Кое-что о современных катарах

Одни называют этих детей слабоумными, другие - альтернативно одарёнными. В последнее время именно этот термин, возникший в странах Западной Европы, всё чаще используется у нас. Они замкнутые, погружённые вглубь самих себя, нежелающие выходить из тайников своего внутреннего мира, хрупкого и ранимого, но такого сложного и многогранного, который ещё предстоит открыть, рассмотреть и оценить по достоинству. Кто знает, какие тайны и какое богатство, способное потрясти изумлённое человечество, скрывает внутренний мир этих странных, непонятных и пока ещё, увы, не понятых детей. А я почему-то склонен сравнивать их с Катарами. Считаю их Катарами нашего времени. Для тех, кто не знает, поясню. Катары - так назывались люди, представлявшие достаточно сильное общественно-религиозное движение, возникшее на юге Франции в период средневековья. Другое их название Альбигойцы (по имени города Альби, являвшегося их неформальной столицей). Кстати, во Франции есть место, до сих пор носящее такое скорбное название: Земля Сожжённых, где было сожжено заживо несколько тысяч, а по сведениям некоторых источников - несколько десятков тысяч Катар.

Катары проповедовали добро и любовь к ближнему (они имели ещё одно название, вернее - самоназвание: Добрые Люди). Они были убеждены, что каждый человек, нашедший Истину - есть священник, способный и имеющий полное право передавать Божью Благодать другим. Все катары считали себя священниками - и мужчины, и женщины. Грубый материальный мир они вообще воспринимали как какое-то недоразумение, а жить призывали, руководствуясь исключительно духовными запросами. Они и официальную-то церковь, если за что-то и критиковали, так прежде всего и более всего - за её чрезмерное увлечение земными делами и даже за чрезмерную привязанность к земным, материальным делам, за которыми часто бывает о душе и подумать-то некогда.

Многие не понимали этих людей, считали их странными, сумасшедшими, официальные власти - как светские, так и духовные - безжалостно преследовали по малейшему подозрению в сочувствии к Катарам. Даже за сам факт знакомства, пусть даже случайного и мимолётного, с кем-либо из них можно было взойти на костёр инквизиции.

Но были и другие, коих тоже было не мало, происходившие и из знатных, и из простых, тянувшиеся к Катарам, оказывая им всемерную поддержку, даже и не собираясь принимать их учение, слишком возвышенное, и потому, увы, трудно совместимое с грубыми житейскими реалиями, но видя в них, если и не пример для подражания, то, по меньшей мере, ориентир, нравственный эталон, сверяя с которым свои дела и мысли, пусть и далеко не всегда соответствующие, да и далеко не всегда способные в окружающей обстановке соответствовать этому эталону, всё же становишься сам лучше, чище, светлее, благороднее, и тем самым - хоть в малой степени, но всё же меняя в лучшую сторону окружающий мир. Те люди понимали, или - быть может - интуитивно чувствовали, какого духовного и нравственного сокровища лишится человечество, потеряв учение Катар и личный пример тех, кто связал с этим учением свою жизнь.

Катары были уничтожены. Уничтожены физически. Но не возрождаются ли сейчас их духовные искания на более высоком, и при том - на более глубоком, более тонком, если хотите - на более природном уровнях? Разница же в том, что тогда это был выбор, самостоятельно сделанный людьми, примкнувшими к движению Катар, сейчас же - эти новые Катары фактически назначены к исполнению своей Высокой Миссии. Назначены по факту своего рождения. По факту своего рождения с альтернативной одарённостью, о которой говорилось выше.

Но ведь и общество всё же в чём-то другое. Какое бы жестокое, подлое, прагматичное и циничное оно ни было, но что-то в нём меняется. И хочется верить, меняется не только в худшую сторону. Да и знаний накоплено гораздо больше.

Возможно и то, что способно являться нравственным ориентиром, с течением дальнейшего времени будет способно превратиться и в норму повседневной жизни. В норму выполнимую и достижимую в новых условиях, в тех новых условиях, которым ещё только предстоит созреть.

Хочется верить в то, что дело Катар возродится и обязательно будет жить. Прежние сомнения по поводу того, возможно ли это - ведь слишком завышенные это были идеалы, трудно совместимые с реалиями земного, материального мира, о которых тоже, увы, приходится думать, - медленно, но верно, отступают, уступая место осознанию того непреложного факта, заключающегося в том, что, хоть всё это и так, но, тем не менее, люди меняются и мир меняется, пусть медленно и почти незаметно, но всё же меняется. И если нет должных условий сейчас, из этого ещё не следует, что таковых не будет потом.

Другие произведения автора:

Не в том видим величие

Ода весне

Печальные размышления о Кремле