Этим летом я заглянула на Ваганьковское. Вряд ли можно найти
место более всего располагающее к обращению к себе, чем кладбище. Даже в церкви
стоят иные личности, смотрят на иконы, и обсуждают посолку огурцов. Здесь же
тишина, густые кроны столетних дубов ловят громкие звуки и не пускают их.
Ходишь и смотришь на надгробия. Вот композитор, вот военный, а вот могила с
осыпавшимися надписями, к которой давно не ходят родственники и друзья. Самые
большие и вычурные могилы у людей незначительных. Хоть в посмертиии хотят
важности.
Что сделал я? Запомнят ли меня внуки и правнуки? Хочу ли
действительно я жить в памяти людской? Думаю, этими вопросами задавался каждый,
ходивший по узким аллеям кладбища. Я же в этот раз увидела одну маленькую
разницу между оградами могил. У некоторых дверцы слегка приоткрыты, а других же
закрыты и порой завязаны проволочкой. Эту непрочную дверцу легко снести, так
что эта слабая защита от вандализма.
Нет, это из-за одного маленького суеверия. Открывают дверцу,
что бы душа покойника могла спокойно выйти и погулять по кладбищу, Закрытая же
дверца не выпустит покойника, который почему-то может явиться к живым и
навредить. Эти два разных воззрения, которые я встречала в жизни. Причем второе
больше характерно для южных частей нашей страны, первое – средняя полоса и
север. Эта мелочь, простое суеверие, не претендующее на серьезную философию.
Думаю, нечто подобное человек может усвоить в раннем детстве, от бабушек,
родителей, соседей или других людей. И даже будучи полным скептиком в своем новомодном
офисе, нет, да и приоткроет дверцу. «Так научили», - скажет на это. На кладбище
все немного суеверны. И все немного философы.
3.09.2014
Другие произведения автора:
Камыши и пруд. Подборка хокку
Алые, алые листья
Весенняя ночь
Новые
Меню
