История продолжается: 9 (3)

Первый день сентября выдался сухим и по-летнему тёплым. Стелились под ноги первые золотые листочки, в прозрачной осенней свежести носились стрижи, но птичьи голоса заглушал не менее звонкий щебет – это галдели, как стая птиц, взволнованные ребята. В грохоте оркестра кружились пары, носились младшеклассники, звенел девичий смех и мелькали тёплые улыбки учителей. Пестрели многочисленные букеты цветов.

— Селиванов! – красивая девушка в ярко-синем платье подпрыгнула, махая рукой. – Володя, ну где ты!

— Иду! – Юноша помахал в ответ. Высокий, стройный и сильный, он бегом кинулся через площадку, на ходу отбросив в сторону потрёпанный портфель. Девушка поджала губы и, покачав головой, принялась оправлять на нём безупречно-чистую белую рубашку.

— У тебя поприличнее ничего не нашлось?

— Осторожно! – предостерёг юноша – и тут же в руках девушки казавшаяся новенькой ткань лопнула почти посередине.

— Ой! – вскрикнула она, отдёрнув руки. – Как ты покажешься в таком виде?!

— Нормальный у меня вид, – невозмутимо произнёс юноша, аккуратно притянув ткань и создав тем самым маскировочную складку. – Вот видишь, все в порядке.

— Срочно сбегай, попроси у Юлиана Семёныча другую рубашку! Не позорься!..

— Некогда. Ну, пока!

Девушка взволнованно кусала губы. Юноша, с шутками и весёлым смехом, уже легко подхватил и усадил не плечо нарядную девочку-первоклашку. Зазвенел старенький колокол – первый в этом учебном году звонок.

— Карпенко, Юля?

Девушка вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. За спиной стояла строго одетая женщина с безразличным выражением лица.

— Я, – подтвердила девушка. – Что-то случилось?

— Скажи своему другу что его ждут в двести восьмом кабинете.

— Он не мой друг! – вспыхнула девушка, заливаясь краской.

— Ты все поняла?

— Да… – Юля растерянно проводила женщину взглядом. И снова кто-то коснулся плеча.

— А-а!.. – подскочила она и облегчённо вздохнула. – Володь… тут тебя искали.

— Благодарю. – Володя широко улыбнулся. Он раскраснелся, зелёные глаза сверкали. – Куда ушли?

— В двести восьмой. Селиванов!

— Да?.. – обернулся он. Юля протянула, было, руку, но её оттеснила толпа.

— Ничего!.. – голос тонул в грохоте музыки, шуме, чужих разговорах. – Ты иди…

— Входи.

Селиванов переступил порог кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Добрый день, – поздоровался он и тут же, разглядев лица, перестал улыбаться.

— Антонина Сергеевна сегодня не придёт, можешь её не ждать.

Он ничем не выдал ни страха, ни беспокойства. Просто молча ждал продолжения, и это смутило двоих присутствующих в кабинете – мужчину с потрёпанным дипломатом и строгую женщину.

— Вот… – мужчина протянул ему какие-то бумаги. – Это адрес больницы.

Красиво очерченные губы едва разомкнулись.

— Я могу идти?

— Можешь.

— Тогда до свидания.

Дверь захлопнулась.

Двое переглянулись.

— Странный парень, – сказал мужчина. – Даже ничего не спросил.

Женщина покачала головой.

— А ты видел выражение его лица? Такое бывает, когда чувствуешь, что рот сейчас лучше не открывать – не знаешь заранее, чем это обернётся.

— Вы здесь долго ещё сидеть намерены?

Владимир поднял взгляд на уборщицу. Уборщица была сурова и категорична, она стояла парой ступенек выше, держа швабру, словно боевое знамя, и ждала ответа.

Владимир улыбнулся и легко поднялся.

— Простите, – сказал он. Серебристые звёздочки исчезли, давление нормализовалось. Люди после контузии становятся легковозбудимыми, в то же время, как любое нервное напряжение для них оборачивается смертельной опасностью. Владимир знал это и успел привыкнуть как к нервным срывам, так и следующим за ними опасным состоянием.

— Совсем обнаглели, – принялась бурчать уборщица, методично и аккуратно продолжая свою работу. Владимир хотел, было, спуститься вниз – глупо ждать вестей на больничной лестнице – как вдруг ставшее привычным гудение лифта смолкло пролётом выше. Ловко обогнув уборщицу и не обратив внимания на разом удвоившееся ворчание, Владимир вернулся к дверям отделения.

Он не ошибся: из лифта вывезли койку-каталку, на которой лежала укрытая одеялом Таня. Она спала и не видела его, но байкер, не удержавшись, осторожно коснулся её волос, пока санитары разворачивали каталку. Где-то в груди разлилось мягкое тепло – жива.

Жива... Значит, и он будет жить. Недавняя мысль о суициде вдруг показалась глупой и по-детски наивной – теперь, когда все хорошо, было сложно представить, как она вообще могла взбрести в голову.

— А вы кто, муж её, что ли? – поинтересовался один из санитаров.

— Ага, – зачем-то соврал Владимир, все ещё глядя на Таню. Она казалась белее подушки. Под глазами залегли глубокие тени, правая рука безвольно свесилась вниз. Владимир быстро уложил руку на каталку.

— Тогда идите домой и принесите ей вещи, – порекомендовал санитар, ловко вписывая каталку в дверной проем. – Кружку, ложку, белье. Сами знаете.

— Знаю. – Владимир все никак не мог сообразить, откуда у него взялась эта дурацкая необоснованная улыбка. Какие ещё вещи?.. – отстранённо мелькнуло в сознании. Он даже не знает, где эти вещи находятся... не знает ни телефона, ни адреса. Ничего, что-нибудь придумаем. Пока что он выхватил телефон, хотел, было, позвонить Николаю, но вспомнил о времени и вернул аппарат обратно в карман. Ребята, наверное, за них беспокоятся...

Владимир пересёк по-утреннему тихий больничный сквер, замедлив шаг и невольно любуясь красотой поздне-осеннего утра. Ночью городские улицы прихватил первый робкий морозец, и выпал снег, слегка посеребривший грязь, ближе к утру обратившийся в холодную морось, но воздух дышал почти зимней свежестью. Владимиру всегда нравилась такая погода – ещё прощально-тёплая, но уже по-зимнему нарядная. Сейчас не верилось даже, что ещё накануне вечером он бежал, не разбирая дороги, по темноте и сырости, с одной только мыслью – скорее. И не было вокруг ни деревьев, ни скамеек, ни людей, ни «Газелек» «скорой помощи». Вообще ничего не было. Весь мир перестал существовать, осталась только эта бешеная гонка и слабеющая с каждой минутой пульсация вены под рукой, бешеный стук его собственного сердца, темнота и осенний дождь.

А теперь Таня в безопасности, и все по-другому. Владимир подошёл к припорошённому «Уралу», так и стоявшему рядышком с проходной больницы, словно ожидающий хозяина верный пёс.

— Ну здравствуй, друг. – Владимир усмехнулся, привычно оседлал «коня» и потянулся, с наслаждением разминая затёкшие мышцы – ему предстояли следующие полтора часа без особого движения. Дёрнули швы, но это было и неважно. Он, вообще, заметил, что в последнее время ему очень не хватает нормальной физической нагрузки. Несколько дней дома, раны, как следствие, – больница, и снова дома – все это повлияло самым, что ни на есть отрицательным образом не только на физическое состояние, но и на психику. Апофеозом вышла вчерашняя истерика по дороге от Котова. Владимир чувствовал: ещё немного бездействия, ещё чуть-чуть времени, в которое снова навалятся мысли и воспоминания – и он просто-напросто рехнётся.

Нет, надо ехать. В Волгоград. Или выходить на работу... На работу не допустят в таком состоянии. Значит – Волгоград. Или Приозерск – встретит Андрюху с Энди. Неважно. Главное – дорога и ночёвки на земле быстро выветрят из головы то, чего там быть не должно.

Так ведь не оставлять же новообретённую «семью» без защиты, когда гранаты в окна летают...

Ладно, не развалится.

Владимир едва не успел включить зажигание, как услышал голос.

— Вы не могли бы мне помочь?

Этого быть не могло. Но было. Тани тоже быть не могло, но она есть.

Владимир мысленно досчитал до трёх и поднял голову, встряхнув намокшими волосами.

— Разумеется. Что я могу для вас сделать?

Она смущённо улыбнулась, теребя кончик тяжёлой медовой косы.

— Видите ли... Моя сестра лежит в этой больнице. В кардиологии. – (Владимир невольно насторожился, услышав название отделения) – И... мне нужно купить цветы. Деньги есть. Вы не могли бы мне помочь?

— Запросто. – Владимир выдернул ключ. Он успел привыкнуть к этому и уже не удивлялся. – Идём.

Велеслава шла по левую руку, торопливо семенила, поспевая за быстрым шагом Владимира – как ни старался он идти медленнее, а все равно за ним трудно было угнаться – и обыкновенная пуховая куртка, перепоясанная широким ремнём, шла ей гораздо больше средневековой домотканой рубахи. Сапожки на каблуках громко цокали по мокрому асфальту, на котором таял первый снег. Они обогнули территорию больницы, свернули на Астрадамский проспект.

— Сюда, – позвала женщина. – Вот цветочный магазин.

Они поднялись по скользким ступеням и вошли. Внутри пахло водой и, конечно же, цветами. Владимир никогда не любил такое обилие цветов. Он вообще не любил срезанные цветы – ему казалось, будто он попал на кладбище.

Велеслава ловко набрала небольшой букет.

— Она любит красные тюльпаны. Отнесите на кассу, пожалуйста.

Таня тоже любит красные тюльпаны. Цветы ткнулись в руку, душистые и прохладные.

— Как зовут вашу сестру?

Женщина обернулась, глядя на него серьёзно и как-то неспокойно. Во всем её поведении неуловимо сквозила какая-то тревожная поспешность. Серые глаза обежали Владимира с головы до ног и обратно, наконец, остановившись на лице.

— А это важно?

— Неважно. – Владимир положил букет перед кассиршей, Велеслава отсчитала несколько купюр. Девушка пересчитала цветы.

— Упаковку будете брать?

— Да.

— Мы даже незнакомы, – зачем-то сказал Владимир, когда они вышли на улицу. Женщина прижимала к себе букет.

— Это неважно, – повторила она. – Вас знал мой сын. Вы в одном полку служили.

— Кто? – Отчего-то имя казалось Владимиру очень важным.

— Подержите цветы. – Алые тюльпаны вторично легли в руки – по-прежнему ароматные и прохладные. Владимир разглядел капельки воды на лепестках. Женщина стянула перчатки. – Давайте обратно.

Он протянул цветы – и руки вдруг соприкоснулись. Так бывает – не очень точно, небрежно рассчитанное движение. И почувствовал, как его ладонь обхватили неожиданно сильные, тёплые пальцы. Букет едва не шлёпнулся на асфальт – они машинально подхватили его вдвоём одновременно. Женщина подняла лицо. Взгляд у неё был отсутствующий. Голос прозвучал твёрдо и ясно.

— Ты совсем себя не бережёшь. Ты не должен умирать. Ты должен жить, слышишь? Твоё место здесь. Среди живых.

Владимир вздрогнул от неожиданности, рефлекторно потянул руку, но женщина не отпускала. Ему вдруг показалось, что глаза её как будто бы слегка светятся.

От руки вдруг ударила, прошила все тело, будто электрический разряд, горячая волна. Владимир невольно отступил на шаг, привычно стиснул зубы – раны будто взбесились, прожигая резкой болью.

— Ты должен жить.

Боль исчезла столь же внезапно, как и появилась. Пальцы разжались. Владимир невольно ухватился за перила лестницы, на которой они так и стояли, осторожно пытаясь снова вдохнуть. Цветы все-таки упали на мокрую плитку – ещё обманчиво-свежая, умирающая красота на уличной грязи.

Женщина нагнулась и быстро подхватила букет.

— Ну, прощайте.

Владимир обернулся, когда она торопливо сбежала по ступеням.

— Как зовут вашего сына? – крикнул он вдогонку. – Как его имя?

Женщина обернулась наполовину – теперь Владимир видел её в профиль, но лицо скрывал капюшон.

— Витя. Витя Мещеряков.

Владимир медленно развернулся, прислоняясь к перилам.

— Витька... Так он же погиб давно...

Стоп! Неужели...

— Постойте! – Он быстро сбежал по лестнице, прыгая через три ступеньки. – Ваша сестра... Как мне её найти?

Женщина остановилась, на этот раз не оборачиваясь, глядя себе под ноги. Владимир затормозил следом, не добежав до неё нескольких шагов. Он не мог сказать, что его остановило, но замер, ожидая ответа.

— Вы её не найдёте.

— Тогда... тогда кому цветы? Вы сказали, цветы для вашей сестры!

— Ей уже не нужно.

В глазах снова потемнело, шумный проспект исчез, уступая место знакомым серебристым звёздочкам, и он ухватился за прохладное стекло автобусной остановки, привычно пережидая приступ.

А когда Владимир пришёл в себя, женщины с тюльпанами рядом не было.

— Документы.

— Что? – Владимир заставил себя распрямиться.

Таня!..

— Документы, – лениво повторил милиционер. – Пьяный, что ли?

— Не-а, – машинально отозвался Владимир, помотав головой. – Контуженный...

Для кого же все-таки тюльпаны?.. С чего бы это – «уже не нужны»?

— Не хами. – Милиционер был молоденький и зелёный. – Паспорт давай.

— Да отвали ты! – Владимир, резко оттолкнув служителя порядка, опрометью кинулся назад, в больницу.

В палате было светло и прохладно, за приоткрытым окном лил дождь, и нервные сполохи молний озаряли лицо пациента – отрешённое и будто неживое; он сидел, уставившись на упругие струи и обхватив колени руками. Тихо пиликал кардиограф, выводил на экран ровные, сильные толчки. Пациент сдёрнул пульсометр, при этом отросшие медные пряди упали ему на лицо, но он и не подумал их убрать. Казалось, он целиком погружен в свои мысли.

Дверь распахнулась, впуская молодую медсестру. Она влетела бегом, но, увидев, что тревога ложная, резко остановилась посреди палаты.

— Владимир! – выдохнула девушка. – Нельзя же так пугать. Я думала, у вас сердце остановилось, пора реанимацию готовить. Вы зачем пульсометр сняли?

Мужчина даже не обернулся к ней. Казалось, он вообще ничего не замечал.

Медсестра вздохнула и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. Затем направилась к автомату за кофе, где уже стоял пожилой лысеющий мужчина в очках и мятом халате.

— Чего это ты, Лида, носишься? – добродушно поинтересовался он. – Все живы, надеюсь?

— Все, – отозвалась Лида и зевнула, прикрыв рот узкой ладошкой. – А вы сегодня дежурите, Владислав Яковлевич?

— Как видишь. – Владислав Яковлевич взял стаканчик и шагнул в сторону, освобождая Лиде автомат. – Вид у тебя испуганный.

Девушка скормила автомату мятую купюру и заказала двойной эспрессо.

— Селиванов пульсометр снял, – пожаловалась она, помедлив. – Я думала…

Но Владислав Яковлевич неожиданно засмеялся.

— Чего вы? – обиделась девушка.

— Молодая ты, Лида. – Он все ещё улыбался. – Что, первый раз пациенты хулиганят?

— Да я всего-то хотела сердечный ритм измерить… – обиженно пробурчала Лида.

— Ночью? Утром приду на обход – измерю. Займись лучше историями. А Селиванов… не обижайся на него. Он фронтовик. Знаешь, как он у нас оказался?

Лида помотала головой и отхлебнула горячий кофе.

— Он семью потерял. Вернулся из горячей точки – а у него жена была, беременная. Ну, он пока воевал, она и родила ему дочь. Приезжает – а они мёртвые лежат, обе. Застрелили их боевики.

— О-ох… – выдохнула Лида, нервно сглатывая. – А ожоги у него откуда?

— А там пожар начался. Его вытащили, говорят, так и нашли среди огня на полу, сидел, дочку мёртвую к себе прижимал, не замечал, что сам горит. С тех пор ни словечка от него не слыхать. Чудо, что вообще выжил. Ты с ним поласковей, хорошо? Ну, истории мне подготовь, не забудь. – Владислав Яковлевич отсалютовал медсестре стаканчиком с кофе и ушёл в свой кабинет.

Лида некоторое время стояла неподвижно, обхватив ладонями свой стакан. Затем вернулась в единственную палату, где так и не гасили свет.

— Владимир Александрович… – нерешительно позвала она, остановившись на пороге. Пациент по-прежнему не реагировал. Лида замялась. – Я… хотела спросить: вы какой кофе любите?

Взгляд зелёных глаз сделался осмысленным, в нём даже отразилось удивление. И впервые Лида услышала его голос – сильный, бархатный, и очень, очень тихий.

— Простите?..

— Кофе, – осмелела девушка. – Вам ведь не спится? Я вам кофе принесу. У нас автомат есть.

Он отвернулся к окну.

— В коридоре. Я видел.

— Ну, вот… – Лида осторожно шагнула в палату. – Вам, может… – Она осеклась и замолчала, сообразив, что её снова никто не слушает. Что ж, не вышло. Она развернулась, чтобы уйти, как вдруг в спину донеслось:

— Чёрный. Если вас не затруднит.

Девушка замерла, затем внезапно ощутила, как губы, против её воли, растягиваются в улыбке.

— Конечно.

Тук-тук... тук-тук...

Стучит...

Сознание возвращалось медленно, и будто нехотя. Где-то в окружающей темноте, далеко, неровно вспыхнул свет. Приглушенный, неяркий, белый... Что это?.. Вода?.. Какие-то звуки смутно пробивались в сознание, но тоже были далёкими и приглушенными. Точно, под водой. Как так можно – уснуть на воде и чуть не утонуть?..

Нужен воздух!

Таня рванулась, изо всех сил – наверх. К свету! Но тело почему-то не слушалось, руки не подчинялись. В какой-то момент ей показалось, будто удалось пошевелиться, но тут же сделалось ясно – иллюзия.

Так... успокоиться... Воздуха не хватало критически, а потому лучше не дёргаться – тогда вода сама вытолкнет на поверхность.

Да какая же это вода?.. Горькая...

Больно резало в груди.

Звуки приближались. Свет тоже.

— Снова!.. Задыхается. Дефибриллятор готовь. Быстро, чего копаешься!..