Восхождение

  Это было тяжелое время. Чума косила население средневековой Европы. По данным историков во Франции, Италии, в
             Англии вымерло до половины жителей. Целые деревни стояли пустыми. Средств против страшной болезни тогда найти не могли.
            С середины XIV века и до XVII века чума то наступала, то временно ослабляла свой натиск. Эпидемия заметно изменила образ жизни
            европейцев. Но даже человек, стоявший на рубеже Нового времени в Европе, воспринимал чуму как Божью кару.
                                Родом их деревни, из обычной крестьянской семьи, он посещал занятия в городской духовной семинарии. Его родители
            гордились тем, что их сын овладел грамотой и теперь учится в городе. Но из-за чумы занятия прекратили, всех студентов распустили
            на каникулы на неопределенное время. Он решил использовать появившуюся возможность, чтобы заработать немного денег и помочь
            родителям. Ему приходилось отгонять мысль, что с родителями может случиться то, что происходило со многими. Его взяли в "бригаду"
            по очистке населенных пунктов, где свирепствовала чума. Работа была опасной. Он попал в группу из трех человек. Им выдали
            специальные крючья, плащи с капюшонами, объяснили, что нужно делать и какие меры безопасности соблюдать.
                                В этот день они работали в деревне, где заболели почти все ее жители. Обнаружив трупы, они стаскивали их за пределы
            деревни. Тащить трупы ему было не под силу, этим занимались двое других членов группы, крепкие мужики. Им повстречался старый
            покосившийся дом. Во дворе и в доме было удивительно тихо. Он осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. В полутьме едва различил
            лежавших умерших мужчину, женщин, нескольких детей. Он захлопнул дверь и выбежал из двора.
                                - Что? - спросил старший группы, Гийом.
                                - Все мертвы, и дети тоже.
                                - Запирай! - распорядился Гийом.
                                Входную дверь подперли колом, который нашли во дворе, калитку закрыли. Все трое, не оборачиваясь, пошли дальше.
                                Видать он где-то простыл, потому что все последние дни часто кашлял. Он страшно боялся заразиться чумой и умереть.
            Гийом, уже опытный "чистильщик", так не думал. Но мнительный студент замкнулся и готовился, как ему казалось, к худшему.
            Он почти не разговаривал, хмурился и тяжело вздыхал, потом кашлял, что его расстраивало еще больше. Гийом, острый на язык, стал
            звать его "Угрюмый". Внешность нашего студента: худощавое телосложение, невысокий рост, костлявое лицо с длинным носом,
            являла собой своеобразный эталон облика средневекового монаха. В общем, пожалуй, только Гийом с его веселым, добродушным
            нравом мог поддерживать с "Угрюмым", человеком непростым по характеру и привычкам, дружеские отношения.
                                Закончив в этой деревне, уставшие приятели решили передохнуть. Им хотелось свежего воздуха, и они пошли по
            направлению к ближайшей роще. Зайдя в рощу, они сбросили ненавистные плащи. Сели перед рощей, разложили нехитрые продукты
            и флягу с водой. "Угрюмый" есть отказался, заявив, что после пережитого его тошнит при мысли о еде. Он отсел немного в сторону.
                                Закашлявшись, "Угрюмый" отвернулся, потом опустил взгляд на землю. Посмотрел на свою руку с вздувшейся веной. Рука
            была еще сильная, с молодой здоровой кожей. "Скоро от нее останутся одни кости", - подумал он. Недалеко от руки букашечка
            карабкалась на высокий, острый лист травы. Она старалась изо всех сил, надрывалась, но ползла. "Вот так и я", - подумал "Угрюмый".
            Он вспомнил о Боге и ему стало стыдно. Гийом повернул голову и посмотрел на ссутулившуюся спину "Угрюмого". Ему стало жаль
            парня.
                                - Да будет тебе, не помирай раньше времени," - грубовато пошутил Гийом. Он обхватил ладонью плечо "Угрюмого" и
           попытался привлечь его к себе. "Угрюмый" резким наклоном вперед освободился от руки Гийома и продолжал сидеть в той же позе.
                                - На все воля Божья...
                                - Я знаю - буркнул, не поворачиваясь, "Угрюмый".
                                - Вспомни, как Господь наш Иисус Христос страдал за нас.
                                - Я помню - снова буркнул "Угрюмый".
                                - А бывают и люди, которые совсем не боятся смерти. Жан, еще один член группы, с интересом посмотрел на Гийома.
                                - Вы слышали о катарах? - спросил Гийом. "Угрюмый" напрягся в ожидании.
                                - Расскажи- попросил Жан.
                                - Это были удивительные люди, честные, смелые, по настоящему любившие Христа...
                                - Они были еретики - огрызнулся "Угрюмый".
                                - Это папа так считал и король, Его Величество, тоже.., - ответил ему Гийом.
                                - Откуда ты о них знаешь? - недоверчиво спросил Жан.
                                - От одного монаха, ученого. Я с ним познакомился в таверне, когда шел в Тулузу. Он работал в монастырской библиотеке
              и прочитал там старые рукописи.
                                - А почему он именно тебе рассказал? - спросил Жан.
                                - Не знаю,.. старый он был, боялся умереть и унести в могилу правду о них - сказал, подумав, Гийом.
 
                                Тринадцатый век. Весь юг современной Франции, север Италии охвачены религиозным движением альбигойцев или
              катаров. Они пользуются поддержкой местных крупных феодалов, прежде всего, семейства Транкавель, живут по своим законам. Ими
              созданы свои церкви, свое учение, отличное от официальной церковной доктрины. Успехи еретиков, их независимость сильно
              беспокоят главу католической церкви и короля Франции, мечтающего присоединить к своему королевству южные земли. Католической
              церковью для борьбы с ересями создается специальный орган - инквизиция. В земле Лангедок ересь была наиболее активна. Туда и
              направили в первую очередь трибуналы инквизиции. Кто же были эти катары, не дававшие покоя "истинным" католикам и королю?
              Злобные преступники? Разбойники? Люди, лишенные всякой веры, добра?
                                В дверь постучали. Хозяин подошел и не спрашивая ни о чем, открыл дверь. Увидев стучавшего, он отошел в сторону и,
              сделав жест рукой, произнес:
                                - Проходи, Добрый Человек, будь моим гостем. В прихожую вошел пожилой мужчина. Его седые волосы, борода были
              коротко подстрижены.Он оглядел помещение веселым взглядом, посмотрел на хозяина. Гость был одет в дорожный плащ, на левом
              плече у него висела сумка, в правой руке он держал узловатую палку, очевидно, служившую ему посохом.
                                - Луиза, дети, идите сюда скорей! - позвал домочадцев хозяин
                                На его зов вышла молодая приятная женщина в домашнем уютном фартуке, за ней - трое очаровательных детей: две девочки,
              приблизительно двенадцати и восьми лет, и мальчуган, двух-трех лет. Дети были ухоженными, опрятно одетыми.
                                - Здравствуйте - сказала женщина, а также ее дочери, и слегка поклонились гостю. Малыш тоже стал кланяться - один, два,
              три раза. Мать строго посмотрела на него, покачала головой и сказала:
                                - Николя, не балуйся.
                                Мальчуган насупился и обиженно засопел.
                                - Добрый Христианин, прошу благословения Божьего и Твоего, и встав на колени, хозяин дома поклонился ему. Он еще
             дважды повторял свою просьбу.
                                Гость ответил: "Прими благословение Божье".
                                Хозяин и Добрый Человек закрепили ритуал поцелуем.
                                Гость прошел в дом, где был накрыт стол для семейного ужина. Бросалась в глаза строгая обстановка в доме - ничего
            лишнего, все вещи находились на своих местах. Гостя посадили на почетное место во главе стола. Сервировка стола была скромной, по
            современным меркам, и достаточно обильной по представлениям простого люда средневековой Европы, а стараниями хозяйки дома -
            аппетитно выглядевшей, блюда же - вкусными. На столе лежал каравай пшеничного хлеба. Отдельно расположились свежие огурчики.
            В центре на большом блюде красовался жаренный сазан в соусе с нарезанной морковью. В отдельные чашечки налили мед, варенье-
            конфитюр из разных ягод и насыпали фисташки, миндаль. Стоял и красивый глиняный кувшин, наполненный ключевой водой и еще
            один кувшин с подслащенной розовой водой, которую любили пить дети. Перед каждым, сидящим за столом, находилась кружка.
            Мясные блюда, а также традиционный для региона сыр и другие молочные продукты, яйца и вино отсутствовали. Катарам не
            полагалось их употреблять. Время урожая фруктов, винограда или, к примеру, цветной капусты, еще не подошло, и поэтому их на столе
            не было. О картофеле в Европе тогда не знали. Хозяин прочел "Отче наш". Гость преломил хлеб, и присутствующие приступили к
            трапезе.
                                Луиза отрезала маленький кусочек рыбы, очистила его от кожицы, посмотрела, нет ли в нем костей, размяла кусочек  и
            сделала из него пюре для малыша. Но тот зажмурился и отвернулся. Луиза взяла его чашечку, вышла на кухню и вернулась с
            чашечкой, в которую положила немного пшеничной каши, потом вложила в руку малыша его маленькую деревянную ложечку. Малыш
            зажмурившись, замотал головой из стороны в сторону."Опять эта каша", - опустив голову, сердито пробубнила средняя девочка.
            Старшая, опустив голову и тихо, чтобы не слышал гость, сказала ей: "Перестань, как тебе не стыдно". Луиза отломила кусочек хлеба,
            макнула в мед и дала малышу. Тот взял, откусил маленький кусочек, облизал мед, а кусочек хлеба положил в чашечку. Средняя сестра
            налила брату розовой воды и поднесла к его рту кружечку, помогая ему пить. Однако он схватил кружечку руками и стал медленно пить.
            Наконец, он выпил воду и поставил, чуть не уронив, кружечку на стол. С кусочка хлеба, когда мать переносила его сыну, на чашечку
            упала капля меда. И теперь малыш залез в нее пальчиком и стал размазывать мед по краю чашечки. Было ясно, что он и не собирается
            кушать что-либо и просто капризничает. Хозяйка встала, извинилась перед гостем и всеми, сидевшими за столом. Она взяла мальчугана
            за руку и повела из столовой. Послышался его недовольный плач.
                                - Извини, Добрый Человек, за моего малыша.
                                - Что ты, у тебя чудесные дети.
                                В доме, маленьком, но уютном, всегда был приготовлен угол для гостей. Доброму Человеку предложили отдохнуть. Он
            попросил хозяина остаться с ним для важного разговора.
                                Видимо, время религиозных дискуссий и споров прошло. Как сообщили надежные люди, папа и король готовят военную
            экспедицию сюда, в их края. В походе будут участвовать рыцари. Сила очень серьезная. Готовы ли братья дать им отпор? Если готовы,
            необходимо немедленно начать организацию защиты.
                                 Они еще долго говорили на эту тему. Потом молились и просили Бога помочь им.
                     
                                Началу карательной экспедиции послужило убийство инквизиторов в Авиньонете.
                                Для южной Франции характерна холмистая и даже скалистая местность. На скале располагался и замок Монсегюр. В замке
            находилось более трехсот человек, включая гарнизон. Продовольствием и водой осажденные были полностью обеспечены. Местное
            население оказывало им всяческую поддержку. Первые пять месяцев военной кампании по взятию Монсегюра не принесли осаждавшим
            ни малейшего успеха. Как бы сама природа позаботилась о защите цитадели от всех, кто "от мира сего". Отвесные обрывы, выступы,
            извилистые трещины окружали последний оплот катаров.
                                Заметную роль в жизни общин катаров и, в частности, Монсегюра, играли женщины. Они не только воспитывали детей,
           многие становились отшельницами, обитая в пещерах и гротах, светские дамы - сторонницы катаризма, часто посещали своих
           родственников в общинах. Семья являлась основой и жизни, и религиозной практики катаров.
                                Первостепенную роль в жизни катаров играли люди, посвятившие себя вере без остатка - "Совершенные", которых называли
           также Добрый Человек (Христианин), Добрая Женщина (Христианка). Их боготворили и безмерно почитали. "Совершенные", в отличие
           от "Верующих", основной массы катаров, не могли вступать в брак.
                                Заботясь лишь о духовном, многие "Совершенные" и во время осады жили в своих хижинах вне замка, под его стенами.
           Рельеф скалы, ущелья и труднопроходимые тропы позволяли братьям проникать в замок и выходить из него вопреки усилиям осаждавшей
           армии.
                                 Мы не знаем, проводили или нет осажденные обряд коллективного покаяния, но, очень высока вероятность того, что они
            часто читали распространенную у катаров молитву: "Отче Святый, Боже правый добрых духом, Ты, который никогда не лгал, не
            обманывал, не сомневался и не ошибался. Из страха смерти, которая всех нас ожидает, мы просим Тебя, не дай нам умереть в мире
            чужом Богу, ибо мы не от мира, и мир не для нас, но дай нам узнать то, что Ты знаешь, и полюбить то, что Ты любишь… "
                                 После девятимесячной героической обороны Монсегюр пал. Кучка мужественных людей - защитников замка, противостояла
             шестидесятитысячной королевской армии. Когда стало понятно, что Монсегюр не удержать, семнадцать человек, одиннадцать мужчин
             и шесть женщин, приняли consolamentum (крещение), согласно учению катаров.
                                Рядом со скалой в месте, которое потом назвали "полем сожженных", соорудили ограду. Внутрь внесли хворост, солому.
             В импровизированный палисад загнали свыше двухсот еретиков. Больных и раненных бросили на вязанки хвороста и подожгли. Вот
             как описывает это событие Зоя Ольденбург: "... остальным, быть может, удалось отыскать своих близких и соединиться с ними... и
             хозяйка Монсегюра умерла рядом с матерью и парализованной дочкой, а жены сержантов – рядом с мужьями. Быть может, епископ
             успел среди стонов раненых, лязга оружия, криков палачей, разжигавших костер, и заунывного пения монахов обратиться к своей
             пастве с последним словом. Пламя вспыхнуло, и палачи отпрянули от костра, уберегаясь от дыма и жара. За несколько часов двести
             живых факелов превратились в груду почерневших, окровавленных тел, все еще прижимавшихся друг к другу".
                                 В самом конце осады нескольким осажденным удалось вынести из замка некие сокровища и спрятать их.
 
                                Трибунал "святой" инквизиции провел большую работу. Задача ее заключалась в выявлении инакомыслящих. В ходе
             следствия стало ясно, что их сотни, если не тысячи. Решение об осуждении обнаруженных еретиков было принято априори, как
             говорится, на высшем уровне, и вердикт данного церковного трибунала являлся формальностью. Заседания трибунала проходили в
             большом зале городской ратуши. В глубине зала, с противоположной от входной двери стороны, висел дорогой гобелен, изображающий
             библейскую сцену Тайной вечери. Под ним, у стены, тянулся длинный стол, за которым сидели инквизиторы - члены трибунала. В
             торцах длинного стола, перпендикулярно к нему, были поставлены столы поменьше, один - для секретаря, другой - для двух монахов-
             писарей. Узкие и высокие окна в боковых стенах зала давали мало света. Поэтому возле каждого из монахов стояло по зажженной свече.
             Руководил следствием и приведением приговоров в исполнение в данном округе прелат Альфонс де Борбюсон, известный своей
             жестокостью и прямо таки ослиным упрямством в отстаивании непогрешимости церковных догматов. Прелат восседал на самом
             высоком месте, в середине длинного стола. Инквизиторы были в шелках, бархате и золотых украшениях. На пальцах прелата сверкали
             перстни с драгоценными камнями.
                                Высокий, худой старик, с морщинистым лицом, бледной кожей и впалыми щеками, с голубыми венами на костлявых руках,
             производил впечатление безнадежности в ожидании какой-либо милости или понимания и жалости к "врагам" церкви. На его
             невозмутимом лице-маске из под густых с проседью бровей глядели серые маленькие глаза. Если бы не их фанатичный блеск,
             холодный, строгий взгляд, лишенный всякой мысли, всякого чувства, можно было бы принять за остановившийся взгляд умершего
             человека. Наверное, так должен был выглядеть инквизитор. Во всяком случае мое воображение рисует его таким. Но, нет. Во внешности
             прелата не было ничего выдающегося, запоминающегося. Он был неглуп и знал о своих недостатках. Всем своим поведением он
             старался демонстрировать значимость своей персоны. Конечно, он любил власть, любил внушать страх простым людям. И это,
             пожалуй, единственное , что его роднило с нарисованным нами классическим образом инквизитора. Прелат, как и полагалось людям
             его сана, не отказывал себе во вкусной еде и дорогих винах.
                                 Все члены трибунала были в сборе. Писцы готовы были записывать каждое слово, произнесенное еретиками. Секретарь
             встал и посмотрел на прелата. Тот еле заметно кивнул головой. Секретарь зычным голоси произнес:
                                - Ввести,.. первого...
                                Дальняя дверь открылась, и в зал вошел мужчина средних лет. За ним вошел стражник, в латах, с мечом на боку в ножнах и
             копьем, которое он держал в правой руке вертикально, касаясь древком пола.
                                - Пройди вперед - сказал мужчине секретарь. Мужчина прошел на середину зала.
                                - Как тебя звать? - спросил секретарь.
                                - Луи, горожанин, я всю жизнь живу в этом городе - спокойно ответил мужчина.
                                - Чем ты занимаешься?
                                - Я ткач.
                                - У тебя есть семья?
                                - Есть, жена и трое детей, еще престарелая мать.
                                - Где и кто освящал твой брак с женой?
                                Мужчина опустив голову, молчал.
                                - Ты признаешь таинство священного церковного брака?
                                - Нет, не признаю.
                                Секретарь многозначительно посмотрел на писарей, но те старательно, не поднимая головы, записывали все в протокол.
                                - Веруешь ли ты в Святую Единую Апостольскую Церковь, возглавляемую Его Святейшеством папой Римским Иннокентием
             Третьим?   
                                Мужчина молчал. Секретарь посмотрел на прелата. Тот опять кивнул.
                                - Увести - сказал секретарь, ..
                                - Ввести следующего.
                                Мужчина ушел. Дверь через несколько секунд открылась, и в нее  медленно и робко вошел молодой парень, с простым
             курносым и каким то не южным лицом. Стражник подтолкнул его сзади.
                                - Пройди вперед - привычно сказал секретарь...
                                - Твое имя!
                                - Мартин.
 
                                 Осужденных насчитывалось десятки человек. В камеры городской тюрьмы загнали наиболее опасных, с точки зрения
             инквизиторов, и сильных мужчин-катаров. Женщин разместили в зале, где шли допросы. На одну ночь.
                                 В камере было тесно и душно. Однако каждый думал о другом и старался не мешать ему своим присутствием. В углу,
             прислонившись к стене, сидели наши знакомые - Луи и молодой парень - Мартин. Все знали, что это их последняя ночь. Спать не
             могли.
                                 - Луи - обратился к товарищу Мартин, - нам отрубят голову или нас повесят?
                                 - Не знаю... Но, я уверен, для нас придумают что-нибудь пострашнее. Ты боишься?
                                 - Я? Нет... Немного.
                                 - Молись, проси Господа дать тебе силы.
                                 - Ты прав.
                                 Мартин встал на колени, сложил ладони и стал шептать молитвы. Он смотрел куда то вверх, лицо его просветлело, взгляд
             становился глубоким и спокойным. Закончив, он сел на то же место, рядом с Луи.
                                 - Полегчало? - спросил Луи.
                                 - Да, Слава Богу.
                                 Молчали.
                                 Все, находящиеся в камере, разбились на небольшие группы, кто то тихо говорил, другие молились. Никто не сидел и не
            стоял, отвернувшись от других или развернувшись спиной к остальным. Взаимная поддержка товарищей, братьев по общине помогала
            справиться со страхом и пережить достойно мучительное ожидание казни.
                                 - Луи.
                                 - Да.
                                 - А мы попадем в рай?
                                 - Это как Бог решит.
                                 - Я понимаю. Ты что думаешь?
                                 Луи немного помолчал и сказал:
                                 - В вечной борьбе добра со злом, света с тьмой мы выступаем на стороне добра и света. Зло сегодня сильнее и завтра оно
             уничтожит нас. Оно уничтожит наши тела, земную жизнь, но душу - нет. Церковники не знают, что этот мир и жизнь в нем призрачны,
             иллюзорны, и смерть - тоже. Все богатства земли - ничто по сравнению с Царством Небесным. Христос сказал: "Я победил этот мир".
             Если мы верим в Христа, будем жить и умирать, как он.
                                 Мартин слушал и молчал. Когда Луи закончил, он закрыл глаза и просидел так несколько минут. Потом встал и осторожно,
             стараясь никого не задеть ногой, подошел к небольшому тюремному окошку. В него был виден кусочек неба. Погода была ясная. Звезды
             разбежались по уютному небесному покрывалу. Как в детстве. Вечерами, когда совсем не хотелось спать, он любил сидеть у окошка,
             под которым стояла его кроватка и глядеть на звезды. Мартин долго смотрел в небо и о чем то думал.
                                 - Луи.
                                 - Да.
                                 - А может люди после смерти становятся звездами?
                                 - Нет, Мартин. Для душ человеческих Господь приготовил другой мир.
                                 - Ад и рай - тихо и задумчиво промолвил Мартин.
                                 - Да, кому ад, кому рай. Я молю Бога, чтобы он дал мне силы выдержать завтрашнее испытание.
                                 - А давай назло нашим мучителям ляжем и будем спать.
                                 - Хорошая мысль.
                                 На полу валялось немного соломы. Они улеглись в углу рядом, к стене спиной, чтобы занимать меньше места и закрыли
             глаза.
                                 Стена холодила спину. Мартин повернулся и плечом задел сидевшего рядом мужчину.
                                 - Извини, пожалуйста - сказал сконфуженно Мартин.
                                 Мужчина посмотрел на Мартина, улыбнулся, по отчески положил руку ему на плечо.
                                - Не волнуйся, отдыхай.
                                Мартин повернул голову и стал разглядывать стену.
                                Городское начальство, вероятно, из сочувствия, оказало осужденным небольшую услугу. На несколько часов вечером в
             камере зажгли факел. Его вставили в металлическое кольцо в стене возле двери. Тусклые блики света двигались по стене, раздавался
             приглушенный говор осужденных. На камне в стене острые глаза Мартина разглядели выпуклость, похожую на крыло птицы. Мартин
             стал обрисовывать ее взглядом. Мартин подумал, что он только что, ощутив холод в спине, убоялся простудиться. "Завтра вылечат", -
             пошутил он над собой, и зря. Страх вновь начал заполнять душу. "Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй... ", -
             зашептал Мартин.
                                 Заскрежетал дверной затвор, дверь открылась, в камеру вошел стражник и потушил факел. Потом вышел с ним из камеры.
            Дверь закрылась, лязгнул затвор. Камера погрузилась в темноту.
                       
                                С ночи площадь подготовили для казни. Площадь, как и город, была небольшой, а казнить предстояло немало народа.
             Следствие показало, что большинство жителей придерживалось еретических убеждений. Было решено, что жестокая показательная
             казнь послужит хорошим уроком для всех, кто допускает вольности в толковании учения церкви. Городская площадь представляла
             собой квадрат. У дверей городской ратуши соорудили место для прелата и его свиты в виде балкона-веранды с балдахином. В
             центре установили четыре деревянных тесаных столба - разместить большее количество не позволяли размеры площади. Для этого
             пришлось выломать некоторое количество булыжников, которыми была покрыта площадь. Хвороста заготовили более, чем достаточно.
             Крестьян близлежащих деревень заставили собирать хворост загодя. Ночью на двух улицах, ведущих к площади, уже стояли подводы,
             нагруженные этим горючим материалом. Крестьяне спали под телегами. Солдаты-пехотинцы, с полным вооружением переданные в
             подчинение прелату, выстроились на площади квадратом лицом внутрь, отгородив место для казни и "ложу" прелата. За спинами
             солдат осталась небольшая часть площади, которую должен был заполнить народ. Перед рассветом городская стража стала сгонять
             городских жителей, которым посчастливилось избежать ареста, на площадь. Светало. Из дверей ратуши распираемый важностью и
             самодовольством выплыл прелат и несколько высоко поставленных чинов "святой" инквизиции. Они уселись в приготовленные для
             них кресла. Прелат - в центре. Первые лучи солнца осветили небо. В толчею городской площади протискивался новый день, ужасный
             и бессмысленный. По светлеющему небу беспечно плыли облака. С колокольни городского костела ударил колокол. Прелат привычно
             кивнул головой, дав сигнал к началу казни.
                                 Накануне, перед казнью, в камере каким-то образом узнали о том, что всех будут сжигать на кострах. Подобная казнь
              была в новинку, и, разумеется, известие добавило страху и волнений. Но, совершать какие-либо эксцессы вроде истерических актов
              самоубийства или попыток выломать дверь и освободиться, находящиеся в камере считали для себя недостойным. Они крепко взялись
              за руки и вполголоса произносили молитву "Отче наш". Начали выводить на казнь. Дверь открывалась, заходил стражник, показывал
              на любого и говорил короткое "Ты". Мужчина спокойно проходил к двери, на мгновение останавливался, оборачивался и прощался со
              всеми взглядом.
                                 На площадь осужденных выводили небольшими группами, по числу столбов. Первыми должны были умереть мужчины.
             Луи казнили одного из первых, и его уже не было в живых. Мартину достался последний столб справа. Он был раздет по пояс, босиком.
             Горожане поеживались от утренней прохлады и со страхом смотрели на несчастного. Парень был бледен, его бил мелкий нервный
             озноб. Но он не чувствовал ни холодных булыжников, ни свежего утреннего воздуха. Его подвели в столбу, палач показал рукой, что
             он должен взобраться на вязанку хвороста. Мартин, сначала на ватных ногах и осторожно, будто боясь упасть и больно удариться, потом
             смело поставил на вязанку одну ногу и оттолкнувшись, легко взлетел вверх, повернулся спиной к столбу. Вязанка была сооружена
             мастерски - она не рассыпалась и не сместилась в своей верхушке в сторону. Палач привычными ловкими движениями привязал парня
             веревками к столбу. Потом он зажег факел и, подняв его над собой, продержал так несколько секунд. Внимание присутствующих было
            привлечено. Палач опустил факел и начал поджигать хворост, двигаясь вокруг вязанки с тем, чтобы поджечь ее со всех сторон. Хворост
            трещал, костер разгорался. Мартин смотрел вверх, его губы двигались, он, конечно, молился. Когда первые языки пламени коснулись ног
            парня, он дернулся и весь напрягся до предела. Загорелись штаны, парень забился в конвульсиях, но не издал ни звука. Самый резвый из
            языков пламени огненной змеей побежал вверх и добрался до головы. Волосы вспыхнули, показался окровавленный череп. Один глаз
            парня лопнул и потек кровавым ручьем по лицу. В толпе вскрикнула женщина. Тело парня обмякло, голова упала на грудь. Он умер.
            Отмучился. Бесноватый огонь объял его полностью, и Мартин исчез в пламени.
                                Еретиков казнили почти весь день. Женщин приводили в длинных рубахах, одетых на голое тело. Позже, желая ускорить
             дело, всех оставшихся, и мужчин, и женщин, гнали на костер в их одежде, не раздевая. Крестов из перевязанных прямых хворостинок
             в руки осужденным не давали. Вместо прогоревших столбов быстро вкапывали другие, новые.
 
                                Зловонный запах распространился по городу. Ветерок унес дым прочь, а вот отвратительный запах горелого человеческого
            мяса остался. Он проникал в дома сквозь щели в дверях, окнах, как вор пролазал через дымовые трубы, пропитывал одежду,
            задерживался в носовой полости. Его обнаруживали в своих волосах молодые девушки, решившиеся выйти с непокрытой головой.
            Неприятные ощущения увеличили недовольство в сердцах жителей. Но страх был сильнее. Страх запечатывал рты, сковывал мысль,
            загонял чувства негодования и возмущения глубоко внутрь. Неслыханная жестокость казни потрясла всех.
                                На следующий день по городу поползли слухи, что кто-то видел в небе, перед вечерней зарей, на крестах казненных
           Добрых Людей. Они смотрели на Восток, откуда лился неземной божественный свет. "В рай, значит, попали" - шептались люди.
           И тихо благодарили Бога за то, что справедливость восторжествовала.
 
                               Жан, Гийом и "Угрюмый" медленно уходили по необработанному полю в сторону от деревни. Поле почти полностью
            покрылось сорняками. А в глубине рощицы, возле которой сидели крестьяне, остались плащи с чумной заразой... "Угрюмый", будучи
            студентом духовного учебного заведения, ходил в монашеском одеянии. Но в нем было неудобно работать "чистильщиком", и он
            переоделся в обычную крестьянскую одежду. Его тонзура заросла и стала незаметна в пышной копне молодых волос. На всех были
            льняные рубахи и штаны до лодыжек, на ногах - башмаки на деревянной подошве.
                                "Угрюмый" шел, выпрямившись, с поднятой головой. И хотя он по прежнему считал катаров еретиками, рассказ Гийома
            вдохновил его. Ему даже есть захотелось.
                               - Послушай - обратился он к Гийому, - У нас ничего не осталось?  Что то я проголодался.
                               - Поздно, месье, поздно - весело посмотрев на "Угрюмого", съязвил Гийом.
                               - И воды нет?
                               - И воды нет - по прежнему весело глядя на него, произнес Гийом.
                               - Ладно - махнул рукой студент.
                               Несмотря на приближающуюся осень, полуденное солнце приятно припекало. Птички куда то попрятались от солнца, их не
            было ни видно, ни слышно. "Ничего, к вечеру начнут летать и щебетать...", - подумал он. По голубому небу плыли вечные облака. И
            только на горизонте была видна темная туча. "Наверное, там сейчас дождь", - продолжал наблюдать "Угрюмый". О том, что осень не за
            горами, напоминал свежий ветерок. Трава, даже сорняки на поле пожухли, покрылись пылью. "Угрюмый" вдохнул воздух и не
            закашлялся. Это настолько его обрадовало, что он готов был кричать, петь, плясать... Тут он вспомнил о деревне, в которой они сегодня
            работали. Он развернулся назад и сделал несколько шагов спиной вперед. Он успел посмотреть туда, где находилась деревня. Ее уже
            не было видно из-за леса, тянувшегося слева. Ему снова стало стыдно: он радовался жизни, когда другие умирали от страшной болезни.
                                Над краем поля воздух прочертил полет ласточки. Заметив ее, "Угрюмый" перевел взгляд на тучу. Присмотревшись, он сделал
            вывод: "Она не удаляется, а приближается к нам". По полю махнуло порывом душного воздуха, там, где не было сорняков, поднялась
            пыль. "Мне только не хватало под дождем промокнуть", - запаниковал "Угрюмый".
                                - Смотрите, какая туча идет на нас. Мы попадем под дождь!
                                Они остановились. Жан приложил ладонь ко лбу и стал наблюдать. Потом он посмотрел назад, в сторону деревни. Из под
            тучи вырвалась тонкая белая корявая нить молнии. Через несколько секунд донесся слабый раскат грома.
                                - Не-е-т. Туча мимо пройдет, нас не заденет.
                                И они пошли дальше, не обращая никакого внимания на тучу.
                                "Угрюмый" посмотрел на приятелей. Гийом как всегда много шутил. Казалось, ему все нипочем. Вот сейчас он рассказывает
           Жану о девице, которую знавал в молодости. Жан слушает и время от времени смеется.
                               "Безбожники", - подумал о них "Угрюмый". Но, он почувствовал, что эти грубые мужики стали ему братьями. "Господь
           услышал меня", - сказал себе "Угрюмый" и подумал, что никакой он не угрюмый, и что еще будет у него семья, дети, а он будет
           всех любить. "Как катары", - почему то подумал он. И еще он вспомнил апостола Павла и подумал, что человека по жизни ведут Вера,
           Надежда и Любовь.
                                Сколько же еще нужно пройти, чтобы приблизиться к небу.

Другие произведения автора:

Из другого мира

Новый Грааль