Возвращение отщепенца

Вступление - панегирик.

Появление в 1984 г. книги Александра Александровича Зиновьева «Русская судьба, исповедь отщепенца» осталось для меня незамеченным. Самого автора я воспринимал в качестве эмигранта-патриота, наряду с Владимиром Максимовым и Эрнстом Неизвестным, в противовес домашним анти-патриотам Сахарову и Солженицыну. За прошедшие 34 года не появилось в русской литературе ничего подобного в этом жанре, и я решил заполнить лакуну - во многом по личным причинам, распространяться о которых не буду. Заимствование названия могу объяснить тягой к дешевой популярности, или желанием популяризировать полузабытое ныне произведение, как кому нравится. Если текст удастся, придам его публичности, если нет, таки нет.

Отщепенцы являются необходимым элементом социального общества любой стратификации. В каждой деревне должен быть свой юродивый и своя кликуша. Другое дело, что отщепенцы могут быть только штучным товаром. Толпа маргиналов возможна, толпа отщепенцев – никогда.  Читая книгу Зиновьева, постоянно сталкивался с такими деталями его биографии, что хотелось сказать: черт побери, это могла быть моя биография, родись я на 38 лет раньше. Полуголодная юность, учеба в Московском Университете, добровольно-вынужденный уход в армию, исключение и самовосстановление в комсомоле посредством подделки документов. Изучение логики «Капитала» Маркса в части восхождения от абстрактного к конкретному, наконец. Правда, юность Александра Александровича пришлась на суровые сталинские времена, а наша на сытые брежневские, зато свои зрелые годы он прожил в атмосфере шестидесятых, нашему же поколению достались маргинальные девяностые. Тем интереснее понять генезис отщепенца за пределами эпохи «развитого социализма».

В связи с этим, несколько слов о контексте повествования. Угаданная Зиновьевым эволюция чиновничества царской России в аппарат управления России советской  привела, во многом, к краху СССР, но не остановилась в 1991 году. Функционеры партии и комсомола хапнули общенародную собственность, потом поделились с братками криминального мира, дали откусить западным капиталистам и создали новую КПСС в формате партии «Единая Россия», но уже без рабочих и крестьян и с интеллигенцией в качестве обслуживающего персонала, проститутов и клоунов по вызову. Спортсмены стали по статусу выше интеллигентов, но последние не обиделись и смиренно понесли в массы пропагандистскую чушь о духовных скрепах и таргетированной инфляции. Подлизывателями чиновных экскрементов стали «герои былых времен»: космонавты Терешкова и Леонов, фигуристка Роднина, шахматист Карпов. Отщепенцами смогли стать единицы: Владимир Меньшов, Карен Шахназаров, Сергей Георгиевич Кара-Мурза.

Проницательный Джордж Сорос не зря публично объявлял построенный в России капитализм бандитским, а Анатолия Чубайса, приватно, - мудаком, уж не знаю, как это на иврите звучит. Задуманная западными советниками Ельцина приватизация должна была перевести экономику России к легитимному переходу в собственность транснациональных корпораций без потери своей эффективности. Так Гитлер оставлял на оккупированных территориях колхозы и сельсоветы, меняя звезду на свастику. Чубайс же, будучи поклонником Троцкого, решительно раздробил единое экономическое пространство и сдал его куски бандитам и торгашам. Последнее обстоятельство не позволило Западу завладеть этой собственностью вследствие не легитимности приобретения, коему обстоятельству придается решающее значение - вспомните покупку Манхеттена за бусы вместо простого отжимания территории. Та же нелегитимность позволила Путину сравнительно легко восстановить контроль государства над ключевым нефтегазовым сектором посредством отжима собственности  у бандитов, за что он отдал Рыжему в синекуру Роснано. Кусавшему локти Западу пришлось удовольствоваться установлением контроля над финансовым сектором. Рубль был превращен в суррогат доллара, Центробанк в филиал ФРС. Был заключен так называемый «вашингтонский консенсус»: Россия резервирует на Западе суммы адекватные размерам долговых обязательств российских компаний перед Западными банками в качестве страхового полиса на случай форс-мажорных обстоятельств в политике и экономике. Разница в процентных ставках создает ежегодный вассальный платеж сюзерену в несколько миллиардов долларов. Размер денежной массы в рублях не превышает размера золото-валютных резервов по текущему курсу. Не нарушая формально условий консенсуса, полученного им по наследству от Ельцина, Путин создал схемы серого импорта углеводородов и финансовые институты, не подчиненные ФРС через ЦБ (ВЭБ), позволяющие осуществлять скрытую эмиссию рубля и запасы валюты для ускоренного перевооружения армии и модернизации ОПК.

На вопрос, зачем ему это было надо, постараемся найти ответ в одной из последующих глав нашего повествования.

 1 гл. Экзамен по истпарту.

В мае 1979 года в «стекляшке», как тогда называли в обиходе здание гуманитарных факультетов МГУ, я сдавал на первом курсе экономического факультета экзамен по истории партии старой большевичке по фамилии Сафразьян. Мы были хорошо знакомы: на вступительных экзаменах, рассказывая ей и ее подруге с истафака про группу «Черный передел» Георгия Валентиновича Плеханова, я разместил ее участников в следующем порядке: Плеханов, Игнатьев. Засулич, Дейч, Аксельрод, чем привел в восторг знающих сей мнемонический прием запоминания фамилий в  форме акростиха дам. В этот раз мне достался вопрос о межфракционной борьбе в ВКП (б) после смерти Ленина. В те годы я еще не знал ни о роли бундовцев и старообрядцев во внутрипартийной борьбе, ни об оппозиции высшего генералитета имперской русской армии, ставшего во главе Красной Армии, народившимся червоноармейцам, ни о закавказском и польско-украинском гоноре. Потому, бодро отрапортовал классическую со времен краткого курса ВКП (б) схему  о правом и левом уклонах, разбавил ее любимым анекдотом Лаврентия Берии*,  и был отпущен с заранее выпрошенной четверкой. На пятерку я не претендовал, так как твердо знал, что лучше получить синий диплом, имея красный, подразумевающий выпивку, нос, чем красный диплом, оставшись с синим носом.

*Во время очередной партийной чистки работяге задают каверзный вопрос: «с какой стороны вы спите от жены?». Он думает, скажу – слева, припишут левый уклон, скажу – справа, припишут правый. Скажу – сверху, скажут давление на массы, скажу – снизу, скажут подкоп под массы. Подумал и выдал: А я онанист. Ему выносят вердикт : исключить из партии плюс десять «по рогам». За что? За связь с кулаком и растрату семенного фонда.

В появившемся интернете я больше всего ценю наличие поисковиков. Рабочая оппозиция в 1921 году требовала немного: разрешения на отпуск во время проведения с\х работ в деревне, где жили семьи рабочих, уравнение пайков, что соответствовало их менталитету старообрядцев – беспоповцев, и устранению жидов от власти. Эта неожиданная фронда основы основ партии пролетариата так напугала ее верхушку, что массовое вливание в партию членов самораспустившегося Бунда и политика НЭПа, отдающая семьи рабочих на откуп перекупщикам и кулакам, стала казаться меньшим злом по сравнению с рабочим бунтом против «власти рабочих и крестьян». Осознав глубину пропасти, Владимир Ильич Ленин нашел диалектический выход из накопившегося противоречия между народом и народной властью. Он предпочел умереть, как ранее предпочел умереть исписавшийся и промотавшийся  Александр Сергеевич Пушкин, спровоцировав  дуэль с вспыльчивым французом. Смерть Ленина сыграла роль эгрегора – ментального конденсата, порожденного мыслями организованных на уровне рабочих коллективов, но не имеющих политической крыши, групп беспоповцев, желающих расправиться не только с евреями во власти, но и с попами – никонианами. Их представители, самым известным из которых был Молотов, пришли к Сталину с предложением союза. Был объявлен «ленинский» призыв в партию и великорусское старообрядческое большинство получило свою субъектность в большинстве первичных партийных ячеек. В ответ старообрядческие кошельки были вынуты из дореволюционных схронов, и их золотом профинансировали создание тяжелой промышленности в период первой пятилетки. Скрепя сердцем, выпускник Тифлисской семинарии отдал этим грубым людям на растерзание кулаков и попов, справедливо полагая, что гонения пойдут на пользу потерявшему берега духовенству, а кулаки станут неплохим кадровым резервом на стройках социализма, как вследствие своей предприимчивости, так и наличия опыта по рациональному распоряжению материальными потоками. С евреями удалось договориться посредством раздела функционала: старообрядцам – промышленность, детям Иеговы – НКВД и художественная самодеятельность. Так и жили до 1937 года…

После экзамена мы с сокурсниками по традиции зашли в кафе «Ингури» на Ленинском проспекте, где купили по стакану грузинского вина за 66 копеек и по чебуреку за 33 копейки, также традиционно отказавшись от копейки сдачи с потраченного рубля.

Ниже я привожу свое эссе о Владимире Ильиче Ленине, отражающее эволюцию взглядов на этого неординарного человека в путинскую эпоху. Сейчас бы я изменил текст достаточно радикально, но из песни слов не выкинешь. Пусть останется как есть.

Время. Начинаю про Ленина рассказ... Если убрать мистику и конспирологию, то это будет рассказ о человеке, ставшем выразителем трех стихий, которые поразили территорию Российской империи к началу 20 столетия. Это будет рассказ о человеке, сумевшем не только распознать эти стихии, но и усмирить их, создав тем самым модный нынче синергетический эффект. Удивившись содеянному, он умер. Умер физически, но продолжил жить в метафизическом смысле, в форме мифа. Даши-Доржо Итигэлов мертвее набальзамированного трупа из мавзолея.
  
Иногда, чтобы разобраться с туманным прошлым, проще начать с настоящего. Современной пародией на Ленина является никто иной как Жириновский, сын русской и юриста. Пародией он стал не столько потому, что не дотягивает до глубины предшественника, но потому, что жить ему приходится во время, когда клиповое мышление удел не только школьников, но и власть предержащих. Фрагментарность сегодняшнего мироустройства, недолговечность связей и отношений не позволяют ставить вопрос глобального переустройства мира силами отдельного человека. Приходится быть клоуном среди пидорасов, по меткому выражению пост-модерниста Пелевина. Ленин тоже начинал с клоунады, когда занимался прививкой европейской традиции социал-демократии на азиатских просторах Российской империи. Даже став премьер-министром в октябре 1917 года, он еще оставался "одним из" череды политиков того времени. Так современный нам Владимир Путин долгое время был гадким утенком птичьего двора российской псевдоэлиты. Даже его мюнхенская речь окончилась лишь легким конфузливым пуком, который постарались побыстрее забыть исполнители европейского концерта. Только аншлюс - термин более уместный, чем аннексия - Крыма сделал из него фигуру исторического масштаба. Правда, Путин, скорее все же недосталин, также как Жириновский недоленин. Сам Сталин так бы и остался в истории недоивангрозный, когда б не сказал "братия и сестры" обращаясь в публичном пространстве к тому бессознательному, что есть в каждом русском человеке.

  Такой длительный экскурс в настоящее понадобился нам для экономии времени читателя, должного быть потраченным на изучение исторического контекста периода с апреля 1917 по февраль 1918 года, сделавшего из публициста Н. Ленина предсовнаркома Ульянова-Ленина. Человека, заглянувшего в бездну.
  Обладая мощнейшим логическим аппаратом, Ленин не мог не понимать, что удержать империю от полного распада невозможно. Центростремительные силы росли по экспоненте, и смутное время с переходом в бунташный век казалось неизбежным. Вряд ли он и сам стремился сохранить государство, кроме как в качестве запала революции на Западе. На броневике в Берлине или Париже этот европоцентричный человек смотрелся бы более органично.
  Тем не менее, поставленный волею обстоятельств в положение цугцванга, также как и Путин в 2014 или Сталин в 1941, Ленин, возможно вопреки своим базовым инстинктам, решил разбудить темную материю - энергию масс. Этот кабинетный ученый вздумал войти в историю наравне со Степаном Разиным! Надо сказать, что решение было не просто рискованным - Ленин прекрасно знал, что революция пожирает своих детей, но и нетривиальным.
  В 1924 году Сталин прибег к тому же приему в гораздо меньших масштабах. Он организовал ленинский призыв в партию, чтобы вытеснить из нее захвативших к тому времени большинство бывших членов Бунда, массово перешедших к большевикам после ликвидации последнего в 1921 году. Победив во внутрипартийной борьбе, Сталин получил в ответ 37 год, от которого еле сам унес ноги, мудро возглавив неизбежный процесс истребления элиты непонятными той элите массами. 
В определенном смысле события 41 года во многом определялись желанием снизить пассинарность этой темной материи руками Гитлера.  Материя существовала в форме населения бывшей восточной Польши, отошедшей к Советскому Союзу по результатами договора о ненападении с Германией. Этот хитромудрый план взаимо истребления германского орднунга и еврейской хуцпы не предусматривал этнографического интереса фюрера к берегам Тавриды и Ловозерским тундрам, и потому провалился. Впрочем, это уже совсем другая история.

  Разбудив стихию народных масс и позволив народу делать историю, Ленин должен был тут же понять, как обуздать эту стихию, грозящую сжечь дотла все следы цивилизации. Он нашел, куда выпустить пар, разрушительную энергию масс направил против коллег-социалистов, демократов и республиканцев, изящно обозвав их пережитками царского режима. Последние неразумно приняли навязанные им правила игры, думая, что борются с большевиками. Когда же поняли, что против них выпущена чернь, было уже поздно. Они взаимо истребили друг друга, а остатки пассионарности большевики утопили на дне Финского залива в процессе подавления Кронштадского мятежа. Можно сказать, что большевики в гражданской войне участия не принимали. Энергию же народного созидания Ленин мудро не транжирил, ибо не знал, что с ней делать. Потом накопленную в процессе полового созревания Советской власти энергию масс использует Сталин в период индустриализации тридцатых годов.
   
Тремя стихиями, поразившие Российскую империю были: пугачевшина, новиковщина и сперанщина. Первая трансформировала традиционный русский загул в бунт «бессмысленный и беспощадный», вторая выставила дворянскую фронду в публичное пространство, образовав почву для появления генетического мусора интеллекта - интеллигенции. Наконец, третья породила тренд реформаторства ради реформ, вершиной которого стала отмена крепостного права. То есть само государство отменило право, спасибо, что не уголовное. Вот эти три, безусловно негативные, работающие в полном соответствие со вторым законом термодинамики, иногда называемом законом о тепловой смерти Вселенной, стихии и поставил себе на службу гений Ленина. Он разрушил до основанья государственную машину усилиями интеллигенции, затем отформатировал разрушителей как «говно нации», спустив чернь с поводка. Под угрозой физического уничтожения интеллигенция стала лихорадочно строить новый тип государства, государства тоталитарного, способного защитить ее от народного гнева в дальнейшем. Это государство усмирило чернь и стало верховным арбитром в ее разборках с «барами». И все это за полгода-год. 

Теоретически, проживи Ленин дольше, он должен был бы подвергнуться репрессиям вместе с Зиновьевым и Каменевым. Все-таки Сталин, совершив свой поворот к имперской России, не столь сильно нуждался в его авторитете. Но! Во первых, феномен "ленин" стал частью архетипа русского человека и эта тема требует своего исследователя. В частности, он вполне мог бы вписаться в пантеон новомучеников обновленной православной церкви - этот интересный эксперимент не был завершен, к сожалению. Во вторых, Ленин отождествлял европейскую, пусть и левую, но европейскую традицию и следование ей для нового руководства России, неявно предпочитающим союз с Азией, в тактическом плане было полезно. Ленин был, тем, что принято называть интеллектуал. И наконец, в третьих, за Лениным стояло мощное "инородческое" лобби, не ограниченное только лишь евреями; поляки, прибалты также присутствовали в большом количестве. 
Разрушение такого мифа в тридцатые годы было бы явно нецелесообразно. Понимание основ этого мифа в наши дни имеет несомненную практическую пользу. Хитрый ленинский прищур вот - вот готов проявиться в глазах Темнейшего. Впрочем, это уже совсем другая история.

2 гл. Невыносимая легкость бытия.

Демобилизовавшись из армии 27 июня 1983 г. я отправился на перекладных в Алма-Ату, а оттуда плацкартой в Москву. Алма-матер в лице Дома студента на улице Кравченко встретила меня холодно, восстановиться на учебу я мог только через год, так как в армии был исключен из комсомола, а процесс восстановления, требовал времени и упорства в подделке документов и уничтожения протоколов. Я был нищ, свободен и абсолютно счастлив, как может быть счастлив человек два долгих года не видевшего ничего, кроме опостылевшего АК-74 и постоянных построений возле штаба. Ночевал у случайных знакомых в парках, на вокзалах. Одно время ремонтировал коровник под Вязьмой, думал, не поступить ли на службу в милицию, или в Литинститут.

Наступила осень, в парках промокли скамейки, и я пошел сдаваться в лимитчики. Бригада капитального ремонта трамвайных путей Первой Дистанции Службы Пути Управления трамвайного и троллейбусного транспорта Мосгорисполкома, несмотря на столь внушительное название, была весьма компактной и помещалась вместе с инструментом, основу которого составляли кувалды и гаечные ключи, в одном вагончике. снабженном буржуйкой и нарами для дневного отдыха. Рабочих, кроме меня, без уголовного прошлого не было. Также не было ни одного алкоголика, поскольку пили только растворители красок, этому контингенту даже одеколон казался не в масть. С первой получки я купил по бутылке водки на брата, закуски с близлежащего Даниловского рынка и клятвенно пообещал после каждой смены бутылку «андроповки» на круг, если они откажутся от растворителей, и бригада начнет выполнять план. По моим расчетам существующие расценки в сочетании с дозволенными приписками позволяли, вкупе с неизбежными в случае перевыполнения плана премиями, резко поднять уровень зарплаты. К концу зимы мы вышли на средние 300 рублей на нос, что для Москвы было более чем прилично, а мои коллеги стали нормальными алкашами, то есть стандартными советскими работягами. На похороны Андропова проставлялись уже они.

Мои бывшие сокурсники частично стали аспирантами, и я продолжал посещать родное общежитие с целью восстановления интеллекта, практически полностью  утерянного в  степях и пустынях южного Казахстана. Один хитрый сириец предложил мне свою койку, сам он снимал квартиру, в обмен на написание диплома; сто рублей шло сверху. Тема была мне совершенно незнакома, тем и интересна: компрадорские течения в коммунистическом движении стран Ближнего Востока. Я получил пропуск в Институт Востоковедения рядом с метро «Кузнецкий Мост», неподалеку находились Сандуновские бани. С тех пор мой график строился следующим образом. Я отрабатывал длинную смену с отбойным молотком в руках; с восьми до пяти, спал в вагончике до начала ночной смены, потом брал ключ и кувалду, коими развлекался до утра. Следующие полторы суток у меня были свободные, я отсыпался в общежитии, шел в Сандуновские бани, а затем в библиотеку института, где погружался в волшебный мир спецхрана. Там я узнал какой помойкой было коммунистическое движение в арабских странах и познакомился с директором института Евгением Максимовичем Примаковым. Ну, как познакомился: обедали пару раз рядом в тамошней столовой, и я ему соль передал.

Сталин, безусловно, знал цену своим соратникам по партии «ленинского разлива». Разгоняя Коминтерн в 1943 году, он ставил формальную точку над событиями 37-38 годов, когда интеллигенцию резали, как баранов, а народ всячески подбадривал этот процесс. Попы и кулаки закончились, пришла очередь евреев, студентов  и прочих инородцев. Народ – богоносец потребовал сменить провайдера: ни никонианский патриарх, ни интернациональный совокупный ленин его не устраивал. Как крестьяне приняли в качестве самоназвания имя христиане, так и суровые беспоповцы Поволжья и Сибири заявили истинным народом себя, а Сталина своим духовным лидером. Возглавлявший службу госбезопасности беспоповец Ежов был только мечом Немезиды, и – странное дело - никогда, вплоть до середины шестидесятых годов, деревня не жила так богато и сытно как перед войной. Потом это гордое и бескомпромиссное племя строителей новых городов и заводов погибло в годы второй германской, но в избирательной памяти читающей публики остались не эти миллионы жертв, но сотни тысяч ими, или при их согласии  убиенных коммунистов, чьи руки были зачастую в крови жертв еще той, Гражданской войны.  И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.

Такие мысли, пусть и обрывочно, стали приходить ко мне по мере проникновения в суть международного рабочего движения в институте Востоковедения. Тем временем, сбили юнокорейский Боинг и умер Андропов

Ниже мое современное эссе о причинах и истоках событий 1937 года. Перечитывая его пятилетней давности текст, я подивился, насколько быстро идет смещение акцентов в оценке исторических событий. Но решил ничего не менять, памятник эпохи, все-таки.

Большой террор

Речь не о 37 годе. Тот террор был малым. У Юза Алешковского в романе-монологе "Рука" хорошо описаны и жертвы, и палачи. Красный командир, уничтоживший во время тамбовского восстания деревню и мальчик, спасшийся от уничтожения. Первый - жертва террора, второй, ставший сотрудником НКВД, - его палач. Народ, без сомнения, поддержал уничтожение партийной, хозяйственной и военной элиты и всячески способствовал этому уничтожению. 
Террор 37 года полностью соответствовал понятию справедливости по-русски, не противоречил он и христианской морали: "мне отмщение и аз воздам", в том смысле, что НКВД только аппарат для приведения в исполнение приговора божьего суда. Сталин, безусловно, стоял у истоков этого террора, его обеление частью современных историков сам бы он воспринял как оскорбление. Цену своим соратникам он знал очень хорошо, личностно же больше симпатизировал людям старой школы: один Андрей Януарьевич чего стоит. 
То, что гибель интеллектуального цвета нации сплотила страну и, как это ни парадоксально, сделала ее более конкурентоспособной, было видно невооруженным взглядом. Крестьяне и пролетарии так хорошо, как в период с 37 по 41 г.г. стали жить только в начале семидесятых. Писатели и военные забыли про фронду и занялись полезным делом - пропагандой и освоением техники. В упрек Сталину можно поставить только запаздывание этого процесса, особенно в сравнении с Гитлером, приступившем к процедуре подготовке к войне сразу после прихода к власти в 33 г. 

Чтобы разобраться с источниками и движущей силой процессов, проистекавших в 37 г., следует разрешить маленькую загадку: почему Сталин так боготворил Ленина, ведь при повороте от перманентной революции к старой, проверенной временем империи фигура вождя пролетариата явно не вписывалась в ее формат. 
Именно «лениным» били Сталина хрущевцы и перестройщики, взывая к необходимости восстановить ленинские нормы в руководстве партией и государством. Ведь не за революцию же так чтил Сталин эмигранта из Швейцарии: он знал о достаточно низкой оценке участия последнего непосредственными участниками событий из питерского ВРК и военного бюро партии большевиков, которое сам возглавлял (вместе с Дзержинским). 

Гений Ленина скрывался в учении о большом терроре. Но! Большой террор не надо путать с красным террором. Красный террор представлял собой пиар-акцию и, в отдельных случаях, являлся запалом к большому террору в местностях, где последний разгорался слабо. 
Итак, Российская империя представляла собой в начале 20 века динамично развивающуюся территорию с быстро растущим населением и экономикой. Тем не менее, местность та была глубоко поражена метастазами трех глубинных болезней: пугачевщины, новиковщины и сперанщины. Каждая из них была в состоянии уничтожить империю, а вместе они могли бы взорвать и основы жизнедеятельности ее народов, превратив снова в Дикое поле. Февральская революция высвободила две последние из трех темных материй, справедливо полагая, что для перераспределения ресурсов от одной элиты к другой, этого более чем достаточно. Те же процессы мы наблюдали в России в начале 90-х, или видим сейчас на Украине вживую. Вырвав власть по результатам Октябрьского переворота, большевики и не думали начинать народную революцию. Им было достаточно контролировать ситуацию в России для развертывания перманентной революции в Европе. 
В дело, как всегда, вмешалась случайность, замешанная на завышенной самооценке ряда исторических деятелей той эпохи. Амбиции революционеров, отодвинутых от кормушки, привели к созданию формата Белого движения - аналога современных белоленточников. Оно собиралось бороться и боролось с большевиками методами относительно мирными: саботажем, укрывательством ресурсов, демонстрациями и пропагандой. 

К весне 1918 года Ленин понял, что власть традиционными методами не удержать, ему же придется последовать обратно в эмиграцию вслед за своим другом детства Керенским. Вот тогда из потайного кармана ленинской жилетки и был вынут джокер, позволивший выиграть партию. На авансцену истории был приглашен народ, не тот народ, что чинно гуляет по улицам, раскланиваясь со знакомыми, но мужик-богоносец, воспетый Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Он давно уже ждал своего часа, и только природная боязнь начальства мешала ему развернуть все свои таланты. 
Все подразделения Красной армии, кроме знаменитого бронепоезда Троцкого, были красными лишь номинально. Дубина народной борьбы, раз поднявшись, уже не могла остановиться. Одним взмахом пера все борцы с царизмом, кроме большевиков, были причислены к реставраторам царского режима: помещикам, попам и ахфицерам. Сменивший котелок на кепку Ильич выдал индульгенцию на отстрел, и дело пошло. Через полгода вся фрондирующая супротив единого государства интеллигенция уже сидела у него в приемной с нижайшим прошением усмирить чернь и выражением согласия служить хоть черту, хоть большевикам, лишь бы загнать в стойло разбушевавшиеся массы. 
То-то же, - удовлетворенно сказал Ильич и занялся любимым делом - разработкой плана ГОЭЛРО и реорганизацией Академии Наук. 

Тем не менее, разбушевавшуюся стихию требовалось утихомирить. Постепенно лозунг «единой и неделимой» перешел к большевикам, заставив горестно вздыхать идеологов белого движения. Излишек пассионарной энергии направили на борьбу с интервентами и басмачами, дашнаками и поляками. Белые казаки, интегрированные в ряды Красной армии в Новороссийске, с удовольствием почистили кавалера ордена Красного знамени за № 4 Нестора Махно со товарищи, Врангель удачно ушел в Константинополь, красно-зеленых партизан и нацкадров почикали совместными усилиями красных и белых полководцев. И на Тихом океане свой закончили поход. 
10 миллионов погибших в эпоху большого террора 1918 -1921 годов не самая большая плата за расшивку всех противоречий, накопившихся в гигантской империи за последние триста лет. Предыдущая смута длилась дольше и, в процентном отношении, унесла больше жизней. 700 тысяч убитых в эпоху малого террора 1937-1938 годов стали сдачей в не доигранной игре. Их вовлеченность в большой террор двадцатью годами ранее сыграла с ними плохую шутку. 
Историческая память коротка и запутана. Белогвардеец Путин мочит в сортире своих единокровников - белоленточников. Махновцы Донбасса меряются крутизной с петлюровцами Киева. Новая Антанта требует отдать очередную "кемску волость" - отжатый по понятиям Крым. Все с замиранием сердца ждут нового явления народа-богоносца и прихода Того, кто разбудит и усмирит стихию. И Моторолла пророк его.

3 гл. Армия. Национальный вопрос.

Двумя годами ранее я сидел на Угрешке, сборном пункте всех московских призывников в ожидании отправки к месту службы. Было 22 апреля 1981 года. День рождения Владимира Ильича Ленина. Купив на последнюю трешку в складчину со случайным попутчиком бутылку водки, коей торговали почти в открытую, я выпил залпом стакан и отправился в кинозал для планового просмотра фильма «Старшина». Там заснул и. когда проснулся, моей команды уже не было, а в зал заходила следующая порция призывников. Я перебрался на задний ряд и проспал подряд семь или восемь сеансов, не желая выходить в забитый мокрым снегом и окрашенный в желтый цвет мочи двор. На следующие сутки узнал, что команда, к которой я был приписан, благополучно отбыла в неизвестном направлении и записался в первую попавшеюся, готовую к отбытию. Нам был подан самолет ИЛ-62, на тот момент новинка отечественного самолетостроения, в бизнес - классе которого разместилась делегация Верховного Совета Казахской ССР, возвращающаяся с сессии Верховного Совета СССР, а в эконом-классе толпа вонючих, в телогрейках и бушлатах, гопников. Мне до сих пор стыдно перед стюардессами того рейса.

Алма-Ата поразила запахом цветущих маков. Впрочем, мы не представляли, куда прибыли и были в полной уверенности, что это Афганистан, тем паче, что дальнейшее наше путешествие на поданных к трапу Уралах, а затем в теплушках времен второй мировой шло в режиме полного радиомолчания в эфире. Так я попал на станцию Отар, что вблизи границы Киргизии, на полпути от Алма-Аты до Фрунзе, нынешнего Бишкека. Гвардейская учебная дивизия имени генералиссимуса Суворова была выведена сюда из Германии по окончанию войны, построила военный городок с почтовым адресом п.г.т. «Гвардейск» и крупнейшую в СССР, а значит и в мире, танковую директрису. На момент нашего прибытия дивизия выполняла функцию подготовки младшего командного состава и специалистов для службы в ограниченном контингенте советских войск в Афганистане. Когда я проходил допризывную подготовку в ресторане София, что на площади Маяковского в Москве, мои сокурсники, уже оттянувшие солдатскую лямку, настоятельно советовали по приходу купцов из различных воинских частей смотреть внимательно на цвет петлиц и ни в коем разе не реагировать на красный. Это мотопехота – смерть для молодого бойца. Так я и поступил, не встал, когда выкрикивали мою фамилию. Таких глухих в зале набралось с десяток. Мы оптом достались сержанту с 2 топориками на черной петличке. Стройбат, бл@дь! На мой эмоциональный выплеск сержант обидчиво отвечал: сапером будешь. Он предварительно спросил образование и пометил себе мои два с половиной курса МГУ. Так я стал специалистом в области установки и разминирования противотанковых минных полей. Но не сразу.

В армии в то время негласно главенствовал территориально - этнический признак. Ценились русские с Урала, их определяли в пограничники. К взрывчатым веществам допускались русские и украинцы со среднетехническим и высшим образованием. Москвичей не любили, и я первое время оправдывался, что призывался из Москвы исключительно силой обстоятельств, а  родом с Крайнего Севера. В конце службы, когда сам уже выступал в роли купца, старался брать татар, как наиболее исполнительных подчиненных, а украинцев, особенно западенцев, или бандеровцев по нашей терминологии, поменьше. Потом, уже в строевой части, я насчитал в свое роте тридцать национальностей из тридцати двух человек личного состава, разделив предварительно грузин на менгрелов и аджарцев, дагестанцев на аваров и даргинцев, ну и так далее. Тогда же мне впервые пришла в голову мысль о неизбежном скором распаде Советского Союза, настолько были непримиримы все этносу друг к другу и, все вместе к русским. Плачевное моральное и организационное состояние армии усугубляло эти мысли.

Летом 1982 года произошло восстание чеченского стройбата на Байконуре. Двести сынов гор трое суток отбивались от присланного спецназа табуретками, закрывшись в здании казармы. Их повязали, разумеется, и всех, кроме зачинщиков бунта, привезли к нам в город Капчагай, куда я попал после учебки, на переформирование. За неделю пребывания они поставили на уши весь гарнизон, как-то раз дежурный по части даже стрелял в их толпу из ПМ. Один достался мне во взвод. Звали его Магомед Магомедов и я узнал его, углядев  в телевизоре убитого в 99 году в Дагестане чеченского боевика. Когда он был один, без земляков, с ним можно было разговаривать, ключом к его сердцу, впрочем, как и любого другого кавказского человека был вопрос о здоровье мамы.

После службы в армии я придерживаюсь прогрессивных расистских теорий в духе Редьярда Киплинга и Данилы Багрова. Мои партнеры по преферансу, армянин и польский еврей, с коими я поддерживаю дружеские отношения последние сорок лет, разделяют мою точку зрения.

4 . гл. Татьянин день.

Я поставил в эту главу беллетризованный эпизод времен начала перестройки, написанный мной в период увлечения беллетристикой.

«25 генваря лета 1985 от рождества Христова комитет комсомола Московского государственного университета прислал мне черную метку. 
В роли слепого Пью выступила миловидная девушка, передавшая в перерыве между лекциями тетрадный лист с написанной от руки телефонограммой: - Явиться в ГЗ на 12 этаж к 12-00. ГЗ – это главное здание МГУ, знакомое всем своим архитектурным обликом сталинской высотки. Получив казалось  бы не носящую следов угрозы  бумагу, я похолодел и чуть было не последовал за скончавшимся от инсульта Билли Бонсом. 
Был за мной грех и, как на грех, именно по комсомольской линии. Тремя годами ранее комсомольским собранием взвода инженерной разведки отдельного инженерно-саперного батальона, расположенного в одном из гарнизонов  дважды краснознаменного среднеазиатского военного округа, был я исключен из рядов сей славной организации. Настучал на меня кодировщик начальника штаба батальона прапорщик Базарбай, уже не помню, кличка это была или фамилия. Поводом же послужило самовольное оставление части. Следует заметить, что оставил я ее не с целью побега от тягот службы, но, утомленный гарнизонным бытом, смылся на полигон, где проходило ежегодное развертывание бригады в составе полутора тысяч партизан – сорокалетних мужиков, призванных на сборы. Пользуясь организационной неразберихой, встал на денежное и вещевое довольствие и отбил в родную  часть шифрограмму о необходимости прикомандирования сержанта имярек с подделанной кодированной подписью начальника штаба батальона. Обман вскрылся только через месяц и, под угрозой дисциплинарного батальона, я выпросил более мягкое наказание. Еще через год, выправляя документы на демобилизацию, обнаружил в шкапе у комсорга части свой комсомольский билет и учетную карточку, без – слава безалаберному Базарбаю - записи об исключении. За две бутылки портвейна документы были мною выкуплены и в последствие предъявлены заместителю декана того факультета, с которого двумя годами ранее уходил я добровольцем в Советскую армию. 
– Восстанавливайся, сынок, - сказал он мне и попросил не беспокоиться об отсутствии комсомольской характеристики. Сделаем запрос в воинскую часть, малой скоростью сама подойдет.
Быстро оценив ситуацию, я мысленно послал себе проклятье за собственную забывчивость и вежливо попросил отсрочку еще на год под предлогом поправки материального положения. Факультет был, как тогда говорили, идеологический, и запрос в часть автоматически означал отчисление из числа студиозусов. Характеристику в результате я получил как монтер пути капитального ремонта трамвайных путей города-героя Москвы и благополучно восстановился на третьем курсе.
Обуреваемый мыслями о вскрывшемся обмане, я зашел в скоростной лифт центрального холла и вознесся в комсомольский рай, туда где за все годы учебы ноги моей не бывало ни разу. Перед дубовой распашной дверью толпилась кучка студентов,  идентифицированных мною как «ботаны», что слегка успокоило разыгравшееся воображение. Интрига длилась недолго, вышедший комсомольский работник провел перекличку и завел всю компанию в предбанник, где артистического вида человек задал странный, на первый взгляд, вопрос: - Нет ли среди присутствующих уроженцев села Холмогоры? Все стало понятно. В день 230-летия МГУ искали земляков его основателя – Михайло Васильевича Ломоносова. Все ботаны оказались родом из областного центра – Архангельска, причем двое: казах и татарка детьми военнослужащих. Их отцы проходили службу на полигоне «Новая Земля»; детей, для соблюдения режима секретности, записывали как архангелогородцев.
_ Может, кто из деревни есть? – с ноткой отчаяния произнес ассистент, как вскоре выяснилось, режиссера. Обзаведшись к тому времени бородкой a la Russea, я смело выступил на авансцену со встречным вопросом: - Райцентр подойдет? После ликвидации опасности с моим мнимым членством в рядах ленинского комсомола я был готов на любую авантюру и уже приступил к  рассказу о своем нелегком детстве в поморской глухой деревне на берегу Белого моря, учебе грамоте у  дьячка местной церкви и роли комсомольской ячейки колхоза в посылке соляного обоза (куды ж от него деваться-то) в Москву. Так, окая и цокая, добавляя частицу «то» в конце каждого предложения, я продержался на вершине популярности минуты три. Из кабинета главного комсомольца вышел довольный жизнью и выпитым коньяком режиссер будущего шедевра о современном гении науки из глухой деревни. Он благосклонно выслушал доклад ассистента, покосился в мою сторону и вальяжно, ни к кому не обращаясь, сказал: - Ну, поскольку земляков Ломоносова кот наплакал, будем снимать не фильм о продолжателях его традиции, но проблемную ленту на тему слабого присутствия выпускников сельских школ в лучшем университете страны. 

Только – только начинали дуть ветры перестройки, и все мы почувствовали их первое дуновение в пахнущем коньяком нездоровом дыхании режиссера.

Пы.Сы. Двадцатью годами позже, по завершению отпуска на островах Соловецкого архипелага  проезжал я на автомобиле по архангельской трассе в направлении Москвы. Увидев отворотку с надписью на столбе «Холмогоры», настоял перед своими спутниками необходимость сделать крюк в тридцать километров для засвидетельствования своего почтения земляку, с чьим именем периодически сталкивала меня судьба. Стоящие на въезде в село женщины приветливо помахали нам, я воспринял это за добрый знак и велел остановиться.
Далее диалог. - Баушки, а где тут у вас Ломоносовы-то живут? – А нет у нас таких. – Как же нет? А Михайло Васильевич? – А, так вам памятник нужен? Ехайте до центру, там увидите».

Появление Горбачева на авансцене истории было воспринято мною положительно. Даже антиалкогольная кампания мне импонировала, равно как и стильная Раиса Захаровна Максимовна. Раздражение появилось после реанимации вбросов о культе личности Сталина, быстро переросших в  мифы о сталинских репрессиях. Восстановление исторической справедливости устами Солженицыных и Разгонов казалось мне профанацией, а откровенное передергивание исторических фактов – признаком моральной деградации интеллигенции. Люди как-то резко измельчали и стали более суетливыми, в их глазах появился лихорадочный блеск, речь стала неструктурированной и невнятной. Чтобы не замараться случайно в этом, надо честно сказать, довольно притягательном для молодого человека псевдоинтеллектуальном потоке, я решил заняться бытовыми делами. Родилась дочь, надо было зарабатывать на жизнь. В моей второй трудовой книжке, а я всегда старался поддерживать обе трудовым стажем, после записи об окончании Московского Университета стоит запись о принятии на работу разнорабочим в колхоз «Боротьба» Пуховичского района Минской области. Это была очередная шабашка. Надо сказать, что шабашки занимали в нашей жизни ту нишу, которую сейчас занимает активный отдых на горнолыжных курортах. Удовольствие тоже, но не ты платишь.  платят тебе. Даже работая по распределению экономистом на заводе, я умудрялся шабашить в трамвайном депо. Кстати, удрал я с обязательной отработки молодым специалистом уже через полгода весьма оригинальным способом – принес на работу, а завод был режимным, паспорт с отметкой о выписке из Москвы. В те времена прописаться в столице было сложно, в деле  же с добровольной выпиской я был, наверное, пионером. Начальство покрутило пальцем у виска и. не желая связываться с душевнобольным, беспрекословно подписало заявление. Следующие четыре года, вплоть до 1990 были борьбой за выживание – строили дома и дороги в Белоруссии, потом в Рязани. В 1990 решил снова круто поменять тренд и устроился старшим преподавателем в институт повышения квалификации при Минхимнефтепроме в Москве. Следует сказать, что жизненный опыт привел меня к парадоксальному выводу. Если в стране существовал тренд на стабильность, мое материальное положение неуклонно ухудшалось; как только возникал кризис, оно стремительно росло и, по окончанию кризиса, также стремительно исчезало. Никогда не жил я так хорошо, как в периоды 1990-1992; 1996-1999; 2006-2008 годы. Разумеется, с годами, пики сглаживаются, но все еще случаются. В 1990, когда вся страна подбирала бычки на обочине – это не метафора, это знаменитый табачный кризис, я курил Мальборо в Гамбурге, а в 1991 жил в тихом университетском городке Вулверхемптон вблизи Бирмингема. В промежутках между поездками пудрил мозги директорам нефтяных и химических предприятий, уже примеряющих на себя роль «красных директоров» и будущих владельцев социалистической собственности. Как я теперь понимаю, из нас на западные деньги подспудно  готовили будущую колониальную администрацию новой Индии. Я принял правила игры и честно отрабатывал гранты, партизаня по тылам подобно Антону Павловичу Чехову. Мы оба были в плену внешних обстоятельств: он у мещан и купцов, я у коммунистов-перерожденцев и новых русских, оказавшихся в итоге старыми прожженными евреями. Я знавал шапочно двоих – Константина Натановича Борового и Бориса Абрамовича Березовского, они у нас лекции читали. Антипатия на ментальном уровне была взаимной.

Раскусили меня быстро - куратор посидел на моей лекции - и предложили играть по правилам либеральной тусовки: либо должность заведующего кафедрой, либо с вещами на выход. Я бы согласился на кафедру, но тогда пришлось бы подсидеть своего бывшего научного руководителя, который меня в эту синекуру и устроил. Пришлось отказаться.

,

5 гл. Ярмо бизнеса

Каким только промыслом не занимались в девяностые. Мы публиковали книгу воспоминаний коллег-физиков об Андрее Сахарове, сплошь состоящую из формул и абсолютно не читабельную. Только письмо тогдашнего президента АН РФ Александрова с рекомендацией директорам подведомственных институтов приобрести сей труд, помогло распихать тираж. Саму подпись мы получали через его соседку по подъезду, которая была по совместительству методистом в нашей бизнес-структуре. Она поймала академика за выносом мусора. Потом мы выпустили пластинку на уже умершей фирме Мелодия в Апрелевке с песнями финских татар. Те татары нас кормили полгода, как только в кассе заканчивались деньги, наш работник-татарин шел в медресе или другие скопления одноплеменников, коих в Москве оказалось превеликое множество и заводил патефон. Продавая единомоментно пару десятков дисков, мы платили зарплату методистам, бухгалтерам и уборщице, то есть женщинам. Зарплаты тогда платились ежедневно, чтобы люди успевали купить еды на вечер для своих семей.

Офис наш располагался на метро Октябрьская в помещении журнала «Химия и жизнь». Во дворике лежал Феликс Эдмундович Дзержинский в виде статуя ранее демонтированного на площади его имени неблагодарными потомками. Статуй был отбит по краям, пытливые либералы искали золото партии. Шел октябрь 93, а мимо нас шла толпа людей на захват Белого Дома. Железный Феликс лежа приветствовал их.

Муж нашего главного бухгалтера был полковником-пограничником в Таджикистане. Он получил повышение с переводом в Москву и ведомственный кабинет на Лубянке. Благодаря этому обстоятельству я один раз побывал в этом заведении. Повод был самый, что ни на есть подходящий - сотрудникам давали по два мешка картошки, и супруг попросил жену их забрать. Я с товарищем по пропуску обошел все подвалы, следов пыток не обнаружил, и мы, взвалив мешки на плечи, спокойно вышли через открытые центральные ворота. Пока поймали тачку, пока довезли картошку до адреса, пока возвращались в офис, не догадывались, что весь центральный аппарат КГБ уже ищет лиц, пропавших в его недрах, пропуска-то мы не отметили, а часовой принял нас за грузчиков.

Когда в путинские времена молодые провинциальные ФСБ-шные сотрудники пытались меня вербовать, я им честно отвечал, что уже завербован центральным аппаратом КГБ, и агентурный псевдоним мой «хмурый», а два раза вербовать не комильфо.

К  Ельцину отношение у меня однозначно негативное. Если когда-нибудь власть и народ возьмут курс на национальное и духовное возрождение, то в качестве первого сакрального действа, я предложу выкопать прах первого президента России, зарядить им Царь-Пушку и по старинному народному обычаю выстрелить в сторону Запада. Понимаю, что это будет римейком ранее совершенного действа в отношении Лжедмитрия, но ничего не могу с собой поделать.

6 гл. Петушинка и Пять Углов.

В городе МурмАнске, с ударением на втором слоге,  ходит самый северный троллейбус в мире. Это одна из тех аксиом, которые были вбиты в мое сознание в раннем детстве и никакие инсинуации более позднего времени не смогут поколебать мою уверенность. Во времена моего детства Мурманск был городом бараков. Кому повезло больше, жил в кирпичных, построенных пленными немцами, кому меньше – в дощатых. Мы относились ко второй категории и моим первым детским воспоминанием был постоянный утренний холод, а ночным спутником резиновая грелка с горячей водой. За окном виднелись стоящие в заливе подводные лодки, потом их разбросали по базам на побережье, зато прислали первый атомный ледокол «Ленин». Все жители поголовно были приезжими послевоенного разлива; кого пригнала нужда, кого жажда наживы. Платили и снабжали продуктами хорошо, пока при Брежневе не понизили категорию довольствия и не снизили выплаты «за севера». Жили все. как в последний день. Рыбаки и моряки торгового флота, отличие в том, что  первые плавают, вторые ходят, по полгода болтались в море, потом полученное денежное довольствие с удовольствием пропивали в доме отдыха моряков. Детей летом отправляли на юг, под которым понимался  северный берег Белого моря: кандалашский, онежский, или архангельский, в зависимости от того, где жили бабки с дедами. Один мой одноклассник один раз ездил в Артек. Когда я его встретил через сорок лет, он первым делом стал рассказывать мне об этом путешествии.

Через восемь лет отцу дали двухкомнатную квартиру в сталинском доме в центре города. Формально он не заслуживал ее, мы должны были жить в первой в городе блочной девятиэтажке, но его начальник упросил поменяться, девятиэтажка считалась более престижной. Газовая плита, ванна, туалет с унитазом, горячая и холодная вода прямо из крана, наконец свой собственный телефон. Его номер я до сих пор помню, все остальные множество номеров забыл, а этот помню: 7-46-23. Переезд с Петушинки на Пять Углов был равносилен переезду с Бронкса на Бродвей. Кстати Бродвеем в Мурманске назывался, а может и сейчас называется, проспект Ленина. Мурманск, будучи де-факто порто-франко вообще тяготел к западной культуре, сказалось влияние интервентов в 1918 и ленд-лиза времен второй германской.

Получение жилья было увязано с довольно комичным обстоятельством. Праздновали 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, так тогда было принято именовать вождя, и папу наградили юбилейной медалью. Как орденоносцу ему пообещали квартиру в ускоренном порядке, он на радостях выпил и попал в вытрезвитель. Если бы сообщили на работу, то никакой орден бы не помог. Кто-то из сослуживцев выручил. Каждый раз, когда смотрю фильм «Путь к причалу», где есть подобный эпизод с боцманом Росомахой, чью роль сыграл артист Андреев, вспоминаю и свой барак - его собрат также фигурирует в фильме, и папин вытрезвитель.

Папа был стармехом на СРТ, потом на БМРТ. Когда я после школы посещал курсы допризывной подготовки в ДОСААФ и принес домой корочки электромеханика-дизелиста, папа прослезился: С такой профессией без копейки не останешься. В девяностые, желая подколоть старика, я показал ему на карте страны, где я побывал: Англия, Германия, Швейцария. Он в ответ ткнул меня в Канаду, Аргентину, Чили. На прикол «говно плавает, моряки ходят» обижался, говоря: на то мы и плавсостав, чтобы плавать, иначе рыбу ни в трал, ни в кошель, не возьмешь.

Дом был, что называется, «капитанским», квартиры в нем давали капитанам дальнего плавания; те, что попроще, штурманам и стармехам. К нам часто заходили выпить те соседи и просто знакомые, кто проходил мимо и имел желание выпить, а таких хватало. Так я познакомился с Иваном Дмитриевичем Папаниным, который был похож на капитана Врунгеля из детской книжки. Следующий раз я встретил его на Новодевичьем кладбище, он лежал недалеко от могилы моего тестя. Еще одним любителем пропустить рюмочку был дважды Герой Советского Союза легендарный разведчик морской пехоты Виктор Леонов. Вместо наград он носил окладистую бороду, работал в ДОСААФе на какой-то административной должности и явно ею тяготился. Когда я с ним знакомился, то растерявшись, сказал: а мы Вас в школе недавно проходили.

Там в Мурманске я впервые услышал «за политику». Взрослые обсуждали снятого Хрущева и создание триумвирата: Брежнев, Косыгин, Подгорный. Хрущева я представлял в виде Айболита из фильма «Айболит-66», остальные меня не интересовали. Шла вьетнамская война и мы собирали пластилин и карандаши для детей Вьетнама. Потом разбился Гагарин, и женщины плакали как по родному покойнику – навзрыд. 73 год все перевернул. Президент Альенде с автоматом, стадион в Сантьяго, Луис Корвалан – я начал читать газеты. Мир приобрел очертания и объемность. Вьетнам, наконец, победил гринго, Анджела Дэвис вот-вот додавит американский империализм и только Болгария тормозит – не желает менять название с «народной» на «социалистическую». То ли дело СФРЮ. Иосип Броз Тито в форме военного покроя и генеральской фуражке с околышем  на долгие годы стал моим первым политическим кумиром. Шляпы и пирожки советских лидеров меня не вдохновляли.

Во втором классе я стал командиром октябрятской звездочки. Это был мой самый большой и единственный взлет в партийной карьере. На параде в честь 7 ноября в школьном спортзале надо было прийти в солдатской пилотке и с погонами. Я долго выбирал в военторге погоны и остановился на звании капитана, на погонах которого  было по 4 звезды. Когда пришел в школу, то чуть не расплакался – вся моя звездочка была майорами и полковниками. Этот случай отучил меня от лишних амбиций. Дальнейшее пребывание в пионерах и комсомольцах было простой формальностью. Детство стремительно заканчивалось.

Культурное мое воспитание началось с фильма «Фантомас». В старшей группе детского сада мы сбежали через окно во время тихого часа в кинотеатр «Спутник», в котором шел тогдашний хит проката. Старшие ребята протащили нас за руки через очко в туалете, город северный и дерьмо лежало замерзшим даже летом, и мы улеглись, слегка пованивая, на пол перед первым рядом. В середине сеанса нас арестовали и сдали родителям. После трепки я заявил, что в садик больше не пойду, а пойду в школу. Так формировалась моя гражданская позиция, приведшая к школьной характеристике по итогам десятого класса: «все проблемы, касающиеся его лично, решает самостоятельно». Я потом долго про себя гордился этой фразой, данной мне авансом проницательным педагогом – Надеждой Ефимовной Матеровой, нашим классным руководителем и преподавателем математики.

Закончив школу, я погулял два дня и пошел устраиваться на работу. Поступать в ВУЗ я не хотел, так как мне было только 16 лет и в армию идти не приходилось по возрасту. Тот же возраст меня и подвел, когда я попытался завербоваться на БАМ и на Шпицберген. Пришлось идти в бюро по трудоустройству, где мне выдали романтичную комсомольскую путевку в неромантичное ремонтно-строительное управление на должность ученика электромонтажника. Мои одноклассники, все как один спортсмены-волейболисты, уговорили подать документы на физмат местного пединститута, чтобы помочь им сдать письменную математику, отсутствие двойки на первом экзамене означало для них зачисление. Я из любопытства без подготовки, отпрашиваясь с работы на пару часов, сдал все экзамены и был зачислен. На занятия, понятное дело, не ходил, и когда зимой пришел за документами, то с удивлением узнал, что имею право на пересдачу все сессии. Пошел к ректору, который оказался моим однофамильцем. Что ты хочешь? - спросил он.  Хочу учиться в МГУ, - неожиданно для себя самого сказал я.

Так я оказался в МГУ. Интересна была реакция моих одноклассников на это событие. Годом раньше, первым в истории школы  на химфак МГУ поступил Андрюша М. – победитель всевозможных олимпиад и человек, помешанный на химии. Он достоин – был всеобщий вердикт. Когда поступил я, то ожидал схожей реакции. – Дрянь это МГУ, коль туда такие разманаи поступают, - таково было общественное мнение. С тех пор я научился не обращать внимание на мнение окружающих, высказанное коллективно.

В этой главе уместно поговорить о Никите Хрущеве. Наша семья переехала в Мурманск в 1962 году, аккурат под испытания водородной бомбы на Новой Земле. Во много благодаря им у меня с детства плохие зубы и зрение, а также ненависть к рыбьему жиру, коего приходилось есть ежедневно по столовой ложке. Одно время исчезновение печени трески в магазинах связывали с накоплением радиации именно в этом органе, а рак был той болезнью о которой говорили повсеместно, как позже о спиде. Хрущева называют презрительно «кукурузником» люди не сведущие в сельском хозяйстве. В поселке Молочном, близь Мурманска,  был молокозавод, а при нем коровьи фермы. Благодаря этому безумному деянию Советской власти, немыслимому в наши рыночные времена, народ за Полярным кругом получал ежедневно свежее молоко. Коров тех кормили привозимым по железной дороге зерном, а выдавали они, помимо молока и телят,  навоз, который после перегноя, становился почвой. Вот на этом тонком слое почвы и сеяли в короткое полярное лето кукурузу на зеленую массу, чтобы коров тех порадовать и молока больше выдоить. Початки у кукурузы на юге получают, в штате Айова. В средней полосе кукурузу сеют на силос, как растение, дающее бОльшую биомассу, чем традиционный клевер.

Впрочем, на этом достижения Никиты Сергеевича и заканчиваются. Хвалимая, в противовес кукурузе, политика отмена «палочек» в колхозах и перевод оплаты в денежную форму привели к падению производства мяса и росту алкоголизма на селе. В сталинские времена на трудодни давали исключительно зерно и телят мужского пола. Бычков на откорм в колхозах  не держали, там было исключительно молочное стадо. Бычки стояли в частных подворьях и кушали зерно, полученное их хозяевами на трудодни. Зимой их забивали и везли мясо в город на рынок. Торговали мясом женщины, которые полученные деньги тратили на ситец и предметы домашнего обихода. Их мужья довольствовались самогоном из того зерна. После хрущевских реформ деньги, получаемые мужьями в колхозе, пропивались в сельпо без захода домой, зерна в домах не стало, равно как и бычков. В 1962 году начались мясные бунты.  Бюджет стал «пьяным» и не смог сползти с этой иглы до окончания Советской власти. Горбачев, вместо возврата к рациональной сталинской модели симбиоза помещичьего (колхозного) и крестьянского (общинного) землевладения, усугубил хрущевские реформы столыпинским волюнтаризмом в сторону фермерских хозяйств. Сын шахтера и комбайнер смогли совместно ухайдокать единственно приемлемую в наших краях форму ведения сельского хозяйства.

Не менее интересны деяния Хрущева в сфере идеологии. Про его антисталинскую кампанию лучше всех сказал Уинстон Черчилль: «Он единственный в мире человек, который не только объявил войну умершему человеку, но и умудрился проиграть ее». В принципе, Хрущев попал в ситуацию классического цугцванга: каждый следующий его ход ухудшал предыдущую позицию. Но жизнь не шахматы, здесь можно пропустить ход, или воздержаться от него в ожидании хода твоего соперника. Но Хрущев был поклонником Троцкого, а не Лао Цзы. В аналогичной ситуации, после смерти Ленина, Сталин дождался ошибок всех своих оппонентов, в том числе главной от Троцкого, не приехавшего на похороны, и только после этого ударил, объявив о «ленинском» призыве в партию рабочих от станка, чья ненависть к партийной верхушке была общеизвестна.

На могиле Хрущева на Новодевичьем кладбище стоит памятник Эрнста Неизвестного в черно-белых тонах. В замысле художника белые пятна относились к освобождению заключенных из сталинских лагерей и оттепели, а черные – к подавлению инакомыслящих и к Карибскому кризису. Давно там не был, но надеюсь, что со временем памятник приобрел равномерно грязный цвет.

Глава 7. Западники и славянофилы.

На первых курсах МГУ я с отчаянием маньяка, ходил в московские театры. Отчасти этому способствовала тогдашняя коллективная игра в театральные мафии. Команды отдельных ВУЗов занимали с вечера очереди в театральные кассы  наиболее престижных театров, отстаивали ночь посменно, и утром старались набрать как можно больше билетов на наиболее престижные представления. Билеты потом сдавались в общак и делились между всеми участниками процесса: поначалу по - братски, потом с учетом деления на элиту и быдло, как всегда бывает в человеческом социуме. Иногда договоренности о разделе территорий нарушались, и в кассы выстраивались альтернативные очереди из представителей разных ВУЗов, которые старались выдавить соперников, но культурно, без мордобоя. Пройдя череду театров: от пафосного Большого, через скушноватые «имени Ермоловой и Моссовета» к эпатажной Таганке, я пришел к парадоксальному выводу: театральная публика представляет собой образование сектантского типа, нетерпимое к мнению окружающих о назначенных театральных кумирах и оценке тех или иных произведений искусства. Театральные режиссеры презирают ту публику истово, а актеры прожигают свои жизни в пьянстве и разврате. В целом этот паноптикум напомнил мне субкультуру футбольного мира, не менее маргинальную, но не прячущую свою маргинальность под фальшивыми смокингами и драгоценностями.

Став постарше, я перенес этот метод оценки на спор западников и славянофилов в 60-е годы 19 столетия, получившие отзвук в 60-х годах столетия прошлого. В школе мы проходили неистового Виссариона, язвительного Чаадаева, желчного Писарева и иже с ними в качестве не осознающих свое предназначение предтеч большевизма. В любом случае они были прогрессивным явлением культуры, приобщающим темную и лапотную Русь к европейской культуре. Подспудно я эту братию не любил, но не мог свою нелюбовь выразить словами, ограничиваясь стебом в отношении 3-го сна Веры Павловны и гвоздей Рахметова. Славянофилы казались мне людьми более приятными в быту, но не очень яркими в творческом отношении. Сейчас я понимаю, что и те, и другие были по сути сектантами, сошедшимися в яростном споре: с какой стороны бить свифтово яйцо. Будучи внутренним пролетариатом Запада, по выражению Тойнби, обе группы хотели быть частью Западной цивилизации, только первые желали полностью раствориться в ней, а вторые просили оставить культурную автономию. Консервативную линию в русской культуре, отражающую позиции Пущкина и Бенкендорфа, Достоевского и Победоносцева мы в наших гимназиях  не проходили. А ведь ее антизападная направленность во многом сформировала позиции истинной аристократии, принявшей не идеалы, но стремление к сохранению суверенитета Октябрьской революции 1917 г., породила евразийство Вернадского и Льва Гумилева и тренд на сохранение империи в период смуты 90-х.

Правда, эта линия всегда существовала в тени яркой на образы и поступки линии формирования рукопожатной интеллигенции. Художник Павленский, прибивающий свои гениталии к брусчатке Красной Площади, разве не повторял деяния Рахметова? Протестующие против ввода имперских танков в Прагу не были последователями петербургской фронды 1807 года по поводу отжима у Швеции цивилизованной Финляндии? Герцен и Березовский не один и тот же типаж? То, что первый был бастардом дворянского рода и жил в Лондоне на папенькины деньги, а второй крещеные евреем, воровавшим деньги у государства, только подчеркивает их видовое сходство: и тому и другому современный интеллигент возносит осанну поет аллилуйю.  Прототипы «лишних людей», описанных в литературе, все эти Онегины, Печорины, Чацкие не были ни предтечами, ни, тем более, предшественниками современного нам типа интеллигента. Более того, они бы с презрением отнеслись к этому типу, доведись им оказаться в одном обществе. Их последним представителем был поэт Николай Гумилев, попросивший сигаретку у расстреливавших его чекистов. Если ставить памятник основателю интеллигенции, то придется обратиться во времена Ивана Грозного и поискать изображения Андрея Курбского. Чуть ниже на пьедестале придется поставить просветителя Новикова и путешественника Радищева, реформатора Сперанского и. конечно же, филозофа Чаадаева. Вот тот паноптикум радетелей личных и гражданских свобод, из которого, словно птица Феникс, возрождается наша рукопожатная общественность свою питательную среду она находит в маргиналах различных сословий, предпочитая, в   основном, мещанское. .Представители данного сословия наиболее подвержены обаянию красивых фраз, упакованных в псевдонаучные обертки.

Настоящий интеллигент никогда не станет отщепенцем. Один мой знакомый еврей высказывал свою позицию по отношению к постоянно критикуемому им государству примерно так: До последнего своего вздоха, даже когда откажут руки-ноги и внутренние органы, я найду в себе силы прийти к окошку за зарплатой. Он работал помощником ректора в государственном ВУЗе. Государство, в свою очередь, холит и лелеет этих людей, они являются идеальным громоотводом для утилизации гнева населения, а в периоды затишья – придворными шутами и шутихами. В начальный период войны интеллигенция массово отказывалась от эвакуации из Ленинграда, боясь потерять прописку в столичном городе. Вариант захвата города немцами воспринимался ими как вполне рабочий: цивилизованный немец не может быть хуже комиссара-большевика. Только пришедшие по каналам диаспоры сведения о массовых расстрелах еврейского населения в Киеве и на других оккупированных территориях, заставил их изменить позицию. Но было уже поздно, кольцо блокады захлопнулось. Массовая гибель ленинградцев в первую блокадную зиму во многом связана с этим обстоятельством. Выжить можно было только на заводах, или, что парадоксально, в окопах. Ни работать руками, ни воевать ленинградская интеллигенция, разумеется, не хотела, да и не умела.

Если провести мысленный эксперимент на предмет поведения современной нам интеллигенции в условиях оккупации России войсками НАТО во главе с Соединенными Штатами Америки, то он будет еще менее утешителен, чем реальный эксперимент 1941 г. 2-3 процента уйдут во внутреннюю эмиграцию, остальные с удовольствием будут совершенствовать знания английского языка в разного рода учреждениях оккупационной власти. Не зря старина Гарт предостерегал американское командование от бомбежек Москвы и Ленинграда в годы холодной войны, дабы не уничтожить своих союзников.

Следует сказать, что развитие всеобщей грамотности и пришествие интернета лишают данную социальную прослойку исключительности, связанной с приобщением к сакральным знаниям. Стать технократами им не суждено, государству в эпоху цифровой  экономики столько обслуги не требуется, придется срочно маргинализироваться и спиваться.

Глава 8. Народники и марксисты.

Не менее, а, скорее, гораздо более, чем междусобойчик читающей публики, интересен спор относительно обустройства государства российского между двумя, более прагматичными и приземленными группами, получившими в  русской истории  устойчивые ярлыки народников и марксистов. Ленин своей войной против народничества, в которой, кстати, он проиграл, оказал нам большую услугу в популяризации их идей. В противном случае, преподаватели научного коммунизма советского периода с удовольствием предали бы их забвению. 

Нам, на экономическом факультете МГУ, преподавали политэкономию марксизма, наверное, наиболее качественно в Советском Союзе. Тем не менее, только в зрелые годы я узнал, что возникновение самой теории «трудовой» стоимости было связано с желанием английских колонистов легитимизировать собственность на землю, отнятую ими у индейцев под предлогом того, что индейцы ее не обрабатывают. Теория прибавочной стоимости тесно связана с открытием первого закона термодинамики, да и вся политэкономия не является самостоятельной дисциплиной, но пытается приспособить закономерности существования физического мира к миру биологическому и социальному. Думаю, что и наши преподаватели редко задавали себе такие вопросы. Единственная полностью самостоятельная работа экономиста Маркса заключается, как это ни странно звучит, в теории кредита. Ее возникновение связано с резким ростом промышленного капитализма в середине 19 века, поставившего под угрозу капитализм торговый, основанный на вывозе материальных ценностей из колоний. Монопольное владение торговой логистикой позволяло устанавливать монопольные цены на конечные продукты: ткани, краски, кожи и пр. Изобретение ткацкого станка, искусственных красок и, особенно, паровой машины резко изменили картину. Капиталы стали возникать буквально из-под земли вместе с каменным углем Рура и Силезии. Торговый капитал стал вытесняться на обочину цивилизации. Выход для потомков финикийских, карфагенских и венецианских ростовщиков был найден в трансформации из торгового в финансовый капитал. Если нет возможности противостоять процессу, надо возглавить его. Социальный заказ молодому, перспективному экономисту Марксу поступил от деятелей «Молодой Германии», за которыми плотно торчали уши лондонских банкиров. Надо было обосновать теоретически невозможность производства товаров без начального и оборотного финансового капитала, предоставляемого на временной основе. Процент по кредиту предлагалось рассматривать как деление прибавочного продукта между производственным и финансовым капиталистом. Маркс блестяще справился с поставленной задачей; разработанная им попутно теория прибавочной стоимости и пролетарской диктатуры в техническое задание не входила, но заказчику пришлась по душе, так как позволяла душить производственный капитал теперь с двух сторон. На практике кредит предоставляется производственному капиталисту с единственной целью – отнять у него построенный бизнес для перепродажи или закрытия по желанию финансиста. Потом финансисты додумались до частной эмиссии денег под крышей государства – федеральная резервная система США –, и до рынка деривативов. Тем самым был создан современный нам финансовый спрут, который неизбежно задушит сам себя после завершения внешней для него кормовой базы. Умри ты первым, а я вслед за тобой – девиз финансового капитала эпохи империализма. Классический же капитализм, который имел шанс подарить человечеству настоящий, а не вульгарный научно-технический прогресс, канул в лету, в том числе и благодаря Карлу Марксу.

Вот этот симулякр и пытались продать русскому обществу адепты Маркса в России, чьи имена так хорошо смотрятся в формате акростиха.

Народники появились в России благодаря крепостному праву и сословному делению общества в эпоху увлечения науками и искусствами. Скульптор Шубин, художники Венецианов и Суриков, академик Ломоносов вышли из крестьянского сословия. Поместные дворяне, в просторечье именуемые помещиками далеко не всегда были Троекуровыми и Салтычихами. Достаточно почитать Энгельгарта или Гарина-Михайловского, чтобы убедиться в этом. Крепостное право в России регулировало сложные отношения людей по поводу земли, как основного производственного актива в то время. Помещичьи хозяйства выполняли функцию центральных усадеб будущих колхозов. Они создавали страховой запас зерна для проведения весенних полевых работ и на случай неурожая в подведомственных им крестьянских общинах, координировали общественные работы по снегозадержанию и водоотоведению, содержанию дорог общего пользования, лесоохране. Главной же задачей в земледелии было рациональное распределение земли под пашню, выпасы, пар, сенокосы с соблюдением норм и правил севооборота между крестьянским миром и помещиком, а также между крестьянскими хозяйствами внутри общины. Наиболее продвинутые помещики внедряли травяной семипольный севооборот вместо традиционной трехполки, заводили молочные фермы и маслобойни. Замена барщины оброком, воспетая Пушкиным в «Евгении Онегине»: ярмо он барщины старинной оброком легким заменил, наносило ущерб сельскому хозяйству, сравнимый с ущербом от перевода трудодней на денежную форму оплаты при Хрущеве. Барщина отрабатывалась на осенней и весенней вспашках и льнах, как наиболее трудоемких работах. При  переводе на оброк земли хуже обрабатывались, нарушался севооборот – льны чистят землю от сорняков, одновременно хирели и помещичье и крестьянские хозяйства.

Отдельно следует коснуться вопроса продажи крестьян помещиками, что трактуется как рабство в самом худшем виде. Продавались лакеи, куаферы, горничные и прочая обслуга, то есть люди изгнанные, или самостоятельно вышедшие из крестьянской общины.  В современном нам мире так продают футболистов профессиональные клубы, но никто при этом не мычит о футбольном рабстве. Переход общины под управление другого помещенного на землю поместного дворянина мог осуществляться через забор поместья в казну вследствие смерти предыдущего хозяина, появления выморочного наследства или провинности помещика перед государством. Также поместья отдавали под залог банкам, которые в случае не возврата ссуды выставляли его на торги. Бывали случаи и проигрыша поместья в карты, но даже в этом случае крестьяне никуда не девались, максимум у них менялся управляющий, так же как при Советской власти менялся председатель колхоза. Разумеется, следует учитывать и территориальный фактор. Помещичьи хозяйства Юга России, включая Малороссию тяготели к польской модели «паны и быдло», которую многие не критично настроенные или ангажированные авторы переносят на всю Россию. Также, помимо помещичьих, были государевы, монастырские, заводские крестьяне, так или иначе закрепляемые за своими землями. Как филолог замечу, попробовал бы их кто-нибудь открепить, получил бы бунт хуже пугачевского.  Точно также государство закрепляло поместного дворянина за отдельным земельным наделом, причем как раз его на временной основе, в отличие от крестьянского общинного надела. В 1861 году тогдашние Гайдары и Чубайсы отменили крепостное право, то есть отменили, ничего не дав взамен, целостный свод норм и правил, регулирующий отношение людей в сфере землепользования. Эффект был такой же, как если бы отменили уголовное право. Продажа лакеев и куаферов ушло в «серый» рынок, крестьяне, получив личную свободу, рванули в города, как позже рванули туда колхозники, получившие паспорта при Хрущеве. Община стала распадаться, помещики перестали следить за вверенными им территориями. Страна получили крестьянские бунты и череду голодоморов.  Как итог, революция 1905 года. Сталин в процессе коллективизации временно восстановил прогрессивное крепостное право в деревне с учетом технического прогресса, его последователи не были столь дальновидны.

Столь обширное отступление необходимо как для просвещения читателя, не столь часто привлекающего свое внимание к вопросам техническим в области  ведения сельского хозяйства и социального устройства деревни, так и для объяснения органичности, в отличие от марксизма, появления идей народничества на Среднерусской равнине. В основе этого учения лежит принципиальный отказ от капитализма, хоть по англо-саксонской, хоть по континентальной франко-германской модели. Его архаичность осмеивали все, кому не лень, включая молодого Ленина. Последний размежёвывался с  однопартийцами на 3-м съезде РСДРП в 1903 г. вовсе не по причине разногласий в выборе пути будущей революции, здесь они сходились во мнении о неизбежности капитализма в России. Причиной бунта было нежелание стариков, которые лично Маркса видели, пускать к руководству партией отмороженную молодежь в лице адвоката Ульянова. Прозрение к 35-летнему новоявленному лидеру партии большевиков пришло после прочтения невостребованного заказчиком - партией октябристов, труда немецкого социолога Макса Вебера, в котором утверждалось, что Россия опоздала в традиционный капитализм и ей предстоит стать догоняющей экономикой полуколониального, сырьевого типа для стран Запада, развивающих после 1870 года транснациональный капитализм. Тем не менее, если Россия выберет модель построения капитализма империалистического типа, у нее появляется шанс не просто идти вровень, но обогнать и страны Европы, и Америку. Эта возможность кроется как в проблемах Запада, не способного быстро преодолеть многоукладность экономики, построенной на священном праве частной собственности, так и на имманентно присущей российской экономике традиционно неуважительному отношению к этой священной корове либерализма. Данные выводы совершенно не соответствовали программе партии крупного капитала, зато Ленин, тяготеющий к парадоксальным логическим построениям, врубился, что называется, в них сразу. Я представляю, как он бегал по комнате, восторженно выкрикивая: Ай да, Вебер, ай да сукин сын!

Модель госкапитализма позволяла говорить о диктатуре пролетариата здесь и сейчас. Достаточно было поменять знаки полюсов и вместо России империалистической возникала Россия социалистическая. То, что данная модель в корне противоречила воззрениям Маркса о постадийном переходе к социализму только развитых стран Европы, ухватившего за диалектический хвост открытие в социальных науках, сравнимое с периодической таблицей Менделеева, молодого гения абсолютно не волновало. Равно как не волновал и плагиат изначальной идеи у немецкого социолога. Осталось убедить в своей правоте товарищей по партии, вслед за ними социалистов Европы и весь остальной мир. Но это было уже мелочью по сравнению с архимедовым рычагом, позволяющим из скромного оппозиционера стать творцом Истории. Крестьянская община должна была стать запалом к будущей революции в аграрной стране и сырьем для будущей армии пролетариата.

Ниже мое эссе, проясняющее затронутую тему.

Крестьянский вопрос.
 Ставшие уже знаменитыми 84% "за Путина" - никто иные, как потомки крестьян, составлявших большинство Российской империи. Они переехали в города, получили высшее и среднее образование, частично обуржуазились, в большей степени обмещанились, но стереотипы поведения сохранили. Не поняв их, или того хуже, идентифицировав как "ватники", "нищеброды", "агрессивно-послушное большинство", невозможно управлять той частью Евразийского материка, которая зовется Россия.
  Следует заметить, что из оставшихся 16% "рассерженные горожане" - современный нам эвфемизм третьего сословия - составляют меньшинство, большинство в нем также потомки крестьян, чьи предки стали изгоями своего социального слоя (барской дворней, разночинцами, солдатушками, каторжанами и пр. ассоциальным элементом) еще в 19 веке. Вкупе с отторгнутыми дворянским сословием чацкими и герценами они составили тот слой внутреннего пролетариата Запада - по меткому выражению Тойнби - который принято называть интеллигенцией. Зачастую ее считают наиболее значимым вкладом России в мировую сокровищницу культуры, хотя такого добра было и есть достаточно во всех странах, избравших путь вестернизации: от Индии до Украины. Это толмачи военного дела, образования, воспитания, искусство- и литературоведения, этикета и этических норм. Толмач не может быть интеллектуалом априори, его дело переводить и интерпретировать. Такое утверждение легко проверить рядом дихотомий: крестьянский сын Зиновьев - интеллектуал; сын обмещанившегося крестьянина Солженицын - интеллигент: дворянин Пушкин - интеллектуал, бастард Герцен - интеллигент и т.д.

  Нас, впрочем, интересуют более архетипы, нежели мутации. Благодаря архетипу патриархальности, крестьянство лояльно к центральной власти. Оно памятует, что царь-батюшка стоит за народ, лукавые бояре его  обманывают, помещики завсегда дурни, а жиды и студенты есть враги внутренние . Тем интереснее для нас лозунг Ленина о союзе пролетариата и трудового крестьянства: наиболее сильный из тезисов его революционной доктрины. Марат, объявляющий Вандею  союзником революции третьего сословия в Париже, выглядел бы менее странно, нежели Ленин, провозгласивший союз рабочих и крестьян, от Андрея Боголюбского бывших опорой самодержавия. Крестьянин, не мечтающий стать мелким буржазом: чай с ситечком, занавески на окнах, отрез на платье - сиречь нонсенс.

  Реакционность крестьянства, как реликта феодализма в системе отношений капиталиста и пролетария - один из постулатов марксизма. Маркс из-за этого Бакунина гнобил, как и прочих народовольцев. Ленин следовал за ним в "Развитие капитализма в России" и прочих программных статьях. 
Но! Когда петух клюнул зимой 18 года, предсовнаркома плюнул и на теорию, и на идеалы молодости. Весьма схоже с союзом Путина и Синцзянпина - все от националистов до либералов вопят о желтой угрозе.
  Крестьян в политическом спектре традиционно представляли эсеры, у которых, скажем прямо, было немного выходцев из титульного сословия. Обокравший их электорально Ленин вступил в ВООРУЖЕННЫЙ (sic!) союз с крестьянством и, тем самым, прямо пошел против принципиальных установок как марксизма, так социал-демократической традиции в целом. 

Он парадоксально решил, что временная архаизация общества расчистит поляну от паразитических наростов капитализма и создаст условия для индустриального рывка в дальнейшем. Гений парадоксов оказался прав, и это оценил Сталин, избравший курс на ускоренную индустриализацию страны. Крестьяне не восстали, но пошли в город на заводы и стройки.
  За союз с крестьянами в 1918 году никто из большевиков кроме Ленина не стоял. Апостериори может показаться, что его идея была логична, но в той ситуации она казалась абсолютно безумной: дать разинцам и пугачевцам оружие и поддержку штабами, снарядами и логистикой означало неминуемый разворот штыков и поход Вандеи на Париж. Риск был громадный, но он оправдался, и именно по этой причине Сталин в последствие чтил Ленина как гения революции (не за апрельские же тезисы).
  Большевики сдавали в аренду бренды: " реввоенсовет", "красная армия", "комиссар" и пр. всем желающим стать полевыми командирами: Чапаеву, Котовскому, Сорокину, Думенко, Буденному, Муравьеву, Жлобе, Щорсу, Якиру, Махно, Григорьеву, любому, кто мог поднять крестьян на "буржуев", в которых без труда можно было обнаружить противников монархии: кадетов, эсеров, октябристов и прочих.

  После победы в гражданской войне над оппонентами из революционного лагеря Ленин активно принялся перетаскивать на свою сторону как стоявших за единую и неделимую монархистов, так и интеллектуальную элиту страны, монотонно повторяя рефрены: "мы меньшее зло" и "нас не догонят". Точка бифуркации к концу 1918 г. была уже пройдена, противоестественный союз большевиков и крестьян: якобинцы и вандея победил сторонников либерального тренда: доморощенных жирондистов и термидорианцев.

  Дальнейшие перипетии Гражданской войны - противостояние центрального правительства и интервентов с сепаратистами. Вся популяризуемая прессой война белых и красных этого периода велась строго вдоль ж\д путей. ни разу ни одна из сторон не разрушила ни одного метра полотна и не препятствовала организации движения. Часто командиры белых и красных (в штабах служили однокурсники) договаривалось о совместных действиях против наиболее одиозных полевых командиров и самостийников. Армию Врангеля выпустили из Крыма, выдавили японцев с дальнего Востока, совместно подавили уйгурское восстание в Китае. Слащев преподавал в Генштабе. Верховский и Маниковский были во главе Генштаба.
Послевкусие.    
Белые были за европейский выбор и аграрную сверхдержаву, точь -в - точь нонешние самостийники незалежной. Красные - за поджог Европы и технический прогресс. Царисты (Генштаб и пр. институты) за тех, кто победит анархию и восстановит империю. Гражданская война шла между белыми и (условно) зелеными. Красные стояли над схваткой, натравливая зеленых на белых. Генштаб в 18 г. встал за красных, но потом (после 24 г.) аккуратно скушал и Фрунзе и Троцкого. Ленин гениально выпустил наружу гнев крестьян, направил его на расплодившихся к тому времени лишних людей (интеллигентов), приклеив к ним ярлык слуг царизма. Затем все умеющие писать и читать пришли к Ленину и попросили остановить вакханалию. Часть красных (условный Сталин) замирилась с частью белых и пошли воевать кавказ, хохлов и поляков. Затем все вместе они добили интеллигентов в период с 24 по 38 годы. Страна с разгромленной интеллигенцией испытала временный экономический и интеллектуальный подъем, но из постоянно отбрасываемых изгоев народился новый, более хитрый и изворотливый слой внутреннего пролетариата Запада. Поневоле поверишь, что история развивается по спирали. 

Глава 9. ОПГ Путина и Екатерина Вторая

После дворцового переворота 1999 года, завершившего период бандитского капитализма, к власти пришла прагматичная ОПГ, состоящая из бывших и действующих чекистов. Заподозрить их в любви к Родине мог только человек, всерьез думающий, что ОПГ Рюрика в девятом веке думала о чем – то кроме грабежа и охраны торгового пути «из варяг в греки». Тем удивительнее ее трансформация после 2007 и. особенно, после 2012 года в патриотическую хунту боливарианского типа. Разумеется, во много сказалось нежелание Запада запускать новоявленных нуворишей в семью цивилизованных народов, но ведь и украинский сценарий ограбления холопов здесь и сейчас не был реализован в полной мере. Чтобы разобраться в этом историческом казусе, полезно взглянуть на подобного рода ситуацию во времена галантного 18 века.

Принцесса София Фредерика Ангальт- Цербская проталкивалась во власть иезуитами и масонами всех мастей не из любви к северным варварам, неосознанно стремящимся приобщиться к благам европейской цивилизации. Причины были более чем прагматичны. Задачей немецкой принцессы на русском троне было развязывание войны с Османской империей, чей призрак висел над Европой дамокловым мечом последние триста лет. Армия османов считалась лучшей в мире, и в победу русского оружия никто, естественно, не верил. Грядущая война должна была измотать соперников, а победоносной Порте предстояло освоение российских варварских равнин вместо цветущих долин Австро-Венгерской империи. Германских и Итальянских княжеств. Благостную картину испортил гений русских полководцев. Причем заметим, всех полководцев, кто бы ни нападал на турок- их бил. Бил Суворов, ну этому бог велел. Но ведь до него бил Румянцев, бил Потемкин. Даже граф Орлов бил. Их титулование, последовательно: Рымникский, Задунайский. Таврический, Чесменский говорит само за себя. Сразу после сошествия с исторической сцены екатерининских орлов гений полководческой мысли покинул русскую армию, и Наполеона воевали уже честные немецкие служаки: Барклай и Бенигсен. Ничуть не принижая фактора стойкости русского солдата, спешу заметить, что Великая Порта к тому времени осталась великой только на бумаге. Внутренние противоречия раздирали ее не хуже, чем СССР в конце 80-х годов. Изумленная Европа воскликнула: А что, и нам так можно было!, именовала Екатерину «Великой» в память о ставших мелкими на ее фоне деяниях Петра Алексеевича Романова и бросилась догрызать оставленные объедки. Ошалевшая императрица, точь - в - точь как в клипе Аллегровой, пустилась проматывать завоеванные османские тугрики. Печальной оказалась судьба графа Потемкина. Ставший в одночасье самым богатым землевладельцем Европы за счет подаренных ему целинных земель Новороссии, он потратил все свои капитал на их содержание и умер в бедности. Такова была обратная сторона крепостного права.

Вы скажете - везение. Не совсем. Это был тот случай, когда национальный подъем в одной империи наложился на упадок и слом всех государственных  институтов в другой. США были близки к финансовому краху в середине 80-х годов 20-го столетия и только распад Восточного блока, а вслед за ним и СССР предотвратил его. Открылись новые рынки, не столько для товаров, сколько для резаной зеленой бумаги. Выкачав несколько триллионов долларов, коллективный Запад решил, что неизбежный крах придется сначала на периферию мира и разработал теорию управляемого хаоса. Тем не менее, доля Запада в мировом ВВП неуклонно падала, а возможности мирового жандарма были поставлены под сомнение. Рыночную ниши потребовалось заполнить, и кто-то умный подсказал Владимиру Владимировичу, что продавать оружие хорошо, но продавать услуги по обеспечению суверенитета другим странам и их защите от Блистательной Порты современного мира, гораздо выгоднее. Русский гений, привыкший копипастить идеи западной цивилизации, варваризируя их в процессе эксплуатации, вспомним хотя бы лесковского Левшу, с легкость взял на вооружение и гибридные войны, и частные военные кампании, и работу в социальных сетях. Запад невольно способствовал росту капитализации нарождающегося бизнеса своими публичными страхами по поводу всемогущего Кремля и длинных рук КГБ. Памятуя уроки Карибского кризиса, передавали ракетные и ядерные технологии Северной Корее через третьи страны, используя майданную Украину втемную. Отжали Крым и отогнали 5-й флот США из Красного моря к острову Диего-Гарсия.

Попутно решалась задача закрытия периметра по границам вверенной территории. Помимо обеспечения безопасности от ракетного нападения, тридцатьпервые МИГи из состава арктической группировки прикрывали проводку судов по Северному морскому пути и добычу углеводородов, в обмен на которые Запад, попавший в собственную ловушку свободной торговли, плакал, но передавал за свою же резаную бумагу передовые технологии бурения и материаловедения. То, что попадала под санкции США, поставляли немцы, что под немецкие санкции – итальянцы. Происходил и происходит до сих пор переход к просвещенному абсолютизму в форме военно-аристократической республике с избираемым преторианской гвардией императором во главе. Формат республики требовал введения сословного устройства с выделением податных сословий и полного закрытия границ от оголодавших соседей. Пример своего же недавнего прошлого заставлял шевелиться.

Чтобы понимать «из какого сора растут стихи, не ведая стыда», приведу пример из своей биографии.

В 1998 году волею обстоятельств я поучаствовал в программе разработки одного стратегического ракетного комплекса. Такие тогда были времена, что хватались за все, что потенциально могло принести доход. Мы пили пиво в Старомонетном переулке возле Третьяковской галереи с работниками мирного атома, чей угрюмый офис с кабинетом Лаврентия Берии возвышался неподалеку. Обсуждался вопрос федерального зачета, который был чрезвычайно популярен в те годы полного отсутствия денежной массы и господства суррогатов в виде векселей, казначейских освобождений и прочих документальных свидетельств эпохи перехода к свободному рынку. Прозвучала фамилия одного главного конструктора, который способен растопить сердце Министерства финансов ввиду чрезвычайной важности своего изделия для обороны страны. Сейчас странно об этом говорить, но тогда были привычными следующие действия. Оборонное предприятие дало взятку в сто тысяч долларов заместителю министра финансов своей страны, чтобы тот разрешил оному оборонному предприятию вместо денег, ранее выделенных ему Правительством этой страны в бюджете этой страны на разработку оружия, обеспечивающего ядерное сдерживание в условиях полного развала армии и военно-промышленного комплекса, получить продукцию крупного машиностроительного предприятия. Последнее, таким образом, закрывало свою задолженность перед Федеральным бюджетом, возникшую вследствие той же политики Министерства финансов, куратором которого в те благословенный времена был вице-премьер Толя Рыжий. В качестве вишенки на торте: департаменты в министерстве финансов ставили визу на документе, поступившем из другого департамента также за взятку в долларах. За рубли, согласно прогнозу Салтыкова-Щедрина, могли дать в морду. Мое участие в программе свелось к тому, что я познакомил оного главного конструктора с директором машиностроительного предприятия, а потом полгода продавал продукцию оного предприятия, поскольку предприятию оборонному она нафиг не спеклась. Вот такие цепочки приходилось выстраивать в постсоветскую эпоху, обманывая и подкупая чиновников либерального правительства Сергея Кириенко, чтобы не мытьем, так катаньем обеспечить безопасность того странного государственного образования под названием Российская Федерация – гимн на музыку композитора Глинки, государственный флаг - триколор. Когда сейчас мы свысока посматриваем на украинцев, позволяющих себя грабить различного рода отморозкам, полезно вспомнить собственный, не такой уж отдаленный опыт.

.

Другие произведения автора:

Небо Аустерлица.

Я убит в дебальцевском котле

Дурицкий мост