в одеянии монашеском.
– Будут тебе и страдания, и ужас, и предательство, – улыбнулась тень из кургана.
– Все будет, только в ином обличии придет, такой, которой никогда еще за твое существование не было, – добавила тень в шлеме с перьями.
– И будет великая сила, и великая надежда, и искреннее стремление к свободе, – словно пел голос тени казацкой.
– И захлебнется оно или кровью, или безнадежностью, – рассмеялась тень, что с северной столицы, рукоятку нагайки с любовью поглаживая.
– Нет! – вскрикнула девушка, отчаяния не удержав. – Что Вы можете знать по  теням прошлого о народе живом? Ваши тела давно истлели, вороны выели ваши глаза! А мой народ живет!
– Нет силы у твоего народа, – печально сказала тень предка из кургана.
– Нет единой веры у твоего народа, – кивнула головой тень, что эту землю верой объединяла.
– Нет отваги у твоего народа, – склонил казак лоб, сабля в землю вбивая.
– Нет гордости у твоего народа, – пристально смотрела тень, пришедшая с запада, чтобы холопское восстание подавить.
– И царит зависть над твоим народом, как и над моим она царствует. Никогда твоему народу не объединиться, – засмеялась тень старшего брата, к девушке незаметно ступая.
– Тени вы только... И чего я зову вас снова и снова, – опалила взглядом пятерых девушка. – Возвращайтесь в небытие, в прах, из чего появились! Прочь! – и не было уверенности в звонком голосе.
Не шелохнулись тени, ветер внезапно утих, тучи закрыли все звезды, беду предвещая близкую.
– Ты сама тень, окруженная небытием. С нами, тенями, советуешься, – стекал по нагайке сок жизни, как калина в ладони раздавленная. – Забвения тебе вместо смерти назначено. Народ мой забвение, наконец, дожидается.
Стегнул он нагайкой. Не дрогнула девушка, кровь окрасила светлые наряды, в вышивку вплетаясь.
– Нет власти у тебя надо мной, – гордо произнесла раненая девушка.
– Есть у меня власть! Расчленить твое тело и душу! – второй раз стегнул нагайкой.
– Ради собственной гибели! – блеснула сабля в лучи луны, сквозь облака проскальзывая, словно настоящая, а не призрачная, и кровь на ней, а не сок калиновый.
Сабля казацкая к горлу врага подлетела.
Только мгновение колебалась тень с перьями на шлеме. Вырвала кнут и на землю бросила.
– Мир вам, – не сразу опомнилась тень монаха, пытаясь всех трех крестным знамением сковать и освятить.
И перехватила его руку рука пращура.
– И война.
Вспыхнули в травах бусины, из их ладоней выпав, пламенем костров языческих, как храмовые свечи. И ночь сразу-то потушила пламя.
– Вам суждено забвение, в котором мой народ едва не утонул, тиной чужого, почти захлебнувшись, – сказала тень, направив взгляд на запад в сторону родины своей.
Развеял ветер пять теней прошлого и марево. Склонилась девушка к Земле, поблагодарить за ласку. А когда подняла взгляд, стали другими ее глаза, ледяными, как небо, над которым поднимался рассвет. Сняла девушка свой венок из колосьев и цветов, вплела в него разорванное ожерелье и бросила в степь.
– Катись, венок, через лето, катись, венок, через осень, катись к миру, где есть война, катись к будущему моего народа. Пока солнце не взойдет  и по улицам не разольется, то пусть будет, как судьба предвещает, и забвение станет моим последним пристанищем. Катись, венок, через лето, катись, венок, через осень... – напевала она, танцуя, и кровь капала на дикие степные травы, превращая их в рожь.
Перекатился венок на небосводе, и взошло солнце нового дня. Текут лучи его утренним удивленным колосьями и цветами. Поле просыпается, млея от воспоминаний  странного сна.
Прошло лето, прошла осень, докатился венок к народу той девушки, но и сейчас, если идти полями этой земли, можно услышать шелест разговоров тех теней, что до сих пор между собой спорят, чье пророчество сбудется.
Только рожь, как и жизнь, все помнит, и возраст его бесконечен, поскольку смерть – это новое рождение. И только два пути указало пророчество: к жизни или к забвению. И только одному суждено сбыться…
4.07-16.10.2015г