Про наркотик и ЕГЭ. Глава 24 из романа "Улыбка Амура"

Первое полугодие выпускного класса приближалось к концу. Настины одноклассники почти перестали общаться друг с другом: приходя в класс, садились каждый за свой стол и погружались в задания.
− Похоже, мне так и не удастся вас сдружить, − вздыхала Екатерина Андреевна, − не то, что в прежние времена. Вот в пору моей молодости у нас были и пионерская, и комсомольская организации, − так мы дня не могли прожить друг без друга. Походы, капустники, вечера. Дни рождения вместе справляли. А вы, будто старички какие-то. Даже на классном часе, − в десятом делились друг с другом, советовались, куда-то ходили вместе, а нынче слова из вас не вытянешь. Окончите лицей, и, кроме учебы, вспомнить будет нечего. Ну, что вы все молчите?
− А о чем говорить? − пожал плечами Денис Степанов. − Когда бы вам тогда столько задавали, сколько нам, тоже было бы не до походов. А насчет общения: понимаете, Екатерина Андреевна, нам, действительно, не о чем говорить друг с другом. Ведь все разговоры крутятся только вокруг поступления. Но у нас каждый учится по своему индивидуальному плану, и поступать мы будем в разные вузы. Вон, Снегирева вообще отделилась от всех, решает одни задачи, я − другие. И о чем мне говорить с тем же Пацкевичем, если у него не мозги, а солома?
− Ты, козел, выбирай выражения! − взвился новенький Костя Пацкевич. − Умный выискался!
− Все, все, прекратили! − Классная постучала указкой по столу. − Степанов, не забывай, ты уже второй год в лицее, а Костя только пришел.
− Да ему хоть год, хоть два, − все равно толку не будет, вы же это не хуже меня знаете, Екатерина Андреевна. Мне только непонятно, почему вы за него постоянно заступаетесь, − когда его давно пора выпереть из лицея. В первой четверти три пары, − а что в Уставе записано?
Тут взбешенный Пацкевич ринулся к столу Дениса. Но толстый Леша успел ловко подставить ему ножку, − цепляясь за столы, Костя с ругательствами рухнул между рядами. Расстроенная классная встала и отпустила всех по домам, предупредив, что в случае драки, неприятности ожидают обе стороны. Очередной классный час был сорван.
А на следующий день Костя Пацкевич отличился по полной программе. Во время контрольной от наблюдательной Ольги Дмитриевны не укрылось, что он сунул под тетрадь шпаргалку с тригонометрическими формулами, которые никак не мог запомнить. Быстро подойдя к его столу, Туржанская приподняла тетрадь, − но парень успел сунуть бумажку в карман.
− Встать! − скомандовала Туржанская. − Руки по швам! − Порывшись в его кармане, она вытащила шпаргалку вместе с пакетом, в котором находился зеленоватый порошок. − Это что такое?
− А чего вы по чужим карманам лазите? − заорал Пацкевич. − Не имеете права! Отдайте, это не ваше!
− Я тебя спрашиваю, что это за порошок? − Профессор даже побледнела от гнева. − Говори или я немедленно звоню в милицию. Нам здесь только наркотиков не хватало!
− Это лекарство! − Костя попытался выхватить у нее пакетик, но не сумел. Быстро подойдя к своему столу, Туржанская позвонила по сотовому директору. Тот немедленно явился и забрал провинившегося вместе со злополучным пакетом.
− Кто знает, что это за порошок? − обратилась Туржанская к остолбеневшему классу. Ответом было полное молчание. Ребята словно воды в рот набрали, − каждый сидел, потупив глаза.
− Понятно. Значит, боитесь? Где же ваше гражданское мужество? Снегирева, может, ты ответишь? Ты здесь, вроде, самая смелая. Или тоже трусишь?
− Ничего я не трушу! − рассердилась Настя. − Только я вправду не знаю, что это. Я никогда такого не видела.
− Это экстази, легкий наркотик, − отозвался, наконец, Витя Самойленко. − Его в некоторых клубах и на дискотеках бесплатно раздают. После него такой кайф!
− А ты пробовал?
− Да кто его не пробовал? Тут больше половины, я уверен, пробовали, − только, разве кто признается. Но он безвредный,− не вызывает привыкания. И ломки после него не бывает, − так, поторчишь, и все. А Пацкевич дурак: зачем в лицей притащил. Теперь его, наверняка, выгонят.
В это время в класс вошли расстроенная Екатерина Андреевна и внешне спокойный Костя. − Садись на место, − велела ему классная, − и чтобы больше этого не повторялось.
Костя сел, как ни в чем не бывало. Туржанская и ребята потрясенно смотрели на него. Минуту назад они были уверены, что больше Пацкевича в лицее не увидят.
− Чего уставились? − презрительно усмехнулся тот. − Думали, меня попрут? Не дождетесь, я непотопляемый.
− А это мы еще посмотрим! − гневно воскликнула Туржанская. Она быстро собрала недописанные контрольные и вышла. С ребятами осталась Екатерина Андреевна. − Ну, с вами не соскучишься! − Классная бессильно опустилась на стул. − Уж и не знаю, чего еще ждать, какой очередной номер выкинете. Хоть бы скорее этот год заканчивался. Нет, такого тяжелого класса у нас еще не было.
− Можно вопрос? − поднял руку Витя. − А вот если бы в моем кармане нашли наркотик, меня бы тоже не отчислили? В отличие от Пацкевича мой папа не большой начальник, а сантехник.
− Витя, чего ты от меня хочешь? Костя попросил прощения. Нельзя же сразу к высшей мере. Его родители поставлены в известность. Будем надеяться, что они обратят внимание на сына.
− Можно подумать, сам святой! − добавил Пацкевич. − А то я не знаю твою компанию.
− Все, давайте закроем эту тему. − Насте надоело слушать их перебранку и стало жаль учительницу. − Все мы прекрасно понимаем, почему Пацкевича оставили, − и ты, Витя, это понимаешь. И нечего доставать Екатерину Андреевну, она не всесильная. Мне мама говорила, что мы живем в не правовом государстве, − и только от нас зависит, чтобы оно стало правовым. Екатерина Андреевна, может, отпустите меня? Все равно уже скоро звонок. Хочу в библиотеку успеть, а то опять очередь набежит, потом не достоишься.
− Да иди, конечно. − Учительница махнула рукой и вышла. И сейчас же Пацкевич кинулся к Самойленко, − но ребята плотной стеной окружили Витю. Поняв, что все настроены против него, Пацкевич схватил сумку и выбежал из класса. Одноклассники еще некоторое время постояли, молча: говорить было не о чем, все было ясно без слов. Так же молча, они разошлись по домам.
− Хо, Пацкевич! − воскликнул отец, когда Настя рассказала о происшествии в классе. − Да хоть бы он марихуану принес, ему ничего бы не было. Его папаша такой туз в нашей Думе − у него все областное образование в кулаке. Не удивлюсь, если у вашего директора или у той же Туржанской еще и неприятности будут.
И точно − на следующий день перед началом первого урока в класс вошел расстроенный директор и сообщил, что отныне институт не имеет право предоставлять лицею аренду помещений бесплатно, − и потому плата за обучение существенно повышается. А еще через два дня Витя Самойленко и Танечка Беликова забрали из лицея документы: для их родителей теперешняя оплата оказалась непомерной.
Вне себя от возмущения Туржанская потребовала созвать педсовет. Директор не стал ей перечить, − все-таки она профессор, лучший в лицее педагог, − и созвал. Первой попросила слово инициатор совета.
− Объясните, что нам теперь мешает заявить в милицию и отчислить Пацкевича? − горячо заговорила Туржанская. − Какую могли сделать лицею гадость, уже сделали. Чего теперь бояться? Проверок? Пусть проверяют! Журналы у нас в порядке, успеваемость лучшая в городе. Чего мы ждем? Чтобы наркотики расползлись по классам? Гнать этого негодяя немедленно! Ставлю вопрос на голосование.
− Погодите, Ольга Дмитриевна, − мягко остановил ее директор. − Вы же понимаете, что даже если мы все проголосуем «за», отчислить Пацкевича будет непросто. Но, допустим, отчислим. И куда он пойдет? В школу? Что, школа − отстойник для наркоманов? Здесь он под нашим наблюдением, да и отец весьма встревожен и поклялся, что теперь не спустит с сына глаз: ему тоже не хочется, чтобы тот пристрастился к наркотикам. Он ведь его сюда для этого и перевел. Давайте оставим парню шанс, − ведь он дал слово. Конечно, если подобное повторится или он еще что-нибудь выкинет, разговор с ним будет коротким.
− Так что, простим ему? Из-за него Самойленко с Беликовой лишились лицея, а он останется? Как после этого ребятам в глаза смотреть?
− Но ведь виноват в повышении стоимости обучения не мальчик, а его отец. Хотя и тот, по сути, прав: согласно новому постановлению институт обязан брать плату за аренду помещений. Хотя, конечно, исполнение этого приказа могли отложить до окончания учебного года, − я очень на это надеялся. Со следующего года все равно пришлось бы повышать стоимость обучения. Но, что сделано, то сделано. А насчет заявления в милицию? Ну, заявим, ну, вызовут Костю, пожурят, может, возьмут на учет, − и все! А пятно на лицее останется. Нам это надо? Что скажете, коллеги? − обратился он к совету.
− Я тоже возмущена поведением Пацкевича, − встала Екатерина Андреевна. − И, тем не менее, присоединяюсь к предложению Сергея Ивановича. Костя получил хороший урок, да он и не окончательный. Ему еще предстоит пережить отношение класса, который резко настроен против него. Ребята не простят ему уход своих товарищей. Пусть почувствует, каково это, когда все против тебя. Тут два варианта: либо он решительно изменится, либо сам уйдет, как Акперов. А насчет Самойленко с Беликовой − им было предложено доучиваться с прежней оплатой в порядке исключения. Одна фирма, не буду говорить, какая, ее директор, отец нашего лицеиста, согласилась доплачивать за них. Но родители ребят отказались по не очень понятной мне причине. По-моему, мать Беликовой, как услышала про наркотик, просто перепугалась. А Витя сам не хочет возвращаться. Тут уже ничего не исправишь.
Классная оказалась права: ребята устроили Пацкевичу классический бойкот. Не здоровались и в упор не замечали, − проходили, как мимо пустого места. Скоро Костя в полной мере почувствовал, каково быть изгоем. Сначала он пыжился, делая вид, что ему на все наплевать, − но довольно скоро скис. Тем более, что у него очень плохо обстояли дела с точными науками. Надеяться на помощь одноклассников теперь не приходилось, а плановые консультации помогали мало: слишком велики были дыры в его знании математики. И потому из двоек он почти не вылезал. Когда стало ясно, что экзамены за полугодие Пацкевич не сдаст, после чего последует его неизбежное отчисление, сановный папа явился в лицей.
− Скажите, за какие деньги вы согласитесь заниматься с сыном индивидуально? − громогласно спросил он Туржанскую, не обращая внимания на остальных преподавателей. − Назовите вашу цену.
− За миллион не соглашусь, − отрезала та. − Что вы себе позволяете? Кто вам позволил меня оскорблять?
− Чем же это я вас оскорбил? − удивился папа. − Попросил позаниматься, сказал, что согласен на любую оплату. Что же мне: в ножки вам кланяться?
− Виталий Савельевич, я понимаю вашу тревогу, − попытался разрядить ситуацию присутствовавший при этом директор, − но здесь просить бесполезно. Ольга Дмитриевна никогда не занималась частным репетиторством. Я вам порекомендую очень хорошего математика, он специализируется на подтягивании слабых ребят. Правда, он не из нашего лицея, но это ничего. Его методические пособия хорошо известны в городе, − он Косте обязательно поможет. Если, конечно, сам мальчик не станет отлынивать. Вот его визитка, скажете, что от меня.
То ли помогли занятия с опытным репетитором, то ли бойкот пошел Косте на пользу, но вскоре с учебой он стал худо-бедно справляться. Нет, до хороших результатов ему было далеко, но, по крайней мере, двойки постепенно стали исчезать из его дневника, − и к полугодовым экзаменам Пацкевич перешел в разряд стабильных троечников. Среди одноклассников он по-прежнему оставался самым слабым, но хотя бы появилась надежда, что с экзаменами справится. Так и случилось. Правда, Туржанская влепила таки ему пару, − но на каникулах после второй попытки он ее пересдал. Хотя ребята относились к Пацкевичу с нескрываемой неприязнью, его стычки с одноклассниками прекратились, и к концу полугодия в классе воцарилось относительное спокойствие.
Новый год подруги встретили у Настиных бабушки и дедушки. Родители на этот раз не приехали, − у них были билеты на первое января в театр. Около двенадцати ночи Насте позвонила Галчонок и расстроенным голосом сообщила, что отца до сих пор дома нет, а его сотовый не отвечает. Вот-вот начнут бить куранты, а он где-то шляется, − наверно, никак не расстанется с кафедральными собутыльниками. Настя тоже встревожилась, − ей стали мерещиться всякие несчастья, но матери она об этом не сказала, чтобы окончательно ее не перепугать. Тут президент поздравил страну с Новым Годом, пробили куранты. Настя, держа трубку, тоже поздравила Галочонка, встретившую Новый год в одиночестве, − после чего передала телефон бабушке. Все выпили шампанского и принялись за закуски, − но тревога продолжала висеть в воздухе. Настя решила подождать до часу ночи: может, отец застрял в какой-нибудь пробке или уехал с друзьями за город и не успел вернуться, − а уже потом звонить в милицию и по больницам.
Отец объявился без двадцати час, и тут же принялся путано объяснять жене, что был в гостях у Чернова, перебрал с приятелями, те его долго не отпускали, потом он не мог поймать такси, − и тому подобное. Когда матери надоело слушать этот бред, она позвонила Насте и отправилась спать, − а папочка принялся уничтожать новогодние закуски в гордом одиночестве. Утром он долго и надоедливо подлизывался Галчонку, чтобы та не сердилась за испорченную новогоднюю ночь, пока та не растаяла и не простила гуляку.
Вернулись подруги в город под вечер первого января, − со второго у Натальи начинались ежедневные дежурства в больнице, а Настю пятого числа ждал Бал отличников во Дворце молодежи, − приглашение на него она получила две недели назад. Честно говоря, ей не очень хотелось туда идти, но Екатерина Андреевна строго-настрого приказала не увиливать: ведь только она да Лидочка Бондаренко из параллельного одиннадцатого «Б» и будут представлять отличников лицея. Пришлось подчиниться. А когда забежавшая к ней на минутку Ирочка Соколова сообщила, что они с Сашей тоже там будут, − если, конечно, ей удастся его провести, − а также будет и поэтесса Башкатова, Насте стало даже интересно. Может, удастся познакомиться с этой Мариной, подумала она, если с ней будет Димка Рокотов. Тогда я запросто смогу к ним подойти, − а он меня с ней и познакомит.
− Знаешь, кто еще там будет? − Ирочка сердито поджала губы. − Эта сучка, дочка вашей Туржанской. Она же все годы отличница. Но Саша уже давно на нее не смотрит, поэтому она мне теперь по барабану. Тем более, что она с Димкой Рокотовым ходит, представляешь? Он же за мной бегал, когда я к вам в английскую перешла, да я его послала подальше. Не представляю, что она в нем нашла. Слюнтяй и бабник.
− Как с Рокотовым? − изумилась Настя. − А мы думали, он с вашей Башкатовой, что стихи сочиняет. Мы видели, как он ее на концерте обхаживал. И потом они ушли вместе.
− Димка бросил Маринку. Погулял с ней пару месяцев и бросил. Она, бедненькая, потом даже в школу не ходила, − вся изревелась. Она же в Димку втюрилась по уши за те два месяца. А он, как увидел Ленку, сразу отвернулся от Маринки. Представляешь, какой скот.
− Знаешь, ты меня заинтриговала. Давно мечтаю посмотреть на эту девчонку, что всех ребят охмуряет. А насчет Димки я с тобой не согласна: парень он неплохой и, по-моему, симпатичный, даже красивый. По крайней мере, в нашем классе он был красивее всех.
− Все равно Саша лучше.
− Ну, твой Саша вообще ни с кем не сравнится.
− Смотри, Настя, − предупредила ее Ирочка перед уходом, − если любишь какого парня, постарайся, чтобы он с этой рыжей тварью никогда не пересекался. Обходи ее за три версты. И с Туржанской поменьше якшайся, − она же ее мамаша. Димка, знаешь, как в Ленку втрескался? Мне Саша рассказал, − он все видел своими глазами. Димка прибежал к ним в класс, чтобы что-то сказать Маринке, − и как увидел Ленку, просто остолбенел. И все! Маринка сразу перестала для него существовать.
− Да нет у меня никого. − Интересно, как бы отреагировал на эту красавицу Вадим? − подумала Настя. − Ты мне эту девчонку на балу непременно покажи, ладно? Она на мать похожа?
− Ни капли. Но такая же воображала. Покажу, не беспокойся. Да ты, когда ее увидишь, сама догадаешься, − она же из себя принцессу строит. Ходит, как по облакам, ни на кого не глядя, а все мужики смотрят ей вслед. Какое счастье, что Саша от нее отлип, − иначе я бы, точно, когда-нибудь ее придушила. Ну, побегу, а то он меня внизу ждет.
− А чего ты оставляешь его во дворе? Заходите вместе.
− Да мне неудобно как-то. Да он и сам не захотел. Ну, пока.
Ирочка убежала. Из окна Настя увидела, как Саша взял ее под руку, чмокнул в щеку, и они, тесно прижавшись друг к другу, вышли со двора. Вздохнув, Настя засела за очередную питерскую контрольную. Она билась над ней уже вторую неделю, но одна задачка все никак не получалась, − в процессе решения выходило уравнение третьей степени, к которому она не знала, как подступиться. Насте даже приснилось это уравнение, − и, вроде, во сне она его решила, но, проснувшись, повторить решение не смогла. А главное: подходил крайний срок сдачи контрольной, нарушать который было никак нельзя, − а она все топталась на месте. Наконец, отчаявшись, Настя решилась обратиться к Туржанской.
− Приходи, девочка, завтра ко мне в кабинет часам к четырем: у меня к тому времени должен закончиться экзамен − предложила профессор. − Я представляю, о чем идет речь. Там есть один прием, о котором ты, похоже, не знаешь. Я тебе его покажу, и ты легко справишься со своим уравнением. Приходи, разберемся.
Прибежав к назначенному часу в институт, Настя увидела, что кабинет профессора открыт, но там никого не было. Решив дождаться в Туржанскую, она села в глубокое кресло за книжным шкафом и даже слегка задремала. Вдруг ей послышался до боли знакомый голос. Открыв глаза, Настя увидела в кабинете девушку, что-то искавшую в ящике письменного стола, − та, по-видимому, ее не заметила. Девушка обернулась на голос, − ее лицо навсегда запечатлелось в памяти Насти. Это лицо нельзя было назвать красивым, − слово «красивое» по отношению к нему было простым набором букв. Оно было волшебным. «Чистейшей прелести чистейший образец» − вспомнила Настя пушкинскую строку. Да, в какой-то мере, эти слова соответствовали внешности девушки. Как жаль, что она не моя сестра, подумала Настя, мы были бы с ней так близки, − как бы я хотела, чтобы она была моей сестрой.
В кабинет стремительно вошел Вадим − и замер. Девушка подняла на него синие, как небо, глаза, − и ее лицо будто озарилось. Просияв, он протянул к ней руки, но, сделав шаг навстречу, вдруг понял, что этот свет направлен не на него. Обернувшись, он увидел высокого белобрысого парня, лицо которого было озарено тем же светом радости, что заструился из глаз девушки. Достав из стола папку, она подбежала к парню, тот обнял ее за плечи, и они вместе покинули кабинет. Следом вышел Вадим.
Вжавшись в кресло, никем не замеченная, наблюдала эту сцену Настя. Это дочь Туржанской, думала она, − как же Соколова была права! Но, боже мой, Димка Рокотов, − что она в нем нашла?
Как и большинство девчат ее прежней школы, Настя всегда считала своих одноклассников примитивными, не заслуживающими внимания личностями. Правда, Рокотову она всегда симпатизировала. Но эта девушка и Димка, − нет, у них не может быть ничего общего. Она… она достойна чего-то высшего, даже Вадим не заслуживает ее внимания. Ведь он обыкновенный, такой же, как все. А она − нет, она существо иного порядка.
Так думала Настя, забыв, где она и зачем пришла. Она не испытывала ни малейшей ревности к девушке, − она покорилась ее обаянию с первого взгляда. Вошедшая в кабинет Туржанская, вглядевшись в ее лицо, только и спросила: − Что с вами, Настенька, вы здоровы? − И, не дождавшись ответа, вынуждена была повторить свой вопрос.
− Да, да, все в порядке, − очнулась Настя. − Тут девушка заходила, она взяла красную папку из вашего стола.
− Леночка, − посветлела лицом Туржанская. − Это моя дочь, она тоже в одиннадцатом учится, в пятьдесят второй школе. Ну, показывай свою задачку, − сейчас, мы с ней разберемся. Так-так, значит, вот в чем заковыка. Тут надо применить один приемчик, − я тебе его сейчас покажу, и ты будешь щелкать такие уравнения, как орешки. Можно, конечно, выбрать более привычный тебе способ решения, но тогда оно растянется на пять страниц и в нем будет легко запутаться.
Она показала Насте «приемчик», − с его помощью злополучное уравнение легко решилось. Настя поблагодарила профессора и, немного стесняясь, протянула коробочку «Рафаэлло», сунутую ей в сумку Галочонком.
− Ольга Дмитриевна, разрешите вас поздравить с Новым годом? − Вот она меня сейчас направит вместе с этими дурацкими конфетами, замирая, подумала Настя. Но к ее удивлению Туржанская благосклонно кивнула и нажала кнопку на столе.
− Светочка, смастери нам пару чашечек кофе, − попросила она заглянувшую через минуту секретаршу, − не сочти за труд. Со сливками,− их в буфет завезли, я видела. Составите, Настенька, мне компанию?
− Сочту за честь! − Настя недавно вычитала в газете эту фразу, и она ей страшно понравилась. − Конечно, Ольга Дмитриевна, с удовольствием.
− Мои любимые конфеты. − Профессор достала белый шарик, покрытый кокосовой стружкой, и вкусно откусила. − Я обратила внимание на своего земляка Туманова, − сказала она, прихлебывая кофе, − что вы мне рекомендовали, помните? Славный молодой человек − умный, вежливый и интеллигентный. Сразу видно, петербуржец. Жаль, что его друг Белоконев бросил институт, − тоже был большой умница. Да, тяжелая история. Как дела у них в семье, не знаете? Вы ведь, кажется, с его сестрой дружили?
− Мы и сейчас дружим. Знаю. Никита в армии, а Наташа в медколледже, учится на пятерки и очень мечтает стать детским врачом.
− Ну, если очень мечтает, непременно станет. Что ж, спасибо за угощение. Побегу, а то у меня консультация. Обращайтесь, когда надо, не стесняйтесь.
Она заперла за Настей дверь и быстро ушла. А Настя побрела домой, переживая увиденное в кабинете. Лицо Вадима, когда он смотрел на дочь Туржанской, поразило ее, но привычной боли она не испытывала. Нельзя сравнивать себя со звездой, − и бессмысленно ревновать человека, покоренного этой звездой с первого взгляда. Как чудесно, что эта небесная девушка живет среди нас, обычных людей, и даже влюблена в обыкновенного Димку Рокотова. Интересно, понимает ли он, какое счастье ему привалило, − непонятно только, за какие заслуги. А я − что ж, я обыкновенная, и у меня своя дорога.
На Балу отличников Насте так и не удалось познакомиться с Мариной Башкатовой. Она видела ее, но подойти не решилась, − выражение боли на лице зеленоглазой поэтессы было столь явным, что Настя поняла: той сейчас не до знакомств. Потом она увидела обалдевшего от счастья Димку Рокотова, танцевавшего с Леной Туржанской, − блаженная улыбка не сползала с его лица. И в очередной раз поразилась красоте синеглазой девушки. Звезда опустилась с небес, думала Настя, вглядываясь в лицо Лены, − но как у обыкновенной Ольги Дмитриевны могла родиться такая дочь? Наверно, она очень сильно любила отца этой девушки, − ведь такая красота могла явиться на свет только от небесной любви. Почему же теперь Ольга Дмитриевна одна? Неужели он их бросил? − чтобы оставить такую дочку, надо не иметь сердца. Нет, скорее всего, с ним что-то случилось. Спрошу у Соколовой, − решила Настя, − может, Ира знает, куда подевался муж Туржанской.
− Он погиб, − нехотя ответила на ее вопрос Ирочка. − Говорят, он был ментом и погиб, спасая чужого младенца. Вроде бы, того похитили у родителей. Только это все бабские разговоры, а точно у нас никто не знает. Ленка по этому поводу никогда не распространялась. У нее же двойная фамилия: Джанелия-Туржанская, значит, ее отец был грузином. На грузинку Ленка, конечно, не похожа, но что-то не наше в ней есть. А стерва, каких поискать.
Не верю, − недобро подумала Настя. Человек с такими глазами не может быть стервой. Стервой скорее можно назвать саму Ирочку.
Вдруг она увидела, как Рокотов подошел к Марине Башкатовой и пригласил ее на танго. Вот подонок! − мысленно возмутилась она, вглядываясь в лицо отвергнутой девушки, да он просто садист. Бросил, а теперь подлизывается. Наверно, из-за ее стихов, − небось, сочиняет на них песни, своего ума не хватает. А она на него смотрит с таким обожанием, − неужели гордости нет? Да я бы его сразу поперла.
Насте стало тяжело глядеть на эту сцену и захотелось уйти. Она спустилась в гардеробную, оделась и с наслаждением покинула Дворец. Сыпал снежок, воздух искрился на легком морозце, в небо взлетали красные и зеленые огоньки. Пахло елочной хвоей и мандаринами. Она прошлась в одиночестве по парку, полюбовалась на городскую елку и направилась домой.
Едва пролетели новогодние каникулы, как на горизонте высокой океанской волной поднялся и стал стремительно приближаться Единый Государственный Экзамен по математике, русскому языку и еще целому ряду предметов. Из Питерского университета Насте сообщили, что там тоже принимают сертификаты ЕГЭ и что у нее есть преимущество перед остальными абитуриентами, поскольку она успешно справляется с контрольными заданиями. Тем более, что ей светила медаль. Это сообщение так обрадовало Настю, что она, как в прежние времена, с визгом покружилась по комнате в обнимку со стулом − под повеселевшими взглядами обоих родителей.
Как и отец, Настя была горячей сторонницей ЕГЭ, поэтому всегда расстраивалась, читая в периодической печати статьи противников этого экзамена − к ее великому сожалению их было большинство. − Новое всегда сначала в меньшинстве, это естественно, − успокаивал ее отец. − И заметь: против ЕГЭ, как правило, те, кто учится, плохо, а таких в стране, увы, много.
Дискуссия по поводу, нужно или не нужно вводить ЕГЭ в обязательном порядке, состоялась и в их лицее. К Настиному удовольствию почти все ее одноклассники проголосовали за эту форму проверки знаний, − особенно при поступлении в вуз. Правда, при условии, что все будет по-честному.
− Почему ты так ратуешь за ЕГЭ? − спросила Екатерина Андреевна Лешу Козлова, поднявшего обе руки. − Ты ведь в МГУ собрался, а там сертификаты не принимают.
− Я передумал, − заявил Леша. − Пойду в Бауманку, − там принимают. Понимаете, Екатерина Андреевна, благодаря ЕГЭ я смогу жить в Москве, учиться в лучшем вузе, где заодно и лечить меня будут. И все бесплатно. В своем поступлении я не сомневаюсь. Я купил сборник их задач за прошлые годы и решаю любую только так. А если бы не ЕГЭ, родителям пришлось нанимать мне репетиторов, − а у них нет денет. И Москвы мне тогда не видать бы.
− Понятно. А ты, Костя, почему против ЕГЭ? − обратилась она к погрязшему в трояках Пацкевичу. По слухам он частенько закатывал отцу истерики, чтобы тот перевел его в прежнюю школу, − но отец и слышать об этом не хотел.
− Понимаете, Екатерина Андреевна, − уныло протянул Костя, давно растерявший былую спесь, − если бы не этот дурацкий ЕГЭ, родители наняли бы мне репетиторов из вуза, куда я хочу, и я бы гарантированно поступил. А сам я математику ни за что не напишу, − вы же знаете, что я тупой. Если не помогут, точно завалю.
− Ну, почему завалишь? Ольга Дмитриевна говорит, что на тройку должен написать, − все-таки ты далеко ушел по сравнению с прошлым. Высоких баллов тебе, конечно, не набрать, − но ведь ты можешь не поступать туда, где нужна математика. Иди в какой-нибудь гуманитарный вуз.
− Нет, я хочу в экономический, а там ее сдают.
− Да не трусь, тебе папочка поможет! − крикнул с задней парты Денис, так и не простивший Пацкевичу уход своего дружка Самойленко. Всем на удивление Костя не стал, как прежде, связываться с задирой, промолчал.
− Думаю, Денис, ты неправ. Говорят, на этом экзамене теперь ОМОН дежурит. И глушилки ставят, чтобы по сотовым не переговаривались.
− Ой, Екатерина Андреевна, не надо! Все это сказки. Ребята рассказывали, как в сто второй школе проходил ЕГЭ по математике − в прошлом году. Варианты раздали − через одного человека одинаковые, и переговариваться можно было, сколько угодно. Дежурные преподаватели просто отворачивались, чтобы не мешать. Конечно, ведь область заинтересована, чтобы ЕГЭ получше написали. Говорят, губернатора за высокие баллы хвалят.
− Не думаю, что это правда, − покачала головой учительница, − у меня другие сведения. И вы на это не очень надейтесь, − год на год не приходится. Ладно, значит, вы в большинстве за ЕГЭ, так в гороно и передам.
Настя, подобно Леше Козлову, тоже перестала переживать по поводу предстоящего поступления. Она накупила кучу справочных материалов по ЕГЭ за последние годы, − но задания в них по сравнению с питерскими контрольными показались ей просто детскими, даже задачи из самой трудной части С она решала с лету. В лицейском рейтинге успеваемости Настя давно и прочно занимала первое место. Павлика, который только и опережал ее когда-то, в классе уже не было, а больше сравниться с ней было некому. Если здесь, в лучшем лицее города, я в передовиках, то, может, и среди университетских абитуриентов тоже не опозорюсь, чего волноваться, − думала она. Ольга Дмитриевна уверяет, что я обязательно поступлю и учиться буду не хуже, чем в лицее, − а уж она знает, что говорит, она же там раньше преподавала.