Квартирный вопрос. Глава 35 из романа "Улыбка Амура"

− Настя, ты просила разбудить тебя пораньше. Уже шесть. − Голос двоюродной сестры выдернул Настю из неспокойного сна. Ей снилось, что до начала урока осталось пять минут, а она все не может выбраться из людского потока, несущего ее в противоположную от школы сторону. Открыв глаза, Настя облегченно вздохнула, − как хорошо, что это только сон и до начала урока в школе, где она проходила педагогическую практику, еще много времени. А по дороге она успеет проверить письменный зачет, которым так и не удосужилась заняться вечером – увлеклась телевизионным «Пятым элементом», а потом страшно захотела спать.
Учительствовать Насте понравилась с самого начала. Большинство ее однокурсников тяготились этим процессом, стремясь поскорее разделаться с практикой. Проведя по три-четыре обязательных урока и получив желанный отзыв от директора школы, они с облегчением покидали школьные стены, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Работать учителями по окончании университета никто из них не собирался.
Когда Настя пришла за своим отзывом, директор школы, посетовав, что с физиками напряженка, вдруг предложила девушке продолжить практику до лета: мол, у нее хорошо получается, и дети ее полюбили, жалеют, что она уходит. А с университетом, она, директор, договорится.
Настя, подумав, согласилась. Действительно, до конца пятого курса осталось меньше полгода, а после защиты диплома работу можно будет продолжить в этой же школе. Тем более что директор обещала полную нагрузку. Да и учебы в университете уже почти никакой: в основном подтягивание хвостов, которых у нее практически нет. Одно плохо: добираться до школы было далековато: она находилась в пригороде. Приходилось ехать на электричке, да еще немного автобусом, − на дорогу уходило не менее двух часов.
Насте, учившейся все годы на отлично, была предложена аспирантура, но она рассудила, что выберет заочную: стипендия в очной аспирантуре мизерная, а за обязательные публикации статей в журналах теперь приходиться платить и немало.
Быстренько приготовив завтрак себе, Наталье и еще не проснувшемуся племяннику, Настя понеслась на вокзал, чтобы занять в электричке место поудобнее. В дороге она хотел проверить зачетные работы десятиклассников по электростатике − пожалуй, самой трудной теме школьного курса физики. Класс, в котором она преподавала, был одним из лучших в школе, − но каким же слабым показался он Насте в первые дни ее учительства. Все проблемы заключались в плохом знании математики и скверной дисциплине на уроках. Ей, еще помнившей строгости родного лицея, поведение отдельных десятиклассников казалось совершенно диким. Во время урока они могли ходить без разрешения по классу или выкрикивать, что взбрело в голову. Некоторые по нескольку раз просились выйти, громогласно объявляя, что ему надо «в туалет». И демонстративно комкали вырванный из тетради лист под хихиканье остальных. Настя помнила, что в ее родной школе даже третьеклассники стеснялись отпрашиваться на уроке. На ее возмущение нарушители удивленно пожимали плечами: мол, а что я такого сделал?
Попытки побеседовать наедине с самыми отъявленными безобразниками ни к чему не привели: те, глядя в сторону, молча, кивали и тупо повторяли, как маленькие: «Я больше не буду». С Настиной точки зрения такое поведение могло быть простительным для малышни или, на худой конец, пятиклассников, но никак не для учащихся предпоследнего класса. Но, когда она обратилась за советом к завучу, та предложила девушке не обращать внимания на столь мелкие, с ее точки зрения, нарушения дисциплины: мол, в других школах дети ведут себя куда хуже. − Реагируйте только на явное хулиганство, − посоветовала завуч, − на драку, мат или уход с урока. Если вы будете переживать из-за каждой мелочи, вас надолго не хватит.
С тех пор Настя старалась не раздражаться из-за мелких проказ. Правда, выдержка и лояльное отношение к нарушителям давались ей с большим трудом: ведь их поведение отнимало драгоценное время урока и в итоге приводило к плохому усвоению предмета.
Особенно безобразно вел себя на ее уроках белобрысый паренек Сеня Лапин. Недавно он нагрубил молодой учительнице прямо на уроке. Когда Настя дважды попросила его убрать сотовый и взять в руки ручку, он в ответ заорал: «Блин! Чего вы ко мне цепляетесь? Мне позвонить надо!» Насте страшно захотелось выпроводить грубияна из класса, но она сдержалась: неизвестно, что он станет вытворять за дверью, − может, еще чего похуже выкинет, а ей потом расхлебывать. В другой раз, когда она стерла шпаргалку, написанную на обратной стороне калькулятора, он ляпнул, нимало не смущаясь: «Достали! Скоро на голову сядете!». И на других уроках этот парень вел себя крайне развязно, что признавали все учителя.
Настя не раз беседовала с ним и его мамой – но делу эти разговоры не помогали. Мама прямо сказала, что сын всегда был неусидчивым и с этим ничего нельзя поделать. А когда Настя резонно возразила, что из-за его выходок в классе страдает успеваемость, та только пожала плечами: мол, это ваши проблемы. Тогда Настя обратилась в родительский комитет. Пригласив четырех родительниц в школу, она призналась, что не может справиться с одним нарушителем дисциплины, который сам безобразничает и заводит других проказников, в результате чего класс, в том числе и их дети, усваивают физику хуже, чем могли бы. А ведь через год им сдавать ЕГЭ. От этих слов родительницы возбудились и поклялись разобраться с Сеней и его мамой по-своему. Неизвестно, как они это проделали, но только Лапин сразу присмирел. Правда, учиться лучше он так и не стал, но хотя бы перестал досаждать на уроках, – и то ладно.
Еще Насте очень мешала нехватка времени. Пока проверишь домашнее задание, ответишь на вопросы и разберешь трудные задачи, до конца урока остается минут пятнадцать-двадцать, − а когда объяснять новый материал и показывать опыты? В ее родном лицее все уроки были спаренными: сорок пять минут физики, потом короткий перерыв и еще сорок пять минут этого же предмета. При таком расписании можно было многое успеть: и разобраться в тонкостях нового материала, и продемонстрировать эксперименты, и порешать задачки, и просто поговорить за жизнь. А здесь − только успела призвать к порядку нарушителей и приступить к объяснению, как звенит звонок.
Особенно тяжело обстояли дела с практикой. Ведь задачи электростатики требовали знание геометрии с тригонометрией, − а с математикой у нынешних учеников дела обстояли крайне плохо. Не помогло и обращение к учительнице по этому предмету: та, махнув рукой, только и посетовала: мол, ей бы Настины заботы. Отчаявшись, Настя сама выписала на доске нужные математические формулы и потребовала выучить их прямо на уроке, а в конце провела летучку. Поставила полтора десятка пар и разрешила пересдать. После этого дела с решением задач физики пошли веселее, − правда, далеко не у всех.
Вот и сейчас: проверяя зачетные работы, Настя была вынуждена поставить сразу полтора десятка двоек: ни одна задача не была решена верно, а трое ребят сдали вообще пустые тетради. Наверно, я плохая учительница, уныло думала она, в нашем лицее у Гиббона мы столько пар никогда не получали. Но ведь у нас был такой отбор на вступительных, возразила она себе, а здесь вынуждены учить всех подряд, даже ребят с умственными отклонениями. Действительно, а куда их девать?
Вот еще одна тетрадка: начата задача верно, чертежи правильные и нужные формулы записаны. Но, определяя скорость электрона, этот умник путь умножает на время − когда надо делить. Дальше все решение коту под хвост. И такие же грубые ошибки во всех пяти задачах. В итоге тоже двойка. Чья же это работа?
Взглянув на обложку, Настя обмерла: Лида Меркулова, круглая отличница и лучшая ученица класса. Да что же это такое, огорчилась она, как же они будут сдавать ЕГЭ? Ведь завалят, − а она, Настя, будет виновата: плохо учила. Но как научить без знания математики? Ведь физика куда труднее этого предмета: математика − это только математика, а физика − это математика плюс физика. Ольга Дмитриевна, милая, как же мне нужны ваши советы. Где вы сейчас, Ольга Дмитриевна? И ведь не к кому больше обратиться. К Воронову? Но он в школе не преподавал, да и Надежда Васильевна тоже. Может, действительно, довести этот десятый до лета и бросить? Пусть в одиннадцатом их учит кто-нибудь другой, зато не придется краснеть после ЕГЭ. Надо подумать.
Погруженная в эти невеселые мысли, она добралась до школы и чуть не столкнулась в коридоре с директором, − та едва увернулась от налетевшей на нее практикантки.
− Что случилось, Анастасия Олеговна? − директор внимательно вгляделась в лицо девушки. − Проблемы? − Проблемы, − горестно кивнула Настя, − за контрольную по электростатике в 10 «Б» вынуждена поставить девятнадцать двоек. Просто, руки опускаются.
− Ну-ка зайдите ко мне. − Директор направилась в свой кабинет, Настя уныло поплелась за ней.
− Запомните, Настя. − Усадив Настю, директор строго посмотрела на нее. − Когда учитель ставит две-три двойки на класс, он ставит их нерадивым ученикам. А когда он ставит девятнадцать двоек, он ставит их себе. Ну-ка покажите мне работы.
Перелистав все тетради, она, покачала головой: − Так я и думала. Настасья Олеговна, у вас слишком высокие требования. И задачи вы решаете чересчур трудные. Вы дайте им три задачки попроще, в одну формулу, а еще две − посложнее, но уж, конечно, не олимпиадные, как у вас во втором варианте. У нас ведь не наукоемкий лицей: в вузы собирается меньше половины выпускников, а физику сдавать будут единицы. С этими контрольными поступим так: вы корректором отметки закрасьте и поставьте тройки там, где хотя бы верно записаны формулы. А тем, кто решил правильно пару задач, поставьте четверку.
− Так ведь никто не решил правильно и двух задач. Даже Меркулова.
− И что вы ей поставили?
− Двойку. У нее ни одна задача не решена.
− Запомните, Анастасия Олеговна. − В голосе директора зазвучал металл. − Лиде Меркуловой вы будете ставить только пятерки! − это мое категорическое требование. Даже если она сдаст пустую тетрадь − только пять! Вам понятно?
− Но как же? − растерялась Настя. − Как это можно: пять в пустую тетрадь? А что дети скажут?
− Оставьте девочку после урока, объясните еще раз и пусть она при вас все перерешает. А мелкие ошибки можете исправить сами − ничего страшного. Но чтобы у нее по вашему предмету в журнале стояли только пятерки. Девочка идет на медаль. И, кроме того, вы знаете, кто ее отец?
− Не знаю и знать не хочу. − Настя начала злиться. − Для меня, Анна Михайловна, ваши требования неприемлемы. При чем здесь отец?
− При всем! Только благодаря ему мы справились с ремонтом школы. Если бы не он, у нас бы до сих пор потолки протекали. Вы человек пришлый, вам не понять наших трудностей. И интерактивные доски им обещаны. Да я ради этого шестерки его дочке готова ставить. Поэтому, надо − занимайтесь с девочкой дополнительно, но чтобы ни одна, не то что двойка, четверка не стояла против ее фамилии.
− Анна Михайловна, я так не могу. Как это будет выглядеть? Ребята ведь все поймут.
− Думаете, они и так не понимают? Да они больше нашего с вами понимают − жизнь такая! Идите и выполняйте, иначе нам не по пути.
Настя не помнила, как провела урок. Ребятам сказала, что тетради еще не проверила, и после уроков закрылась в классе. Корректор у нее был с собой, поэтому большинство двоек она переправила, но когда дошла до работы Меркуловой, у нее опустились руки. Чтобы поставить там пятерку, нужно было переписать всю работу заново. Она представила, как оставляет для этого Лиду после уроков, как диктует решение, ставит пятерку, − и ей стало так тошно, что она поднялась и снова направилась к директору.
− Простите меня, Анна Михайловна, − опустив голову, сказала Настя, положив на стол заявление об уходе, − но я не могу. У меня рука не поднимается ставить Меркуловой пятерку. И заниматься подтасовкой я тоже не стану: для меня все дети одинаковы. В общем, я отказываюсь работать в вашей школе.
− Значит, бросаете класс в середине четверти? Сбегаете? − Директор гневно посмотрела на Настю. − Чистенькой хотите остаться? А если я позвоню в университет и скажу, что вы практику запороли? Не боитесь?
Настя молчала. У нее не было ни малейшего желания вступать в пререкания. Да и что тут скажешь − все и так ясно.
− Ну ладно. − Директор тяжело вздохнула. − Идите. Никому я, конечно, звонить не стану. Наверно, на вашем месте я бы тоже так поступила − по молодости. Ничего, жизнь вас обломает. Повозит пару раз носом по стенке, глядишь, и станете не такой принципиальной. Только, где же мне теперь физика взять? Хоть самой становись к доске. Ладно, идите. В бухгалтерии вас рассчитают. − И она горестно махнула рукой.
Вот и все, думала Настя, глядя на проплывающий мимо окон электрички сосновый лес. Кончились мои уроки. А жаль − работа интересная и с ребятами, вроде, нашла общий язык. Неужели во всех школах заставляют завышать оценки? Тогда мне в школу нельзя, я так не смогу. Конечно, понять Анну Михайловну можно, − если действительно отец Меркуловой все делает для школы. Наверно, он какой-нибудь олигарх или крупный начальник. Но ведь это неправильно, школу должно обеспечивать государство, а не чьи-то папы.
Но что же мне делать? Аспирантура? Там так мало платят, смогу ли я на эти деньги продержаться? Эх, найти бы какой-нибудь наукоемкий лицей, вроде нашего, где все по-честному. Только, кто же меня туда возьмет на работу, нужна же прописка. Ладно, впереди еще есть время, может, что-нибудь придумаю.
За вечерним чаем Настя, не выдержав, рассказала обо всем Наталье. Та обрадовалась: − Вот и ладно. Хоть отоспишься. А то ты совсем избегалась, как только здоровья хватает. Займись лучше своей наукой. Я на пару недель съезжу к родителям: что-то отец прихворнул, маме помогу. А вы тут с Юркой сами хозяйничайте. Да, что у тебя с сотовым? Твоя подруга не может к тебе дозвониться. Опять забыла зарядить?
− Точно! − Настя посмотрела на черный экран мобильника. − Вроде недавно заряжала, и опять сдох. − Она поставила телефон на зарядку и набрала номер Натальи:
− Привет! Ты чего звонила?
− Настя, ура! Ура! Я жду ребенка, поздравь меня! Наконец-то! Уже четвертый месяц! Володя просто прыгает от радости. Если будет девочка, назову Настей. Ты не против? Согласна быть крестной?
Слава богу, облегченно вздохнула Настя, может, Наташка теперь успокоится. А то все с ума сходила, что она бездетная. Действительно, уже столько замужем, а с дитем все никак. Она даже заявила, что если у них с Володей детей не будет, разведется. Мол, детей нет, любви нет, − зачем жить вместе. Настя тогда посоветовала ей не дурить. Насчет любви раньше надо было думать. Вышла замуж, − живи, надо иметь ответственность. На эти справедливые слова Наташка только вздохнула.
− Поздравляю! − обрадовано прокричала Настя в трубку. − Конечно, согласна! А если мальчик?
− Никаких мальчиков! − безапелляционно заявила подруга. − Только девочка! Через месяц будет точно известно, УЗИ покажет. Но я чувствую, что там девочка. Хотя Володя мечтает о сыне, − но помалкивает.
− Ты теперь береги себя. Меньше прыгай и не переутомляйся. Может, возьмешь академический?
− Да какой академический? − впереди ординатура. Но я, конечно, ее отложу. Володя сказал, сам все устроит − через своего отца. Он теперь с меня пылинки сдувает.
− А как Никита? Как твои родители?
− Родители тоже рады. Я им запретила делать покупки для малыша раньше времени, так мама увлеклась вязанием. Пинетки, шапочки, кофточки − и все розовое. А Никита по-прежнему живет в общежитии: на квартире слишком дорого, он уже пробовал. Сказали, квартиру дадут, когда женится, мол, женатым квартиры нужнее, а он пусть пока потерпит.
− Так чего он тянет с этим делом?
− А ну тебя, Настя. Как будто это так просто! Он хочет по любви, а с любовью не получается. Все какие-то не такие попадаются: то воображалы, то просто дуры. Недавно у него была одна, вроде ничего. А как дошло до постели, он мне рассказывал, представляешь, говорит: «У нее на груди волосы растут». Я ему: «Ну и что? Если она человек хороший, то волосы можно сбрить». А он: «Не могу, и все». Ну не идиот? Это ты виновата. Он все ищет на тебя похожую, а таких больше нет.
Посмеявшись, Настя попрощалась с подругой и принялась разбирать постель. И уже лежа, долго не могла заснуть: все перебирала в памяти события Наташкиной и своей жизни. И ее мысли привычно обратились к самым дорогим для нее людям.
Мама, думала она, мамочка моя, как мне плохо без тебя! Пусть бы ты меня ругала хоть каждый день, только бы мы были все вместе. Как ты тогда сказала: «Ты уже большая девочка». Большая! Но я не хочу, быть большой, я хочу иметь папу и маму, чтобы они заботились обо мне, бранили, что опять не надела шапку и поздно вернулась. Ведь все это было. Если бы не Лялька, мы бы до сих пор были вместе. Нет, я бы все равно уехала в Питер, но папа не расстался бы с мамой и бабушка с дедушкой, может быть, были живы.
Бабушка Зара пережила своего мужа всего на год. После ее смерти в доме поселилась старшая дочь Лиза с семьей, всегда мечтавшая уехать из Назрани. Свое жилье она продала за бесценок, и потому из бабушкиного наследства Насте ничего не досталось. Да она и не возражала: все-таки у нее есть квартира, за которую она получает хоть какие-то деньги. Правда, последние два года приходилось самой улаживать проблемы с жильцами: Нине стало трудно оставлять дом и часто болевшего мужа. Некоторые из арендаторов задерживали оплату месяцами, и тогда Насте прибегала к помощи отца: он с Наташкиным крестным-милиционером выселял неплательщиков и опечатывал квартиру. После этого Насте приходилось отпрашиваться в институте, приезжать и находить новых жильцов. Все это сильно ее напрягало, но делать было нечего: жизнь в Питере дорожала, а садиться на шею двоюродной сестре не хотелось.
Через неделю после памятного объяснения с директором школы Настю вызвали в деканат.
− Снегирева, ваши бывшие ученики сильно горюют, что вы их покинули, − недовольно обратился к ней декан, − мы получили коллективное письмо, где они просят повлиять на вас. Чтобы вы вернулись в школу и довели уроки хотя бы до конца года. И родители присоединились к их просьбе. Что заставило вас отказаться от класса?
− Мне трудно совмещать уроки с подготовкой к защите, − попыталась оправдаться Настя, − и наука отнимает много времени, я же готовлюсь в аспирантуру.
− Чтобы вы испугались трудностей? − не поверил декан. − Да ладно вам! Работали, работали − и вдруг посреди четверти бросили. Зная вашу ответственность, я не могу поверить, что причина в загруженности. Может, признаетесь, в чем дело?
Настя молчала. Да и что она могла сказать? Что директор заставляет ее завышать оценки? А вдруг декан станет выяснять отношения, а та откажется? Наверняка откажется, − кто же признается в таком? Получится, что она, Настя, оговорила человека.
Декан подождал ее ответа, но, так и не дождавшись, постучал по столу карандашом: − Снегирева, я был о вас лучшего мнения. Понятно, что вы столкнулись с какой-то проблемой и спасовали перед ней. Но все же подумайте, может, наберетесь мужества продолжить начатое дело. Школа ведь на вас понадеялась, а где теперь найти физика? Замещают пока другими предметами, но это, конечно, не выход. Что вы молчите?
А может, правда, вернуться? − подумала Настя. Действительно, как нехорошо получилось: начала и бросила на полдороге. Но, как же быть с категорическими требованиями директора? Ведь, если двоечникам ставить тройки, то троечникам надо завышать оценки до четверок, а хорошистам − до пятерок. А они, поверив, что знают предмет, выберут ЕГЭ по физике и дружно завалят. Как я тогда буду выглядеть? Да и не смогу я той же Меркуловой ставить пятерки ни за что. Нет, не вернусь.
− Да, Всеволод Матвеевич, − Настя прямо посмотрела в глаза декану, − вы правы, причина моего ухода в другом. Но я не могу вам открыться, − это не только моя тайна. Просто поверьте, что причина очень существенная. Это все, что я могу сказать.
− Вот, значит, как. − Не ожидавший столь решительного отказа декан явно расстроился. − Выходит, школе мы ничем не можем помочь. Уж если вы не идете им навстречу, то ваши сокурсники тоже скорее всего откажутся. Ладно, идите. Вы меня разочаровали. Но, если все же у вас заговорит совесть, дайте знать.
С тяжелым сердцем Настя вышла из деканата. Ей страшно хотелось посоветоваться с каким-нибудь опытным педагогом типа Ольги Дмитриевны или Екатерины Андреевны, но таковых поблизости не было. А самой ничего на ум не приходило. В грустной задумчивости она шла по коридору, когда ее внезапно поймали за руку:
− Настя, ты чего? Идешь и даже не здороваешься. Что стряслось?
Настя подняла глаза. На нее вопросительно смотрела куратор их группы − добрая пожилая женщина, терпеливо выносившая на протяжении студенческих лет все выходки ее беспокойных подопечных. В свое время ей так и не удалось защитить диссертацию, и потому она на долгие годы осталась ассистентом, подрабатывающим в должности куратора. Посоветоваться с ней, что ли, мелькнула мысль. Нет, не буду, она декану обо всем доложит.
− Ничего, Людмила Петровна. Просто задумалась.
− О чем, если не секрет?
− Скажите, вы когда-нибудь ставили зачет ни за что? − неожиданно выпалила Настя. − Например, если не сдано ни одной лабораторки, а начальство требует.
− Как это похоже на тебя, − вздохнула кураторша. − Ты у нас известная любительница задавать трудные вопросы. Просьбы, конечно, такие были, но я всегда предлагала остаться с этим студентом после занятий, помочь ему выполнить работу, оформить бланк и защитить ее. Зачем обострять отношения, когда можно решить вопрос полюбовно. У тебя что: возникли подобные проблемы в школе?
− Вот догадливая, − молча, подосадовала девушка. − Нет-нет, − поспешно возразила она, − просто я подумала, как поступить, если от тебя потребуют поставить отличную оценку, а ставить не за что. Ведь такое может быть? Правильно вы говорите: надо предложить позаниматься дополнительно. Спасибо, я подумаю над вашими словами. − И чтобы избежать дальнейших расспросов, поспешила распрощаться.
Когда она садилась в автобус, заиграл мобильник. Поскольку он был в сумке, а народу в салоне набилось битком, Настя решила перезвонить самой позже. Но он звонил и звонил, пока на нее не начали оборачиваться. Скрепя сердце, она полезла в сумку и долго искала застрявшую трубку, продолжавшую настырно наигрывать.
− Слушаю вас! − Настя постаралась придать голосу приветливые интонации, как их учили на занятиях по психологии, − но это у нее получилось плохо. − Говорите громче, а то я в автобусе, здесь шумно.
− Тогда я перезвоню попозже, − отозвался незнакомый мужской голос и отключился. Настя, пожав плечами, спрятала телефон в карман. Уже возле ее дома сотовый заиграл снова.
− Здравствуйте, Анастасия Олеговна, − поприветствовал ее все тот же голос. Настя лихорадочно пыталась вспомнить, кто бы это мог быть, но на ум ничего не приходило. − Вы можете говорить?
− Да, пожалуйста. Здравствуйте. Я вас слушаю.
− С вами говорит отец вашей ученицы Меркуловой Лидии. Дочь очень расстроена, что вы покинули их класс. Только-только она начала разбираться в предмете, и тут такая незадача. Нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы вы переменили решение?
Надо же, поразилась Настя. Со всех сторон обложили. Интересно, откуда у него номер моего сотового? Неужели директор дала? Могла бы хоть разрешения спросить. − Извините, нельзя, − стараясь изо всех сил говорить вежливо, отказалась она. − Мне надо готовиться к экзаменам в аспирантуру и диплом на носу. Кстати, откуда у вас номер моего телефона, если не секрет?
− Ну, узнать ваш номер − не проблема, у меня большие возможности. Значит, отказываетесь категорически. Но тогда, может, индивидуально с ней позанимаетесь? Хоть пару раз в неделю. С оплатой проблем не будет.
Деньги! − пришла в голову мысль. Новые туфли и теплая куртка, в этой уже руки торчат из рукавов. Нет, сначала джинсы, сколько можно их штопать. И Анне Ивановне смогу почаще помогать.
С тетей Вадима Анной Ивановной Настя сумела за эти годы подружиться. Был момент, когда у них с матерью Вадима в материальном плане стало так плохо, что она сама позвонила Насте. Попросила, чтобы та заняла им денег: у них после платы за квартиру и лекарства не на что купить еды. Настя, конечно, тут же отдала все, что у нее было. После этого она сама им позванивала и, как только у нее заводились деньги, немного отстегивала. Подобревшие сестры стали приглашать Настю на чай с домашними плюшками, так напоминавшими ей бабушкины. За круглым столом, покрытым узорчатой скатертью, Настя, замирая от счастья, слушала рассказы Анны Ивановны о детских годах Вадима, его болезнях и шалостях. А сама все не сводила глаз со стены, увешанной фотографиями. Заметив ее интерес, Анна Ивановна однажды достала из секретера несколько семейных фотоальбомов, в которые Настя погрузилась с головой. Перелистывая страницы, заполненные его снимками, она испытывала состояние человека, попавшего в сады Эдема. Она просмотрела все альбомы по нескольку раз и даже умудрилась выпросить большую фотографию семнадцатилетнего Вадима, − теперь он постоянно был с ней.
Одно смущало Настю во время этих чаепитий: его мать, в глазах которой застыла неутихающая боль. В разговоры она не вмешивалась, лишь выжидающе смотрела на Настю большими, черными, как ночь, глазами, словно ждала ответа на свой немой вопрос. Лишь однажды, когда Настя была уже у выходной двери она, прикоснувшись к ее руке, тихонько попросила: − Вы не могли бы передать Вадиму, чтобы он сегодня не задерживался в институте. Надо помочь Дениске, он опять получил тройку по математике.
Потрясенная Настя так и застыла у двери, потеряв дар речи. Подошедшая Анна Ивановна обняла сестру за плечи и увела в комнату.
Да, размышляла Настя, держа трубку, деньги очень нужны, очень! Согласиться, что ли? − Но мне негде заниматься с вашей дочкой, –нерешительно сказала она. – Своей квартиры у меня нет, а в институте запрещают репетировать.
− Это не проблема. Можете заниматься у нас. Мой водитель будет вас привозить и отвозить, куда скажете.
− Ну, если так. Ладно, я согласна. Но при условии, что Лида будет выполнять мои задания. И, кроме того, у нее огромные пробелы в математике: делает грубые ошибки в элементарных преобразованиях.
− Для меня это новость. Все годы с математикой у нее не было проблем, одни пятерки. Только с вашим приходом это всплыло. Но надо что-то делать: дочка собирается в строительный университет, хочет пойти по моим стопам. А там математика с физикой главные предметы, особенно на младших курсах. Может, заодно и тут ее подтянете?
− Нет, за математику я не возьмусь, это слишком большая ответственность.
− Тогда, может, кто из ваших преподавателей согласится? По прежним временам я нанял бы ей педагогов из строительного вуза, и никаких проблем с поступлением не возникло. Но с вводом ЕГЭ это теряет смысл, нужны настоящие знания. Помогите, Анастасия Олеговна, я в долгу не останусь.
− Хорошо, я попробую завтра поговорить на кафедре математики. Запишите, какие учебные пособия по физике издательства ФЕНИКС надо купить, и давайте начнем заниматься по средам и пятницам. Часов с пяти Лиду устроит?
− Как скажете. Куда за вами подъехать?
Настя назвала адрес. Он поблагодарил ее и попрощался, заверив, что послезавтра приедет сам и обсудит условия оплаты. Сунув мобильник в карман, девушка стала медленно подниматься по лестнице. Вот и пошла я по стопам мамы, думала она, радуясь и досадуя одновременно. Не зря говорят, яблоко от яблоньки недалеко падает. Лишь бы Лида учила, а то, если завалит ЕГЭ, то папаша может потребовать деньги обратно, а я их потрачу. Нет, надо сразу этот вопрос обговорить. А может, не стоит связываться? Но деньги так нужны, − тех, что присылают за аренду, стало катастрофически не хватать. Ладно, начну, а там посмотрим.
Когда послезавтра отец Меркуловой привез ее в свой особняк, Настя онемела. В ее понимании это был не дом, а дворец, не комнаты, а залы. Маленький Эрмитаж! Куда там домик папы-шашлычника, которым она когда-то так восхищалась на море, − перед этими апартаментами тот выглядел жалкой хижиной. Какие-то немыслимой красоты арочные переходы, картины на стенах, подогревные полы, устланные роскошными коврами, мебель из стекла и бронзы, − все это заставило ее почувствовать себя жалким плебеем в заштопанных джинсах.
− Здравствуйте, Анастасия Олеговна, − услышала она девичий голос и оглянулась. Лида Меркулова в атласном халатике приветливо ей улыбалась. − Проходите в мой кабинет.
Лидочкин кабинет представлял собой просторную комнату, − вдоль ее стен тянулись книжные полки, а у окна стоял большой компьютерный стол. Еще там имелся красивый кожаный диван и стеклянный журнальный столик, на котором стояли фарфоровая чашечка, кофейник и тарелочка, полная миниатюрных бутербродов.
− Угощайтесь, Анастасия Олеговна, − предложила маленькая хозяйка. − Перекусите, а потом будем заниматься. Вы ведь из института.
И как это будет выглядеть, подумала Настя, я буду есть, а она на меня смотреть? − Только вместе с тобой, − твердо заявила она, − мне одной неловко.
− Но я недавно обедала. Ладно, я тоже кофе выпью. − Девочка сбегала куда-то и принесла такую же чашечку. − Это из Японии, ручная работа, − сказала она, заметив, что Настя заинтересовалась изображенным на чашке драконом. − А если посмотрите донышко на просвет, увидите гейшу.
Настя посмотрела. И, правда, почти в прозрачном донышке просвечивалось женское лицо с высокой прической. Это каких же денег стоит одна такая чашечка, подумала она. А все остальное? Неужели строитель, пусть даже занимающий высокий пост, может столько зарабатывать? Наверно, он хозяин какой-нибудь фирмы, что строит шикарные многоэтажки? Тогда, конечно, он имеет бешеные деньги, ведь квартиры в них такие дорогие. − Я что ли завидую? − спросила она себя. − Нет, ничуть, − подумала с облегчением. Жить в таком дворце: это сколько комнат надо прибирать ежедневно, сколько пыли стереть, − пока одни полы пропылесосишь, выдохнешься. Хотя у них, наверно, есть прислуга. Нет, для меня предел мечтаний: однокомнатная квартира, не требующая долгой уборки, чтобы можно было заниматься чем либо более продуктивным.
− Анастасия Олеговна, скажите правду, как я написала тот зачет по электростатике? − Лида пытливо посмотрела на молодую учительницу. − Только правду! А то мне иногда ставят пятерку, хотя я точно знаю, что решила неправильно. А как правильно, не объясняют.
− Плохо, Лида, − честно ответила Настя. − Ты не решила ни одной задачи. Давай сначала повторим основные формулы и графики, а потом разберемся с твоими ошибками.
И они погрузились в физику. Три часа пролетели незаметно. Когда за окном стало темнеть, в комнату вошел Лидочкин отец. − Думаю, на сегодня достаточно, − решительно заявил он. − Я ожидал, что вы позанимаетесь пару часов, а вы, похоже, потеряли счет времени. Давайте, Анастасия Олеговна, я отвезу вас домой и по дороге обсудим условия оплаты.
Когда в машине он спросил у Насти про гонорар, она только пожала плечами. − Не знаю, − честно призналась девушка, − я прежде никогда не занималась репетиторством. Мама занималась, она английский преподавала в институте. Но сколько она брала за уроки, я не спрашивала. Решайте сами. Сколько можете, столько и платите.
− О, вы не так просты, как кажетесь! − сказал он, отсмеявшись. − «Сколько могу» − верно, вы догадались, что я могу немало.
− Ничего я не догадалась, − насупилась Настя. − Я не это имела в виду. Можете вообще ничего не платить, мне просто нравится заниматься с Лидой. Я люблю, когда не надо заставлять, когда человек сам хочет больше знать. А она как раз из таких.
− Ладно, ладно, не сердитесь. − И он протянул девушке конверт. Настя, не глядя, сунула его в сумку, − ей было неудобно при нем считать деньги.
− Неужели даже не пересчитаете? А вдруг недостаточно? − Он с любопытством взглянул на нее.
− Я же сказала: платите, сколько считаете нужным. До свидания! − И выбравшись из машины, Настя поспешила в свой подъезд. Когда у себя в комнате она вытащила из конверта деньги, то даже уронила их на пол от неожиданности: сумма за одно только занятие была равна половине месячной квартплаты. Надо отказаться, подумала она, собирая рассыпавшиеся купюры, сказать, что это слишком много. Хотя, с другой стороны, что для папы-олигарха такие деньги? Мелочь! А пусть платит, вдруг решила Настя, не обеднеет. Зато хоть оденусь. Куплю завтра цыпленка-табака и торт «Золотые купола» − вот вкусный! И устроим с Юркой пир. После института сбегаю сначала в обувной, а потом в гастроном. И Анне Ивановне денег занесу. Решено!
Она сунула деньги в сумку и пошла на кухню готовить ужин.
Вот и кончились мои студенческие годы, с грустью думала Настя, выходя из актового зала, где им вручили дипломы. Хорошо, что впереди еще два года аспирантуры, − а как дальше? Без прописки ведь на работу не возьмут, даже если защищусь. А сестра постоянную прописку не предлагает, хотя могла бы: все-таки я ее родственница и метраж позволяет. И ведь относится она ко мне хорошо, грех жаловаться. Все пять лет заботилась, переживала за мои успехи, слова дурного от нее не слышала. А прописать не торопится, хотя прекрасно понимает, что без этого я на работу не устроюсь. Наверно, сын не разрешает.
Догадливая Настя была недалека от истины. Повзрослевший племянник познакомился в походе с девушкой − хорошенькой сероглазой туристкой с личиком веселой лисички и конским хвостиком на затылке, Девушку звали Даша, она работала медсестрой в поликлинике. Период их платонических отношений длился недолго: по возвращении из похода Даша сразу осталась у него на ночь. Возмущенная Наталья, наутро устроила сыну грандиозный скандал. − Или женись! − кричала она, − или чтоб этого больше не повторялось! Нечего мне здесь бордель устраивать!
− Мама, уймись, − спокойно отреагировал сынок, − глядя на нее сверху вниз с высоты почти двухметрового роста. − Я взрослый человек, и это не только твоя квартира, но и моя. Буду жить, как хочу и с кем хочу. Посмотри вокруг. Все сейчас живут без регистрации, это нормально. А ты со своими старомодными принципами просто смешна.
От этих хамских слов Наталья сначала онемела, а потом залилась безутешными слезами. Как же она не заметила, что ее любимый, всегда послушный мальчик вдруг превратился в чужого циничного человека? А этот человек, вместо того, чтобы утешить плачущую маму, только усмехнулся и ушел, хлопнув дверью.
Пару месяцев Наталья терпела, потом решила воздействовать на сына через его подругу. − Дашенька, − обратилась она к девушке, когда они остались одни, − если вы любите друг друга, почему не женитесь? Квартира большая, места всем хватит. А если ребеночек появится?
− Никаких ребеночков, − засмеялась Даша, тряхнув хвостом. − Этого еще не хватало!
− Но как же так можно? Ведь без регистрации у него никакой ответственности перед тобой. А если он поживет-поживет с тобой и бросит?
− Бросит − другого найду. Можно подумать, печать от этого спасает. Пока хорошо вместе, будем жить. А надоест, − разбежимся. И вообще, не кажется ли вам, Наталья Юрьевна, что вы вмешиваетесь не в свое дело?
− Но любовь проходит, а обязанности остаются, − попыталась еще раз образумить эту вертихвостку Наталья. − Нельзя же так: один бросит, другого найду. Ты женщина, тебе надо думать о семейном очаге.
− Ах, оставьте! Мне еще только двадцать. Вот когда будет тридцать, может, задумаюсь. А пока буду жить для себя. Жизнь-то всего одна.
− Вот именно, одна! Пролетит, не заметишь как. И останешься, как та старуха, у разбитого корыта. Семью надо по молодости создавать, после тридцати, может статься, никому уже не будешь нужна. И что значит: не в свое дело? Он мой сын, мне его судьба небезразлична. Неужели не понимаешь, что он с тобой поступает нечестно?
− Да что вы обо мне так печетесь? Мы с Юрой договорились не быть друг другу обузой. Доставлять друг другу только удовольствие, а обязанности оставить дома. Меня это устраивает, и его тоже.
Наталья долго потом изливала Насте свое возмущение, но ничего поделать с этой парочкой не смогла. Даша демонстративно приходила, когда хотела, оставалась на ночь, а утром убегала на работу. Юрка сделал ей вторые ключи, поэтому проблем с ее приходами и уходами, не возникало. И Наталья, в конце концов, смирилась, хотя все в ней бунтовало.
Еще перед получением диплома Настя созвонилась с бригадиром грибной артели Трофимом Матвеевичем, чтобы тот зарезервировал ей на июль домик: этот месяц она собиралась посвятить любимому сбору грибов. И отдых великолепный, и деньжат подзаработать можно − разве плохо? Это же она предложила и Наталье. Та, взвизгнула от радости, поклялась уговорить мужа поехать в лес на машине. Ведь тогда можно будет обследовать не только ближние, но и дальние лесные угодья, до которых пешком не добраться.
До отъезда оставалось чуть больше недели. Это время Настя решила посвятить поиску работы. В лицее на соседней улице, ей обрадовались и сразу предложили полную нагрузку: физиков в городе не хватало. Но, узнав, что у нее временная прописка, только развели руками. В остальных лицеях произошло то же самое.
Настя приуныла. Выход оставался один: очная аспирантура, с заочной не получалось. Она поехала в университет и переписала заявление, потом вернулась домой. В доме было тихо. Она прошла к себе в комнату, почувствовав усталость, прилегла на диван и задремала.
Проснулась Настя от громкого голоса за стеной. Голос принадлежал Даше, в нем сквозило раздражение и даже агрессия.
− И долго эта приживалка будет у вас отираться? − возмущалась Даша. − Пять лет проучилась − пора и честь знать! Она что: навсегда здесь поселилась? Уже работу ищет. Потом постоянную прописку потребует.
− Но она наша родственница, − прозвучал голос Юрия. − И она платит за квартиру, убирает, готовит. Знаешь, какие вкусные блинчики с мясом и суп-харчо, − я больше нигде такое не ел. Она хорошая и никому не мешает.
− Подумаешь, платит! Если бы она квартиру снимала, разве столько бы платила? По-настоящему она за такое жилье должна в десять раз больше! И какая она родственница − седьмая вода на киселе. Пропишете, а потом она станет предъявлять на квартиру права.
− Не станет, − не очень уверенно ответил племянник. − Она порядочный человек.
− Наивный! Вот посмотришь: не сегодня-завтра она заведет разговор с твоей мамашей о постоянной прописке. Скажи, чтобы мать не соглашалась ни за какие коврижки! Пусть катится домой, и там устраивается на работу. Иначе вы ее потом не вытолкаете, попомнишь мои слова. И вообще: я не хочу больше ее здесь видеть.
− А тебе она чем помешала? Чего ты раскомандовалась?
− Помешала! Помешала! Юра, у меня задержка.
− Вот это новость! Но мы же договаривались. Ты сама говорила: никаких детей. Передумала?
− Так получилось. Но выскребаться я не хочу, боюсь. Давай жениться, раз так. Тем более, что твоя мать только об этом и мечтает. Но эта девка пусть выметается, − это мое категорическое условие.
− Ну, не знаю. Я, конечно, поговорю с мамой. Но боюсь, она будет возражать. Она Настю любит, они ведь двоюродные сестры.
− Пусть выбирает: внук или она!
Не в силах больше слушать этот драматический диалог Настя постучала в соседнюю дверь.
− Извините, но вы так кричали, что было все слышно, − сказала она, заходя в комнату Юрия. − Не надо ничего выбирать. Даша права: мне действительно пора и честь знать. В ближайшие дни я съеду.
− Но куда? − виновато спросил племянник. − Ты же не сможешь снять квартиру, это очень дорого.
− В общежитие. Очным аспирантам обязаны предоставить комнату. На два ближайших года у меня есть жилье, а там будет видно.
− Но ты же хотела в заочную аспирантуру. Сама говорила, что очную тебе не вытянуть − стипендия маленькая.
− Буду подрабатывать. С Лидой буду заниматься весь одиннадцатый класс. Ее отец хорошо платит. А потом, может, еще ученики появятся. Что-нибудь придумаю, не переживай.
Сдерживая слезы, она вышла из комнаты. Лихорадочно переоделась и поехала в университет писать заявку на общежитие. Но в профкоме получила вежливый отказ. − Понимаете, − объяснили ей, − вы ведь сначала подали заявление на заочную аспирантуру, а там общежитие не полагается. И потом, мы знали, что у вас жилье есть. А теперь все комнаты распределены в основном между семейными парами.
− Может, вы посоветуете недорогую квартиру, − растеряно попросила Настя. − У меня изменились обстоятельства.
− О чем вы говорите? Недорогих квартир в Петербурге не бывает. Везде оплата больше вашей аспирантской стипендии.
В состоянии близком к панике Настя вышла из университета. Села на скамейку и задумалась. Думала-думала, но так ничего и не придумала. Выход был один: оставаться на заочном отделении и возвращаться домой. Но как не хочется! Она представила себя одну в родительской квартире, мучительные встречи с отцом и Лялькой, терзающие воспоминания, − и ей стало так плохо, что она едва не разрыдалась. «Так будет не всегда!» − всплыла в памяти фраза, сказанная когда-то матерью. И ее совет повторять эту фразу, когда тебе очень плохо – мол, она рождает надежду. Только никакой надежды не осталось.
Питер, думала она, я не хочу с тобой расставаться. Я люблю тебя, город! Никто тебя так не любит, как я. Почему ты меня отвергаешь?
− Не хочется, но приходится, − сурово ответил ей внутренний голос. − Возьми себя в руки и отправляйся собирать вещи.
В своей бывшей комнате Настя обнаружила Наталью, понуро сидевшую на диване. По ее взгляду девушка поняла, что Юрий все рассказал матери.
− Настенька, ты не обижайся на нас, − заплакала сестра. − Если будет плохо в общежитии, приходи искупаться или постирать, там же, наверно, с этим проблемы. Ох уж эта Даша, чувствую, намучаемся мы с ней. Но, что же делать? Ребеночек ведь, − куда теперь денешься?
− Я уезжаю, Наташа. − Настя достала из кладовки чемодан, открыла шкаф и принялась снимать с вешалок одежду. − Спасибо, но мне в общежитии отказали, сказали, раньше надо было подавать заявление. А теперь мест нет.
− Уезжаешь? А как же аспирантура?
− Буду учиться заочно. Да не переживай ты так. Спасибо тебе за все. Сейчас поеду за билетом. Можно, я еще сегодня переночую, а завтра отвезу вещи в камеру хранения?
− Да что ты так торопишься? Ночуй, сколько надо. С вещами Юрий поможет, отнесет. Иди, поешь, кто его знает, сколько в очереди простоишь. − Она тяжело поднялась и вышла.
Билет достался Насте на завтра. Она надумала отправить вещи багажом, самой пожить месяц с Наташкой в лесу, а потом вернуться домой на их машине. Выйдя с вокзала, Настя оправилась бродить по городу, − ей не хотелась лишний раз встречаться с Дашей. Надо позвонить Меркулову, подумала она, сказать, что не смогу заниматься с Лидой. И навестить родных Вадима, попрощаться. Больше мне не ждать его у Амура, это бесполезно. Ведь столько лет прошло.
Все эти годы в условное время она выстаивала по нескольку часов у заветной статуи, безуспешно высматривая среди посетителей музея дорогое лицо. Вадим пропал. Год назад его родные получили из военкомата известие, что полковник Туманов признан погибшим, хотя его тело так и не было найдено. Матери Вадима как инвалиду стали платить пенсию за погибшего мужа, и сестрам в материальном плане полегчало, но не намного: плата за большую квартиру в самом центре Петербурга достигла неподъемной суммы.
Дойдя до Медного всадника, Настя села на свободную скамейку и принялась звонить по сотовому отцу Лиды. Настя знала, что дочку он отправил в какой-то международный лагерь. Матери у нее не было: жена Меркулова умерла во время родов, поэтому он воспитывал девочку один. Как-то Аркадий Дмитриевич признался Насте, что пару раз, когда Лида была уже большая, он имел намерение жениться, но дочка сразу приняла его избранниц в штыки, закатив отцу такую истерику, что он отказался от этих планов. Наверно, следовало найти мать девочке, когда она была маленькой, − став постарше, Лида не захотела делить своего папу с кем-то еще.
Меркулов отозвался сразу. Узнав, что учительница его любимицы уезжает навсегда, он страшно огорчился: − Но почему? Вы же в аспирантуру собрались, мне дочка говорила. Оставайтесь, не уезжайте, я увеличу вам плату. Анастасия Олеговна, что вас заставило принять такое решение?
− Мне негде жить, − просто сказала Настя.
− Как негде? У вас же здесь родственники.
− Они отказали. Племянник женится, и уже малыша ждут. И в общежитии мест нет. А снимать квартиру мне не по карману. Очень жаль покидать Петербург, я бесконечно люблю этот город. Но ничего не поделаешь.
− Так. Я все понял. Где вы сейчас?
− В сквере возле Медного всадника.
− Оставайтесь там, я подъеду.
Вскоре Настя увидела его плотную фигуру, быстрым шагом направлявшуюся к великой скульптуре. Вот он остановился и принялся озираться. Тогда она поднялась. Взяв ее под руку, он повел к своей машине.
−Значит так, Анастасия Олеговна, − решительно заявил он, когда они отъехали. − Вы будете жить у меня. И не возражайте. Вы видели мой дом? Там сейчас мы живем втроем: я, дочка и няня Нина Ефремовна, вы ее знаете. Ну и еще охрана. Будете жить в гостевой комнате: хотите на первом этаже, хотите на втором. Где ваши вещи?
− У сестры. Я хотела зимние вещи отправить домой багажом и уехать на месяц к родне в Муром. Пожить в лесу, а потом уже вернуться к себе домой.
− Едем за ними.
− Но мне неудобно, Аркадий Дмитриевич, − нерешительно запротестовала Настя. − На правах кого я буду жить у вас? Ведь я вам чужой человек.
− Насчет прав что-нибудь придумаем. Пусть это вас не беспокоит. У меня есть кое-какие мысли. Мой водитель поможет забрать вещи.
Когда Настя с водителем вошли в квартиру, Наталья снова заплакала: − Настенька, что же ты так сразу уезжаешь? Собиралась ведь побыть еще пару деньков. У меня сердце не на месте.
− Я остаюсь, − успокоила ее Настя. − Отец моей бывшей ученицы предложил пожить с ними. У них большой особняк недалеко отсюда, всего через квартал. Он владеет строительной компанией.
− Как же ты будешь − у чужих людей? Чем расплачиваться?
− Пока не знаю. Посмотрю, как получится. Буду заниматься с его дочкой. Все-таки это шанс остаться в Питере. Вот их домашний телефон и адрес, а мой сотовый ты знаешь. Ну, пока.
Они расцеловались, и Настя навсегда покинула квартиру, в которой прожила все студенческие годы и так привыкла, что считала почти своей.