ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 22

    Первые сутки заключения воспринимались Настей как некое странное, диковатое, никогда ранее не испытанное, непродолжительное приключение. Ей казалось, что эта нелепая история вот вот прояснится, следователь поймёт, что она ни в чём не виновата, и её отпустят. Она даже придумывала слова, которые скажет в ответ на извинения, что, дескать, ничего, это ваша работа, еrrare humanum est и так далее.
На второй день, после того как она тщательно проанализировала допрос, Настя поняла что, во-первых, причиной ареста являлась не её притворная слепота( что это будет именно арест она уже не сомневалась), а тот факт, что по нелепому стечению обстоятельств, она оказалась причисленной к злейшим еретикам, с которыми АЕК вёл беспощадную борьбу; во-вторых,  не Кауфман втянул её в эту историю, а, наоборот, сам он оказался в водовороте событий, закрутившегося вокруг неё. В третьих, мотивации заинтересованных в её ослеплении  теперь очерчивались более определённо.  Настя осознала, что шумиха, поднятая в связи с провозглашением её знаменем движения осин, не забавное недоразумение, слегка щекочущее самолюбие и тщеславие, а чрезвычайно опасное, можно сказать, роковое обстоятельство и что если уж и существовало какое либо недоразумение в действиях АЕК, то оно относилось не к существу инкриминируемого дела, а было заложено в самом фундаменте системы, на котором пышным цветом произрастало это почтенное ведомство.
 Следует отдать Насте должное: всего сутки и один допрос потребовались ей, чтобы прозреть окончательно и понять, что волею некого причудливого поворота судьбы она оказалась между жерновами слепой и не рассуждающей машины для перемалывания тех, кто каким либо образом оказался причисленным к стану врагов и что рассчитывать на здравый смысл, справедливое, беспристрастное расследование,  и, упаси Господи, на простое человеческое сочувствие здесь не приходилось. "Что я могу противопоставить этой злобной высокоорганизованной серости, убеждённой в том, что все противоречия необходимо стирать в порошок? - думала Настя, сидя на койке и закрыв лицо руками. -  Знанием механизма этой системы  или опытом пребывания в подобных ситуациях, так же как и юридическим образованием я не обладаю, хотя последнее здесь поможет вряд ли.  Дважды два здесь будет столько, сколько скажет Коледа. Языки? В данной ситуации нет ничего бесполезнее этого!  Внешность? Очаровать можно отдельного мужчину, но Левиафана, в котором каждый из них лишь клеточка, не обольстишь, не говоря уже о том, что и вообще это гадко.  Мои познания в истории?  Как  Томмазо Кампанелла вырвался из лап инквизиции? Он сумел вытерпеть пытки, и у него нашёлся  покровитель, имеющий огромное влияние в стане его преследователей - глава католической церкви.  Значит, моя судьба зависит лишь от того, входит ли отчим в стан моих врагов и насколько влиятелен он среди них? Но ведь Кампанелла не ждал безучастно - он сам создал себе покровителя, потому что, несмотря на внешнее неприступное величие в каждом глубоко внутри сидит человек со всеми своими страхами и слабостями.  Человек обычно проявляет их, когда выходит из себя.  Что может заставить Коледу занервничать? Только мои собственные спокойствие, уверенность, твёрдость и интеллектуальное превосходство. Обладаю ли я последним?  Выяснится на следующем допросе."
 Настя почувствовала, что на неё смотрят в глазок, и подняла голову.
  Когда лязгнула дверь и женщина конвоир скомандовала "на выход", из камеры вышла не растерянная и благодушная девочка, а личность, настроенная на серьёзную и длительную борьбу.
Настя внимательно взглянула на конвоира: женщина лет тридцати, среднего роста и телосложения, не слишком привлекательная, но и недурна. Бледное лицо, как  и серые глаза, округлой формы, щёки словно у хомячка,  губы не накрашенные, по детски пухлые, поджатые, чтобы ненароком не улыбнуться; из под серой пилотки торчали чёрные коротко остриженные волосы.
"Лицом к  стене", - приказала женщина.
Насте показалось, что конвоир боялась и избегала её взгляда.
- Как вас зовут? - тихо спросила Настя, повернувшись.
- Вперёд марш! - скомандовала конвоир.
- Странное имя, - улыбнулась Настя и пошла по коридору.
Когда они вошли в кабинет, Коледа скользнул по Насте холодным взглядом,  указал на стул и уткнулся в бумаги, разложенные на столе. Он не углублялся в их смысл: негласная методика предписывала "слегка попарить подследственного до полной готовности."
Настя поняла этот ход и, не теряя времени на бесплодные терзания, внимательно изучала как самого следователя, так и окружающую обстановку.
У диванчика, расположенного вдоль стены, на столике Настя разглядела в рамочке на подставке фото мальчика лет семи, держащего за руку Коледу, облачённого в парадный мундир. Настя вспомнила, что такую форму она видела на работниках прокуратуры и что на прошлом допросе  рамочка с фото лежала изображением вниз.      
  За спиной у Коледы на стене висел портрет Клима Тимофеевича Демуры, рядом - изображение терракотовой армии.
- Вы знаете, - сказала Настя, -  Цинь Шихуанди всё таки добился столь им желаемого бессмертия.
- Что, что? - Коледа чуть приподнял голову и кинул недоумевающий взгляд на подследственную.
- Судя по вашим картинам, и сам он и его доблестные глиняные воины возродились в новом обличье.
Коледа рассматривал бумаги со скучающим видом в течение минуты, вдруг, нахмурившись, обернулся, посмотрел пристально на портреты и вернул лютый взгляд на девушку.
- Я вам очень советую, гражданка Плетнёва, впредь открывать рот, только для того, чтобы отвечать на мои вопросы. Лукавые, хитроумные аналогии и двусмысленные каверзы оставьте для своих почитателей - осин, которых, кстати сказать, вы очень долго не увидите.
- Приговорили к длительному заключению, не предъявив обвинения?- сказала Настя. - Никак не состряпать? Оснований маловато? Полагаете, я должна помочь? А я, пожалуй, помогать не буду.  Я требую звонок и адвоката.
Коледа с посеревшим лицом и ненавистью в глазах в упор посмотрел на подследственную.
- Подождите за дверью, - обратился он к конвоиру, и женщина вышла.
Коледа, не спуская взгляда с Анастасии, медленно тихим, дрожащим от злобы голосом сказал:
- Ты, тля профессорская, не выделывайся. Забудь про какие то там права. Здесь тебе не митинг осиновых ублюдков, совращающих народ от истинной веры.
- Веры в то, что осины мечтают уничтожить тополей и за это их надо сжечь на Чёрной горе? Хороша вера!
- Не кощунствуй.  Профессор Белкин пожалел тебя, осиновое отродье, впустил в свой дом, дал блестящее образование! - Коледа трясущимися пальцами прикурил сигарету. - С детства пять репетиторов - носителей языка! Не плохо!   Я своему ребёнку одного не мог нанять! В результате диплом с отличием, свободное владение пятью языками. Чем же ты ответила на великодушие Белкина? Устроила скандал на его презентации, оскорбила священные чувства тополей, снюхалась с подонками из осин и вместе с ними подрываешь величие империи. - Коледа задел сигаретой о край стола и сломал её пополам. Выхватив новую из пачки, он прикурил и с пол минуты молча лихорадочно делал затяжки. - А тут ещё и пособничество   осине Кауфману в убийстве ребёнка тополя! - неожиданно, словно бы вспомнив, произнёс Коледа и затушил окурок.
 - Собираетесь преследовать гениального хирурга за то, что он отказался меня ослепить.  А вам не страшно будет потом доверить свою печень одному из его учеников, которых у него видимо невидимо?  Вы слишком раздражительны, у вас желтизна в глазах, пройдите УЗИ и подумайте прежде чем трогать Кауфмана.
- Моя печень не твоя забота! - прошипел Коледа, достал из папки бланк протокола и взял ручку. - Фамилия, имя, отчество!
- Я представилась в первую нашу встречу, - ответила Настя.
-  Год рождения, место жительства, гражданство.
- Послушайте, уважаемый, я уже поняла, что вы звёзд с неба не хватаете, - сказала Настя, - но общаясь со мной, называйте меня на вы и забудьте ваши  унтерские замашки, иначе, боюсь, вашему сыну, который и так  не очень  вас уважает,  будет стыдно смотреть людям в глаза, потому что  папашу сначала вышибли из прокуратуры, а затем даже из этого незатейливого учреждения!
  Коледа резко встал,  оглянулся, прошипел сквозь зубы ругательство, подскочил к столику и перевернул рамку с фотографией. В два прыжка следователь оказался перед Настей, выхватил из под мышки пистолет и пальцами свободной руки вцепился  Насте в горло. Она пыталась освободиться, но рука Коледы, худая и жилистая, держала  крепко. Настя, задыхаясь, открыла рот и Коледа сунул в него дуло.
- Соси, тварь, пока это! - крикнул он.
Стул, потеряв равновесие, упал вместе с Настей. Пытаясь её поднять, Коледа невольно ослабил хватку.  Настя, на мгновение освободившись, впилась в руку следователя зубами - он взвыл от  боли и разразился ругательствами. В кабинет ворвалась конвоир с оружием на изготовку и, увидев лежавшую Настю и склонившегося над ней Коледу, застыла с побледневшим ликом. Коледа, пряча пистолет у себя за спиной  и тяжело дыша, сказал конвоиру:
- Задержанная на меня напала.  Подошьём к делу ещё и это.
- Он меня избивал и угрожал изнасиловать! - крикнула Настя. - Вы же сами видели!   
- Подследственную в карцер, - скомандовал Коледа. - Посидит двое суток, подумает о своём здоровье. А ты, Наталья, не трясись, всё под контролем, - бодро сказал он, взглянув на пляшущий в её руке пистолет. - Убери ствол от греха.
  Коледа не правильно оценил причину столь чувствительной реакции подчинённой, потому что не знал некоторых подробностей её детства и девичества. Наталья родилась и выросла в глухом шахтёрском посёлке. Отец, напившись, частенько избивал и насиловал жену при дочери.
Однажды в пьяном угаре он возжелал своего собственного ребёнка. Жена ударила насильника ухватом по затылку.  Отец скончался в больнице, а мать отправили в тюрьму. Наталья оказалась в приюте. Из за пожара случившегося в нём, частично пострадала картотека, и Наталье по выходу из детдома в личном деле написали: "Сирота с момента рождения. Была подкинута в учреждение."  В анкете на вопрос, почему она хочет работать в системе исполнения наказаний,  мрачная и замкнутая девица объяснила: "Чтобы видеть страдания подлых тварей."
  Противоречивые и одинаково острые чувства раздирали душу Натальи в то время как она вела Настю по коридорам в карцер. Вся боль, горечь обид и унижений всколыхнулись внутри этой скрытной и непримечательной женщины. Её затаённая  и уснувшая ненависть к мужчинам вспыхнула в одно мгновение с ошеломляющей силой. На миг ей даже показалось, что это ненавистный отец восстал из гроба, чтобы глумиться над ней, и лишь резкий окрик Коледы вернул её к реальности.
   Анастасия шла пошатываясь со смертельно бледным лицом и с блестящими от негодования глазами. Руки её заметно тряслись, плечи судорожно передёргивались. Она повернулась и сказала:
- Мне нужно в туалет.
Наталья кивнула и скомандовала "Вперёд".
   Когда они поравнялись с узкой закопчённой железной дверцей, конвоир приказала остановиться.
   Они зашли в туалет, и Наталья прикрыла дверь. Настя рухнула ей в ноги и разрыдалась и, как ни странно, суровый конвоир, не оттолкнула её и не призвала к порядку посредством свинцовой дубинки, а погладила заключённую ладонью по коротко остриженной голове.
- Дайте мне сделать звонок, - пролепетала Настя. - Этот садист теперь меня  живой не выпустит. Вы прекрасно это понимаете. Всего один звонок, умоляю!    Мне страшно.
Конвоир достала  мобильный и протянула девушке. Настя схватила телефон и дрожащими пальцами набрала номер.
- Привет! Это Настя, - лихорадочно заговорила она, услышав голос автоответчика. - Я арестована АЕК и нахожусь в заключении в его стенах. Обвинение не предъявляют, но настроены упечь надолго. Nota bene!  Следователь Коледа Кирилл Петрович отказывает мне в адвокате, пытался меня задушить, избивал и угрожал изнасилованием! Наталья, с телефона которой я звоню, была свидетелем...
   Конвоир выхватила трубку из рук Насти и,отключив, со злобой прошипела:
- Куда меня впутываешь? Какой я тебе свидетель?!  У тебя могущественный папуля, а у меня никогошеньки! Дашь вам поблажку, так вы сразу ноги на голову ставите!
Наталья сопроводила заключённую до двери  карцера.   Стражник в рыцарском шлеме открыл дверь и мягко подтолкнул заключённую внутрь. За спиной Насти лязгнули запоры, и она осталась в замкнутом полутёмном пространстве размером  два на три метра.
 Когда глаза привыкли к полумраку, Настя с чувством тревоги осмотрела весьма странное устройство пола, стен и потолка: они были выполнены из мелкой стальной решётки, образуя клетку,  которая находилась в некой узкой шахте.
" Это лифт что ли? - недоумевала девушка. - Что они ещё придумали?"
Наверху глухо загудело, клетка дёрнулась и, к ужасу заключённой, стала медленно подниматься.
- Что вы творите? - закричала Настя. - Сейчас же остановите!
 Гул наверху стих, клетка повисла на тросе метрах в двух от пола.
" Зачем? - Подумала Настя. - Что это значит?"
 Она сделала шаг,  пол покачнулся в направлении её движения, и она потеряв равновесие, схватилась за решётчатую стену. Простояв с минуту с учащённо бьющимся сердцем, она попробовала сделать шаг обратно, но пол уходил из под ног, создавая ощущение невесомости.  У Насти закружилась голова, пересохло во рту, сердце бешено колотилось.
- Опустите эту проклятую клетку! - крикнула Настя. - Мне плохо!
- Будете нарушать порядок - выключим свет! - донеслось из динамика, вмонтированного в стену шахты.
 Настя доползла до центра клетки и лежала на решётке пола. Любое, даже самое малейшее, движение вызывало перемещение центра тяжести и потерю равновесия, влекущие за собой новый сбой в работе вестибулярного аппарата: сердцебиение, головокружение и тошноту.
 Сдерживая рыдания, Настя обливалась слезами и кусала губы.
" Я ещё собиралась с ними бороться? - думала она. - Таких как я они ежедневно, не моргнув глазом, пачками обламывают."

Другие произведения автора:

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 26

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 28

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 24