Дождливым днём...

 

Он оглядел ворох бумаг на письменном столике.

Фридрих только что закончил книгу «Казус Вагнера» и теперь решил вплотную заняться своей родословной.

Он никак не соглашался с немецкими корнями и всегда отстаивал своё мнение, что является потомком польских вельмож.

«Меня воспитывали относить происхождение моей крови и имени к польским вельможам, которые величались Ницкие, и которые оставили свой дом и титул около ста лет назад, уступив в результате невыносимому давлению — они были протестантами...» — сделав утвердительную запись в черновике, Ницше услышал шум, доносившийся с улицы. Отложив бумаги в сторону, он глянул с любопытством на происходящее. Неподалёку собрался народ. Люди наблюдали за извозчиком, лошадь которого не желала идти дальше. Она стояла, как вкопанная. Извозчик нервничал, он хотел силой заставить конягу идти вперёд, а та упёрлась, перебирала ногами, но с места не двигалась.

Люди следили за конфликтом лошади и человека, не спуская глаз.
— Ты, наверное, новый хозяин, поэтому лошадь заупрямилась?
Извозчик сверкнул глазами в сторону спрашивающего. Тот улыбнулся и иронично заметил:
— Не доверяет тебе коняга!

 

Нет бы спокойно посидеть, подождать, дать угомониться лошади, снять напряжение и тревожность, а уж потом слегка «расшевелить» её не резкими движениями, но то ли улыбка прохожего вызвала прилив злости, то ли терпение у извозчика закончилось, а взметнулся со свистом хлыст и прошёлся сначала наискось по боку, затем по крупу несчастной животины.

Слегка вздыбилась она, но шагнула не вперёд, а назад.

Извозчик стал распаляться и махать хлыстом, стараясь ударить лошадь по морде. После каждого удара дождь усиливался, шум его нарастал. Толпа затаилась и молчала, однако, не расходилась, несмотря на почти проливной дождь — ждала развязки.

В это время Ницше выскочил во двор.

За ним бежал домовладелец.

Фридрих растолкал толпу, схватил за ворот извозчика и швырнул его в сторону. Тот упал. Глянув на истерзанную, испуганную лошадь, Ницше стал медленно подходить к ней. Протянув дрожащую руку, он шептал ей слова утешения:
— Тихо... тихо, хорошая моя... тихо, радость моя...
Лошадь подёргивала кожей, но стояла смирно. Подойдя к ней вплотную, Ницше со слезами обхватил её руками за шею.

Дождь как-то сразу стих.

Кровь, смешиваясь с каплями дождя, вытекала из лопнувшей кожи около глаза и из ноздрей лошади. Она громко с хрипом дышала, но продолжала стоять.

Люди растерянно глядели на человека, обнимавшего лошадь.

Только через полчаса домовладелец, накинув одеяло на Ницше, смог увести того в дом...

 

***

Ещё двое суток Фридрих Ницше молча лежал в своей комнате.
Его творчество на этом закончилось.
Франс Овербэк, друг Ницше, поместил философа в психиатрическую лечебницу.
Фридрих Ницше проживёт ещё 10 лет в тихом помешатель­стве под присмотром­...