Полёт над пропастью

Никто,  зажегши  свечу,  не  покрывает 
её  сосудом,  или   не  ставит   под  кровать, 
а  ставит  на  подсвечник  чтобы  входящие 
видели   свет

                                                            (Лк. 8,16)

 







ПОЛЁТ НАД ПРОПАСТЬЮ.
(Сказка о Гагарине, лунной гонке и Мальвинской войне.)

К читателю, если он друг.


Известие о гибели Первого космонавта планеты потрясло мир сорок лет назад. Но до сих пор нет убедительной, логически стройной, фактически обоснованной летописи жизни и смерти этого замечательного человека. Сиё далеко не случайно.
Весна 1945 года мощным очистительным валом ворвалась в прогнившую Европу. На знамёнах русской армии – освободительницы сияло имя Сталина, русского мессии, поднявшего державу из пепла. Америка ещё хорошо помнила предвоенные тридцатые годы и красные крылья чкаловского самолёта с гордой надписью «СТАЛИНСКИЙ МАРШРУТ». Теперь этот маршрут стал явью и в Старом Свете.
Несмотря на все старания мировой масонской закулисы, организовавшей череду тяжелейших войн и революций, РОССИЯ как стояла не разбитой на рубеже кровавого ХХ века, так и оставалась стоять в тридцатые и сороковые годы. Более того. Победный май сорок пятого стал объединяющей долгожданной весной славянских народов, открывая им радость и свет будущей счастливой жизни.
Но славянская цивилизация была смертельно ранена холодным мартом 1953 года, когда масонским конспираторам удалось убить товарища Сталина. Началась гнилая оттепель, лёгшая жестоким заморозком на чудесные цветы русской весны.
Однако всесокрушающий духовный и технический порыв русского народа в ХХ веке, начало которому дал Сталин, остановить было уже нельзя. Русский гений создал атомный меч и заставил ядерную энергию делать созидательную работу. В грохоте и пламени ракетных стартов родились Первый Спутник, лунные корабли, марсианские разведчики и посланцы к далёкой Венере. Как ангел взлетел Гагарин. К его ногам в апреле 1961 года бросилась та русская победная весна сорок пятого, замороженная хрущёвской оттепелью. И он достойно пронёс её сверкающее сияние на золотых крыльях своих погон.
 
Первый полёт в космос человека, которым стал русский офицер, врезал трескучую оплеуху зарвавшимся американским масонам, сладострастно уверенным в своей, как им казалось, победе над Россией. Ведь эта публика с начала ХХ века безпрерывно организовывала страшные беды для многострадального русского народа. И вот, США – не воевавшая страна, с не тронутой, а только развивавшейся на военных заказах экономикой была поставлена в положение догоняющей стороны. Причём стабильно догоняющей, без шансов на честную победу.
Страна Советов уверенно шла по энергетико – технологическому пути развития, ядерно - космическое будущее которого не оставляло США и масонской закулисе никаких шансов на вожделенное мировое господство.
Для морального перелома хода событий в свою пользу американцам оставался единственный вариант – первыми высадить человека на Луну. Но технически они сделать этого были не в состоянии. Оставался привычный подлый путь фальсификаций, убийств и шантажа. Такой и стала та самая лунная гонка, об которую разбились жизни величайших русских людей – Королёва и Гагарина.
Королёва зарезали на операционном столе. Его лебединую песню – тяжёлый носитель Н-1 безжалостно оклеветал и уничтожил уродец Глушко. В середине тридцатых этот тип написал в соавторстве с Лангемаком и Клеймёновым донос, по которому Королёв был арестован. Змея – говорил о нём Королёв.
Сияние ангельской улыбки Гагарина нестерпимо резало паучий глаз мирового масонства. Светлый русский человек достойно олицетворял воскресшую РУСЬ на мировой арене шестидесятых. Сбылось пророчество Серафима Саровского о преобладающей роли РОССИИ в мире на середине ХХ века.
Но безверие русского народа, расслоение советского общества, обусловившее социальный лифт для худших представителей всех сословий, дало страшные плоды. США и мировая закулиса смогли повернуть земную цивилизацию на информационно – телекоммуникационный путь развития. Телевизор, компьютер и мобильник победили космический корабль. Последствия этого гибельного процесса на наших глазах ведут мир в пропасть…
Сильный, цельный, мощный образ Гагарина оказался ненавистен номенклатурной верхушке хрущёвско – брежневских временщиков. И она безжалостно растерзала Светлого Ангела, который был дарован русскому народу в тяжкую годину испытаний. Но сломить Юрия Алексеевича тьме было не дано.
Герой ушёл в сакральную неизвестность, в поход, из которого нет возврата.
 
А такие в народной памяти не умирают. Свет его улыбки до сих пор не даёт русским людям погрузиться в новоявленный долларовый мрак.

1. Князь.

Было очень ясное осеннее утро 1972 года. Деревья старого парка раздевались под несравненную музыку листопада.
Князь Сергей Александрович Гагарин – преуспевающий американский финансист – прогуливался в одной из боковых аллей. Он любил эти места. Всё чаще и чаще с прожитыми годами память возвращала его в сверкающую юность, в величественную и безвременно ушедшую Святую Русь.
Этот американский парк отдаленно напоминал парк Павловска, где Сергей Александрович встретил раз и навсегда своё счастье. Он присел на лавочку, достал сигару, но закурить ему не пришлось. Рядом опустился незнакомый господин, неброского вида, но крепкого телосложения. Костюм сидел на нём так, что выдавал военную выправку владельца.
Незнакомец вежливо поздоровался, представившись мистером Хиггинсом, служащим Госдепа США.
Князь вяло слушал собеседника, оторвавшего его от сладких воспоминаний. Тот почувствовал отношение Сергея Александровича и резко сменил тактику общения, перейдя сразу к делу:
- Сергей Александрович, все мы знаем о вашей благотворительной деятельности. На ваши щедрые пожертвования построено немало сиротских домов и храмов. Я бы не осмелился безпокоить вас по пустякам, но в вашей помощи нуждается один человек, принадлежащий к роду Гагариных.
- Однако, забавно. Но кто же это? Возможно, я знаю его?
- Да. Вы встречались в Нью-Йорке, в здании ООН.
Сергей Александрович хорошо помнил ту встречу. Это было его единственным посещением сей организации. Тогда из Советской России по приглашению Генсека Гу Тана приехали русские космонавты.
Терешкова не произвела впечатления на князя. Даже более. Он брезгливо отвернулся и тут же увидел солнечную улыбку Первого Космонавта планеты. Крепкое мужское рукопожатие. Светлый лик, воплотивший в себе красоту русских людей, безукоризненная военная выправка, правильная плавная родная русская речь…
Князь знал, что Юрий Алексеевич из их рода. Обедневшая ветвь, жившая на окраинах Петербурга, больше тяготела к инженерным профессиям и военной службе.
Князь читал в прессе, что происхождение Юрия Алексеевича не было тайной. Понимал Сергей Александрович и то, что не мог Юрий Алексеевич публично признать своё родство с громким русским княжеским родом.
По официальной родословной Юрия Алексеевича прапрадед ПЁТР был из крестьян. Прадед состоял государственным крестьянином деревни Конышова. Звали его ФЁДОР ПЕТРОВИЧ, а жену - ЕПЕСТЕМЕЯ НИКОЛАЕВНА. Проживали они в Чухломе. Дед, ИВАН ФЁДОРОВИЧ, родился 19 сентября 1858 года в селе Бушнево Костромской губернии, его женой стала АНАСТАСИЯ СТЕПАНОВА. В метрической книге Никольской церкви села Клушино, в сведениях о женихе, указано: «Уволенный в запас армии 7-го резервного кадрового пехотного батальона рядовой Иван Фёдоров Гагарин, православного вероисповедания, первым браком, 26 лет». Про невесту сказано так: «Клушинской волости села Клушино крестьянина Степана Михайлова дочь, девица Анастасия Степанова, православного вероисповедания, первым браком, 20 лет». Все дети Гагариных были крещены в Никольской церкви села Клушино. АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ ГАГАРИН появился на свет 14 марта, крещен 15 марта 1902 года в селе Клушино - волостном центре Гжатского уезда. Он был младшим сыном в семье. Кроме него, у родителей - Ивана Фёдоровича и Анастасии Степановны - было семеро детей: ПАВЕЛ 1885 г.р., НИКОЛАЙ 1887 г.р., ПРАСКОВЬЯ 1889 г.р., МИХАИЛ 1891 г.р., ИВАН 1894 г.р., ДАРЬЯ 1897 г.р., САВВА 1899 г.р.
Однако фамилии Мещерских, Чернышёвых, Вяземских, Долгоруких, Гагариных у простых крестьян - бедняков Императорскрй России почти не встречались. Сами понимаете почему. Давайте всё - таки взглянем, от какого корня вынуждали отрекаться Юрия Алексеевича.
На фамильном гербе рода Гагариных начертаны слова: «Своими корнями силён». Юрий светло и просто жил по завету 1-го псалма – «корнями в землю, ветвями – к Нему». В его роду были отважные офицеры, видные государственные деятели, блестящие дипломаты, деятели культуры и искусства - патриоты, верой и правдой служившие своему Отечеству. Гагарины участвовали во всех войнах, в самых важных и кровопролитных сражениях, которые вели русские войска. Ведь история России всегда была летописью осаждённой крепости. В череде битв Юрию Алексеевичу досталось сражение самой подлой войны - холодной…

Сергей Александрович вспомнил пресс-конференцию, на которой на прямой вопрос о родстве с князьями Гагарин сказал, что ему неизвестны такие родственные связи. То есть явно он не отрекался, чем вызвал уважение и симпатию пожилого князя.
И вот теперь этот мистер Хиггинс напомнил ту давнюю встречу в Нью-Йорке. К чему это он сделал, через четыре года после объявленной Советами гибели Юрия?
- Мистер Гагарин, я не хочу долго разговаривать на тему вашей родословной. У меня к вам конкретное поручение. Я своего рода почтальон. Только хочу вас предупредить. Разглашение в таком щекотливом деле может повредить не только вам.
С этими словами Хиггинс достал из внутреннего кармана обычный офисный незапечатанный конверт без адреса и каких-либо отметок. Разгладив бумагу, он протянул князю загадочное послание. Потом быстро встал, попрощался, и потрясённый Сергей Александрович услышал удаляющиеся шаги.
Долго сидел пожилой князь на скамейке, боясь открыть конверт. Что скрывала его бумажная одежда? Может шантаж? Ведь супруга князя недавно была арестована за организацию демонстрации против войны во Вьетнаме. Может быть, хотят проверить его лояльность правительству? Князю врезался в память серый март 1968 года, когда мир увидел фотографию Юрия Алексеевича в траурной рамке. Горю в их семье не было предела. И вот теперь письмо. Через четыре года.
Решительным движением Сергей Александрович развернул конверт, достал исписанный лист. Он хорошо помнил почерк Юрия Алексеевича – тот надписал свою фотографию – один из самых ценных для князя подарков.
Вглядевшись в рукописные строчки, князь обомлел. Почерк и подпись не оставляли сомнения в авторстве. Но дата – август 1972 года!
Уняв прыгающие строчки, Сергей Александрович углубился в содержание послания. Юрий Алексеевич без обиняков сообщал, что не погиб в катастрофе под Новосёлово и катапультировался из падавшего самолёта. Но, по независящим от его желания причинам, вынужден пока не опровергать официоза и жить инкогнито. Далее Юрий Алексеевич писал, что для его жизни существует явная опасность, пока он не уедет из Советского Союза, ибо в ситуации замешано слишком много влиятельных сил. Те, от кого зависит отъезд, запросили очень большие деньги. Их нет ни у него, ни у его родных. Юрий Алексеевич просил довериться передавшему письмо человеку и через него, если князь согласится выделить необходимую сумму, передать деньги. Юрий Алексеевич очень надеялся на доброе православное сердце Сергея Александровича и выражал желание встретиться, если всё закончится благополучно.
Князь отложил бумагу в сторону. Перед глазами много видевшего человека всё время стоял образ этого молодого парня, русского, советского офицера, ставший олицетворением молодости Земли. Да, стоило помочь, даже если это провокация…
Князь спрятал письмо и быстрыми шагами направился в свой офис. В голове перебирались варианты с передачей денег. Сергей Александрович слыл опытным финансистом, и провести его, попросту кинуть, было делом сложным, если не невозможным. Сказывалась школа Йельского Университета и солидная практика за долгие годы коммерческой деятельности.

2. Бокал шампанского.

Подмосковный дачный посёлок нёс на себе багряную красоту ранней осени. Дымки поднимались от костров, где безжалостный огонь трудолюбиво уничтожал великолепие опадавших нарядов природы.
Генерал Чук, одно время возглавлявший контрразведку СССР, сидел в домашних тапочках на веранде. Позавидовать работе этого человека было сложно. Но он не роптал. Тяжело тянул свою лямку, правда, не разбирался в средствах достижения цели.
Мысли генерала были невесёлые. Он попал между двух огней – в очень неприятную историю, грозившую затянуться надолго.
А начиналось всё достаточно удачно. Чук был назначен на должность главы Третьего управления КГБ при СМ СССР. Брежнев к нему относился хорошо, продвигал по службе. Карьера складывалась весьма неплохо. Правда, с председателем КГБ Андроповым у Чука состоялся непростой разговор. Будучи прожжённым карьеристом, Чук сразу уловил, что Андропов имеет главную цель – свалить Леонида Ильича, причём любым путём. Покрутившись в новой должности, Чук понял, что за Андроповым мощной стеной стоят США со всеми их возможностями. Брежневское окружение было уже обречено. Поэтому Чук, хоть и был человеком Леонида Ильича, но стал служить Андропову, как большей и надёжной силе.
Генерал очень хорошо помнил февральский день 1968 года, когда его срочно пригласили прибыть к Леониду Ильичу. Мгновенно вызвав машину, он опрометью метнулся из кабинета к выходу. Что мог значить такой вызов?
Мощный автомобиль уже приближался к даче Леонида Ильича, а Чук так и не разгадал причину внезапного вызова.
Генерал вошёл в гостиную и сразу попал в распоряжение жены Леонида Ильича – Виктории Петровны. Та очень быстро усадила его за стол и повела непринуждённый разговор ни о чём.
Это было сразу после празднования пятидесятилетия Вооружённых Сил СССР. Настроение всё ещё было праздничное, но не у Леонида Ильича.
Брежнев вошёл тихо и сел за стол, поздоровавшись с присутствующими. Характер беседы не менялся. Леонид Ильич вставлял ничего не значащие фразы и говорил комплименты жене.
Чук стал заметно нервничать, однако виду не подавал. Наконец Леонид Ильич счёл светскую беседу завершённой и стал приступать к деловой части. Виктория Петровна, сославшись на какие - то дела ушла к себе.
Брежнев поинтересовался, доволен ли Чук должностью начальника Третьего управления. Тот рассыпался в благодарностях и сказал, что очень доволен.
- Теперь, - сказал Леонид Ильич – у меня к тебе, Виталий, будет личная просьба.
Чук вытянул шею и приготовился слушать. Леонид Ильич глуховатым голосом поведал контрразведчику, что есть у нас отдельные офицеры из лётчиков, на которых в хрущёвские времена упала большая слава покорителей космоса. И заелись эти самые космонавты. Вот один, например, вместо отведённой ему пропагандистской роли рвётся опять в космос, стремится к Луне, пытается влиять на решение государственных вопросов. А недавно заявил мне, что руководство космической отрасли сознательно погубило космонавта Комарова.
- Ну, а на банкете вчерашнем, так вообще позволил себе выплеснуть в меня бокал вина. На славу свою, что ли надеется? Как думаешь, Виталий?
- Думаю, вы правы. Заелся. Зазнался. Из грязи в князи. Голова кругом. Вот и делает, что вздумается.
- Пора избавить меня от его выходок. По тихому. Надоело мне возится со всякими там выскочками. Ты на досуге подумай, как с ним лучше быть. Потом доложишь мне лично. Но не затягивай. И помни. Об этом деле только я и ты должны знать. Всё.
- Есть. Понял. Разрешите быть свободным?
- Иди уж. Дела тебя ждут. Меня тоже.
Генерал Чук славился в контрразведке как опытный, дотошный, и осторожный специалист. Отменный организатор радиоигр с Абвером во время недавней войны, специалист по Германии и Европе в целом. За поручение Брежнева он взялся со всей серьёзностью. К разработке операции им были привлечены только его личные проверенные кадры, которым он безусловно доверял. Остальных использовали «в тёмную», так, что они даже не подозревали.
Время поджимало, но Чук справлялся. К середине марта операция была спланирована и подготовлена. Осталось назначить срок проведения. Чук доложил Брежневу. Тот по обыкновению не спешил. Принял его только через пару дней. Выслушал доклад. Долго ходил возле стола с картами и временными диаграммами.
- А что будет, если он от вас ускользнёт, скажем, после вынужденной посадки?
- Нет, не ускользнёт. Район операции будет плотно снаряжен нашими людьми. У всех будет оперативная УКВ связь и транспорт. Все вооружены.
- А если не захочет полететь? Заболеет, или ещё что-нибудь?
- Нет, Леонид Ильич, здоров он, как бык. Летать сам рвётся, еле сдерживают. В декабре чуть не гробанулся на МиГе-17.
 
- Да? Не знал я такого дела… Ну, что же. Давай, теперь доложи-ка мне ещё раз, да по-простому, подробно, на солдатском уровне. Без всяких там косинусов, понял?
- Есть. Разрешите начинать?
- Давай помалу.
- Операция предусматривает стремление объекта к самостоятельным полётам на истребителе. Исходя из этой предпосылки, нами был определён путь максимального по эффективности приложения сил и средств – организация аварии в полёте с гарантированной гибелью объекта. Он сейчас заканчивает обучение в академии Жуковского и намерен в конце марта получить возможность самостоятельного полёта на истребителе МиГ-17 с чкаловского аэродрома.
Нами проанализировано, что отказ управления на взлёте, как правило, влечёт за собой гибель лётчика, ибо катапульта на малых высотах не спасает, а удачно сесть на вынужденную весьма непросто. Предлагается внести неисправность в систему электропривода вертикального руля, путём подлома контакта в электроразъёме.
Изготовлено несколько боевых разъёмов. Испытания показали, что контакт гарантированно подламывается при вибрациях на разбеге самолёта.
Если объект полетит не самостоятельно, то здесь возникает ряд дополнительных трудностей, связанных со вторым членом экипажа. Убивать его мы не сочли необходимым. Поэтому в случае полёта на двухместном учебном истребителе МиГ-15 УТИ применяется вариант летального катапультирования только для объекта.
Мы позволим им взлететь, загоним в дальнюю зону пилотирования над глухими лесами южнее Киржача. Самолёт в этом случае снаряжается взрывной закладкой направленного действия, установленной под катапультное кресло объекта.
В полёте создаются условия для неизбежного катапультирования следующим образом. На земле в электроцепь подключения самолётного генератора вводится разрыв. Сигнализация о работе потребителей только от аккумуляторов блокируется. Через 10-15 минут самолёт обезточится, пропадёт радиосвязь, выйдут из строя все электрические приборы. Мы сделаем так, что топлива тоже хватит на время около 20 минут, так как воздушные клапаны линии подвесных баков будут глухими и расхода топлива из подвесных баков не будет.
Обезточеный самолёт с остановившимся двигателем трудно посадить штатно, а на вынужденную - взрывоопасно, ведь подвесные баки полны топлива, но сбросить их невозможно – сброс только электроприводом. Экипаж будет вынужден применить катапультирование, причём по инструкции объект должен покинуть машину последним. Взрывная закладка сработает при катапультировании и разнесёт объект на молекулы.
В районе испытательных полётов нами предполагается использовать перехватчик Су-11, с надёжным пилотом. Он будет подстраховывать, сопровождая машину объекта бортовой радиолокацией. После катапультирования засечёт место паления останков и место приземления экипажа. Это необходимо для точного целеуказания вертолётным группам поиска и ликвидации, развёрнутым в районе проведения операции.
Если же произойдёт сбой, то пилот Су-11 организует столкновение с самолётом объекта, чтобы вынудить экипаж последнего к катапультированию. Если пилот перехватчика потеряет цель, или по какой-нибудь другой причине выйдет из игры, то нами предусмотрено использование ракетной атаки самолёта объекта. Комплексов ПВО в районе развёрнуто предостаточно. Один из них проведёт учебно – боевые стрельбы. Думаю, что пары ракет хватит для выполнения поставленной задачи. Залп с большим количеством ракет может привлечь излишнее внимание.
Каждая из групп поиска и ликвидации состоит из двух вертолётов и десяти человек личного состава. Ближайшая группа прибывает на место падения самолёта первой и блокирует объект, если он уцелел. Далее фотографирует и документирует увиденное, уничтожает явные улики и уходит.
Вот вкратце и доступно. Доклад закончен.
Генерал Чук стоял и ждал. Брежнев переваривал услышанное, силясь представить всё это в яви.
- А каковы гарантии жизни второго члена экипажа?
- По большому счёту опасности для его жизни нет. Ему надо только вовремя согласно инструкции катапультироваться первым.
- Хорошо. Когда вы намерены это всё претворить в жизнь?
- Полёты назначены на 27 марта.
- Ну, что же. Давай, действуй! Обо всех деталях и обстоятельствах немедленно докладывай. Всего тебе хорошего.

3. Дорогой Леонид Ильич.

Так было в далёком 1968 году. И вот теперь, через четыре года, опять вызов к самому. Уже и на Украине не спрятаться от этой трижды неладной истории.
Леонид Ильич встретил генерала холодно. Это не вязалось с его хлебосольной манерой и сразу насторожило Чука. В кабинете не было никого. Разговор тет – а – тет предстоял не из лёгких. Брежнев в раздумьи прохаживался по кабинету. Чук стоял как вкопанный посередине кабинета и едва дышал. И было от чего. Ведь он стал играть на стороне Андропова против Леонида Ильича. Догадайся Брежнев о двурушничестве контрразведчика, и расправа была бы скорой и безпощадной.
- Послушайте, Виталий Васильевич, как – то не хорошо у нас с вами выходит. Мы назначили вас на высокий пост, доверяем вашему опыту и знаниям, надеемся на вашу личную преданность, а результаты вашей эээээ… деятельности не впечатляют. Как вы думаете?
Чук вспотел и замёрз одновременно. Змеиные глаза Андропова всё время присутствовали перед его взором, где бы он ни находился. Брежнев представлял для него существенно меньшую опасность. Вторую по величине. Напрягшись, Чук овладел собой, вытер липкий нечистый пот и выдавил из себя ответ:
- Леонид Ильич! Я сделал всё, что мог. Уничтожить его после катастрофы вы мне не разрешили.
- В том то и дело! Почему он уцелел, если я не ставил вам такой задачи? Мало того, он ещё ухитрился сбежать от вас через пару – тройку месяцев!
На Чука было жалостно смотреть. Он побелел и покраснел разом. Челюсть лязгнула и заклинила. Ответа Леонид Ильич так и не дождался. Чук стоял, как соляной столб, и ошалело мигал глазами. Страх раздирал его трепещущую душонку, страх перед владыками мира сего, но никак не страх Божий.
Видя такое замешательство, Леонид Ильич подошёл к заветному шкафчику, налил «Зубровки» и приблизился к остекленевшему Чуку. Тот благодарно схватил стопку и залпом выпил. Отпустило.
- Леонид Ильич! Я готов принять любое наказание за свои явные проколы и ошибки. Это дело для меня, как камень на шее. Помилуйте, простите, ведь я всё продумал, вы одобрили. А получилось…
- Ты, вот что, брось тут каяться. Нашёл, понимаешь, церковь с батюшкой! Я тебя как облупленного знаю.
Чук почувствовал, что может упасть. После таких слов Брежнева он уже не думал о будущей карьере, а надеялся лишь на снисхождение Генерального.
- Так вот, Виталий. Пора тебе снять этот камень с шеи.
Брежнев многозначительно замолчал…
- Что же с ним делать? Может…
- Нет, дорогуша. Нельзя. Подвёл ты меня сильно. За океаном про твою операцию с ним знают досконально. Никсон прямо светился, когда мне на встрече это выложил.
 
 И пригрозил, твою мать, Виталий, что если мы будем упорствовать на переговорах, то опубликует подробности в самом неприглядном для меня виде. Понял, дурак, как ты меня и всех нас подвёл?
Чук уже не дышал. Он хрипло заталкивал в себя воздух, постепенно синея.
- Ну, ты же не институтка, прекрати, пожалуйста, и слушай внимательно. Прижали мы ковбоев во Вьетнаме крепко. Никсон прибежал мириться. Но нам по твоей оплошности пришлось признать их фиктивные полёты на Луну и не обнародовать подготовленные разоблачительные материалы, смешавшие бы эту Америку с дерьмом.
Американцы ещё и потребовали выдать нашего общего знакомого им. Я возразил, зная его характер. Говорю Никсону, что не поедет он к вам, хоть стреляйте его. Только хлопот с ним будет по горло. Твёрдый он человек, не будет против Родины работать. Тогда Никсон потребовал выпустить туда, куда этот летун захочет, но не в соцстрану. Я пообещал. Он сказал, что ратификация договоров и исполнение всех гарантий начнётся с того момента, как наш герой покинет пределы СССР. Вот так, братец…
Мы тут поговорили с Юрием Владимировичем. Он полностью поддержал моё решение. Пускай себе едет. Может, где шею свернёт…
Андропов предложил, правда, его обменять. У них там, в КГБ, провалился аргентинский резидент. Показания стал давать. Семью его там в каталажке держат, двух дочек и жену. Вот и обменяемся. А нам от этого летуна проку никакого. Морока одна.
Ты, Виталий, лучше всех это дело знаешь. Ты и организовывай этот маскарад. Где летун сейчас?
- В больнице под Красноярском…
- Так. Давай приводи его в норму, но в темпе. Быстренько. И в контакте с Юрием Владимировичем избавь меня от головной боли.
Чук щёлкнул каблуками и пулей вылетел из кабинета.

4. Фальшивомонетчики.

Лунный мираж над речкой Потомак сгущался. На дворе стоял 1965 год. Президенту США всё отчётливей становилась видна неизбежная развязка лунной гонки, затеянной убитым Кеннеди. Специалисты НАСА докладывали, что в Советском Союзе полным ходом идёт выполнение программы подготовки пилотируемого полёта на Луну. Королёв создал чудо – ракету Н-1, способную вывести советские аппараты за пределы Солнечной системы, не говоря уже о близкой соседке – Селене.
   Лунный посадочный модуль советов находится в половинной готовности. Ведутся работы над лунным танком и буровыми установками для исследования Селены.
Успехи НАСА на этом фоне серовато бледнели. Единственная отрада – Вернер фон Браун сдержал слово и ракета «Сатурн» постепенно превращалась из бумажного вида в летающее изделие. Лунный посадочный модуль был настолько недоработан, что его авторы наотрез отказывались давать хоть какие – то гарантии успеха. Ни одной тренировочной посадки в земных условиях успешно сделано не было. В конце концов опытная машина разбилась. Транспортёр для передвижения по поверхности Луны получился настолько тяжёлым, уродливым и незащищённым от воздействия радиации и низких температур, что говорить о доставке этой каракатицы на поверхность ночного светила ни у кого не поворачивался язык.
Корабль «Аполлон» едва годился для земного орбитального полёта. Двигатели ориентации работали неустойчиво, перегревались на солнечной стороне и выходили из строя. Система посадки оставляла желать лучшего, и как – то работала при сходе с земной орбиты, но посадку при возвращении с Луны инженеры совсем не гарантировали.
Корпорация «РЭНД» плотно занималась этим вопросом и подготовила документ, озаглавленный «Исчерпывающий каталог научных целей в космосе», где полёт на Луну рассматривался не более чем PR – задача.
 
Президенту США во всех неприглядных подробностях выявлялся полный технический провал американского лунного проекта. Нечего было и думать посылать на верную смерть своих астронавтов. Обещание Кеннеди о покорении Луны грозило лопнуть как мыльный пузырь. А Советский Союз своего не упустит.
 
 Президент решительно снял трубку телефона и вызвал советника из корпорации «РЭНД», курировавшего этот вопрос. Долго сидели два прожжённых авантюриста, обговаривая детали затеянного ими грязного дела, назвать которое можно коротко и ёмко – лунное кидалово. Кинуть предстояло весь мир, и в первую очередь конечно СССР, как самого опасного противника. После обсуждения и мозгового штурма был принят следующий долгосрочный план действий.
1. Во что бы то ни стало устранить Королёва и не дать довести до ума тяжёлый носитель Н-1.
2. Используя личностные мотивы всячески натравливать Брежнева на основных исполнителей русского лунного проекта. В первую очередь на Гагарина - правой руке Королёва, сверхактивно вмешивающегося в решение организационных вопросов и благодаря своей известности и авторитету успешно пробивающему любые преграды.
3. Щедро профинансировать кинорежиссёра Стенли Кубрика, заказав ему съёмку и монтаж дезинформационных материалов демонстрирующих якобы успешную лунную экспедицию американцев.
4. Подготовить все компоненты неудавшейся лунной программы только для предстоящего лжеполёта, сняв финансирование с реальных лунных программ, не связанных с демонстрационными задачами.
5. Контроль за секретностью операции и неукоснительным выполнением всех пунктов поручить ЦРУ США.
Так лунная гонка пошла на свой заключительный виток, полный лжи, подлости и драматизма.
 
Экзюпери: «Жизнь полна противоречий... Каждый выпутывается из них, как может... Но завоевать право на вечность, но творить - в обмен на свою бренную плоть...»
В декабре 1965 года проект облёта Луны был полностью передан ОКБ-1 Королёва. Новый сценарий предусматривал использование единой серии кораблей «Союз» для облёта Луны (модификация «Союз 7К-ЛК1») и для высадки на Луну (модификация «Союз 7К-ЛОК»), причём для облёта должна была применяться разработанная ведущим конструктором ОКБ-52 Владимиром Челомеем ракета «Протон», а для высадки - королёвская ракета Н-1. В обоих проектах был задействован разработанный в ОКБ-1 разгонный блок Д.
Всё ещё надеясь вернуть Глушко к созданию Н-1, Королёв тем не менее начал формировать чисто русскую компанию, в которую попали и Николай Кузнецов, и Борис Стечкин, и Алексей Исаев... Признать поражение — это было не в его характере. Королёв сражается до последнего.
Это никак не устраивало масонов. Они пошли на устранение ключевой фигуры противника с помощью врачей – убийц. Благо контингент последних уцелел почти в полном составе – спасла смерть Сталина и приход к власти его противников. Королёва уговаривают лечь на несложную операцию. Он зашёл в больницу своими ногами, а через семь часов его не стало. О ходе этой операции и всех её «нештатных ситуациях», приведших к трагическому исходу, написано много.
Трагическая гибель Королёва, несомненно, изменившая весь ход освоения космического пространства человечеством всегда будет привлекать пристальное внимание думающих русских людей.
И тем ценнее этот простой человеческий документ, написанный Ниной Ивановной Королёвой:
5 января 1966 года утром позавтракали и стали собираться в больницу. Я была готова несколько раньше и сидела в кресле в библиотеке, ждала, когда Сережа соберется. Он любил делать все обстоятельно, чтобы чего-либо не забыть, поэтому в такой момент не любил, когда ему задают вопросы, и я всегда старалась ему не мешать, поэтому и сейчас ждала его, сидя в библиотеке. Вдруг он выходит из комнаты уже в костюме и, подойдя ко мне, спрашивает:
— Детонька, ты не брала у меня из кармана две копеечки?
— Что ты, родной, зачем же мне две копеечки, да и нет у меня привычки лазить по твоим карманам.
— Нет, может быть, ты выронила их, когда чистила костюм? Они были по копеечке — это на счастье.
— Нет, родненький мой, я чистила очень аккуратно ручным пы¬лесосом, не переворачивая пиджака.
— Значит, я где-то их потерял.
Позже я увидела, что карманы у пиджаков, которые висели в шкафу, были вывернуты, — значит, он искал эти копеечки в других пиджаках, которые висели в шкафу.
На дорогу, как всегда, посидели молча в гостиной: «Чтобы все доброе садилось», — говорил обычно Серёжа. И отправились в больницу. Подъехали к центральному подъезду и прошли через вестибюль и двор в приёмный покой. Настроение было неважное, но лучше, чем когда ложился на обследование в декабре (с 14 по 17 декабря 1965 г.).
Пришел Юрий Ильич Савинов (врач-дежурант). Вместе поднялись на 4-й этаж в 27-ю палату — там, где лежала я, когда удаляли желчный пузырь. Разложила все привезенное по своим местам. Посидели, поговорили. Серёжа вспомнил мою операцию: как он вошел сразу после того, как меня ввезли в палату, как он много тогда пережил.
11 января утром брали биопсию, — делал Борис Васильевич Петровский. Оказывается, при этом было сильное кровотечение, о чем я узнала позже от Р.В. Резниковой (палатный врач), поэтому Борис Васильевич, боясь кровотечения, не оставлял и второй способ операции через живот. И соответственно Серёжу готовили к тому и другому методу. Уже это его настораживало и сильно тревожило.
Все время в больнице он был необычно грустным и в плохом настроении. Сильно изменился цвет лица, не было обычного его румянца на щеках. С 11-го по 13-е было особенно тревожно: ждали результат гистологического обследования. Вечером 13-го во¬шел Юрий Ильич с историей болезни, где был подколот листок гистологического обследования. Он дал нам почитать. Полип оказался доброкачественным. Сразу стало легче, Серёжа повеселел. И вдруг обратился к Юрию Ильичу: «Юрий Ильич, Вы наш друг, скажите, пожалуйста, сколько я еще могу прожить с таким...» и приложил руку к сердцу. Вопрос был настолько неожиданным, что Юрий Ильич растерялся: «Ну, Сергей Павлович, о чем Вы говорите». «Нет, нет, Вы скажите...» «Ну, лет двадцать». Опустив голову, Сережа как-то необычно грустно сказал: «Да мне бы ещё хотя лет десять, так много надо сделать». «Что Вы, что Вы, Сергей Павлович, конечно, проживете еще больше». Вскоре Юрий Ильич вышел из палаты.
В этот день 13-го я была у Серёжи дважды — днем и, по его просьбе, вечером. Он провожал меня по коридору до лестницы. По пути встретили Константина Николаевича Руднева (бывший министр оборонной промышленности), поздоровались и пошли дальше. Около двери попрощались, несколько раз возвращались друг к другу, и Серёжа как-то особенно нежно целовал меня и мои руки. Условились, что на лестницу он не пойдет, чтобы я не оглядывалась, «А то упадешь с лестницы и расшибешься», — сказал он. Я согласилась. Правда, несколько раз я оглянулась, но Серёжи на лестнице не было. Видимо, он пошёл в палату и по пути побеседовал с Константином Николаевичем, который пришёл навещать Ирину Владимировну (жена К.Н. Руднева). Я приехала домой, вскоре Серёжа позвонил мне. Потом звонил, когда ложился спать. «Я уже принял душик. Нянечка мне потерла спину, сама изъявила такое желание. Так хорошо помылся. Спокойной тебе ночи, пожалуйста, не волнуйся», — сказал он мне. Я пожелала ему тоже спокойной ночи.
Утром в 7 час 55 мин позвонил Серёжа:
— Котя, мой родной, здравствуй. А мне уже сделали укольчик, я почти засыпаю. Сейчас лягу отдохнуть, ты только не волнуйся.
— Хорошо, Сереженька, ты сам-то будь спокоен, все будет отлично.
— Да, конечно, я спокоен, Приезжай, как договорились (а договорились, что я приеду, но до операции ему не покажусь, так же, как и он мне не показался, когда меня оперировали 1 октября 1964 г.), чтобы оба не волновались. «А после операции ты ко мне сразу придешь, тебя обязательно пустят».
— Хорошо, родной, я так и сделаю.
В 8.00 я выехала в больницу, поднялась на 4-й этаж. Прошла ми¬мо палаты, но заглянуть не решилась, подумала, а вдруг он не спит, увидит меня и расстроится. В коридоре увидела Дмитрия Федоро¬вича Благовидова (зав. хирургическим отделением), думаю, что и он меня видел, и я тут же спустилась на лестничную площадку около операционной и стала ждать. Ровно в 8.30 провезли Серёжу на каталке в операционную, везли ногами вперед. За ним шли врачи. Все это было мгновенно. И я побежала по лестнице в комнату (нишу) около операционной, где и пробыла до самого конца...
Поскольку предполагалась амбулаторная операция, то ни особых исследований, ни какой-либо подготовки к ней не проводилось. У больного заныло в груди: «Спешка».
— А наркоз не понадобится? — спросил ассистент.
— Зачем? Убрать полип — всего-то! Обойдёмся местной анестезией.
Применив локальное обезболивание, херург, «подошёл» к полипу. И сразу же увидел, что картина здесь значительно серьёзнее, чем он думал. Полип оказался не на узкой ножке, которую прошить легко, а на широком основании, глубоко уходившем в подслизистый слой; он сильно кровоточил. И чем больше вытирали кровь, тем больше травмировали его поверхность.
Сомнений не оставалось: при таком строении прошивать полип у основания бесполезно! Операция не принесёт облегчения, наоборот, может способствовать превращению полипа в рак. Но в то же время удалить его, как положено, со стороны кишки будет, по-видимому, очень трудно: неизвестно, на какую глубину он распространяется. Ведь рентгена не сделали, а пальцем из-за мягкости стенки ничего прощупать не удалось.
Херург забеспокоился. Больной потерял порядочно крови. К тому же он постанывает, жалуется на боль, — местная анестезия не рассчитана на столь травматичные манипуляции.
— Обеспечьте переливание крови и дайте наркоз!
— Ответственного наркотизатора в больнице сегодня нет, — подавленно ответил ассистент. — У него грипп… Есть только практикант…
— Хорошо, зовите его!
Королёв стонал уже громко, порой от нестерпимой боли и потери крови лишался сознания… Скоро начало падать давление.
— Перенесите больного в операционную! И поскорее наркоз! Практикант-наркотизатор стал готовить аппаратуру. Долго возился. Бежало дорогое время.
Чтобы как-то выйти из положения, херург решил ограничиться полумерой: прошить и отсечь сам полип, а основание удалить при другой операции, через новый разрез — сверху.
Однако едва он прошил полип и хотел его перевязать, рыхлая ткань разорвалась, и полип здесь же, у основания, был срезан ниткой, как бритвой. Кровотечение неудержимое! Попытки захватить кровоточащие места зажимами ни к чему не привели — ткань угрожающе расползалась…
Херург растерялся. А тут ещё практикант не справляется со своей задачей.
— Когда же наконец дадите наркоз?
— Не можем вставить трубку в трахею.
— Попробуйте через маску!
— Язык западает и закрывает гортань. Накладываем маску — больной синеет…
И тут рвач совсем теряет самообладание:
— Чёрт бы вас побрал, таких помощников! Ну, как же продолжать операцию под местной анестезией! Что угодно придумайте, только дайте поскорее наркоз! Больной уже в шоке!
Херург решается на отчаянный шаг — иссечение всей кишки, из-за полипа-то!
Сделав круговой разрез, он принялся выделять опухоль снаружи — вместе с кишкой. Но та плотно примыкала к копчику, никак не поддавалась… Тогда он пошёл на ещё больший риск для больного: вскрыл брюшную полость, чтобы удалить кишку изнутри.
На помощниках лица не было. Гнетущая атмосфера повисла в операционной.
Интратрахеальную трубку ввести так и не удалось. Кислород не поступал в трахею. Кислородное голодание и кровопотеря вызвали тяжёлый шок. Сердце больного сдаёт, несмотря на могучий организм. А вдруг совсем не выдержит?.. От этой мысли похолодел… Спокойствие его покинуло окончательно. Он понимал, что страшная беда нависла над… ним! Нет, в тот момент он меньше всего думал о своей жертве.
Надвигалась гроза! Слишком уж отчётливо предстанет перед всеми его легкомысленный поступок, непростительный даже студенту-медику! Где, в чём, у кого найдёт он оправдание своим действиям?! И что будет с ним, с его карьерой, которая так блестяще развивалась… Когда он судил сам, то был беспощаден, за ошибки, в сто раз меньшие, требовал самого сурового наказания, и ему нравилась эта роль — неподкупного ревнителя правды защитника больных…
А сейчас? Здесь даже не ошибка… хуже! И никто другой не виноват — он один!
Куда девались его гордыня, недоступность для окружающих… Склонившись над больным, он слепо тыкал зажимом то в одно, то в другое место раны, не зная, что предпринять.
— Постарайтесь закончить операцию скорее, — робко заметил ассистент. — Трубка в трахею не входит, а через маску давать наркоз трудно. И у больного совсем слабый пульс…
— Я не могу кончить быстро! Операция продлится долго. Пошлите-ка за наркотизатором в клинику Александра Александровича…
Херурга осенило.
— …кстати, пригласите его сюда. Скажите, что я очень прошу его немедленно приехать.
Петровский понимал: ещё несколько дополнительных часов операции — ничего обнадеживающего!.. Западня! И он сам её захлопнул! Он был достаточно опытен, чтобы осознать это. А сознавая, ещё лихорадочнее уцепился за мысль спрятаться за чужую спину. Ведь если будет известно, что больного оперировали два хирурга, и один из них Александр Александрович, весьма популярный как отличный клиницист, то тем самым суждения о необоснованной и совершенно неправильной операции будут смягчены. Спасение в нём, Александре Александровиче… Лишь бы появился, пока Королёв ещё жив!..
И хотя Петровский ясно представлял, что каждый лишний час на операционном столе только усугубляет и так роковое состояние больного, что вся надежда на благоприятный исход — в быстром окончании операции, — в этом хоть минимальный шанс, — он, затампонировав раны в брюшной полости и в области кишки, бросил Королёва и стал ждать приезда второго хирурга.
Проходит полчаса… час… Кровотечение не унимается. Все тампоны набухли. Но рвач не приближается к больному. Лишь бы нашли Александра Александровича! Отношения с ним у Петровского не очень тёплые, больше того, между ними случались размолвки. Однако Александр Александрович из врачей-рыцарей, ради спасения человека обязательно приедет.
А тем временем Александр Александрович Вишневский после напряжённого рабочего дня был на пути к своей даче. «Волга», управляемая опытным шофёром, шла быстро. Тем не менее, они заметили, что за ними, сев на «хвост», спешит другая машина, да ещё сигналы подает! Вишневский сказал водителю: «Сверни на обочину, пропусти её! Надоело — без конца гудит!..» Как только освободили проезжую часть дороги, шедшая сзади машина сразу же обогнала их, затормозила, из неё быстро выскочила молодая женщина и подбежала к Александру Александровичу:
— У нас тяжёлый больной! Вас просят…
Александр Александрович пересел в другую машину и приехал.
Зайдя в операционную, он увидел херурга, сидевшего у окна. Осмотрел Королёва. По характеру операции подумал, что она предпринята по поводу рака. И с ужасом узнал, что всё это — из-за полипа!..
— В таких случаях лучше удалить кишку вместе с копчиком. Это менее травматично. Я всегда так делаю, — подал свой первый совет Александр Александрович.
— А я никогда копчик не резецирую, — буркнул под нос Петровский, снова приступая к манипуляциям.
Александр Александрович недоумевал. Совершенно очевидно, что единственный выход — в точном и сверхнежном обращении с тканями, а тут — ни того, ни другого! «Зачем меня позвали?» — пронеслось в голове. Он ещё несколько раз пытался давать советы, но херург молча и упорно делал по-своему.
На седьмом часу операции сердце больного остановилось…
- Всё, Борис Васильевич. Это конец, - глухо произнес Вишневский.
Акамедик Петровский молча вышел. Александр Александрович продолжал рассуждать сам с собой: «Откуда такая доверчивость и самонадеянность?.. Разве допустимы непрофессиональные исследования... Значит, проведены из рук вон плохо... И такая непредусмотрительность, - мучительно думал ученый, оглядывая операционную, в которой, судя по оснащению, можно лишь делать простейшие операции... Нелепая смерть. Но смерть... всегда нелепа».
Александр Александрович, прощаясь с другом, ещё раз взглянул на погибшего, рукой коснулся его холодеющего лба, закрыл лицо простыней. Сутулясь, словно неся на своих плечах непомерный груз вины, вышел в соседнюю комнату. Там акамедик Петровский и его ассистенты суетливо заканчивали составление медицинского заключения, обдумывая каждое слово.
Глаза Вишневского застилали слезы, он  как в тумане  взглянул на подсунутую ему для подписи бумагу и с трудом прочитал:
«...тов. С. П. Королев был болен саркомой прямой кишки. Была произведена операция».
«Нет, все это как-то не так, где же вы раньше были?.. - Слезы мешали смотреть. - ...смерть наступила от сердечной недостаточности (острая ишемия миокарда...)».
Вишневский с укором в упор взглянул на херурга, что-то хотел сказать, но тот поспешно отвел глаза в сторону...
- Да, Сергею Павловичу уже нечем помочь, - вслух, ни к кому не обращаясь, со вздохом, почти про себя произнес Вишневский. И поставил свою подпись. «Потом разберемся».
Н.И. Королева: Очень просила разрешить мне увидеть Серёжу и побыть с ним. Кажется, разрешил Борис Васильевич, хотя кто-то сказал: «Не надо». 2,5 часа я была с ним, ещё тепленьким, на моих глазах он остывал...
Вот такой потрясающий успех еврейской медицины в лице акамедика Петровского (министра здравоохранения СССР на момент исполненного им ритуального убийства). То, что не удалось им с Шолоховым, в последний момент отказавшимся от операции, прочитавшем в глазах русской медсестры предостережение о близкой смертельной опасности, удалось им с Королёвым вполне. Ну, а херург, погубивший такого больного, через год получил звание Героя Социалистического труда!
В январе 1966 года сотрудники головного НИИ РВСН сменяли космонавтов в почетном карауле у гроба дважды Героя Социалистического Труда, академика Королёва. Люди железной воли - фронтовики и космонавты не стыдились навернувшихся на глаза слез. Птенцы «королёвского гнезда», сменившись, не уходили в комнату почётного караула. Недалеко от гроба, прижавшись друг к другу, они всматривались в дорогие черты лица гения двадцатого века, их духовного наставника и отца.
Там, у его праха родились пророческие строки стихов:
Нелепая немая тишина
Сменила реквием.
Сдавило горло.
Колонный зал заполнила волна
Большого человеческого горя.
Назавтра драма, траур сняв,
Как боль уляжется, уймется,
Но где-то на космических путях
Зловещим эхом отзовется...
Гагарин поведал друзьям о том, что увидел и услышал в этот горестный день. Сергей Павлович перенёс невероятные муки во время операции – убийства. Помятое лицо, вспухшие губы, верхняя губа накрывала нижнюю, словно надорванные уголки рта, выражение мучительного страдания застыло на лице Королёва. Это увидел Гагарин своими глазами в больнице.
Юра, выругавшись, грохнул с силой кулаком по столу, словно задыхаясь, с яростью и надрывной злостью рассказывал о многочисленных «ошибках» врачей во время операции, начиная с момента дачи наркоза и кончая историей с аппаратом для массажа сердца. Потом долго молчал, кусая губы. И вдруг потерянно, с горечью: «Я только сегодня понял, как переживал Сергей Павлович во время каждого нашего полёта, чего это ему стоило»... Опять помолчал.... И вновь повторил: «Я только теперь осознал, чего стоил ему каждый полёт»... А потом неожиданно: «Не будь я Гагариным, если я ... я должен взять прах Королёва, запаять в капсулу и доставить её на Луну. Андриян, если ты со мной, если ты меня поддерживаешь, тогда поклянёмся».
Н.И. Королёва рассказывала, как вскоре после празднования (первого без Сергея Павловича) Дня космонавтики, в Останкино пришли Гагарин и Терешкова. Нина Ивановна, болезненно воспринимавшая все выступления на торжественном заседании, в которых обходили молчанием имя С.П. Королёва, поблагодарила Юрия за тёплые слова, сказанные им о Главном Конструкторе. И с укором попеняла Терешковой, в речи которой о Королёве сказано не было.
Гагарин заступился: «Не надо, Нина Ивановна, она не виновата». И пояснил. Тексты для выступления были для них заготовлены. Он, сидя в президиуме, прочитал материал, заметив, что о Королёве упоминания нет, обратился к сидящему рядом А.Н. Косыгину с просьбой разрешить ему сказать несколько слов о Королёве. Получив энергичное одобрение Алексея Николаевича, он, выступая, с благодарностью и восхищением вспомнил о Главном Конструкторе.
Однако позже проамериканские функционеры партии измены ему строго выговорили за допущенную самодеятельность, и только ссылка на разрешение самого председателя Совета Министров СССР заглушила конфликт.
14 января 1968 г., во вторую годовщину смерти Королёва Гагарин принёс киноплёнку вдове Сергея Павловича.
- Нина Ивановна, не возражаете, сейчас мы посмотрим ...?
- Что, Юра?
- Только разрешите, не возражайте, Нина Ивановна. Мне проявили плёнку.
Принесли из подвала экран, подвесили его на стеклянной межкомнатной перегородке, и он стал показывать фильм о похоронах Королёва.
Сам Юра был в тот день, словно воспламеняющаяся спичка. Сообщил, что на 19 февраля назначена защита диплома, и пообещал, что после защиты всех поведёт в ресторан «Седьмое небо».
Нина Ивановна ему сказала: «Юра, только не будь трепачом, не обещай зря».
- Это твёрдо, Нина Ивановна.
- И ещё ... надвигается скандал, но мне очень нужно отлетать 20 часов...
А 27 марта пришёл и его трагический час…
После убийства Королёва место генерального конструктора занял пьяница Мишин, благополучно проваливший все работы по доработке тяжёлого носителя. Помогал ему в этом нелёгком деле некий Чёрток, сотворивший заумно – талмудическую систему контроля и управления двигательной установкой. Только после третьего неудачного пуска Н-1 эта диверсионная система была выброшена. Но своё грязное дело она сделала.
Алкоголика Мишина с треском выгнали лишь после восьми лет провальной работы. Приемником Мишина стал смертельный ненавистник Королёва, клеветник и интриган Глушко, который уничтожил Н-1 при молчаливом согласии главного террариума страны - ЦК КПСС.
Лучшего подарка авантюристам из НАСА и планировщикам непрямой войны против СССР из корпорации «РЭНД» преподнести было нельзя. Американский лунный проект стал прообразом грядущего разгрома и уничтожения СССР, вылившись в восьмидесятые блефом «звёздных войн» разработанных всё в том же мозговом центре «РЭНД».

5. Подвиг космонавта Комарова.

Шёл 1967 год. Лунная программа Страны Советов набирала обороты. Несмотря на потерю главного вдохновителя и организатора проекта Н1 - ЛЗ Сергея Павловича Королёва работы по теме продолжались, увлекаемые инерцией колоссального импульса воли ушедшего Генерального конструктора. Но дезорганизация и разнобой уже делали своё чёрное дело. Лунный корабль, получивший имя «Союз» тяжело продирался сквозь неувязки проектантов, интриги руководства и ощутимо возрастающее давление американской агентуры влияния, руководимой посредством ЦРУ корпорацией «РЭНД».
Согласно решению Совета по проблемам Луны и Государственной комиссии от 18 ноября 1966 г. первый старт «Союза - 1» был назначен на 28 ноября 1966 г. в безпилотном варианте. Начиналось испытание орбитальных кораблей серии 7К-ОК («Союз - 1» и «Союз - 2»), на базе которых создавались лунные модули. В полёте предусматривалась стыковка трехместных кораблей «Союз - 1» и «Союз - 2», стартующих через сутки.
После стыковки два космонавта из «Союза - 2» должны были выйти в открытый космос и перейти в «Союз - 1». «Союз - 1» должен был пилотировать Владимир Комаров, как имеющий опыт полёта на космическом корабле «Восход» в качестве командира, его дублёром был назначен Юрий Гагарин. Для «Союза-2» назначили экипаж в составе Валерия Быковского, Алексея Елисеева и Евгения Хрунова.
Таким предполагался первый этап создания ракетно - космического комплекса Н1 - ЛЗ для высадки человека на Луну. Но гладко было только на бумаге.
28 ноября 1966 г. пуск прошел нормально, но вскоре обнаружился недостаток запаса топлива на орбитальное маневрирование (ориентацию и причаливание). Корабль вошёл в режим закрутки со скоростью два оборота в минуту, что значительно осложняло аварийный сход с орбиты, задание на полёт было сорвано, корабль при спуске взорвался. Совет главных конструкторов принял решение 14 декабря произвести одиночный пуск «Союза - 2», который также окончился аварийно, да ещё с разрушением старта. Третий «Союз», выведенный на орбиту 7 февраля 1967 года, летал только двое суток, а при посадке попал в Аральское море и затонул, потому, что в его днище из-за прогара образовалась дыра размером 250 на 350 миллиметров. При посадке «Союза» № 3 были и другие серьёзные дефекты: корабль не долетел до расчётной точки посадки 510 километров, УКВ - передатчики при спуске и на земле не работали, а КВ - передатчики работали плохо.
Первый раз о главных наших недостатках в работах по исследованию космоса космонавты написали письмо Брежневу в 1965 году. 22 октября Гагарин передал его лично помощнику Брежнева - Морозову. Генсек оставил письмо без ответа. Положение в отрасли продолжало ухудшаться.
Приближалась очередная годовщина со дня рождения Ленина, и в её ознаменование лидеры стран социалистического лагеря решили собраться на конференцию в Карловых Варах. Тут вспомнили про космос, чтобы поднять престиж своей встречи. Полёт нового корабля «Союз», да ещё стыковка двух кораблей с переходом через открытый космос из одного корабля в другой могли послужить очередным доказательством превосходства социалистической системы и ещё больше укрепить единение стран соцлагеря вокруг могущественного СССР.
За реализацию этой задачи взялся член Политбюро ЦК КПСС Дмитрий Фёдорович Устинов. Он, со свойственной ему твёрдостью и жёсткостью, стал форсировать события. То и дело созывались важные совещания. Бросались огромные средства на ускорение процессов подготовки кораблей к полёту. Напряжённо работали конструкторское бюро имени С.П. Королёва и смежники. В Центре подготовки космонавтов шли интенсивные тренировки экипажей космических кораблей.
Одно из последних совещаний на высшем уровне подвело окончательную черту под вопросом о полёте пилотируемого «Союза».
В кабинете у Мишина находились: Д.Ф. Устинов, В. Комаров и В. Волков.
Устинов вёл совещание:
— Академик Мишин, готовы ли Вы запустить «Союз» к Карлово - Варской конференции?
— Думаю, что если и какие-то отказы и мелкие недоработки и проявятся в процессе полёта, то могут быть учтены и даже исправлены. Полёт ведь испытательный. Но в целом корабль готов, — сказал Мишин, — и в полёт его можно посылать.
— А что думает по этому поводу космонавт Комаров? — тихо спросил Устинов, сверкнув взглядом через линзы очков.
 — Мне кажется, что машина еще сырая. Ни одного надёжного безпилотного запуска не было. Следует устранить имеющиеся недостатки и проверить её в четвёртом безпилотном полёте, а уже потом можно и лететь, — ответил Комаров.
Устинов повернул голову к Мишину.
— Я своё мнение сказал. Корабль к испытательному полёту готов.
Устинов устремил свой взгляд на Комарова.
— Я своё мнение тоже сказал.
- Значит, вы трусите?, - спросил Волков (главный виновник будущей трагедии «Союза - 11»). Упрекнуть космонавта, бывалого лётчика, в трусости... Конечно же, это был удар ниже пояса. Комаров решительно ответил: он готов лететь.
Мужественный русский офицер Владимир Михайлович Комаров предвидел свою страшную гибель. Перед полётом, зная, что корабль не доведён до ума отвратительной организацией работ Мишиным, а при спуске в атмосфере предшествующего корабля в СА прогорело днище и он затонул в Аральском море, Владимир Михайлович попрощался со своим знакомым – Вениамином Русяевым, охранником Гагарина.
Это было незадолго, наверное, за месяц - полтора, до старта. Комаров пригласил Вениамина с женой познакомиться со своей семьей. Когда пришло время возвращаться домой, Комаров вышел их проводить. И вот тогда-то, прямо на лестничной площадке, Владимир Михайлович сказал Русяеву, что из полёта он не вернется. Вениамин просто опешил. Пытался возразить ему: ведь над сборкой корабля работали сотни высоких профессионалов... Комаров настаивал, что знает, о чём говорит. И вдруг он... расплакался.
Русяев был поражён: волевой, безстрашный человек - чуть не рыдает... Что он ему мог сказать? Единственное, что нашёлся:
- Если ты так уверен, что погибнешь, откажись от полёта.
Он ответил:
- Нет. Ты же знаешь: откажусь я - полетит первый. А его надо беречь.
Первый - это Гагарин. Юрий ведь был дублёром Комарова...
Сложилась тяжелейшая, запредельная моральная ситуация, в которую был поставлен Владимир Михайлович многими обстоятельствами и просто своей гражданской позицией, по которой жизнь Первого космонавта, принадлежащую всему человечеству, он изначально ставил выше своей собственной. Очевидцы вспоминают, как за десять дней до старта Владимир Михайлович, допоздна проработав на тренажёре, с горечью бросил инструктору:
- Далеко не всё точно сэмитировано, машина «сырая».
А потом вздохнул:
- Но лететь надо... Именно мне.
Программу полёта настырным журналистам он комментировать не стал. На вопрос о риске ответил не сразу.
- Риск?, - он повторил это слово и, чуть помедлив, как бы заглядывая в себя, начал рассуждать:
- Есть необходимый риск - когда человек пренебрегает опасностью во имя великой цели. А есть ради пьянящего чувства опасности, ощущения раскованности, собственной смелости. У риска своя логика, своя героика, своя мораль. Отношение людей к риску, как мне представляется, строится на странном смешении отваги и безысходности, боязни и впечатления, опасности и интуиции, убежденности и надежды...
Володя вдруг смолк. Закусив губу, сделал долгий выдох. Наверное, минуту он молчал, как бы выверяя слова.
- И всё-таки, воля здесь порой надёжнее расчетов…
Он осознанно сделал свой выбор. И вечная ему память в сердцах людей за профессиональный подвиг и этот великий человеческий поступок…
 
Через какое-то время после посещения семьи Комаровых Русяеву вручили письмо. Оно было подготовлено группой, которую организовал Гагарин. Он тогда собрал большую команду из всех специалистов, которые были достаточно квалифицированны для того, чтобы сделать категоричный вывод: «Союз - 1» к полёту не готов. А значит, запуск необходимо во что бы то ни стало отложить...
На следующее же утро Русяев пошел к одному из влиятельнейших людей тогдашнего КГБ генерал-майору Константину Ивановичу Макарову, начальнику технического управления, которое всегда работало в тесном контакте сначала с Королёвым, а после его смерти - с Мишиным, преемником Королева. Русяев вручил ему письмо со словами:
- С «Союзом - 1» что-то серьёзно не так.
Макаров выслушал Русяева очень внимательно и говорит:
- Вениамин, возвращайся на рабочее место и никуда ни на секунду не отлучайся в течение дня. Через некоторое время Макаров попросил Русяева в свой кабинет. Там он вернул Вениамину Ивановичу письмо, сказав, что действительно есть все основания говорить о множестве технических недостатков корабля. И приказал подняться на три этажа выше, к Фадейкину, начальнику третьего управления. Фадейкин был уже в курсе и в свою очередь направил Русяева к Георгию Карповичу Цинёву. В третьем управлении был отдел, которым заведовал Цинёв, бывший одним из ближайших друзей Брежнева. Они вместе войну прошли и даже были женаты на сестрах...
Генерал Фадейкин рассуждал правильно: столь серьёзный вопрос, который поднимался в письме, мог разрешить только лично Брежнев, а доложить об этом Леониду Ильичу лучше Цинёва кандидатуры просто не найти...
Цинёв читал письмо, время от времени внимательно поглядывая на Русяева, будто хотел угадать, читал ли Русяев его сам или нет.
А потом начались очень странные события. Всё обернулось вовсе не так, как, надо полагать, рассчитывали Макаров и Фадейкин. Последнего очень скоро услали в Иран, где он вскоре и умер: он был очень больной человек, и командировать его в страну с таким жарким климатом - всё равно что отсылать на верную гибель... Место Фадейкина, разумеется, занял Цинёв. Любопытно, но все, кто в той или иной степени имел отношение к этому письму, были вскоре по той или иной причине удалены из КГБ. Макарова уволили, лишив даже пенсии. Русяева вскорости отослали из центрального аппарата на отдаленный объект в области…
Вообще тогда происходили весьма странные вещи. Дело ведь не только в том, что Комаров знал, что корабль не готов к полёту. Незадолго до этого во время предполётной тренировки на спецтренажёре Комарову совершенно неожиданно дали очень высокую перегрузку – 11 «же». При норме – 8 «же». Комаров после этого долго чувствовал себя плохо - что-то с сердцем. Его намеренно хотели выбить из колеи, вынуждали отказаться от полёта. Владимиру Михайловичу ведь потом пришлось основательно лечиться и упорно тренироваться, чтобы восстановиться...
Русяев и многие другие предлагали Комарову отказаться от полёта. Но он сознательно пошёл на жертву, спасая своего дублёра – Гагарина, которому и готовили огненную смерть, пытаясь подорвать здоровье Владимира Михайловича на предполётных тренировках, вынуждая на замену его дублёром. Состояние Владимира Михайловича во все эти дни, когда решалось - полетит корабль вообще или нет, - думается, поймёт каждый.
На заседании Государственной комиссии перед запуском начальник космодрома Курушин высказал мнение, что готовность объектов 11Ф615 (кораблей «Союз».) № 4 и № 5 вызывает сомнение. Мишин на это остро прореагировал, обвинив начальника космодрома чуть ли не в саботаже решения Политбюро ЦК КПСС о запуске корабля «Союз». Запуск так и не был отложен... По сути, Комарова запускали на верную смерть.
Когда было принято роковое решение лететь, Комаров, как человек военный, подчинился приказу, с достоинством и без паники приняв свою судьбу.
Экзюпери: «В ваших руках, можно сказать, жизнь людей, и эти люди - лучше, ценнее вас...»
24 апреля 1967 года на митинге перед полётом Гагарин и Комаров стояли в квадрате, ровно очерченном цепочками солдат. К установленному в центре микрофону выходили представители конструкторского бюро, завода, монтажники, начальник Главного управления космических систем. В завершение выступил Комаров. Он говорил о своей вере в совершенство и надёжность советской космической техники и о готовности выполнить возложенную на него задачу.
Программа этого полёта была в то время похожа на фантастику. Впервые на орбите должны были состыковаться два пилотируемых корабля. К старту на втором корабле готовились Валерий Быковский, Алексей Елисеев и Евгений Хрунов. После стыковки кораблей Елисеев и Хрунов должны были выйти в открытый космос и перейти в «Союз» к В.М.Комарову.
Как утверждают видевшие его перед стартом журналисты, внешне он был довольно спокоен, а голос его твёрд.
-Я «Рубин». Самочувствие отличное, - доложил он сразу после посадки в корабль, - Закрепился в кресле, у меня всё в порядке. Дайте сверку времени.
Да, у него всё было в порядке. С совестью, чувством долга - профессионального и человеческого. И с выдержкой - тоже всё в порядке. А вот что творилось тогда у него в душе - этого уже не узнает никто...
Пуск был необыкновенно красив. Это происходило ночью. Ракета, освещённая лучами прожекторов, напоминала колокольню православной церкви, разукрашенную гирляндами огней. Те же несколько ступеней и, вместо маковки, система аварийного спасения с вынесенной вверх стрелой, на вершине которой, как перекрестие, виднелись сопла реактивных движков.
Вот от ракеты плавно отделилась цепочка огней - это отошла кабель-мачта. Ещё мгновение - и включились двигатели. В лучах прожекторов возникли клубы дыма, и ракета, как бы не желая покидать Землю, медленно начала подниматься, постепенно ускоряя движение. Наконец она оторвалась от клубов дыма, и яркое пламя, бьющее из сопел, осветило окрестность. Ещё немного - и она скрылась в тучах бледным пятном просвечивая через них, затем вдруг вновь возникла в разрыве облаков и совсем пропала из виду…
Космос донёс до Земли слова:
- Я – «Рубин», есть отделение третьей ступени...
В день выхода на орбиту «Союза - 1» участники Карлово-Варской конференции «бурными и продолжительными» аплодисментами встретили радостное сообщение. Особенно радовался Устинов — его заслуга. А тем временем драма на орбите продолжала разыгрываться всё новыми и новыми отказами в технике.
На втором витке, наконец, установили с Комаровым устойчивую связь. Но только на УКВ. На связи с «Рубином» сидел Гагарин. Его сменил Леонов, но Гагарин отдыхать не пошёл. Юрий Алексеевич хорошо помнил, кто был рядом с его женой и детьми, когда он 6 лет назад на «Востоке-3а» кувыркался в космическом холоде, входя в жаркие объятия земной атмосферы...
Комаров докладывал:
- Самочувствие хорошее, параметры кабины в норме, но не раскрылась левая солнечная батарея, зарядный ток только 13 — 14 ампер, не работает КВ - связь. Попытка закрутить корабль на Солнце не прошла, закрутку пытался осуществить вручную на ДО - 1 (двигатели ориентации), давление в ДО - 1 упало до 180.
Конструкция раскрыва солнечных батарей надёжно работала в барокамере при различных нагрузках, искусственно создаваемых помехах и вдруг... закапризничала. Владимир Михайлович вышел в бытовой отсек и попытался стукнуть ногами в то место, за которым находился злополучный механизм, но освободиться от стопора не удалось.
Комаров докладывал, что индикация тех или иных операций на бортовой аппаратуре не соответствует эксплуатационным документам. Космонавт отлично знал технику и понимал логику всех процессов. К тому же на корабле множество приборов, которые фиксируют и предупреждают. Все эти стрелки, табло, лампочки, тумблеры образуют ясное целое, где сосредотачивается мгновенная обстановка. Программное устройство выдавало команды, но их исполнение не было адекватным. Подарок Мишина жил своей жизнью и делал то, что ему вздумается. Космонавт это уловил сразу.
Что он должен сделать? Что может? Что?.. - мысль работала быстро. Невнятица отступила. Случившееся представлялось в подробностях и целом. Шоковый период прошёл. Кошмар первых минут, когда он очутился в темноте безнадёжности, сгинул. Не ситуация исчезла, а страх перед ней. Доказательством тому не слова, а то, как разворачивались события.
Передали команду: «Снова попытаться закрутить корабль на Солнце на ДО - 1, экономить рабочее тело и энергию».
На третьем витке Комаров доложил: «Давление в кабине — 760, давление в ДО - 1 — 180, зарядка — 14. Солнечная батарея не раскрылась, закрутка на Солнце не прошла».
Стало ясно, что на борту «Союза - 1» серьёзные отказы, и корабль в таком состоянии не пролетает трех суток. Обсудив создавшуюся обстановку, Госкомиссия решила: «Продолжать подготовку к пуску второго корабля «Союз», провести коррекцию орбиты «Союза - 1», ещё раз попытаться закрутить его на Солнце и проверить системы стабилизации корабля». Комарову передали соответствующие распоряжения.
Обстановка складывалась тяжёлая (неполадки на борту могли привести к нарушению теплового баланса и израсходованию электроэнергии в первые же сутки полёта), но в ЦУПе не теряли надежды исправить положение на «Союзе - 1», поднять в космос «Союз» № 5 и выполнить стыковку кораблей и переход Хрунова и Елисеева от Быковского к Комарову.
Комаров доложил, что закрутка на Солнце и на пятом витке не удалась — попытки стабилизировать корабль с помощью ионной ориентации не привели к успеху, а ручная ориентация в тени оказалась очень затруднительной — трудно было определить «бег» Земли.
Стало уже ясно, что продолжать полёт по полной программе нельзя: нужно немедленно отставить старт «Союза» № 5, а «Союз - 1» посадить на 17-м витке. Эту точку зрения поддержали Келдыш, Керимов, Тюлин и другие, но Мишин все ещё не терял надежды выполнить программу полёта полностью. До 13-го витка можно было не спешить с окончательным решением, но все согласились с необходимостью подготовить условия для посадки на 17-м, 18-м или 19-м витках.
На 13-м витке Комаров доложил, что его повторные попытки закрутить корабль на Солнце и провести ориентацию с помощью ионных датчиков опять оказались безуспешными. Всё стало ясно: полёт «Союза» № 5 был отменен, надо было думать, как посадить «Союз - 1». Создалась реальная угроза, что не удастся посадить корабль.
Комарову передали распоряжение садиться на 19-м витке в районе Орска. Для ориентации корабля предложили использовать непредусмотренный инструкциями способ: Комаров должен был вручную сориентировать корабль по - посадочному в светлой части орбиты, для стабилизации корабля при полёте в тени использовать гироскопы, а при выходе из тени подправить ориентацию снова вручную. Это была труднейшая задача: к такому варианту посадки космонавты не готовились, но Комаров понял задание и заверил Госкомиссию, что он посадит корабль.
На КП, на аэродроме, в Москве и в Евпатории — всюду все ждали донесения о включении ТДУ. Это были очень тяжёлые и неприятные минуты.
На восемнадцатом витке, через 26 часов 45 минут после запуска, Комаров вручную сориентировал корабль. Тормозная двигательная установка включилась где-то над Африкой, двигатель отработал расчётное время, несколько позже у юго-западных границ страны снижающийся корабль вошел в зону радиовидимости наземных станций слежения.
Внезапно на командном этаже Центра управления полетами ЦНИИМАШ появился секретарь ЦК КПСС Устинов, курировавший ВПК страны, и с порога распорядился «удалить всех не причастных к делу людей». Остались директор ЦНИИМАШа Юрий Мазжорин, начальник ЦУПа, сотрудник, сопровождавший секретаря ЦК. Устинов молча ходил, напоминая тигра в клетке. Он ещё до запуска знал о неизбежном трагическом завершении полёта и приехал прятать концы в воду.
На экране по синусоподобной кривой орбиты «Союза - 1» медленно передвигалась светящаяся точка, обозначающая положение корабля на орбите. Изредка прорезывался комментарий по громкой связи, хотя вся безрадостная картина на борту корабля высвечивалась цифровыми параметрами на табло. Началось снижение и вход в атмосферу. Поступили две важные информации:
1) космонавт вручную сориентировал корабль;
2) включилась ТДУ.
Комаров доложил, сколько секунд работала ТДУ, и добавил, что сейчас у него обгорят антенны и связь прервётся. Как вспоминает Владимир Ковалёнок, который в те дни был в ЦУПе, на первом суточном витке он услышал по громкой связи голос Комарова: «Ухожу на крайний виток. До встречи на Земле...» — сказал он эту фразу очень спокойно, буднично. Его репортаж был скупым. Он сообщал только то, что считал особо важным.
При обычном снижении корабля в штатном режиме после срабатывания основной ТДУ, которая сталкивает корабль с орбиты, запускаются дополнительные двигатели торможения для обезпечения снижения скорости входа корабля в атмосферу и исключения его сильного нагрева. Но в данном случае они не сработали, и корабль, снижаясь, стал перегреваться. Аппаратурой корабля предусматривался в таком случае отстрел спускаемого аппарата с космонавтом от бытового отсека на определенной высоте по показаниям барометрических датчиков. Но датчики не сработали.
В результате этого корабль, войдя в плотные слои атмосферы, перегрелся. Роковую роль сыграла «технологическая небрежность». Комаров сгорел заживо из-за повреждения системы термоизоляции СА. Были записаны последние слова Владимира Михайловича, его крик: «Жарко, горю!!!» А корабль мчался к Земле…
Промчался ты, промчался ты
Звездой горящей,
Погиб, охваченный огнём,
Чтоб наше небо было ясным,
Чтоб наше небо было ясным,
Ты навсегда, ты навсегда
Остался в нём.
Так трагически оборвалась жизнь этого умного, волевого и славного человека. Устинов предложил присутствующим в ЦУПе сформулировать для СМИ суть сообщения ТАСС. Затем своей рукой написал заглавие – «Гибель космонавта», дал указание выключить все внешние телефоны ЦНИИМАШа и быстро спустился вниз по лестнице к машине…
Огненный вихрь бушевал внутри спускаемого аппарата «Союза - 1». Температура при пожаре внутри корабля была очень высокой. Стакан, в котором был уложен как основной, так и запасной парашют сильно нагрелся, ткань начала сплавляться. Вытяжной парашют вышел нормально, вытащил свёрнутый основной парашют. Но ни основной, ни запасной купол не наполнились из-за намертво сплавившегося шёлка.
Командир одного из поисковых самолетов АН - 12 сообщил командиру вертолёта о том, что видит в воздухе «Союз - 1». Моментально все места у иллюминаторов были заняты членами группы спасателей. Но увидеть в воздухе снижающийся СА не удалось. Командир вертолёта начал энергичное снижение. Затем последовал резкий разворот вертолёта вправо, и многие члены группы увидели приземлившийся среди зелёного поля СА. Он лежал на боку, рядом был виден парашют. И сразу же сработали двигатели мягкой посадки корабля. Это встревожило специалистов, находившихся на борту вертолёта, так как двигатели должны были включиться перед посадкой СА у самой земли.
Вертолёт приземлился в 70 – 100 метрах от СА, над которым стояло облако черного дыма. Все ринулись к аппарату. И только подбежав к нему, поняли, что помощь космонавту уже не нужна. Внутри аппарата разрастался пожар. Со стороны двигателей мягкой посадки, в нижней части СА, прогорело дно, и струйки раскалённого жидкого металла вытекали на землю. Двигатели мягкой посадки расплавить металл не могли. Это произошло от нагрева во время аэродинамического торможения при самом начале спуска.
Группа спасателей немедленно приступила к тушению пожара. Пенные огнетушители не помогли, пришлось забрасывать землёй. За время тушения произошло полное разрушение аппарата, и место пожара приняло вид земляного холмика, под вершиной которого лежала крышка люка-лаза. «Союз» был как бы зарыт вместе со своим командиром.
Прибывшие врачи, приступив к работе, сняли лопатой верхний слой земли с вершины холмика до крышки люка - лаза СА. После выемки земли и отдельных деталей приборов и аппаратуры было обнаружено лежавшее в центральном кресле тело космонавта. Панель управления при ударе оторвалась и отрубила ноги уже мёртвому космонавту. Очистили от земли голову с остатками сгоревшего шлемофона.
 Экзюпери: «Жизнь всегда с треском ломает все формулы. И разгром, как он ни уродлив, может оказаться единственным путём к возрождению. Я знаю: чтобы выросло дерево, должно погибнуть зерно. Первая попытка к сопротивлению, если она предпринимается слишком поздно, всегда обречена на неудачу. Зато она пробуждает силы сопротивления. И из неё, может быть, вырастет дерево. Как из зерна. Конечно, разгром — печальное зрелище. Во время разгрома низкие души обнаруживают свою низость. Грабители оказываются грабителями. Общественные устои рушатся. Армия, дошедшая до предела отвращения и усталости, разлагается в этой безсмыслице. Всё это — неизбежные проявления разгрома, как бубоны — проявление чумы. Но если вашу любимую переедет грузовик, неужели вы станете корить её за уродство?
Я не хочу, чтобы о нас судили по уродливым проявлениям разгрома! Неужели о том, кто готов сгореть в полёте, станут судить по его ожогам? Ведь он тоже превратится в урода.»
Пожар превратил тело Комарова в небольшой обгорелый комок размером 30 на 80 сантиметров. Зрелище, конечно, было страшное...
Жена Комарова Валентина Яковлевна на предложение не быть на похоронах твердо заявила: «Последние часы я буду с ним. Я всю жизнь готова стоять перед ним на коленях».
 
Каманин вспоминал: «На аэродроме Орск для прощания с В.М.Комаровым был выстроен батальон курсантов. Мимо строя курсантов пронесли гроб с телом Комарова и погрузили его в самолёт Ил - 18. За десять минут до взлёта прилетел Ан - 12 с полигона — это генерал Кузнецов и космонавты спешили принять участие в прощании с другом.
Вскоре появилось секретное письмо в ЦК КПСС корреспондента «Советской России» по Оренбургской области Горбатова. Содержание письма было следующим: «На месте гибели Комарова местные жители находят мелкие детали корабля, ходят слухи, что часть останков Комарова зарыта на месте его гибели. К «могиле» Комарова приходят и приезжают тысячи людей». Горбатов предлагал поставить обелиск на месте приземления корабля «Союз - 1». На письме проглядывала резолюция секретаря ЦК: «Л. В. Смирнову. Разобраться, наказать виновных».
ЦК и Смирнов восприняли это письмо как доказательство плохой работы службы поиска и вознамерились искать козла отпущения среди руководства ВВС. 24 апреля из обломков корабля был извлечен только труп Комарова — все детали корабля остались там, где они были зафиксированы в момент аварии. Место аварии было сдано под охрану, и допуск специалистов к нему начался только утром 25 апреля.»
Когда Смирнов понял, что к ВВС придраться невозможно, он весь вопрос свёл к тому, стоит ли ставить обелиск на месте гибели Комарова. Тюлин, Толубко, Пашков и Каманин твёрдо высказались за установление обелиска. Они решили просить в ЦК КПСС разрешения на это. Но на всякий случай послали на место аварии специалистов с целью ещё раз осмотреть район приземления «Союза - 1» и собрать все возможные мельчайшие детали корабля.
 
На месте гибели корабля остался небольшой холмик земли, на который Сергей Анохин положил свою авиационную фуражку. Потом там и поставили памятник Владимиру Комарову, сделанный солдатским руками.
 
В морге печальную процессию встретил маршал Вершинин. Он хотел ещё раз сфотографировать останки космонавта и лично убедиться, что он правильно доложил правительству о невозможности прощания с телом погибшего и необходимости немедленной кремации. Открыли гроб, на белом атласе лежало то, что ещё совсем недавно было космонавтом Комаровым, а сейчас стало безформенным чёрным комком. К гробу подошли Гагарин, Леонов, Быковский, Попович и другие космонавты, они печально осмотрели останки друга. Главком ВВС маршал К.А.Вершинин после мучительных раздумий распорядился показать это космонавтам - летавшим и не летавшим, - чтобы не строили иллюзий и осознанно шли в полёт.
Все космонавты были потрясены смертью Комарова: «Вечером собрались у Володи Беляева. Хозяин квартиры был ещё на старте: снимает со старта и отправляет ракету с «Союзом - 2» обратно в МИК. По радио шло сообщение ТАСС. Пили за Володю коньяк, стоя, не чокаясь. Борис и Женька очень плакали. Потом пришёл Беляев и тоже так горько плакал... Страшно, когда взрослые мужики, офицеры так плачут...»
Многокилометровая очередь печально двигалась к Центральному Дому Советской Армии и по мраморным ступенькам поднималась в Краснознаменный зал, обтекая урну, над которой возвышался портрет человека в форме военного лётчика. В траурном карауле стояли лётчики-космонавты.
И вдруг очередь замерла, когда, поравнявшись с урной, пожилая женщина, шедшая на костылях, опустилась на колени и поползла к портрету с огромной гвоздикой в руке. Её поношенные плащ и обувь говорили об очень малом достатке, а на гвоздику она, видимо, истратила последнее.
Она прикоснулась к портрету, положила гвоздику и на коленях замерла в скорбном молчании. Неожиданно она как будто выдохнула из груди: «Зачем же тебя, сынок! Лучше б меня Бог прибрал!» Так же на коленях она вернулась к оставленным костылям. Ей помогли подняться, и очередь вдоль портрета и урны возобновила своё движение.
Народ прощался со своим Героем — первым павшим на дороге Космоса — Владимиром Михайловичем Комаровым — Дважды Героем Советского Союза, лётчиком-космонавтом СССР.
…В один из дней советской делегации было предложено посмотреть на Париж с борта теплохода, проплывающего по Сене. Теплоход отошёл от пристани. На палубах было многолюдно: день выходной, и многие французы проводили время на реке, отдыхали, наслаждались свежим воздухом и пейзажами Парижа.
Когда участники прогулки узнали, что на борту теплохода находятся русские космонавты, они живо устремились к ним, с западной непосредственностью разглядывая людей, недавно побывавших за пределами Земли.
К космонавтам потянулись руки с открытками, книжками, газетами. Всем хотелось получить автограф покорителей звёздных трасс. Вдруг Владимир Комаров увидел девочку лет пяти-шести. Она стояла перед ним, растопырив пухлые пальчики повернутых вверх ладонями рук, и показывала, что у неё ничего нет, а на глазах девчушки готовые брызнуть слезы. Комаров ещё раньше, пока ему удавалось оставаться незамеченным публикой на теплоходе, обратил внимание на семью французов, сидевших у борта. Плотный мужчина лет сорока, миловидная женщина лет на пятнадцать моложе его. И рядом с ними весело щебетала их маленькая черноглазая дочь. Она задавала уйму вопросов, и родители, видимо, не очень тяготились ими, каждый раз подробно отвечая девочке.
И вот сейчас перед Володей стояла их маленькая щебетунья, готовая расплакаться от того, что ей нечего было протянуть русскому дяде - космонавту, как это делали окружающие ее люди.
Комаров на мгновение растерялся. Но кто-то из друзей пришёл на выручку. Ему передали традиционный русский сувенир — маленькую матрёшку. Володя перевернул деревянную красавицу и на донышке мелким, но чётким почерком написал: «На память парижанке от космонавта Комарова». Затем он протянул игрушку и ласково погладил девочку по волосам. Приплясывая и что-то весело мурлыкая, счастливая малышка побежала к родителям, которые не сдерживали своего восторга и, благодарно улыбаясь, кивали Комарову…
Он ушёл из жизни полный сил, здоровья, замыслов и надежд. Он остался в памяти с грустной улыбкой, глядевший с портрета над урной. Остался в памяти молодым…
Владимир Михайлович пал жертвой политических интриг гнилого партийного руководства, но до конца выполнил свой долг офицера, испытателя и человека.
В те дни, прощаясь с другом, Юрий Гагарин сказал:
— Мы научим летать «Союз». В этом я вижу наш долг — долг друзей перед памятью Володи. Это отличный, умный корабль. Он будет летать. Мы сядем в кабины новых кораблей и выйдем на новые орбиты. Ничто не остановит нас, не остановит!
 
«Союз» стал базовым кораблём при проведении сложнейших космических исследований с использованием орбитальных станций. На нём отлетали многие наши и международные экипажи. И в каждое из этих космических свершений вложена душа и жизнь Володи Комарова.
Экзюпери: «Неудачи закаляют сильных. К сожалению, с людьми приходится вести игру, в которой почти не принимается в расчёт истинный смысл вещей. Выигрыш или проигрыш зависит от каких-то чисто внешних причин. И обманчивая видимость проигрыша связывает тебя по рукам и ногам.»
Причины катастрофы больше занимали умы конструкторов, методистов и инструкторов ЦПК, нежели партийного руководства страны. Чувствовалось, что к погибшему космонавту возникла некая неприязнь. Многое исходило от генсека, Леонида Ильича Брежнева. И хотя Комарову посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, а прах похоронили в Кремлевской стене, в последующем на светлую память космонавта стала надвигаться тень забвения. И сегодня так и не выполнен Указ Президиума Верховного Совета СССР от 24 апреля 1967 года об установлении бюста на родине космонавта - Москве. Здесь его именем названа площадь в Петровском парке, которую и площадью-то назвать можно только условно. Хотя есть здесь и большие «плюсы» - летом роскошные клумбы в центре небольшого парка благоухают цветами. Вот здесь бы и поставить ему памятник.
А что же сделала Военно-воздушная инженерная академия имени профессора Жуковского? На её стенах не нашлось места даже для скромной мемориальной доски. Скажем откровенно, раньше существовало негласное мнение, что В.М.Комаров якобы не та «величина». Высказывали его типичные интеллигенты: тупые, подлые, безпринципные, трусливые и продажные. Но, само собой, с непомерными амбициями «элиты». А вдали от смердящей долларами Москвы, в Оренбургской области на месте падения космического корабля «Союз - 1» за счёт местных средств сооружен величественный мемориал, в центре которого - высокая стела с бюстом космонавта наверху.
 
Несмотря на отдалённость от города, у мемориала всегда оживлённо, у местных молодожёнов стало традицией - в торжественный для них день возлагать к подножию памятника свежие цветы.
Сразу после похорон Комарова состоялась встреча Гагарина с председателем КГБ Семичастным.
 
Позднее Семичастный озвучил Брежневу содержание просьб космонавтов, но эта информация была им преподнесена как бы от себя. Этим Семичастный обозначил свою позицию, которая была сродни позиции Гагарина, и участь тогдашнего главы КГБ была быстро решена.
Семичастный вспоминал: «Владимир Михайлович Комаров стал первым человеком, не вернувшимся из космоса на Землю.
У КГБ было не очень много контактов с космической программой: вся отрасль была под патронажем Министерства обороны и военных кругов. Хотя первая «прогулка» космонавта Алексея Леонова в космосе в 1965 году была от¬снята при помощи нашей аппаратуры, однако для того, что¬бы и дальше успешно сотрудничать с космонавтами, у нас не было ни возможности, ни средств.
Из агентурных донесений и из западной печати мы к тому же стали узнавать, что американцы начали использо¬вать свои космические экспедиции для получения шпион¬ских фотоснимков о советских военных объектах. Нам ничего не оставалось, как объединить наших сотрудников в отдель¬ную группу и передать всю тему им. Так что КГБ в успехе самого завоевания космоса не имел возможности отличиться.
Тогда я был только на десять лет старше двадцатисеми¬летнего Гагарина и по возрасту из всего руководства страны был ближе других к космонавтам. Поэтому со многими из них поддерживал очень добрые отношения. Некоторые были ещё комсомольцами, и моё комсомольское прошлое, понят¬но, сыграло тут свою роль. Как хорошие солдаты — по зва¬нию они были намного ниже меня, — космонавты сохраняли необходимую, формальную дистанцию, но взаимное доверие между нами всё более углублялось.
Космонавты были потрясены случившимся с Комаровым. Вскоре после траурного прощания с Владимиром Михайло¬вичем в Краснознаменном зале Дома Советской Армии ко мне подошли Юрий Гагарин, Герман Титов, Андриан Николаев, Павел Попович и попросили выслушать их. Я согласился. Прямо с похорон мы отправились на Лубянку.
Согласно принципам служебной подчиненности им следовало бы идти со своими проблемами к новому министру обороны Гречко, но, как я позже понял, там были глухи к волновавшим их вопросам..
Космонавты попросили меня посодействовать их личной встрече с Леонидом Брежневым, уже третий год возглавлявшим руководство нашей страны и партии. Они изложили мне свои проблемы и поделились проектами их решения. Космонавты были также уверены, что я их не выдам Гречко, а вот первому секретарю ЦК смогу представить перечень их жалоб и проекты решений спорных вопросов таким образом, словно всё это родилось в моей, а не их головах. Для успеха всего начинания именно такой подход имел решающее значение.
До той поры я не предполагал, что взаимоотношения между отдельными группами в сфере космических исследований столь накалены. Однако четвёрка моих гостей с Гагариным во главе убедила меня в обратном. Самой обременительной для них была необходимость слепого соблюдения военной дисциплины.
В своё время подчиненность нашей космонавтики Министерству обороны была необходима, однако чем дальше развивалась она, тем больше проявлялось различие в толковании тех или иных вопросов между теми, кто летал и тренировался, и теми, кто давал команды из-за письменного стола. Практически все лётчики-космонавты в сравнении со своими начальниками имели очень низкие воинские звания. А случалось, что, приходя на совещание, которое проводил генерал или маршал, они не получали должного понимания своих проблем. Те ставили молодых космонавтов по стойке «смирно», не дав себе даже труда выслушать, что их волнует.
А проблемы ни много, ни мало касались тренировок, финансирования, подбора кадров, материального обезпечения.
Поэтому космонавты хотели, чтобы их сфера была изъята из Министерства обороны и выделена в самостоятельную. С Брежневым я на эту тему действительно говорил, но вскоре же после этого сам был отозван из КГБ и сослан в Киев.»
Происходит замена во главе КГБ честного, но туповатого «Ванька» Семичастного, который так до конца дней своих и не понял, что произошло, на Андропова, подготовившего перестройку, осуществлённую уже без него, но выпестованными им кадрами.
После похорон Комарова Гагарин посетил Вениамина Ивановича Русяева: « Да, он позвонил мне почти сразу же, как вернулся с космодрома. И сказал, что сейчас приедет. Он был на машине, я его внизу встретил. Предложил зайти в лифт. Он отказался. Говорит, пошли наверх пешком. И добавил: «И у лифта уши бывают». А дело в том, что незадолго до этого у меня в доме установили «жучки». Я, когда это заметил, был в ярости - устанавливать «жучки» в квартире кадрового агента?! И квартира, и телефон были под контролем. Словом, в тот раз мы долго, очень долго на мой 6-й этаж поднимались...
Пока шли, он рассказал мне о громадной исследовательской работе, которая была проделана, чтобы предотвратить пуск, и её результаты просто обязаны были быть представлены Первому лицу. Он мне также сказал, что ему указали на меня как на человека, который передавал письмо соответствующим руководящим чинам. Я рассказал, как всё было и на каких уровнях я пытался что-то предпринять и чем все это закончилось.
Наконец он сказал: «Хорошо. Я сам пойду к нему. Как ты думаешь - примет он меня?» Я ему говорю: «Ты же в праздники часами с ним на Мавзолее стоишь рядом, а после этого спрашиваешь у меня, примет он тебя или нет. А я с ним и за руку-то никогда не здоровался». Юра мне: «Так мы с ним ни разу серьёзно-то ни о чём и не поговорили. Ты думаешь, я о чём с ним на трибуне говорю? Я ему анекдоты рассказываю, которые к загранкомандировкам заготавливаю». А мы с ним действительно несчётное количество анекдотов и шуток для поездок специально собирали - на случай, если нужно будет поддержать светскую беседу. У него, знаете, была просто блестящая память на такие вещи.
Мне даже неизвестно, добрался ли в конечном счёте тогда Юра до Брежнева... По крайней мере, спросить его об этом впоследствии не удалось. Да, честно говоря, это было бы небезопасно, хотя бы учитывая ту слежку, которую за мной учинили. Сейчас я прямо могу вам сказать: нас предупредили - те, кто будет пытаться разобраться в ситуации... Ну, в общем, в воздухе вокруг нас витал страх...
Юра решительно заявил: он будет во что бы то ни стало пытаться прорваться к Брежневу. И если Первый обо всём был в курсе и спустил ситуацию на тормозах... То он точно знает, как поступить. Так он сказал. Дословно. Можно только догадываться, что он имел в виду». Вениамин Русяев заканчивал свой рассказ следующими словами: «Юра всегда считал, что политика - дело тяжёлое и деликатное. На что я ему возражал: «Политика, Юра, это прежде всего - дело очень грязное. И, пожалуйста, не лезь в неё никогда. Поверь - не стоит... У тебя есть своё любимое дело, семья...»
Экзюпери: «Где-то, как черви внутри плода, притаились грозы; ночь казалась прекрасной, но кое-где начинала подгнивать, и ему было противно погружаться в этот мрак, скрывающий в себе гниль и разложение. Он подумал: «Кольцо замкнулось». Так или иначе - все должно решиться ещё до рассвета, в плотной массе тьмы. Только так... А бывало, первые часы рассвета приносили ему исцеление... Но теперь незачем смотреть на восток, туда, где живёт солнце: между самолётом и солнцем пролегли бездонные глубины ночи; из них - не выбраться. Странная ночь! Она внезапно начинала подгнивать - подгнивать слоями, как мякоть роскошного с виду плода. Грозная ночь, гниющая под прикосновениями ветра. Ночь, которую нелегко победить.»

6. Скорпионы.

Генерал Чук ехал на встречу с Андроповым. Каждая из них оставляла в душе генерала неизгладимые отпечатки. Сначала встречи проходили в кабинете на площади Дзержинского. Потом Чук, чувствуя, что попал между молотом и наковальней, сбежал с поста начальника третьего управления КГБ СССР на Украину. Тогда встречи стали проходить только на специальных квартирах.
Машина долго петляла по улицам Москвы, проехала несколько проходных дворов и остановилась у дома №26 возле чёрного входа подъезда во дворе – колодце с несколькими подворотнями.
Чук вышел из машины, и сразу за ним закрылась подъездная дверь. Человек в костюме с оттопыренной подмышкой проводил генерала до массивной двери с деревянными украшениями. На ней ещё виднелась закрашенная несколько раз медная табличка: «Карлъ Францевичъ Флекенштейнъ.». Дверь безшумно распахнулась. Чук вошёл в квартиру.
Обстановка её напоминала интерьер американских городских квартир середины 40-х годов ХХ века. Фотографии ночного Нью-Йорка, статуя Свободы. В углу шикарная ламповая радиола. Много пластинок. В основном записи оркестра Глена Миллера…
Андропов не заставил себя долго ждать. Откуда-то из боковой двери неслышно появилась его седоголовая фигура. Чук почтительно вскочил и замер в подобострастной позе. Андропов сухо поздоровался. Пригласил сесть. Долго молчал, изучая исподволь поведение Чука. Как, тот, не нервничает ли, что на душе у этого двурушника? Не переметнулся ли обратно к Брежневу?
Чук сидел каменным изваянием. Андропов налил по рюмочке вина «Молоко любимой женщины». Выпили. Молчание затягивалось. А председатель явно хотел показать Чуку, что хотя, и благодарен ему за проведенную по андроповскому сценарию операцию с лётчиком, но доверять пока всецело не намерен.
Поднявшись с кресла, Андропов подошёл к радиоле, поставил свою любимую «Серенаду солнечной долины» и обратился к Чуку:
- Виталий Васильевич, кажется, вы курировали операцию с лётчиком в марте 1968 года?
- Да, Юрий Владимирович, курировал.
- Вы знаете, у нас случилось в Аргентине несчастье. Да.
Андропов замолчал и повернулся к окну. Задёрнул занавеску.
- В Буэнос-Айресе провален наш резидент. Мало того. Они там взяли его семью. Двоих дочерей и жену. Видно, не сладко им там пришлось. Стал он сдавать нашу агентуру. Мы его понимаем, конечно… Пока не всех ещё сдал… Но если там поднажмут, то всё придётся начинать с нуля по Латинской Америке.
- Чем же я могу помочь?
- Появилась возможность обмена. Мы предполагаем обменять всю семью на вашего подопечного лётчика. Как он себя чувствует?
- Я думаю, что удовлетворительно. Мне надо вылететь в Красноярск и разобраться.
- Вероятно, это разумно. Подготовьте его там, откормите, оденьте и через две недели я навещу вас.
- Где мне разместить объект?
- Вы же работали с ним в 1968 году на вашей подмосковной даче.
- Есть. Понял.
- Вот ещё что. Вас будут сопровождать наши люди. Из Красноярска полетите бортом транспортной авиации. В Чкаловской вас встретят.
- Разрешите выполнять?
- Да, конечно.
С этими словами Андропов повернулся и неслышными шагами скрылся за дверью. Генерал Чук поднялся. Ноги ватными тумбами едва передвигались. Он не помнил, как очутился на своей даче. Хлебнул водки и стал приходить в себя.

7. Весна шестьдесят восьмого.

Станция Тинская красноярской железной дороги была почти пустынна. С поезда сошло трое хорошо одетых мужчин. Они быстро промелькнули через низенький перрон и скрылись в поджидавшей их машине.
Разбитая дорога привела автомобиль к железным воротам психиатрического спецучреждения – одного из оплотов карательной психиатрии в Советском Союзе. Охрана шустро впустила прибывшую машину. Оставив на захолустной улице облако дыма и пыли, она проехала прямо к одному из корпусов, обнесённых в два ряда колючей проволокой.
Генерал Чук и двое сопровождающих вошли через проходную с автоматчиками в специальную зону. Их встретил главврач. После короткого ознакомления с документами прибывших, главврач поинтересовался, когда они намерены приступить к делу.
- Немедленно. – Последовал ответ. – И, пожалуйста, подготовьте его к нашему приходу.
- Хорошо. Он в нормальном состоянии, никаких отклонений в поведении за последний год не было. Правда, медиков органически ненавидит.
- Понятно. Значит, пойдём без халатов. Ведите прямо сейчас.
- Воля ваша. Идёмте.
Группа людей, возглавляемая главврачом, уверенными шагами двинулась ходами и закоулками огромного здания. Везде их встречали посты с вооружённой охраной. И вот последний коридор, окрашенный зелёной краской. Поворот, глухая стена. Дверь с глазком. Лязг замка. Генерал Чук отстранил рукой главврача, велев остаться с сопровождающими, и вошёл в палату – камеру.
У зарешеченного окна сидел человек в синей одежде. Он не обратил внимания на вошедшего. Лицо его, одухотворённое полётом, светилось от падавшего через окно солнечного луча.
- Здравствуйте, гражданин Алексеев!, - бодренько приветствовал обитателя палаты – камеры генерал Чук.
Сидевший у окна поднялся и повернулся к вошедшему. Лицо его, знакомое каждому советскому человеку, не выразило ни удивления, ни радости. Он молча смотрел на генерала пронзительным взглядом серых глаз и презрительно щурился.
- Гражданин Алексеев, принято решение о вашем выезде за рубеж. Я уполномочен привезти вас в Москву.
Ответом послужило презрительное молчание.
- Но ведь вы сами просили об отъезде. Ваша мама и родственники хлопотали об этом же. Мы решили удовлетворить ваши же просьбы. Так вы едите или нет?
- Да. Я еду., - сказал обитатель палаты – камеры, - Только как быть с одеждой?
- Не безпокойтесь. Всё предусмотрено.
Чук выглянул за дверь. Мгновенно вошёл один из сопровождающих. Он открыл свой чемодан и извлёк костюм, рубашку, ботинки, плащ, бритвенный прибор, галстук и шляпу.
- Мы не будем вам мешать. Одевайтесь и выходите в коридор.
Произнеся это, Чук и сопровождающий удалились.
Юрий Алексеевич несколько минут стоял не шелохнувшись. Неужели свобода? А может, опять андроповская проделка? Кто их знает? Ну, ладно. Посмотрим, чем чёрт ни шутит. Быстро побрился, Оделся, обулся. Резко открыл дверь с глазком. И нос к носу столкнулся с наблюдавшим за ним Чуком. Тот от неожиданности аж присел, отлетев к зелёной стене. Сопровождающие откинули полы пиджаков, обнажив кобуры с оружием.
- Отставить!, - заорал Чук, -  Вы что, не видите? Он исполняет мои указания!
Юрий Алексеевич презрительно усмехнулся, видя этот цирк. Главврач уже успел отпрыгнуть за угол коридора и теперь боязливо наблюдал оттуда продолжение действия. Чук поднимался, испачкав спину пиджака вонючей зеленой краской, которой был окрашен коридор.
- Идёмте, гражданин Алексеев!
Гагарин пошёл по коридору. Чук и сопровождающие следом. Впереди опять был главврач. Так они дошли до кабинета регистратуры. Главврач открыл двери. Все вошли. Юрий Алексеевич сел в кресло. По обе стороны встали сопровождающие. Чук и главврач рылись в документации. Через полчаса была, наконец, найдена «История болезни N120461». Чук удовлетворённо сунул её в чемодан.
В аэропорту Красноярска чёрная «Волга» подъехала к тяжёлому транспортному самолёту с красной звездой на хвосте. По трапу в пассажирский модуль поднялись четверо. Люк захлопнулся, и тяжёлый корабль порулил на взлёт.
Да, как давно он не летал! Глаза заблестели. Рёв двигателей был сладчайшей музыкой. Полуприкрыв глаза, Юрий Алексеевич вспоминал свой последний полёт.
В тот день ранней весны 1968 года он легко встал от хорошего здорового сна. Умылся, побрился, поцеловал своих девчонок. Они ушли в школу. Жена Валентина лежала в больнице. Хозяйствовала её родная сестра…
…Ровно – ровно – ровно гудели двигатели транспортного Ила, пожирая расстояние до Москвы. Как не похож был этот Ил-76 на Ил-18 далёкого 1961 года, когда после удачного приземления в приволжской степи Юрий Алексеевич летел в Москву...
А мартовский день 68-го опять и опять вставал перед полуприкрытым взором Гагарина. Проводив дочерей, он позавтракал. Пора было ехать на полёты. Одел шинель, застегнулся. Проверил, как сидит фуражка. Всё в порядке. Повернул ключ в двери. Вышел на площадку. Там соседи собирались в столицу. Мать соседки держала лифт. Потом они шли с Добровольским по улицам Звёздного к автобусному пяточку. Впереди стучала каблучками бегущая соседка.
Сунув руку в карман, Юрий Алексеевич не нашёл там пропуска на аэродром. Пришлось возвратиться. Но на автобус он не опоздал. Предполётная суета аэродрома всегда была мила его отважному сердцу. Задержка вылета несколько омрачила великолепное настроение. Кто-то задерживал командира. Теперь-то Юрий Алексеевич знал, КТО.
Серёгин пришёл взвинченный. Сел в кабину. Пристегнулся. Всё. Порулили на старт. Встали первыми. Держал тормоза, газ – на средний. Взлёт. Взревел двигатель, набрав свои 12 300 оборотов в минуту. Ослепительно яркая струя вырвалась из его сопла. Побежала навстречу взлётная полоса. Отрыв. Первый разворот. Второй разворот. Под крылом промелькнул родной аэродром, обрамлённый заснеженными мартовскими лесами – 22-я зона. Зона выхода на задание. По левому борту виделся Звёздный городок. Как – то там сейчас дочки? За партами, поди, сидят, учителя слушают…
Подошли к рубежу. Железная дорога Ногинск – Черноголовка. Не ошибёшься. На рубеже связь с руководителем полётов. Дал двадцатую зону на четырёх двести. Пошли. Скорость 970. Серёгин мрачнее тучи. В кабинном зеркальце видно его не то озабоченное, не то страдающее лицо. Молчит. Связь пришлось вести обучаемому, каким был в том полёте Юрий Алексеевич. Так и шли на 970-и курсом 70 градусов. Всё. Двадцатка. Под ними деревня Воспушка. Связь с руководителем полётов. Выполнение задания разрешено. Серёгин махнул рукой – начинай.
 
Правый вираж, левый вираж. Вдруг лицо командира перекосила судорога, он резко расстегнул «паука» и привязные ремни кресла, сорвал маску, судорожно хватая ртом воздух. Повалился вперёд, на ручку, сдвинул рычаг управления двигателем до взлётного режима.
Двигатель взревел, набирая обороты. Самолёт стал разгоняться. Блокировка не позволит теперь из передней – гагаринской - кабины управлять двигателем…
Связь с руководителем полётов. Задание закончил. Курс выхода 320 градусов. Руководитель полётов разрешил. Но развернуть на курс выхода почти неуправляемый самолёт не удалось. Турбина несёт экипаж со скоростью уже больше тысячи курсом 220 градусов. Самолёт дрожит от напряжения. Юрий Алексеевич кричит в переговорник:
- Володя, отпусти управление!
Но тот уже ничего не слышал. Высота стремительно уменьшалась. Только бы вывести! Облака кончились. Внизу две деревни. Обеими руками за ручку. Самолёт дрожит, почти трясётся. Но выходит в горизонталь. Ревя двигателем, спарка носится восьмёрками над деревней. Юрий Алексеевич помнил, это были Большие и Малые Горки.
Крен, разворот, пике, набор высоты, опять крен… Наконец, тело командира отброшено на спинку кресла. Всё, ручка свободна. Но двигатель! РУД в кабине инструктора сдвинут вперёд до упора. РУД в гагаринской кабине ходит в холостую, сбавить обороты невозможно! Долго ли протянет турбина на взлётном режиме? Надо садиться в Киржаче. Связь с руководителем полётов. Но тот не слышит. Видно, сел аккумулятор. Авиагоризонт, теряя обороты гироскопа, валится вправо. Точно. Генератор не заряжает батарею. Самолёт почти обезточен. Ладно. Бороться будем до конца. Только бы движок не скис!
Юрий Алексеевич помнил, как в его воображении складывался план спасения командира:
Наберу тысяч 7 - 8 кругами. Потом пожарным краном перекрою керосин двигателю. Начнём устойчивое планирование. Времени будет почти вагон. Открою командирский фонарь, дотянуться рукой до рычага в его кабине вполне возможно. Открою свой фонарь. Отвяжусь от кресла и по верху перегородки переберусь в заднюю кабину. Скорость планирования километров 400, удержусь, сдуть не должно. Застегну «паука» на командире и вывалюсь вместе с ним через борт. Потом раскрою парашют командира, затем оттолкнусь и раскрою свой…
Но на 1100 метрах двигатель заглох. Тяга ещё сохранялась полминуты, пока ротор турбины выбегал до оборотов авторотации. Потом падение. Лес, просека, олени. И тут двигатель вдруг схватил, яростно взревел, забирая обороты, и понёс самолёт от земли.
Теперь на Киржач, только бы дойти… Но всё, тишина. Лишь вой воздушных струй. Внизу шоссе. Прямое. Может, сяду? Но скорость 700! Размолотит. Нет, не сесть. Высоты 300, 250… Надо прыгать. Прощай, командир! Чеку из заголовника, фонарь долой. Отворот от деревни. Выстрел катапульты и взрыв. Самолёт медленно – медленно в огненном венце уходит вниз к лесу.
Теперь кресло. Отвязался. Парашют хлопнул и мягко – мягко опустил раненого Юрия Алексеевича в глубокий снег на Новосёловском поле. Раскатистый гул прошёл по окрестным лесам. Самолёт, ломая деревья, протаранил заснеженный владимирский лес. Взрыва и пожара при падении не было.
Холод мартовского снега быстро привёл Юрия в чувство. Ноги нестерпимо болели. Обувь сорвало взрывом при катапультировании. Кожу на ногах разорвало и обожгло. Так долго не протянешь. Обморозиться запросто. Пополз к куполу парашюта. Обрезал стропы. Завернулся. Стало теплее. Ноги кровоточат и болят. Но терпимо. А потом он услышал гул вертолёта. Пополз. Но это были не спасатели…
Транспортный Ил-76 спокойно шёл на своих 11 тысячах, везя в пассажирском модуле четырёх человек, все они были вроде бы русские, советские люди, но некоторые, к сожалению, только по названию. Генерал Чук отхлебнул из походной фляжки коньяк. Аккуратно завернул пробочку. Убрал фляжку в нагрудный карман. Его подопечный, похоже, дремал. Опасаться Чуку было нечего. Летуну ведь тоже жить охота. Ну, будет себе там, за бугром, чем плохо? Ну, под другим именем, так только лучше. Отдохнёт от славы и психушки. Ох, и хлопот он доставил генералу…
Операция проходила в конце марта 1968 года. Чук подготовил два варианта устранения пилота. Первый, самый простой обезпечивал смерть на взлёте из-за отказа системы управления. Но против такого категорически выступил Андропов. Ему лётчик нужен был живым. Это давало Андропову и его американским хозяевам мощный рычаг влияния на Брежнева, что было крайне важно для реализации пропагандистской лунной аферы НАСА. Тогда генерал стал реализовывать второй вариант. Поэтому при снаряжении взрывной закладки направленного действия, исполнитель по приказу Чука установил её так, что бы у пилота оставалась возможность спасения при катапультировании…
27 марта 1968 года Чук начал очень рано. Предстояло привести в готовность много разнородных сил и средств, отключить телефонную связь в районе проведения операции и на квартире лётчика.
Группы поиска и ликвидации уже были собраны все вместе на поле, окружённом глухим лесом, недалеко от Александрова. Оттуда они вылетели на исходные позиции непосредственно перед проведением операции между 9-ю и 10-ю утра. Нельзя было давать остыть двигателям вертолётов во время ожидания на исходной, а держать движки включёнными не позволял запас топлива в баках машин…
Перехватчик Су-11, ведомый опытным лётчиком-испытателем Бибиковым, в 10 утра взлетел с Раменского аэродрома и направился в зону N10 района испытательных полётов.
 
В зенитно – ракетном полку, дислоцированном вблизи деревни Ефремово, что под Киржачём, были организованы учебно-боевые стрельбы.
Генерал Чук находился в помещении руководителя полётами на аэродроме Раменское. Сюда стекалась вся информация от развёртываемых сил и от руководства аэродрома Чкаловская. Наконец, генерал получил доклады о готовности всех участников операции. Можно было начинать.
Чук подошёл к телефону и вызвал начальника гарнизона аэродрома Чкаловская, генерала Пушко. Резко сказал ему:
- Начинай!
- Есть. Понял., - Донесла трубка с той стороны.
Чук подошёл к индикатору кругового обзора азимутальной РЛС. Луч развёртки высветил точку. Расчёт РЛС работал слаженно. Цель вели надёжно. Вот она уже в зоне пилотирования. Пришёл доклад от Бибикова из района испытательных полётов. Он сообщил, что видит цель и сопровождает её бортовой радиолокацией.
Приближался кульминационный момент. Самолёт объекта вот-вот должен был обезточиться. Потом двигатель неминуемо заглохнет и…
Цель на экране РЛС выписывала правый вираж, потом левый. А дальше началось невероятное. Внезапно объект запросил разрешение на возвращение. Руководитель полётов дал ему разрешение и курс выхода 320. Но самолёт объекта резко увеличил скорость и пошёл курсом 220, прямо на аэродром Чкаловская.
Чук похолодел. Тут же последовал доклад Бибикова:
- Цель резко увеличила скорость и ушла со снижением курсом 220! Цель ни визуально, ни локацией не наблюдаю. Преследую до визуального контакта.
Добавил радости расчёт РЛС:
- Цель N1 уходит из зоны пилотирования курсом 220. Резко снижается. Цель N2 преследует цель N1. Их отметки сливаются!
Чук рванул трубку телефона:
- Ефремово! Ракетная атака! Залп двумя ракетами. Цель над Стромынью. Удаление 32!
 
Тут же по радио приказал Бибикову:
- Разворот на 70. Вернуться в зону 20, следить за воздухом!
Расчёт РЛС докладывал:
- Вижу залп двумя ракетами. Вижу подрыв ракет! Цель уходит курсом 20. Цель пропала!
Чук вызвал на связь командира групп поиска и ликвидации. Дал координаты падения. Ближайшие группы тут же вылетели в район.
Вдруг доклад Бибикова:
- Вижу цель! Высота 1100! Курс 350, скорость 700. Преследую… Цель уходит со снижением, ясно вижу бортовой N18! Вираж. Цель пропала! Уточняю координаты падения.
Что за наваждение? Совсем другой район! Что они там, размножаются, что ли? Чук вытер холодный пот. Хорошо хоть обоих прихлопнули. Сейчас разберёмся кто там где…
Резервная группа поиска и ликвидации вылетела в указанный Бибиковым район. Вышел на связь командир первой, ранее вылетевшей группы:
- Товарищ Первый! Экипаж подобран. Это лётчики из Чкаловской Бодреев и Колобов. Что делать?
- Вези их сюда. Даю тебе инженера. Выяснишь, какой у них там был бортовой, окраска, ну и прочее. Самолёт для них подготовим. Всё. Действуй.
Время тянется – тянется. Чук ждёт доклада второй группы, наведённой Бибиковым. Через несколько томительных минут эфир доносит:
- Товарищ Первый! Объект опознан и подобран. Ранение средней тяжести. Второй номер погиб. Какие будут указания?
- Вези сюда. Быстро. Дать укол, чтобы уснул. Всё.
Первой приземлилась группа, привёзшая Бодреева и Колобова. Для них уже был готов новый самолёт, со свеженанесёнными бортовыми номерами сбитой машины.
Чук лично говорил с лётчиками. Он был не многословен:
- Жить хотите, ребята?
- Да.
- Тогда помните. Вы ничего не видели, летели себе по маршруту. Ну, радио там барахлило. Садитесь в самолёт и давайте домой. Но учтите. Вы живы, пока молчите. Всё. Свободны.
Экипаж сбитого самолёта резво бежал по бетонке. Через две минуты их подменённая машина, блестя свежепокрашеными бортами, скрылась из виду.
Чук ждал прибытия второй группы. Он должен был убедиться, что лётчик жив, и оценить его состояние лично. К приземлившемуся вертолёту генерал подъехал на медицинской машине. Вошёл внутрь кабины вертолёта. На брезентовых носилках лежал человек в лётной кожаной куртке с забинтованными ногами. Сквозь бинты проступала свежая кровь. Лицо человека было спокойно. Он крепко спал. Черты этого лица знал весь мир.
Чук лично прощупал пульс. Всё нормально.
Машина «скорой помощи» лихо уносилась с аэродрома Раменское. Чук поехал докладывать результаты операции Брежневу. Андропов, конечно, всё узнал раньше.
Леонид Ильич внимательно слушал прибывшего генерала. Тот, несколько смущаясь, произнёс:
- Леонид Ильич! Мы делали всё по плану. Но он… уцелел. Что делать?
- Как это уцелел? Вы там что, белены объелись?
- Катапульта его спасла. Но мы можем сейчас его…
- Вы Виталий, ээээ… Васильевич, в своём уме?
- Так точно.
- Тогда вот что. Где он?
- На моей даче. Ранен. Спит.
- Пусть спит. Держите его у себя. Я подумаю, как с ним быть. Но вы у меня лично отвечаете за секретность всех деталей. Лично. Я вас предупредил…
Чук мерил шагами свой дачный кабинет. Рядом за столом сидел врач. Охрана примостилась возле дверей дома и у въездных ворот. Тяжёлый день подходил к концу. Внезапно зазвонил прямой брежневский телефон:
- Послушайте, Чук, как он там?
- Спит.
- Мы тут решили объявить о его гибели… Да, вот так. Вы там, на месте падения самолёта обезпечте достоверность этого. Летуна не трогайте. До моих распоряжений.
В дрожащей трубке короткие гудки. Мозг лихорадочно работал. Так, обезпечить достоверность на месте. Значит, поисковики должны найти хоть что - то от него. Но, трогать нельзя!
Позвал врача:
- Немедленно осмотрите объект на предмет наличия особых примет. Снимите отпечатки пальцев. Доложите через полчаса.
- Чук прикидывал. Первое. Обязательно должны найти его документы, части одежды и части его самого. Есть вариант содрать часть кожи с левой руки. По отпечаткам определят однозначно, что это он. Операция несложная. Для здоровья объекта болезненная, конечно, но не смертельная.
Вошёл врач. Доложил, что за ухом у объекта родинка. Больше особых примет нет.
Чук поинтересовался, можно ли ампутировать часть кожи с волосами и родинкой. Медицина, подумав, сообщила, что можно. Но только в стационаре.
Чук немедленно приступил к действию. Вызвал машину. Предупредил хирургов…
Поздно ночью в кабинет на даче генерала вошли двое сотрудников. Это были командир группы, доставившей лётчика и его помощник.
Чук ждал их появления. Он встал, подошёл к маленькому столику, где были разложены вещи лётчика, и стоял небольшой контейнер из пластика.
- Вам надлежит немедленно выехать на место падения. Здесь то, что завтра должны обнаружить поисковики. Сейчас ночь, и мы постараемся, что бы вашей работе никто не мешал. Куртку повесите на дерево. Бумажник и права бросите в снег, но так, чтобы не затоптали, чтобы было на виду. Кожу с руки расположите на ручке управления двигателем в первой кабине. У меня всё. Идите.
А на следующий день страну облетело траурное известие. Горе простых русских людей, искренне любивших лётчика, было безмерно…
Чук откинулся в своём кресле. Воспоминания событий четырёхлетней давности заставляли переживать их с новой силой. Ил-76 подходил к Москве. Накренился на развороте. Пошёл на снижение. Через несколько минут тяжёлая машина уже катилась по бетонке Чкаловского аэродрома. Чук и сопровождающие пересадили привезённого ими лётчика в чёрную «Волгу» и шустро помчались в сторону Москвы.

8. Питерский лёд.

Юрий Алексеевич сидел между двух охранников на заднем сидении. Чук поместился рядом с водителем. За окном мелькали до боли знакомые места. Лето угасало. Кое – где уже желтели и облетали тополя.
Так было и четыре года назад. Юрий очнулся в больничной палате. Ноги и голова забинтованы. Левая рука тоже. Сознание возвращалось медленно. Что – то чёрное и тяжёлое давило и сплющивало. Но Юрий не поддался этому. Собрав все силы, он сел на койке. Странная палата. Ни одного соседа. Никакого оборудования, даже тумбочки. Занавесок нет. За стеклом решётка. Стекло рифлёное, но всё равно её видно. Что – то не так. Напрягся, свесил ноги. Скрипнул зубами и встал. Шатаясь, подошёл к двери. Толкнул – потянул – закрыта. Стал стучать. Минут через пять – шаги. В открытой двери двое. Ни слова не говоря, укладывают, привозят пищу, начинают кормить.
Юрий пытается заговорить с пришедшими, но безрезультатно. Те словно не слышат. Так потянулись дни заточения. Юрий понял, что он уже по другую сторону декораций, что это не больница, а тюрьма. Его никто не навещал. Юрий попробовал простукивать пол, стены, потолок. В ответ – тишина…
Он постепенно выздоравливал. Молодая кожа на ногах, руке и голове затягивала раны. Юрий ежедневно делал физзарядку, изнурял себя приседаниями, отжимался. Понимал, что должен быть в полной готовности в решительный час.
Прошло четыре месяца после трагического марта. Юрий вёл счёт дням, в этом ему помогали часы, которые он тайком наблюдал на руках обслуги, кормившей его и врача, регулярно приходившего для осмотра. На некоторых часах были окошечки даты и дня недели. Здоровье восстановилось почти полностью. Юрий понимал, вот – вот должна наступить развязка больничной эпопеи. Понимал он и то, что начинаются главные испытания в его жизни, и встречал их с холодной головой, крепкой волей и горячим сердцем.
В конце августа, поздно ночью Юрию почудились шаги. Он услышал их сквозь сон. Это было настолько необычно, что требовало немедленных действий. Юрий тихо покинул своё ложе и прислонился у двери в готовности ко всему. Звуки шагов приближались. Но это были не тяжёлые шаги санитаров, или врача. Это был знакомый стук каблучков медсестры. Что ей надо?
Дверь тихо отворилась. На пороге стояла изящная женская фигурка в белом халате и шапочке. В руках у неё был свёрток.
- Ну, дела!, - подумал Юрий. Она вошла, закрыла дверь. Через окно сквозь решётку лился свет полной луны. Юрий подошёл сзади, тихо обнял её за плечи. Та вздрогнула, но не закричала.
- Юрий Алексеевич, я хочу вам помочь! Они ведь погубят вас!, - прошептала девушка.
- Одевайтесь в это. Только быстро…
Юрий решительно переоделся в брюки и рубашку с галстуком, надел сверху белоснежный халат и шапочку. Медсестра завернула его одежду в аккуратный свёрток. Они неслышно затворили дверь палаты и двинулись по коридору. Дежурный спал, уронив голову на руки.
Медсестра вызвала лифт. Двери шахты, тарахтя, разошлись в стороны. Нажата кнопка «П» - подвал.   Юрий тихо спросил:
- Что дальше?
Она прижала палец к его губам.
- Тихо! Противник подслушивает…
Лифт вздрогнул и остановился. Двери лязгнули уже за их спинами. Поворот, ещё коридор – много разных дверей. Лесенка вниз. Дверь с надписью «Тепловой пункт». Девушка порылась в кармашке и достала связку ключей. Один из них подошёл. Замок нехотя провернулся. Пахнуло своеобразным затхлым духом подземных теплотрасс. Включили свет. Ярко краснели штурвалы на вентилях, поблёскивали стёкла манометров.
- Ну, куда ты меня, красавица, привела?
- Переодевайтесь обратно! Сейчас вы поползёте по теплотрассе. Здесь недалеко. С километр. Я проверяла газовый состав несколько часов назад. Не задохнётесь. Но не делайте резких движений. Первый же колодец будет ваш. Он выведет вас во двор дома. Там зайдёте в подъезд, переоденетесь и уходите как можно дальше. Они убьют и вас и меня, если узнают! Не попадитесь, умоляю вас!
- Спасибо, девочка. А какой это город?
- Москва., - сказала она полушёпотом.
Он поцеловал её в щёку и крепко обнял. Быстро облачился в больничную робу. Она сложила чистую одежду в противогазовую сумку. Помогла надеть. Когда Юрий скрылся в проёме теплотрассы, девушка перекрестилась и прошептала:
- Да хранит тебя Господь!
Километр теплотрассы давался Юрию тяжело. Сердце бешено колотилось. Воздуха не хватало. Он всё чаще и чаще останавливался. Но благодаря хорошей физической форме сознания не потерял и упорно полз дальше. Это было как в том давнем рассказе про питерского жонглёра, который зарабатывал себе на пропитание тем, что позволял замыкать руки и ноги в кандалы, упаковывать в мешок и сбра¬сывать с моста в прорубь на Неве. Пока летел, тонкими ловкими пальцами отпирал замки, развязывал мешок и потом выплывал из проруби на лед.
«Внутренний друг» - его секундант, завидовавший его успеху, тайно подменил кандалы на более сложные. Жонглёр оказался в гибельном положении. Но он не впал в панику. Собрав всю силу воли, сумел - таки справиться с незнакомыми замками, развязать мешок. За это время течение успело утянуть его далеко под лед. Силы на исходе, в глазах уже темные круги, что ещё мож¬но сделать? Он взглянул вверх и заметил подо льдом воздушные пузыри. Воздух! Подобрался - сглотнул и начал карабкаться от пу¬зырька к пузырьку в сторону проруби.
Спасся человек потому, что не поддался панике, а в критической ситуации действовал собран¬но и в полную силу. Вспомнил Юрий Алексеевич и парашютистов - испытателей, которые, попав в, казалось бы, безвыходное положе¬ние, панике не поддавались, а действовали решительно, быстро, спокойно.
Наконец, Юрий упёрся в несколько вентилей. Удалось протиснуться из узкого горла теплотрассы в колодец. Наверху колодца было достаточно просторно. Поднялся до люка по ржавым железным скобам. Только бы не поставили какую – нибудь машину…
Крышка поддалась не сразу. Но, всё же пошла и сдвинулась влево. Над головой сияло алмазами звёздное небо. Юрий вылезал из преисподней теплотрассы с трудом. Отдышался, задвинул назад тяжеленную чугунную крышку люка. Поднялся, быстрыми шагами вошёл в подъезд. Очаровательная спасительница была права. Москва спала, и никто не смог увидеть беглеца. Теперь осталось облачиться в чистое.
Одевшись, Юрий пошарил по карманам. Сто рублей десятками, ручные часы и паспорт! Фотография не его, но похож. И возраст подходит. Молодец, деваха! Есть же такие!
Юрий выбросил грязную одежду в мусоропровод и быстрыми шагами покинул подъезд. Теперь нужно уходить. Но, как и куда? Вышел на улицу. Пустынно. На набережной подвернулся грузовик. Водитель согласился отвезти. Поехали в Тушино. Юрий сам не знал, почему именно туда. Просто, поближе к аэродрому…
Вышел из машины утомлённый. Сказывалось преодоление теплотрассы. Но идти ещё было можно. Попетляв пару кварталов, Юрий зашёл наугад в девятиэтажку. Поднялся на лифте до верхнего этажа. Там был ход к двери машинного отделения. Короткая лесенка. Всё. Присел на ступеньку и провалился в тяжёлый сон…
Чёрная «Волга» свернула с шоссе. Юрий Алексеевич, сидя между двух охранников, увидел зелёные ворота. Машина подошла к ним почти вплотную. Створки ворот отъехали в сторону, и автомобиль вкатился во двор дачи генерала Чука.
Чук вылез с переднего пассажирского сидения, разминая затёкшие ноги. Охранники вывели Юрия Алексеевича и препроводили в дом. Чук стал звонить Андропову. Доложил, что первая часть операции проведена. Потом, довольный собой, облегчённо растянулся в кресле.

9. Наследники врагов.

Андропов восседал в своём кабинете на третьем этаже знаменитого особняка на площади Дзержинского. Провал аргентинского резидента ложился чёрным пятном на репутацию андроповского ведомства. Выдал резидента свой же сотрудник. Да и сам резидент не стал молчать на допросах. Надо было как то набирать положительные баллы на этом мрачном фоне. Хорошим вариантом здесь не пахло. Но Андропов решил сорвать с американцев значительные деньги, ведь обмен был инициирован ими. Было понятно, что ЦРУ денег не даст, но можно попробовать разыграть патриотическую карту на чувствах состоятельных эмигрантов. Звонок Чука оторвал председателя от хитроумных мыслей. Предстояло весьма хлопотное занятие – разговор с привезённым лётчиком. Поначалу этот разговор Андропов хотел поручить Чуку. Но, зная обоих фигурантов предстоящей сложной беседы не понаслышке, он решил говорить с пилотом сам. Вызвал машину, повертел в руках остро заточенный карандаш. Предстояло убедить лётчика не противиться действиям спецслужбы, а по возможности им помогать.
Андропов решил построить беседу на доброжелательной ноте, как бы продолжая сказанное ранее Чуком: мы выполняем ваше же желание, неужели вы нам не поможете?
Для Андропова этот человек оказался загадкой. Мало того, что он умудрился сбежать из медицинской спецтюрьмы, его ещё и не сразу нашли той осенью 1968 года…
Рассвет забросил в грязное подъездное окно свои розово – хрустальные лучи. Юрий проснулся на железной ступеньке лестницы. Трудяга - лифт за его спиной споро крутил лебёдкой, развозя жильцов подъезда на работу. Механизм урчал и рычал, наматывая и отпуская трос. Хлопали двери, внизу звучали детские голоса. Под эти звуки прозрачным осенним утром Юрий Алексеевич обрёл свою новую жизнь, жизнь после смерти, объявленной ему как приговор за твёрдость и верность однажды выбранному пути…
Суета в подъезде постепенно сошла на нет. Лифт блаженно отдыхал, изредка пощёлкивая своим нутром. Юрий поднялся и неслышными шагами пошёл вниз. Он решил, что будет звонить только в квартиры первого этажа. Это казалось разумным, потому что на первых этажах живут люди попроще, да и в окно можно уйти без проблем.
Первый этаж. Никого. Юрий позвонил в первую попавшуюся дверь. Шаги. Ему открыл мальчик – школьник. Немного приболевшего сына мама оставила дома, и Юрий Алексеевич, широко улыбаясь, попросился войти. Мальчик не отказал улыбчивому дяде, вспомнив, что видел его портрет в интересной книжке про космос. Дима, как звали мальчика, оказался смышлёным и развитым пареньком. Он долго беседовал с Юрием, пока не пришли домой родители мальчика – простые русские люди. Папа и мама узнали своего кумира и закатили пир горой. Снабдили Юрия деньгами и тёплой одеждой.
Гагарин не стал злоупотреблять их гостеприимством. Немного отдохнув, он рано утром выехал в Звёздный. Электричка с Ярославского вокзала подкатила к платформе Бахчиванджи. Юрий вышел и огляделся. Офицеры – лётчики спешили по своим делам. Никто не обратил на него внимания. Подошёл к табачному ларьку. Купил сигарет. Теперь предстояло проникнуть в городок. Юрий знал, что через перелесок можно выйти к дыре в заборе, ограждающем жилую зону. Но иногда там стоит патруль. Придётся рискнуть. Лесная тропинка, полная осенней грусти и очарования. Красота утра льётся в широко раскрытые истосковавшиеся глаза. Бетонный забор, пролом. Осторожно выглянул – никого. Пролез в дыру и быстрым шагом к жилой зоне городка. Вот и телефонная будка.
Домой звонить нельзя, наверняка слушают. Набрал номер соседа по лестничной клетке, космонавта и товарища по первому набору. Длинные гудки. Потом заспанный голос:
- Слушаю!
- Здорово, Большие Яйца!
- Здорово. А кто это?
- Уже не узнаёшь друзей?
- Постой, ведь ты же… погиб?
- Жив, как видишь, хрен ушастый.
- Юрка, это ты?
- Я.
- Тогда скажи, где мы с тобой первый раз увиделись?
- В лесу на пробежке.
- Правильно…
- Ты вот что, Боря, кончай меня тут вокруг столба водить. Времени в обрез. Позвони ко мне в дверь и позови к телефону Валю.
- Слушай, а как же ты выжил?
- Катапультировался. Потом лежал в госпитале. Так ты позовёшь Валентину?
- Ну, ты даёшь! Меня же заметут с тобой. Беги отсюда. Здесь такое, что страшно и сказать.
- Не юли, Борька! Зови Валентину!
- Нет, прощай…
В трубке короткие гудки. А ведь заложит, подлюка… Придётся, видимо, уходить.
Родной Гжатск встретил Юрия дождём. Прохожие и пассажиры прибывшей электрички ёжились под зонтиками. Тем лучше. Резанула глаз табличка на вокзальной платформе: «Гагарин». Теперь город носил его имя. Но не выдаст ли он?
Юрий шёл знакомой дорогой мимо пожарной части, потом напрямик, через парк. Прохожих на залитых водой улицах почти не было. Дождь старался плотной пеленой укутать возвращавшегося в родной дом Юрия Алексеевича. Последний перекрёсток перед двором Гагариных. Юрий задержал шаги и внимательно осмотрелся. Наружки нигде видно не было. Значит, наблюдение не постоянное. Рискну.
Быстро преодолел расстояние до калитки. Привычно зашёл во двор. Закрыл калитку и побежал на крыльцо под сильными струями дождя, смывавшего с него весь груз прожитых лет.
Дверь в дом оказалась не запертой, будто бы ждала его, тихо скрипнула и впустила. Мама стояла у плиты. Вдруг она замерла, почувствовав взгляд Юрия. Резко обернулась. Не в силах сдерживать себя, он сделал несколько шагов навстречу. Мать тихо плакала на его груди. Никаких слов не хватит, что бы описать радость этой женщины. Долгие четыре месяца она не верила в смерть сына. Он часто снился ей, разговаривал по пустякам, чудился ей в саду, на улице. И вот он вошёл в отчий дом. Господь сохранил ему жизнь. Не выдал врагам. Юрий не отстранял маму. Пусть наплачется. Досталось ей за это время.
Алексей Иванович вошёл с улицы в дождевике. Снял грязные калоши. Повесил плащ. У окна ему вдруг почудился средний, погибший весной, сын. Алексей Иванович взмахнул рукой, но видение не исчезло. Его Юрий, широко знакомо улыбаясь, стоял посреди комнаты и протягивал к нему руки…
Крепко, по-мужски обнялись. Мать собирала на стол. За нехитрой трапезой Юрий поведал свои злоключения. Долго молчали. Лишь дождь барабанил свою песню по крыше и подоконникам.
- Как же ты теперь будешь?, - спросил Алексей Иванович.
- Хороших людей всегда больше, отец. Я думаю, что они помогут.
- Враг – то твой на самом верху сидит. Кто против него за тебя пойдёт?
- Верю, что не всё так плохо. Подлецы всегда были, но и люди ведь не перевелись.
- Ты, сынок, пока не выходи из дому. А мы подумаем, как тебе помочь. Тяжёлое это дело, конечно…
Две недели пролетели незаметно. Отец сообщил, что часто стал встречать незнакомых людей спортивного телосложения, шляющихся безцельно в их маленьком квартале.
- Уходить тебе надо, Юрка. Убьют они тебя. Налетят ночью и грохнут. Мы с матерью думаем, что надо тебе в Сибирь подаваться. К староверам. Они не выдадут, да и эти уроды вряд ли станут тебя там искать.
- Хорошо, отец. Я уеду завтра.
- Мы тут соберём тебе всё. Иди спать.
Но под утро дом Алексея Ивановича был окружён. Подъехало до десятка машин. В калитку и через забор ринулись люди и встали возле дверей и под окна. Юрия вывели пристёгнутого наручниками к сопровождающему. Мать и отец прощально глядели им в след. Потом человек в добротном штатском костюме расселся за их столом. Пригласил садиться и хозяев.
- Я понимаю ваши родительские чувства. Но ваш сын будет жив до тех пор, пока вы будете исполнять наши указания.
Алексею Ивановичу вдруг вспомнились военные годы, оккупация. Вот так же нагло, как хозяин, сидел за их столом в Клушино немецкий офицер. Самодовольно ухмыляясь, он вещал, что пришёл «тысячелетний рейх» и что они, русские – недочеловеки – должны покинуть своё жильё, оставив всё немецким господам, и уйти в землянку…
А этот молодой и лощёный, чувствующий свою сиюминутную силу, типчик, рассевшийся на хозяйском месте и диктовавший условия отцу и матери Юрия, конечно же, не предполагал своей судьбы. Она оказалась мало чем отличной от судьбы самодовольного немца. Русский народ расколол им головы. Правда, типу в костюмчике удалось дожить почти до пенсии…
Андропов, сидя в задумчивости, принял доклад – машина ждёт внизу. Он не спеша поднялся и вышел в коридор. Ковровая дорожка подобострастно выстилалась под ноги, дежурные козыряли, провожая шефа взглядом. На даче генерала Чука Андропов задержался ненадолго. Лётчик сидел напротив него и их взгляды скрестились. Андропов силился, но не выдержал пронзительного гагаринского взгляда. Отвернулся, вставая, прошёл из угла в угол:
- Юрий Алексеевич, мы решили удовлетворить просьбу ваших родственников и вашу, если не ошибаюсь, просьбу о вашем отъезде за рубеж. Вы ведь не передумали?
- Нет.
- Какую страну вы предпочитаете для выезда?
- Кубу.
- Хорошо, мы подумаем и свяжемся с кубинскими товарищами. Но у нас есть к вам просьба.
- Слушаю вас.
- Понимаете, для успешной реализации вашего отъезда необходимы деньги. У нас нет таких расходных статей в бюджете.
- У меня и моих родственников тоже нет денег. Я все свои гонорары отдал государству.
- Да, конечно. Мы это помним. Но, по закону мы не можем для вашего отъезда выделить необходимых сумм.
- Обратитесь к Кастро. Он за свой счёт перевезёт меня.
- Да, мы знаем. Но по некоторым причинам это невозможно.
- Тогда зачем вы привезли меня сюда?
- Не торопитесь. Есть вариант немного другой.
- Какой же?
- Мы предлагаем вам выехать в республику Аргентина.
- Но я там никого не знаю…
- Вы напишете письмо своему дальнему родственнику – князю Сергею Александровичу Гагарину. Это богатый американский финансист. Я думаю, что он не откажет вам в помощи. У него много денег и есть состоятельные друзья в Буэнос – Айресе. Вы виделись с ним на приёме у генсека ООН в Нью – Йорке.
- Да, припоминаю.
- Напишите ему письмо в произвольной форме. Сумму расходов вам скажут.
- И что дальше?
- Отдыхайте и набирайтесь сил.
- Я могу встретиться с семьёй?
- Нет, исключено. Женщин мы вам предоставим.
- Не трудитесь. Я однолюб.
- Дело ваше. Я жду от вас письма. От этого зависит срок вашего отъезда.
- Где письменный прибор?
- Не спешите, подумайте. Вам всё необходимое будет предоставлено по первому требованию. До свидания.
- Прощайте.
Андропов вышел и направился вместе с генералом Чуком в соседнюю комнату.
- Виталий Васильевич, он согласился.
- Что мне теперь делать?
- Всё по плану. Пусть пишет письмо. Мы его переправим и подождём ответа князя. Готовьте объект к отъезду. Он должен быть здоров и весел.
- Есть. Понял. Разрешите выполнять?
- Идите.
Генерал Чук бодро вошёл в комнату Юрия. Тот сидел за столом и что – то писал. Увидев генерала, протянул ему листок и брезгливо отвернулся. Чук, взяв письмо, мгновенно вышел, прикрыв двери. Послание было удачным. Лётчик доходчиво изложил требования Андропова. Можно было получать санкцию на отправку курьером этого варианта.

10. Хуторок в канадской глуши.

Князь Сергей Александрович Гагарин решился. Он позвонил мистеру Хиггинсу. Условия князя были таковы. Деньги он передаст лично в руки Юрию Алексеевичу, ну, скажем, в Канаде. Пусть уж Госдеп постарается уладить приезд туда Юрия Алексеевича. Расходы по приезду князь обязался компенсировать немедленно.
Хиггинс удовлетворённо хмыкнул и сказал, что в ближайшее время перезвонит.
Сергей Александрович рассчитал точно. На территории, где не действуют законы США, обвинить его в нелояльности правительству Штатов будет затруднительно. Перевести деньги и обналичить их в банке Монреаля не составит особого труда. Юрия Алексеевича он лично знает, тут подлог исключается. Оставалось ждать звонка мистера Хиггинса….
Генерал Чук получил ответ Сергея Александровича через несколько часов после телефонной беседы князя с Хиггинсом. Чук быстро связался с Андроповым и развил бешеную деятельность. Была сформирована специальная группа из 20-и человек, разделённых на ядро и прикрытие. Запросили посольство СССР в Канаде на предмет подготовки соответствующих въездных документов. Первая группа прикрытия немедленно вылетела в Монреаль на рекогносцировку. Получив от неё обнадёживающий доклад, генерал отправил в Канаду и вторую группу. Когда она прибыла и освоилась на месте, Чук стал готовить к отъезду Юрия Алексеевича. Провозившись со всякими мелочами день, в сопровождении пяти надёжных сотрудников они отправились в Чкаловскую. Опять транспортный Ил-76 с пассажирским модулем. Полёт в несколько часов до военного аэродрома ГСВГ.
Знакомая Чуку обстановка ГДР: приветливые немцы и воровато - пошловатые соотечественники. Документы оформили очень быстро и вылетели пассажирским рейсом во Францию. Там пересадка до Монреаля. Юрий Алексеевич нервозности не проявлял, все указания генерала выполнял точно. Перелёт через океан прошёл достаточно гладко.
В Монреале Чук ещё раз проинструктировал группу прикрытия. Она была хорошо вооружена и натренирована. Генерал выразил надежду, что у американцев нет повода для провокации. Предчувствия его не обманули…
Мистер Хиггинс позвонил под вечер. Сергей Александрович услышал от него новость: Юрия Алексеевича уже можно повидать в Монреале. Хиггинс просил не задерживать оплату счётов за проезд, обещанную князем. Сергей Александрович пообещал и сказал, что надеется на скорую встречу с Юрием Алексеевичем в Канаде, куда князь собирается приехать через пару дней. Хиггинс уверенно подтвердил надежды Сергея Александровича.
Повесив трубку, финансист стал собираться в дорогу. Написал жене, предупредил адвоката, агента страховой кампании. С собой он взял старого друга, который ходил с ним на эсминце в Россию в 1943 году, когда князь, будучи командиром корабля, сопровождал северные конвои. Друзья встретились в аэропорту и благополучно добрались до гостиницы уже в Монреале. Стали коротать время в ожидании звонка Хиггинса…
Генерал Чук спланировал операцию обмена на одном из одиноких хуторов в живописной сельской местности, очень напоминающей Россию. Американская сторона вела себя на редкость корректно и тихо. Ни одного возражения, как бывало ранее, Чук не получил. Когда все договорённости были соблюдены, и советский резидент со своей семьёй доставлен в Монреаль, Чук назначил день обмена…
Мистер Хиггинс появился на пороге гостиничного номера князя Гагарина внезапно. Сергей Александрович поздоровался с ним, пригласил войти. Хиггинс – сама любезность - поинтересовался, есть ли сейчас при себе у князя та наличность, которую следует передать на благотворительные нужды. Сергей Александрович предложил прямо сейчас ехать в банк, предварительно позвонив по телефону. Хиггинс не возражал. Вскоре он в сопровождении Сергея Александровича уже мчался по хорошей бетоно – асфальтовой дороге к известному хуторку. Там уже находились группы генерала Чука и американцы.
Хуторок утопал в тишине и зелени хвойных деревьев. В просторном рубленом доме на втором этаже мистер Хиггинс опустился в глубокое плетёное кресло. Рядом сел Сергей Александрович. Князь держал на коленях изящный чемоданчик с никелированными замками и обтянутой кожей ручкой. Сигарный дым сиреневой струйкой поплыл над креслами.
А на первом этаже дома американская спецгруппа уже приступила к обмену советского резидента и его семьи. Взрослые и дети спокойно перешли просторную комнату и были встречены группой Чука. После этого генерал повёл Юрия Алексеевича на второй этаж. Массивные дубовые двери впустили в прокуренное пространство нескольких человек. Генерал Чук поздоровался с мистером Хиггинсом, за спиной которого уже стояли американцы, поднявшиеся по другой лестнице.
Хиггинс обратился к Сергею Александровичу:
- Мистер Гагарин! Я обещал вам встречу с Юрием Алексеевичем, если не ошибаюсь. Попрошу вас подойти сюда. Князь поначалу не увидел Юрия Алексеевича, так плотно он был закрыт людьми Чука. Теперь же, поднявшись, Сергей Александрович увидел, что охрана расступилась, пропуская вперед невысокого человека в добротном канадском костюме. Князь взглянул в лицо идущего и обомлел. Да, это он! Дорогие черты, щедрая улыбка, вот только глаза грустноваты. Крепкое мужское рукопожатие и объятия завершили встречу. Сергей Александрович смахнул набежавшую слезу, когда они с Юрием Алексеевичем спускались на первый этаж. Оба молчали. Хиггинс и американцы шли следом.
Генерал Чук после ухода американцев деловито распахнул переданный ему Юрием Алексеевичем чемоданчик князя. Быстро орудуя короткими пальцами, пересчитал деньги. Довольно ухмыльнувшись, повернулся к сопровождающим и приказал возвращаться в город. Операция прошла на редкость гладко.
Сергей Александрович предложил Юрию временно поселиться в их гостиничном номере. Князь заверил, что будет помогать на первых порах столько, сколько сочтёт нужным. Юрий поблагодарил. Нервное напряжение стало понемногу спадать. В гостинице их ждал шикарный стол. Князь ни о чём не расспрашивал, только подливал водки. Юрий почти не верил, что это не сон. Ностальгия ещё не успела вонзить в его сердце свои острые когти. Впервые за три полных года он засыпал в обществе друзей и был по-настоящему счастлив…
Сергей Александрович проснулся очень рано. Его друзья ещё спали, а Хиггинс уже названивал по телефону:
- Мистер Гагарин, мне поручено сообщить вам, что Юрий Алексеевич может оставаться на земле Канады не более месяца. По истечению этого срока мы обязаны его переправить в Буэнос – Айрес. Вы можете его сопровождать.
- Спасибо, мистер Хиггинс. Я так и сделаю. Надеюсь, ваши друзья не в обиде? Ведь я выдал все деньги, которые они запросили.
- О, да, они вам очень благодарны.
- До свидания.
Хиггинс попрощался, а Сергей Александрович засел писать письмо своим родственникам в Буэнос – Айрес. Надо было устраивать Юрия на новом месте. Хотя бы на первых порах будет небольшая поддержка.
Вскоре проснулись друзья Сергея Александровича. После легкого завтрака было решено немного погулять по городу. Собрались, пошли. Монреаль поражал Юрия обилием машин и рекламы. Друзья ходили по улицам, князь комментировал Юрию сценки из канадской жизни, свидетелями которых они становились. Подошли к большой афише. Это был анонс хоккейного матча СССР – Канада. Юрий, сам когда то игравший в хоккей, попросил Сергея Александровича купить билеты.
Через несколько дней трое друзей уже сидели на достаточно хороших местах зимнего стадиона. Свободных кресел на трибунах не было. Хоккей в Канаде имеет исключительную популярность, а матч со сборной СССР носил ещё и подоплёку противостояния Запада и Востока.
Советские хоккеисты не ударили лицом в грязь. Михайлов, Петров и Харламов громили оборону канадцев непрерывными атаками.
Рагулин и Гусев твёрдо держали защиту. Последняя черта надёжно прикрывалась Третьяком. Страсти накалялись. Рёв и грохот трибун оглушал, но Юрий не замечал этого. Канадцы с треском проигрывали. Не справившись со сборной СССР в честном спортивном поединке, канадцы затеяли обычную для них драку. Арбитры сбежали мгновенно. Рагулин выкинул двоих нападавших канадцев за борт одним движением. У тех только коньки сверкнули. В центре поля, выскочившие со скамейки запасных, несколько канадцев навалились на капитана сборной СССР Бориса Михайлова. Он упал, получив сильнейший удар клюшкой под сердце.
Юрий вскочил и кинулся через ступеньки к полю. Сергею Александровичу с большим трудом удалось удержать его от участия в потасовке. А на поле уже шёл настоящий кулачный бой. Пять канадцев в скрюченных позах отдыхали на льду после неформального общения с Рагулиным и Гусевым. Михайлова вынес Петров, прикрываемый Якушевым и Бодуновым. Анисин оказался за бортом, но вылез и продолжал драться.
Через полчаса порядок был, наконец, водворён. Объявили перерыв, канадцы шустро оттащили с десяток своих хоккеистов, уложенных русскими на лёд. Сергей Александрович и Юрий вышли в буфет. Заказали по чашечке кофе, обсуждая матч и драку. К ним подошли двое хорошо одетых людей и на русском языке попросили подписать фотографию. Юрий поинтересовался, откуда они его знают, ведь может быть это ошибка?
- О, нет, - ответили просители. Мы вас, Юрий Алексеевич, очень хорошо помним, а в вашу смерть не верили с самого начала. Это всё происки вашего ревизионистского руководства.
Юрий разговора не поддержал, и, получив автограф, мужчины удалились.
Домой в гостиницу ехали молча. Было видно, что Юрий переживает за хоккеистов, ему неловко, что не удалось им помочь в финале ледового побоища с канадцами. Ведь сборная СССР отказалась играть дальше, и ей записали поражение. Сергей Александрович насколько смог постарался не мешать другу своими утешениями…
Срок пребывания в Канаде истекал. Сергей Александрович получил письма из Буэнос – Айреса. Родственники князя были готовы посодействовать после приезда Юрию Алексеевичу и предоставить на первое время жильё.
Мистер Хиггинс не заставил себя долго ждать и проявился на 30-й день после операции обмена на хуторке. Он поинтересовался, куплены ли билеты, и когда намечен отъезд. Сергей Александрович рассказал об интересующих Хиггинса подробностях и попросил держать его в курсе, если обстоятельства изменяться и отъезд будет перенесён. Хиггинс уверил его, что не изменятся, и попрощался.
На улицах Монреаля уже лежал снег. Сергей Александрович и Юрий ранним морозным утром шли к автомобилю, поджидавшему их под аркой гостиницы. Предстояло длительное воздушное путешествие. Юрий выглядел бодро, хотя его очень волновало ближайшее будущее.

11. Белая хризантема.

Аргентина встретила Гагариных летней жарой. Вся их тёплая одежда перекочевала в чемоданы. Аэропорт поразил Юрия организованностью и отсутствием очередей. Багаж получили очень быстро и погрузились в автомобиль встречавшего их молодого аргентинца. Тот оказался разговорчивым, неплохо, но с акцентом общался по-русски. Из его речи Юрий понял, что главное за месяц поднять язык, научиться правильному поведению, не вызывающему подозрений. Потом предстоит годовая служба в армии, иначе гражданства не получить.
Русская колония в Аргентине была значительна, но новые знакомые рекомендовали Юрию не афишировать своё прошлое при общении с соотечественниками. Лето проскочило незаметно. Юрий уже сносно говорил по-испански и по-английски. Хиггинс привёз ему новые документы и посоветовал не затягивать с поступлением на службу в армию. Законы в Республике достаточно жёсткие, могут и посадить.
Сергей Александрович уехал домой, оставив Юрия попечению родственников. Их хлопотами он был определён в школу технического состава аргентинских ВВС. После её окончания Юрий стал служить в должности техника самолёта «Мираж» на одном из военных аэродромов. Его фантастически тянуло к полёту. Это заметил один из пожилых пилотов – ассов. Разговорились. Тот взял Юрия техником на свой самолёт. В выходные Юрий и его новый старший товарищ поднялись в воздух на самолёте – спарке. Умудрённый опытом аргентинский воздушный волк сразу почувствовал руку лётчика, как только Юрий, взяв управление, закрутил виражи и боевой разворот.
После полёта оба долго молчали. Потом аргентинец сказал, что для первого раза получилось весьма недурно, и в глубокой задумчивости ушёл к своему автомобилю. А на следующий день Юрий немного опешил. Его командир первым отдал ему честь и не протягивал руки при встрече, пока Юрий не протянул ему свою. После полётов командир вытащил из нагрудного кармана фотографию Юрия в форме майора советских ВВС с Золотой Звездой и Орденом Ленина.
- Господин техник, мне кажется, что вы очень хороший лётчик. Я был бы счастлив, если вы подпишите мне свою фотографию.
Юрий поглядел на своего командира. В глазах аргентинца застыло волнение и неподдельное участие. Пришлось сознаться и подписать фотографию на память.
- Я понимаю, что ваше прошлое – тайна. Не знаю, смогу ли чем помочь вам, однако я сделаю всё, что бы вы летали.
- Спасибо. Это моя мечта. Я не могу без неба…
В кабинете Командующего ВВС Республики Аргентина бригадного генерала Артуро Лами – Дозо было тихо. Генерал сидел в большой задумчивости. Сегодня ему позвонил один из старых друзей. Великолепный лётчик. Он просил принять его по срочному делу. Друзей у генерала было немного, а отношение к ним отличалось теплотой.
В дверях появился адъютант. Он доложил о прибытии полковника, ожидающего Лами – Дозо. Генерал кивнул головой и встал навстречу старому другу. Они выпили по чашечке кофе, и полковник сказал:
- Артуро, понимаешь, дело моё к тебе необычно. Я не любитель разных там историй. Не верю в чудеса и прочую чушь. Но здесь, я, право, растерялся…
Знаешь, с полгода назад, у нас появился новый техник. Ну, парень, как парень. Невысокий. Аккуратный. Исполнительный. А я смотрю, как он провожает каждый взлетевший самолёт! Он же летит вместе с ним!
Перевёл его к себе. Думаю, надо поближе присмотреться. Наблюдал его работу каждый день. Всё безупречно. Тогда я предложил ему полетать со мной в спарке. Ну, думаю, дам подержаться за ручку, а педали и рычаг управления двигателем держу сам. Потом постепенно отдал управление ему. И что ты думаешь? Он открутил пилотаж, лучше, чем я сам могу. Только левый иммельман на четвёрочку. Это лётчик от Бога! Таких у нас едва найдётся с пяток.
Стал я всматриваться в его лицо. И ты знаешь, меня как кто ударил, настолько это было неожиданно! У меня есть альбомчик, давно собираю портреты знаменитых пилотов. Стал перелистывать, гляжу на одну фотографию – точно, мой новый техник!
- И кто же он, если не секрет?
- Ты знаешь, секрет. Но не от тебя.
- Что ты тут темень наводишь, говори, раз пришёл…
 
- Это русский. У меня его фотография в форме майора. Он первым из людей полетел за пределы атмосферы в 1961 году.
- Вот это да! Хорошенькую новость ты мне подбросил. А от меня ты что хотел?
- Нельзя нам разбрасываться такими людьми. От тебя зависит, будет ли он летать дальше, или нет. Я ведь могу его лишь в спарке катать, да и то не часто.
- Сколько ему осталось служить?
- Полгода.
- Хорошо. Я подумаю. Подготовь его к разговору со мной.
- Спасибо.
Старые друзья обнялись, и полковник уехал на аэродром. Но Дозо разговора не забыл. И в один из сереньких осенних дней Юрия вызвали в штаб ВВС. Начальники, не знавшие причины вызова, очень суетились и давали разные советы, как себя вести. Юрий был им искренне благодарен. И лишь его командир был спокоен. Он сказал:
- Дон Юрио, я говорил о вас командующему. Надеюсь, вы простите мне это. Но другого пути в небо я не смогу вам обезпечить.
Юрий поблагодарил командира и уехал в штаб ВВС. Лами – Дозо встретил его приветливо. Поинтересовался, как идёт служба, сколько осталось тянуть лямку техника.
Юрий не торопясь отвечал, стараясь говорить чисто заученные испанские слова.
- Вы знаете, ко мне как – то заходил мой старый приятель. Полковник. Он был поражен, что техник его самолёта владеет высшим пилотажем лучше его самого…
Лами – Дозо затянулся сигарным дымом и наблюдал за Юрием. Тот пожал плечами, сказав, что всякое бывает, частные лётные школы могут дать приличный налёт и хорошую подготовку.
Лами – Дозо подошёл к своему сейфу. Замок провернулся. Послышалось шуршание папок и листков. Сейф закрылся, мягко прижимая дверцу. Дозо положил перед Юрием несколько фотографий, сделанных в Бразилии во время дружеского визита Гагарина в эту страну. Таких ракурсов Юрий раньше не видел, хотя материал по той поездке просматривал внимательно.
- Знаете, я немного увлекаюсь фотографией. Мне бы очень хотелось, что бы вы подписали эти работы мне на память. Для меня такое будет большой радостью.
Юрий подписал по – русски свои портреты, но дат не ставил.
- Дон Юрио, я хотел предложить вам остаться в кадрах ВВС. Офицером. Полковника я дать вам не имею права. Вы пройдёте обучение на самолёте «Мираж» и получите чин лейтенанта. Думаю, что большего сделать для вас я не смогу. Вы согласны?
- Да, спасибо…
Через полгода у Юрия уже был немалый налёт часов на «Мираже». Леталось ему с упоением. Легко и свободно. В полёте он пел свои русские песни, бывало немного и испанских. Дружная семья лётчиков приняла нового члена радушно. Перед мастерством всегда преклоняют головы настоящие мужественные люди.
Однажды, Юрий в разговоре услышал, что формируется группа для поездки во Францию. Предполагалось обучение лётчиков на новый самолёт, закупаемый там для флота. Юрий позвонил в штаб ВВС и попросил принять его.
Лами – Дозо участливо выслушал темпераментную просьбу. Однако сразу решить вопрос он не мог. Самолёты закупались для базирования на авианосце или на островном аэродроме в Рио – Гранде. Там базировались подразделения морской авиации, подчинённые флотскому командованию. Но, Лами – Дозо успокоил Юрия, сказав, что решит этот вопрос с главкомом ВМС.
Юрий потерял сон и покой. «Мираж» уже порядком надоел ему. Машина надёжная, но скользит плохо, скороподъёмность не очень. Маневренность и огневая мощь на уровне. Воевать на ней можно. Но, уже староват. А хотелось свежий самолёт, с его загадками и скрытыми возможностями.
Зимой погоды не было. Бураны сменялись потеплениями, и с океана тянуло густую пелену тумана. Юрий сидел в клубе, когда к нему подошёл рассыльный и почтительно склонившись, позвал к телефону. На проводе был Дозо. Он иногда звонил сам, чтобы не посвящать лишних людей в не касающиеся их дела. Дозо сообщил, что Юрий включён в группу, следующую на обучение. Но теперь начальником пилота станет главком ВМС, Дозо подписал приказ о переводе Юрия в морскую авиацию.
Юрий поблагодарил и сердечно обещал не забывать старых друзей…
Отъезжающие на обучение лётчики собирались в одном из отелей Буэнос – Айреса. Командовал ими капитан Христофоро Коломбо. Юрий быстро сошёлся на дружеской ноге со всеми новыми товарищами.
Особенно сдружился он с сербом, по прозвищу Тито.
Морское путешествие во Францию оказалось утомительным. Океан часто штормил, поднимая огромные гривастые волны, обрушивающиеся на лайнер. Водяная пыль неслась над мачтами. В лучах низкого ярко-красного солнца вставали величественные радужные столбы. Серый океан преображался, сливаясь с небом в единое полыхающее семицветьем тело. Мореходность корабля позволяла бороться со штормом и держать приличный ход. Однако пассажиры по большей части укачались и лежали по каютам.
Юрий иногда стоял возле большого иллюминатора салона первого класса, откуда была видна широкая панорама борьбы лайнера со стихией. Носовая оконечность в пенных бурунах прорезала набегающие водяные громады, упрямо шла вперёд. Корпус судна дрожал от напряжения машин и ударов волн. Палуба покрывалась белоснежной пеной, стремительно уходящей за леера.
Юрий вспомнил, каким маленьким и спокойным выглядел Атлантический океан, когда он взлетел к звёздам солнечным апрельским утром. Сто восемь минут потребовалось ему тогда для кругосветного путешествия…
Наконец вошли в Средиземное море. Вода, как зеркало. Пассажиры отдыхают после тяжёлого перехода через Атлантику. Командир группы аргентинских лётчиков объявил коллегам, что завтра после прибытия он разместит всех в отеле, а послезавтра они вылетают на остров, где расположена учебная база французских ВВС.
Обучение на новый многоцелевой самолёт было поставлено серьёзно. Подробно проходили двигатель, вооружение и радиооборудование самолёта. Теоретические занятия чередовались через день с полётами. Сначала в спарке, потом самостоятельно.
Юрию понравился этот самолёт. Мощный двигатель, хорошая маневренность. Ручки слушается просто идеально. Юрий стал практиковаться в полётах на предельно малых высотах 10 – 30 метров. Самолёт вёл себя в таких режимах полёта устойчиво, но французы при показах возможностей машины ниже 50 метров не летали и не рекомендовали этого делать аргентинским коллегам.
Напряжённая учёба иногда сменялась выездами на материк. Там пилоты проводили свои редкие выходные. В один из таких дней серб, приятель Юрия, затащил его на концерт великой итальянской актрисы Джины Лоллобриджиды. Они сидели в первых рядах. Джина блистала своими талантами. Пела, танцевала и немного импровизировала. Юрий вспомнил, как он с ней гулял по ночной Москве, оторвавшись от назойливых сопровождающих, помнил её горячее дыхание и бездонность прекрасных глаз во время поцелуя, подаренного ему на набережной. Его поразил неукротимый темперамент этой женщины, чистота и высота её натуры. Именно поэтому тогда дело и кончилось одним поцелуем.
 
Сейчас же, находясь в трёх метрах от неё, Юрий внезапно поймал сверкающий взгляд актрисы. И весь вечер она пела только для него, не отрывая взгляда больше чем на полминуты. Юрию стало не по себе. Он толкнул в бок друга, и пилоты вышли незадолго до завершения концерта.
Ночью Юрию плохо спалось. Было душно. Он открыл окно своей комнаты в отеле. Луна светила всем своим диском, прорисовывая до мелких деталей даже листья деревьев парка. Перевел взгляд ниже и не поверил своим глазам.
До подоконника второго этажа была приставлена лестница. На её ступеньках стояла женщина в накинутом чёрном плаще. Из – под капюшона на Юрия смотрели знакомые, пронзительно – бездонные глаза Джины. Она сказала на плохом русском:
- Юра, я хотел зайти к вам, но инкогнито…
Он протянул руки и помог женщине перебраться в комнату. Стены и потолок внезапно закружились, в ушах звучал несравненный Вивальди. Огненные всполохи поцелуев стали перемежаться с удивительными ароматами цветов. Такой ночи ни Юрий, ни Джина ещё не переживали.
Юрий уже много лет близко не сходился с женщинами. Валя стала для него всем. Но с Джиной было что – то сверх разума и чувств…
 
Она выскользнула в окно под утро. Днём Юрий долго лежал, закинув руки за голову. Тито пришёл к нему и позвал на завтрак. На столе перед зеркалом серб увидел женскую брошь. Знаток ювелирных украшений, Тито мгновенно вспомнил, что видел это чудо вчера на груди итальянской кинозвезды. Выпучив глаза на Юрия, он ретировался. Больше всего серба поразило, то, что актриса, отказавшая американскому авиакоролю миллиардеру Хьюзу, выбрала его товарища...
А полёты и учёба шли своим чередом. Настало время ракетных атак по кораблям. Дотошно изучив оборудование самолёта и ракету, приступили к пускам по мишеням. Все пилоты усвоили программу, получили свидетельства. Пора было отправляться в обратный путь.
И тут Юрий получил письмо. Оно было передано верным другом Тито. Джина благодарила его за возвращение забытой бриллиантовой броши. Она просила оставить ей на память о том незабываемом вечере хоть что – нибудь. Из конверта выпала её фотография с тёплыми словами, начертанными на обороте.
Юрий достал из ящика стола фотографию хризантемы. Цветок был изображён очень точно со всеми подробностями, подчёркнутыми весьма художественно. Юрий поставил свою русскую подпись и запечатал фото в конверт.

12. Шторм.

Атлантический океан неистовствовал. Сильнейший ветер срывал гребни огромных волн. Бросался на такелаж лайнера, силясь унести его в пучину. В каскадах брызг, тяжело зарываясь носом в седые от пены валы, лайнер шёл к берегам Аргентины. Юрий стоял и смотрел на стихию. Тито подошёл сзади и сказал, что надо бы спать. Но ночной шторм завораживал. Тито невольно залюбовался его картиной. Мертвенный желтоватый свет Луны струился сквозь бушующее пространство, делая его почти нереальным.
- Смотри, - сказал Юрий – это и есть наше будущее. Сплошной ночной шторм.
Юрий обнял друга, и они отправились по каютам.
Не смотря на невероятно большое расстояние, отделяющее Юрия от Родины, он всё время чувствовал её дыхание. Телевизор и радио приносили вести об автоматических аппаратах, ездивших по поверхности Луны, об исследовании Марса и Венеры нашими станциями, мягко опустившимися на эти планеты. На пыльных тропинках планет Солнечной системы оставались следы нашей страны, песня оказалась пророческой. Но на фоне потрясающих успехов Юрий не мог не заметить, что деградация верхов СССР неумолимо валит космонавтику. Тяжким грузом легла на сознание всего человечества неразоблачённая лунная афера НАСА. Самый лучший носитель Н-1, лебединая песня Королёва, был варварски растерзан неким Глушко. Этот инженер ещё до войны оклеветал Королёва, подписав не одно письмо в органы. И вот теперь, дорвавшись до власти, паскудник уничтожил восемь готовых ракет Н-1, документацию, стартовые комплексы и производственный конвейер в Куйбышеве. О таком подарке аферисты из НАСА не могли и мечтать. Почти готовый пилотируемый полёт космонавта СССР на Луну вылился в капитулянтскую программу «Союз – Аполлон», правда во всём мире она называлась ЭПАС, «Союз», как побеждённый стоял в самом конце этого словечка. На деле программа ставила основной целью передачу всех наработок и секретов русской космической промышленности американским аферистам, утверждая уже не словами, а материально их газетную лунную победу. Яростная ненависть Глушко к Королёву, как нельзя лучше вписалась в американские планы по убийству русского космоса. Окружённый агентами влияния, аппаратный гроссмейстер Брежнев, запуганный ко всему прочему андроповским покушением на свою жизнь в1969 году, постепенно сливал все достижения Советской, Сталинской Росси в американский унитаз. Лишь бы только подольше оставаться у власти. Вождём, русским мессией, таким, как Сталин, ему было стать не дано. Брежнев лишь создал гениальную систему противовесов и компромиссов, позволяющую долгое время балансировать между русской и еврейской силой. В борьбе этих двух сил сам Брежнев оказался на стороне тьмы. Он сделал многое, что бы уничтожить своих недругов, среди которых оказался и непримиримый Гагарин.
Понятно, что Юрий Алексеевич всегда отстаивал интересы дела, которому служил. А Брежнев лавировал между силами только со своим шкурным интересом – продлить лично его, Брежнева, властные дни. Шушера брежневского окружения, чем мельче, тем подлее суетилась и рвала куски от тела закабаляемой американцами Родины.
Сердце Юрия переполняла боль. Он всем своим существом чувствовал, что народ русский, вся его необъятная родная земля, в большой беде. И имя ей – ИНОБЕСИЕ. Раньше, во времена Иосифа Волоцкого, такая болезнь имела название ЕРЕСЬ ЖИДОВСТВУЮЩИХ. В гениальной книге « Просветитель» русский воин духа безпощадно разгромил отступников, невзирая на лица, среди которых был и Митрополит Московский Зосима, по церковной иерархии стоявший много выше Иосифа.
В Буэнос – Айресе Юрий запоем читал доступные для него книги православного храма. Вера, которую он сохранял всю свою жизнь, помогала выстоять в тяжелейших испытаниях сначала неволи, а потом и чужбины. Ностальгия всё чаще и чаще тысячью маленьких острых когтей впивалась и раздирала невыносимой болью душу Юрия. Он стал иногда заглядывать в редакцию газеты «Наша Страна». Это была русская газета, основанная ещё великим борцом и мыслителем Иваном Солоневичем. Юрий прочитал все его труды не отрываясь. Теперь Солоневич стал наряду с Экзюпери самым любимым писателем лётчика.
Но свободного времени было мало, и Юрий со всей страстностью отдался полётам. Не проходило ни дня, в который Юрий Алексеевич не поднимал бы свой штурмовик в воздух. Он летал над морем, постоянно совершенствуясь в слепых полётах, полётах на сверхмалых высотах. Особенно захватывал Юрия полёт над штормовым океаном. Седые валы бросались в небо миллиардами солёных брызг, стараясь достать самолёт. Юрий нёсся над стихией подобно буревестнику, легко вспарывая пространство. На стёклах кабины оседала морская соль. Ярость океана и буйство его нрава стало сродни духовному состоянию лётчика.
Сильнейший ветер давил машину к воде, и Юрий понимал, что в таком полёте любая ошибка - последняя. Но и для противника, скользящий на малой высоте самолёт был неуязвим и невидим, становился неотвратимым карающим мечём, от которого нет спасения. Товарищи, видя, как летает их коллега, потянулись перенимать его опыт. Скоро вся эскадрилья могла летать на десяти метрах высоты.
Комэск Коломбо подготовил план и обезпечил тренировку для отработки ракетных атак по кораблям. В качестве целей использовались новейшие эсминцы английского проекта 42, получившие в аргентинском флоте имена «Святая Троица» и «Геркулес». Штурмовики успешно подходили на малой высоте до рубежа пуска ракет практически незамеченные с кораблей. Подскок, пуск ракеты, отворот и возвращение на предельно малой высоте.
Но самой сложной задачей для лётчиков оказалась дозаправка в воздухе. Не всегда удавалось успешно состыковаться с танкером. А океан ошибок не прощает, равно как и противник. Боевая учёба и постоянные полёты делали своё дело. Штурмовая эскадрилья была готова во всеоружии встретить врага.
Юрий понимал, что противником в самом ближайшем будущем станут англичане, захватившие принадлежащие Аргентине Мальвинские острова с богатейшим нефтеносным шельфом. Глава Аргентины – генерал Леопольдо Галтиери был полон решимости вернуть стране утерянные земли и нефтяные богатства.
Весна 1982 года для Аргентины была холодной и ветреной. Руководство Республики всё же решилось провести операцию «Росарио» - освобождение Мальвинских островов от английской оккупации. Первыми на архипелаг высадились боевые пловцы под командованием капитана Давыдова. Юрий знал этого отважного морпеха со сложной изломанной судьбой.
Во втором эшелоне высадки были десантники под командованием капитана Гринчо. Он погиб во время скоротечного боя с английским гарнизоном. Англичане сопротивлялись недолго, и вскоре над Мальвинскими островами и Южной Георгией взвились победные аргентинские флаги.
 
Галтиери отдал приказ высаживать основной контингент войск воздушным путём. Очень быстро было переброшено около 15 тысяч солдат и офицеров. Правда, большинство из них были резервистами, со слабым вооружением и недостаточной подготовкой, а боевой опыт отсутствовал даже у офицеров. Острова стали готовить к активной обороне. Сил и средств не жалели.
Британский лев на другом берегу океана угрожающе рычал и метался, собирая боеготовые корабли в 317-е оперативное соединение. Оно перед отправкой к Мальвинским островам насчитывало до половины всего военного флота Британии. Англичане собирались воевать серьёзно. В случае неудач на море, ими планировались ядерные удары по центру Аргентины – городу Кордоба, где была сосредоточена тяжёлая промышленность. Эсминцы несли ядерные глубинные бомбы, а подлодки – ядерные торпеды.
Вся английская армада, ведомая адмиралом Вудвортом, двигалась по плану операции «Корпорация» через Атлантику, а Тэтчер топала в Лондоне каблучками, намереваясь, видимо, раздавить непокорную Аргентину. Корабли успешно преодолевали расстояние, наматывая на винты мили нелёгкого похода. Служба была поставлена образцово. Британский флот славился дисциплиной, высокой выучкой офицеров и матросов. Противник, прямо скажем, не папуасы на пирогах. В составе соединения были два полноценных авианосных корабля – «Инвинсибл» и «Гермес». Два контейнеровоза переоборудовали для старта и приёма самолётов вертикального взлёта «Си харриер». Десантные суда везли в своём чреве экспедиционный корпус.
Во время перехода англичане не раз наблюдали над своей армадой советские самолёты разведки и целеуказания. Широко распластав краснозвёздные крылья, огромные машины выныривали из-за горизонта, словно появлялись из-под воды. Поднять противодействующую дежурную пару англичане, как правило, не успевали. Русские машины уходили в сторону Кубы, выполнив свою задачу.
В район Мальвинских островов командованием советского ВМФ было направлено множество рыболовных судов. Они имели основной задачей разведку театра военных действий, многие из этих траулеров несли мощную радиолокацию и другое оборудование. Все штурмана были кадровыми офицерами флота, а руководство флотилией было централизовано и замыкалось на гидрографическое судно, имевшее прямой канал связи с ГШ ВМФ. Эскадрилья Ту-95РЦ, базирующаяся на Анголу, получила задачу, взаимодействуя с флотилией, вести непрерывное слежение за действиями противоборствующих сторон.
Аргентинцы использовали для дальней разведки пассажирские самолёты «Боинг 707». От них поступило сообщение, что англичане идут двумя соединениями TF-317.8 и TF-317.9. Самолёты разведчики выяснили и корабельный состав соединений. Он насчитывал 2 авианосца, 11 эсминцев, 27 фрегатов, 2 контейнеровоза, 6 танкодесантных кораблей, 2 тральщика. Были замечены 3 атомных подлодки и 1 дизельная. Воздушное прикрытие соединения насчитывало порядка 30 самолётов вертикального взлёта «Си харриер».
Пока соединение TF-317 двигалось до района развёртывания, дипломаты отчаянно пытались решить спорный вопрос своими средствами. Но направить конфликт в переговорное русло не удалось. Значительная часть вины за это лежит на англичанах.
Советский Союз пристально наблюдал за развитием конфликта. Кроме самолётов и кораблей была задействована космическая техника. 31 марта 1982 года на орбиту были выведены два спутника «Космос 1345» и «Космос 1346». Это были одни из самых совершенных машин космической радиоразведки. В дополнение к ним был запущен спутник фоторазведки «Космос 1347». В процессе развития конфликта СССР нарастил свою космическую разведгруппировку, нацеленную на район Мальвинских островов ещё 10-ю спутниками. СССР особо интересовало применение РЭБ и тактика десантных сил англичан.
Советское руководство через посредников предложило помощь Аргентине. Не откладывая дело в долгий ящик, советские представители передали полную информацию о составе английской эскадры и, особенно, о выявленных атомных подводных лодках.
Наконец, англичане объявили о начале боевых действий в районе Мальвинских островов. Они незаконно обозначил 200 мильную зону, где пообещали топить все суда. 2 мая аргентинский крейсер «Генерал Бельграно» и два корабля охранения совершали учебное плавание далеко за пределами 200 мильной зоны блокады, объявленной англичанами. Место крейсера определялось возле берегов Патагонии, в непосредственной близости от острова Этадос.
Крейсер был старым артиллерийским кораблём американской постройки, переживший разгром Пёрл Харбора. Вооружение его состояло из 12-и 156 мм орудий. Он был продан Аргентине в 1951 году. Эсминцы охранения – новые корабли 1977 года постройки, имели достаточно совершенные средства ПЛО. Но использовали их неграмотно – только в активном режиме. Поэтому английская АПЛ «Конкеррор» издалека определила место и курс аргентинских кораблей, вышла в их кормовые сектора и необнаруженной осуществляла длительное устойчивое сопровождение целей.
Аргентинцы шли на восток от Мальвинских островов и находились вне зоны боевых действий. Командир АПЛ донёс обстановку в Адмиралтейство. Но Тэтчер лично отдала приказ об атаке и уничтожении обнаруженных целей. Тогда АПЛ выпустила три акустические торпеды Мк-8. Попали в атакованный корабль лишь две. Первая взорвалась в центре крейсера. Вторая ударила в носовую оконечность. Во время взрывов погибло более 320 человек.
 
Через двадцать минут экипаж начал организованно покидать уходящий в пучину крейсер. Корабль продержался на плаву больше 45 минут. Последними сошли на спасательный плот вахтенный офицер Александр Беликов и командир корабля Бонсо. Корабельный водолаз серб Топанич вытаскивал на плоты тех, кто оказался в ледяной воде.
Прошли сутки. Океан жестоко штормил. Плоты разбросало друг от друга на значительное расстояние. Лейтенант Беликов, сильно страдая от морской болезни, смотрел на седой океан, гнавший по волнам их спасательный плот. В руке Александр сжимал специальный нож, которым нужно было разрезать крышу плота, если волны перевернут его. Температура воздуха опускалась за минус двадцать по Цельсию. Некоторые моряки уже замёрзли насмерть. Но Беликов не терял надежды.
Плот взлетал на гребень пенного серого вала, а Александр с мольбой к Всевышнему всматривался в небо. И оно не подвело. Рокоча моторами и приветственно качая крыльями, низко прошёл противолодочный «Нептун» с флагом Аргентины на хвосте. Через пол суток к плоту подошёл буксир – тральщик «Гуррачага». Оставшиеся в живых моряки крейсера были спасены.
Другим морякам, оказавшимся в ледяном штормовом океане повезло меньше. Советские рыболовные суда подошли в район гибели крейсера только после получения гарантий английской стороны о безопасности. Корабль разведки «Белокаменск» подошёл к месту трагедии первым.
 
На волнах то здесь, то там, среди пенных бурунов виднелись спасательные жилеты моряков. Все аргентинцы были уже давно мертвы от переохлаждения, а чайки расклевали их лица до неузнаваемости. Матросы «Белокаменска» выловили больше десятка трупов, погрузили их в морозильную камеру, и судно взяло курс на Рио - Гальегас.
Советское руководство не разрешило сход на берег. Тела передавали на подошедший аргентинский катер. Флаги были приспущены. Набережная затихла скорбным людским морем. Казалось, что встретить погибших пришёл весь город. Траурный катер отвалил от «Белокаменска». Зазвучал гимн Аргентины. С борта советского корабля было видно, что погибших передавали с катера на набережную, укладывали в стоящие на орудийных лафетах гробы. Город прощался с отважными моряками. Траурный марш доносил до русского корабля скорбь аргентинского народа.

13. Дело величавое войны.

Юрий узнал о гибели аргентинского крейсера одним из первых. Силы поиска аэродрома Рио - Гранде были подняты по тревоге. Все гражданские рыболовные суда и вспомогательные корабли флота вышли в море. На одном из них служил командиром знакомый Юрию русский эмигрант, бывший кадет – воспитанник одного из русских зарубежных кадетских корпусов. Седовласый капитан согласился взять Юрия на борт. Комэск Коломбо отпустил Юрия, предупредив об осторожности.
Шторм бросал небольшой кораблик, выбивал заклёпки, корёжил шлюпбалки и рвал леера. Юрий, продрогший до костей, стоял на мостике рядом с командиром. Ночь прорезалась узким клинком прожекторного луча. Изредка в его сияющей белизне кроме бушующего океана появлялся тёмный силуэт. Но это были рыболовецкие суда. Плотов и плавающих тел никто не наблюдал.
Кораблик уже несколько часов с трудом боролся со штормом. Эфир был полон сигналами аварийных радиомаяков со спасательных плотов. Люди на них должны быть ещё живы. Утром на горизонте появились оранжевые точки. Прибавив ходу, тральщик подошёл к прыгавшему на волнах плоту, швартовая команда сработала чётко, оранжевое судёнышко подтянули к борту. Окоченевших людей передавали на палубу и оказывали помощь. Половина из них была ещё жива. В сердце Юрия вскипала ненависть к вероломным англичанам, ведь крейсер был старым учебным кораблём и не представлял угрозы, совершая учебный поход за пределами 200 мильной зоны. Звериное мурло Тэтчер ясно проглянуло в этой пиратской акции.
По возвращению на аэродром Рио - Гранде, Юрий без сил повалился на койку. Но заснуть не мог. Чудились погибшие моряки крейсера, заживо замёрзшие в тесноте заливаемого штормом плота. Жажда праведной мести переполняла всех лётчиков эскадрильи капитана Коломбо. И вот получен приказ. Пара штурмовиков должна атаковать обнаруженные разведчиками английские корабли.
Капитан третьего ранга Аугусто Бедакаррац и лейтенант флота Армандо Майора повели свои самолёты на восток. В небе их уже ждали танкеры под прикрытием истребителей «Мираж». Семибальный шторм свирепо гнал ледяные волны. Погода для атаки благоприятная. Нижняя кромка облаков опустилась до 100 метров. Аргентинцы шли на малой высоте под облаками. РЛС выключены, в эфир – ни слова.
Экипаж противолодочного «Нептуна» отслеживал неприятеля и выдавал целеуказание. Пара штурмовиков вовремя подошла к месту дозаправки и удачно приняла топливо. Теперь предстоял венец полёта – атака! Скорость 900. Внизу, в 30-и метрах бушующие седые волны. Цели быстро приближаются.
Бедакаррац приказал Майоре довернуть на обнаруженную группу кораблей. «Этандеры» подскочили до 150 метров и включили бортовые РЛС. Экраны пусты…
Но отважные лётчики упорно двигались к цели. Ещё подскок. На экранах РЛС группа кораблей. Доворот в сторону цели. Подход на 10-и метрах высоты до дистанции 50 км. Подскок до 150 метров. На экранах РЛС две крупные цели. Угол между ними 40 градусов. Лётчики вводят данные в головки самонаведения ракет. С дистанции 35 км оба штурмовика выпустили ракеты.
 
Резкий разворот, снижение до 30-и метров и выход из боя были безупречны.
А, тем временем, две необнаруженные противокорабельные ракеты «Экзосет», почти касаясь гребней волн, на скорости близкой к звуковой шли к цели. Маршевый участок был преодолён за 2 минуты. ГСН уверенно держали цели. Одна из ракет шла на эсминец проекта 42 «Шеффилд», который вёл сеанс связи с Лондоном. Его РЛС была выключена.
Ракета снизилась до высоты 2-х метров. Верхняя вахта «Шеффилда» увидела смертоносное копьё «Экзосета» уже у борта своего корабля. Ракета попала точно в середину, в рубку оперативного управления, где находился штаб ПВО всего английского соединения…
По милости друзей англичан боевая часть ракеты не взорвалась. Но даже взрыва двигателя с остатками твёрдого топлива оказалось достаточно для сильнейшего пожара на корабле.
 
Экипаж с ним не справился и «Шеффилд» утонул. Сорок человек было потеряно. На дно океана отправилась одна ядерная глубинная бомба. Английскому Адмиралтейству была врезана звонкая оплеуха. Потопление аргентинского крейсера оказалось далеко не безнаказанным.
Для англичан явилось полной неожиданностью успешное использование аргентинскими лётчиками противокорабельных ракет «Экзосет». Спесивые британцы считали, что лётчики аргентинского флота сами не способны освоить французскую технику, а тем более произвести атаку на пределе радиуса действия штурмовика в тяжёлых погодных условиях. Потеря «Шеффилда» явилась холодным душем на горячие английские головы, решившие, что им всё дозволено. Адмирал Вудворт уже с содроганием принял доклад от противолодочных сил. Обнаружены и вновь потеряны две аргентинские подводные лодки! У адмирала похолодела спина, словно её окатили забортной водой. Все наличные средства были немедленно брошены на поиск подводного врага.
Старую субмарину «Санта Фе» удалось уничтожить в тяжёлом бою возле острова Южная Георгия. Командир подводной лодки совершил ряд ошибок и только поэтому англичанам сопутствовал успех. Но новые субмарины оставались угрозой номер один для всех кораблей соединения. «Сан Луис» успешно атаковал торпедами и утопил английскую АПЛ, транспортное судно и фрегат. Озверевшие от таких потерь англичане несколько суток преследовали аргентинскую подлодку, но устойчивого контакта и уничтожения добиться не удалось.
Неблестяще действовали и «Харриеры». От огня аргентинской ПВО в первую неделю боёв было потеряно пять машин. Это составляло четверть численности авиакрыла обеих авианосцев. Положение спас контейнеровоз «Атлантик Конвейер», доставивший 30 самолётов, которые могли взлетать с его палубы.
Полсотни аргентинских «Миражей» вели постоянные бои с английскими самолётами. При атаках на корабли аргентинские лётчики проявляли чудеса храбрости. Дымные облака взрывов окутывали английские суда. Океан кипел от ярости налетевшего праведного вихря. Из развороченных палуб извлекали груды погибших, некоторые эсминцы и фрегаты ложились в гибельный крен, что бы уже никогда не подняться. Но и героические эскадрильи Аргентины теряли своих отважных бойцов. Не вернулись на родной аэродром многие знакомые Юрия, в том числе и первый командир, подаривший Юрию вторую небесную жизнь.
 
И воистину светло и свято
Дело величавое войны
Серафимы ясны и крылаты
За плечами воинов видны.

Гагарин добился, чтобы и его включали в боевое расписание. Оставаться наблюдателем было не в характере этого человека. Правда, пришлось побывать у командующего ВВС. Лами Дозо, похудевший и посеревший лицом, выслушал просьбу Юрия. Долго молча изучал какие – то бумаги. Потери лётного состава кровавой раной легли на его сердце. Имел ли он право послать на смертельно опасное дело лётчика, который был одним из последних асов, того, кто должен обучать молодых?
 
Но Дозо очень хорошо понимал, что такое офицерская честь. Тем более для Юрия, который мог расценить запрет ему боевой работы как недоверие.
Дозо поднялся, Юрий встал со своего места тоже. Тяжёлыми шагами бригадный генерал подошёл к сейфу. Открыл дверку и долго что – то искал. Юрий напряжённо ждал решения командующего. Тот повернулся к пилоту и попросил подойти. В руке Дозо холодно поблескивал небольшой «парабеллум». На стол легла полная обойма.
Дозо сказал, взвешивая каждое слово:
- Вам, Дон Юрио, попадать в плен никак нельзя. Возьмите, это мой подарок. «Парабеллум» придаёт уверенность, силу и решительность тем, кто его держит в руке. Это сокровенная магия далеко не всякого оружия. Я уверен, что отдаю его в надёжные руки.
Юрий вышел от командующего в сильном волнении. Когда – то, Сергей Павлович Королёв, перед первым полётом пригласил его прогуляться. Они ходили по стартовой позиции, поднялись на верхнюю площадку кабель - мачты. Ракета стояла у них за спиной, готовая принимать топливо и окислитель. Степь лежала перед ними, пряный аромат кружил голову.
Сергей Павлович сказал, обняв Юрия за плечи:
- Я думаю, что всё пройдёт хорошо. Верю в это. Однако мы сочли необходимым укомплектовать твой корабль дополнительным имуществом. Если положение станет безнадёжным, ты найдёшь бутылку коньяка и пистолет за панелью управления. Там есть свободный карман.
Сергей Павлович сказал всё очень буднично, но в то же время проникновенно. Двадцать лет прошло, а, кажется, было вчера…
Юрий прибыл в Рио - Гранде под вечер. Аргентинские воины только что отбили атаку английского подразделения SAS на аэродром и ангары. Хвалёное элитное подразделение, потеряв трёх человек убитыми и одного пленным, отошло на территорию Чили. Трупы хорошо экипированных спецназовцев рядком лежали в одной из комнат штаба. Там же разведчики вели допрос пленного. Он показал, что группа высадилась с дизельной подлодки и имела задачу уничтожить штурмовики и аэродром. Пленного и трупы вскоре увезли.
Юрий пошёл к Коломбо. Тот хмуро сообщил, что боевые вылеты Юрию запретил адмирал Анайя. Если пилот хочет, то пусть едет к Дозо и летает на «Мираже». Вот командировка. Коломбо молча затянулся сигарой и отошёл к столу. Юрий взял листок и пошёл собирать вещи. На прощание Коломбо сказал, что надеется на возвращение лётчика в эскадрилью.
- Я ни кому не отдам вашего самолёта. Летайте пока на «Мираже», а «Этандер» вас дождётся.
Дорога до аэродрома ВВС не заняла много времени. На следующий день Юрий вылетел на боевое задание. За сутки теперь ему выпадало 2 – 3 вылета. Боевая работа накалялась. В середине мая аргентинские ВВС предприняли массированный налёт на английские корабли. Юрий шёл в первом эшелоне атакующих самолётов.
 
Высота 20 метров. Под крылом привычно вздымал водяные горы Атлантический океан. Ведомый шёл чуть выше и поотстав. Внезапно Юрий увидел пару «Харриеров». Они барражировали на подходе к островам. Прижавшись к воде до 10 метров, пара «Миражей» зашла в хвост «Харриерам». В прицеле гагаринского самолёта вырастал отвратительный силуэт ведомого англичанина. Подойдя на 50 метров, Юрий нажал на гашетку пушки. Горящие трассы, выйдя из пушечных стволов, потянулись к противнику и буквально разорвали вражескую машину, превратившуюся в пылающее облако. Ведущего британца, рванувшегося вверх, добил коллега Юрия.
Вскоре в эскадрильи за Юрием закрепилось прозвище Командор Огонь. Это было связано с тем, что в эфире в азарте боя ведомые аргентинские лётчики часто слышали слова незнакомой русской песни:

Из многих тысяч батарей,
За слёзы наших матерей,
За нашу Родину,
Огонь, Огонь!
 
Лавина бомб и огненные струи пушечных снарядов обрушились на английские корабли. «Глэмогран» и «Антилопа» уже лежат на дне. «Ковентри» догорает, агонизируя, выбрасывая клубы ядовитого дыма. Его экипаж погиб в пламени почти полностью. Сильнейший зенитный огонь не остановил аргентинцев. Они прорвались и выполнили задачу.

    
Самолёт Юрия сильно повреждён. Валится вправо. Но двигатель тянет, может быть повезёт! Ведомому Юрия повезло меньше. Снаряд зенитного комплекса разорвался в кабине. Смерть практически мгновенная. Юрий тянул израненную машину к побережью. Высоты почти не было. Это сделало уходящий дымящийся «Мираж» малозаметным. Океан притих и тяжело ворочал уставшее в непрерывных штормах тело.
 
Над водой низко – низко летела стальная птица. Всеми силами тянулась она к уже близкому берегу. Но вот гром её реактивного сердца внезапно оборвался. Вздымая ореолы сверкающих брызг, гагаринский «Мираж» плюхнулся в океан. Оставалось каких – то две минуты полёта. Но их у пилота уже не было.
Юрий быстро вылез на крыло. Выдернул из контейнера лодку. Она мгновенно надулась. Юрий привязал её шкертом к самолёту, перегрузил в неё носимый аварийный запас. Самолёт, баки которого заполнились углекислым газом, не тонул. Волнение стихло, ночь опустила чёрный полог на поле недавней битвы, зажглись яркие звёзды южного полушария. Ослепительно блистал в небе Южный Крест.
Юрий присел на гаргрот фюзеляжа. Океан ласково лизал обшивку, мурлыкая какие – то свои песни. Под них Юрию вспоминалось прошлое. Он вдруг отчётливо увидел, что давние переживания Сергея Павловича Королёва были не спроста. Королёв, рассматривая аварийный вариант посадки при отказе третьей ступени ракеты, предупреждал Юрия, что в этом случае будет приводнение вблизи мыса Горн, знаменитого постоянными штормами. Именно мыс Горн не давал Королёву покоя… Как будто видел Сергей Павлович нынешнего Юрия, сидящего на фюзеляже тонущего самолёта в холодных водах Южной Атлантики. Сердцем провидел Генеральный Конструктор будущие опасности, поджидающие Первого Космонавта, всем своим существом пытался их отвести.
В кармане комбинезона холодил ногу «парабеллум», в ствол которого загнан патрон. Но это на самый крайний случай…
Прошло несколько часов. Юрий стал замерзать. Он двигался, разминал руки и ноги, сменил замокшую обувь на сухую, но всё равно не согрелся. Розовое утро проявило циркульный горизонт. Вода как зеркало, полнейший штиль. На серебристой глади, со стороны островов проглянула маленькая чёрная точка. Она росла, приближаясь к покачивающемуся в океане самолёту. Юрий привстал, вглядываясь в даль. Вынул «парабеллум». Рукоятка плотно легла в ладонь. Ладная машинка, подумалось ему. Взвёл курок. А какое утро! Чудо!
С приближающегося корабля стали стрелять сигнальными ракетами. Ну, всё. Пора. Юрий поднял руку с оружием на уровень виска. Взглянул на подходящий корабль. До него оставалось не больше кабельтова… Рыбацкое судно под аргентинским флагом! Спасение. Ему всегда везло. Рыбаки доставили пилота на флотскую плавбазу. Самолёт удалось зацепить краном, выдернуть из воды и поставить на палубу.
Юрий простудился и попал в госпиталь ВМС. Несколько дней ему пришлось пролежать с высокой температурой. Как раз в это время командующий флотом посетил раненых и больных моряков с погибшего крейсера «Генерал Бельграно». В накинутом на плечи белом халате адмирал вошёл в палату. Юрий сидел и читал. При виде начальства Юрий встал, представился. Жорже Анайя внимательно всматривался в лицо спасённого пилота.
- Сколько у вас боевых вылетов?
- Восемнадцать.
- Мне о вас говорил Дозо. Вы друзья с ним?
- Да, можно сказать так. Генерал подарил мне вторую жизнь в небе.
- Я уважаю ваше мужество. Строптивец Коломбо не даёт ваш штурмовик никому. Вы хотите на нём пойти в бой?
- Да, если это возможно.
- Хорошо. Сегодня будет приказ. Ваша командировка в ВВС считается законченной. До свидания.
Адмирал вышел, а Юрий стал собираться в родную эскадрилью в Рио - Гранде. Врачи не сильно перечили, и он выехал вечером того же дня. Коломбо тепло встретил пилота. Сказал, что уже есть приказ о допуске Юрия к боевым вылетам. Адмирал Анайя сдержал своё слово.

14. Родина или смерть!

Каждый аргентинский лётчик мечтал утопить вражеский авианосец. Это главный корабль в ордере, это взлётно – посадочная полоса для десятка вражеских самолётов. Потеря такого корабля заставит противника отказаться от наступательной, активной войны, подорвёт его уверенность в себе, лишит инициативы.
 
Но атака авианосца – дело очень сложное и рискованное. По атакующим будут работать все огневые средства соединения. Прорваться до рубежа открытия огня и сброса бомб удастся немногим. Авианосец корабль живучий, одной бомбой его не потопишь. Тут нужны согласованные действия многих самолётов, очень помогут противокорабельные ракеты штурмовиков, значительно увеличивающие вероятность поражения главной цели.
Удар по HMS «Гермес» тщательно планировался в штабах ВВС и ВМС Аргентины. Но недостаток специальных самолётов для разведки и целеуказания значительно затруднял поиск цели штурмовиками. Операция планировалась так, что бы атакующие самолёты заходили на цель со стороны океана, с восточных направлений, откуда противник меньше всего ожидает нападения. Расход топлива на это маневрирование значительно возрастает, но игра стоит свеч.
Ценой предельных усилий и потери разведчиков аргентинцам удалось обнаружить авианосец. Вот уже 3 часа «Гермес» ведут аргентинские самолёты дальней разведки. За это время в Рио - Гранде успели подготовить вылет пары «Этандеров». Юрий идёт ведомым. Привычно побежала навстречу самолёту мокрая бетонка. Белые штрихи слились в единую полосу. Дождь хлестает по стеклу кабины. Юрий едва различает самолёт ведущего, яркую точку сопла его двигателя.
Погода улучшилась через полчаса. Предстояла дозаправка. С танкером состыковались удачно. Прикрывающие «Миражи» приветственно покачали крыльями. Топливо принято, теперь на восток. Скорость 900, высота 30. Исходный район. Ведущий уверенно закладывает левый разворот. В наушниках Юрия приказ: боевой курс. Подскок до 150 метров. Включены бортовые радиолокационные станции «Агава». Экраны пестрят целями. Авианосец в центре ордера. Головки самонаведения ракет принимают данные. Опять бешеный полёт на 30-и метрах. Рубеж пуска. Подскок. Экраны РЛС высвечивают до 15 целей. Где же «Гермес»? Пуск. Ракеты, оставляя чёрные жирные дымные следы, уходят из – под крыльев обеих «Этандеров». Самолёты круто разворачиваются и ложатся на обратный курс.
«Экзосеты» пожирают расстояние до цели. Но вот одна ракета, вильнув вправо – влево, утыкается в воду. Отказ системы управления. Но вторая, снизившись до 2-х метров над волнами, продолжает полёт. Её ГСН выбирает и отслеживает самую крупную цель. Рули чётко отрабатывают, и смертоносное копьё вонзается в борт контейнеровоза «Атлантик Конвейер». Взрыв разносит вдребезги стоящие на палубе «Си Харриеры».
   
Безподобным костром пылает почти всё судно. Обезумевший от огня и взрывов топливных цистерн экипаж бросается в воду. В воздух взлетают обломки вертолётов, с треском рушатся надстройки, пламя пляшет на разлившемся по воде керосине. Борта судна мгновенно загораются. Потери англичан возрастают с каждой минутой пожара. А горел этот переоборудованный в авианосец контейнеровоз почти полдня. Потом покинутое безжизненное судно легло на борт, перевернулось, показав красное днище, и океан поглотил поверженного врага. Десять самолётов и пятнадцать вертолётов вместе с запасом топлива и запчастей потеряли англичане в тот день. Сто человек личного состава сгорело или было выведено из строя.
Адмирал Вудворт, бледнея всё больше и больше, докладывал в Лондон. Головомойка последовала немедленно и безжалостно. Вудворт с горя напился и заперся в адмиральской каюте, метая в дверь всё, что попадалось под руку. Вестовые со страхом проходили адмиральским коридором…
А в Рио - Гранде боевые друзья сердечно поздравляли лётчиков. Их вытащили из кабин приземлившихся самолётов и на руках понесли к автомобилям.
 
 В ресторане мгновенно накрывали столы. Весть о большом успехе лётчиков окрыляла всех аргентинцев, подгонять никого не пришлось.
Юрий даже не ожидал такой встречи. Ликующее людское море у его ног плескалось не раз. Но здесь он был тронут до слёз. Его приветствовали как воина, он отдал долг стране, приютившей его в изгнании, отдал всё свое умение и жар сердца. Аргентина оценила это счастливыми улыбками боевых друзей, на чьих крепких руках он взлетел в небо.
 
Комэск Коломбо получил указание встретить прибывающего командующего ВМС. Анайя собирался посетить дружеский ужин и поздравить пилотов. Ресторан гудел в праздничном веселье. Анайя вошёл в зал в сопровождении адъютанта. Все встали. В тишине адмирал подошёл к лётчикам, вернувшимся с задания. Он крепко пожал Юрию руку, прямо глядя в глаза.
- Спасибо. Не подвели.
- Служу Родине. На совесть.
За столом Анайя посадил пилотов по левую и правую сторону от себя, во главе трапезы. Немного выпив, адмирал попросил рассказать об атаке, о поведении англичан. Очень внимательно выслушал героев. Потом спросил, как они посмотрят на предстоящую атаку второго авианосца – «Инвинсибла». Пилоты выразили готовность хоть завтра идти и бить ненавистных англичан. В конце вечера адмирал пригласил Юрия в курительную комнату. Бывшие там встали и почтительно вышли.
Адмирал спросил Юрия, доволен ли он своим положением. Юрий ответил, что большего, чем есть сейчас, ему не надо. Тогда Анайя спросил, правда ли, что Юрий летал выше, чем можно подняться на любом самолёте? Юрий не темнил и рассказал подробно о своём апрельском полёте 1961 года. Рассказал о корабле «Восток» и ракете Королёва. Адмирал слушал, забыв про свою сигару. Долго осмысливал рассказ.
- Скажите, Дон Юрио, а вам не хотелось бы повидать родных?
- Да, очень. Но, я понимаю, что это невозможно.
- Я бы поговорил с Галтиери.
         
Он весьма благодарен вашей стране за ценную информацию о противнике. Возможно, мы смогли бы организовать ваш вояж на родину.
- Нет. Этого не требуется. Мои враги на родине очень высоко сидят. Не надо осложнять ситуацию.
- Как знаете. Пойдёмте в зал.
Веселье продолжалось до позднего вечера, завершившись ярким фейерверком.

15. Танго в серебряном городе.

Потеряв «Атлантик Конвейер», англичане уже не выставляли дозоры барражирующих «Харриеров» на дальних рубежах. Берегли оставшиеся самолёты. Они теперь взлетали только с «Инвинсибла». Старый «Гермес» размолотили бомбами доблестные лётчики аргентинских ВВС. «Небесные ястребы» превратили корабль в плавучую рухлядь, не утонувшую только по тому, что половина бомб не взорвалась. Это была трагедия страны, использующей только покупное вооружение.
Атака на «Инвинсибл» задумывалась комбинированной. В ней должны были принять участие самолёты ВВС и ВМС. Морская авиация выставляла пару «Этандеров». ВВС – четырёх «Ястребов». Больше шести самолётов дозаправить в воздухе единовременно не удавалось. Танкеров было только три. Успех дела можно было ожидать лишь при чётком взаимодействии сил.
 
Вылет был назначен под утро. Юрий привычно уместился в кабине штурмовика. Его техник – Прево, хлопотал под машиной. Рядом готовили ведомый штурмовик. Ракета была только одна. Последняя. Юрий лично осмотрел её крепление. Теперь она ждала своего часа под крылом его машины.
С первыми рассветными лучами оба «Этандера» пошли на взлёт. Набрали свои 100 метров и развернулись на восток. До встречи с танкерами полёт не представлял сложности.
 
 Приём топлива тоже прошёл без задоринки. Вся атакующая группа самолётов – 2 «Этандера» и 4 «Ястреба» неудержимо устремилась к английскому авианосцу.
Вскоре ведомый прокричал Юрию по радио о появлении высотных целей. Юрий задрал нос своей машины, и сердце его затрепетало. В разрыве облаков над осенней штормовой Южной Атлантикой величественно и неторопливо шли парой Ту-95РЦ.
 
Огромные машины заканчивали разворот. Красные звёзды горячо алели на высоких килях. Белёсый след инверсии расстилался за двигателями широкой дорогой, дорогой к такой далёкой и недоступной Родине…

Мы богаты лишь тем, что в России родились,
Только это у нас никому не отнять.
Мы всегда и везде русским флагом гордились,
Но, забывшим про Родину, нас не понять.
Наше сердце не там, где покой и достаток,
Если это вдали от родимых полей.
Мы бы отдали всё, чтобы жизни остаток
Провести среди праведных русских людей.
Наш размах и простор невозможно измерить,
Нашу удаль и бунт тяжело укротить.
Чтоб любовь испытать её нужно проверить,
Расставаньем и болью её освятить.
Одного за другим нас несчастья косили,
Мы терялись и гибли в чужой стороне,
Мы скорбим безконечно, скорбим по России,
Безвозвратно ушедшей великой стране.

Юрий довернул на север. Краснозвёздные машины неспешно уходили на свою базу в Анголе. А группа аргентинских самолётов продолжала полёт к обнаруженному «Инвинсиблу». Через несколько минут она разделилась. «Этандеры» пошли прямо на авианосец, а «Ястребы» довернули восточнее, чтобы заходить со стороны моря и солнца.
 
Юрий чётко выполнил заход на цель. Ракета, оставляя чёрный хвост дыма, ушла на маршевый участок полёта. «Этандеры», круто развернувшись, растворились в океанской безбрежности. Теперь свою партию играли «Ястребы». Им было гораздо труднее. Предстояло отбомбиться по «Инвинсиблу», прорвавшись сквозь ордер кораблей охранения. Самолёты шли низко, почти касаясь седых гребней волн. Такая тактика позволила подойти до дистанции в 5 миль незамеченными. Потом был шквал зенитного огня всех калибров.
Два «Ястреба», превратившись в горящие шары, рухнули в океан.
 
Но оставшиеся пилоты продолжали полёт. Никакая сила не могла заставить отвернуть от цели отважных лётчиков. «Инвинсибл» горел, выбрасывая в небо вспышки взрывов и чёрные густые клубы дыма. Аргентинцы видели, как экипаж пытается бороться с пожаром, разматывает шланги, покрывая палубу заживо сгоревшими людьми. «Ястребы» врезали своими бомбами в самолётоподъёмник. Накрытие было на редкость успешным. Палуба вздыбилась, и вспыхнул новый, ещё более мощный очаг пожара. «Ястребы», снижаясь, уходили в сторону Мальвинского архипелага.
 
Экипажу авианосца не повезло. На третий день после атаки пожары разрослись, а средства тушения закончились, или были выведены из строя. Большая часть личного состава перешла на корабли сопровождения. Сильнейший взрыв потряс корабль, когда вода дошла до турбин. Кормой вперёд, стряхивая с полётной палубы искорёженные обломки самолётов, авианосец уходил в бушующие воды Атлантического океана. Так Гагарин поставил достойную точку в боевых действиях на море возле непокорного Мальвинского архипелага. И не его вина, что предательские действия аргентинского сухопутного командования привели к поражению. Англичане всячески скрывали потерю авианосца, подставив вместо него систершип «Илластриес» на встрече кораблей в метрополии.
 
А на островах разворачивалась кровавая драма. Командующий аргентинским экспедиционным корпусом оказался пустышкой. Сражаться с англичанами он не умел и не пожелал. Допустил высадку английского десанта. Инициативу упустил сразу же. Боевой дух аргентинских войск поддержать ему не удалось. Да он и не хотел этого. За то раздувался от спеси и надменности, разговаривая с подчинёнными. Плохо обученные аргентинские солдаты, видя неудачи одну за другой, стремительно теряли боеспособность. Офицеры сражались стойко, но их было мало. Англичане наседали, используя преимущество в инициативе боя, корабельную поддержку и хорошую разведку.
Всю оборону на островах пробыл единственный журналист – Александр Казанцев, знакомый Юрию по газете «Наша Страна». Он со своим телеоператором снимал боевые действия, читал лекции по истории войн прямо в солдатских окопах. Ходил под огнём, не пригибаясь. Сам стрелял из орудий на одной из артиллерийских батарей.

Мира современного картина -
Сильным – всё, а прочим – ничего…
Грохот над Пуэрто Архентино:
Бьёт по «Харриерам» ПВО.
Но, пусть ветер потемнел от гари –
Смертью, англичанин, не грози:
С чётками в руках поют «Розарий»
Ангелы с солдатами в грязи.
Силы света много попустили…
Но сегодня пекло задрожит:
Кавалькадой рыцарей Кастильи
Над волнами мчатся «Миражи».
Зимний шторм стал зноем Палестины,
В мире теплохладные – не все…
Как за Гроб Господень, за Мальвины
Копьями разили «Экзосет».
И пускай неверующим мнится,
Что весь мир у золота в плену –
Умирать умели аргентинцы,
Как умели наши на Дону!
От земли, где взрывы скалы рушат
И ликует атлантистский ад,
Примет паладинов Своих души
Богоматерь Донья Соледад
И введет в Сыновние покои,
Где ни смерти, ни печали нет,
Где Эспаньи и Руси герои
Облекут пришедших в белый свет.

Англичане очень опасались, что Советский Союз поможет Аргентине оружием. Они предполагали, что на островах есть русские. Радиоперехват неоднократно доносил, что общение ведётся на русском языке. Спецподразделениям SAS было особо указано на выявление и уничтожение русских в первую очередь. Пассивная тактика командующего аргентинскими войсками привела к сдаче гарнизона. Не обошлось в этом деле без предательства высших офицеров армии Аргентины.
В ночь последних боёв, Казанцев и те, кто не пожелал сдаться, набились в транспортный самолёт С-130. Он стоял в укрытии и уцелел от обстрела. Его командир – Боршет решил не отдавать свой корабль врагу. С ним вместе прорывались больше шестидесяти бойцов. Они везли знамёна и документы.
 Ровно в полночь громыхнули моторы «Геркулеса». Не зажигая огней, ревя двигателями и объезжая воронки С-130 начал разбег. Англичане открыли сильный огонь. Взлётная полоса покрылась тысячами разрывов. Но «Геркулес» упрямо набирал скорость. Вот и точка отрыва. Двигатели надрывно выли, отдавая все свои железные силы, всё же поднимая тяжеленный самолёт над вспаханной разрывами взлётной полосой. После отрыва и выравнивания Боршет прижимает машину к воде, уходит, часто меняя курс. Вдогонку англичане выпустили ракету. Но Бог смилостивился над смельчаками, и ракета не попала в самолёт. Боршет успешно довёл свой корабль до материка. Спасённые люди тихо выходили в открытую дверь «Геркулеса» на свободную землю их родины.
Эскадрилья «Этандеров» осталась без боеприпасов. Ракет больше не было, и взять их было не откуда. Франция объявила эмбарго. Через третьи страны сделка не удалась, расстроенная английскими агентами. Война закончилась сдачей гарнизона островов и обменом пленными. Англичане потеряли 23 корабля, множество самолётов и вертолётов. Уцелевший обгоревший авианосец с трудом удалось довести до английских судоремонтных заводов.
После заключения мира в Аргентине уселось проамериканское правительство, во всём потакавшее англичанам. Герои – лётчики, нанёсшие значительный урон английским кораблям, стали подвергаться преследованиям властей. Один из сослуживцев Юрия уехал в Канаду, другой погиб при невыясненных обстоятельствах.
Юрий, коротая свободное время гулял по центру Буэнос – Айреса. Наконец то ему представилась возможность полюбоваться латиноамериканским Парижем во всём его великолепии. Пилот шёл, с интересом вглядываясь в лица нарядных женщин и беззаботных мужчин, будто и не было кровавой драмы на Мальвинах…
На одном из перекрёстков, переходя оживлённую улицу, оступилась миловидная женщина. Она разбила коленку и выронила сумочку. Юрий помог незнакомке подняться, взял вещи и проводил домой.
По дороге они разговорились. Незнакомку звали Беатрис Торрес. Когда она назвала своё имя, Юрий вдруг вспомнил далёкое время шестидесятых, Москву и милые черты аргентинской Золушки, представленной ему на одном из приёмов. И вот теперь главная героиня «Возраста любви» осторожно шла, крепко держась за его руку. Этот фильм вышел в послевоенные годы, когда Россия после тяжелейших страданий остро нуждалась в жизнерадостной песне, как обезвоженная земля в весеннем дожде. Юная Лолита Торрес с ангельским личиком и осиной талией в расклешённом колокольчиком платье прекрасно пела и танцевала. Уникальный чарующий голос с прекрасным нижним регистром и богатейшими переливами звуков лился в души исстрадавшихся русских людей, а аргентинское танго прочно вошло в московскую действительность пятидесятых.
Беатрис неожиданно остановилась, внимательно вглядываясь в лицо своего сопровождающего. Её глаза широко и удивлённо глядели в серые глаза пилота. Она перевела дыхание и спросила по-русски:
- Юрий, это вы?
Он немного смутился, но ответил прямо и честно. Беатрис повисла на его руке не в силах сделать ни шага. Юрий подхватил женщину и внёс в дом. Их окружила многочисленная семья актрисы. Юрий положил Беатрис на кресло. Она пришла в себя и несравненным бархатным голосом попросила домочадцев удалиться. Потом актриса долго расспрашивала своего кумира, поражаясь хитросплетением людских судеб и Божественному Провидению. Беатрис просила не забывать её и заходить в гости, как только будет возможность…
Юрий уже не летал. Со своим верным другом - техником Прево он переехал в пригород Буэнос – Айреса, на берег залива. Денег катастрофически не хватало. На работу устроиться было невозможно. Изредка помогали родственники Сергея Александровича. Юрий понимал, что становится для них серьёзной обузой. Посоветовавшись с Прево, он решил уходить в Уругвай. До Монтевидео можно было доплыть через залив. Но существовала опасность задержания пограничниками.
Прево где-то раздобыл хорошую мореходную шлюпку. Она имела палубу, мачту и подвесной мотор. Дождались тёмную дождливую ночь. Тихо тарахтя двигателем, шлюпка уходила от аргентинского берега. Юрий стоял на руле. Прево возился возле мотора. Только бы не скис! Дождь плотной пеленой укрывал беглецов. Под утро натянуло туман. Шлюпка упорно шла в сторону уругвайского берега.
Волнение было слабым, туман глушил звук работающего двигателя. Вскоре стали попадаться рыбацкие суда. Потом проглянул долгожданный берег…
Продав свою шлюпку, беглецы долго ходили по незнакомому городу. Надо было куда – то пристраиваться. Не долго думая, Прево отправился в китайский ресторан, и к удивлению Юрия их там взяли на работу. Проходили недели и месяцы. Юрий и Прево влачили достаточно жалкое существование. Но однажды к Юрию за столик сел бородатый человек. Это был знахарь из русской старообрядческой деревни. Разговорились на родном языке.
Юрий представился новому знакомому спортсменом – баскетболистом, отставшим от своей команды. Филат, так звали знахаря, предложил Юрию помощь, пригласил поселиться в их деревне. Юрий согласился не сразу. Пошёл советоваться с Прево. Тот одобрил решение.
- А я останусь тут. Скоплю деньжат, там дальше видно будет.
Простились. Обнялись. Прево на прощание снабдил Юрия патронами к его неразлучному «парабеллуму».
Здоровенный пикап Филата Зыкова долго катился по хорошей дороге. Отмахали от столицы 150 вёрст. Внезапно Филат свернул с шоссе на боковую дорогу. Затрясло сильнее. Машина, подняв тучу пыли, рыча продиралась к едва видной деревне. Сельская улица, на которую въехал пикап, была очень похожа на улицу родного Юрию Клушина. Только дорога, проходившая по центру села, была асфальтированной. Русская деревенская калитка и родной язык ласкали взор и слух Юрия. Чужбина давно тяготила его широкую русскую душу. Только верой и усилиями воли Юрию пока удавалось победить ностальгию.
У плиты хлопотала хозяйка. Одежду её составляли традиционные русские сарафан и рубашка с вышивкой. Длинные косы были уложены красивой причёской. Двое её сыновей чистили винтовки. Филат познакомил Юрия со своим многочисленным семейством. У него к тому времени родилось одиннадцать детей.
Староверы не пьют чужую воду, не едят вместе с иноверцами. Для Юрия накрыли гостевой стол, Филат присел рядом. Потекла дружеская беседа. Вопросов веры не касались. В основном, говорили о далёкой Родине. Юрию было непонятно, как староверы сохранили такой чистый и правильный русский язык. Филат рассказал, что детей они не отдают в местные школы, а учат в своей. Общаются с местными только по необходимости.
Трудолюбие староверов явилось одним из факторов, благодаря которому они выжили на чужбине и сохранили свои обычаи. Разговор опять уходил в сторону далёкой незабвенной России. Филат сказал, что там скоро будут значительные перемены. В ноябре умер Брежнев. Его кресло занял Андропов. Юрий почти безразлично отнёсся к такой новости. Что один, что второй состояли на службе у мирового масонства, о котором Юрий достаточно прочитал у Солоневича и Башилова.
Для русского народа наступали тяжкие времена. Из брежневского сытого безвременья страна катилась в кровавый хаос. Филат не возражал, но только как - то особенно стал посматривать на Юрия.
Поселили гостя в пустовавшей избе. Хозяева перебрались в Бразилию и наезжали лишь изредка. Размеренная деревенская жизнь пошла своим чередом. Филат навещал достаточно часто. Он раздобыл для Юрия подлинные уругвайские документы. Как это удалось сделать, для всех осталось непроницаемой тайной.
В один из вечеров Филат пригласил Юрия к себе. Многочисленное филатово семейство ничуть не мешало их беседе. Филат налил по стопке. Выпили. Помолчали. Потом старовер вытащил потрёпанный журнал «Тайм».
 
На его обложке красовалась большая фотография Юрия. Ничего не говоря, Филат положил журнал на стол. Юрий с интересом стал рассматривать находку знахаря. Потом спросил, зачем тот хранит такие древние журналы. Филат немного помялся, потом сказал:
- Возможно, это не моё дело. Но для русского народа вы явились Светлым Ангелом в тяжкую годину испытаний. Мне неизвестна ваша жизнь, но знакомые говорили, что вы долго были в заключении на родине, а потом храбро сражались за Мальвины с англичанами. Мне будет очень приятно, если вы не отвергнете мою безкорыстную помощь.
Промолвив это, Филат вручил Юрию уругвайские документы. Теперь Юрий стал легальным гражданином страны, правда имя пришлось взять новое. В благодарность он рассказал Филату подробности своего полёта в апреле 1961 года, поведал о тяжёлых боях на Мальвинских островах, о потерях друзей, о репрессиях, развёрнутых против героев – лётчиков проамериканским правительством Аргентины. С большой теплотой Юрий говорил о главкоме ВВС Лами - Дозо и о своём командире – капитане Коломбо.
Филат слушал, не прерывая рассказ пилота. Это была неизвестная староверам яркая жизнь русского героя, витязя их далёкой незабвенной Святой Руси. Тяжкая чёрная пелена опустилась на одну шестую часть суши. Огромная беда повисла над наивным, обманутым, оболганным и спаиваемым народом. Зловещий силуэт мирового масонства уже застилал весь исторический горизонт России. Вскипая кровавым месивом, страна всё больше и больше опускалась в бездну. Но пока ещё не поздно было отвернуть, отойти от чёрного провала, куда гнали русский народ масонские изуверы. Обстановка тогда ещё позволяла надеяться на лучший исход. Вьюжным вечером февраля 1983 года Светлана Владимировна Щёлокова удачным выстрелом продырявила кровавого саксофониста прямо в лифте его дома.
 
В феврале 1984 года Андропов умер. На его похороны съехался весь сонм ярых ненавистников России – Рокфеллер, Тэтчер, Морган… Они прекрасно знали, кто был этот страшный человек и на чью мельницу он лил воду. Тэтчер даже рыдала в голос над гробом усопшего.
Юрий засобирался домой. Он попросил Филата сделать хороший чемоданчик, как бы для зубного инструмента. В его полости можно было спрятать неразлучный «парабеллум». Филат долго возился, но сделал всё как нужно.
Юрий проводил свободное время, разбирая старые граммофонные пластинки уехавших хозяев дома. Некоторые были в хорошем состоянии, и их можно было слушать. И вот, однажды из динамика радиолы полилась удивительная песня:
 
Замело тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой
И холодныя ветры степныя
Панихиды поют над тобой.

Ни пути, ни следа по равнинам,
По сугробам безбрежных снегов.
Не добраться к родимым святыням,
Не услышать родных голосов.

Замела, замела, схоронила
Всё святое, родное пурга.
Ты, - слепая жестокая сила,
Вы, - как смерть, неживые снега.

Замело тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой
И холодныя ветры степныя
Панихиды поют над тобой.

Но ударят весенние громы,
И растопят громады снегов,
И услышим опять перезвоны
Всех твоих сорока сороков! 

Резануло по сердцу, выбило непрошенную слезу. Не знал Юрий Алексеевич, что Филарет Чернов, написавший проникновенные слова романса, погиб в психушке, преданный женой и всеми забытый, а певицу Надежду Плевицкую французы замучили в тюрьме как советскую разведчицу…
Но внезапно пилота озарило воспоминание о прочитанной в православном храме Буэнос – Айреса книжке Бориса Башилова «Пламя в снегах». Это был гимн русской несокрушимой мощи, гимн народу, создавшему в суровых условиях великое государство, частью которого Юрий Алексеевич ощущал себя всегда. Вот и теперь чувство нравственной бодрости и духовной крепости наполнило и согрело его душу.
Тёплым февральским днём Юрий вылетел на родину. Денег Филат собрал столько, что хватило бы и на кругосветное путешествие. Через туристическую фирму была получена виза и организован десятидневный вояж по городам СССР. Путь лежал через Францию. Там пересели на советский Ил-62. Погода сменилась, сильно похолодало. Февраль в северном полушарии не летний месяц.

16. Возвращение.

Родина встретила Юрия пургой. Белые вихри кружились по лётному полю, танцевали возле автобусов, перепрыгивали на крышу аэропорта. Группа уругвайских туристов, кутаясь в разноцветные тёплые одеяния, быстренько расселась в поданном красном автобусе с белой надписью «Спутник».
Разместили прибывших гостей в отеле, недалеко от центра Москвы. Юрий для виду пару дней ходил на экскурсии, потом сказался больным и остался в номере. Группа, громко разговаривая, скрылась в вестибюле. Юрий подождал, пока они сядут в автобус, и двинулся к выходу.
Генерал Чук был в 1984 году уже в ранге министра. Ловкий двурушник, он, не стесняясь, топил конкурентов, подчиняя все свои действия лишь карьерным мечтам. Ему пришлось вести дело Юрия и за рубежами Советского Союза.
В Аргентине всё было просто. Служит летун и служит. Ну, съездил во Францию. А так, вся жизнь на виду. Когда же Юрий нелегально перешёл границу Уругвая и растворился безследно в этой стране, генерал Чук разработал специальную операцию по поиску и обнаружению подопечного. Она была одобрена Андроповым и принесла успех. Вновь удалось наладить постоянное наблюдение.
На месте трагедии 1968 года в Новосёлове и близлежащих деревнях контрразведчиками были завербованы агенты из числа местных жителей. Им вменялось в обязанность доносить своим патронам любую информацию о трагедии или людях, появляющихся в той местности и интересующихся теми событиями. Мера оправдалась с лихвой. Агенты сдали достаточно большое количество самодеятельных исследователей, раскопавших подлинные факты. Участь исследователей была незавидна. Все они уничтожались хорошо отлаженными методами.
Агенты участвовали и в дезинформационной кампании. Не давая исчерпывающую информацию о трагедии по официальным каналам, исподволь, слухами генерал Чук формировал общественное мнение, делая упор на то, что лётчик пил, морально разложился от свалившейся на него славы, летел в тот полёт ради собственного удовольствия – охоты на лосей и другие нелепости в том же духе.
Временщикам – карьеристам было мало убрать народного героя, надо было ещё и опоганить память о нём. Чистый и цельный образ Юрия Алексеевича нестерпимо колол их паучий глаз, ярко показывая, каких людей не разучилась рождать Святая Русь. Мелочность устремлений и осознание своей ничтожности подвигало очень многих совковых функционеров на подхватывание и тиражирование слухов и явной клеветы, запущенной Чуком.
На родине лётчика генерал проводил андроповскую разработку «двойники». Когда лётчик несколько дней прожил дома, обманув своих гонителей, надо было как – то объяснить это окрестным жителям, видевшим воочию живого Гагарина после объявленной властями смерти. Пришлось готовить специальных агентов – актёров, в задачу которых входило появляться на родине Первого Космонавта и набиваться в сыновья его родителям.
Таким образом формировалось фоновое общественное мнение, центральной мыслью которого становилось утверждение о том, что настоящий лётчик погиб, а все, кто пытается назваться его именем – сумасшедшие, подлежащие немедленному изъятию и изоляции от общества. Этим создавались наибольшие трудности при легализации подлинного героя, посмей он появиться в родных местах под своим именем.
Получив известие о том, что лётчик в составе туристической группы отбывает в СССР, генерал Чук вызвал одного из своих агентов – актёров, по легенде проживающего в Мытищах. Генерал посмотрел в одутловатое лицо прибывшего. Да, похож не очень, ну да этого и не требуется сейчас.
- Послушайте свою задачу. Вам надлежит сегодня же активизировать свою деятельность на родине объекта. Больше шума, крика, суеты. Главное, что бы вы напомнили стержневую линию нашей разработки – на родине появляются двойники погибшего. Их стремление - известность и слава Первого Космонавта. Всем окружающим должно стать понятно, что это больные люди. Кричите громче, бейте стёкла, словом привлекайте внимание окрестных жителей и прохожих. Местные товарищи вам помогут. Отправляйтесь туда немедленно. Всё. Идите.
Одутловатый, неловко повернувшись, вышел. Задание он выполнил. Был шум, битые стёкла. Прилюдно на машине «Скорой помощи» агент – актёр был увезён с места происшествия. Потом, на следующий день, появился снова. Комедия продолжалась с неделю, пока Чук не сказал:
- Хватит, а то переборщим.
Агента отправили в престижный закрытый санаторий – жрать водку и валяться на женской плоти. Что ж. Заработал. Каждому - своё.
А генерал Чук затаённо ждал. Время поджимало. Объект прибыл, живёт с туристами в гостинице и два дня ходит на экскурсии. Наружка исправно ведёт его по Оружейной палате, Пушкинскому музею, Третьяковке. И вот сигнал – объекта нет в группе! Чук закрутил диск телефона. Отдал распоряжение группе захвата. Брать только ночью. Под утро. Тихо, незаметно. При сопротивлении применить оружие немедленно. Потом он устало опустился в кресло. Задал хлопот ему этот лётчик…
Вот уже почти двадцать лет приходится вести его дело. Скольких, докопавшихся до следов контрразведки, пришлось за это время убирать! Но в обществе почему – то не убывал интерес к личности пилота и подробностях его последнего полёта на истребителе. Чук не понимал людей, проявляющих такое любопытство. Ну, сидели бы по отведённым им норам и стойлам. Пожирали бы корм да в меру размножались. Глядишь, были бы живы. Началось с техника ошибочно сбитого самолёта, который, опознав не свою машину в прилетевшем МиГе, стал обсуждать такие чудеса с товарищами. После двум пвошным генералам пришлось авиакатастрофы устраивать. Потом лётчик перехватчика Су-11 болтать начал. Тоже заморочка в Луховицах была…
Особенно досождали космонавты из русских. Беляев был их вожаком. Ещё во время работы комиссии по ртасследованию гибели пилотов, он, почувствовав фальшь и передёргивание начал собирать материал для своего собственного расследованя. Друзья космонавты поддержали его, подписавшись под письмом Устинтову.
«Секретарю Центрального комитета КПСС
товарищу Устинову Д.Ф.
Уважаемый Дмитрий Федорович!
Вы понимаете, что мы, летчики-космонавты, были глубоко потрясены гибелью наших дорогих друзей Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина при выполнении ими относительно простого полетного задания.
На протяжении всего времени расследования мы очень внимательно следили за его ходом, как могли помогали объективному расследованию, лично участвовали в работе подкомиссий, беседовали с их членами, председателями, а также с привлеченными к расследованию заслуженными летчиками-испытателями СССР. Изучили все обстоятельства происшествия.
В результате всего этого у нас сложилось определенное мнение об обстоятельствах и причинах этой тяжелой катастрофы. Однако, как нам стало известно, подкомиссия №4 сформулировала причину катастрофы, заключающуюся в резком отвороте самолета летчиками от облаков или от воздушного шара, что привело к выходу самолета на закритические режимы, и, как следствие, его падению.
Мы считаем, что для такого заключения не имеется оснований.
Изучением метеорологической обстановки при расследовании катастрофы подкомиссией №1 установлено, что между первым и вторым слоем облачности никаких облаков не было. Даже если и были бы облака, то зачем летчикам резко отворачивать от них самолет? По существующим правилам и методике они должны были спокойно в них войти и выйти, используя приборы, как это обычно и делается (заранее обходят только грозовые облака). Мы как авиационные специалисты с недоумением смотрим на это вольное, необоснованное трактование действий летчиков в этих условиях.
В самом деле, как могли летчик-испытатель 1-го класса В.С.Серегин, летавший при минимуме погоды днем и ночью в сложных метеоусловиях, и Ю.А.Гагарин, имевший практику полета по приборам и в облаках, из-за боязни облаков сделать резкий отворот от них и сорваться в штопор?
По нашему мнению, это надуманная и ничем не обоснованная версия, бросающая тень на наших славных летчиков.
Кроме того, непонятно, почему не принята во внимание оценка поведения самолета и экипажа с момента последней радиосвязи и до момента падения, сделанная группой летчиков-экспертов во главе с заслуженными летчиками-испытателями СССР Седовым, Ильюшиным и другими. Эти специалисты в заключении указали: «...Объяснить движение самолета по рассчитанным группой динамики полета траекториям никакими сознательными действиями экипажа невозможно. Такое движение самолета вероятнее всего могло быть при временной потере экипажем работоспособности в воздухе вследствие какого-либо воздействия на экипаж».
В процессе расследования катастрофы было проведено большое количество наземных и летных экспериментов в ГНИКИ ВВС, ЛИИ МАП и в других организациях. В результате их установлено, что отрицательный перепад давления (-0,01) в кабинах самолета Ю. А. Гагарина мог быть только из-за нарушения их герметичности.
Избыточное давление в кабинах исправного самолета всегда только положительное и находится в пределах от +0,1 до +0,12 килограмма на квадратный сантиметр. С этим согласились все научные организации, принимавшие участие в проведении экспериментов, и подкомиссии, расследовавшие катастрофу.
В связи с тем, что отрицательный перепад давления в кабинах самолета Ю.А.Гагарина мог явиться только результатом их разгерметизации, необходимо было изучить все причины ее возникновения.
Проведенные эксперименты показывают, что разгерметизация кабин могла произойти вследствие:
— разрушения фонарей или кабин от столкновения с воздушным шаром или другими посторонними предметами;
— взрыва на самолете в районе кабин.
Как нам известно, подкомиссия №2 в одностороннем порядке, без привлечения представителей подкомиссии №1, взяла на проработку версию о том, что разрушение кабин произошло якобы при ударе о деревья. При этом допущены необоснованные выводы и заключения:
— схема расположения деревьев на месте катастрофы выбрана произвольно в предположении, что кабины самолета были разрушены группой деревьев, расположенных по полету с правого борта; на самом деле таких деревьев там нет, что видно из официально представленной в Правительственную комиссию схемы, выполненной 4 апреля сего года с помощью теодолитной съемки специалистами на месте падения самолета;
— прочностные расчеты на разрушение самолета при столкновении с деревьями не делались, хотя это разрушение утверждается однозначно;
— эксперимент по сбросу фонаря и замеру времени срабатывания стрелки прибора УВПД (указатель высоты и перепада давления.) выполнен без учета влияния наддува в кабину от работающего двигателя и скоростного напора, что безусловно скажется на этом времени;
— обойден факт отсутствия 62 процентов остекления фонарей кабин на месте катастрофы, а также противофлаттерного груза.
Непонятно, как можно делать вывод о резком отвороте летчиков от облачности из-за боязни попасть в нее, не имея абсолютно никаких доказательств к этому, и из каких-то конъюнктурных соображений игнорировать такие веские и объективные обстоятельства, как отсутствие остекления и противофлаттерного груза, а также зафиксированный факт отрицательного перепада давления в кабинах.
Неясно также, почему при расследовании не приняты во внимание показания большого числа очевидцев о слышанных и виденных взрывах на самолете. В районе полета самолета слышали взрывы и наши космонавты (Леонов, Попович), о чем они доложили.
Обращает на себя внимание непонятное стремление некоторых членов подкомиссии №2, председателем которой является товарищ М.Н.Мишук, в процессе расследования выставить Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина как виновников происшествия и во что бы то ни стало оправдать авиационную технику.
Мы понимаем, что товарищ Мишук как главный инженер ВВС несет ответственность за организацию подготовки самолетов ВВС к полетам и одновременно расследует эту подготовку, но это не может служить оправданием такой тенденциозности.
Исходя из результатов исследований и экспериментов, мы считаем, что наиболее вероятной причиной катастрофы является столкновение самолета с падающим (или летящим) воздушным шаром или взрыв на самолете, что привело к разрушению фонарей кабин самолета и, как следствие, к созданию сложной аварийной обстановки и временной потере работоспособности летчиками.
Предложения:
1. Исключить из заключения формулировку «резкий отворот от облаков» как ничем не обоснованную и бросающую тень на квалификацию и авторитет Героев Советского Союза Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина.
2. Для расследования причин нарушения герметичности кабин самолета создать специальную комиссию из незаинтересованных лиц и только после изучения этих вопросов принять окончательное решение по катастрофе. При этом использовать имеющиеся материалы по летным и наземным экспериментам в кабине самолета УТИ МиГ-15, проведенным в ГНИКИ ВВС, ЛИИ МАП, ОКБ и других организациях, эпюры давлений по фюзеляжу самолета при полете на больших углах атаки, результаты расчетов на прочность, летную оценку траектории полета, выполненную летчиками-экспертами, показания очевидцев и другие материалы.
Направляя это письмо лично Вам, мы просим Вас как председателя Правительственной комиссии принять необходимые меры по установлению истинной причины гибели наших товарищей.
Г.Титов, А.Николаев, П.Попович, В.Быковский, П.Беляев».
Беляева пришлось убирать, он так и не успокоился.
 
А родственники объекта! Отца и брата так и не удалось ни купить, ни уговорить. Одного пришлось тихо отравить, а другому разыграть самоповешение. Но главной цели генерал добился. В официозе тема гибели героя стала с самого начала запретной. За неё убивали. Быстро и безжалостно. Это знали все, сколько - нибудь причастные к теме и сведущие люди. Появлялись лишь контролируемые публикации, из которых правды было понять невозможно.
Целая группа «морских свинок» из академии Жуковского состряпала обнаучненную версию, подкреплённую матмоделью. Вокруг этого бреда и крутилось дозволенное общественное мнение. Остальные горе – писатели были сразу же причислены к сумасшедшим…
Часы тянулись медленно, Чук нервничал: наружка надолго потеряла объект. Из гостиницы он скрылся и что – то предпримет теперь?

17. Пламя в снегах.

Юрий полностью сменил одежду. Закутался в шарф и вышел из своего номера. Ключи он не сдавал. Спустился на лифте вниз и вышел через ресторан во двор. Там сунул пятёрку водителю грузовика, стоявшего у ворот под разгрузкой товара. Шофёр открыл дверцу, и Юрий протиснулся в кабину. Поехали. При выезде из ворот, Юрий пригнулся, как бы завязывая шнурок. Так, на попутных машинах, он добрался до Ржева. Ранние сумерки и вьюга помогали остаться незамеченным. Ржев уже зажигал огоньки в домах, на улицах кое – где работало освещение. Юрий вышел из машины на завьюженной улице, вблизи старообрядческого храма. Там уютно мерцали свечи, и под негромкое пение шла служба.
Русский народ, несмотря на колоссальное воздействие интернациональной банды, всё ещё помнил о вере, и церкви созывали прихожан звоном колоколов. Россия, Святая Русь была жива! Ради неё, прекрасной, солнечной страны и жертвенного русского народа и возвращался Юрий в родные места. Кто – то должен был возглавить назревающее как обвал русское возрождение. Всенародная любовь и венец мученика делали Юрия Алексеевича более чем реальным претендентом на мессианскую роль. Возможно, он чувствовал это всем своим существом, возможно, получил Божественное Откровение и удостоился видения Богородицы. Сиё сокрыто от нас за грехи наши.
По полутёмным улицам мела позёмка, Юрий, проверяя, оторвался ли он от наблюдения, петлял кварталами древнего Ржева. Окружным путём, останавливаясь на перекрёстках, он постепенно вышел к величественному зданию железнодорожного вокзала. Привокзальная площадь, плотно заваленная сугробами снега, провожала редких пассажиров светом двух подслеповатых фонарей. От Ржева на Вязьму ходил дизельный поезд. Юрий успел на последний рейс, купив билет в кассовом окошечке с милым русским белокурым личиком.
Локомотив, свистя, потянул полупустые вагоны к выходному светофору станции Ржев Балтийский. У окна, в середине вагона, Юрий устроился немного перекусить: тяжёлая дорога давала о себе знать. На улице бушевало снежное ненастье. В темени проплыли пригороды, потом стало совсем черно. Люди постепенно покидали пустеющий на остановках вагон.
Вскоре Юрий остался почти один и немного вздремнул. И привиделось ему, что в вагон входят, протискиваясь сквозь узость дверей люди с оружием – противотанковыми ружьями, винтовками и автоматами, на их заснеженных могучих плечах лежат стволы станковых пулемётов и миномётные плиты. Люди беззвучно рассаживаются по подразделениям, занимая всё свободное пространство вагона. Но места не хватает, новые и новые подразделения стремятся в открытые двери. Юрий видит глаза солдат. Они полны решимости выполнить свой долг и умереть в бою с ненавистным врагом. Им был адресован знаменитый приказ №227 – ни шагу назад. И все они ушли в вечность, в эти леса и долины, в города и сёла, в нашу современную далеко не простую жизнь. Теперь этот приказ был и для него, полковника Гагарина. Пришло такое время.
Юрий открыл глаза. Поезд подходил к Вязьме. Мелькали огни переездов, под полом вагона колёса гулко отсчитывали стрелки и пересечения рельсового пути. Вязьма уже спала, последние пассажиры споро расходились по домам, подняв воротники. Разбитной водитель молоковоза взялся доставить Юрия в родной город. Глубокой ночью они въехали с северо - запада в спящий, заметённый снегами Гагарин. Юрий расплатился и пошёл к дому, огибая знакомые до боли дома. Перемахнув несколько заборов, Юрий очутился в родном дворе.
В комнате матери послышались шаги:
- Кто здесь?
- Мама, не бойся, это я, Юра.
- Ох, как вы надоели. Уходите прочь!
- Мама, ты что!
Анна Тимофеевна сердцем почувствовала своего сына. Узнала его голос. Бросилась на шею Юрия. Невозможно описать трагическую, пронизывающую душу, обстановку их последней встречи. До утра они долго разговаривали, вспоминая прошедшие годы. Мать поведала сыну о недавних событиях. Юрий понял, что его здесь ждут и надо уходить. Но мать попросила дня два подождать. Он не смог ей отказать.
Генерал Чук был в бешенстве. Объект безследно исчез из гостиницы. Все его вещи и документы были на месте, а самого и след простыл. Холодный пот пробивался на липком лбу генерала: вот только потери контакта ему ещё не хватало! Лётчик человек решительный, мог пойти на всё. Что у него на уме? Почему молчит наружка, размещённая возле дома пилота? Генерал набрал номер телефона. Трубка глухо сообщила – без изменений, сильная пурга, видимость падает, температура падает, приборы ночного видения не работают – аккумуляторные батареи сели. Новые везут из Москвы. Чук обматерил нерадивых службистов и их поганое материально – техническое обезпечение. Но где же объект, где???
Юрий спокойно спал в родном доме. Это было несказанным счастьем, так долго лелеянной на чужбине мечтой. Мама хлопотала по хозяйству. Снега за ночь намело с полметра. Заряды обрушивались на город один за другим.
Часов в 10 утра у калитки появился незнакомец в кожанке с брезентовой сумкой через плечо. Анна Тимофеевна открыла незваному гостю. Он представился электриком и полез смотреть счётчик. Однако всё время зыркал по сторонам. Но ничего необычного он не заметил. Одежда и обувь Юрия были предусмотрительно убраны. Сам же он перебрался на чердак, ощутив, как врезался в ногу металл затвора «парабеллума». Электрик полазил по дому и ни с чем ретировался.
Генерал Чук опять получил доклад – без изменений. Надо было срочно что – то предпринимать. Объект потерян, намерения его неизвестны. В такой обстановке благоприятный для генерала ход событий мог и не состояться. Чук ходил по кабинету. Мысли бегали, предлагая различные варианты действия. Но все они не годились. В такой мороз объект должен где – то скрываться. Иначе замёрзнет. Просчитал его друзей и знакомых. Все взяты под наблюдение. Но они ведут обычную жизнь, никто безпокойства не проявляет. Возле дома на родине лётчика постоянно дежурят до 30-и сотрудников посменно. Никаких следов.
Было от чего тереть генеральскую макушку. Тумака можно схватить приличного, хорошо хоть Андропов почил во Бозе, а его преемник пока не раскачался, входит в курс других дел.
Юрий после ухода «электрика» слез с чердака и сказал матери:
- Этот приходил проверять, нет ли меня здесь. Они не успокоятся. Надо уходить.
- Да куда же ты пойдёшь, сынок? Мороз ведь какой!
- Буду пробиваться в Сибирь, к староверам, на Соляную тропу.
- А нужен ли ты им?
- Меня туда ведёт проверенная дорога. Есть среди них люди, готовые помочь.
- Ну, как знаешь. Только дождись погоды, чтобы тебя не заметили.
- Ладно, мама. Будем ждать следующего бурана, благо к весне они часты.
Генерал Чук вызвал к себе начальника научно – технического управления. Тот появился в дверях с важным видом, представился и сел.
- Генерал, мне бы хотелось уточнить у вас, имеем ли мы в распоряжении безконтактную систему съёма речевой информации по лазерному лучу?
- Да, такая система есть.
- Вы можете её немедленно развернуть? Нам очень надо прослушать один сельский домик.
- Можем. Но у системы есть ограничения по погодным условиям и по расстоянию до объекта. Необходимо обследовать условия работы перед установкой техники.
- Нет. Это исключено. Ставьте так. Главное условие – скрытность. Установите всё в фургоне на автомобиле. Припаркуйте его где – нибудь поблизости. Через пять часов я должен слышать всё, что происходит в том домике.
К исходу дня Юрий обратил внимание на фургон с надписью «Хлеб», припарковавшийся на другой стороне улицы. Машина встала, водитель вышел и больше не возвращался. Сердце Юрия тревожно заныло. Но он был готов ко всему. Больше в неволю он не пойдёт. Как там, у кубинцев: Родина или смерть!
Генерал Чук получил записи снятых разговоров поздно ночью. У специалистов дешифровки сомнений не оставалось – объект в доме. Операцию захвата Чук назначил на четыре утра. Предполагалось ворваться в дом неожиданно тремя группами с разных сторон…
Юрий в эту ночь не спал. Они много говорили с мамой и не могли наговориться, предчувствуя, что видятся в последний раз. Под утро Юрий увидел в окно мелькание множества теней. Группы захвата выдвигались на исходную. Время пошло на секунды. Он спокойно сказал маме:
- Иди в подпол. Посиди там. Сейчас начнётся.
Анна Тимофеевна перекрестила сына и исполнила его просьбу. Юрий положил запасную обойму в задний карман брюк. Вынул подарок генерала Дозо. «Парабеллум» матово светился в руке. Отвёл затвор. Загнал в ствол патрон. Вытащил обойму, дозарядил. «Парабеллум» лежал в руке как влитой. Решимость всех его металлических частей сплавилась в одно целое и передавалась человеку.
Звон разбиваемого стекла заглушили выстрелы. Юрий бил наверняка, будучи готовым и хорошо целясь. Нападавших было много. Они кубарем вваливались в комнату через окна, под прикрытием светошумовых гранат. Но эти пукалки разве могли смутить безстрашного лётчика? Первая тройка ввалившихся уже лежала на полу, получив по два попадания каждый. Не спасли и бронежилеты. Когда потери нападавших превысили шесть человек, они открыли бешеный огонь, изрешетив стены дома. Юрий был тяжело ранен и потерял сознание.
Генерал Чук ждал доклада от группы захвата. Они что – то задерживались. Вот, наконец, звонок. Командир группы сообщал:
- Объект оказал вооружённое сопротивление. Потери группы пять убитых, семь раненых, двое тяжело.
У Чука всё упало внутри. Потерять двенадцать человек! Справившись с собой, он спросил, жив ли лётчик? Командир группы ответил, что жив, но тяжело ранен. Без сознания. Чук взревел в трубку:
- Вы что там мне, в войну играете? Башку размозжу лично об свой стол, если объект не выживет!
Командир группы, морщился возле телефона. Мало того, что этот парень уложил пятерых наповал, мало того, что у самого командира группы пуля застряла в ноге, ему ещё и выговор. Но он справился со своими эмоциями, ответил – Есть! И бросился к своей машине, где на заднем сидении в наручниках лежал без сознания раненый.
Машина рванулась в сторону Москвы. Они успели вовремя. Юрий остался жив. Продолжался его тернистый путь: опять Красноярск, Тинская, знакомая палата…
На следующий день после ночного боя в дом к Анне Тимофеевне без лишних слов вошли несколько человек. Ничего не спрашивая, они молча застеклили окна, поправили рамы, замыли кровавые лужи, словом навели полный порядок.
Через две недели на пороге Анны Тимофеевны появился первый секретарь Смоленского обкома КПСС. Он вежливо поздоровался и вошёл в комнату. Хозяйка не скоро составила гостю компанию. Хлопотала по хозяйству, возилась у плиты. Функционер партии измены терпеливо ждал. Задачу ему поставили сложную: отселить Анну Тимофеевну из её дома во вновь построенный Дом Космонавтов. Трогательная забота о престарелой матери Гагарина объяснялась просто. Временщикам нельзя было допустить стихийной организации мест поклонения русских людей своим героям. Андропов вдоволь навозился с Домом Ипатьева в Свердловске, пока Беня Эльцер не снёс это здание в 1977 году по его приказу. Теперь намечалось не менее значительное для русского народа место на Смоленщине.
 
Незваный гость Анны Тимофеевны исподволь повёл разговор о том, что тяжело де одной жить в этом доме, что пора бы переехать ей в новый дом. Лесть и яд стекали с уст партийной змеи. Но Анна Тимофеевна твёрдо заявила функционеру, что ляжет под нож бульдозера, если этот дом начнут сносить. Первак ретировался ни с чем. Тогда руководство партии измены поручило улаживать вопрос поднаторевшему в грязных делах генералу Чуку. Он привычно справился, сократив дни земной жизни матери лётчика в середине лета того же 1984 года.
Дом, где пролилась кровь Юрия, был безжалостно снесён уже в августе. Уроды запрыгали на костях, празднуя свою победу. Они уже взялись за весь русский народ и его государство. Намечался полный разгром СССР, уничтожение промышленности, армии, космоса и большей части русских людей. Называлось это кровавое пиршество перестройкой. Во главе разрушителей явно просматривался выпестованный Андроповым и меченый дьяволом ставропольский мерзавец.

18. Памятник в Монтевидео.

Юрий полулежал в кресле – каталке. За окном занималась весна. Небесная лазурь нестерпимо звала ввысь сквозь прутья оконной решетки. Юрий всё чаще приподнимался в своей каталке, разминая ноги и руки, сгибался, как мог. Группа захвата во время ночного боя всадила в него больше десятка пуль. Просто чудом ему удалось выжить той памятной февральской ночью 1984 года.
Здоровье медленно возвращалось в его израненное тело. Юрия никто не навещал. Прошло уже больше года со дня нового заключения, а он даже не знал о смерти матери и сносе отчего дома. В начале сентября появился генерал Чук. Он вошёл, по – хозяйски сел напротив, и повёл свой змеиный разговор:
- Знаете, Юрий, мне, как офицеру – фронтовику очень импонирует ваше мужество. Вы храбро дрались в небе Южной Атлантики. Вы уложили при задержании двенадцать специально подготовленных и хорошо вооружённых офицеров спецназа. Я преклоняюсь перед вашими достоинствами, как лётчика. Это для меня недоступная сфера, но ваши коллеги, которых я расспрашивал, весьма высоко отзывались о вашем мастерстве.
Юрий слушал вполуха. Этот двурушник мог тарахтеть сколько угодно. Хорошо бы влепить уроду пулю про меж глаз из любимого «парабеллума», да жаль, нет его. А Чук разливался в лести. Он обещал Юрию полную легализацию, реабилитацию и все блага жизни. А что же требовалось в таком случае от лётчика? Да всего – ничего. Самая малость: надо было публично поддержать меченого трепача – разрушителя. Человека, чьё гнилое нутро было противно каждому русскому патриоту. Юрий презрительно посмотрел на ожиревшую генеральскую физиономию.
- Скажите, генерал, а ваш сын ещё не застрелился?
Чук в суеверном страхе отпрянул от каталки. Откуда он знает? Кто сказал?
Юрий уничтожающе глядел в змеиные глаза проходимца. Чук не смел отвести взгляда. Юрий сказал своему навязчивому собеседнику:
- Ваша дочь вас бросит. Вы будете догнивать на пенсии как одинокий несчастный старик. У меня всё. Прощайте.
Чук, бледновато – серый покидал палату – камеру на трясущихся ногах. Страх липкой паутиной стягивал мысли. Всегда невозмутимо - надменное лицо корчили судорожные гримасы. Хорошо, что шефа в таком СОСТОЯНИИ не видят подчинённые…
В кабинете главврача Чук, стуча зубами пил воду из казённого гранёного стакана. Потом приказал травить объект ударными дозами психотропных препаратов и ретировался в Москву…
Филат Зыков не получил от Юрия никаких обещанных вестей с родины. Лётчик канул в неизвестность. Предчувствуя недоброе, Филат поехал в Буэнос – Айрес. Нашёл там генерала Дозо. Почтенный генерал был уже на покое, но старовера принял. Поняв в чём дело, Дозо стал звонить своим знакомым и сослуживцам. Но они не смогли ничем помочь. Стали думать, как выручать Юрия из беды. Филат рвался ехать в объятую смутой Россию. Дозо поддержал идею и сказал, что выделит на это средства.
При следующей встрече Филат попросил генерала посодействовать ещё в одном немаловажном деле: увековечении памяти Юрия Алексеевича в столице Уругвая. Русская община обратилась к мэру Монтевидео с просьбой назвать одну из площадей именем Гагарина. Но администрация не спешила с решением. После исторического полёта 1961 года прошло 24 года, всё стало понемногу забываться. Да и не в почёте в Латинской Америке названия иноземными именами, тем более в столицах. Это вам не Москва.
Аргентинский аристократ, герой Мальвинской войны, генерал Дозо пользовался заслуженным уважением в странах Южной Америки. Он лично знал многих высших офицеров в армии Уругвая и Парагвая. Переговорив по телефону со своими знакомыми, Дозо попросил устроить ему встречу с мэром Монтевидео. Вскоре пришло приглашение, и Дозо выехал в Уругвай. Встреча состоялась в особняке, недалеко от центра столицы.
Дозо прошёл в просторный кабинет мэра. Сел в предложенное кресло. Напротив пристроился хозяин. Генерал зажёг сигару и сказал:
- Знаете, мне хорошо известен этот человек, имя которого хотят присвоить площади вашего города. Он был моим подчинённым, моим коллегой. Он многократно превзошёл меня и большинство моих пилотов в лётном мастерстве. Он храбро дрался с англичанами в небе над Мальвинами. Наконец, его всемирно известный полёт за пределы атмосферы. Американцы до сих пор скрипят зубами после такой звонкой оплеухи!
- О, да! Мне говорил о достоинствах кандидата господин Зыков. Я всецело поддерживаю вашу просьбу. Мы вынесем решение на ближайшем заседании.
Лами - Дозо поднялся, поблагодарил мэра уругвайской столицы за сердечный приём. А в 1985 году одна из площадей Монтевидео получила имя Гагарина. В 2000 году на ней был установлен бронзовый бюст героя. Автор памятника – всёзнающий Зураб Церетели хотел первоначально поставить монумент в Буэнос – Айресе. Но власти Аргентины не разрешили этого сделать без объяснения причин. Тогда Церетели предложил проект установки бюста Юрия Алексеевича на одноимённой площади Монтевидео. Отлитый на петербургском заводе «Монументскульптура» великолепный памятник теперь украшает неширокую площадь столицы Уругвая. Это единственный памятник Гагарину в Западном и Южном полушариях планеты.
Нужно заметить, что Юрий Алексеевич изображён в полной военной форме офицера советских ВВС, а не в одеяниях «гражданина мира».
К монументу приходят как местные староверы из «Дороги бородачей», так и русские туристы. Последним, правда, невдомёк, как занесло майора Гагарина в далёкий Монтевидео.

 19. Руническая повесть московской площади.

Филат Зыков собирался в туристическую поездку в Россию. На дворе уже стоял 1993 год. Жена паковала нехитрый багаж, а Филат обдумывал, как ему использовать те недолгие десять дней вояжа, отпущенные на поиски Юрия.
Россия бурлила. Социальная неурядица, разграбление страны, невыплаты зарплат, пожар национальных окраин – всё слилось в единый бурлящий и вскипающий русской кровью котёл. Где - то там, в неведомом хитросплетении подлостей и интриг затерялись следы дорогого Филату Юрия, безследно канувшего во вьюжный февраль 1984 года. Девять лет! А как много изменилось! Уже нет на карте страны с гордым именем СССР – исторического правопреемника и защитника интересов России. Страна, сокрушившая фашизм, и первая вырвавшаяся в космос, была сожрана теми же червями, от которых погибла Императорская Россия.
Гнилое брежневское безвременье породило бушующую, раздираемую страстями обстановку девяностых, где благоденствовали воры и убийцы, проститутки и педерасты, заполнившие телеэкран. У Филата была надежда, что в мутной воде вседозволенности, когда КГБ СССР был фактически разгромлен, а контрразведка не имела уже прежних возможностей, ему удастся помочь Юрию, если тот ещё жив. Филат связался с родственниками Сергея Александровича Гагарина. Они обещали помочь, если потребуется. Сами староверы собрали значительную сумму, которую Филат перевёл в московское отделение одного из американских банков.
Дни до отъезда Филат провёл у телевизора. Он старался вжиться во все события, приносимые из русского далёка чёрным ящиком. В середине сентября чета Зыковых улетела в Париж. Потом был путь до Москвы, бушующая золотая осень, неповторимое очарование русской столицы, наэлектризованной, как лейденская банка. Не откладывая в долгий ящик, Филат сразу же направился к Белорусскому вокзалу. Там ему удалось сторговаться с хозяином автомобиля БМВ, и уехать в Гагарин.
Весь путь до родного Юрию города Филат молчал. Водитель тоже был не словоохотлив, и молча топил педаль газа до пола, разгоняя машину к 150 километрам в час. Хорошая дорога кончилась. Затрясло на разбитых улицах города. Один поворот, другой. Вот и цель приезда. Филат щедро расплатился, взял вещи и пошёл к калитке. Дом Космонавтов стоял в глубине уютного двора, засаженного множеством деревьев. В стеклянном павильоне хранилась «Волга» Юрия Алексеевича.
Филат зашёл в главный вход кирпичного здания музея. Залы встретили его тёплой улыбкой и светом Гагаринского обаяния. Филат слушал экскурсовода, вглядываясь в знакомое до боли лицо молодого Юрия. Как начать разговор о феврале 1984 года Зыков не знал. Экскурсия завершилась. Филат спросил, живы ли родственники Гагарина? Экскурсовод представила его симпатичной женщине, крестнице и племяннице Юрия Алексеевича. Она оказалась директором этого музея.
Мило улыбаясь, Тамара Дмитриевна протянула руку. Филат неловко стиснул её ладонь своей широкой клешней. Их разговор сразу пошёл как по маслу, будто они познакомились много лет назад, а теперь встретились после долгой разлуки. Тамара Дмитриевна рассказала Филату, что хорошо помнит 1984 год, когда праздновали пятидесятилетний юбилей Юрия Алексеевича. А накануне, в феврале, пожаловал какой – то псих. Самозванец залез в дом к Анне Тимофеевне, набивался в сыновья. А на самом деле оказался сумасшедшим из Мытищ. Выдворили его. Он упирался, стёкла побил. А Анна Тимофеевна в тот год слегла. После её смерти, ещё могила свежая была, дом матери сломали. Тамара Дмитриевна до конца боролась за эту реликвию, показывала во всех инстанциях дарственную от Анны Тимофеевны, но всё было безполезно. Знающие люди говорили, что за всем этим стоит ЦК КПСС, высшая инстанция страны.
Филат заметил, что в ЦК, наверное, было много более важных дел, чем снос старого дома. Это очень странно, что такими пустячными делами занимались серьёзные занятые люди. Значит, вопрос сноса, решаемый ими, был чрезвычайно важен. С чем могла быть связана такая важность? Что хранили деревянные стены, почему они вдруг стали так ненавистны верхушке партии измены? Тамара Дмитриевна ничего не ответила. Филат понял, что затронул тему, за ворошение которой в СССР – России убивали быстро и безжалостно. Он тепло простился с погрустневшей от воспоминаний Тамарой Дмитриевной. Через час он был уже на пути в Москву.
Туристическую группу Филата продолжали знакомить с московскими музеями. Предстояло посетить и музей спорта, расположенный на главном стадионе страны. Филат рассеяно брёл по залам музея, вполуха слушая объяснения экскурсовода. И вдруг остановился, словно налетел на стену.
Перед опешившим старовером во всю ширь развернулась его дорогая Россия, увенчанная устремлёнными в высь фигурами. Вдоль Уральского хребта мощно и торжественно возвышался Чкалов. Упершись в ледоруб, наступал ногой на Памир Женя Абалаков. А там, над сибирскими просторами, закрывая собой звёздные раны Родины, в районе Красноярска парил Гагарин.
 
Скульптура называлась «Покорители высот». Экскурсовод сказал, что это новое произведение сына легендарного Жени Абалакова. Вопрос Филата о том, почему Гагарин парит над Красноярском, остался без ответа. Старовер долго стоял, изучая мельчайшие подробности загадочной скульптуры. Без сомнения, автор доступными ему средствами пытался донести до зрителя какие – то сокровенные знания. Это почуяло горячее сердце Филата, подсказав верное направление дальнейших поисков.
На следующий день Филат направился к монументу на площади Гагарина. Титановая стела была сооружена в 1980 году скульптором Бондаренко. Филата поразило, что монумент напоминает солнечные часы. Но это были не просто часы. Так скульптор показал время катастрофы. Фигура Юрия – человек, опускающий руки – на фоне неба ясно прорисовывала древнюю руническую подоплёку. Филат воочию увидел, как две руны Урус – прямая и зеркальная магически слились в титановом силуэте, образуя руну Тюр. И в мозгу Филата, словно озарение, огнём зажглись слова, которые он с изумлением и трепетом прочитал:
Русский Юрий первый мощью коллективной несокрушимой воли с огненной силой, соединяющей противоположности, расширил космическое пространство, в котором можно было продолжать творить мир, но путь потребовал жертвы, без которой стало невозможно воплощение намерения, а идея жертвы требовала принести в жертву себя самого. И Воин Духа на Дороге к Алатырю светлым огнем жертвоприношения победил темные оковы сознания и, освобождаясь от них, принял Посвящение и Силу. Он был решителен в достижении цели лишь честными способами, так как средства влияли на конечный результат. И Воин принял решение сам, мужественно неся ответственность за последствия своего выбора. Это стало воплощением справедливости, но не судом присяжных, а Божьим судом - справедливостью, принесенной на острие клинка.
 
Потрясённый Филат обходил вокруг монумента. Стела была расположена как бы на острие копья – руны Тюр. Её образовывали примыкающие к Ленинскому проспекту боковые улицы. Модель спускаемого аппарата корабля «Восток» - сфера из выпуклых титановых пентаграмм стояла на том месте кольцевого гранитного обрамления стелы, где находится сектор руны Тюр древних рунических часов.
Филат купил книжку Германа Вирта и на следующий день приехал сверять свои догадки с книжной мудростью. Тень от стелы легла на модель спускаемого аппарата ровно в 10:32. В книге это время было точно обозначено как завершение рунического часа руны Тюр. Филат стоял в оцепенении от того, что ему открылось. Перевёл взгляд на два высоких дома, красиво обрамляющих въезд с площади на Ленинский проспект.
Крышу одного из них украшали четыре фигуры – изваяния, крышу другого – двенадцать. Вот так штука! Двенадцатое апреля читалось невооружённым глазом. А дома и украшения на крышах постройки пятидесятых годов, когда о полёте в космос только мечтали. Мистический ток пронизывал каждую клеточку Филата, стоявшего возле памятника. Он не мог двинуться с места. Наконец он медленно обошёл чёрное гранитное кольцо, опоясывающее тридцатитрёхметровую стелу. Семиметровая фигура Юрия врезалась в пламенеющие закатом небеса. Вглядевшись получше, Филат увидел, что её силуэт прорисовывает ещё одну руну, уже не славянскую. Это была еврейская руна смерти – Тау…
Осень золотом листвы сбегала на тротуары Москвы, струилась в реке, отражалась от первого ночного ледка на лужах, висела в воздухе тысячью паутинок. Филат в раздумье шёл по городу. Он просто гулял, осознавая, что преподнесла ему площадь Гагарина. Совершенно незаметно для себя он очутился возле квартала, примыкающего к Дому Советов. Множество людей строили баррикады, казалось, что шёл непрерывный митинг.
Филата заинтересовало необычное действие. Он подошёл поближе и стал расспрашивать у пожилого бородатого казака, что происходит. Тот коротко сказал:
- Народное восстание. Будем бить зажравшихся уродов. Присоединяйся, если не трусишь.
Филат по натуре был сорвиголова, раздумывать долго не стал и уже через десяток минут присоединился к постройке баррикады. Дом был полон самыми разными людьми. Филат видел и приднестровцев, и морских пехотинцев, и людей в чёрной необычной форме – отряд Баркашова. Строительство баррикады закончилось глубокой ночью. Возле Дома Советов горело множество костров, у которых грелись последние витязи империи, вставшие по зову сердца на защиту Родины.
Филат бродил между кострами, присаживался, слушал речи людей, приехавших из далёкого края, что бы принять участие в решительной схватке с могильщиками Советского Союза. Правда русской жизни хлестала и била Филата. Здесь он познал то, что не доносили голубые экраны и радиоголоса. Праведный народный гнев уже бурлил по всей стране, разграбляемой бандой интернациональных воров и убийц. Капеэсэсиха, подобная унтер-офицерской вдове, выпорола сама себя и заняла самое позорное место в пантеоне русского прошлого, наречённая народом партией измены. Но неорганизованные народные выступления чаще всего кончаются провалом и поражением.
 
Во главе восстания встали люди, интересы которых были страшно далеки от победы поднявшегося  против диктатуры сволочи народа. Филат тяжело переживал кровавую бойню последующих октябрьских дней. Танки били в упор. Белоснежный дворец стал чёрным, в его стенах погибали лучшие сыны и дочери незабвенного Советского Союза.

А мы - стоим. На смерть, а не на жизнь,
И наша кровь убийцам отольётся.
Ты только в моём сердце не остынь,
Любовь, которая в плечо прикладом бьётся…
 
 К исходу дня 4 октября стало ясно, что убьют всех, кто сопротивляется с оружием. Плечо Филата было синим от постоянной стрельбы, руки пропитались оружейным маслом и пахли пороховой гарью. Сдаваться уголовным ублюдкам он не стал. Прорывался вместе с группой хорошо вооружённых бойцов через подземный коллектор. Короткий огневой бой позволил группе смести заслон и выйти в тоннели метро.
Командир группы был ранен при прорыве. Он велел своим людям рассредоточиться, оружие спрятать и пробираться домой по одному. Филат, видя положение слабеющего с каждой минутой командира, вызвался его сопровождать. Тот пронзительно взглянул на бородача, но согласился. Прорыв увенчался полным успехом – все участники добрались до безопасных мест. Филат едва тащил обмякшего от потери крови командира к небольшому кирпичному дому дореволюционной постройки. Короткая лестница, тёмень подъезда. Грузно перевалились через порог. Филат с трудом переводил дыхание. Командир лежал ничком в коридоре.
Филат зажёг свет и потащил командира к кровати. На полу он расстелил простынь, полностью снял с раненого боевые доспехи и обувь. Потом помолился и стал обрабатывать рану. Пуля прошла навылет, лёгкие задеты не были. Через некоторое время Филат сбегал в аптеку и соорудил давно известный ему отвар. Раненый был уже на кровати. Филат сделал укол обезболивающего, напоил командира знахарской смесью. Поздно ночью раненый пришёл в себя и стал просить Филата подойти поближе и сесть. Ему очень нужно было поговорить: пережитый бой и разгром тяжело давил на сознание.
Командир начал издалека. Рассказал Филату о себе, как бегал мальчишкой в белорусском селе, потом армия, Училище имени Верховного Совета СССР, служба в контрразведке. Раненый прерывал свой рассказ длинными паузами, собираясь с силами и вспоминая подробности.
- Вас, наверное, интересует, как я, кадровый военный, оказался в рядах восставших?
- Да, несомненно.
- Тогда слушайте. Было это зимой далекого 1984 года. В феврале меня, уже послужившего и ходившего не один раз на задержание, включили в состав спецгруппы. Выехали в один из городов на Смоленщине. Метель бушевала во – всю. Нас предупредили, что будем брать особо опасного дезертира, который вооружён. Ну, мы не рассуждали. Дезертир, значит дезертир. Рассредоточились и под утро пошли. Домик тот был деревянный, аккуратный такой и чистый. Как положено, бросили в окно гранаты шумовые, затем ринулись внутрь. Этот парень уложил почти половину нашей группы и не застрелился только по тому, что был ранен и потерял сознание.
Я сам надевал на него наручники и относил к автомобилю. Моё лицо было совсем близко к его бледному окровавленному лику. И я узнал его – это был наш народный герой, наша звезда и надежда, человек будущего – Юрий Алексеевич Гагарин.
Пальцы Филата хрустнули, вцепившись в табуретку. А раненый продолжал рассказ дальше:
- Меня тогда будто в воду холодную окунули. Что же я делаю? Ведь в теле того, кого я нёс, сидели и две моих пули…
Тяжёлая тишина повисла в доме. Лишь тикали большие настенные часы. Филат поправил раненому подушку.
- Потом я ушёл из контрразведки. Воевал в Афганистане, дрался там в составе рейдовых групп… Однажды мне повстречался один из моих сослуживцев, тех, с кем я познакомился в 1984 году во время операции захвата. Оказывается, он тоже узнал Юрия Алексеевича. Мало того, мой сослуживец сопровождал его в больницу, а потом забирал оттуда. 
Филат слушал раненого, затаив дыхание. Командир сам рассказывал то, ради чего Зыков приехал в Россию. Иначе, как Волей Божьей назвать это было невозможно. Филат не торопил рассказчика. Понимал, что этим можно только повредить делу. Раненый, собравшись с силами, продолжил:
- Разговорились мы. Тот офицер переживал 1984 год ещё похлеще моего, ибо знал, где и как продолжился тернистый путь нашего светлого витязя – Юрия Алексеевича. Решили мы с ним исправить свою давнюю ошибку. Надо было найти и освободить Гагарина. Теперь - то я понимаю, что встань Юрий Алексеевич во главе нашего восстания, Победа пошла бы за нами хоть на край земли. Это был, несомненно, Богоданный ангел, дарованный земле русской в тяжкую годину испытаний.
Филат поразился схожести чувств, которые испытывал к Юрию Алексеевичу раненый незнакомец и своих впечатлений от годового непрерывного общения с Гагариным. Командир попросил перевернуть его на бок, и речь полилась легче:
Посоветовались мы с теми, кто был неравнодушен и кое – что знал. Такие офицеры встречались на моём пути: это казалось счастьем, алмазами, найденными в грязи. Выяснили судьбу Юрия Алексеевича. Нашли подходы к персоналу спецпсихушки. У нас было всё готово. Но вот восстание разгромлено и я ранен. Неизвестно, сколько протяну. Жаль. Ох, как жаль! Ведь убьют они Юрия в застенке. Такие звери прорвались во власть…
Филат поправил подушки. Раненый забылся в тяжёлом сне. Было о чём подумать и Филату. В правдивости слов незнакомца сомневаться не приходилось. Надо срочно продлять визу и вылетать в Красноярск. Филат встал и сделал несколько шагов по комнате. Половицы скрипнули пронзительно и визгливо. Раненый открыл глаза. Сознание с трудом засветилось в их глубине.
- Послушайте, - обратился он к Филату, - вы должны доделать то, что я не успел. Я дам вам телефон. Вы встретитесь с теми, кто должен был ехать в Красноярск. При нынешнем бардаке, скорее всего, удастся купить главврача и охрану…
Филат вздрогнул от таких слов. Незнакомец как бы читал его мысли.

20. Меч.

Ясный морозный день клонился к вечеру. Москва окутывалась пледом сумерек, зажигались тысячи огней машин и домов. Из аэропорта Шереметьево туристический автобус резво мчал в столицу очередную группу иностранцев. Они весело галдели и обсуждали русские морозы.
Филат Зыков приехал в Россию вторично. Теперь он знал многое. За окном автобуса стремительно мелькали заснеженные поля. На душе у Филата было светло и солнечно. Он ехал делать главное дело своей жизни и был готов ко всему. Оружие он купил через своего нового знакомого – сослуживца спасённого Филатом раненого командира. Теперь их группа состояла из трёх человек. Филат обезпечивал получение наличных денег и доставку их в Красноярск. Его новые друзья уже были там и действовали по обстановке.
Разговор с главврачом тинской психушки оказался успешным. Он согласился помочь, но за очень большие деньги. Начальника охраны тоже купили достаточно быстро. Оба фигуранта спали и видели себя в любимых США с кучами долларов в карманах…
До Красноярска Филат ехал поездом. На городском вокзале его сердечно встретили поправившийся командир и его сослуживец. Без лишних слов они двинулись к отходящему в сторону Тинской пассажирскому составу. Станция Тинская была занесена полуметровым снегом. По улицам пристанционного посёлка понуро бродили жители. Страшная беда обрушилась на великий народ. Инобесие и раздробленность делали своё дело. Каждый выживал, как мог. Хорошо организованные преступные сообщества расправлялись с неугодными, безпрепятственно грабили и разоряли страну.
Деньги были вручены в оговоренный срок. Через день Филат уже обнимал бледного и похудевшего Юрия. По условиям сделки они немедля выехали в Уругвай по документам, подготовленным новыми друзьями Филата. Юрий Алексеевич навсегда расставался с Родиной, курящейся пепелищем и развалинами среди мрака уходящего тысячелетия.
Зной ворвался в самолёт через открытую бортпроводницей дверь. Юрий и Филат спускались по трапу под палящими лучами щедрого летнего солнца. Незаметно пролетел месяц в знакомой старообрядческой деревне. Однажды Филат застал Юрия за сборами в дорогу и поинтересовался, куда он намерен ехать. Юрий ответил, что хотел бы повидаться с Дозо.
Филат проводил Юрия до пристани в Монтевидео и долго махал рукой вслед уходящему парому. Путешествие оказалось благополучным, и вскоре старый аргентинский вояка стиснул в ладонях руку Юрия.
Встреча получилась трогательной. Вспоминали погибших друзей, Юрий поведал свои злоключения. Потом пересказал одиссею Филата, октябрьский бой в подземельях Москвы, рассказал о мрачной участи не смирившихся русских людей, попавших в тяжелейшие условия криминального безпредела при тотально инородной власти.
Дозо предложил Юрию остаться в Аргентине. Он взялся легализовать пилота и помочь с деньгами и жильём. Юрий в задумчивости долго ходил по просторной террасе. Смотрел на синеющий горизонт, нежно омываемый водами залива. Генерал настаивал на таком решении, убеждал пилота, что надо возвратиться в небо, ведь жизнь продолжается! А в уругвайской деревне можно умереть от скуки и жестоких когтей ностальгии.
Юрий принял предложение Дозо, и два года промелькнули совсем незаметно. Пилот возил на маленьком самолёте грузы в Рио - Гранде, летал в Кордобу. Небо снова прочно вошло в его жизнь. Известия из России доходили тяжело и скупо. В основном с эмигрантами. Радости общения с ними Юрий не испытывал, ибо многие из них совершенно не представляли, что такое Родина. Они были придатком к своим непомерным страстям и кажущейся возможности красивой жизни. А где жить, им было всё равно. Жажда обогащения любой ценой стала стержневой линией поведения большинства в безклассовом и безстроевом обществе, вылепленном потомками Троцкого и Хрущёва на необъятной территории России.
 
Продолжалось кровавое пиршество вурдалаков и педерастов, кривляющихся на экранах зомбирующих ящиков. Народ русский находился в сильнейшем алкогольно – наркотическом опьянении, полностью утратив ориентировку и какую – либо волю к созидательной государственной деятельности. Сильными и последовательно русскими оставались единицы. Основная же часть предалась тяжким грехам и гибла со скоростью около миллиона человек в год.
Больно укололо сердце Юрия известие о корабле контрольно измерительного комплекса, носившем его имя. Корабль достался украинским националистам, был варварски разграблен, остатки продали в Индию на металлолом. Диктатуре мелких лавочников космос нужен не был. Их мечты упирались в своём максимуме лишь в золотые унитазы собственных коттеджей.
Юрий и Лами - Дозо часто встречались. Дружба лётчиков крепла год от года. Иногда к таким встречам присоединялись пилоты – ветераны, обожжённые Мальвинской войной.
 
Получались своеобразные вечера воспоминаний и почтения памяти погибших. В беседах наедине, Дозо спросил как-то Юрия:
- Послушайте, любезный! Вы так хорошо, увлекательно и грамотно расписываете преимущества социализма, мощь своей страны, практически преобладавшей в мире в середине двадцатого столетия. Но, как вы объясните то крайне удручающее состояние России сегодняшнего дня?
- Дело в том, что Господь наказал русский народ за гордыню, забвение Богоданных вождей и расслабленность. Это произошло дважды за наш кровавый ХХ век. За забвение Соборной Клятвы 1613 года на верность Дому Романовых русскому народу пришлось испить горькую чашу гражданской войны. Тогда через страдания русские люди в разум пришли и на Приамурском Земском Соборе 1922 года покаялись в совершённом зле, призвав на царство уцелевших представителей великой династии.
Господь услышал молитвы и внял искреннему покаянию. Не прошло и полгода после Собора, как кончилась гражданская война, был образован СССР, ставший правопреемником и защитником интересов России, а во главе государства отчётливо обозначилась фигура Сталина, Богоданного вождя, прямого потомка Николая Первого. Он сумел за предельно короткий срок реализовать практически все исторические возможности России. Мы возродились из пепла и праха, взяли всё самое лучшее из прошлого и устремились в будущее. В бешеной кровавой схватке народ Богоносец, ведомый русским мессией, повергнул ниц Шикельгрубера и сатанизм третьего рейха – самую страшную силу, перед которой весь мир уже опустился на колени.
Наша исконная формула «ЗА ВЕРУ, ЦАРЯ И ОТЕЧЕСТВО!» вновь засияла праведным светом в сознании большинства народа. На правом берегу Волги в пылающем Сталинграде служил молебны о даровании победы русскому воинству отец Николай Ярушевич. В атаках бойцы шли на врага с именем Родины и Сталина на устах. Великие победы даровал нам Господь. Мы вырвались в космос и заставили ядерную энергию крутить электрогенераторы. Но народ русский, к сожалению, повёлся на лесть и своё обожествление. Враги рода человеческого славословили и отравляли русское самосознание. Советские люди, как это ни прискорбно, возгордились и забыли, кто привёл их к Победе. Урок семнадцатого года оказался неусвоен.
Тогда Господь забрал у народа вождя. Во второй раз за какие – то пятьдесят лет. Народ остался, ВОЖДЯ НЕ СТАЛО. Результат мы видим сегодня. Он ужасен. Россия в кровавом хаосе. Враги торжествуют на обломках некогда великой державы. Народ, потерявший ВЕРУ, теряет вождя, и, становясь игралищем сил зла, платит нескончаемую дань новым завоевателям.
Лекарство от гордыни – горнило страданий. Его должен пройти каждый русский, ибо нам всем требуется лечение.
Русский Меч сам знает, когда он обрушит на врага своё сверкающее неотвратимым возмездием остриё. Только надо помнить, как он был рождён. Давно – давно наша земля была порабощена. Орды врага сломили сопротивление раздираемых распрями воинов. Инобесие ведь родилось не вчера…
Земля стонала от мучений, и народ пошёл просить совета к своим подвижникам, кои ещё оставались в глухих пустынях и подземных катакомбах разрушенных монастырей. Народ вопрошал, когда же конец нашествию? Как одолеть врага?
И чернецы ответствовали измученным мирянам: «ПУСТЬ ТЕ, КТО ГОТОВ ОТДАТЬ ЖИЗНЬ ЗА РОДИНУ, ОТДАДУТ НАМ СВОЮ КРОВЬ, КТО СКОЛЬКО СМОЖЕТ.
 НО ЭТО ДОЛЖНА БЫТЬ АЛАЯ ГОРЯЧАЯ КРОВЬ ВОИНОВ, ЖИЖА, ТЕКУЩАЯ В ЖИЛАХ ТОРГАШЕЙ, БУДЕТ БЕЗПОЛЕЗНА.
 И ТОГДА МЫ СОБЕРЁМ ЭТУ ДЫМЯЩУЮСЯ КРОВЬ В ЖЕРТВЕННЫЙ СОСУД. С ВЕРОЙ И МОЛИТВОЙ ИЗБРАННЫЕ СТАРЦЫ ВЫПАРЯТ РАСТВОРЁННОЕ В НЕЙ ЖЕЛЕЗО.
 И ТОЛЬКО КОГДА ЕГО ХВАТИТ НА МЕЧ, В ДЕЛО ВСТУПЯТ КУЗНЕЦЫ. В ПОЛУТЁМНОЙ КУЗНЕ, НА ОКРАИНЕ НЕВИДИМОГО ГРАДА КИТЕЖА, ПОД ДРУЖНЫМИ ВЗМАХАМИ МОЛОТОВ, ПОД ТЯЖКИЕ ВЗДОХИ МЕХОВ ГОРНА И ГУДЕНИЕ ПЛАМЕНИ В РОССЫПЯХ ГОРЯЩИХ ИСКР РОДИТСЯ СВЕРКАЮЩИЙ МЕЧ НЕОТВРАТИМОГО ВОЗМЕЗДИЯ. СТРАШНЫМИ БУДУТ ЕГО УДАРЫ. НАСТАНЕТ БОЖИЙ СУД. СПРАВЕДЛИВОСТЬ БУДЕТ ПРИНЕСЕНА НА ОСТРИЕ КЛИНКА. НЕ МИР ПРИНЁС Я ВАМ, НО МЕЧ! И РЕКИ ЯДОВИТОЙ ВРАЖЕСКОЙ КРОВИ ПОТЕКУТ ПО НАШЕЙ ЗЕМЛЕ. ОНИ ОМЕРТВЯТ И ГОРОДА И ДЕРЕВНИ, СЛОВНО КИСЛОТА, РАЗЛАГАЯ И РАСТВОРЯЯ В СЕБЕ ВСЯКОГО, СТОЯЩЕГО НА ИХ ПУТИ. НО РАСТВОРИТЬ ОГНЕННУЮ СТАЛЬ КАРАЮЩЕГО РУССКОГО МЕЧА ИМ БУДЕТ НЕ ПОД СИЛУ. И В КРОВАВОМ ЗАРЕВЕ ПОСЛЕДНЕЙ БИТВЫ ВЫ УВИДИТЕ ТЯЖКУЮ ДОЛГОЖДАННУЮ ПОБЕДУ.»

Дозо молча слушал Юрия. Этот человек всегда был для него загадкой. И вот теперь он раскрылся с совершенно неожиданной стороны. Всё вставало на свои места. Становился понятен ход событий, который враг рода человеческого всегда старался представить как цепь случайностей. Воля Творца, о которой говорил Юрий Алексеевич, явственно обозначилась теперь и для Дозо.
Юрий не забыл своей давней приятельницы – удивительно женственной актрисы Беатрис Торрес. После долгой разлуки он посетил её дом. Беатрис несказанно обрадовалась, встречая дорогого и уже почти нежданного гостя. Долгие вечера они проводили вместе, вспоминая далёкую и прекрасную страну, лежащую теперь во мгле безвременья. Беатрис очень привязалась к Юрию и страшилась, провожая его до порога. Но он неизменно говорил ей:
- Вернусь обязательно. Жди.
Она умерла с его портретом в руках в далёком 2002-м от сердечного приступа…

21. Звезда на траверзе мыса Горн.

Советский Союз, бывший шестьдесят девять лет светом и радостью для всех честных людей планеты, был уничтожен сворой уголовных извращенцев. Люди труда были брошены на растерзание мошенникам ворам и убийцам. Государственный сектор экономики целенаправленно убили. Многоразовая космическая система «Энергия – Буран» выродилась в показное шоу для авиасалонов, а потом незаметно умерла. Горе и страдания переполняли сердца создателей этого чуда. Теперь они суетились по фирмам – офисам, обслуживая трубу перекачки подземных богатств Родины за бугор.
Казалось, что имя Юрия Алексеевича в России кануло в лету. Однако нашлись люди, которым было дело не только до своей мошны. Загадка исчезновения Первого Космонавта будоражила умы многих исследователей и летописцев космической эры. Одним из самых дотошных оказался военный журналист полковник Михаил Ребров. Он всю жизнь отдал военным газетам и журналам, а теперь работал в «Красной Звезде». Как – то, в начале 1994 года, Ребров посетил по делам службы Болгарию.
Болгарский коллега Реброва предложил съездить к провидице Ванге. Встреча состоялась. Болгарин представил Реброва, как друга Гагарина. Ванга долго молчала. Потом она сказала каким-то глухим голосом, отчётливо проговаривая каждое слово:
- Все думают, что Гагарин погиб. Но это неправда. Он был взят.
Ребров и его спутник слушали, не сводя глаз с Ванги, ловя каждое её слово.
- Гагарин не умер. Он жив. Я вижу его где – то в Америке…
Ванга замолчала, лишь потрескивали свечи в старинном подсвечнике, да капала где – то вода. Большего Михаил не услышал. Но голос сердца подсказал ему верное направление поисков. В апреле 1994 года в «Красной Звезде» появилась его статья «Звезда на траверзе мыса Горн». В ней Михаил рассказывал об опасении Королёва, о безпокойстве почти мистического характера. Королёва очень волновал район мыса Горн, куда мог приводниться «Восток» с Первым Космонавтом, если бы третья ступень ракеты не отработала полностью. Других упоминаний о Южной Америке в статье не содержалось. Но в заголовок был вынесен мыс Горн и он был связан с Гагариным…
Реброву не простили нарушения табу, и он внезапно умер на пике своей карьеры. Так же внезапно умер и Герман Титов, когда публично объявил, что будет плотно заниматься катастрофой под Новосёлово. Охранника Гагарина Русяева и начальника лётной службы Чкаловского аэродрома Дзюбу постигла та же участь, едва они через журналистов затронули означенную тему.
Тайна охранялась очень строго, хотя никаких военных секретов она не содержала, да и лет прошло достаточно много. Живой Гагарин, даже далеко на чужбине, был слишком опасен как для замаранных деятелей из отечественных спецслужб, так и для американцев: компромат для Брежнева уже не требовался, а много знавший человек создавал проблему своим существованием.
Попав в летальный совпадающий интерес двух самых могущественных спецслужб, Юрий стал обречён. Дело было только за временем. Оно и не заставило ждать долго. В 1996 году во время показательного полёта над аэродромом Рио - Гранде взорвался «Супер Этандер» бортовой №202. Пилот погиб.
Через девять магических лет знаменитый русский путешественник Фёдор Конюхов на яхте «Алые паруса» оказался вблизи Мальвинских островов.  Федор планировал оставить острова далеко на западе, но ветер не позволил уйти на восток.
По его словам, Атланти¬ческий океан пахнет по-другому, цвет воды более знакомый, появились первые птицы. Что странно — на яхту 12 апреля прилетел почтовый голубь, наверное, из Африки курсом на Южную Америку. Отдохнул ночь и утром улетел на запад.
В ночь с 12 на 13 апреля Федор Конюхов записал в вахтенный журнал №4:
«Этой ночью на яхту заскочил карликовый пингвин. Они живут на мысу Доброй Надежды, на юге Астралии, Чили и здесь, в районе Фолклендских островов, целые стайки этих пингвинчиков плавают на по¬верхности океана. Яхта несколько раз их спугивала, и они разлетались в разные стороны, как в тропиках ле¬тучие рыбы.
Ночью начал делать поворот, включил весь свет на палубе. Ветер 30 — 35 узлов, лодка идет 10—12 узлов. Темень сплошная. Луны нет. Вдруг услышал гулкий стук. Смотрю, на правом борту, уже под гиком, трепыхается маленький пингвин. Выскочил из кокпита, даже забыл пристегнуться к страховочному тросу. Маленький, где-то сантиметров 60, не больше. Черные глазки. Пока выпутывал его из рифовых шкотов, он укусил меня за руку несколько раз. Взял его под мышки (под крылья), как маленького ребенка, и отнес в кокпит. Положил в ящик из-под продуктов и накрыл курткой. Ночью решил не выпускать, так как мне показалось, что он слегка «контуженный» от удара о палубу. К тому же решил снять его на видео, а то никто не поверит. Я прошел больше ста тысяч морских миль и первый раз вижу, чтобы пингвин запрыгнул в яхту. Но это случилось, и я даже снял этого гостя на видеокамеру. Хотя также ночью на свет огней, в тропиках, десятки летучих рыб падают на палубу, и это воспринимается, как обычное дело.
Просыпался и постоянно проверял этого мужичка. Приятно, что на борту есть еще одно живое существо. Пытался кормить вяленой рыбой. Он не ест. Если бы он начал есть, и хорошо акклиматизировался на борту, я бы его точно взял до 40-го градуса южной широты. Однако к утру, он стал вялым, перья намокли. Решил, что надо его выпускать. Вполне вероятно, что он прикачался. Так часто бывает с птицами — если в океане птица садится от усталости на яхту и не улетает в течение суток — значит, она умрет. Чем больше она на лодке тем больше ее укачивает, она теряет силы, ничего не ест. К сожалению, это случается в каждой кругосветке... Не хотелось, чтобы пингвин умер у меня на борту.
В обед я решил выпустить пингвина. Вытащил его из коробки, поснимал на видео. Он опять меня покусал за руку, и я его бросил за борт. Поплыл. Я держал его в поле зрения минуты две, но уже за пятой волной он скрылся из виду. Сейчас главное, чтоб его не заметили альбатросы. Эти птеродактили Южного океана с ним быстро разделаются». Для Фёдора Конюхова океан стал обителью, где он удостоился многих откровений. Этот случай для духовно зрячего человека сказал многое.
Юрий ушёл навсегда в своё небо, до конца выдержав все тягчайшие испытания, выпавшие на его долю. Он был светел и прост. Вспомним любимую фразу пилота: «Прорвёмся, пехота!»
А, может, и правда прорвёмся?

P.S. История это ложь, до которой договорились историки.
                                                  Л.Н. Толстой.
Истина  в  России  всегда  имеет  характер  фантастический.
                                          Ф.М. Достоевский.
                                                                                        
Октябрь – декабрь 2008





Стихотворный   отклик   на   эту   сказку   Натальи   Зимневой

Я  ранена  гагаринской  судьбой.
Мне  нет  покоя  и  уже  не  будет.
Кто  были  мы,  кто  были  эти  люди,
руководившие  страной ?..

Баллада  о  Гагарине

Луна

1.

Какой  щелчок  стране  не  воевавшей,
лишь  разжиревшей  на  крови  чужой:
полуживая,  из  развалин  страшных,
Россия  в  космос  вырвалась  стрелой!

*  *  *

– За  Спутником  у  них  взлетел  Гагарин...
Какие  предложенья,  господа?
На  роли  примостившегося  с  краю
мы  можем  оказаться  навсегда...

И  вот  теперь  маячит  взлёт  их  новый.
Немедленные  действия  нужны:
вначале  обезвредить  Королёва,
ну, а  потом  придёт  черёд  страны…

Носитель  Королёва  безупречен.
Ближайшая  их  цель – Луна  и  Марс.
Да, гений  он, но … человек  не  вечен ...
Итак, какие  козыри  у  нас?

– Фон  Браун  обещал... Что  мог – он  сделал.
Его  ракета  может  облететь
вокруг  Земли. Но  это  лишь  полдела.
А  посылать  людей  к  Луне – на  смерть...

*  *  *

И  день  настал !  Их  уровень  понижен.
Нет  Королёва – и  расклад  иной...
Но  есть  другой – и  славой  не  обижен,
и  одержим, как  Королёв, Луной....

Но  благосклонность  власти – не  навечно...
Тут  помогли  бы  слово, слух, намёк...
Вновь  повезло!  Он  на  кремлёвской  встрече
сам  очертил  судьбу  свою  и  срок...

Ищите  тех, кто  нам  сегодня  нужен,
потом  других –  лишь  в банке  счёт  открыть…
Проект  легко  закроем  мы  заГЛУШКОй,
а  в  срез  ракет – картошку  посадить!..






План

2.

– Тебя  я  вызвал  потому, что  дело
есть  у  меня  к  тебе. Сам  знаешь  ты:
герои  наши  стали  слишком  смелы
в  плену  своей  навязчивой  мечты.

На  них  свалились  почести  и  слава
чрезмерные.  Испортились  они.
Их  роль  отныне – представлять  державу,
так  нет!  Один  себя  вдруг  начал  мнить

какой-то  силой.  Дерзок, самоволен,
настаивает  резко  на  своём.
А  на  банкете  что  себе  позволил? –
верх  наглости! – плеснуть  в  меня  вином!..

3.

– Докладывай, понятными  словами.
– За  Киржачом  пустынные  поля.
Район  глухих  лесов  был  выбран  нами.
Надлом  контакта  в  приводе  руля...

Порвётся  от  вибраций  он  на  взлёте...
Но  если  с  ним  напарник  будет, то
в  электроцепь  системы  самолётной
разрыв  введём, чтобы  заглох  мотор...

Ненужной  можно  избежать  тут   жертвы.
В  инструкции  записано: второй
из  самолёта  должен  прыгать  первым.
Исполнит – и  останется  живой...

Под  катапультой  нашего  героя
заряд  заложим.  Ну,  а  если   вдруг
сорвётся  что-то,  в  нужный  миг  устроит
им  столкновенье  перехватчик  «Су»...

Но  если  снова  всё  пойдёт  не  так, как
задумано, есть  вариант  другой:
ракетная  проводится  атака
учебная...  ракетой  боевой...

– А  если  полететь  он  не  захочет?
– Исключено.  В  полёт  он  рвётся  сам.
– Ну, что  ж, доложишь  сразу, как  наш  лётчик
навечно  вознесётся  к  небесам...

4.

Вновь  генерал  холодный  пот  стирает.
Он  оказался  между  двух  огней.
Узнает  Брежнев, как  он  с  ним  играет –
конец  тогда...  Андропов  же  сильней...

Шеф  вежлив. Взгляд  пронзает, словно  жало.
– Пусть  будет  так.  Изменим  лишь  финал.
Он  должен  выжить. Пострадать, но  мало...
– Я  понял, – вытянулся  генерал...

5.

– Ну, говори. – Всё  шло  сперва  по  плану.
Он  выбросился,  но... остался  жив.
– Ты  шутишь, что  ли, или, может, спьяну?
– Исправить  можно, если  только  вы...

– Нет, поздно  исправлять. Ты  плохо  начал.
Подумаем,  как  быть. Где  наш  герой?
– Чуть  пострадал.  Спит  у  меня  на  даче.
– Ты  за  него  ответишь  головой...

*  *  *

– Решили  мы:  о  гибели  объявим.
А  ты  обставь  на  месте  дело  так,
чтобы  сомнения  не  возникали.
И – под  контроль  всех  будущих  писак!... 

27  марта  1968 

6.

Серёгин  хмур.  Не  время  для  расспросов.
Полёт  нормальный.  Петли.  Разворот... 
Вдруг  захрипел  он, ртом  хватая  воздух,
упал, зажав  рычаг  на  точке  «взлёт»...

От  напряженья  каменеют  мышцы.
Ревёт  мотор, всё  ближе  горизонт.
– Освободи  рычаг, Володя!  Слышишь!?!
Но  ничего  уже  не  слышит  он...

В  последний  миг  (жизнь  сжалась  до  предела)
машину  вырвал  Юрий  из  пике.
Рывок – вверх – вниз – наклон, отбросил  тело,
лежащее  на  нужном  рычаге...

Рычаг  свободен.  Но ... он  недоступен!
Предельна  скорость, времени – в обрез...
Вдруг – тишина... Вновь  штопор... Катапульта...
Под  креслом  взрыв... Безмолвье... Зимний  лес...

От  холода  очнулся.  Ноет  жутко
разорванная  кожа  на  ногах.
Ползком  добрался  он  до  парашюта
и  завернулся.  Ждать...  Звенит  в  ушах?

Спасатели!  Гул  ближе  вертолётный.
Вот  подошли  с  носилками,  и  он
почувствовал  неясный  и  холодный
толчок  в  груди... Укол... Паденье  в  сон...

Побег

7.

За  стёклами  рифлеными  не  видно
ни  улицы,  ни  веток,  ни  Луны.
Луч,  рассечённый  гранями,  бессильно
ползёт  амёбой  на  пол  со  стены...


Не  сон  ли – это?  Или – то, что  было?
Он  на  руках  Земли  над  миром  плыл.
Казалось, жизнь  так  крепко  полюбила,
что  он  навечно  защищён  от  мглы...

Так  где  ж  исток  паденья  рокового?
Январь... Кортеж...  Кремлёвская  стена...
Звучит  впервые  имя  Королёва...
Так  стала  меркнуть  Русская  Луна...

Приём  в  Кремле.  Он  умоляет  снова:
– Мы  можем  и  должны  к  Луне  лететь!
К  последним  испытаньям  всё  готово
и  если  бы  не  Королёва  смерть...

Он  заскрипел  зубами, вспоминая
скупой  ответ  бровастого  дельца....
Простил  бы  всё – измену  не  прощают...
Он  выплеснул  бокал  на  подлеца...

За  дерзость – смерть.  Но  это  заточенье?
Зачем  он  им  теперь, живой  мертвец?
Ход  запасной  в  игре  на  пораженье,
грядущей  Лжи  отсроченный  конец?..
 
8.

Внезапно  он  сквозь  сон  шаги  услышал.
Вскочил,  встал  к  двери.  Это – медсестра.
– Они  убьют  вас, Юрий. Только  тише.
Одежда  здесь... Успейте  до  утра...

Как  сладок  воздух.  Осень... Лаз  в  заборе...
Вокруг  пустынно.  Будка-автомат...
– Привет, сосед.  Узнал,  кто  звонит, Боря?
 Но...  ты  ж... погиб?!. – Вот, жив.. Ты, что, не рад?

– Но  как  же  ты...  – Сейчас  не  время.... Валю
ты  позови, прошу  тебя, Боряй.
– Что  тут  творится, ты  не  представляешь...
– Так  позовёшь? – Нет.  Заметут.  Прощай...

Продаст,  ведь... Уходить  отсюда  надо...
Вновь  стук  колёс...  И  вот – родной  перрон...
И  первое,  на  что  наткнулся  взглядом:
не  «Гжатск» –  «Гагарин».  Городом  стал  он...

9.

Как  всё  до  боли  здесь  ему  знакомо...
Калитки  скрип...  Дверь  в  дом  не  заперта.
У  печки – мама.  Стукнула  негромко
упавшая  из  рук  сковорода...

Пришёл  отец. Глазам  не  мог  поверить.
Потом  решали – дальше  что  и  как...
– Тебя  в  Сибири  спрячут  староверы,
там  не  достанет  всемогущий  враг...

– Не  выходи. Чужих  заметим – скажем.
Он  две  недели  в  отчем  доме  жил.
Отец  вошёл: – Шныряют  тут  не  наши.
Пора  в  дорогу,  Юра, поспеши.

– Уйду  я  завтра. – Но  моторный  рокот
раздался  ночью.  В  комнату  вошли...
в  наручниках, под  материнский  шёпот,
Гагарина – вновь  узника – вели...

1972  год

10.

– Как  ты  подвёл  нас, не  доделав  дело!
Вновь  генерал  стоит  ни  жив, ни  мёртв.
– Америка  вконец  уж  обнаглела,
а  нам  пришлось  признать  их  лжеполёт!

История  с  Луной – из  Голливуда,
а  мир  наивный  верит  этой  лжи.
Разоблачить  их  было  бы  нетрудно,
но  им  известно, что  Гагарин  жив!

К  тому  же  Никсон  заявил  мне  дерзко,
чтобы  отдали  мы  им  летуна.
Я  говорю:  надежды  бесполезны,
работать  он  не  будет  против  нас.

Потребовал  тогда  он,  из  Союза
чтобы  его  мы  выпустили. Вот
какою  нас  ты  наградил  обузой!
Пусть  едет.  Может, шею  там  свернёт...

Сказать  по  правде, никакого  проку
нет  от  него, морока  лишь  одна.
– Ну,  успокойся, – Брежнев  налил  стопку, –
Андропов  забирает  летуна...

11.

Всё  в  этом  кабинете  неизменно.
А  статуя  Свободы  у  окна
на  всех  входящих  смотрит  так  надменно,
как  будто  бы  хозяйка  здесь  она...

Вошёл  Андропов,  как  всегда, неслышно
и  генерал  вскочил, зажав  свой  страх.
– Ведь  вы  вели  то  дело? Лётчик  выжил...
А  взгляд  сверлит: ты  чей  теперь  слуга?

– Да. – Лётчик  где? – Сейчас – под  Красноярском.
– Как  состоянье? – Думаю, вполне...
– Необходима  полная  мне  ясность.
Провален  в  Аргентине  резидент.

Мы  проведём  обмен. В  Москву  доставьте,
в  порядок  приведите  и  потом
я  встречусь  с  ним.  Вам  две  недели  хватит?
– Да, – исполнитель  щёлкнул  каблуком...

12.

Четыре  года... А  глаза  всё  те  же...
Скрестились  взгляды. Выдержать  не  смог
властитель  судеб  ясный  и  безгрешный,
презрительный  гагаринский  упрёк...
– Вы  за  границу  выехать  хотели.
В  страну  какую? – Кубу. – Но  у  нас
в  бюджете  денег  нет  на  эти  цели.
– Свяжитесь  с  Кастро, он  вам  денег  даст.

– Нет, невозможно. Есть  на  то  причины.
Мы  предлагаем  близкий  вариант.
Вы  можете  поехать  в  Аргентину.
Ваш  родственник  далёкий,  коммерсант,

богатый  князь  Гагарин,  не  откажет
вам  в  помощи. Напишете  ему.
Вы  виделись  с  ним  в  ООН  однажды.
– Согласны?  – Не  в  изгнанье – так  в  тюрьму...

Не  произнёс  последних  слов  Андропов.
Да  и  зачем  их  было  говорить?
– Могу  я  повидать  семью?  – Негромко
сказал  он, – Нет.  Счастливого  пути...

13.

Канада.  Хутор.  Тянутся  минуты...
Князь  верил, ждал  и  всё  же  потрясён.
В  его  объятьях  тот,  кого  повсюду
узнали  бы.  Гагарин!  Это – он!..

Им  дали  месяц,  и  по  Монреалю
они  бродили  медленно  вдвоём.
Ему  всё  ново, а  сама  реальность
в  плод  ностальгии  вызреет  потом...

Однажды  Юрий  увидал  афишу.
Матч  СССР – Канада. О, хоккей!
Как  он  болел, в  душе  совсем  мальчишка,
и  рвался  в  драку  за  своих  парней!..

14.

И  вот  она, страна, где  жить  он  должен.
Князь  сделал  всё, что  мог. Его  родня
добросердечно  Юрию  поможет
чужую  жизнь  увидеть  и  понять

Они  нашли  ему  то, что  искали.
Учёба  в   школе  техников, и  вот
он – гражданин  другой  страны, в  начале
судьбы, свершившей  резкий  поворот...

Теперь  он ; техник  на  аэродроме.
О  искушенье  самолётных  крыл!
Их  недоступность  и  тоска  о  доме
мечту  рождают  и  лишают  сил...

А  жажда  неба  всё  невыносимей.
Здесь  каждый  день  взлетают  перед  ним
могучие  крылатые  машины,
дразнящие  гудением  своим...

И  был  однажды  жадный  взгляд  замечен.
И  вот – полёт.  О,  как  блестят  глаза
у  русского!  – Возьми  штурвал...  – В  тот  вечер
он  другу  о  себе  всё  рассказал...

– Я  о  тебе  скажу  тому,  кто  выше.
И  вызов  был,  участье  и  приказ.
– Дон  Юрио, в  состав  мы  вас  запишем.
Не  мы,  а  вы  учить  могли  бы  нас...

Потом  война. Полёты  боевые.
Святая  месть. Атаки  кораблей.
Захваченные  Англией  Мальвины,
предательством  оставленные  ей...

Затишье

15.

Страну  предавшим  не  нужны  герои,
им  места  нет  там, где  царит  расчёт.
Герои  превращаются  в  изгоев,
мечтою  вновь  становится  полёт…

Их  убивают, обрывают  крылья.
Кто  жив  ещё –  как  хочешь  выживай.
Они  с  Прево,  механиком,  решили
тайком  перебираться  в  Уругвай.

Перед  отъездом  навестил  Гагарин
Лами-Дозо, главу  воздушных  сил.
Дозо  он  будет  вечно  благодарен –
за  то, что  жить,  летая,  разрешил.

Совсем  недавно  в  этом  кабинете
просил  Гагарин  разрешить  ему
летать  в  боях.  Возмездье – в  «Экзосете»
однажды  саксы  с  ужасом  поймут.

Дозо  тогда  согласье  дал  не  сразу.
Потерь  так  много… Кто  же  молодых 
обучит? Он – один  из  этих  асов.
Но  «нет»  сказать – как  кулаком  под  дых…

Негромко  дверца  сейфа  проскрипела,
блеснул  металл  и, подержав  в  руке,
он  протянул  ему  свой  парабеллум –
в  ладони  он  лежал, как  ключ  в  замке…

–  Он  дух  крепит  и  умножает  силу.
Вам  попадать  в  плен,  Юрио,  нельзя.
Страшнее  смерти  вражеская  милость.
И  помните:  здесь  есть  у  вас  друзья…

16.

Прево  достал  с  мотором  шлюпку  где-то.
Они  ненастной  ночью, под  дождём,
пересекли  границу  и  с  рассветом
причалили  на  берегу  другом.

Без  документов  будет  им  не  просто.
Прево  зашёл  в  китайский  ресторан.
Их,  к  удивленью,  взяли  без  вопросов.
Как  выговорить  мне:  официант


теперь  Гагарин!  Но  душа  не  стынет
Читает  жадно,  хочет  он  понять,
что  было, будет,  происходит  ныне
с  Россией,  где  у  власти  новый  тать…

17.

Однажды  сел  клиент  к  нему  за  столик,
заговорил  на  русском  языке.
Пронзило  сердце  острой  сладкой  болью,
поднос  качнулся  в  дрогнувшей  руке.

Старообрядец-знахарь  из  общины,
укрывшейся  в  чужих  местах  глухих,
он  напрямик,  без  предисловий  длинных
Гагарина  позвал  пожить  у  них.

Прево  одобрил, сам  решил  остаться.
Друзья  простились.  Юрий  занял  дом
уехавшей  семьи  старообрядцев.
И  потянулись  тихо  день  за  днём…

18.

Филат  частенько  заходил   и  как-то
давнишний  «Time»  потрёпанный  принёс.
Над  Юриным  портретом  броской  шапкой
вскрик  удивлённый:  русский  среди  звёзд!

Но  даже  тут  Гагарин  не  признался.
– Зачем  хранишь? – небрежно  так  спросил.
Филат  не  выдержал, заволновался:
– Вы – Светлый  Ангел  страждущей  Руси.

Вы  ей  даны, как  свет  свечи  во  мраке,
в  годину  смут  влекущая  звезда,
судьба  России  скрыта  в  этом  знаке,
и  в  нём  же  ваша  сила  и  беда…

Филат  достал  ему  все  документы.
Теперь  он – уругвайский  гражданин.
Что  дальше?  Но  судьбу  решают  ветры
из  недоступных  разуму  глубин…

19.

Вестей  так  мало.  Но  Филат  однажды
сказал: – Мы  ждём  в  России  перемен.
Андропов  умер.  Может,  слово  скажет
народ,  от  бед  уставший  и  измен?

Есть  женщины  в  России,  для  которых
народ  избавить  от  врага  важней,
чем  жизнь  своя.  Ведь  может  сдвинуть  горы
великой  лжи  любовь  к  земле  своей…

Жена  министра  МВД  Светлана
всадила  пулю  извергу  в  живот.
Он  умер  через  год, разрушив  планы
своих  хозяев  на  переворот.



Бой

20.

Порыв  души –  весть  разуму  и  сердцу,
призыв  небес  иль  тайные  мечты?..
Туда,  туда,  где  приоткрылась  дверца –
хоть  посмотреть  на  милые  черты…

Он  попросил  Филата  чемоданчик
так  сделать, чтобы  парабеллум  в  нём
надёжно  спрятать.  Путь  последний  начат
на  Голгофу  метельным  февралём…

*  *  *

Среди  туристов  зябких  по  музеям
он  походил  для  вида  пару  дней.
И  вдруг  исчез. Вновь  генерал  бледнеет, –
уже  министр. – Найти!  И  поскорей!

Все  эти  годы  знал  он,  где  Гагарин.
Лишь  ненадолго  тот  потерян  был, –
когда  через  границу  нелегально
ушёл.  Немало  приложили  сил,

чтобы  найти. И  вот – опять  потерян.
И  где!?  Какие  планы  у  него!?
Во  всех  местах  возможных – наблюденья,
агенты  же  доносят:  ничего!

Найти!  Изъять  безшумно!  А  Гагарин,
укрытый  непогодою  родной,
из  огненной  невыразимой  дали
опять  вернулся. – Мама,  я  живой!...

21.

Последнюю  их  встречу  не  опишешь.
Всё  это  сердце  знало  наперёд.
– Куда  теперь, сынок? Ты  всюду  лишний.
Враг  за  тобою  по  пятам  идёт…

– Есть  люди,  мама,  честь  для  них  дороже
и  золота,  и  прочих  благ  земных.
Россию  Бог  хранит,  Он  нам  поможет.
У  них  укроюсь  я  в  лесах  глухих.

Метель  в  России.  Вьюга  завывает.
– Сынок, сынок, побудь  ещё  два  дня.
Кто  даст  еду  и  кров  в  пути,  не  знаю,
кто  вступится  сегодня  за  тебя?..

Наутро  стук.  Пришёл  электрик.  Хмуро
облазил  он  весь  дом.  На  чердаке
укрылся  Юрий. Парабеллум  дулом
в  кармане  брюк  прильнул  к  его  ноге…

– Его  нет  в  доме, – сообщает  «Пятый».
Новейший  метод  будет  привлечён.
Все  перебрав  пути  и  варианты,
дом  начали  сканировать  лучом.

Фургон  вдруг  хлебный  встал  напротив  дома.
Заныло  сердце, чувствуя  беду.
Уж  не  уйти… А  дальше –  всё  знакомо…
Ну, нет!  Живым  его  не  уведут!

Он –  ас, летавший  низко  над  волнами,
когда  от  смерти  отделял  лишь  миг,
он, впивший  сердцем  яростное  пламя
и  правду  русским  запрещённых  книг,

он,  как  никто  познавший  вкус  свободы,
чужбину  испытавший  и  тюрьму,
он, помнивший  украденные  годы, –
не  дастся  больше  в  руки  никому!..

22.

Они  не  спали  в  эту  ночь  и  знали:
последние  идут  для  них  часы.
Слова  простые  и  воспоминанья, –
хранят  такие  только  мать  и  сын…

Мелькнули  тени  тёмные  на  белом.
Он  матери  сказал: – Иди  в  подпол.
Спокойно  зарядил  свой  парабеллум.
Последней  битвы  час  его  пришёл…

И  выстрелы  слились  со  звоном  стёкол.
Но  злобы  нет  в  чертах  его  лица.
Он  бился  насмерть – за  себя  ли  только? –
с  отчаяньем  последнего  бойца…

За  всех – один.  И  не  придёт  подмога.
Русь  спит  в  глубинах  мертвенных  снегов.
А  где-то  там,  вверху,  его  дорога
шлёт  звёздный  свет  в  разрывы  облаков…

Убиты  пять  и  семерых  он  ранил,
чем  вызвал  шквал  ответного  огня.
Весь  дом  в  крови.  Он  потерял  сознанье.
В  нём  десять  пуль, попавшие  в  меня…

Прости  нас,  Юра!  Если  бы  мы  знали!..
Вот  что  внушало  им  смертельныё  страх:
узнала  б  Русь,  как  ей  бесстыдно  лгали, –
смела  бы  их  и  растоптала  в  прах!

Его  спасли  для  новых  унижений.
Опять  палата  та  же. Тишина.
Замыли  кровь, а  мать, распоряженьем
всё  тех  же  сил, в  могилу  сведена –

как  и  отец,  и  брат…  Ещё  могила
не  заросла  травой,  как  дом  снесли.
О,  как  они  боятся  нашей  силы,
которая  от  Правды  и  земли!...







Меч

23.

Да, он  погиб. Но  не  тогда, не  в  марте.
В  другой  стране, тоскуя  о  снегах,
оставив  славу  нам  в  апрельском  старте
и  свет  улыбки  в  Русских  небесах...

*  *  *

Из  жаркой  крови  воинов, с  молитвой,
волхвы  железо  выпарят  в  огне
и  Меч  Возмездья  для  Последней  Битвы
родится  в  под-озёрной  глубине.

Там  кузнецы  святого  Китеж-града
в  сверканьях  искр, под  всполохи  огней,
Меч  выкуют  из  жертвенного  дара
тех,  кто  не  предал  Родины  своей...

*  *  *

Кровь  Юрия –  в  Мече.  Срок  всё  короче.
А  Меч  уже  у  Всадника  в  руке.
Он  мчится  к  нам  на  помощь  днём  и  ночью,
неся  рассвет  на  Огненном  клинке...

                                                             Февраль –   апрель  2009




http://bolshoyforum.org/wiki/index.php/

Другие произведения автора:

Новые иконоборцы

Богоматерь на войне

Реактивный таран